Шуба, колпак и красный нос – этого вполне хватит, чтобы тебя приняли за Деда Мороза, Санта Клауса, Папашу Ноэля или любого другого придурка, взявшегося за хлопотное дело потешать детишек на радость их воспитателям. А вот и посох, и большой мешок с подарками, так что все в порядке. Пора, пора их раздавать. С каждым часом Новый год становится все ближе, а добрая половина человечества уже перевалила в следующий, двадцать второй век. Я принадлежу, наверное, к недоброй, раз застрял в двадцать первом…

В зеркале моя кривая улыбка облагорожена большой белой бородой, от которой несет пылью и свербит в носу. Кровать скрипит, пьяное бормотание и дрыганье ногами сменяется могучим храпом. Хозяин шубы и колпака, наверное, видит сны, в которых он скачет с детворой вокруг елки. Это мне стоило двух бутылок первача дедовской выгонки. Кстати, минут двадцать назад позвонил дед, скептически хмыкнул, увидев мой наряд, поздравил с наступающим, велел не суетиться и отключился.

Пора. Лифт, конечно, не работает. Редким по нынешним временам снегом занесло панели батарей на крышах, растаять он еще не успел, а батареи сели еще днем. Впрочем, ближе к полуночи городская управа обещала включить свет, несмотря на то что годовую норму выбрали еще в ноябре.

На центральных улицах светло как днем. Витрины магазинов ярко освещены. В праздники хозяева не жалеют горючего для генераторов, в такие дни и ночи торговля идет вовсю, ну а инспекторы тоже люди и в такие дни смотрят на нарушения сквозь пальцы, в которых зажаты кредитные карточки.

Я иду медленно, спокойно, патрульные провожают меня веселыми взглядами. Народу на улицах мало, все сидят сейчас в своих уютных жилищах в кругу семьи…

В прошлом году этот праздник я встречал у деда на заимке. Тошка прыгал со скамьи на большую медвежью шкуру, кувыркался на ней, чуть не сшибая елку, пытался дотянуться до высоко подвешенных стеклянных шаров, невесть откуда раздобытых дедом, а мы сидели за столом и нарезали тонкими ломтями дедовы мясные припасы. Объявись у нас тогда инспекторы контроля, за кабаньи окорока и копченых перепелов отвечать пришлось бы всерьез… Ну да плевать мы с дедом хотели на инспекторов: сынуля был доволен, а это главное.

Неприятности начались после Нового года. Вдруг объявились какие-то серьезные тетки и сказали, что Комиссия по образованию снизила возрастной ценз, и теперь тестировать деток малых на профпригодность будут не с шести, а с четырех лет. Тошке уже скоро пять… Еще говорили что-то насчет нового распределения обучающих ресурсов, а потом вручили повестку и велели не опаздывать.

Да, лучше не опаздывать… Вот когда мне было шесть лет, родители на две недели позже вернулись с путины, а бабка, старая, выжившая из ума прога сидела с утра до вечера в Сети и совершенно выпала из времени и только иногда впадала обратно, чтобы покормить меня. На родителей тогда сильно нажали, намекали, что Реестр хоть и велик, да квоты не бездонны, и пусть у меня хорошие данные, но все приличные места по нашему региону уже выбраны, надо было раньше суетиться… Намек родители поняли, но взятку сунули как-то коряво, попались и в итоге оказались на принудработах, а меня отдали на воспитание в семью баптистов-переселенцев. Много лет спустя меня нашел дед, о котором я ничего не знал. И не мудрено: он сбежал от бабки, когда мне и года не было…

В тест-холле Комиссии Тошке понравилось. Там все сверкало, переливалось, на стенах бегали, прыгали и кривлялись персонажи из детских комиксов, большие диваны и маленькие пуфики окружали пальмы – почти как настоящие. Да-а, денег у них хватает…

Нас проводили в лабораторию, меня усадили в глубокое кресло, а Тошке велели подышать в разноцветные трубочки. Он послушно дул в них, потом пересел за стол с мониторами и стал тыкать пальцем в разложенные перед ним предметы, следуя указаниям строгой толстой женщины в белом халате. Она говорила с сильным акцентом. Наверное, американка… А в это время чин в форме старшего инспектора устало жаловался мне на то, как некоторые безответственные родители накачивают своих детей перед тестами церебростимуляторами, надеясь, что интеллектуальный допинг поможет их чадам попасть в более высокие разряды Реестра профессий. «Но вы, – сказал он мне немного погодя, – сознательный родитель, у вашего сына все чисто, а показатели весьма неплохи. И даже более чем неплохи», – добавил он, глянув в планшет, который держал в руке.

