Книга: Ад
Назад: 4
Дальше: 6

5

По тому, как споро народы двинулись на улицу из зала заседаний, можно было судить о том, что широким массам избирательные страсти явно напоминают всяческие аварии и катастрофы. Помещение быстро обезлюдело, лишь издали слышалось шарканье ног по ступеням, ведущим к выходу из мэрии. Дмитрий трусцой побежал едва ли не самым первым. А как же: хозяин митинг какой-то соорудил! Надо быть рядом, в центре и под рукой…
Озабоченная Лялька особо не спешила, потому я быстро догнал ее и пошел рядом, прижимая к перилам.
— Лариса, надо искать Беловода. Что-то происходит…
— Я понимаю, — затравленно взглянула она на меня и выругалась, — черт его побери!.. Принесло же «нашего» сюда! Я и на минутку оторваться не могу: потом он меня от работы оторвет.
Она взглянула на часы.
— Через два с половиной часа — эфир. Надо еще отсняться, текстовку написать, смонтироваться, озвучиться. Ч-ч-черт!.. — снова выругалась она. — А потом, если совершенно случайно, но в выгодном свете выставишь Паламаренка, еще и по шее получишь. Рабовладельческий строй какой-то! Средневековье!
Я чуть не забыл, что ее «хозяин» — Мирошник — поддерживал на этих выборах Пригожу. Да и сейчас меня это особо не интересовало, потому что события, с моей точки зрения, начинали бесконтрольно нагромождаться друг на друга, и я, не зная, за что хвататься, ощущал некоторую растерянность. И самое главное, от чего я пребывал в этом состоянии, так это от того, что ничем не мог помочь Ляльке. Ведь где искать Беловода, было абсолютно непонятно. Впрочем, можно было бы таки попробовать обложить Мельниченка. Так обложить, чтобы он разрешил сообщить номер этого… Лохова, кажется.
Вздохнув, я решил сделать именно так. Вот только Паламаренка дождусь, а там — гори оно все синим пламенем! Но поскольку время еще оставалось, то я вместе с Лялькой вышел на улицу. И правильно сделал. Поскольку вид не особо большой кучки людей немного успокоил мои разбереженные нервы тем, что журналистов здесь все-таки было маловато. Значительно меньше, чем на пресс-конференции. Большая часть их, очевидно, растворилась в кабинетах горисполкома, выясняя причины странных колебаний, произошедших как в окружающей среде, так и в поведении мэра. Значит, я ошибся и еще не всех моих коллег «повернуло» на политике. Это вдохновляло. Сам же я без особого вдохновения и напряжения надеялся узнать о последних событиях более подробно через полчаса и из первых уст. Поэтому я не особо суетился.
Суетился Дмитрий. Он снимал Пригожу и Мирошника с разных сторон: слева, справа, спереди, сзади. Только сверху не вышло. Из-за того, наверное, что деревьев с сучьями на площади не наблюдалось… Гурьба людей была отснята Бабием с близкого расстояния. Как я понял, этот операторский ход должен был вызвать в кадре ощущение многочисленности представителей народа.
В конце концов, мне осточертело пасти его глазами, и я переключился на Пригожу, которого в деле еще не видел.
Иван Валентинович был… Впрочем, почему — Валентинович? Отчество ему отнюдь не шло. Просто Иван. А еще лучше — Ваня. Иванушка. Поскольку было в этом молодом, красивом и солидно-полном мужчине что-то детское. Так и хотелось сложить пальцы рожками, ткнуть ими в его выпуклый живот и сказать: «Бу-у-у!» Правда, последующая реакция на эти действия была бы не прогнозируемая…
Как мне удалось выяснить за время пребывания в Гременце, Иван Пригожа плохо просчитывался как своими противниками, так и своими сторонниками. Ведь совсем немногие и из тех, и из других верили в то, что он выиграет судебный процесс, и город будет с нетерпением ожидать повторных выборов. Но вышло именно так. И я не выяснил лишь одного: была ли это личная заслуга самого Ивана, или результат определила слаженная работа его команды. Хотя, будем откровенны, команду тоже надо уметь подбирать.
