Горы тянулись вдоль всего северного побережья. Океан здесь был мелкий, с крепкой, как рассол, водой, ничего живого в нем давным-давно не водилось. Днем из пустыни дул сухой и горячий ветер, жадно вылизывающий ущелья, заставляющий отступать кромку воды. Но по ночам пустыня быстро остывала, к утру с океана начинался робкий, слабый бриз, на камни ложились крошечные капельки росы, а в горах появлялись бледные, полупрозрачные облака. Иногда из них шел дождь…

В этой маленькой долине дождь не шел никогда, она была слишком высоко, и облака проносились ниже. Острые скалистые пики окружали долину глухим кольцом, и солнце заглядывало сюда лишь на два-три часа в день. Тогда наступала жара, и вся долина затихала, лишь огромные старые деревья жадно поворачивали за солнцем темно-зеленые листья…

Но сейчас была ночь. Тири сидел на полузасыпанном землей дереве, кутаясь в Димкину куртку. Днем в этой куртке было прохладно, а ночью она становилась теплой. Дима пытался объяснить, как это получается, но запутался в объяснении, разозлился и сказал, что ему не хватает словарного запаса. Тири улыбнулся, вспомнив рассерженного Димку, и невольно посмотрел назад. В полной темноте полукруглая пластиковая палатка чуть светилась. Все у Димки было с фокусами. Куртка из непонятной биоткани, фляжка дезинфицировала налитую в нее воду, а пистолет имел четыре вида зарядов…

Тири поднял с земли камень и бросил его вперед. Раздался легкий всплеск. Плавать Тири научился только вчера, и сейчас его здорово тянуло искупаться в озере. Но тогда придется идти в палатку, а то никакая самогреющая куртка не спасет от простуды. Тири еще колебался, когда услышал легкие шаги. Он привстал, вглядываясь в темноту.

– Тири, это ты?

Он даже не удивился.

– Я.

Свет в комнате для совещаний не был ни слишком тусклым, ни чрезмерно ярким. Так, в самый раз для создания деловой обстановки…

– …выпущенные по объекту ракеты взорвались, не долетев до цели около семи с половиной километров. Пилот второго дисколета утверждает, что видел вспышки света в направлении объекта перед тем, как ракеты начали взрываться. Однако проверить это сообщение невозможно. Причины, по которым объект взорвался, неизвестны. Однако характер оплавленных обломков позволяет предположить: и объект, и патрульный робот, преследующий наружников, были уничтожены одним и тем же оружием. Характер его действия пока неизвестен. Любопытные результаты дал рентгеноструктурный анализ остатков объекта…

Говоривший не был в традиционной форме Дежурного. Лишь двое офицеров внутренней охраны не успели снять свою черную форму.

– А теперь свои данные сообщит начальник радарной станции второго Города.

Трое людей сидели во главе стола. Они были старше других и почти не говорили. Двое сидели спокойно, а у третьего, с острым, выдающимся вперед лицом, пальцы беззвучно барабанили по столу.

Кэйт сидела совсем рядом. Было темно, но Тири прекрасно помнил, что у нее веселые голубые глаза и светлые, как у Гэл, волосы. Впрочем, этим сходство и исчерпывалось.

– Почему ты не пришел вечером в лагерь?

Тири ответил совершенно искренне:

– Не знаю. Устал… С Димкой заболтались.

– А по лесу бродить не устаешь… По-моему, Тири, ты просто кого-то боишься в лагере…

Кровь прихлынула к лицу. Тири смущенно возразил:

– Ерунда… Никого я не боюсь.

– А меня?

Он, помедлив, ответил:

– И тебя тоже.

Они помолчали несколько секунд. И вдруг Тири спросил, сам не понимая, как вырвались у него эти слова:

– Кэйт, можно, я тебя поцелую?

Тишина показалась ему бесконечной. Незнакомым, задумчивым голосом Кэйт сказала:

– Оказывается, приятно, когда спрашивают разрешения…

Ее губы были мягкими и послушными. Он вдруг понял, что они его, эти губы, что он может сделать все, что захочет, с этими губами, с этим запрокинутым лицом, волосами, рассыпавшимися на плечах. И тогда Тири заставил себя податься назад. Кэйт ничего не заметила, быстро, сбивчиво говорила:

– Ты такой смешной… Я как тебя увидела в первый раз, сразу… Тоненький, большеглазый… Из Городов все такими приходят, но ты чем-то отличаешься, ведь правда? А я похожа на Арчи?

