Глава восемнадцатая
Слегка запыхавшийся от чрезмерного проявления доброты Шани Рик сидел на дне воронки и пытался перевести дух. Сверху на него глядели сотни людей, плотной стеной окруживших край ямы. Это очень напоминало зоопарк, в котором он побывал еще мальчишкой во время одной из остановок на Венере: там в глубокой яме с водой сидели какие-то гигантские рептилии, а публика с интересом взирала на них сверху.
Здесь, как и наверху, было очень тепло и влажно.
И вновь над храмом нависла тишина. Толпа Шани походила на хищника, затаившегося в засаде, злобного, терпеливого и выжидающего.
Жара стояла тяжелая, удушливая, как в субтропиках. В довершение к этому воздух в храме был неподвижный, затхлый и почему-то пропахший потом. Но к запаху пота примешивалась еще какая-то вонь, очень знакомая. Что это? Точно. Жирный, терпкий запах чернозема, обильно удобренного органикой. Этот запах совершенно не сочетался с марсианской природой, с разреженным сухим воздухом и каменистым грунтом. В естественных условиях на Марсе росли только кактусы да колючки, наподобие земного саксаула.
И вдруг всю эту вонь перебил новый запах…
Этот аромат убивал все грубые запахи, поднимался и парил над ними, — так скрипка вдруг нежно вступает на фоне низкой мелодии контрабасов и виолончелей, подчеркивая их грубость и неказистость. Сначала аромат был очень слабым, он просто щекотал нервы… Он сулил небесное блаженство, которое невозможно даже представить. И в этом предчувствии удовольствия не было ничего грубого, извращенного… Казалось, сами ангелы спустились на землю и обмахивают Рика своими крыльями, с которых, как искры бенгальского огня, разлетается благодать.
Алые занавеси на нишах висели неподвижно, никто оттуда не появлялся, и Рик продолжал сидеть на виду у публики в гордом одиночестве. Тишина в храме становилась все более напряженной и тревожной, она явно говорила, что все ждут чего-то особенного, чего-то жуткого и захватывающего. Рик со злостью сжал зубы и посмотрел наверх: все лица, как одно, выражали предвкушение. Марсиане на краю воронки смотрели не мигая, нервно и сглатывая накопившуюся во рту слюну: они ждали захватывающего развлечения. И Рик мог дать голову на отсечение, что они знали, чего ждут. Всем своим видом они давали понять, что предстоящее не является для них новинкой.
Время ползло медленно и вытягивало из Рика все жилы. Он сидел, не зная, что предпринять, и терялся в догадках. У него снова задергалась правая щека. Он встал и сделал круг по дну воронки, потом вернулся на середину и неторопливо, чтобы зрители решили, что он ничего не боится и вполне спокоен, достал пачку сигарет. После этого он так же не торопясь похлопал себя по карманам в поисках спичек, закурил и погасил спичку струей дыма.
Впечатление, которое он произвел этим на зрителей, превзошло все его ожидания. Дело в том, что на Марсе не росло ничего похожего на табак. Да такого и не могло быть в силу особенностей местных почв и климата. Курение на Марсе появилось вместе с землянами, как в свое время оно возникло в Европе вместе с первыми путешественниками, вернувшимися из Америки. Для городов, которые часто общались с землянами или «астро», оно уже стало привычным явлением, но здесь, на периферии, потрясло очевидцев. По краю воронки волной прокатилось оживление и толпа издала звук, соединяющий в себе удивление и страх.
Некоторые из марсиан зашлись в приступе кашля. Табачный дым поднимался во влажном воздухе и вызывал спазмы в непривычных к нему глотках. Некоторые из стоявших наверху даже покинули свои места, решив, видимо, что предстоящее зрелище не стоит таких мук. Заметив это, Рик криво ухмыльнулся и усилил свою импровизированную «газовую атаку». Сделал он это скорее из хулиганских побуждений, нежели преследуя какую-то определенную цель. Ему просто нравилось, что даже в положении узника он может насолить своим недругам.
Неожиданно по залу прокатилось громкое восклицание, выражавшее то ли удивление, то ли восторг, и все внимание снова обратилось в воронку, как на сцену завлекательного театра. Но к сигарете это уже не имело ни малейшего отношения.