Во всяком случае, в данное мгновение его маленькая команда — он сам и Мирошник — выглядела неплохо. Помощник кандидата со своими благородно-седыми волосами, резными, какими-то индейскими чертами лица и по-армейски подтянутой фигурой, удачно дополнял добродушный, даже домашний вид Пригожи. И говорил Иван спокойно, взвешенно, едва растягивая слова. Пылкость Паламаренка ему была чужда.
— Я не желаю никого критиковать. Я просто хочу подчеркнуть очевидные факты. Вчерашнее событие показало, что городская власть уже не руководит городом. В любое время любой горожанин может остаться без тепла, воды или газа так же, как вчера все мы остались без света. И если вы находитесь дома, если вам некуда спешить, то это, возможно, и не особо пугает. Но по-настоящему это испугает вас тогда, когда ваша мать внезапно ляжет на операционный стол. Когда ваша жена будет рожать. Или тогда, когда у вашего отца станет плохо с сердцем, а вы будете не в состоянии вызвать «скорую помощь»…
— Извините, Иван Валентинович, — вмешался Мирошник и энергично произнес, перебирая пальцами четки (сказывалась святая деятельность его жены): — Вы — человек деликатный и не можете даже словом обидеть явных лиходеев. А я не могу себя сдержать и поэтому должен возразить вам по поводу того, что власть не руководит городом. Руководит! И очень даже хорошо руководит! Но это руковождение, направленное на собственный карман, можно сравнить с рукоблудием. Почему город платит грабительские проценты банкам за предоставленные ими кредиты для выплаты пенсий и зарплат бюджетникам? Почему это делается именно в то время, когда город имеет огромные прибыли от деятельности разнообразнейших коммерческих структур? Можно привести лишь один пример, уважаемые. Городское, я подчеркиваю это, коммунальное предприятие «Юнакский рынок» должно, по самым скромным подсчетам, отсчитывать каждый день в бюджет около семидесяти тысяч гривень. Даже при средней пенсии в семьдесят гривень это означает, что каждый день — вы слышите: каждый день! — тысяча пенсионеров может получать свои деньги. Где они?..
Толпа, которая уже немного увеличилась, возмущенно загудела. Дмитрий даже язык изо рта выронил, снимая своего шефа.
— Виталий Владимирович, — поднял руку Пригожа, — нельзя без наличия точных цифр выдвигать такие обвинения. Это вам подтвердит и Григорий Артемович.
Только сейчас у краешка толпы я увидел бывшего майора. Он одобрительно кивнул головой, а у меня екнуло сердце, и я начал пробираться к нему.
— Однако, — продолжал Пригожа, — вы правы в том, что общее направление действий городской власти очевидно. Каждый из вас, — он широким жестом обвел толпу, — сам видит его. Видит на уровне своей повседневной жизни. Кто скажет мне, что стал жить лучше с того времени, когда к власти пришел Паламаренко?
— Так ведь ситуация в государстве… — начал было какой-то умник в первом ряду, но Пригожа оборвал его:
— Ситуация в государстве начинается тут, на самом низу. — Я краем глаза заметил, как он для чего-то ткнул пальцем на полированную отмостку площади. — Она зависит от нас с вами. От того, кого мы изберем лидером нашей городской общины.
— Иван Валентинович, Иван Валентинович, — заверещала тучная женщина, которую я как раз пробовал сдвинуть с места. Она на секунду повернула лицо ко мне, и я узнал бальзаковсковозрастную Неонилу Петровну. — Иван Валентинович, объясните хотя бы вы, почему все так вышло? Посмотрите вокруг: город же какой красивый! Просто райский уголок. Да и страна у нас тоже ничего. Была. Разломали все, разрушили, разграбили. Ну кому это все нужно было?! — даже застонала она.
Пригожа очень внимательно посмотрел на нее и по-плямкал своими детскими губами:
— Кому? Нечестным людям. Тем, кто хочет нажиться на нашей с вами слабости и доверчивости. И здесь не имеет значения, кто мы такие: рабочие, служащие или предприниматели. Например, моя фирма «Хрустальная Аркада» всегда хотела работать честно. Честно!.. Мы не хотели отсчитывать какую-то часть своей прибыли на взятки чиновникам. Мы хотели законно отдавать ее городу в виде налогов, только бы бюджет был полон и только бы город мог нормально развиваться! За это нас затравили всякими проверками, предупреждениями, и санкциями. В результате наши прибыли снизились, а Гременец недополучил значительную часть денег. И это лишь по нашей фирме, а сколько еще таких?..