– Нет.

– Глупый, ты людей не умеешь сравнивать… А в общем-то верно, я ему не родная сестра. Меня забрали из Города, когда я была совсем маленькой. Из второго, как и тебя…

– Зачем ты говоришь мне все это?

– Хочу, чтобы ты знал, что я тоже из Города. Ты же еще боишься наружников.

– Нет…

– Поцелуй меня еще, Тири…

Дима проснулся от неясного, но тревожного звука. Он приподнялся, всмотрелся в полутьму. Тири не было. Дима хотел было встать, но передумал. Лежал, слушал слабый плеск воды… За тонкой стенкой палатки прошуршали шаги, донесся сдавленный голос:

– Дурак…

Дима ждал. Наконец, вход раздернулся, с потрескиванием разошлись магнитные застежки. Тири пробрался на свое место и, стараясь не шуметь, начал раздеваться. Дима негромко спросил:

– Кэйт?

Тири вздрогнул от неожиданности, ответил:

– Угу.

– Что случилось?

– Не знаю.

Он лег, покрутился немного, потом совсем тихо сказал:

– Я только спросил…

– Ну?

– Можно ли любить сразу двоих.

Дима вздохнул:

– И правда, дурак…

Его должность называлась несколько непривычно – Старший Сумматор. Правда, сейчас Димке казалось, что в названии что-то было. Он действительно был Сумматором, этот нестарый еще человек, принимающий решения, от которых зависела жизнь всего Лагеря. На нем сходились все нити, десятки, а то и сотни противоречивых мнений, часто таких, которые требовали мгновенного и единственно правильного ответа. И он ни разу не ошибался, может быть, потому, что не мог позволить себе такой роскоши…

Впрочем, он не позволял себе никакой роскоши. Даже хижина его была именно хижиной, не пытающейся претендовать на звание дома. Только пол здесь был не земляной, а выстланный досками, как в школе или лазарете. Да стульев было побольше, – по вечерам здесь собирались многие… Дима сидел напротив Сумматора, с безнадежной тоской ожидая начала разговора. Вся правая половина лица у предводителя наружников была сплошным шрамом – следом старого ожога. Видимо, он заметил, как взглянул Дима на этот шрам при их первой встрече, потому что теперь старался держаться к нему боком.

Но сейчас Дима смотрел на пальцы Старшего Сумматора. Как у хирурга или пианиста, нашел он вдруг сравнение. Пальцы были длинными и тонкими, они нежно и бережно ощупывали, поглаживали, покачивали в воздухе Димкин пистолет.

– Значит, в таком положении пистолет стреляет лазерным излучением?

– Да. Импульсным, высокофокусированным лучом…

– И на какую дальность?

…Все это уже говорилось. Старший Сумматор даже не пытался сделать вид, что слушает ответы…

– Я не дам вам оружия. Никогда.

Их глаза встретились.

– Жаль.

Они поверили ему так неправдоподобно быстро… И в Землю поверили, и в погибший корабль, и в спешащих на помощь спасателей. Все полторы тысячи человек, живущих в горной долине, в первый же вечер…

И в тот же вечер Дима почувствовал непроизнесенный вопрос: «С кем ты, человек, назвавшийся другом?»

Ни с кем. А они все не могут поверить в это. Бессмысленность, обреченность их борьбы очевидна каждому. Лагерь существует лишь потому, что Равным лень заняться его поисками, но рано или поздно очередная диверсия или особенно дерзкий налет станут последней каплей. А без налетов наружники существовать не могут. Одежда, оружие, станки в мастерских, немногие приборы – все это добыто на складах Городов. Дима и стоящая за ним Земля стали той третьей силой, которая способна изменить ситуацию. Теоретически способна.

…Дима протянул руку и забрал пистолет. Сказал:

– Если бы не индикатор личности в пистолете…

Сумматор улыбнулся:

– Несомненно.

Они понимали друг друга. И от этого Диме стало легче.

– Я пойду?

– Конечно.

