Пробудила Луку боль в руке и носу: неприятный острый запах и уже знакомое жжение в горле. Девушки, Лука, Матиас и Лок, поддерживаемые за плечи одетыми в косматые шкуры великанами, стояли на площади. Проходивший мимо человек прикладывал каждому из пленников к предплечью небольшую коробочку, откуда с жужжанием выскакивала игла, делавшая инъекцию. Тут же стягивалась маска, и под незащищенный нос подносилась дымная ветка, пахнущая неприятно, но взбадривающе. Действие укола тоже сказалось почти сразу: он почувствовал, как постепенно начинает приходить в себя, хотя ноги еще плохо держали.

Лука все же отшатнулся от едкого дыма, и, заметив, что он очнулся, мужчина снова приставил ему к лицу маску и повернулся к Локу, ноги которого безвольно висели, едва касаясь земли. Сила аборигенов, многие из которых были не так уж и высоки, поражала.

Лука оглянулся на державшего его человека. Тот был высокого роста, но вполне приемлемого, метра два. Заметив, что поддерживаемый им пленник повернулся, мужчина ободряюще улыбнулся и подмигнул черным глазом.

– Скоро, – сказал, – скоро все закончится.

Выглядел он вполне дружелюбно, что в общем-то не вязалось с обстановкой. Хуже всего было то, что ничего нельзя было понять. Лука вспомнил услышанные им в Назарете сведения о том, что попавшие на Артемиду добровольцы не пожелали вернуться. Он особенно не думал об этом, но у него сложилось впечатление, что здесь должен быть если не рай, то нечто близкое. И сейчас он не мог понять, как можно было добровольно оставаться здесь?

Он посмотрел на небо. Низкие облака закрыли оба солнца, стало ужасно холодно, все его тело била дрожь, открытые участки кожи, кажется, совсем заледенели. Судя по всему, так же холодно было и его товарищам. Чего нельзя было сказать о местных, ощущавших себя вполне комфортно.

Он подумал, что здешние аборигены никак не могли быть теми добровольцами, о которых говорилось на Земле. Если даже не считать слишком высокий рост некоторых, и лица их отличались необычной, какой-то искусственной правильностью. Несколько в отдалении он заметил толпу женщин. А вот они были обычного роста и, кажется, все молодые. Только одеждой отличались от мужчин: меха, из которых были сшиты их платья, юбки и кофты, были более пестрые, с орнаментальными вкраплениями. Здесь собрался, наверное, весь поселок: мужчин и женщин было не меньше тысячи человек.

В этот момент закончивший обходить пленников знахарь громко заревел. По всей видимости, это была песня, потому как немедленно забил бубен, заиграли трубы, присутствующие задвигались, исполняя неуклюжий, но ритмичный танец. Со стороны женщин донеслись радостные крики и веселый смех. Державший Луку мужчина отпустил его, и тот едва не упал: подкосились ноги. Лука уже слабости не ощущал, просто сказывалось удвоенное притяжение планеты.

Ему не дали упасть, руки сзади снова подхватили, сжав плечи, и начали раскачивать в такт мелодии, которую исполнял этот лекарь или колдун, одетый в шкуры еще более пестрые, чем у женщин: белоснежные полосы вдоль спины и рукавов, а также красные звездочки, вшитые беспорядочно и повсюду. Кроме того, на груди висел большой золотой крест, и это наводило на мысль о принадлежности ведущего к когорте священников. Может, так оно и было.

– Что здесь происходит? – крикнула Луке Лайма.

Она выглядела испуганной. Как и все остальные. Лука хотел успокоить ее, но голос его был заглушен громкими приветственными криками.

Они находились на площади, вокруг которой подковой располагались посеревшие от времени дома. Самое большое бревенчатое строение, вероятно, общественное, возвышалось за их спинами. Впереди, в просветах, виднелось море или большое озеро, противоположный берег которого терялся в серой дымке. Волны, поднятые усиливавшимся ледяным ветром, с шумом бились о берег. Какое-то большое животное, похожее на кита, проплывало вдалеке, изредка с шумом выныривая на поверхность.

