ГЛАВА 2
ПАСТУХ И ЕГО КИБЕРСТАДО
«Вчера видел странный сон: я у границ Шамбалы. С высоты птичьего полета отчетливо видны дикие мускатные рощи, фисташковые леса, где нашли себе приют быстроногие олени, и необъятный луг, перерезанный извилистой лентой реки. А дальше, слепя радугой, шумят голубоватые водопады, и белые лотосы в заросших прудах счастливо трепещут под ветром, и капли, вспыхивая звездой, перекатываются в чашах восковых совершенных листьев. Прямо из вод, где быстро снуют пестрые рыбы, и стрекозы, распластав слюдяные крылья, дремлют на всплывших с рассветом кувшинках, поднимаются изъеденные веками ступени. Бесконечная лестница с драконами вместо перил ведет в гору, теряясь в зарослях буйно цветущей чампы».
Документ 2 (из дневника оберштурмфюрера Эрнста Шеффера)
Заявлять в полицию о неудавшемся покушении Платон не стал. Очухавшись в богатом буфете гостиницы «Бронзовый Будда» и оставив вещи в пропахшем карбофосом номере, он отправился в столь негостеприимно встретивший его город. Первым делом Рассольников посетил фирму «Турист Суперсервис» и нанял киберкоманду во главе с погонщиком. Официально ее называли так: «Группа безработных шерпов, желающих заработать».
Богатый глупый «саиб» пришел, чтобы растрясти свою мошну. В этом благородном деле ему охотно помогут аборигены. Даже если они всего лишь андроиды, загримированные под хрестоматийных шерпов – проводников и носильщиков любой гималайской или тибетской экспедиции двадцатого века. Эта очевидная мысль читалась на лице клерка, который оформлял документы.
Хорошо, что Рассольников заранее – еще из дома – связался с фирмой и зарезервировал для себя киберкоманду. Почему-то именно сегодня такие группы оказались нарасхват, хоть цены на услуги шерпов росли изо дня в день. Того гляди, разберут всех до единого, даже заведомых инвалидов с «кладбища роботов». Заказ Платон делал, назвавшись Ибрагимом Мочалкиным. Это же имя он назвал и сейчас – не стоит лишний раз «светиться», даже если кто-то уже знает о его приезде. Иначе узнают все.
Погонщиком киберстада, как утверждал рекламный проспект, является подлинный шерп. Когда археологу представили его, Платон немало удивился. Шерп со странным именем Гальперин оказался похож на одесского парикмахера, вечно опаздывающего, извиняющегося, обремененного дюжиной детей и прочих домочадцев. Вид у него был совсем не спортивный – низкорослый, полноватый, с бледной, прыщеватой кожей. Правда, он быстро двигался, часто-часто перебирая короткими ножками. «Таким в высокогорье делать нечего», – подумал Рассольников, но другого погонщика в фирме не было. Пришлось смириться и оставаться оптимистом.
Шерпы-андроиды были исполнительны, но не способны на мало-мальскую инициативу. Когда караван попадал в передрягу, погонщик Гальперин выбивался из сил, управляя кибернетическим «стадом». Даже самая обширная и тщательно отработанная программа не могла предусмотреть все. Стихийные бедствия, например.
Основной тягловой силой экспедиции были кибер-лошадки. Порядок проведения научных экспедиций жестко определен – внешне они не должны отличаться от аналогичных мероприятий «золотого века». Эта игра в бирюльки бесила Платона, но таковы правила. Не нравится – копай на другой планете. И потому ему пришлось купить небольшой табун покрытых густой шерстью низкорослых механизмов с печальными лошадиными глазами.
Итак, Платон шел по следам Шеффера, немецкого ученого, который самоотверженно трудился на благо Третьего Рейха. Оберштурмфюрер СС в тридцатых годах двадцатого века организовал две экспедиции на Тибет, где искал легендарную Шамбалу. И археолог намеревался пройти по обоим маршрутам Шеффера, исследовав каждый камень, каждую тропочку, каждую пещеру и откос.