Рик обернулся и увидел Майо. Девушка стояла совсем близко от него, очевидно, она только что вышла из-за одной из портьер. На ней, как и в момент их первой встречи, был зеленый рабочий комбинезон Компании. Только теперь он был изрядно потрепан. На лице засохли потеки крови и пота, смешанных с грязью. Она смотрела на Рика, и этот взгляд перевернул ему всю душу. Казалась, что ее душа пытается дотянуться до него через этот взгляд… и громко взывает к нему о помощи.
Губы Рика раскрылись в беззвучном крике. Сначала он остолбенел от этого зрелища, затем сделал робкий, неуверенный шаг в сторону девушки, затем еще один, а потом бросился к ней со всех ног. Он протянул к девушке забинтованные руки и почувствовал, как по его щекам покатились слезы. Неожиданно для самого себя он громко, по-детски, всхлипнул.
— Я люблю тебя, Рик, — нежно прошептала Майо и вдруг совершенно неожиданно скрылась за портьерой.
С неистовым криком «Майо!» Рик бросился за ней вслед, одним движением сорвал занавес, и его собственный крик ударил ему в лицо, отразившись от каменной стены. Ниша была пуста.
Он ожесточенно бил кулаками в каменную стену.
— Майо! — во всю силу легких кричал он.
Но в ответ он услышал оглушительный хохот, который грянул сверху и был похож на отрывистый лай стаи голодных гиен.
Рик вернулся на середину зала, присел на корточки и, рыча по-звериному, прищурясь, оглядел толпу. Но даже прищуренные веки не могли спрятать огонь безумия, блеснувший в его взоре. Так вот какого зрелища с таким нетерпением ждало это отродье! Так вот в каком спектакле ему, Рику, отведена главная роль!
А душа Рика продолжала стенать: «Майо! Майо! Как ты здесь оказалась? Куда ты делась? Почему спряталась от меня?»
Рик заметил, что края колодца начали двоиться и колебаться. Проклятая влажная жара отупляла разум, отяжеляла голову. А еще этот дурманящий аромат…
«Возьми себя в руки, Ричард Укхардт! — вдруг услышал он собственный голос. — Собери в кулак волю! Не поддавайся! Ты поддашься им и будешь выглядеть полным дураком! А ведь твоя тень должна накрыть Марс! Покажи им, каков настоящий правитель Марса!»
Рик стоял посреди воронки и раскачивался, как моряк на палубе, чтобы удержать равновесие. Но он этого даже не замечал. Его голова была свинцовой, мысли еле шевелились. — И вдруг, к своему великому удивлению, он обнаружил, что между пальцев все еще торчит дымящаяся сигарета. Когда он устремился к Майо или к ее фантому, он инстинктивно отбросил окурок, но тот, застряв в бинтах, так и остался у него в руке. Он не выпал, даже когда Рик бил кулаками по каменной стене. Рик вспомнил о «газовой атаке» и сделал глубокую затяжку". В этой атмосфере табак действовал как-то странно, хотя было непонятно: то ли он прочищал одурманенные мозги, то ли, наоборот, добавлял дурмана. Во всяком случае, он перебивал приторный аромат и, видимо, ослаблял его действие.
То ли краем глаза, то ли каким-то особым чувством Рик уловил новое движение на дне воронки. Он резко обернулся и увидел, что у второго занавеса стоит на цыпочках Кира, расправив свои перламутровые крылья. Ее огромные глаза сияли необыкновенным светом, а на губах играла очаровательная улыбка. В руках Кира держала пропавший Обруч Власти. Зрители-марсиане наверху издали тонкий пронзительный вой, как воют двигатели на предельном форсаже, но у марсиан это был обычный вопль ненависти. Этот вой отдался резонансом в грудной клетке у Рика, и защемило сердце. Внезапно Обруч Власти в руках Киры начал расти и превращаться в шар. Вот уже за ним не видно и самой Киры. Вот он уже больше ямы, в которой сидит Рик. Вот он стал размером с целую планету, с Марс. Нет, это и есть сам Марс!
И тут внезапно зазвучал громкий и торжественный голос Киры. Этот голос заглушал все остальные звуки, становился осязаемым и щекотал уши. Голос говорил:
— Я знаю пророчество. И ты знаешь это пророчество. И они знают это пророчество, — но боятся его. Марсу нужна жизнь. Новая жизнь! Твоя жизнь, Рик! Без нее он умрет. А ты — такой живой! Твоей жизни хватит на всех! Не бросай нашу планету на произвол судьбы!