Лука уже настолько закоченел, что от переохлаждения наступила апатия, веки сами собой закрывались, и только возобновившийся рев множества глоток заставил его напрячь внимание. На площадь по боковой дороге, огибавшей плоский холм, въезжал отряд всадников верхом на знакомых уже чудовищных животных. Это их приветствовала толпа местных. Приехавших мужчин было не больше полусотни, но выглядели они очень странно.

Одеты они были почти так же, как и встречавшие их местные жители. Только одежды было гораздо меньше, многие были голые по пояс, а единственный кентавр имел лишь попону. Среди прибывших оказался и священник с таким же точно, как и у здешнего, массивным золотым крестом поверх пестрого плаща. Лица всех, даже у кентавра, тоже отличались четкостью черт, не столько красивых, сколько мужественных, что должно было говорить прежде всего о генетическом здоровье.

Но вот все остальное поражало и опровергало предположение о генетической чистоте носителей. Прежде всего, прибывшие были ужасны. Ужасны своими необычными уродствами. Наметанный глаз Луки определил и луперков, и эльфов, и гоблинов, но все они отличались от земных какой-то нивелированностью.

Во-первых, прибывшие были примерно одного роста, что не характерно для лесных. Лица их тоже, несмотря на различия, имели неуловимое сходство. А во-вторых, объединяло их наличие боевых приспособлений, выраставших прямо из тел, как у верховых животных местных людей. Шипы и острые пластины торчали из локтей, почти у всех пальцы заканчивались бритвенной остроты когтями, у одного гоблина вместо левой кисти торчало длинное, похожее на меч лезвие. У некоторых над головой возвышались толстые рога, кентавр вооружился шипами на копытах, а сквозь попону во все стороны ощетинивались костяные пластины, о которые, наверное, легко можно было порезаться.

Не только Лука, но все его товарищи, забыв о собственных невзгодах, во все глаза разглядывали прибывших. Лука, повернув голову, увидел, с каким вниманием смотрит Лок на возглавлявшего отряд луперка.

Когда все спешились и подошли ближе, оказалось, что ростом они ничуть не уступают людям. Местным людям. Просто они были лесными, причем лесными, отличия которых от людей только усилились. Словно бы воскресшие генетики продолжили работу по усовершенствованию своих творений, наделив их одинаковой статью и более разнообразными приспособлениями для выживания. Странно, но гоблин был не намного выше остальных.

Рыжий мужчина, возглавлявший караван, вышел вперед. В наступившей тишине навстречу ему шагнул высокий, как башня, оборотень с огромным медвежьим шлемом. Из-за желтых клыков белело его лицо. Человек громко сказал:

– Приветствую брата моего генерала Людвига.

Лесной, протягивая руку, провозгласил:

– Рад встречи с братом моим губернатором Маратом.

Оба пожали друг другу руки. Рыжий, насмешливо улыбаясь, сжимал руку лесного. Тот, принимая дружеский вызов, стискивал ладонь хозяина. Грянул хор приветствий, люди и чудовища смешались, доброжелательно здороваясь, женщины в стороне с веселым любопытством и без всякого отвращения или враждебности поглядывали на прибывших. Оба предводителя отпустили ладони друг друга и повернулись к своим. Рука рыжего, опущенная вдоль тела, была рядом, и Лука заметил странно деформированную кисть, раздавленную рукопожатием. Кроме него, никто не обратил на это внимание, даже сам рыжий вождь уже потрясал этой рукой, приветствуя еще одного знакомого.

В этот момент в проглянувшем синем окне грянуло солнце, ударило по поселку и морю, и сразу же стужа, заставлявшая мелко трястись все тело, сменилась невозможным жаром. Лука отвлекался, его снова охватила слабость, он поник головой… но тут же превозмог этот нестерпимый знойный туман… Синева, зной, одиночество среди столпотворения… что эти чудовища собираются с ними делать?

Луке казалось, что надежды нет, что пилигримы не отправили бы их сюда, если бы исход не был предсказуемым. Их появление, ничтожное, вероятно, по здешним меркам, вызвало слишком бурную реакцию. Но, судя по всему, лесные под предводительством этого генерала Людвига прибыли сюда тоже по поводу их пленения.