Кирилл стоял у окна. На улице шел дождь, начинало темнеть. Вдали смутно угадывалась громада королевского дворца, над угловыми башенками лениво мигали красные сигнальные огни. Сквозь щели рамы поддувало холодком, доносился громкий, особенно неприятный на фоне шелеста дождевых капель, стук. Кто-то колотил в дверь рукояткой шпаги, а может быть, и автоматным прикладом… Затем раздался скрип ржавых петель, до Кирилла долетел поток брани, и наступила тишина. В общем-то улица была спокойной, им повезло, что удалось здесь поселиться. В старом полупустом доме, где когда-то жил командир королевской стражи, они заняли два верхних этажа в сторожевой башне. Проще говоря, это были две квадратные комнаты, расположенные одна над другой и соединенные винтовой лестницей. Под ними, на первом этаже башни, давно никто не жил. Там лежали груды самого разного хлама, но зато имелся отдельный выход на улицу, что делало жизнь в башне вполне удобной. Дин и Тони жили в верхней комнате, Кирилл ниже. В комнатах были остатки мебели и целая коллекция красивых, тяжелых – но никуда не годных мечей на стенах.

Вечер был прохладный, как и все вечера в Столице. Кирилл отошел к камину, посидел, грея руки. Потом услышал, как внизу загремел замок, застучали по железной лестнице торопливые шаги.

Тони был в ученической форме. Длинные серые брюки, серая курточка, такого же цвета берет. Даже пуговицы были темно-серого цвета. При взгляде на эту форму Кирилл невольно морщился.

– Привет, Кир! – Тони торопливо снял мокрую куртку и берет, сел рядом с Кириллом. – Дождь сегодня льет – просто ужас! Не помню такого жуткого дождя за сто пятьдесят лет…

– Подожди, долгожитель! – Кирилл привлек его к себе. – Ты где болтался весь день?

– Ой, Летчик, это так получилось… – Тони смотрел огорченно, но ничуть не виновато. – Меня оставили после занятий! До вечера, пока школа не закрылась!

– Ты что натворил?

– Ерунда, Кир… Эмблему спорол.

– Какую?

– Школьную. Черный круг на рукаве.

– Ну и зачем?

– Кир! Это же круг! Администрация не должна поощрять ни одну из линий! Я так им и сказал! А они говорят, что линия круга тут ни при чем, что круг – это символ знаний. Только я все равно такой знак носить не буду!

Кирилл невольно улыбнулся, закрыл глаза. Хорошо было так сидеть перед жарким огнем, слушая беспечную болтовню Тони и ни о чем, совсем ни о чем не думать…

– Летчик, ты почему такой грустный?

Он промолчал. Не объяснять же мальчишке, что он находится здесь уже сорок четыре дня, включая тот месячный скачок во времени, в который они попали на реке. Не объяснять же, что аварийный сигнал гиперсвязи уже давно должен был прийти к Земле. И если сегодня-завтра к планете не прилетит спасательный корабль, то он не прилетит никогда…

– Ну что с тобой, Кир?

Он лишь крепче прижал к себе Тони. И бодро спросил:

– А где твой младший брат?

Тони досадливо мотнул головой.

– Он днем заходил в школу, сказал, что ночевать не придет. Опять куда-то пошел…

– По делам линии Стрелы?

Плечо Тони ощутимо напряглось. Он буркнул:

– Не знаю…

– Тони, – очень осторожно спросил Кирилл, – ты что, не веришь мне?

Тони отвернулся, глядя куда-то в огонь. Потом твердо сказал:

– Кирилл, я тебе верю. Ты вместе с нами прошел разрыв, значит, ты мне теперь тоже как брат. Но я клялся Желтыми Кораблями, что буду молчать. И Дин клялся.

Кириллу сразу сделалось немного неловко. Братьев вполне можно было понять. Чтобы разбить повисшую в комнате тишину, он нарочито громко спросил:

– А что это еще за Желтые Корабли?

Тони крутанулся у него под рукой и уставился на Кирилла широко раскрытыми глазами. Никогда еще он не смотрел на Кирилла с таким удивлением.

– Летчик! Ну кто же не знает Желтых Кораблей!

– Я, – честно ответил Кирилл. – Расскажи.

Тони смешался.

– Не знаю, как и рассказывать. Это же и так все знают… Ну, в общем…

Он на секунду задумался.

– Бывает так, что приходится делать выбор. Очень трудный выбор, может быть, последний в жизни. Решиться на какой-нибудь поступок… или наоборот, его не делать. Только это должно быть что-то такое, очень важное для многих людей, а не для тебя одного. И вот тогда человек видит Желтые Корабли. Они появляются из ниоткуда и плывут иногда даже в небе. Это большая удача – увидеть Желтые Корабли. Если про человека говорят, что он никогда не увидит Желтых Кораблей, то это… это хуже, чем трус, хуже, чем предатель. Хотя, даже если ты смелый и честный человек, то можешь прожить всю жизнь и умереть сам, не увидев их.

– Умереть сам?

Тони быстро и убежденно кивнул.

– Говорят, что если увидишь корабли, то непременно умрешь. Даже если нет никакой причины. Просто жизнь уже прошла свой главный миг. А зачем после этого жить?

Он замолчал. Кирилл попробовал улыбнуться:

– Красивая легенда, Тони.

Тони странно посмотрел на него. Сказал шепотом:

– Говорят, это не совсем легенда… Кир, а как ты думаешь, я бы мог увидеть Желтые Корабли?

У Кирилла заныло в груди.

– Брось это, Тони!

– Нет, ты скажи!

Кирилл посмотрел ему в глаза и очень серьезно сказал:

– Мог бы, Тони. Только давай лучше обойдемся без кораблей. Какого бы они ни были цвета…

– Иногда не обойдешься, – Тони резко покачал головой. Глаза его возбужденно блестели.

– А ну-ка… – Кирилл потрогал его лоб. Тони попробовал увернуться, но не успел. – Все понятно. И Желтые Корабли, и черный круг на споротой эмблеме. Ты где сидел за свои прегрешения?

Тони отвел взгляд.

– В подвале…

Школа в Столице была прекрасно оборудована попавшим в нее из будущего инвентарем. Вот только учителя там были местные, средневековые, если не по знаниям, то по морали.

– Так. Марш в постель.

Он заставил Тони выпить полимицин, помог раздеться, укрыл одеялом. Щеки у мальчишки раскраснелись, а пальцы, наоборот, были холодными.

– Я скоро все лекарства на тебя переведу. Завтра же загляну в твою школу, побеседую с учителями.

– Кир! – Тони приподнялся и заискивающе улыбнулся ему. – Только брату ничего не говори!

Кирилл понял, молча кивнул Тони. Осторожно коснулся пальцами старого шрама на плече мальчика. Спросил:

– А откуда это? Крокодил в болоте цапнул?

– Что ты? Я же в биоформе был! Раны носителя человеку не передаются…

– Да знаю я. Откуда шрам?

Улегшись поудобнее, Тони неохотно произнес:

– Это собака. Охотничья. Давно уже…

Кирилл внимательно посмотрел на него, пробормотал: «Ну-ну» и поднялся.

– Ты куда-то собирался, Кир?

– Я?

Он заколебался.

– Вообще-то в порт. Но теперь…

– Ты иди, Кир. Я все равно спать буду. Иди.

Кирилл молча потрепал Тони волосы. Он тоже не любил, чтобы кто-то видел, как он болеет.

Кирилл любил море. Если бы он жил на побережье, то наверняка стал бы моряком. Но море было далеко, а Космошкола совсем рядом. Каждый вечер, засыпая, он слышал далекий гул стартующих кораблей, а по стенкам спальни пробегали таинственные и манящие блики света. Незаметно для самого себя Кирилл стал вкладывать в слово «корабль» совсем другой смысл. В космошколу его не приняли, к безмерной радости родителей. Нет, ни у кого не оказалось претензий к его здоровью, да и экзамены он сдал хорошо. Но надо было сдать отлично. И мечта о небе, казалось, исчезла, стала забываться. Пока в университете не открылась новая спортивная секция…

И вот теперь, стоя на мокрой набережной, глядя на замершие невдалеке ажурные силуэты кораблей, Кирилл вспоминал и свою первую мечту. Да и трудно было ее не вспомнить! Перед ним стояли корабли, словно приплывшие из детских снов, сошедшие со страниц увлекательных книжек. Здесь не было неуклюжих стальных судов или неповоротливых рыбачьих баркасов. Тяжело свисали с мачт мокрые, свернутые паруса, тоскливо поскрипывали блоки, пьяняще пахло влажным деревом и незнакомыми пряностями. Кирилл медленно прошел вдоль причала, сочувственно поглядывая на мокнущих под дождем вахтенных. Он вдруг вспомнил рассказ про Желтые Корабли. Они наверняка такие, эти странные Корабли. Со звонкими от ветра парусами, стремительными обводами корпуса. Корабли мечты. А может, не мечты, а совести, чести? На Земле такой легенды никогда не было. Кирилл был в этом уверен.