— «Луч» в их числе? — выкрикнул я. Тема меня заинтересовала.
Пригожа хотел ответить быстро, но, увидев меня, моргнул и на минутку задумался. Узнал.
— Иван Валентинович, — послышалось с другой стороны, — разрешите мне разъяснить эту ситуацию. Все же я больше вашего в курсе дел.
Мельниченко, легко раздвинув слушателей и ребят с плакатами «Наш мэр — Пригожа!», взявшихся неизвестно откуда, встал рядом с кандидатом.
— С объединением «Луч» дело обстоит немного иначе. В свое время его руководство тоже хотело работать честно, но, очевидно, местная власть сломала этих ребят. Ведь проверки прекратились? — спросил он и сам же ответил: — Прекратились. Будто бы все нормально? Нормально. Но сейчас мы снова перепроверяем эту фирму на предмет добросовестности, а ее контакты в горсовете — на предмет коррумпированности. Результаты будут очень скоро. И они расставят все точки над «и» и покажут, как говорил бывший президент, «ху из кто»! Имею честь вам доложить, что вчера прокуратура опломбировала производственные помещения объединения «Луч» и арестовала его счета.
— Правильно, Григорий Артемович, — выкрикнул какой-то плюгавенький человечек в белой рубашке при галстуке, но с ужасно грязным воротником, — правильно! Надо всех их, воров, к стенке поставить. Как в тридцать седьмом году. Тогда будет мир, покой и порядок…
— Ты что, отец, — оскалился юноша, стоящий рядом, — совсем из ума выжил? Ведь так только на кладбищах порядок наводят. Просто надо в этой стране всех заставить законы выполнять. Сверху и донизу.
— Вас заставишь! — скривился мужичок. — Вот у тебя — рожа сытая, одежда справная. Потому что деньги есть. А откуда ты их взял в наши времена? Что, законы выполняешь? Не смеши.
— А ты моих денег не считай! Я работаю от рассвета и до полуночи…
— На площади стоя? — съехидничал человечек.
У юноши заиграли желваки. Молодица в белых джинсах дернула его за руку.
— Не трогай его, Валера. Не видишь, у него уже стариковский маразм начался.
— Что-о-о? У меня? Маразм? — вдруг заревел мужичок таким голосом, какого невозможно было представить в его чахлом теле.
— Тише вы! — зашикали со всех сторон. — Дайте умных людей послушать!
Умный человек Виталий Мирошник в это время разглагольствовал:
— Григорий Артемович абсолютно прав! Все вы смотрите передачи моей телекомпании «Рандеву». Да, это — коммерческое предприятие. Но мы несем правду людям. И за это руководство города готово, без преувеличения, нас сожрать. Нас, журналистов, которые в нормальном обществе являются четвертой властью. Властью обычного человека. Впрочем, это, наверное, закономерно, поскольку такое распределение властных обязанностей невыгодно мошенникам из высоких кабинетов…
Я сморщил нос. Журналист, однако, нашелся! Молчал бы лучше. Отыскав глазами в толпе Ляльку, я заметил, что она тоже недовольно повертела головой.
— Я хочу, чтобы вы поняли одно, — продолжал Мирошник. — Только такие честные предприниматели, как Иван Пригожа, прошедшие трудный путь становления и набившие множество шишек и синяков, на своем собственном опыте знают, как бороться с высокодолжностными мошенниками. Именно такие люди, как Иван Пригожа, во время галопирующей безработицы являются настоящими творцами рабочих мест…
— Тва-а-а-рцы! — послышалось сзади. — От слова «твари».
И на меня дохнул такой крепкий запах водочного перегара, что даже в носу засвербело.
— Ты откуда взялся? — отворачивая лицо в сторону, спросил я у Алексиевского.