Пилот уже толкнул дверь (здесь не было ручек), когда услышал за спиной изменившийся голос:

– Дима, еще два года назад было три лагеря. Сейчас остался только наш – единственный. Мы долго не выдержим. Когда прилетят твои… может быть, хоть оружие…

Дима смотрел в грязные доски пола. Как трудно доказывать то, во что не веришь!

– Для вмешательства нужно согласие большинства жителей планеты…

– Большинство не имеют никакого представления о происходящем…

– Земля рассмотрит всю ситуацию, и может быть…

Дима обругал себя и следующими же словами погасил вспыхнувшую в глазах Старшего надежду:

– Но на принятие решения уйдут годы.

Старший Сумматор Лагеря обрел прежнее спокойствие. Повторил, уже не глядя на Диму:

– Мы долго не выдержим… Идите, Дима.

Он торопливо вышел.

Здесь всегда было голубое небо. За день материк накалялся так, что возникал почти постоянный ветер, дующий к морю, отгоняющий от берега тучи. Дожди шли далеко над океаном, сильные, бесконечные дожди. Дима заметил это, еще облетая планету перед посадкой. Материк на экваторе был виден как на ладони, компьютер гудел от напряжения, составляя ту самую карту, что лежала сейчас в его кармане… А океан затягивала почти сплошная белая пелена. Равновесие в атмосфере сломано полностью…

Он забрался в глубь леса, подальше от маленьких, оплетенных кустарником, чтобы нельзя было заметить с воздуха, хижин. Впрочем, «глубь» – это слишком громко. Долина не достигала и десяти километров в самом широком своем месте.

Дима лежал на траве, бездумно, слепо глядя в небо. Почти земная трава, почти земные деревья. Почти земные люди. И нет шансов помочь. Даже если он плюнет на Устав, на печальный опыт доброжелателей-одиночек, даже если поведет наружников на штурм… Один много не навоюет, пусть у него и есть самое совершенное на планете оружие. И революцию одиночка не сделает…

Совсем близко раздался плеск воды, восторженный детский визг. Вот тебе и глубь леса. Озеро-то оказалось совсем рядом. Дима прислушался, ему показалось, что он узнал голоса. С ребятней Дима чувствовал себя легче, в глазах детей еще не читался молчаливый вопрос, можно было просто повалять дурака и не думать о Равных и наружниках. Вот только детей в Лагере было очень мало. Дима заводил разговор об этом, но ему отвечали уклончиво, а потом переводили беседу на другое… Он встал и пошел на голоса.

Гарт вернулся вечером. Он вошел в долину по северному проходу – узенькому, двоим не разойтись, ущелью. Добрел до того места, где его непременно должны были заметить, и сел на землю. Часовые не стали тратить время на проверки. Друг друга здесь все знали в лицо, и что такое триста километров по пустыне в одиночку – знали тоже. Гарту дали воды, посидели немного, потрепались о разном… Это было неизменным ритуалом – ни единого слова о Городах, о Дежурных, о радостях и бедах… Лишь когда Гарта отвели на пост, он спросил:

– Арчи с новеньким дошел?

Расслабился, увидев подтверждающий кивок, на всякий случай спросил и то, о чем знал сам:

– Форк?

В ответ не сказали ни слова. Это тоже было ритуалом… Гарт улегся на койке тут же, в маленькой комнате для отдыха часовых. Но уснуть ему удалось не скоро. Кто-то сообразил, что он еще ничего не знает про Диму, и выложил новость, уже неделю будоражащую Лагерь…

Дима раскрыл глаза и посмотрел на Арчи. Тот стоял, низко склонившись над ним, и быстро, возбужденно говорил. Незнакомые, непривычно звучащие слова скользили мимо сознания. Чужая речь далекой планеты… В голове была полная пустота и хотелось спать…

Он встал резко, рывком, сбрасывая оцепенение. На мгновение Дима постарался полностью отключиться от этого мира. А затем позволил себе вновь вслушаться в речь Арчи:

– Что с тобой, Димка? Тебе плохо?

– Нет, – к мыслям действительно вернулась ясность. – Это я со сна… Ты чего в такую рань?

– Гарт! Гарт вернулся!