Ему ужасно захотелось подняться на какой-нибудь корабль. Но времени было в обрез, он и так опаздывал. По узкой тропинке, между огромных складов, мимо догнивающих остатков шлюпок, он пересек весь порт. Напротив сумрачного высокого здания – администрации порта, ночью всегда пустующего, Кирилл увидел желтый свет фонаря, выхватывающий из темноты непритязательную вывеску: «Таверна „Пристань“. Он толкнул широкую, поджатую пружиной дверь, вошел внутрь.

Его встретила волна теплого, спертого воздуха, неяркий свет прикрученных керосиновых ламп, крепкий запах дешевого табака, патефонный хрип заигранной пластинки. По стенам висели спасательные круги с самыми неожиданными названиями, за низкими круглыми столиками сидели люди. Народу было немного – пять-шесть матросов, уже изрядно подгулявших, двое молчаливых подтянутых курсантов в темно-синей форме, похоже, с одного из королевских корветов, и подкрашенная девица, скучающая в углу. Увидев Кирилла, она на мгновение оживилась, мазнула по нему липким, оценивающим взглядом. И снова отвернулась к окну, утратив к Кириллу всякий интерес.

Среди всех этих примелькавшихся фигур Кирилл с любопытством увидел юношу лет двадцати, в дорогой, из багрового бархата одежде, с тонким, нервным лицом, показавшимся Кириллу смутно знакомым. Рядом с ним сидели двое мужчин постарше, застывших в небрежно-напряженных позах, безошибочно выдающих охрану. Но того, ради кого Кирилл пришел сюда, не было.

Он постоял секунду у входа и подошел к стойке. Хозяин – немолодой мужчина с широким, добродушным лицом – взглянул на него, напрягся, вспоминая. Потом приветливо улыбнулся:

– Кир! Хорошо, что заглянул. Пиво?

Кирилл кивнул и вопросительно посмотрел на хозяина. Тот сокрушенно пожал плечами:

– Антонио сегодня не было. Ты не огорчайся, посиди! Когда он будет возвращаться, непременно заглянет в «Пристань».

– Хорошо.

Кирилл выбрал себе столик у стены. Сидел, медленно потягивая пиво, слушал негромкий гомон матросов. То ли задремал, то ли просто отвлекся…

Его заставила вскинуть голову повисшая вдруг в зале мертвая тишина. У входа стояли пятеро. С тяжелыми шпагами у поясов. В стальных доспехах, на которых не было ни дождинки, ни пятнышка грязи. С чуть приоткрытыми забралами шлемов.

– Мир вам, дети мои.

Сердце стучало так часто, что Кириллу казалось: его слышно на всю таверну. Но патрульные неторопливо подошли к стойке. Побледневший хозяин быстро налил им пива, с заискивающей улыбкой взял новенькую серебряную монетку. Аккуратно обходя столики с притихшими моряками, патрульные прошли через зал, сели напротив Кирилла. Сняли шлемы, привычно поставили их на столе.

Кирилл очень внимательно смотрел в залитое дождем окно. «Не может быть. Это другой патруль. Другой». Он повернулся и посмотрел на «примиристов». На груди одного из патрульных угадывалась вмятина. Хорошие все-таки у них латы! Тяжелая арбалетная стрела, выпущенная Тони, не смогла пробить их с пяти шагов.

Кирилл допил пиво и встал. Сделал шаг к выходу.

– Мир тебе, сын мой!

Начальник патруля дружески улыбнулся Кириллу:

– Посиди с нами…

– Я спешу.

Он отступил назад, машинально берясь за эфес шпаги. Запоздало вспомнил, что шпага из тех, какие носят патрульные, и это тоже не в его пользу…

Таверна замерла. Молчаливые испуганные взгляды скрестились на них. Начальник патруля удовлетворенно кивнул и сказал:

– Очень жаль… Куда пойдем, сын мой?

Кирилл ударил первым. Ударил плашмя – он не хотел убивать патрульного, а отразить удар у того не было ни малейших шансов.

Удар пришелся в пустоту. Начальник патруля Единения увернулся от его удара. И тут же ударил сам, целя в грудь. Кирилла спасло чудо. Он только еще поднимал шпагу после своего неудачного замаха. И, сам того не заметив, отбил удар врага…

Он проигрывал в реакции. В технике боя они были почти равны, это Кирилл понял сразу. Да, несколько раз начальник патруля проводил такие приемы, что от Кирилла требовались все его силы. Но и Кирилл едва не поймал врага на «Полет стрижа», проведенный из правой нижней позиции. После этого патрульный сразу стал более осмотрительным. Краем глаза Кирилл поглядывал на остальных. Но те пока не вмешивались, лишь молча смотрели на поединок.

Начальник патруля отступил на шаг, замер, переводя дыхание. Все-таки он был намного старше, чем Кирилл, и уступал ему в выносливости. Кирилл тоже остановился.

– Брось шпагу, сын мой, – почти ласково произнес патрульный. – Мы сохраним тебе жизнь!

Кирилл молча покачал головой.

– Жаль…

Остальные патрульные словно ждали этого момента. Их рывок к Кириллу был почти синхронным. Ударом ноги Кирилл опрокинул стол, сбив одного из врагов, и отпрыгнул в угол.

Кое-что из его арсенала все-таки не было знакомо нападавшим. Он мог минуту продержаться даже против пятерых, применяя веерную защиту. Минуту, но не больше…

Блеск его шпаги слился в слепящий стальной круг, и патрульные замерли. Но в следующее мгновение один из них просто шагнул вперед, под удар.

С глухим стуком шпага отскочила от металла доспехов. Кирилл размахнулся снова, но было уже поздно: тяжелый удар сбросил его на пол. Он лежал, уткнувшись головой в стену, а начальник патруля шагнул к нему и со спокойным бесстрастным лицом отвел руку для удара. На тонко граненом острие шпаги дрожал желтоватый отсвет. Было как-то нереально тихо, и он успел заметить и оцепенелые, сжатые лица моряков, и четкий полукруг патрульных…

Лицо патрульного, стоявшего крайним справа, вдруг исказилось. В нем мелькнуло жалобное недоумение, он подался вперед и стал заваливаться набок. Начальник патруля обернулся. И Кирилл поймал этот миг. Он вскочил и ударил врага. Шпага скользнула по пластинкам брони и вошла в плечо в промежутке между ними.

Но Кирилл уже не смотрел на противника. Он увидел своего спасителя. За спинами патрульных, сжимая обеими руками короткий, широкий меч, стоял тот самый парень, который показался Кириллу чем-то знакомым. Взгляд его темных прищуренных глаз быстро обегал патрульных.

Кирилл перепрыгнул через убитого и встал рядом с юношей. Теперь их было двое – против трех «примиристов» и их раненного начальника, замершего у стены. Один из патрульных прыгнул вперед, стараясь достать Кирилла шпагой, – клацнули щитки доспехов, мотнулись назад длинные волосы. Но стоящий рядом с Кириллом незнакомец умелым, сильным движением рубанул по эфесу шпаги. Клинок со звоном отлетел в угол, а сам патрульный растянулся на полу.

Несколько секунд юноша выжидал, продолжая крепко сжимать свой меч. А потом расслабился, спокойно опустил его в ножны, и, поворачиваясь к врагам спиной, бросил Кириллу:

– Пошли!

В полной растерянности Кирилл шагнул за ним. И увидел, наконец, что двое спутников юноши стоят напротив патрульных, держа их под прицелами коротких, тупорылых автоматов.

Начался ветер, и частые, крупные капли дождя теперь неслись почти горизонтально. Они остановились у слабо освещенной аптечной витрины, стали, укрывшись от ветра, за выступом здания. Кирилл посмотрел в лицо юноши. И опять поразился чему-то знакомому в нем.

– Спасибо!

Тот мотнул головой.

– Чушь. Ты здорово дрался, а этих патрульных собак… Как тебя звать?

Он говорил резким, отрывистым тоном человека, привыкшего командовать.

– Кирилл.

– Давно в этом слое?

Кирилл уже свыкся с местным жаргоном.

– Недавно.

– Сверху?

– Да.

– Я тоже недавно, только снизу… Ничего, привыкнуть можно… Где ты живешь?

– В Северном квартале. Улица Королевской стражи.

– Неподалеку от дворца?

– Да.

– Прекрасно. Пойдешь со мной.