Толстая женщина ласково погладила Тошку по голове, улыбнулась мне, сверкнув неестественно белыми зубами, и ушла.

Я работал тогда на небольшом предприятии по переработке рыбной муки в кормовые добавки. Хотя и был в свое время неплохим специалистом по спутниковым антеннам. Но где-то очень далеко серьезные дяди решили, что в наших краях следует развивать туризм. Выкупили у хозяина заводик и прикрыли его. Полгода я сидел без работы. Потом наехали какие-то шустрые индусы, вырубили затопленный лес у побережья и принялись строить отели. Я устроился электриком в большой офис, который вырос у старого порта, как гриб в сырую погоду. Платили хорошо, я стал доплачивать соседке, чтобы она не только кормила и присматривала за Тошкой, но и водила гулять. У меня накопились на счету вполне приличная сумма, и я собрался завести свое дельце. Но все пошло наперекосяк…

В конце августа меня вызвали в Комиссию по образованию и стали выпытывать, какие у меня соображения относительно будущего моего ребенка. Ну, я им прямо сказал, что в жизни ни разу не пользовался дотациями, зарабатываю неплохо и через пару лет устрою его в частную школу. На это мне принялись долго и терпеливо втолковывать, что сейчас идет пересмотр Реестра, вычеркнуты одни профессии, добавлены другие и что не все частные школы получат лицензию на новые обучающие технологии. «А образовательные ресурсы, – назидательно говорил мне суровый юноша, – не беспредельны». «Это вы насчет того, – спросил я, – что дети глупеют от загрязнения воздуха и воды, что ли?» Юноша очень испугался, замахал руками и заявил, что такие зловредные слухи должны пресекаться самым суровым образом, поскольку все Объединенные Комиссии тщательно следят за здоровьем подрастающего поколения.

Дальше – больше. Он добавил как бы невзначай, что мой сын показал весьма неплохие результаты, и поэтому его воспитание не может быть лишь моей обязанностью. «Комиссия по образованию, – торжественно сказал он, – берет на себя дальнейшие заботы по его профориентации». «Какой ориентации», – тупо спросил я, не понимая, к чему он ведет. И тут в кабинете объявился еще один инспектор, пожал мне руку и поздравил с тем, что мой сын попал в высшие разряды Реестра. А это означает весьма высокий шанс получить специальность управляющего, а то и топ-менеджера. Перед мальчиком открывается возможность работы в техноцентрах, а со временем, кто знает, он может вернуться сюда в качестве Полномочного Представителя…

Мелкий снег таял в воздухе, идти по скользким плитам было тяжело, да еще мешок за плечами тянул назад. На машине, конечно, было бы удобнее, но меня бы тогда останавливали на каждом перекрестке. Через мост я перебрался в компании с веселыми японцами, которых в наших краях становилось все больше и больше. Ну, куда им деться, бедолагам, если половина их островов под воду ушла! Это они сейчас так веселятся, а лет десять назад ходили как прибитые… За мостом японцы рассосались по своим якиториям жрать сырую рыбу, а я направился к светлому пятиэтажному зданию, которое виднелось в конце проспекта.

Снег перестал таять. Неужто кончилось потепление и реки снова встанут? Это мне сейчас ни к чему!

У ворот я улыбнулся в глазок наблюдения, спел частушку про горбатого Деда Мороза и залепил глазок грязным снежком. Ворота распахнулись, и вышел удивленный охранник. На его вопрос, к кому это пожаловал Дед Мороз, я без лишних слов приветственно взмахнул посохом и опустил тяжелую дубинку прямо ему на голову. Ну ничего, скоро очухается.

Подниматься по лестницам в толстой жаркой шубе с мешком было нелегко. Лифт здесь, конечно, работает, но ключи от него, наверное, у охранника, а пошарить в его карманах я сразу не сообразил.

На третьем этаже, там, где спальни, вдруг распахнулась дверь дежурки и появилась воспитательница. В полумраке она все же разглядела мое одеяние и сердито сказала, что я спьяну все перепутал и школа для недоразвитых вовсе не здесь, а сейчас я должен исчезнуть со своими подарками, пока она не позвала охрану. Пришлось оглушить ее мешком.