— Закончил проведение симпозиума по хемингуэевской тематике «Старик не в море — прощай, оружие!», — оскалился тот. — Заскочил в редакцию, услышал про митинг и — сюда.
— А про землетрясение местного масштаба у вас в редакции ничего не было слышно?
— Землетрясение? — изумился Алексиевский. — То есть колебание земной поверхности?.. Н-нет… Шутишь? Я бы сразу такое почувствовал.
Я ироническим взглядом смерил его довольно пьяную фигуру:
— Ну-ну…
— Иван Валентинович, — выплескивались голоса из гула толпы, словно искры из лавового потока, — Иван Валентинович, мы только за вас голосовать будем!.. Хватит Паламаренку над людьми издеваться!.. Не дайте ему снова выборы завалить!.. Смотрите, что за тучи?.. Нахозяйничался старый мэр. Надо нового… И нового, и молодого… Откуда же дым этот?.. Наш-мер-При-го-жа! Наш-мер-При-го-жа!..
Пригожа царственным жестом поднял руку:
— Спасибо, дорогие мои согорожане. Ведь только при вашей поддержке, только объединившись мы сможем что-то изменить в этом городе. Только вместе мы можем сделать так, чтобы Гременец хорошел и цвел, чтобы в нем никогда не было ни больших бед, ни мелких неурядиц…
И замолк, неожиданно поняв, что притихшая толпа его не слушает. Взглянул туда, куда было направлено большинство лиц, и медленно опустил руку.
Над крышами ближайших домов по ослепительно-голубой поверхности неба ползла большая черная туча. Даже — несколько туч, непрозрачная и физически-ощутимая тяжесть которых, соединяясь по самому низу и зловеще контрастируя с белыми стенами зданий, испарялась поверху мертвенно-серой кисеей. Казалось, что не тучи поднимаются выше и выше, а именно эта кисея впитывает в себя черно-угольные клубы и набухает, набухает ими, распластываясь уже в полнеба. Солнце словно покрылось пылью, отчего и сам свет его стал каким-то коричневым, медленным, распавшимся внизу на бледные пятна поднятых вверх лиц.
— Автозавод горит, что ли? — хрипло бросил кто-то в пространство вопрос, даже не надеясь на ответ.
— Нет, — зашевелилось рядом, — автозавод левее. Это, кажется, на химии…
— Точно!.. На нефтеперерабатывающем…
— Доигрался мэр…
— Да разве он виноват?..
— Виноват, виноват! Запустил хозяйство: вчера одна авария, сегодня — другая. У хорошего хозяина так не бывает…
— Да закройтесь, глупые! Может, оно не того…
— Что не «того»?.. Горит же что-то.
— И хорошо горит!
— Но что?..
— А давайте у мэра спросим. Он же рядом.
— Да, да, а ну-ка давай сюда мэра!
— Ребята, пошли к нему! Пусть все объяснит.
Толпа угрожающе загудела. Пригожа, Мирошник и Мельниченко о чем-то встревоженно переговаривались. Повеял ветерок, и мне показалось, что в нем ощущается запах гари. Вернее, намек на запах. Толпа зашевелилась и медленно, стоного начала перемещаться в сторону выхода из горисполкома.
В это время стеклянные двери, в которых отражалось тусклое солнце, резко распахнулись, и из них выкатился разгоряченный, весь какой-то взлохмаченный Паламаренко. И толпа, как единое существо, дернулась к нему.
Меня сжало со всех сторон, чуть приподняло над землей и потащило сквозь духоту потных рубашек, поднятой пыли и табачного перегара. Выпрямляясь как можно сильнее, я до боли вывернул шею, поворачивая голову назад, и закричал:
— Лялька! Лялька!
Она услышала меня и неуклюже взмахнула рукой с зажатым в ней блокнотом, но вязкое течение массы человеческих тел неумолимо отделяло нас друг от друга. Мельниченко что-то коротко выкрикнул в сторону Пригожи и побежал в обход толпы. За ним и Дмитрий с камерой на плече. Его глаз не отрывался от видоискателя, и я удивился тому, как это он не спотыкается. Лялька тоже хотела поспешить за ними, но Мирошник схватил ее за руку и начал что-то объяснять.