Тысячи микроскопических киберищеек перетряхивали грунт и просвечивали любую встреченную ими песчинку. Били микрошурфы в каждом подозрительном месте. Миллионы шурфов диаметром в пару молекул. Киберищейки, словно настоящие служебные собаки, понюхали «вещицу», которая принадлежала исчезнувшему человеку, беззвучно тявкнули и взяли след. Эти неутомимые «псы» искали ДНК человека по имени Эрнст Шеффер. Ведь чудо из чудес свершилось: блистательный черный архивист Олдувай нашел многократно перекопированные записи о его смерти и захоронении.
Платону удалось раздобыть окаменелый кусочек мертвого тела и снять генетический слепок. Но сначала под видом ремонта дренажной системы ему пришлось тайком вести раскопки на старинном немецком кладбище. Древние захоронения давно ушли под землю – сверху лежал слой гробов, накопившихся за следующие пять веков. Гробов, в которые по тогдашней удивительной моде клали не умершего человека, а его специально выращенного для похорон клона. Мертвецов, если позволяли средства, погружали в консервирующий раствор и хранили веками – в надежде, что потомки захотят и сумеют их оживить. Но кому нужны изъеденные болезнями и пороками предки, когда и своих забот полон рот?
«Бредовая идея, – сказали бы ученые „золотого века“ о затее Рассольникова. – Слишком много времени прошло, все истлело вчистую». Но в мире ничто не исчезает бесследно. Умершие живут, писал классик. Планета Земля – огромная помойка, куда сотни поколений сваливали отходы своей жизнедеятельности, включая собственные тела. Слой нарастал за слоем. Стоит только поискать как следует… Достаточно нескольких молекул, чтобы получить генетический слепок любого существа, когда-то жившего на свете. Современная техника может все. Или почти все…
В ту угольно-черную ночь Рассольников чувствовал себя средневековым хирургом, который разрывает свежую могилу, чтобы добыть труп для исследований. В любую минуту тебя могут застукать, и тогда в прямая дорога в инквизицию, а далее – на костер. Археолога, конечно, не сожгли бы, но зато оштрафовали на полную катушку.
В гранитном склепе ничего не было: ни гроба, ни тем более трупа. Экспресс-анализатор показал окаменевшие натеки органического вещества на гранитном полу. Там имелось человеческое ДНК с подходящей датировкой. Платон сделал соскоб.
Теперь надо было закрыть склеп, осторожно загрузить наверх ветхие гробы, перемежая их тонкими слоями земли, и тщательно уничтожить свои следы. А дренажные работы будут продолжаться до завтрашнего вечера. Ведь андроиды-землекопы действительно принадлежат муниципалитету и занимаются своей обычной работой. Просто археолог с помощью Колобка их незаметно перепрограммировал.
Часть следов Шеффера наверняка была уничтожена при прокладке автомобильной магистрали «Катманду-Лхаса» и других транстибетских шоссе еще тысячу лет назад. Тут уж ничего не попишешь. По счастью, эти старинные дороги на многих участках разрушены неумолимым временем и с каждым годом все больше напоминают горные тропы. Обломки старинного асфальта на обочинах выглядят столь же экзотично, как вырубленные из песчаника блоки или глиняные кирпичи.
Караван Рассольникова вряд ли шел намного быстрее, чем караван Шеффера. «Спешка хороша только при ловле блох», – любили повторять древние. Их мудрость поражает. Но зачастую считанные минуты и даже секунды спасали Платону жизнь. «Поспешай не торопясь» – еще одно послание из глубины веков. Рассольникову эта идея нравилась больше. И сейчас он старался не суетиться, не делать лишних движений, не возвращаться назад для перепроверок, но и ни в коем разе не пропустить ничего важного, да и просто интересного.
На пути каравана встретился дзонг – буддийский монастырь – под многозначительным названием «Всепоглощающий свет». Когда-то здесь побывал Шеффер, и Платон был обязан проверить, не устраивал ли обер-штурмфюрер в дзонге тайник. К тому же небо затянули густые сизые тучи – ночью может повалить снег или разразиться гроза.
Внешним видом монастырь слегка напоминал Красный дворец в Потале – резиденции далай-ламы. Никаких архитектурных излишеств: толстые каменные или глинобитные стены с окнами-бойницами. Все свои ценности монахи прячут внутри. Так что снаружи любоваться нечем – это вам не золоченые ступы Рангуна или многоэтажные китайские пагоды с разлапистыми черепичными крышами.