Варварски роскошный камзол юноши намок и растянулся почти до колен, но он словно не замечал этого.

– Куда?

– Во дворец.

Он, видимо, заметил недоуменный и настороженный взгляд Кирилла и коротко рассмеялся:

– Не бойся! Просто ты мне понравился! А этих наглых монахов из Ордена Единения я бил еще сотню лет назад…

– Сотню лет назад? – Кирилл вспомнил, что еще совсем недавно слышал что-то похожее…

– Ну да! Попадись они мне там, я бы их затравил псами. А сейчас нельзя… Союзнички, опора трона… – Юноша сплюнул.

Странная, неосознанная мысль кольнула Кирилла.

– Охотничьими?

– Что?

– Псами? Охотничьими?

– Да…

– Ваша светлость?

Юноша резко вскинул голову.

– Откуда ты меня знаешь?

– Граф… Приозерья?

Он что-то увидел в лице Кирилла и отступил назад. Потом рассмеялся:

– Я начинаю жалеть, что помог тебе!

– Нет, – бесцветным голосом сказал Кирилл. – Вам повезло, что вы спасли меня, Ваша светлость.

Даже в прошитой дождевыми струями темноте Кирилл чувствовал растерянный взгляд графа Приозерья.

Рассвет наступал медленно и неохотно. С побледневшего неба сползали последние обрывки туч, темные силуэты домов обретали объем. По мокрому камню мостовой застучали шаги первых прохожих. Дин сидел на подоконнике, поглядывая то вниз, то на Кирилла. Выслушав его, он не задал ни одного вопроса. Вообще ничего не сказал. Лишь на лбу выступили капельки пота.

– Тебе повезло, Кир!

– Я знаю.

– Нет, ты не знаешь! Патруль Единения не прощает сопротивляющихся. Они могли прирезать тебя на месте, никто бы и не пикнул. Я знаю лишь одного человека, способного ввязаться с ними в драку.

– Граф…

– Да.

– Я думал, он старше.

Дин усмехнулся, презрительно сказал:

– Мальчишка… С двенадцати лет был хозяином Приозерья. Делал что хотел. Попал сюда – а его род у власти в Столице. Король приходится ему внучатым племянником.

– Вот оно что… Постой! Так ты знал, что граф в Розе Ветров?

– Знал. Нам с ним, похоже, не расстаться. Мало того, что попали в будущее в одном разрыве, так еще и в одном городе оказались. Кир, не вздумай говорить Тони, что видел графа. Будет очень скверно.

– Хорошо.

Кирилл помедлил и спросил:

– Дин, а все-таки… Что у вас было с ним?

– С графом?

Дин молчал так долго, что Кирилл уже перестал ждать ответа. Но Дин заговорил:

– Он наш сеньор. А когда-то его отец был сеньором нашего рода…

– Ну?

– Что «ну»? Знаешь про право сеньора?

Он снова посмотрел в окно, и Кирилл был рад этому.

– Знаю.

– В общем… Отец был из будущего, он не выдержал. Однажды, когда нашелся повод… Это очень редко бывает, чтобы у вассала нашелся законный повод вызвать сеньора на дуэль… Бой был честным, это все говорили. Даже брат старого графа, который стал опекуном его сыну, не требовал мести. А вот патрули безвременья…

Он опять замолчал. И на этот раз, похоже, мог не заговорить. Кирилл не выдержал:

– Дин, а при чем тут патрули?

– При чем? Дуэль – это нарушение порядка. Убийство тем более…

– А то, что творил этот… граф?

– То, что он делал, для того времени является вполне естественным. Это сейчас патрули не дали бы ему так безобразничать. Зато теперь разрешены дуэли. Прогресс…

– А что было дальше?

Дин не обиделся на невольную резкость вопроса.

– Дальше… Дальше мы остались с мамой. На нас наказание не распространялось, патрули не преследуют родных. Три года все было в порядке… Почти. Но когда нам с Тони исполнилось восемь, а нынешнему графу было двенадцать, его опекун умер. Он стал править сам.

Кирилл с сомнением покачал головой.

– Так уж и сам… Наверняка его советники…

– Советников он повесил на стенах замка ровно через год. Отметил юбилей смерти дяди… Пойми, Кир, главное было угодить стражникам. А охранники, вся солдатня была от него без ума. Он был очень развит, по-детски смел… И по-детски жесток. Только эта детскость у него прошла быстро. Тогда он вспомнил, как погиб его отец, и пообещал истребить наш род.

Дин говорил так спокойно, словно речь шла совсем не о нем.

– Мы скрывались по всему Приозерью. А потом разрыв. Граф попал в него вместе с нами, вынырнул через четыре года после меня. Мы с ним теперь ровесники.

– Он знает, что вы здесь?

– Нет! – Дин резко мотнул головой. Помолчав, добавил: – Вот и вся история про графа Приозерья.

– Но почему он мне помог?

Пожав плечами Дин произнес:

– От скуки. От привычки делать, что вздумается.

– От скуки – убивать своих союзников?!

– Ерунда! – Дин досадливо поморщился. – Патрули сами по себе. Они не за короля и не за знать, не за Стрелу и не за Круг.

Кирилл не стал спорить. А Дин помолчал и спросил:

– У Тони был жар?

Кирилл кивнул.

– Однажды Тони переплыл речку, чтобы уйти от людей графа. Дело было зимой, шел снег. Тони тогда не было и десяти лет. С тех пор он часто болеет.

Очень старательным голосом Кирилл произнес:

– На. Месте. Тони. Я бы его. Тоже. Ненавидел. А…

– Кир!

В лице Дина была такая тоска, что Кир замолчал.

– Тони еще маленький, для него отец тот, кто нас воспитывал. Но ты-то уже мог понять…

Кирилл остолбенел.

– Так он…

– Наш брат. По отцу…

Было совсем светло. Из-за домов всплывал желтый разлохмаченный диск солнца. Дин резко спрыгнул на пол. Подошел к Кириллу. И тот, наконец, понял, на кого похож граф Приозерья.

Те, кто составлял набор лекарств в аптечке, знали свое дело. Наутро у Тони не было ни малейших следов лихорадки. Взбудораженный рассказом о ночном приключении Кирилла, мальчишка говорил без умолку.

– Кир, а как ты отбился от патрульных?

Кирилл отвел глаза. Рассказывать о том, что его выручил граф, он не мог. Дин пришел ему на помощь:

– Кир владеет шпагой лучше любого патрульного. А ты лентяй и не хочешь у него учиться!

– Я учусь! Летчик меня каждый день учит!

Тони искренне возмутился, и вопрос о чудесном спасении Кирилла был забыт. Зато нашелся новый вопрос:

– А зачем ты ходил ночью в порт?

Кирилл смутился:

– Я искал одного человека. Моряка по имени Антонио. Он плавал на «Одинокой звезде».

– Это на той ржавой коробке, что затоплена в устье Оранжевой? – оживился Дин.

– Да. Я хотел расспросить его о будущем.

– Зачем? Ты же сам оттуда.

Кирилл пробормотал что-то себе под нос. Слишком долго он поддерживал это заблуждение, чтобы теперь сказать правду. А тут еще спохватился Тони:

– А может, этот Антонио – сторонник Круга?

– Ну и что? – не подумав, буркнул Кирилл.

– Ничего бы он тогда тебе не рассказал. Еще сообщил бы в полицию!

Это было верно. Все различие между двумя «линиями» состояло в том, что линия Круга призывала к полной автономии каждого времени. Если уж тебя занесло в чужой слой, так и сиди там и не вспоминай о родном времени. И, разумеется, не ходи по средневековью с плазменным оружием… Линия Круга представлялась Кириллу непоследовательной и просто нереальной. Ведь даже король, самый ярый сторонник этой линии, вооружал своих солдат автоматами и пользовался электричеством. Впрочем, и реальность линии Стрелы, требующей объединения всех слоев, изучения и обуздания разрывов, вызывала у Кирилла сомнения.

Дин снял со стены свой арбалет, закинул его за спину.

– Опять ночевать не будешь? – сердито спросил Тони.

– Буду. Но вы меня не ждите. Я приду поздно.

Уже спустившись на этаж ниже, Дин крикнул:

– Тони, не вздумай сегодня идти в школу! Да и Киру лучше отсидеться!

– Хорошо.

Кирилл и не собирался никуда уходить…

Тони не было второй час. Он пошел купить хлеба в лавке на соседней улице. И не возвращался. Кирилл то спускался к двери, то стоял у окна, чувствуя, как нарастает тревога.

