Книга: Хозяин
Назад: Глава 25
Дальше: Глава 27

Глава 26

Никем не останавливаемый Лука преодолел освещенную часть поляны, пробился сквозь плотную толпу зрителей и пошел прочь. Едва костры остались позади, ночь высветилась поднявшимся месяцем, и серебряные лучи плотной и невесомой амальгамой покрыли поле, кустарник, лес вдали и высокую, местами почерневшую от недавнего пожара городскую стену. От всего произошедшего в нем была какая-то необыкновенная пустота. Все в нем стеклянно звенело, и в голове отзывалась хрустальными звуками утихающая прошлая жизнь.
Не спеша он добрался до городской стены, прошел сквозь обгоревший пролом и направился внутрь. В городе не было ни одной живой души, ни единого огня, ни единого звука не раздавалось вокруг. Совсем недавно, но уже в прошлой жизни, он еженощно вот так же проходил по спящим улицам, но тогда встречались редкие прохожие, слышались звуки пробуждения, везде ощущалась жизнь.
Он остановился и оглянулся – все было немо, спокойно и печально – печалью погасших жизней, усмиренного горя, печалью кладбища. Издали, с поля, продолжали доноситься вопли казнимых и радостные крики победителей, здесь же единственным звуком были его шаги. Он шел – большой месяц тоже шел, катясь сквозь звезды серебряным кругом; большая часть узких улиц была в тени, а на домах слева, куда тень не достигала, бархатной тьмой мерцали проемы высаженных окон.
Внезапно он увидел мир таким, какой он есть на самом деле. Не тот мир, в котором он прожил свои девятнадцать лет и который как-то сразу оказался в руинах, и не этот, в котором властвовали чудовища. Этот мир существовал отдельно, вне его, отторгая все привычные с детства связи. Его связь со всем существующим рядом с ним внезапно порвалась. Безмерность пространства, непостижимая бездна черных дыр, неизбежность смерти, ненасытность Конвертера и безжалостность Дьявола ужаснули его своей отстраненностью от него. Он был песчинкой, попавшей в водоворот страшных сил. И вот сейчас, чудом спасшись от костра и пыток, попав в разрушенный город своего детства, он почувствовал, что нити, связывающие его с действительностью, порвались, душа его внезапно отказалась видеть в окружающем нечто привычное, человеческое – в нем не было никакого смысла. Он смотрел на разбросанные повсюду вещи и не мог понять, для чего они предназначались раньше, смотрел на дома – и назначение их ускользало прочь, оставляя бессмысленный облик. Так бывает бессмысленным мир после внезапного пробуждения, когда несколько мгновений силишься связать беспорядочный круговорот красок и форм вокруг, пока все вдруг не сольется воедино и не обретет привычные звуки и оттенки.
И теперь Лука старался вновь вернуть бессмысленным предметам и явлениям вокруг свое обычное положение, но ничего не выходило. Чем пристальней он вглядывался в строения, мимо которых проходил, тем меньше казалось во всем смысла. Ужас от непонимания, от бессмысленности, от страшной обособленности своей достиг своего высшего накала. Он побежал по дороге куда глаза глядят и остановился лишь во дворе Суда Инквизиции, перед входом в зал заседаний, откуда недавно выводили пленных епископа и других братьев святого Матвея. Лука мучительно старался сообразить, что значит для него уже покойный, наверное, епископ, и не мог понять.
Лука стоял, держась за ручку прикрытой двери, и смотрел вокруг. Ветер стих, чернильные тени от домов лежали на плитах площади, где-то сорвался с крыши кусок черепицы и громко упал на тротуар. Ужас его достиг полной меры. Он уже не мог бороться. Дернув за ручку двери, он отступил на шаг. Что-то мелькнуло в открывшемся коридоре и с бешеной быстротой темным клубком полетело на него – он, не помня себя, шарахнулся в сторону, сердце ударило в горло, застряло, мешая дышать… Что это было? Пронеслось и скрылось. Но сердце так и осталось в горле. И так, не смея дышать, неся его в себе, как в ладонях, он двинулся дальше. Он уже не мог бороться со своими чувствами.
Каким-то образом он оказался в кабинете епископа. Переступая через высохшие пятна от выскобленной крови, он прошел к окну. Трупы и всю мертвую органику, конечно, уже снесли в Конвертер. Бесцельный взгляд его ни на чем не мог задержаться. Лука распахнул окно. Откуда-то сверху с шумом рухнула на подоконник темная глыба. Цепляясь мощными когтями и хлопая крыльями, чтобы не сорваться, на подоконнике пыталась утвердиться гарпия. Едва не сорвалась, но в последний момент вцепилась маленькой рукой за раму и устояла.
Это был мужчина. Бросив надменный, как у всех гарпий, взгляд в сторону Луки, он проговорил:
– Командующий хочет тебя видеть. Прибыл гонец от Бешеного Юра, великий вождь требует тебя к себе.
При этих словах весь ужас, так придавивший недавно Луку, прошел. Он тут же забыл о нем, словно его и не бывало. Все страшившее его недавно стало обыкновенным, привычным: почти полный месяц, сиявший на ясном и пустом небосклоне с чуть темнеющими рельефами своего мертвенно-бледного диска, дома, во многих окнах которых все же уцелели стекла, довольно привлекательное и сильное лицо гарпии, обрамленное мелкими пестрыми перьями.