Археолог попал как раз на церемонию приношения жертвы вселенной. Кроме бритоголовых монахов у входа в приземистый храм толпились многочисленные туристы и паломники со всех концов Старой Земли. Щелкали зеркальные камеры давно исчезнувших фирм «Никон» и «Пентакс», стрекотали миниатюрные видеокамеры покойной корпорации «Сони», хрустели на зубах чипсы и лопались пузыри жевательных резинок – «золотой» век повторялся снова и снова. Взрослые и дети неустанно воспроизводили его своими поступками, одеждой и техникой – на людях и в гордом одиночестве, с пользой для дела и без малейшего смысла.
Платон не смог удержаться и остался посмотреть действо, хотя надо было позаботиться о ночлеге. Шустрый его помощник, шерп Гальперин обещал все организовать в лучшем виде и умчался, сверкая зеркальными подошвами кроссовок.
Народу было столько, что в храм Рассольникову удалось пробраться с большим трудом. Верховный лама – правитель дзонга – колдовал перед алтарем, под внимательными взглядами золоченых будд осыпая зерном украшенную бирюзой и кораллами пирамиду, которая состояла из древних дисков для спортивной штанги. Каждый ярус пирамиды соответствовал одной из оболочек иллюзорного мира.
Вопреки ритуалу, лама был закутан в красный войлочный плащ, катанный, конечно же, вручную. «Мерзнут старые косточки, – с сочувствием подумал археолог. – Святость не спасает от ревматизма». Лысо-бритая голова ламы была покрыта коричневыми склеротическими пятнами и напоминала шкуру жирафа.
Рядовые монахи в алых праздничных одеждах, блестя идеально выбритыми головами, хором читали священные тексты. Получалось странное рокочущее журчание. Словно что-то творилось в тугом пузе добродушного бритоголового толстяка Матрейи – грядущего Будды. Верно, переел и перепил, бедняга, и теперь мается, а сбежать с церемонии не может. Такой его внешности гораздо больше соответствовало тибетское имя Чампа.
Статуя Матрейи была самой большой в храме. Она стояла на высоком, расписанном красным лаком алтаре. Рядом с ней горели, плавая в растопленном стеарине, фитильки и курились палочки, вырезанные из сандалового дерева. Как и остальные статуи, это была всего лишь качественно сделанная голограмма. Настоящие давным-давно разбиты или украдены.
С помощью микрочипа Платон быстро глянул в один из файлов Ван Сяо-линя – захотелось узнать, что писал о Майтрее истинный ариец.
«Еще не пришло его время новым Буддой сойти с небес на грешную землю, и он с грустной улыбкой взирал на происходящее сквозь благовонный дым, сжимая в руке дорожный узелок. Придет срок, и с победным громом расколется скрывающая его гора, и он уже в облике принца пойдет по тибетским тропам, возвещая наступление эры счастья и справедливости», – гласил дневник Эрнста Шеффера.
«Тайный знак – колесо и кувшинчик с амритой, напитком бессмертия, – отмечает горные перевалы, чтобы не сбился с пути долгожданный Майтрея. Фарфоровый белоснежный цветок чампы напоит его горьковатым и чистым горным дыханием в минуту краткого отдыха. Утренняя заря одарит венцом всепоглощающего сияния…»
«Умели же предки живописно выражаться», – с завистью вздохнул Рассольников.
Голое пузо Матрейи журчало под аккомпанемент оркестра монастырской самодеятельности. Нет слов: оркестр был хорош. Глухо отбивал ритм барабан, насвистывали флейты, наверняка вырезанные из козьих, а не из человечьих костей, хрустально звенели тарелки и золотые колокольчики. Оркестр играл какие-то нечеловеческие, на взгляд Платона, мелодии, и туристы были в восторге.
Но вот смолк монастырский хор. Десять гонгов зазвонили, возвещая о том, что наступает главный момент службы – вынос мандалы. Старейшие монахи взялись за руки, словно впали в детство и собирались водить хоровод. Затем они пробормотали заклинания и, водрузив диск на роскошное банное полотенце, засеменили на улицу. Платон знал: этот диск олицетворяет только что испеченный и еще горячий хлебец-вселенную.