«Там могла оказаться очередь. Или нигде нет хлеба… Чушь». Он пристегнул шпагу, порылся в сумке, на дне которой притаился цилиндрик гранаты. Зачем-то покрутил разряженный бластер. «Мальчишка. У него уже полно новых друзей. Мог встретить кого-нибудь…» Кирилл раскрыл окно и уселся на подоконник, как утром Дин. «Вот пробьет семь на дворцовой башне, и пойду…» Он вдруг поймал себя на том, что как завороженный смотрит на пустынную улицу. Район, конечно, тихий. Но не до такой же степени!

И словно в ответ на его мысли где-то совсем рядом застучал, заходясь в торопливом лае, автомат. Лишь королевская полиция имела право на оружие иного времени!..

Он скатился по лестнице, вылетел на улицу. Предостерегающе скрипнула незапертая дверь. Но Кирилл уже бежал по направлению к выстрелам. Выскочил на узкую и кривую улочку. И замер перед распластанным на мостовой человеком.

Это был мужчина лет тридцати, хорошо одетый, в фабричном темно-сером костюме. Он лежал, уткнувшись лицом в булыжник, раскинув руки, в одной из которых была зажата полуметровая деревянная дубинка. Пиджак на спине был порван и уже почернел от крови. Несколько секунд Кирилл смотрел на убитого, абсолютно бесстрастно пытаясь определить какую-то неправильность в его позе. Наконец, понял – мужчина держал оружие в левой руке. Видимо, левша… И тут Кирилла пробрало. Руки начали мелко трястись, а на лицо все лезла и лезла кощунственная, болезненная, как ожог, улыбка. Он с трудом заставил себя опуститься перед убитым, осторожно, словно это еще имело какое-то значение, перевернуть его на спину. Лицо было мертвое, незнакомое… И вдруг сердце застучало гулко и часто. На лацкане серого пиджака был приколот крупный значок из золотистого металла – летящая стрела.

Кирилл медленно обернулся. Пошарил взглядом по окнам домишек. В одной из скособоченных развалюх дрогнули под мутными зеленоватыми стеклами шторы…

Он дернул рамы так, что хрустнули петли. Рывком вытащил наружу щуплого старичка.

– За что, добрый юноша?! – прохрипел тот.

Испуганный взгляд. Одежда из домотканой шерсти. Робкие движения рукой в попытке отстраниться.

Кирилл отпустил старика, сел прямо на землю. Старик бухнулся рядом.

– Простите…

Старик совсем обалдел. Часто-часто заморгал, спросил:

– Я могу уйти, господин?

Коренной житель этого времени. Уж к нему-то ни патрули, ни полиция претензий не имеют, это точно. Его не коснулись случайно заброшенные в это время фабрики и вольнодумные идеи приверженцев Стрелы.

– Иди… Нет, стой!

Старик послушно замер.

– Что тут было?

– Господин полицейский застрелил этого господина.

– За что?

– Говорят, в городе неспокойно. Бунтуют…

– Давно?

– С обеда, как полдень пробило. Студенты, мастеровые…

Он чуть ли не ползал перед Кириллом. Никогда еще Кирилл не думал, что в этом гигантском временном коктейле должны были уцелеть, словно осколки льда, и такие вот люди, полностью соответствующие своему веку.

На портовой улице он увидел толпу, громящую чей-то дом, и инстинктивно обошел ее – на груди у людей чернели матерчатые круги. Перед Соборной площадью его остановили двое полицейских и велели проваливать. Кирилл подчинился, тем более, что площадь была пуста.

Странно, как беззвучно может произойти побоище в мире, где властвует холодное оружие. То здесь, то там он натыкался на убитых. Драки шли не с обеда, они шли с самого утра. Они шли еще до того, как Дин ушел по своим делам!

У хозяина ювелирной мастерской, прикрывающего окна огромными деревянными щитами, он наконец-то узнал подробности. Беспорядки начались рано утром, после того, как полиция попыталась арестовать одного из ярых сторонников Стрелы, университетского профессора истории. Беспорядочная потасовка неожиданно перешла в перестрелку – у студентов оказалось огнестрельное оружие. Еще через пару часов стычки шли по всему городу.

То, что готовится переворот, Кирилл чувствовал. Случайные реплики Дина и Тони позволяли об этом догадываться. Но выступление произошло явно преждевременно.

Кирилл быстро шел по замершим безлюдным улицам. Жители попрятались… Вот что обрекало мятеж на поражение. В любой революции, в любой междоусобице есть колеблющиеся и равнодушные. Это неизбежно. Но только сейчас Кирилл понял, что равнодушные составляют большинство. Им наплевать как на линию Круга, так и на линию Стрелы. И, пожалуй, на линию Стрелы в большей степени. Да, здесь бывали временные разрывы, бросающие людей на сотни лет вперед и назад. Но, как правило, разрывы ограничивались днями и даже часами. К ним привыкли, к ним относились как к неизбежному, но терпимому злу.

Линия Стрелы… Использовать информацию из прошлого и будущего. Причем не только техническую. Можно узнать, где и когда произойдет очередной временной сдвиг.

У Кирилла от напряжения застучало в висках. Патрули безвременья имели такую информацию! Недаром они странствовали по всем временам! Недаром тогда, в странной башне на болотах, знали заранее о предстоящем разрыве времени! Впрочем, своей целью они ставят поддержание порядка, соответствия поведения людей и времени, в котором те оказались. Это уже типичная тактика Круга.

Что-то не вязалось в схеме. Линия Круга – это интересы феодальных, монархических и прочих властей планеты. Линия Стрелы – это интересы «разрывников»… Ну, и наиболее образованной, заинтересованной в прогрессе части местного населения. А патрули? За или против кого они борются?

У них цели Круга, но методы Стрелы. Граф назвал их союзниками. Дин уверен, что патрули не будут вмешиваться в борьбу за власть. Кто прав?

Задумавшись, он налетел прямо на полицейских. Двое рослых мужчин, в более или менее современной форме, но со шпагами в руках, выглядели идиотски. Впрочем, Кирилл понимал, что и его вид не лучше.

Один из полицейских поднял шпагу и вопросительно кивнул:

– Стрела?

Кирилла вдруг прорвало:

– Стрела!

Нет, местным блюстителям порядка было далеко до патрулей Единения… Они махали шпагами, словно дубинками, и в результате через минуту оказались безоружными. Кирилл загнал их в узкий тупик между домами, заставил поднять руки над головой. Угрожающе сказал:

– Теперь будем говорить!

Полицейские не возражали.

– Что с мятежом? Подавлен?

– Нет, – выдавил из себя полицейский.

Они занимались чем-то вроде прочесывания Столицы в относительно тихих, не затронутых стычками кварталах: Северном и Восточном. Рассказать полицейские могли немного, но и это немногое зажгло в сердце Кирилла надежду.

С первых же минут мятежа король поспешил укрыться во дворце, полагаясь на многочисленную охрану. А полицию бросили на разгон восставших, словно это было в ее силах… Единственное, что смогли сделать полицейские – это блокировать всех восставших в районе университета. Университет окружили еще в полдень, и с тех пор длилось шаткое равновесие. Моряки военных кораблей, стоящих в порту, на которых всегда рассчитывала полиция, неожиданно заняли выжидательную позицию.

Больше они ничего не знали. Сказали лишь, что еще час назад от университета доносились выстрелы, а теперь там тихо. Но, может быть, просто кончились патроны…

Кирилл слушал их, не перебивая. Потом кивнул:

– Так. А сейчас снимайте свои ремни, вяжите друг друга.

Университет был целой улицей соединенных переходами зданий. Здесь обучали и медицине и технике, в той мере, в какой это дозволялось, конечно. Построенные в самых разных стилях – и низкие, приземистые, похожие на казармы, и пышные, с башенками и колоннами, дома были облицованы темно-розовой мраморной плиткой, и это делало их похожими друг на друга.

Кирилл подходил к университету осторожно, прячась за углами, подолгу осматривая дорогу. Но все было спокойно. Слепо глядели задвинутые ставнями окна в домах, далеко-далеко дышало море, словно удивленное нежданной тишиной. Даже на баррикаде, перегородившей улицу между двумя роскошными особняками, не было признаков жизни. Лишь несколько полицейских, густо утыканных стрелами, лежали перед ней. Стараясь не глядеть на убитых, Кирилл перелез через баррикаду, довольно остроумно сооруженную из пустых винных бочек, трех-четырех бревен и содранных с ближайших лавок вывесок. Баррикада была пуста. Кирилл сделал несколько шагов и вышел из переулка на саму Университетскую улицу…

Вот теперь тишина вокруг стала понятной. Сплошным ковром брусчатку устилали убитые. Синие мундиры полиции, серая ткань студенческой формы, пестрые пятна плащей… Кирилл перевернул одного, другого… пощупал пульс… Мертвы… Все.