Дима не сразу вспомнил это имя. Не потому, что Арчи мало рассказывал о своем приятеле… Просто в голове крутилось другое: «ложная память», созданная в его мозге компьютером, начинала стираться. Еще неделя, от силы две, и он перестанет понимать друзей…

Один за другим просыпались Города. Вставали в спальнях своих профессиональных групп инженеры и врачи, энергетики и техники. В восьмом Городе остановился на профилактику реактор, и соседние теперь делились с ним энергией. В одиннадцатом от ночного перепада температур обвалился участок броневой обшивки, и партия ремонтников в противорадиационных костюмах вышла на поверхность планеты. Стоящие в охранении Дежурные боролись с искушением снять противогазы. Они знали, что фоновое заражение давным-давно исчезло, да и искусственно созданный защитный пояс успел потерять активность… Но чем черт не шутит…

В четвертом Городе, где находился эталон времени, ударил гонг, созывая Равных на час Благодарения. И эхом ему отозвались гонги во всех Городах…

Арчи говорил больше всех. Они сидели на дереве перед палаткой, и первая натянутость уже проходила. Впрочем, Гарт не был особенно расположен к разговорам, лишь улыбался, поглядывая то на Тири, то на Диму. Задумчиво улыбался… Его худощавое тело казалось хрупким и слабым, но иногда неосторожное движение выдавало обманчивость первого впечатления, вырисовывало тренированные мускулы. А когда Арчи начал слишком уж красочно описывать поединок с патрульными роботами, Гарт тихо сказал, ни к кому не обращаясь:

– У меня такого оружия не было. Но двоих я успокоил.

И Арчи сразу замолчал, виновато поглядывая на друга. Потом заговорил про то, какая у Димы техника и какой замечательный компьютер стоял в шлюпке. Гарт взглянул на Диму и вдруг сказал:

– Вы же не будете нам помогать.

На мгновение Дима растерялся:

– Почему ты так решил?

– В Лагере все это знают. Просто боятся сказать вслух, им нравится на что-то надеяться… Пошли, Арчи.

Арчи неуверенно начал:

– Но, Гарт…

– Меня не интересует этот человек. Через неделю он улетит к себе, а мы останемся здесь. Через год он и не вспомнит о нас.

Он поднялся и пошел в сторону Лагеря. Арчи примирительно развел руками, негромко сказал:

– Он устал.

И побежал за Гартом. Еще с минуту они мелькали между деревьев, затем исчезли. Дима опустил голову на колени и закрыл глаза. Тири подсел ближе, обнял его за плечи:

– Дима, ты на них не обижайся. Я тебя понимаю, честное слово.

Дима невольно улыбнулся:

– Спасибо, Тири.

– Дима, а почему так гинар?

– Что? – Дима повернул голову и посмотрел на него: – Как?

– Гинар … Ну, ты чего? Гинар стало, света то есть меньше!

Дима смотрел на Тири, и улыбка сползала с его лица. Итак, одно слово уже исчезло из его памяти. Гинар. Или, проще говоря, темно. А почему потемнело? День только начался! Пилот посмотрел вверх.

Небо, неизменно голубое и ясное небо, было подернуто желтой дымкой. Солнце сквозь нее расплывалось тусклым, неровным диском. А пелена все сгущалась и сгущалась, небо стало оранжевым, с мутными серыми разводами. Дима вдруг понял, что уже с минуту вокруг стоит легкий шорох и листья на деревьях чуть дрожат. Он поднял руку, провел ею по рубашке и взглянул на ладонь.

Пыль. Мелкая желтая пыль пустыни… Дима снова поднял глаза. Спокойная вода озера покрылась рябью, а еще через секунду песок захрустел на зубах. Он вскочил, выбежал на открытый берег, огляделся. Здесь, внизу, пока еще было тихо. А деревья, растущие на горных склонах вокруг долины, гнулись от ветра…

Тири подошел к нему и взял за руку:

– Как красиво, Димка!

Пилот с удивлением посмотрел на Тири. Лицо парня отражало лишь восторг. Он не понимал, что происходит…

– Димка, а такое еще будет? Если когда-нибудь…

Короткий порыв ветра ударил в глаза, растрепал волосы. Браслеты на руках у ребят одновременно вспыхнули желтым и тихонько загудели.