Рик почти не понимал слов. У него вдруг участилось сердцебиение, и бьющая в виски кровь заглушила все звуки. Внезапно Кира, Майо и вообще весь мир начали тонуть в горячем потоке желания… желания Марса, Власти, Богатства… В одно мгновение Ричард Гунн Укхардт превратился из простого космолетчика в Императора Вселенной…
Рик разразился гомерическим хохотом. Он от всей души смеялся над марсианами, этими затюканными, недоразвитыми «марсиками». Он издевался над ними. Он придумывал для них все новые и новые обидные и унизительные прозвища. Он изрыгал в их адрес проклятия на языках трех миров. Он строил им рожи. Он делал такие жесты, за которые в любом кабаке ему бы не только разбили лицо, но и вырвали бы даже те конечности, которые в этом не участвовали. А кровь в висках выстукивала только одну фразу: «Марс умирает и ждет своего конкистадора!»
Рик протянул руку, чтобы схватить Обруч Власти и больше уже не выпускать. Но тот неожиданно проскользнул между пальцев и исчез. И Кира, улыбнувшись, исчезла за занавесом, как перед этим точно таким же образом исчезла Майо.
И снова, как и в предыдущий раз, Рик сорвал занавес, за которым не обнаружил ничего, кроме голой каменной стены. И снова, как и в предыдущий раз, он бил кулаками по голому камню и захлебывался в собственном крике. И опять зрители хохотали до колик, походя на стаю гиен, которая тявкает на окруженного волка, но боится к нему приблизиться.
Рик вернулся в центр воронки. Это напоминало какую-то забытую детскую игру: он водил и никак не мог заставить водить другого. Он не плакал и теперь уже не проклинал своих мучителей. Он глядел на «зрителей» пустыми глазами, их лица казались ему серыми бесцветными масками, у которых вместо глаз вставлены сверкающие алмазы, а оскаленные зубы инкрустированы перламутром. Рик смотрел на них и вдруг почувствовал страх.
Дурманящий аромат перебирал нежными пальчиками его нервы, как арфистка при исполнении адажио перебирает струны своего инструмента. По всему телу, как морской прибой, катились волны наслаждения. Под воздействием этого сладкого аромата даже страх превращался в неведомое доныне наслаждение. В Рике проснулись животные инстинкты. Но одним из них был инстинкт опасности, который так помог многим победить в смертельной борьбе за выживание. И этот инстинкт шептал на ухо Ри-ку: «Это всего лишь приманка… А за ней непременно стоит ловушка! Берегись!.. Не поддавайся на обман! Будь умнее!»—,
Рик вспомнил о сигарете и ее странном действии. Он попытался поднести ко рту окурок, но это никак не удавалось. В этот момент он друг понял, что стоит на четвереньках посреди воронки, и от такого открытия его объял ужас. Отчаянная затяжка дымом сигареты, которая продолжала тлеть в душном влажном воздухе, вызвала тошноту и головокружение, но благодаря этому он смог подняться на ноги.
Когда Рик встал, то увидел перед третьей портьерой обворожительную нагую девушку, волоокую вакханку с изумрудными глазами и бронзовыми густыми волосами, каскадом спадающими на белые плечи. Загадочная усмешка легким ветерком скользнула по ее алым, пухлым губам. Девушка приглашающим жестом откинула занавес третьей ниши. В глубине ниши он разглядел улицу Тридцати трех удовольствий. На улице был вечерний час, и горели фонари. Виднелись казавшиеся такими знакомыми двери, за которыми скрывались человеческое тепло и безопасность. Он услышал отголоски ссор и музыки, ему даже показалось, что он почувствовал слабый запах крепкого вина и пота. Это была улица, на которой он был, как и большинство ее клиентов, просто космическим бродягой с судьбой, похожей на сотни других судеб. Он тут же забыл о всяких пророчествах, о безжалостных и хитрых врагах, о своем великом предназначении. Он знал, что самое неприятное, что его здесь может ждать, так это похмелье, которое наступит только завтра утром. Это был такой заманчивый выход из всех передряг! Внутренний голос, который только что кричал об обмане и опасности, смолк.
«Иди туда и стань опять просто Риком, — заговорил другой, новый, таинственный голос. — Забудь ты этот Марс и Обруч Власти! Забудь женщину по имени Майо, которая, кроме опасностей и тревог, ничего тебе еще не дала. Напейся до чертиков и забудь обо всем! Зачем тебе все это надо? Все эти приключения, которые ничего, кроме опасностей и тревог, тебе не дали и не дадут? Главное — это собственное спасение, а все остальное может гореть синим пламенем! А спасение — вот оно, за этими дверями, на этой улице, в объятиях этой жрицы любви! Может, конечно, завтра и наступит похмелье, но ты же знаешь, как с ним бороться. Иди сюда!»