Все!

Перебили друг друга?

Кирилл представил себе, как на покрытой трупами улице закалывают друг друга последний полицейский и последний мятежник. Его затрясло от истерического хохота.

Все!

Специально рассчитали!

Он сжал зубы, приходя в себя. Ладно, вот лежит заколотый полицейский. Вот худощавый парень с размозженной о камни головой. А этот юноша? У него же ни царапины! А эти полицейские?

Из-под одного из убитых выглядывал однозарядный пистолет с длинным чеканным стволом абсолютно средневекового типа. Кирилл потянулся за ним. Потом заметил валяющийся рядом автомат. Поднял его, проверил обойму. Патроны еще были…

И, сам не понимая своих действий, вскинул дуло вверх. Глухо щелкнул о капсюль боек. Осечка? Он передернул затвор – в воздухе крутанулся длинный желтый патрон. Попытался выстрелить еще раз. Отбросил бесполезное оружие.

В каком-то тупом оцепенении Кирилл побрел вдоль улицы, старательно обходя убитых. Простые, бездумные движения приносили облегчение, хотелось так и идти, пока не остановят или пока не кончатся все силы… Но он остановился, когда с тротуара на него глянуло мертвое, полуприкрытое полой бархатного плаща лицо.

Граф Приозерья.

Кирилл долго смотрел на три короткие толстые стрелы, треугольником торчащие из груди юноши. Сглотнул, пробормотал:

– Тони…

У него не осталось сил ни удивляться, ни плакать. И тут он поднял взгляд и словно наткнулся на лежащего рядом парнишку в серой форме… Остались, оказывается, силы. Кирилл одним рывком подлетел к мальчишке, перевернул его.

Это был не Тони. Совсем другое лицо, побледневшее, с широко раскрытыми глазами… Опять никаких ран.

Кирилл поднялся, обвел взглядом те десятки, сотни убитых, что лежали вокруг. Тони все равно здесь. Потому что Дин должен быть именно тут. А Дин всегда дрался до конца.

Сколько ему нужно времени, чтобы осмотреть всех? Час? Два? А через сколько минут он сойдет с ума от ужаса, осознает, что все эти люди действительно мертвы? Он же не разведчик, не специалист по древней истории, не навидавшийся всякого прогрессор. Он не выдержит здесь один, в этом чудовищном, нереальном мире, в этой карикатурной копии Земли…

– Я знал, что ты придешь сюда.

Кирилл медленно повернулся на голос. Спросил:

– А почему же вы не добавляете «сын мой»?

Забрало шлема было опущено, но правая рука, повисшая на перевязи, выдавала начальника патруля с головой.

– Это формальности. Надоело.

В левой руке патрульный держал что-то вроде пистолета с конусовидным расширением на конце. Кирилл посмотрел на этот пистолет, потом спросил, почти утверждающе:

– Это вы их убили?

– Да.

Он говорил совершенно спокойно.

– И ты сейчас умрешь. Три раза тебе удавалось уйти от нас. Все. Хватит.

Рука Кирилла нашарила в кармане ребристый баллончик гранаты. Интересно, сможет ли он задержать дыхание на три минуты, пока улетучится газ?

– Почему вы так ненавидите меня? За что? Вы же не фанатик Круга, не невежественный дикарь?..

– Ты сам дикарь! – Голос патрульного вдруг взвился. – Чуть умнее других, но тоже дикарь!

Кирилл сдернул предохранитель и почувствовал, как шелестит, обтекая плотно сжатые пальцы, парал-газ.

– Из какого бы слоя ты ни пришел сюда, все равно тебе не дано понять! Время уже тысячу раз могло захлестнуться петлей, мир стоит на краю, а нас все меньше и меньше, даже некоторые начальники патрулей выбраны из непосвященных! – Патрульный говорил взахлеб, не стремясь что-то объяснить, а просто выговариваясь. – Ну, скажи, из какого ты времени? Из последнего века разрывов? А что за ним? Пустота? Или повтор, бесконечный круг? Ты не знаешь, а из-за таких, как ты…

Его лицо вдруг исказилось, закостенело с широко открытым ртом. Он пошатнулся. Но и в падении пальцы патрульного сжались на спусковой кнопке.

Кирилл почувствовал ветер. Именно ветер, ледяной, холодный удар куда-то вбок. Он успел еще сообразить, что патрульный стрелял не целясь, что основной заряд прошел мимо. А потом с размаху сел на колени. Ноги не хотели его держать.

Он посидел так с минуту, собираясь с силами, потом вдруг потемнело в глазах, в груди возникла жгучая боль, и Кирилл понял, что до сих пор сдерживает дыхание, дурея уже не столько от выстрела, сколько от удушья… Отчаянно, со всхлипом втянул в себя воздух, инстинктивно ожидая, что мышцы мгновенно откажутся повиноваться. Но, видимо, он выдержал время, газ уже рассеялся. Воздух с клекотом входил в легкие, стало чуть легче. Вот только левая половина тела окаменела… Он с трудом поднялся, медленно переставляя негнущиеся ноги, подошел к патрульному. Взял его оружие. Постоял, вспоминая, что говорил этот человек и вообще, кто он такой. Так и не вспомнив, побрел прочь.

Странно, откуда-то вдруг наплыл туман. Дома подернулись белесой дымкой, звуки стали тише. А потом вернулась слабость…

Слабость охватывала его огромной и мягкой рукой. На мгновение все тело становилось ватным и безвольным. Нет, ноги уже не подкашивались, просто Кирилл вдруг зависал в звенящей легкости, а мир вокруг замирал, как на фотоснимке. Это не было неприятно, наоборот, Кирилл ждал каждого такого момента с наслаждением, как отдыха. Действительно, слабость приходила вместе с легкостью, и то, что тело становилось ватным, совсем не пугало. А потом это проходило, и он снова шел вперед, по темнеющим улицам, мимо осторожно выглядывающих из окон людей, мимо темных пятен на камнях…

Было утро. По длинной травинке полз муравей. Останавливался и снова продолжал путь. Кирилл долго смотрел на муравья, потом привстал, выглядывая из высокой травы. С удивлением посмотрел на развалины какого-то здания, на осыпавшиеся стены вокруг. Рыжел на солнце выщербленный временем кирпич, темнели упавшие вниз и оплетенные травой глыбы камня.

Кирилл, наконец, вспомнил это место. Старый, давно разрушенный замок на окраине Столицы. Восстанавливать его не полагалось – он был разрушен еще до разрывов… Вот куда он забрел в бреду…

И сразу вернулась память. Вчерашний вечер на Университетской улице, начальник патруля… Дин и Тони…

Он уже пришел в себя. Встал (трава смахнула на него тысячу сверкающих росинок), огляделся.

В метре от него лежали Дин и Тони; Кирилл сел рядом, потрогал Дина за рукав рубашки. Во сне братья были еще больше похожи друг на друга. Тони повертелся и лег на бок, отворачиваясь от пригревшего солнца.

Кирилл поднял лежащую у их ног сумку, достал несколько черствых, высохших кусков хлеба. И сразу в желудке засосало. Отламывая по кусочку, он съел почти весь хлеб. Потом толкнул Дина в плечо, но тот упорно не хотел просыпаться. Кирилл растянулся между братьями, легко и бездумно взглянул вверх. В выкрашенном голубом небе парила черной точкой какая-то птица. Кирилл мимоходом отметил, что за все предыдущие дни он не видел здесь ни одной птицы. Но думать об этом не хотелось. Голубое небо. Просыпающаяся под солнцем трава. Древние развалины. Утро.

Утро. Контрольный срок кончился. Спасатели не прилетели. Он принял эту мысль спокойно, принял одним разумом. Миг, когда ощутит он свое одиночество сердцем, еще не пришел. Может быть, потому что друзья были живы. Или…

Он вытянул из кармана трофейный пистолет, перевернул рукоятью к себе. На ребристом пистолетном боку чернел рельефный четырехзначный номер и буквы: «ЗКТИ». В секундном оцепенении, впрочем, не таком уж и неожиданном, Кирилл смотрел на них, потом сказал вслух:

– Завод Космической Техники города Ижевска.

Выщелкнул обойму – стандартный изотопный аккумулятор, годный и для фонарика, и для лазера.

А в данном случае – для энтропера. С невольным страхом Кирилл повертел в руках оружие, знакомое лишь по телефильмам. Против энтропийного поля, излучаемого этим пистолетом, не существовало защиты. Под его ударом мгновенно разряжались аккумуляторы, распадалась запасенная в крови глюкоза, невидимой пылью рассыпался металл. Энтропер уничтожал энергию, в каком бы виде она ни находилась, рассеивал ее в пространстве – равномерно и бесполезно… Это было именное оружие, со встроенным индикатором личности, способное работать лишь в руках хозяина – высшего офицера Космофлота.