Дима схватил друга за руку, потащил за собой. Они подбежали к палатке, Дима дернул за клапан, и маленький домик мгновенно осел. Не задерживаясь ни на секунду, они побежали к Лагерю.

Все так же, как прежде, шли между ярусами лифты. Все так же, как прежде, работали заводы. Ни один Равный не подозревал о происходящем снаружи.

Только многокилометровые тоннели, удерживаемые в воздухе мощным магнитным полем, задрожали под натиском бури. Но автоматика отреагировала мгновенно, увеличив до предела подачу энергии в соленоиды.

В трех Городах пришлось запустить аварийные реакторы.

До тех пор, пока не начали валиться деревья, Тири не было страшно. Он лежал у большого вросшего в землю камня рядом с какой-то девчонкой в трепавшемся на ветру платье. Шагах в пяти вжимался в прибитую ветром траву Дима. Стало совсем темно, солнце исчезло, а в оранжевом, ревущем аду над головой змеились короткие белые молнии. Тири чуть приподнял голову и увидел, как высокое, старое дерево медленно выворачивается из земли. Он снова закрыл глаза и с минуту лежал не двигаясь.

Его оцепенение прервал крик девчонки. Она смотрела вверх, на пологий горный склон, теряющийся в тучах пыли. Тири проследил ее взгляд и почувствовал, как в груди что-то екнуло и мягко оборвалось.

В километре от них, на краю ущелья, бешено крутился толстый серо-желтый столб, широкой воронкой расходящийся в небе. Огромные куски скал легко, словно картонные коробки, подпрыгивали и исчезали в этом столбе. Казалось, что хобот свирепого исполинского чудовища шарит по горам. И этот хобот неторопливо сползал к обрыву, к краю ущелья, к Лагерю…

Тири не помнил, сколько это длилось – минуту или несколько секунд. Впереди вдруг приподнялась человеческая фигура, встала, вжимая голову под напором ветра. В полумраке белый костюм пилота казался оранжевым. Дима двумя руками поднял пистолет, подержал его секунду, прицеливаясь…

Словно тысяча солнц вспыхнули в холодных серых скалах. Огненный шар, казалось, раскидал тучи, и лишь водопад пыли оседал там, где только что был смерч. А еще через секунду ударная волна коснулась людей…

Было тихо, как будто весь мир задержал дыхание. С невольным удивлением Тири понял, что с ним ничего, абсолютно ничего не случилось. Он встал. Словно повернули невидимый выключатель, и ветер навалился снова, но уже как-то вполсилы. А Тири смотрел на девчонку, отброшенную к камню, раскрывшую в небо невидящие глаза, и все не мог тронуть ее тонкое запястье, где пульсировала и навеки замерла ниточка, отвечающая на самый важный сейчас вопрос…

Гарт долго топтался на пороге, не решаясь зайти. Наконец разулся, осторожно вышел на середину комнаты. Пожалуй, он был не частым гостем в лазарете…

– На столе лежит инъектор, дай его, пожалуйста, – не оборачиваясь попросил Дима.

Гарт взял со стола округлый пластиковый предмет, протянул пилоту. Спросил:

– Ну, как она?

Дима промолчал. Приложил инъектор к руке девушки, тот липко, жадно чавкнул и словно приклеился к коже. Потом он посмотрел на Гарта и сказал:

– Никогда себе не прощу, если не вытяну ее. Мог же дать и меньший разряд – нет, использовал всю мощность… Перестраховался, мальчишка…

Гарт, казалось, обрадовался такому повороту разговора, быстро, убежденно сказал:

– Ты это зря, Дима. Если бы не ты, погиб бы весь Лагерь. Я на смерчи насмотрелся, когда жил в Морском, но такого…

Дима подумал и спросил:

– Морской – это тот Лагерь, который погиб два года назад?

– Да. Дежурные высадили десант с дисколетов… Многие успели уйти, но не все…

Он долго, не отрываясь, смотрел на девушку. Потом сказал:

– Тебе и Тири повезло. Ни царапины…

Дима как-то виновато улыбнулся. Пробормотал:

– Да что мы… Нам ничего и не грозило… А где Тири?

– Он у Старшего. Я, собственно, и пришел, чтобы позвать тебя. Там маленькое совещание.