Толпа зевак раздалась, пришедшие в экстаз паломники повалились наземь и поползли следом за ламами, которые несли возрожденную вселенную. Паломники целовали следы монахов и подбирали с земли упавшие зернышки. Как видно, они искренне верили, что этот ячмень и просо могут вылечить сто восемь страшных болезней, включая изменку.
Служба закончилась, и гомонящая толпа туристов под предводительством грозного гида-сикха в зеленом тюрбане отправилась на вертолетную площадку. Гальперина все еще не было, и Рассольников, прислонившись к стене храма, снова обратился к дневнику Шеффера.
«… минувшей ночью в Синем ущелье вспыхнула кровопролитная война, и возле самой гомпы осталась гора трупов. Из уст в уста передавались жуткие подробности бойни… Оживший мертвец, заряженный недоброй силой, в настоящий момент продвигался по направлению к дзонгу. Добравшись до мира живых людей, он мог принести неисчислимые беды.
Суеверные горцы шептали охранительные заклинания и что есть мочи вертели молитвенные барабаны, отгоняя беду от себя и от своего дома: «Ом мани падме хум» («Будь благословен, рожденный из лотоса»).
– Поистине наступают новые времена, – пророчествовали монахи. – Близится конец эры страшных иллюзий. Проникнемся же мужеством перенести последние испытания. И тогда нам будет дано услышать гром рухнувшей горы, на которую выйдет Возлюбленный король с бутоном лотоса.
– А что же будет с Дьяволом, который идет к нам, учитель? – спрашивали мальчики, живущие в монастыре. – Он разрушит дома и предаст нас всех мучительной смерти. Как уберечься? Куда бежать?
– Оставайтесь на месте, – успокаивал лама, обучавший их несравненному искусству письма. – Бесстрашие духа – величайшая из заслуг. Смерть – не конец, а только новое начало. Путнику, избравшему благую цель, она дарует высокое рождение в облике счастливого принца, а самым достойным – в рубище аскета, далеко продвинувшегося на дороге спасения.
– Так-так, что ни слово, то жемчужина, – подталкивали к ламе маленьких послушников их отцы и матери. – Но неужели нет никакого средства защититься от мертвеца, одержимого адской машиной?»
Оборвав воспроизведение, археолог перевел вживленный в черепушку микрочип в режим ожидания. На Старой Земле считалось правилом хорошего тона носить в себе такого подсказчика. И по совету профессора Биттнера, скрепя сердце, Рассольников подчинился дурацкой моде, ведь он не хотел лишиться клиентуры.
Место вживления время от времени чесалось, как будто в голове завелась парша. Колобок сказал, что это нервная реакция отторжения и надо перетерпеть. Терпеть же Платон с детства страсть как не любил.
«Век сменяется веком, а в мире ничто не меняется, – придя в философское расположение духа, размышлял он. – Вокруг свирепствует изменка, в любой момент ты можешь превратиться в уродца или чудовище. Но еще не известно, что хуже: болезнь или ее лекарство. Гораздо проще выжечь заразу вместе с городом и даже планетой, чем возиться с каждым больным, рискуя заразиться самому… А завтра, глядишь, на Землю обрушится новая напасть. Человек по-прежнему беспомощен перед всевластием и злой волей высших сил».
Наконец в конце узкой улочки возник вечно спешащий и постоянно опаздывающий Гальперин. Он семенил короткими ножками, на бегу утирая с бледного лба пот. Затормозил в трех шагах, вытянулся как капрал перед генералом и затараторил радостно:
– Все в порядке, господин Платон. Настоятель Данон Фрутис очень добр к нам. Мы остановимся в дзонге. Можно идти.
– Молодец, – потрепал его по плечу Рассольников. – С меня причитается.
– Не забудьте это при расчете, господин, – низко поклонился шерп.
Главу экспедиции в монастыре встретили с почетом и поселили в малюсенькой холодной келье, где стояла алюминиевая раскладушка с подогревом и детсадовский столик с инвентарным номером на овальной бляхе. Что ни вещица, то музейная редкость. Археолог даже сам начал чувствовать себя восковым экспонатом в интерьере.