Кирилл переставил аккумулятор в свой бластер. Отошел в угол старого замка. И там, среди замшелых валунов, расплавил энтропер.

Площадка перед ангаром напоминала футбольное поле. Вот только разметка густой зеленой травы была другая – какие-то линии, треугольники… Тень от двухэтажного здания ангара падала на край поля, где дремали несколько человек в синей форме. Дин тронул Кирилла за плечо:

– Гляди!

Птица, все утро парившая в небе над городом, теперь стремительно шла вниз. Больше всего она напоминала орла с двухметровыми крыльями и темно-коричневым оперением. Неожиданно большая для птицы голова венчала толстую лихую шею. Птица опустилась возле дремавших у ангара охранников – те даже не шелохнулись – и мелким, неуверенным шагом вошла в распахнутую железную дверь. Кирилл напряженно всматривался в темный проем, затем спросил:

– А если там только биоформы?

Дин пожал плечами.

– Тогда… как на болотах. Другого выхода нет, по городу еще идут облавы. Мы зайдем внутрь, а Тони придержит полицейских. Их как раз трое.

– Я придержу, только дай свой арбалет! Я с двумя!

– Обойдешься! – Дин взглянул на брата непривычно твердо. – Сейчас не до игры и не до пижонства!

…Их спасло то, что они не смогли пробраться на оцепленную Университетскую улицу. Они кружили вокруг до вечера, потом увидели идущий патруль и поняли, что все проиграно. Но что-то, может быть предчувствие, удерживало их поблизости до той минуты, пока они не увидели Кирилла… Про смерть графа Приозерья они даже не знали.

…Внутри было прохладно и тихо. У стены, в темных дощатых ящиках с сырым песком лежали бугристые шары биоплазмы. Под потолком болтались слепяще-яркие лампы, бросающие вниз узкие, кинжальные пучки света. В центре ангара стоял серебристый, похожий на старинный истребитель, самолет. Кирилл вскочил на крыло, прилип к прозрачному колпаку кабины. Из утыканного циферблатами пульта торчал круглый, похожий на автомобильную баранку, штурвал. Руки противно взмокли, и Кирилл машинально вытер их о стекло. Чужая схема управления. Самолет явно местной модели, откуда-то из будущего… С управлением не справиться… Он тоскливо оглядел ангар. И в самом дальнем углу увидел то, что и хотел, и боялся тут найти.

Два легких вертолета. Десантный вертолет колонистов, модель, которую с полгода как начали выпускать земные заводы. Оба вертолета были исправны, лишь на блестящие клинки лопастей набросили длинные, грубые чехлы, отчего машины приобрели абсолютно нерабочий вид. Кирилл выбрал тот, приборы которого показывали больший запас энергии. Они с Дином налегли на полупрозрачный пузырь кабины и выкатили из ангара. Лопасти задрожали, свисая почти до земли.

У входа стоял Тони, держа под прицелом двух полицейских. Третий со стрелой в животе лежал рядом, кривя рот в беззвучном крике. Лицо у Тони было белым как снег, а голос утратил беззаботность и стал очень спокойным.

– Он пытался достать пистолет.

Кирилл повернулся и молча вскинул бластер. В ангаре ухнуло, в двери выплеснулось оранжевое пламя. Губы у полицейских зашевелились – кажется, они начали молиться.

Дин встал в открытый люк кабины, поглядывая на полицейских. Тони бухнулся в штурманское кресло, по правую руку от Кирилла, и закрыл глаза. Кирилл взглянул на него, но времени сказать что-нибудь ободряющее не было. Пальцы его скользили по разноцветному от клавиш пульту. Питание, контроль стабилизации, контроль винта.

Лопасти дрогнули, распрямились и начали медленно вращаться.

Выход в рабочий режим, поддув амортизаторов…

– Дин, в кресло!

Реверс мотора, ускорители… Автопилот? К черту! Старт!

Еще никогда охрана ангара королевских летчиков не видела такого старта. Вертолет словно присел, придавленный блестящим диском лопастей. А потом в роторе что-то щелкнуло, лопасти ярко блеснули на солнце, и целый ураган обрушился на охранников. Они еще катились по траве, сбитые с ног, отброшенные в сторону, а крошечная точка вертолета уже исчезла в небе…

Они летели невысоко. Лишь над Столицей, опасаясь выстрелов вдогонку, Кирилл поднял вертолет на предельную высоту. Сейчас до земли было не больше сотни метров, и от скорости перехватывало дух.

– Ты молодец, Кир! – Дин хлопнул его по плечу и приник к стеклу кабины. – Здорово водишь!

Кирилл заложил крутой вираж, бросив машину почти к верхушкам сосен. Солнце сверкающим болидом мазнуло по небу, оказалось под ногами, потом вернулось на место. В надежной земной машине Кирилл чувствовал себя уверенно.

– Тони!

Мальчишка взглянул на него почти равнодушно. От этого взгляда Кириллу стало нехорошо.

– Тони, на пульте в правом углу должна быть табличка. Прочти, я не дотянусь.

Тони повернул голову, медленно прочел:

– Номер тридцать два. Борт десантного крейсера «Эвридика».

Помолчал и спросил, слава богу, с искоркой интереса:

– Летчик, а что это? Ты понял?

Кирилл молчал. Лишь двинул тангенту скорости до предела. Рев ротора над головой стал почти нестерпимым, и Тони крикнул снова:

– Ты что-нибудь понял, Кир?

Да. Он понял…

Под вертолетом блеснула голубая гладь реки. Той самой? Кирилл повертел головой и увидел вдали, на горизонте, серый край болота. Да, то самое место. Он почему-то развернул машину, направляя ее вдоль реки. Дин наклонился к нему, крикнул:

– Ты что, оглох? В чем дело?

Вдали дрогнул синий отсвет. Море… Кирилл сбавил скорость, обрывая бессмысленную гонку, в кабине сразу стало тише. Повернулся к Дину:

– Сейчас объясню. Понимаешь…

Он не успел докончить. Сквозь ослабевший гул мотора до него доплыл знакомый звенящий звук. И прежде чем Дин или Тони успели что-то сказать, Кирилл пошел на посадку. Колеса еще не коснулись песка на речной излучине, а отстреленные люки уже шлепнулись вниз. Один в воду, другой на землю.

Они отбежали от машины – время еще было, воздух лишь начал дрожать. Дин, кривясь от боли, посмотрел вверх:

– Черт! Отрицательный разрыв. И с порядочным градиентом… Кир, не вздумай подходить к вертолету!

Сделавший шаг к машине Кирилл замер.

– Почему?

– Потом. Ложимся!

Кирилл оказался между Дином и Тони. Тони повозился и сказал:

– Я перелягу, Кир…

Его локоть, вжавшийся в плечо Кирилла, исчез. Но Кирилл не поднял головы: звон в ушах стал уже нестерпимым…

И вот, наконец, по глазам полоснуло слепящее холодное пламя. Сразу стало тихо. Так тихо, что Кирилл услышал, как падают снежинки.

Он встал, поморгал, привыкая к темноте. Была ночь, и в призрачном звездном свете струился с неба снег. Таял, едва долетев до земли. Опять зима…

Кирилл подошел к тихо плещущей речной глади, напился. Вернулся к вертолету, который, похоже, стоял здесь уже месяца полтора. Дожди и ветер исхлестали открытую настежь кабину, часть приборов была снята. Именно снята, а не содрана, не вырвана из пульта. Кирилл сел на качнувшийся под ним порожек кабины. И увидел Дина.

Он возник там, где только что был Кирилл. Сразу же поднялся, подошел к вертолету, наощупь пожал Кириллу руку.

– Надо же, Кир… вернулись примерно на месяц назад! Словно и не было разрыва на реке…

– Как ты определяешь время переноса? – не с любопытством, а так, по инерции, спросил Кирилл.

– По интенсивности вспышки.

– А когда вас бросило на полтораста лет?

– Тогда я ослеп на несколько дней. – Дин присел рядом. Рассмеялся. – Теперь можно опять в Столицу! Самих себя увидим!

– Не надо в Столицу, Дин. – Кирилл с трудом выдавил эти слова. – Все равно не выйдет.

– Почему? Да что с тобой, брось эти загадки!

Кирилл молчал.

– А где Тони? – Дин вдруг ловко заглянул в кабину. – Не прячься!

Кирилл пожал плечами.

– Появится…

– Как это «появится»? Он же лежал справа от тебя, разрыв шел с той стороны! Вот и вертолет здесь давно стоит… Тони должен был появиться первым!