Девушка гордо и соблазнительно вскинула изящную головку и направилась к занавесу. Рик двинулся за ней, он умолял ее не торопиться и подождать его. Движения Рика были неуверенными, его качало из стороны в сторону, ноги подкашивались, он с трудом сдерживал безотчетное желание разрыдаться. Но девушка оглянулась, насмешливо тряхнула кудрями и скрылась в неверной тени ниши. Рик, собрав все силы, рванулся следом.
И снова он услышал взрыв лающего, напоминающего тявканье голодных гиен, смеха. Он хотел остановиться, но было уже поздно, и он опять со всего размаха врезался лбом в прочную каменную стену. И снова, как и в два предыдущих раза, все исчезло, как по мановению волшебной палочки. Во влажной духоте в мгновение ока растворились и девушка, и фонари, и сама улица. Перед глазами снова была пустая ниша, а в ушах — безудержный, отвратительный смех марсиан.
Рик рухнул на пол и больше не пытался подняться. Он сидел на полу и рыдал, широко раскрыв рот и пуская слюни, рыдал беспомощно и горько, как это умеют только грудные младенцы. Да и чувствовал-то он себя таким же беспомощным и слабым, как младенец.
И опять смех утих так же внезапно, как и начался. Марсиане застыли в ожидании нового акта.
Дурманящий волшебный аромат баюкал и успокаивал. Он ласкал, как могут ласкать только женские руки, руки матери. А в мозгу уже навязчиво рождался образ четвертой двери. Уж за нею-то Рик точно найдет покой и отдых. Именно за ней прекратятся все волнения и тревоги. Именно оттуда и исходит чарующий, манящий аромат. Рик почти физически чувствовал, как он отодвигает портьеру, как проползает внутрь и остается в обволакивающей темноте, в убаюкивающем покое и безмятежном одиночестве. Там он уснет и забудется… Медленно-медленно, как бывает только во сне, Рик начал ползти на четвереньках к четвертой нише. Зрители наверху замерли в гробовой тишине: следили за ним затаив дыхание, ожидая чего-то еще, очевидно, кульминации.
Но что-то пыталось растормошить вялое, засыпающее сознание Рика. Он попытался избавиться от этого навязчивого беспокойства, напоминавшего возню запутавшегося в волосах насекомого. Но оно продолжало его теребить. Зачем?.. Он теперь уже вовсе не хотел пробуждения. Он хотел забыться и отдохнуть. Собрав все остатки сил, он целеустремленно полз к заветной нише.
Рик не мог сказать, сколько времени у него на это ушло, но он все же добрался до заветной портьеры и непослушными руками отодвинул ее. Ему в лицо ударил ставший таким родным аромат и, как ни странно, очень сильный запах перегноя. Ему даже трудно было определить, какой из этих запахов здесь преобладал.
Наученный горьким опытом, Рик вытянул вперед руку, ожидая нащупать в очередной раз каменную стену. Но, как ни странно, там действительно был проход. Рик прополз за портьеру. Последнее, что он услышал, это неудержимый взрыв хохота у себя за спиной, теперь этот хохот можно было сравнить только с лаем своры собак, уже загнавшей зверя в тупик и ждущей прихода охотников, которые с ним безжалостно разделаются. За его спиной бесшумно опустилась алая портьера, она скрыла от него эти уродливые морды и приглушила гнусный смех.
Теперь ползти было совсем легко. Рик даже не полз, а просто скользил по наклонному тоннелю. Каждая его клеточка говорила, что вот еще чуть-чуть, и он найдет покой и забвение…
Сквозь усыпляющее, окутывающее мозг ватой облако начала пробиваться боль в пальцах. Сначала Рик пытался не обращать внимания на это, но раздражение с каждым мгновением усиливалось, превратилось в боль, которая врезалась в ладонь и обжигающим ручьем потекла в мозг. Подчиняясь, скорее, обычному рефлексу, чем сознанию, Рик поднял к глазам терзаемую болью руку. В нос ударила уже знакомая едкая вонь, но с примесью чего-то нового, и Рик увидел в темноте красное светящееся пятно.