Лука чувствовал удивление и естественное, вполне человеческое раздражение: вот уже несколько дней его использовал всяк, кто хотел, для разного рода нужд, в коих меньше всего был заинтересован лишь он. Вот и сейчас, неведомо как узнав о его существовании, таинственный и грозный вождь всех уродов требует его, Луку, бывшего метельщика, носильщика хвороста и уборщика, к себе пред светлые очи. Зачем? Отчего? Почему его?..
– Это опять пилигрим Эдвард? – раздраженно спросил он.
– Да что там пилигрим! – сразу понял его гонец. – Пилигрим всегда исполнитель. Он тоже выполняет чужую волю.
Получеловек-полуптица потоптался на месте короткими и могучими ногами. Бедра его толщиной были почти как у человека, к тому же покрытые толстым серым пухом. Гарпии из всех лесных на взгляд Луки были самые безобразные. Человеческими у них были лишь руки, да и то миниатюрные, словно у ребенка, почти рудиментарные, что тоже вызывало странные чувства у постороннего наблюдателя. Да, руки и еще лица. А вот лица были хороши: черты совершенно правильные, зубы белые, как сахар, взгляд ясный и умный. По сути, гарпии были, конечно, не птицы, яйца они не откладывали, детей рожали, как и все люди. Собственно, они и были созданы из того же первичного субстрата, как и все. Сумасшедшие генетики, материализовавшие в Смутные века мифологических персонажей, брали в качестве исходного материала человеческие гены. Психика отдельных пород лесных с веками менялась, внешность накладывала отпечаток на подсознание, но все же человеческое преобладало.
Лука слышал, что безумные биологи, породив столько разных пород людей, специально не поставили между ними естественных генетических барьеров, сделав возможным перекрестное скрещивание. Может быть, целью их было создание, в конце концов – уже естественным путем, некой породы Homo sapiens, еще невиданной прежде, возможно, более совершенной. Но в данном случае природа оказалась мудрее ученых людей, и межвидовое скрещивание если и происходило, то в редких случаях: вмешался психологический фактор, ставивший барьеры на пути половых экспериментов. Не приветствовались такого рода эксцессы ни в одном из сообществ: ни в человеческом, ни в лесном.
– Все же я не понимаю… – задумчиво проговорил Лука.
– Что ты не понимаешь? – насмешливо спросил его странный собеседник.
– Не понимаю, каким образом обо мне узнал ваш великий вождь? А еще не понимаю, какого дьявола ему вообще понадобилось узнавать обо мне?
Гарпия вздохнул и пошевелился. Затрещал наружный карниз. Издалека со стороны поля, там, где мерцало зарево костров, донесся громкий вздох многотысячной толпы.
– Спроси нашего епископа Салема, – наконец ответил он. И, повернувшись, добавил: – Только поторопись, до утра ты отбываешь.
Что-то знакомое было в его лице… Внезапно Лука вспомнил. Голова стражника, оторванная страшными когтями, летела прочь, насмешливый крик звучал в ушах: «Будь осторожен, человек!»
– Ты Махди? Тот, кто спас меня в бою, так?
– Вспомнил? Ну, ну. Осторожность тебе и впрямь не помешает. Думаю я, в тебе заинтересован не так наш великий вождь, как римский император. Ты стал для всех разменной монетой, парень. Поэтому повторяю, будь осторожен.
– Но что за этим всем стоит? Неужто легенды о мессии? Или живущим в чьем-то теле Хозяине? Ведь я-то точно знаю, что я не Хозяин и не мессия. И тем более это же все сказки. Да и к тому же почему я? Почему бы вашему великому вождю не стать мессией? Почему не Бешеному Юру?
– Мессия – для всех, Бешеный Юр – для нас. А порядок всем нужен, – снисходительно пояснил Махди.
После короткого молчания он добавил:
– Такое уже бывало не раз. Мессию ждут, и уже не раз казалось, что он пришел. Все тщетно. Каждый раз разочарование болезненно. Я говорю, будь осторожен, потому что обман, даже невольный, не прощают. Как и самообман. А виновный в таких случаях всегда есть.
– То есть им буду я. Так, что ли?
– Это не я сказал. Это ты сказал, – усмехнулся Махди.
Далеко внизу из-за поворота улицы на площадь скользнула быстрая тень. Необыкновенно высокий купол колокольни, освещенный луной только с одной стороны, возносился острием в прозрачное ночное небо, где мерцало множество млечных звезд, таких бесконечно далеких и дивных, что, несмотря на точное знание их природы, хотелось встать на колени и помолиться далеким предкам, прося у них помощи и защиты. Пустую площадь перед зданием епископата, залитую сильным и странным светом, легко и решительно пробежала одинокая фигура и, уже вбегая в дверь, приостановилась, взглянула вверх и махнула рукой. Это была Лайма.
Махди, по-птичьи наклонив голову, проследил за ней взглядом, а потом насмешливо и сочувственно взглянул на Луку.
– Ну вот, стоило ли меня посылать? Вот и сами тут как тут.
Назад: Глава 25
Дальше: Глава 27