– Он же перелег! – с проснувшимся страхом сказал Кирилл.

– Куда?!

– К тебе… наверное. Не хотел быть первым, скорее всего!

Дин словно оцепенел. Потом глухо сказал:

– Младшим он быть не хотел, скорее всего… Фонарик есть?

– Сейчас.

Кирилл порылся в аварийном гнезде на пульте вертолета. И с удивлением нашарил тонкий цилиндр.

Лучик света забегал по мертвому пульту, вздрогнул и замер на листке картона. Большие ровные буквы покрывали его сплошным узором:

«Дин, Кир! Простите! Сейчас я уже жалею… Не мог иначе. Я живу в поселке, в пяти километрах к северу, на берегу моря. Каждое утро прихожу сюда. Ждите.

Дин, а все-таки я старше!»

– Это он снял приборы, – бесцветным голосом сказал Дин.

Посмотрел на Кирилла, с жалкой улыбкой пояснил:

– Он к вертолету побежал. Металл усиливает временной скачок. Его бросило на десять лет назад.

И с каким-то всхлипом добавил:

– А может быть, и на сорок.

Дин сразу начал собираться. Нашел свой арбалет, спрятанный под вертолетное кресло. Стал деловито подкручивать пружины. Он очень быстро пришел в себя, смирился с неизбежным. Кирилл молча смотрел на него и не сразу почувствовал легкий укол боли, возникший в висках. Словно тонкие иглы с двух сторон пронзали мозг… Встретились, и боль исчезла. А вместо нее в сознании родился тонкий печальный звон. Знакомые каждому космонавту позывные телепатической связи.

«Кирилл».

Он забыл даже ответить, остолбенел, шалея от дикой, необузданной радости, пытаясь понять, откуда взялись спасатели. Наконец, до него дошло, что он ведь вернулся в прошлое. Здесь вообще не существует понятия «поздно»… Его нашли… А сигнал все усиливался, в голове словно забухали тяжелые молоты, перед глазами поплыли светящиеся буквы:

«Мы близко. Дайте пеленг. Мы идем к вам. Дайте пеленг, Кирилл».

Он закрыл глаза, сосредоточился. Почти сразу уловил ответ:

«Приняли пеленг. Ждите. Мы близко».

Ничего не подозревавший Дин подошел к Кириллу.

– Идем, Кир. Всыплем этому мальчишке, как следует…

– Дин, я… ногу подвернул.

– Сильно? – в голосе Дина прозвучала тревога.

– Нет, но… Я быстро идти не смогу.

Дин растерянно пожал плечами.

– Кир, я не могу ждать! Пойми!

– Ты иди, Дин. Я вас здесь подожду.

Мерзко это было. Мерзко и подло. Но Кирилл слишком хорошо знал, почему Дина не должно быть рядом с ним. Вовсе не из-за спасателей…

Утро наступило быстро, без какого-либо перехода. Может быть, это был крошечный временной разрыв, но скорее Кирилл просто задремал. А когда поднял голову, увидел встающее из моря солнце. Море было совсем рядом. Спокойная зеленая вода, голубеющая на мелководье, темнеющая вдали от берега. Из гальки и песка проступали серые бетонные плиты, под ногами попадались ржавые железки непонятной формы. Похоже, здесь когда-то был порт. Или будет? Какая разница… Кирилл не спеша направился к берегу. Сел на выступающую из земли бетонную глыбу – похоже, остаток причала. Плиты вокруг растрескались, проросли бледной, тонкой травой; торчащие из них толстые причальные трубы покрылись осыпающейся от прикосновения коркой. В море, среди ленивых волн, угадывался контур волнореза. Действительно, порт. Стало уже не просто тепло, а даже жарко. Странные здесь зимы…

– Добрый день, сын мой.

Кирилл оглянулся, сказал:

– Садитесь, начальник. Я ждал вас. Кстати – это странно звучит: «начальник патруля». Командир гораздо лучше.

– Не учли.

Доспехи заскрипели, забренчали, когда он сел рядом и стянул свой дурацкий шлем. Кирилл постучал пальцем по латам:

– Пластолит?

– Металлокерамика.

– Ого. Но щели между пластинками брони вы оставили зря.

Начальник патруля подцепил неуклюжей металлической перчаткой пластинку лат, покачал ее, словно шатающийся зуб. Потом скривился, как будто действительно почувствовал боль от шатающегося зуба. Согласно кивнул:

– Щели нас действительно здорово подводят…

И поднял глаза на Кирилла:

– Но кто же ты такой, черт побери?

– Кирилл. Гонщик. Неудачный гонщик… Землянин.

Он достал из кармана бластер, чуть поколебался и бросил его в воду. Начальник патруля проводил оружие зачарованным взглядом, даже вздрогнул от всплеска. Спросил:

– А где энтропер?

– Расплавил. Он был вам нужен?

– Выдали новый… – Начальник патруля вдруг потянулся к Кириллу, схватил его за рубашку: – Чего же ты молчал, мальчишка!

– А вы спросили? Или я должен был исповедаться перед плохо выбритым монахом средневекового ордена? – Кирилл с ожесточением оторвал от себя его руки. – Вы-то кто такой?

Лицо патрульного напряглось, он словно подтянулся:

– Простите. Меня зовут… Впрочем, зовите меня Консультантом. Я старший Консультант.

– Ордена Единения?

– Да. А раньше был вторым пилотом.

– Крейсера «Эвридика»?

Консультант замолчал. Потом спросил:

– Я могу вам что-то рассказать? Или же вы все знаете?

Кирилл через силу улыбнулся.

– Я сам расскажу. А вы будете меня поправлять. Хорошо?

– Говорите.

Волна разбилась у их ног струей мелких брызг, тут же скатившихся с лат патрульного.

– Когда я стартовал… То есть примерно в это время… Крейсер «Эвридика» только строился. Я думаю, он стартует через два-три года.

– Мы стартовали в мае девяносто третьего.

– Значит, через четыре… Я слышал, что командиром крейсера будет Вальтер Ясеньски. Его выступление о праве колоний на самоопределение, о диктаторских полномочиях, якобы присвоенных Землей, хорошо известны… Кстати, где он?

– Он Командор Ордена.

– Понятно. На пост начальника колонии, которую должна была основать «Эвридика», неожиданно для всех был назначен Артур Рен, физик.

– Его назначили… Назначат.

– Рен – крупнейший специалист в области физики времени. И друг Вальтера… А он где?

– Он погиб. Вскоре после основания колонии.

– «Эвридика» выбрала для колонизации абсолютно неизученную планету. Для предотвращения временных парадоксов вы, наверное, специально не исследовали ее сегодняшний облик…

– Только состав атмосферы. Мы понимали, что не следует знать свое будущее.

– При подлете к планете крейсер, не совсем понятным мне образом, переместился в прошлое. Лет так на пятьсот.

– На тысячу. Рен смог создать инвертор временного поля.

– Машину времени?

– Ну, если вульгарно… – Консультант слегка поморщился, – то можно сказать и так.

– Тысяча лет… С запасом! Если бы вы колонизировали планету в то время, то сейчас она оказалась бы сильнее Земли.

– Это и было нашей целью! – взгляд Старшего Консультанта Ордена Единения стал жестким и колючим. – Вмешиваться в уже случившееся прошлое Земли, как нам этого ни хотелось, мы не могли. Рен неоднократно предупреждал нас об опасности временной петли, способной раз и навсегда погубить всю Вселенную. Думаю, объяснять сущность временной петли не стоит?

– Не надо, – серьезно ответил Кирилл. – Итак, изменить что-то в прошлом вы не могли, решили пойти обходным путем. Создать свою Землю… Да ничего не вышло.

– Вышло! Планета была безжизненной, голой, ничего, кроме водорослей в океанах. Мы посадили на ней леса, выпустили животных и птиц! Птицы, правда, не прижились…

– А вы стали дичать.

Консультант осекся, опустил голову. Теперь он казался почти стариком. Даже проглядывала седина.

– Да, мы стали дичать. Конечно, некоторой деградации мы ожидали, но… Если первый город, который мы построили, Столица, был лишь стилизацией под средневековье, то другие стали такими вынужденно. Машины ломались, для реакторов не хватало топлива. Электроника давала сбои, биоформы, на которые мы возлагали столько надежд, так и не вошли в нашу жизнь. Разве что дали новые породы животных, приспособленных к условиям планеты, всех этих болотных волков, песчаных черепах… А самое страшное было в другом. – Консультант вскинул голову, взглянул упрямо и твердо. – Мы утрачивали знания. Видимо, нас было слишком мало, и это действовало. Одно сознание того, что на Земле сейчас эра крестовых походов, прогоняло желание строить космические корабли и вести научные исследования. Колонисты становились рыцарями, графами, баронами… Вначале это была игра, шутка. Потом все стало серьезно. Антенны над крышами дворцов становились просто традиционным украшением. На нас, руководителей колонии, смотрели с иронией… и со страхом. Все шло так быстро…

– Сколько вы меня искали? После той встречи, на Университетской улице? – спросил вдруг Кирилл.