Окурок совсем догорел, и огонь перекинулся на бинт. Рик стряхнул искрящуюся тряпку на пол и прижал руку к животу. Ноющая боль отчасти вернула его в реальность, в мозгу всплыли недавние события: его метания по дну воронки, сопровождаемые ужасными взрывами хохота марсиан. Эти воспоминания пробудили в Рике животные злобу и ярость, которые только помогли боли вернуть его к действительности, заставили, хоть и со скрипом, крутиться колесики его сознания.
Чем больше приходил он в себя, тем сильнее становился дурманящий аромат, который, как будто испугавшись потери, старался вернуть его обратно в мир грез и сновидений. И тут Рика охватил ужас оттого, что он наконец понял всю механику происходящего с ним! Этот сладкий запах — ни что иное, как наркотик, который снова и снова пытается овладеть его мозгом!
Рик все еще продолжал медленно соскальзывать вниз. Тоннель был узким, и к нему скорее подошло бы название «труба». Рик уперся ногами и спиной в противоположные стены этой трубы, и скольжение вниз прекратилось. Он вглядывался вниз, стараясь понять, куда влечет его этот наркотический аромат. Сначала его глаза не могли разглядеть ничего, кроме темноты. Но вот где-то далеко начали проявляться фосфоресцирующие пятна. В конце концов Рик разглядел целую клумбу цветов!
Это были бледные светящиеся цветы, нежные и прекрасные, кивающие своими головками, как будто их беспокоил утренний бриз. Они были головокружительно красивы, а их пьянящий аромат навязчиво звал к себе. Теперь, когда Рик приблизился к ним, они призывали его уже не только дурманящим ароматом.
— Иди к нам! — зазвучали в его мозгу их нежные голоса. — Иди быстрее к нам и усни среди нас! Испытай настоящее блаженство! Мы будем баюкать тебя и петь колыбельные.
— Кто вы? — спросил Рик, потратив всю силу воли, чтобы не спуститься к ним. — Откуда здесь появились?
— Нас здесь было много, очень много, когда этот мир переживал еще только свою юность,—
колокольчиком зазвучал в его голове ответ. — Мы росли в зеленых буйных джунглях, которые покрывали всю планету. Тогда МЫ правили Марсом. Мы владели этой планетой, когда марсиане еще только лазили по деревьям и ходили на четырех конечностях… Жители Валкиса нашли нас, нашли жалкую горстку отростков, чудом сохранившуюся около умирающего гейзера. Они полюбили нас. Они построили для нас этот храм и бережно ухаживают за нами. Мы обязаны им своей жизнью. Они так добры и ласковы к нам.
Цветы были очень красивы, их аромат вызывал блаженство, от них исходили только любовь и дружелюбие. Рик не удержался и съехал к ним поближе. Снова появилось приятное головокружение.
— А как я увидел Майо? Что, вообще, здесь происходит?
— Мы создаем изображения тех предметов, которые главенствуют в мозгу, которых ты больше всего желаешь, — колокольчиками зазвенел ответ.
У Рика в мозгу сверкнула догадка, но пропала, подавленная волей аромата, так до конца и не оформившись.
— Зачем вам все это нужно? — сонно поинтересовался Рик.
— Приди к нам и усни среди нас, — настаивали цветы. — Останься с нами. Мы дадим покой и забвение. Зачем тебе кто-то другой, зачем тревоги и опасности? Ты наверняка всем этим сыт по горло. Ты заслужил отдых и блаженство.
Усни… Обрети покой… Забвение-Запах перегноя стал явственнее, он заглушал все остальные, и тут даже не сознание, а какой-то звериный инстинкт подсказал Рику, чем удобрена почва, на которой растут эти чудесные волшебные цветы. Теперь он понял, как жители Валкиса ухаживают за ними.
Он отчаяно уперся спиной и ногами в стенки тоннеля, понимая, что надо остановиться, надо прекратить скольжение вниз! Теперь Рик боялся по-настоящему, но боялся уже не вслепую: он знал, какую смерть придумали для него эти варвары. Но, похоже, сознание опасности пришло к нему слишком поздно. Наркотик покорял его, торжествовал над ним: у Рика уже не было сил сопротивляться. Дурманящий аромат снова овладевал его разумом и подчинял себе его волю. И снова ему на помощь пришла обожженная рука: он задел ею за стенку тоннеля, и острая боль, как удар электрошокера, пронзила все его тело.