В ожидании парадной трапезы гость спасал свою замерзающую душу горячим чаем. На закуску послушники принесли земелах и соленый арахис. Печенье и орехи красиво разложили на расписных тарелках из тончайшей китайской пластмассы, которые были наштампованы еще при жизни блистательного реформатора Дэн Сяо-пина. Во времена герра Шеффера угощение было побогаче: полагалось еще подать целебный лук, сорванный на горных склонах, и какой-нибудь редкостный деликатес, чтобы не столько накормить, сколько удивить гостя. Увы, верховный лама не читал дневников оберштурмфюрера.
Платон ворочался на раскладушке, которая грозила развалиться под ним в любую минуту. Она издавала почти человеческие звуки, скрипя и хрустя так громко, что юный послушник дважды просовывал голову в дверь, уверенный: его зовет гость, не желающий угомониться и передохнуть.
Обед состоялся в монастырской трапезной. Там был собачий холод. Каменные, побеленные малярным катком стены были покрыты изморозью. Еще на пороге Рассольников понял, что угодил в ловушку. Конкуренты решили избавиться от него, превратив в ледышку. Правда, на полу стояли бронзовые грелки, полные раскаленных углей. Посыпанная на угли хвоя можжевельника придавала дымку непривычный аромат.
Из глубокой ниши на археолога смотрел «золотой» Будда. Словно в честь гостя голограмма была наряжена в пестрые парчовые одежды. У его ног ламы поставили палочки, которые курились томительно-пряным дымом. Свет горящих лампад отражался в жертвенных чашках с водой. Монах цветочными лепестками выложил на скатерти узорную кайму – непременный атрибут праздничного застолья.
У настоятеля древнего монастыря было старинное имя – Данон Фрутис. Платон боялся, что попал в гости к фанатичному аскету; однако ничуть не бывало. Настоятель принял известного археолога по высшему разряду. К столу подали тушеный рис, приправленный шафраном и кардамоном, отварной картофель с маринованными овощами, едва проклюнувшиеся ростки гороха, простоквашу и натуральные куриные яйца.
Трапеза началась. Выказывая свое расположение, верховный лама собственными руками разбил скорлупу и выпустил белки и желтки несостоявшихся кур в чашку с мучной болтушкой. Платону оказывали высокую честь, и нельзя было обидеть радушного хозяина. Несчастный археолог с трудом сохранял благостное выражение лица, когда через край пил эту бурду. Видит бог, он дорого бы дал, чтобы традиции соблюдались менее тщательно.
Данон Фрутис не забыл выставить на стол драгоценную бамбуковую бутылочку с особенной водкой, которую годами настаивают на гадких черных змейках. Божественный напиток способен в мгновение ока взбодрить сонного и успокоить разгоряченного. Послушник также принес два медных конуса, украшенных серебряной чеканкой – сосуды, чей вид не изменили десятки ушедших веков.
– Это чанг? – осведомился Рассольников, выказывая редкостную осведомленность в деталях монастырской жизни. Чангом во времена Шеффера называли местный сорт пива.
– Я поражен… – в восхищении развел руками настоятель. – Вы приходите в чужой дом, зная о нем больше хозяина. Я счастлив, принимая вас в этих святых стенах. Но мне кажется: вы еще не пробовали этот напиток. Я с интересом выслушаю ваше мнение о нем.
Платон благодарно кивнул и наполнил из медной бутыли цветастую пиалу. Сделав большой глоток и подержав чанг во рту, он с удивлением обнаружил, что вкусом напиток похож на знаменитое «Жигулевское». «Совсем из другой оперы. Что-то неладно в датском королевстве, – подумал Рассольников и решил: не стоит мешать божий дар с яичницей – водка так водка. Не та змея страшна, что в бутылке, а та – что на тропинке».
Верховный лама предвкушал приятную беседу, которая немыслима без угощения, и был терпелив.