– Девять лет. – Седина в волосах Старшего Консультанта светлела подтверждающе.

– Для меня прошел один день… Ну так что же предприняли отважные руководители колонистов, когда увидели, что их многотысячная армия скоро возьмется за копья? Побежали к своему инвертору?

На лице Консультанта боролись тысячи чувств.

– Да. Мы прыгнули на пятьсот лет вперед. И обнаружили на всей планете феодальный строй, правда, уже с тенденцией к развитию…

– А дальше вы сделали ошибку.

Консультант нахмурился.

– Какую?

– Наверное, решили ускорить развитие своих одичавших потомков.

– Да…

– А своей техники уже почти не осталось. Перенеслись еще на тысячу лет вперед…

– На пятьсот!

– Взяли там оружие, машины…

– В основном машины. И сразу же вернулись. Правда, мы уже поняли, что с планетой что-то творится…

Кириллу захотелось ударить по этому недоуменному лицу. Он с трудом заставил себя говорить спокойно:

– Вы благополучно раздали оружие, плуги, лекарства… Что еще?

Он не удержался, голос сорвался на крик, и ошеломленный Консультант посмотрел на него с испугом.

– Развитие ускорилось, но начались разрывы… Так?

– Да! Видимо, это как-то связано с нашими действиями. Разрывы идут в течение пятисот лет, как раз между двумя нашими появлениями. И каждый разрыв времени может погубить весь мир. Стоит человеку попасть в прошлое и там, совершенно случайно, убить собственного предка… Возникает временной парадокс, и время замыкается в кольцо. Вся Вселенная будет вечно повторять свое развитие! И мы, немногие, кто знает правду о происходящем, стали бороться. Основали Орден Единения. Составили схему всех известных разрывов, и научились ими пользоваться. Стали бороться с наиболее явными анахронизмами, расселять людей, не даем развернуться этим линиям… Кругу и Стреле… Ввели законы, практически не позволяющие контактировать со своими прямыми предками. И мы добились своего! Временная петля не замыкается! Внуки не убивают своих дедов, а правнуки…

– Потому что вы их убиваете!

– Но иначе замкнется временная петля! И жизнь будет вечно повторяться…

Кирилл сделал такое движение, словно стирал с лица грязь. В каком-то смысле так оно и было…

– Скажите, – медленно произнес он. – Вы верите в то, что говорите?

По лицу патрульного пробежала ярость:

– Как ты смеешь…

Кирилл вздохнул и поднялся. Спросил почти ласково:

– Вы думаете, что разрывы – это нарушение временного течения?

– Да…

– Все наоборот. Это исправление временного потока! Это исправление той единственной ошибки, которую вы допустили, привезя в прошлое еще непостроенные машины и оружие!

Он вздохнул и продолжил, уже увидев в лице Консультанта тень понимания:

– Как же вы не поймете… Чтобы двух пацанов, Тони и Дина, не застрелили из автомата, который еще должен придумать их внук, возникает разрыв! Когда человек рискует попасть под автомобиль, который он же еще не придумал, возникает разрыв! Чтобы…

Кирилл замолчал. Его собеседник все понял. Он не кричал, не ругался. Он корчился на земле в истерической судороге, а пальцы его все скребли и скребли песок. Кирилл увидел его лицо, и ему стало жутко.

– Можете назвать это законом самосохранения времени. Время само выправляло вашу ошибку… Но как же вы не поняли?!

Медленно-медленно Консультант Ордена Единения встал с земли.

– Мы слишком стремились к своей цели…

– Но зачем?

– Ты не поймешь… – Консультант опять перешел на «ты». – Основать новую Землю… Ты не знаешь, это такое – чувствовать себя основателем цивилизации. Почти богом… И еще – иметь возможность увидеть эту цивилизацию в расцвете сил и могущества…

– Неужели вы думаете, что в будущем этой планеты вас встретили бы цветами? Вами двигал не научный интерес, не идея лучшего общественного устройства. Просто жажда власти и славы. Отрывая людей от Земли, от родины, вы заранее обрекли их проходить уже пройденный путь. Мучительный путь…

– Ты… ты ошибаешься… – Консультант попытался улыбнуться. – И с разрывами… тоже. Тебе лучше вернуться на Землю.

Кирилл пожал плечами. Безразлично, устало…

– Я жду здесь спасателей, но… Закон самосохранения времени…

– Что?

– Если я вернусь, то сделаю все, чтобы остановить вас, помешать вылету «Эвридики». А ведь она стартовала…

Лицо Старшего Консультанта одеревенело. Кирилл увидел это, но не обратил внимания на то, как шарит по поясу его рука…

– Помешать? Почему?

– Я ненавижу вас, – просто сказал Кирилл. – Именно вас. Для Рена происходящее на планете было экспериментом, для Вальтера – осуществлением его идеи, глупой, демагогичной, но по крайней мере, честной. Для тысяч колонистов временной скачок был лишь дополнением к романтическому покорению безжизненной планеты. Но для вас и для десятка-другого таких, как вы, была и другая цель – власть.

С железным хрустом пальцы Старшего Консультанта сжались в кулаки.

– Не смейте так говорить! Не смейте! Это неправда!

– Правда. Вы не хотите в нее поверить. Вы не хотите, потому что тогда превратитесь из бесстрашного героя, спасителя Вселенной, в того, кто вы и есть на самом деле, – рвущегося к власти убийцу. Вы давно могли понять, что происходит на планете. Но не хотели. И сейчас ненавидите меня за то, что я все-таки заставил понять…

Кирилл отвернулся от Старшего Консультанта. Постоял немного, глядя на бьющиеся о берег волны. По темно-синей воде плыли белые хлопья пены, шипела, расплескиваясь на волнорезах, очередная волна.

«Я ведь могу вернуться, – вдруг подумал он. – Стоит только решить для себя одну вещь – не вмешиваться на Земле в подготовку старта „Эвридики“. Не пытаться изменять то, что неизбежно… И неумолимый закон самосохранения времени отпустит… А Служба Безопасности еще не скоро разберется, что тут происходит. Планету объявят запретной зоной, пока на ней не прекратятся временные разрывы. А потом помогут…» Это было так просто… Но почему-то Кирилл не мог этого сделать. Может быть, потому что тогда он не посмеет посмотреть в глаза ни Тони, ни Дину. Ни одному человеку на этой несчастной, измученной планете. Потому что тогда ему «не увидеть Желтых Кораблей», как говорит Тони…

Он сбросил с плеч куртку и пошел вперед. Кириллу неудержимо захотелось войти в воду, почувствовать тугие, теплые удары прибоя, закричать что-то в беспричинной радости, взлетая на гребне волны…

Острая, сверлящая боль вдруг возникла в груди. Дыхание перехватило, и он замер, неловко опустив занесенную в шаге ногу. Почему-то мгновенно ослабело тело, зазвенело в ушах. А сквозь этот звон медленно-медленно донесся сзади запоздалый хлопок. Но это было уже неважно, совсем неважно… Потому что в странно задрожавшем море он увидел Желтые Корабли. Их было три или четыре, они шли круто против ветра, и огромные, цвета темного золота паруса раскинулись над водой. Словно тусклый блеск меди и отсветы старой бронзы смешались в их тонких, стремительных силуэтах. Но вот передний корабль сделал разворот, и Кирилл понял, что он идет прямо к нему. Море вдруг качнулось и стало запрокидываться к небу. И корабли тоже дрогнули, внезапно расплываясь в мутные пятна…

Он лежал, уткнувшись в теплый влажный песок. А Старший Консультант Ордена Единения медленно брел вдоль широкой кромки прибоя, словно не замечая ни опускающейся рядом шлюпки, ни забытого подле Кирилла энтропера.

Люк шлюпки откинулся. Люди в оранжевой форме спасателей спрыгнули на песок. Но, опережая их, к Кириллу подбежали двое парней, удивительно похожих друг на друга. Один перевернул Кирилла на спину, приподнял его голову. Тихо и растерянно позвал:

– Летчик! Ну очнись, Летчик!

Но Кирилл лежал неподвижно. Лицо его было мокрым от соленых морских брызг, а глаза широко открыты. Казалось, он всматривается в даль. И Тони невольно проследил его взгляд. Но море было пустынным. Лишь катились белые барашки волн, да где-то далеко впереди садилось солнце, заливая море струями расплавленного золота.