– Угу. Суммация различных мнений…

– Что?

– Нет, ничего. Позови врача, пусть подменит меня.

Похоже, ждали только его. Дима с любопытством посмотрел на Старшего Сумматора, сидящего за столом, на немного смущенного Арчи, на Тири, явно не понимающего происходящего, на Гарта, с довольным лицом расположившегося у двери. А какая роль отведена ему самому? Роль единственного зрителя на отрепетированном спектакле? Скорее всего…

– Садись, Дима, – Старший дружелюбно махнул рукой. – У нас тут свои вопросы, но мы решили, что тебе будет интересно посмотреть… Ты же будешь отчитываться, не так ли?

Дима кивнул. На него потихоньку накатывала злая, почти детская обида. Ну, что они еще придумали? Почему не оставят его в покое…

Старший повернулся к Тири и заговорил, обращаясь подчеркнуто к нему одному:

– Тири, ты не хочешь участвовать в налете?

Наверное, в отличие от Димы, Тири понял все сразу, потому что голос его дрогнул:

– В каком налете?

– На шестой Город.

…Шлюпка. Вцепившийся в край пульта Тири. И беззвучный крик на экране: «Меня переводят в шестой! Тири, не оставляй меня! Мне страшно!», и срывающийся голос Тири: «Дима, передавай: „Я найду тебя, все равно найду…“

А Старший продолжал говорить:

– Конечно, шансов мало. Их почти нет… Но если бы удалось захватить информационный центр Города, то можно было бы обойтись без крови…

Дима поднял голову (Старший мгновенно замолчал) и устало попросил:

– Хватит, пожалуйста… Я пойду, но убивать мое оружие не будет.

У Старшего Сумматора было выражение лица человека, который вдруг нашел что-то дорогое и давным-давно потерянное…

К Городу они шли неделю. Дневали в Димкиной палатке, набирали воду в редких родниках среди скал, которые Гарт знал наперечет. Диме не хотелось ни с кем разговаривать, разве что с Тири. Но за ночь выкладывались так, что, едва проглотив скудную порцию пищи, засыпали… Правда, Диме хватало на сон гораздо меньшего времени, он просыпался задолго до захода солнца и лежал, не двигаясь, глядя в просвечивающую, белую палаточную ткань. Вспоминал. Почему-то никак не удавалось вспомнить Землю. Словно он всю жизнь провел на этой несчастной планете… Зато вставал в памяти их путь в Лагерь. Все было почти так же, только шли они втроем и подолгу разговаривали после ночного перехода. Он рассказывал про Землю, причем не одни только рекомендованные Уставом сведения, а все как есть, и про Первый и Второй мутационные всплески, и про особую биологическую лабораторию, которая сейчас залита стометровым слоем бетона, и про «супермена» Стаса, сбившего чужой пассажирский корабль… Впрочем, и ребята платили ему тем же. Он узнал и про наружников, которые сдавались Дежурным, и про запрещенное движение Равных-специализаторов…

К утру восьмого дня они увидели вдали стальную колонну Города.

…Полоса радиоактивности опоясывала Город на расстоянии двух-трех километров от основания. Уровень излучения был невысок, но все равно приходилось выбирать менее зараженные участки. Диск, в котором размещались верхние, с девятого по двенадцатый, ярусы Города, нависал над головой чудовищным козырьком. Его опоясывали неяркие оранжевые огни, и нестерпимое, гнетущее ощущение слежки нарастало с каждым мгновением. Казалось невероятным, чтобы напичканное до предела техникой сооружение не имело никаких наблюдательных устройств, хотя бы простеньких видеокамер на броне. Едва лишь Гарт подал знак остановиться и стал складывать портативный радиометр, Дима заговорил об этом. Но Гарт покачал головой:

– Нападения на самих Дежурных очень редки. На мелкий грабеж складов они не обращают внимания. А при налетах на жилые ярусы гибнет больше людей, чем удается вывести из Города. Это вполне устраивает Дежурных.

Подошедший Арчи вслушался в разговор, добавил:

– Вокруг некоторых Городов еще есть остатки наблюдательных систем, например, возле девятого… Там приходится быть очень осторожным.

Гарт посмотрел на него с иронией.