– Досточтимый Платон, – после третьей пиалы заговорил настоятель. – Вы побывали в разных мирах, объездили полгалактики и повидали таких красот и чудес, о которых мы, скромные служители Просветленного, даже грезить не в силах. Скажите мне: почему из множества удивительных планет вы выбрали нашу скромную обитель? – Он имел в виду Старую Землю. – Вас вел зов предков или давняя обида? Или нам, родившимся и проведшим здесь всю свою жизнь, не дано понять скупой красоты этого усталого мира?
– В своем вопросе, наимудрейший Данон Фрутис, вы сами дали ответ. Любое мое слово звучит коряво и грубо на фоне ваших блистательных речений, – археолог постарался перещеголять учтивостью хозяина.
Похоже, верховный лама остался доволен его словами.
– В наш дзонг не проведена тахионная линия, но и слухи порой летят быстрее света, – продолжал он. – Намедни дошло до наших ушей, будто злые люди хотят помешать вашей благородной миссии. Алчущим земного богатства не понять тех, кто гонится за истиной…
Улыбка Фрутиса была весьма двусмысленной. Платон глотнул водки, подцепил с блюда маринованный кочанчик брюссельской капусты и съел с изрядным удовольствием. Наконец он придумал, что ответить тибетцу.
– Я – противник любых крайностей, поэтому меня кое-кто не любит. Мирские удовольствия я сочетаю с упражнениями ума и полетом духа. И потому я испытываю двойное удовольствие от бренной жизни, что дана мне свыше, – археолог говорил медленно, тщательно подбирая слова. – Возможно, это путь грешника, но ведь не худший из земных путей…
Верховный лама снова улыбнулся. Улыбка его стала добрее.
– Сохранить праведность в вертепе – наивысшая добродетель, не так ли? – осведомился он, то и дело поглядывая на золоченого Будду, как будто тот мог подать ему знак.
– Я читал о старинном свитке, где была нарисована битва лам с повелителем демонов. Он хранился в одном из здешних дзонгов, – чтобы сменить тему, заговорил Рассольников.
– И что же именно было там изображено, досточтимый Платон? – из вежливости спросил настоятель. Мысли его были далеко, лицо напряжено, по виску стекала струйка пота. Данон Фрутис словно бы ловил послание Будды.
Рассольников пересказал ему страничку из дневника Шеффера:
– Бешеный Данкан с развевающимися волосами летит на коне в золотом пламени и черном дыму. Внизу синие морские волны. Из пучины рвутся три огненных снопа в облаках раскаленного пара и расплываются на фоне зеленых взгорий атомными грибами. Поднятые в небеса человечьи черепа пылают и издевательски скалятся. Холмы человеческих костей выпирают из моря пролитой крови, которое взбаламучено копытами скачущего коня. Но ламы в золотых плащах пытаются загнать ужасный дух обратно в выбеленные временем костяки. С их жезлов стекает неистощимая сила, она вездесуща, она движет стихии, зажигает светила. А луна и солнце безмятежно сияют над миром.
– Это было видение будущего, – мрачно произнес настоятель, погладив идеально выбритое темя. – Будущего, которое на моих глазах становится настоящим.
– Ничего не найдено. Поиск завершен, – беззвучно сообщил Платону вживленный в череп микрочип.
Чего и следовало ожидать. Археолог не шибко расстроился.
– Остается только один существенный вопрос: кто станет этими ламами в золотых плащах? – спросил он и, повернув голову, бросил взгляд на статую Будды.
Лицо Просветленного кривилось в гримасе, он подмигивал верховному ламе и кивал на распустившего язык гостя. Заметив, что археолог смотрит на него, Будда вернул лицу строгое выражение и окаменел. Рассольников перевел взгляд на собеседника, делая вид, будто ничегошеньки не заметил.
– Не знаю. Мне-то уж с Данканом не сладить. – Фрутис развел руки, чуть наклонив вперед голову. – Вселенские силы не подвластны простым монахам…
Вскоре после прощания с «Всепоглощающим светом» караван оказался в лесу. Здешний лес навевал на Платона тоску – видно, прана здесь нехороша.
