…Внезапный приступ отступил. Это произошло так же мгновенно, как началось. Приступ оставил после себя отвратительную тошноту, не сравнимую ни с каким похмельем, и зудящее покалывание во всем теле тысяч крошечных иголок. Герман даже не мог определить, сколько времени продолжался приступ — несколько мгновений или несколько минут?

— Что это?.. — он отер с лица обильно выступивший пот и тяжело откинулся на спинку сидения. В глазах плавала приборная панель, словно он видел ее сквозь воду, по которой катятся волны.

Герман ощутил во рту гадкий привкус чего-то настолько отвратительного, названия чему он даже не представлял. Но примерно через минуту он с удивлением обнаружил, что этот странный привкус исчез.

На Германа навалился тяжелый липкий ужас. Наверное, он испугался бы куда меньше, если бы увидел выползающего из темноты перед его машиной тоскливо воющего монстра. С этим он хотя бы мог как-то бороться — запустить мотор «BMW» и впарить газу, но…

«…догонит меня…»

Вот оно? Уже?! Началось?!

Герман попытался закурить, однако после первой же затяжки его едва снова не вырвало. Он хотел затушить сигарету в пепельнице и не смог; даже это потребовало стольких усилий, сколько он не был в состоянии себе позволить. Длинный окурок остался тлеть в своей будущей могиле.

Так что же все-таки случилось? Было ли это очным знакомством с его вирусом?

От испуга его дыхание производило судорожные свистящие звуки; грудь часто и резко вздымалась.

Почему так скоро? Не успело пройти и… Ах да! — он узнал о присутствии вируса в его организме всего два месяца назад, но мог быть инфицирован уже не один год. Полтора года, если быть точнее. Он просто не знал, вот и все.

«Вот именно, почему бы ни начать как раз сегодня? Чем этот день лучше или хуже тех, что были или будут? Может быть, для него сейчас самое подходящее время, а?»

Герман с большим усилием отрегулировал кресло, переведя то в лежачее положение, вынул из Большого «МАСТЕРА» спортивную куртку и попытался укутаться. Погода за бортом машины была довольно теплой, не смотря на ночь, но Германа била крупная дрожь. Он вытянулся на сидении и закрыл глаза.

Снаружи проникал шелест листвы сотен деревьев; он напоминал шум морского прибоя в ветреную погоду — не очень громкий, но мощный, словно таящий в себе какую-то таинственную, на время притихшую силу. Откуда-то из темной шуршащей травы в него вклинивался неровный стрекот кузнечика, как излишне торопливое гитарное соло в исполнении неопытного музыканта. Под капотом «BMW» лениво посвистывал ветер; время от времени пощелкивал уже почти остывший двигатель, трудившийся много часов подряд. В салоне машины Герман чувствовал себя, как космический путешественник в своем спецвездеходе, очень надежном и очень уютном (большой мотылек, сидевший на спинке соседнего кресла, только усиливал это чувство). Вокруг расстилалась таинственная ночь неизвестной планеты, и только здесь, внутри, можно было быть уверенным, что ты в безопасности. Постепенно с Германа сходило нервное и физическое напряжение. Он в безопасности. Теперь он в безопасности. Все прошло. ОНО — то непонятное, что случилось с ним недавно — уже закончилось. У него действительно был невероятно тяжелый день. Похоже, это был обычный физический срыв. Ничего больше. Это не обязательно должен быть проснувшийся вирус. Он просто воспринял случившееся в чересчур преувеличенном свете, под влиянием всей этой непривычной для него обстановки: он совершенно один, вокруг на многие километры его окружает почти что дикая природа, ночь… Конечно, все это могло запросто найти выход в виде таких проявлений.

Возможно, у него резко подскочило кровяное давление. Что он может знать о таких вот припадках? Толком — ничего. Тем более что он знает о вирусах? о ВИЧ? Конечно же, снова ничего. А что он знает вообще обо всем этом, чтобы начинать строить всяческие предположения, подобно знахарю-недоучке из глухой деревни, где верят в лепесток цветка Чудотворной Петрушки или в разгневанный Дух несправедливо рано зарезанного поросенка на прошлой неделе, черт возьми! Что он знает, чтобы лепить из притянутых за уши аргументов идиотскую версию, что его знание теперь каким-то образом провоцирует инициацию вируса? Он просто ведет себя как паникер: в соседнем доме кто-то выпустил газы, а ему уже слышится Гром Небесный!

Злость на себя помогла Герману почти целиком вернуться в нормальное состояние.

А теперь ему требуется хороший сон.

Герман снова почувствовал, как на него наваливается неимоверная усталость, на время отступившая перед страхом, вызванным приступом, но теперь она была уже готова как следует взяться за каждую клеточку его измученного тела.

Он потянулся, чтобы выключить лампочку салонного освещения и вдруг увидел свою руку. Конечно, он видел ее и раньше, но теперь он действительно ее рассмотрел.

Внутри у Германа будто что-то оборвалось.

Он медленно поднес к свету другую руку. Они обе тряслись от волнения; кончики пальцев трепетали, как лапки большого агонизирующего насекомого.

«Господи, я же тут один… совершенно один!»

Руки выглядели так, словно двадцать минут пробыли в горячей воде. Герман интуитивно понял, что совсем недавно они показались бы ему еще хуже, потому что сейчас они проходили — это было похоже, как если бы после трети часа пребывания в очень горячей ванне им дали некоторое время обсохнуть, и кожа успела восстановить почти что прежние гладкость и цвет. Герман не знал, как давно это творилось с его руками. Он лихорадочно пытался вспомнить, было ли в его руках что-то странное, когда он в последний раз подкуривал сигарету (ведь тогда руки долго находились перед глазами, достаточно долго, чтобы заметить такие серьезные изменения, несмотря на слабое освещение). И все же — видел ли он это хотя бы краем глаза, видел и просто не придал особого значения, приняв за какую-нибудь тень, но что-то такое, о чем можно было бы судить теперь? Потому что сейчас они проходили…

Память оказалась бессильной.

Не смотря на сильное утомление, Герман продолжал держать руки перед маленькой лампочкой внутреннего освещения, пока, наконец, не сообразил, что они стали нормальными. И начал проваливаться куда-то в другую реальность, где нет ни света, ни звуков, ни мыслей…

Он упал на спину, взмахнув рукой, но так и не попал по выключателю.

Его поглотил тяжелый бездонный сон, будто над головой с мягким хлопком сошлась густая болотная жижа.