Кто-то больно толкнул меня локтем в бок.
— Твою в Юпитера, в православных христиан города Питера, — выругался я и, расслабившись, решил пока особо не барахтаться.
А люд крутой дугой уже окружил низенькие ступеньки, на которых замер несколько растерянный Паламаренко. Я в первый раз видел Олега Сидоровича в таком состоянии, и при иных обстоятельствах это вызвало бы у меня ливень иронических ассоциаций. Но сейчас я чувствовал лишь какую-то испуганную озабоченность. Но, как оказалось, напрасно.
Толпа внезапно замерла метрах в двух от мэра, и только задние ряды еще тихонечко шевелились по инерции. Настала короткая пауза, а потом кто-то самый смелый неуверенно воскликнул:
— Олег Сидорович, объясните, пожалуйста, что это оно горит?
— Да, да, что случилось?
— Вы же, наверно, в курсе дел…
— Это опасно или нет?..
Голоса были взволнованные, обеспокоенные, но почтительные. Злость в них исчезла, словно ее и не было. Появились какие-то просительные нотки. «Уважает-таки наш народ власть», — подумал я. И это непобедимое уважение граничит где-то с трусостью. Которая, впрочем, в мгновенье ока может перейти в яростную злость, не знающую никаких преград. Ни физических, ни моральных. А все потому что суть уважения, испуга и злости одна — поддержка равновесия между личной волей и волей твоего контактера.
Удерживать равновесие Паламаренко умел неплохо. Черты его лица смягчились, и он развел руками, словно хотел обнять ими всю площадь.
— Тише, люди, тише! Спокойно. Все под контролем. На нефтеперерабатывающем заводе произошла авария. По предварительным данным человеческих жертв нет. О том, что там на самом деле случилось, я вам еще точно сказать не могу. Знаю только, что горят резервуары с нефтью. Сейчас я срочно выезжаю на химию. Будем разбираться. Но главное в том, — он повысил голос, — что люди не пострадали. Об этом я узнал в первую очередь. А сейчас извините, но мне надо ехать…
Он бросил обеспокоенный взгляд на заметно разросшиеся черные клубы дыма, сошел со ступенек и двинул сквозь размякшую толпу к своей «Таврии».
— Олег Сидорович, это не связано с вчерашним отключением света? — спрашивали его.
— Снова на бензин цены будут повышать?..
— А на автобусные билеты?..
— Сколько нефти в тех резервуарах?
Паламаренко на ходу коротко отвечал на вопросы. В основном в отрицательном смысле. А я дернулся в толпе, преодолевая ее упругое сопротивление, и попытался приблизиться к мэру. В конце концов это мне удалось.
— Олег Сидорович, а мне что делать?
Паламаренко бросил на меня рассеянный взгляд, на мгновение остановился и подергал себя за нос:
— Ты же видишь, Роман, что творится. Давай в другое время. Оставь в приемной свои координаты, я тебя потом сам разыщу.
Он уже схватился было за блестящую ручку дверцы «Таврии», отворяя их, когда я не удержался:
— Олег Сидорович, а как бы с вами поехать? Материал же можно сделать первейшей свежести и высочайшего сорта!
— И я, и я, — заголосил позади Алексиевский, который все время тащился за мной, словно пойманная рыба за леской.
Я ткнул его локтем в живот. Паламаренко бросил на нас задумчивый взгляд и махнул рукой:
— Садитесь сзади. Только быстро, быстро!..
Втискиваясь в красную «Таврию», я направил взгляд чуть выше человеческих голов к другому краю стоянки горисполкомовских автомобилей и успел заметить, как Лялька с Дмитрием садятся в белый микроавтобус-«форд» Мирошника. Черный «опель» Мельниченка уже выруливал на дорогу. Как я понял, у Паламаренка на всем протяжении пути к нефтеперерабатывающему заводу будет почетный — ну, очень почетный! — эскорт.
А черные облака жирного дыма понемногу пожирали небесную голубизну, всасывая в себя мутными полупрозрачными щупальцами яркое, но уже какое-то сжавшееся солнце.
Назад: 4
Дальше: 6