Корявые сучья низкорослых деревьев скрывались под шапками темно-зеленой листвы. Тореные тропы исчерчивали лес подобно желтым нитям на черном сукне. Натоптали их паломники, не жалеющие денег, дабы просветлеть и духовно возвыситься. Достаточно посетить пару-тройку вонючих пещер, откуда годами не вылазили блаженные духом отшельники, и дело сделано. А туристский бизнес здесь поставлен на широкую ногу – не в смысле обилия услуг и качестве обслуживания, а в смысле, что за любую мелочь надо платить втридорога, и никак этих поборов не избежать: под каждым кустом сидит дяденька с плошкой для добровольно-принудительных пожертвований или полицейский в костюме сикхского стрелка.
Рассольников по Сети узнал рекомендуемый размер мзды и, не споря, платил по таксе. Но когда требовали больше положенного, вставал насмерть и не сдавался, на какие бы уловки не шли вымогатели. Рано или поздно от археолога отставали. Дойных коров и без него больше чем достаточно, а по шее схлопотать кому охота?
Экспедиция заночевала в лесу. Гальперин нашел большую поляну со старыми кострищами – как видно, традиционное место отдыха. Из кустов тотчас вылез инспектор национального парка, получил свое и истаял в ночном тумане. Шерпы-андроиды разожгли костры из загодя припасенного хвороста. (Рубить сушняк, само собой, строго-настрого запрещалось.) Погонщик убедился, что киберлошадки мирно пасутся, а поклажа под надежной охраной, и занялся ужином. Рассольников в это время сибаритствовал, разминая затекшие от долгой езды ноги. Они, бедолаги, уже приобретали типично кавалерийские очертания.
«Мужчина, ниже пояса похожий на колесо, – это не модно и не престижно. И, конечно же, ничуть не сексуально, – думал Платон, пытаясь выгнуть нижние конечности в обратную сторону. – Зато в средние века с такими кривулинами от баб не было отбою».
На скромный тибетский ужин местный бог послал Рассольникову «бачковой» (то есть выращенный в баке) телячий ростбиф, копченого марсианского угря, творожный пудинг и компот из сухофруктов. Как обычно, археолог позвал к столу скромнягу Гальперина, который традиционно поотнекивался, но затем принялся уписывать за обе щеки недозволенное верой мяско.
Тем временем андроиды обустроили Рассольникову теплое гнездышко из искусственных шкур и настоящего туристского спальника. В ногах разместились два чемодана с самым ценным оборудованием – Платон никому не доверял.
Археолог поблагодарил всех за службу, лег и тут же отключился. Кислорода маловато – вот и стал быстрее уставать.
Платон проснулся среди ночи и сразу почуял: что-то не так. Тихо, чтобы не разбудить Гальперина, спящего поблизости на конских попонах, он встал, натянул второй свитер и на цыпочках двинулся к киберлошадкам. Фонарик не включал – боялся спугнуть незваного гостя, если имеется таковой.
Микрочип короткими беззвучными советами задавал Рассольникову направление и отсчитывал метры до цели. Уфф! Все лошади были на месте. Только уж больно тихи – ни храпа, ни тихого, положенного по программе ржания. Непорядок. Стоящие на часах шерпы тоже были недвижимы. Платон подобрался к одному из них и шепнул на ухо:
– Полундра!
Андроид не шелохнулся. Рассольников дотронулся до его шеи – кожа была ледяной. Механизм отключен. Археолог зажег фонарик и увидел: толстовка на шерпе расстегнута, а в его желто-розовом боку открыта небольшая дверца. В гнезде было пусто: аккумулятор стащили. Ох ты, черт!
– Подъем! Сонная тетеря! – закричал археолог. – Нас обчистили!
Погонщик вскочил на ноги и очумело завертел головой.
– Боже мой! – подбежав к шерпам, всплеснул руками Гальперин. – Я виноват, хозяин! Убей меня! Затопчи меня!
– Отстань…
Да, их обчистили по-крупному, вынув рабочие аккумуляторы из всех шерпов и лошадок. Ящики с запчастями для андроидов и киберов тоже исчезли. Остался только чемодан с резервными аккумуляторами, который Рассольников по ночам всегда держал под рукой. Их-то и пришлось пустить в дело.
Теперь любая серьезная поломка или неплановая задержка в пути – сущая катастрофа.