«…Ожог от сигареты… табак… — беспорядочно и отрывочно проскакивало в его воспаленном наркотиком мозгу. — Табак мне помог наверху… пусть немного, но помог… пусть самую малость… Табак ведь тоже наркотик. Он просто перебивает действие другого… Надо попробовать… Это последний шанс…»
Рик дрожащими руками нащупал пачку сигарет и вытащил их. Забинтованные руки были неуклюжими и непослушными. Пальцы словно набиты ватой. И тут случилось непоправимое: пачка выскользнула из рук и полетела вниз, прямо на клумбу. Раздался шлепок. Рик взглянул вниз и увидел сигареты на самой середине клумбы.
— Иди сюда, — снова заговорили цветы. — Приди к нам и усни. Наплюй на все! Здесь тебя ждет блаженство.
Но страх и отчаяние подействовали на сознание Рика не хуже чем боль. Стараясь сдерживать дыхание, он лихорадочно шарил по карманам, надеясь непонятно на что. Но и на этот раз удача его не оставила: он обнаружил в кармане две вывалившиеся из пачки и сломавшиеся сигареты. На этот раз Рик был очень осторожен; такого шанса два раза подряд не бывает. С не меньшей осторожностью Рик непослушными руками зажег спичку.
Как ныряльщик, вернувшийся с морского дна, он часто и глубоко дышал, не выпуская изо рта сигарету. Дым словно наждаком раздирал горло, появилась тошнота, но все это компенсировалось тем, что его сознание пробудилось. Пробудилось настолько, что он немедленно двинулся вверх по тоннелю.
Рик выбирался очень медленно, дюйм за дюймом, со всей силы вдавливая подошвы в стенку тоннеля, цепляясь больными пальцами за каждую неровность, ломая ногти. Мышцы его спины пытались повторить движения гусеницы, ползущей вверх по стволу к сочному и аппетитному зеленому листочку. У него было всего лишь два пути: выбраться наверх и спастись, либо погибнуть здесь, в душной темноте, на клумбе с цветами-хищниками.
Цветы начали сердиться. Они были голодны, а голод они привыкли утолять ценой чьей-то смерти. Цветы тоже собрали все свои силы и стали энергично выделять все новые и новые облака дурмана. Обломок сигареты быстро догорел. Со всей осторожностью, как и прежде, сдерживая дыхание, Рик взял в рот сразу два обломка и закурил. Табачный дым снова поборол дурман цветов. Через секунду Рик снова отчаянно карабкался вверх. Его усилия не пропали даром: совершенно неожиданно он оказался на горизонтальной поверхности, в нише у портьеры, там, откуда и началось его смертельно опасное падение.
Дрожа всем телом, совершенно ослабевший, он растянулся на полу воронки, собираясь с силами. Обломки сигарет догорели. Рик хлестал себя по щекам, бередил раны на ногах и руках. Он согласен был на любые страдания, лишь бы снова не поддаться дурману.
За портьерой царила тишина, раздавалось только слабое потрескивание огня. Немного отдышавшись и придя в себя, он осторожно выглянул из-за портьеры. Наверху воронки никого не было видно. Зрители, получив что хотели, покинули зал. Никто из них не помнил, чтобы какая-нибудь жертва возвратилась назад, скрывшись за четвертой портьерой. Тоннель свою добычу не отпускал. Старух, которые во время церемонии приглядывали за огнем, тоже не было видно, должно быть, они уже нежили свои кости где-нибудь у очагов и вспоминали те далекие годы, когда они звоном бубенцов заманивали горячих парней в сумрак своих спален, как цветы запахом только что заманивали Рика к себе на клумбу.
Собравшись с силами, Рик подполз к противоположной стене и начал ее изучать. Стена была сложена из больших каменных плит, которые, похоже, держались только собственным весом. Воронка, по всей видимости, была сложена в незапамятные времена, поэтому плиты местами перекосило и появились щели, достаточно большие, чтобы просунуть в них пальцы. Наркотические испарения не оказывали абсолютно никакого действия на зрителей наверху — значит, они были слишком тяжелы, чтобы подняться до края ямы. Главное — выбраться из воронки, пока дурманящий аромат снова не завладел сознанием и волей Рика.
Он закурил последний обломок сигареты и, кусая губы от натуги, начал карабкаться наверх. Он не мог сказать, сколько времени ушло на то, чтобы преодолеть эту стену. Ему показалось, что целое тысячелетие. Но вот и край воронки. Рик из последних сил перевалился через него и распластался, раскинув руки. Он лежал, не двигаясь, на спине и жадно ловил ртом казавшийся теперь чистым и прохладным воздух храма. Его всего трясло, но в голове ликующе звенело одно слово: «Победа!»