– Ты говоришь так, будто сам ходил на девятый Город… Здесь тоже были внешние обзорные станции, только их давно засыпало песком. Ну что, передохнули?

Не сговариваясь, все посмотрели на Тири. Тот вскочил с песка, обиженно произнес:

– Я совсем не устал!

Они невольно засмеялись. Даже Тири неумело улыбнулся… И Дима решился. Повернулся к Гарту, сказал:

– Я передохнул. Но прежде чем пойдем дальше, я должен знать, что вы затеваете.

Гарт заколебался. Потом достал из рюкзака узкую прозрачную коробку.

Внутри темнела свернутая в рулончик лента.

– Что это?

– Видеокассета. Мы передадим по информационной сети Города свое обращение к Равным.

У Димы даже дыхание перехватило. Ну и Гарт, ну и молодчина… А его фантазия не шла дальше диверсии на станции водоснабжения, где подмешивают сыворотку равенства…

– А сумеете?

Гарт отвел глаза:

– Мы думали, что ты поможешь.

Дима прикусил губу. Похоже, ему придется поработать всерьез… Он улыбнулся и кивнул:

– Ладно, проводник. Попробую. Веди.

Когда он прожег в стене узкий метровый лаз, в пистолете осталось меньше половины заряда. Что ни говори, а Города были построены на совесть. И зря Старший просил оружие. Ничего тут нельзя было поделать обычным бластером…

Помещение, куда они проникли, оказалось складом. Деревянные ящики (сколько лет они здесь хранятся, на безлесной, выжженной планете?), проржавелые контейнеры, новенькие стальные бочонки – все это громоздилось на двадцатиметровой высоты стеллажах. Под потолком блекло светили редкие лампы, веренице тоннелей и пустынных залов не было конца. Гарт довольно уверенно шел вперед, временами сверяясь со схемами на мятых листах бумаги. Повернувшись к Диме, он чуть торопливее, чем обычно, сказал:

– Мы сейчас выйдем к запасным лифтовым стволам грузовых перевозок. Но там системы электронного контроля, а Знаков у нас нет. Твои аппараты смогут ответить на запрос?

– Смогут.

Дима машинально потрогал браслет, плотно охватывающий его правую руку. Пилот не знал, каковы возможности этой миниатюрной защитной системы. Но ведь тогда, в пустыне, браслет остановил боевого робота Дежурных…

– Смогут, – повторил он еще раз.

Они оказались перед закрытыми дверьми. Сбоку от нешироких створок слабо светилась узкая клавиша.

– Ну вот… – Гарт свернул свои планы и с каким-то удивлением посмотрел на них. – Пришли!

Зал был округлой формы, с плавно выгнутыми стенами, – большая редкость для Города, в котором экономия площади возводилась в ранг закона. Вдоль одной из стен шел ряд дверей, ведущих к лифтовым шахтам и транспортным коридорам Города. У противоположной стены вокруг низкого пульта сидели трое Дежурных. Сейчас их выдавала лишь матово-черная форма; с лиц исчезли деланное спокойствие и бесстрастность. Это были просто усталые люди, дорабатывающие свою двенадцатичасовую смену…

– Грузопоток перебрасываю с дельты-2 на дельту-4, – скороговоркой сказал один.

Сидящий справа от него мужчина быстро кивнул, переключая что-то на пульте. Потом спросил:

– Энергию второго тоннеля в накопители?

– Да.

Несколько минут они работали в полной тишине. Потом кто-то пробормотал:

– Зачем вызвали грузовой лифт?..

Ему не ответили. Да и сам он уже забыл о своем вопросе: на двенадцатом ярусе возникла транспортная пробка, которую не могли ликвидировать компьютеры. Они так и сидели, склонившись над экранами, когда одна из лифтовых дверей раскрылась и четверо пестро одетых молодых парней вошли в зал…

…Дима выстрелил еще от стены, и разошедшийся веером парализующий луч хлестнул по всем Дежурным сразу. Лишь один нашел в себе силы повернуться и взглянуть на нападавших, прежде чем тело перестало его слушаться. Гарт подбежал к Дежурным, поволок самого рослого мужчину из кресла. Прикрикнул на Арчи с Тири:

– Помогайте!