Я человек мирный и чту законы. Но Боже упаси кому-либо встать между мной и моим ребенком. Чужой хлеб и с медом горек – это я навсегда запомнил.

Стало быть, в сентябре Тошку забрали в Центр профориентации. Поначалу я воспринял это нормально. Мало у кого ребенок обучался в Центре. Большие надежды, радужные перспективы… Навещал его каждый день, в родительские часы. Я там все облазил, обнюхал. Да, со школой не сравнить, даже частной. Здесь и техника новая, и еда качественная, а каждому ребенку по комнате полагается – ну, вообще, прямо как большим начальникам. С детишками и не занимались даже, только играли с ними, кормили. Им вроде нравилось, только когда я уходил, у Тошки глаза наливались слезами, но тут же набегали воспитательницы, тормошили, совали игрушки, развлекали-отвлекали…

И все бы хорошо, да через два месяца мне заявили, что детей скоро переведут в другой Центр, а вот куда, пока еще неизвестно. Может, в Европу, а может, и в Америку. Вот приедут эмиссары Комиссии, проведут последние тесты и тогда примут окончательное решение. Я начал было шуметь, но меня быстро поставили на место, пригрозив лишить права общения. Ну, тогда я стерпел. Стиснул зубы и принялся ходить по инстанциям, но везде мне вежливо объясняли: инвестиции в профориентацию настолько велики, что родители просто не могут покрыть страховку рисков. В управлении статистики я потребовал, чтобы мне сообщили сумму страховки. Немолодая китаянка тут же развернула ко мне монитор и показала цифры. М-да, с моими грошами лет двести надо работать и копить… «И что же, много найдется родителей, у которых такие денежки водятся», – спросил я. «Есть такие родители, – сочувственно ответила китаянка. – И если Комиссия сочтет целесообразным, то перспективного ребенка отдадут именно в такую семью на шестилетнее или двенадцатилетнее воспитание». А потом она полушепотом добавила: мне же лучше, если мой сын выбьется в элиту, а в таких семейках, которые могут покрыть страховку, связи и деньги решают все.

Вот тогда и я решился…

Дед Тарас, выслушав меня, обложил по-черному и Объединенные Комиссии, и всех, кто решает за нас, где что сеять, а где что жать, и велел перебираться к нему. Зиму пересидим, а потом уйдем на север, поближе к вольным городам-резервациям. Там и жизнь проще, и контролеров меньше. А что касается инспекторов, так они к нему на заимку не наведываются, а ежели кто нынче сунется без спроса, то найдется чем встретить. С этими словами он полез в подпол и, перемежая кряхтение крепкими матюгами, вытащил завернутый в промасленную мешковину ручной пулемет и цинку с патронами.

Дверь в спальню открылась без скрипа. Тошка спал, сбросив одеяло. Я достал из мешка приготовленную одежду и принялся одевать его спящего. Вскоре он проснулся, увидел меня в слабом свете ночника и радостно засмеялся. А когда я стянул с себя красный шарик носа и нацепил на него, то он и вовсе зашелся смехом. Я прижал палец к губам и быстро напялил на него шубку и меховую шапочку.

Охранник у ворот еще не пришел в себя. Тошка спросил, почему этот дядя заснул здесь, а я ответил, что дядя сильно устал. Водки напился, неожиданно заключил Тошка.

Свернув в переулок, мы оказались в неосвещенном квартале. Здесь лишь в редких окнах горели свечи. Мешок стал немного легче, в нем осталась лишь канистра с топливом. В мутном небе висел тусклый фонарик луны, а потом снег пошел гуще, перестал таять, и все вокруг побелело. Вот и веку конец, подумал я и, наверно, вслух повторил эту тоскливую мысль. «Да ты чего, папка, – дернул меня за рукав Тошка, – какой же это конец, наоборот, двадцать второй век только начинается!» Я увидел его веселые, все понимающие глаза и вдруг успокоился. Пока он со мной, а значит, еще не все потеряно…

Тут и уличное освещение включили, управа все-таки держала слово.

Так мы и шли: я, одетый Дедом Морозом, мой сынишка, наряженный маленьким Новым Годом, а когда добрались до сарая на берегу давно уже не замерзающей реки, в котором была припрятана старая моторка, над городом ярко вспыхнули фейерверки, возвещая полночь…