Лицо Тири побледнело. Но он подошел к замершему телу и осторожно стянул его на пол. Потащил, держа за плечи…

С каким-то безотчетным любопытством Дима посмотрел на лица Дежурных. Люди как люди. Они не казались ни злобными, ни жестокими, да и какой-либо изнеженной вялости в них не было. Странно – они наиболее походили на землян! Им была чужда и болезненная стройность Равных, и огрубленная сила наружников.

Дима глубоко вздохнул, приходя в себя. В любом случае – Дежурные были преступниками. В любом случае – они обманом и насилием удерживали власть. И затея с предоставлением Равным информации была превосходной…

Гарт возился у пульта. Его кассета уже вращалась в приемном устройстве, но, похоже, этим все и ограничивалось. Дима посмотрел на экран браслета. Тот равномерно пульсировал желтым. Какой-то аппарат непрерывно запрашивал их личные номера, и защитные системы браслета старательно подбирали нужные ответы. Двум браслетам приходилось отвечать за четверых, вот в чем беда…

– Быстрее, ребята!

– Сами знаем!

Дима неожиданно поймал взгляд Тири. Он тоже сидел у пульта, но был занят чем-то своим…

– Как у тебя?

– Посмотри!

На дисплее высвечивалось:

Тири серьезно и вопросительно смотрел на Диму:

– Что это значит?

– А ты не понял?

– Но… тринадцатого Города нет!

– Есть.

Перед глазами у Димы встала та, составленная компьютером, карта планеты. Зеленая муть посредине круга Городов, очень похоже на земной город… Сволочи.

– Есть. Там живут Дежурные, – повторил он.

– Значит… – Тири метнулся от пульта.

– Постой!

Но парнишка уже стоял у лифтовых дверей. Быстро проглядывал надписи на табличках.

– Дима! Тут есть два лифта в транспортный центр! Один «общий», а другой «специальный-13»! Ты понял?

Он понял. Слишком хорошо понял, в чем дело. Но шагнуть в специальный лифт – означало потерять последние шансы на незаметный уход из Города. Не пройдет и получаса, как валяющиеся на полу Дежурные придут в себя. А они, между прочим, не спят, они лишь парализованы, и слышат все их разговоры…

– Есть!

Гарт и Арчи, красные, возбужденные, подошли к ним:

– Теперь им крышка! Передача идет по экстренному каналу, ее обязаны смотреть все!

Гарт говорил взахлеб. Но вдруг осекся:

– Что с тобой, Тири?

…Когда специальный лифт, набирая скорость, пошел вверх, из дверей другого выходили Дежурные новой смены.

Этот вокзал походил на все земные вокзалы. Вот только вместо окон его освещали мощные лампы, а стоящие на рельсовых путях магнитопланы не имели остекления. Кроме того, возле которого возился Гарт…

Та часть вокзала, куда их доставил специальный лифт, была отгорожена от основного пространства стеклянной стеной. В другой стене, – видимо, это была наружная стена Города, – виднелись два отверстия транспортных тоннелей. Один тоннель был намного шире, наверное, грузовой. А на единственном рельсе пассажирского тоннеля стоял магнитоплан. Небольшой, метров шесть-семь в длину, без прицепных вагонов, со стремительным, чуть сплюснутым силуэтом, выдающим огромную скорость. Двери магнитоплана были открыты, поддерживающее поле убрано, и аппарат стоял на толстых выдвижных опорах.

Дима подошел к замершему возле стены Тири, спросил:

– Мы на какой высоте?

– А?.. Четвертый ярус. Это километра полтора…

В его голосе было что-то незнакомое, и Дима насторожился. За тонкой стеклянной стеной ходили люди, в таких же, как у Тири, свободных серых брюках и куртках, одинаково подстриженные, темноволосые, с торопливыми движениями, безучастными лицами. Не отрывая от них взгляда, Дима спросил:

– Что случилось?

Тири посмотрел на стоящего возле магнитоплана Арчи и быстро сказал:

– Информационная сеть имеется во всех помещениях Города. В транспортном центре тоже… А они спокойны.

Дима не сразу понял смысл этих слов. Потом до него дошло.

– Но ведь передача шла, Тири! Гарт не мог ошибиться!

– Передача шла. А экраны информационной сети можно отключить непосредственно из помещения, где они установлены. Здесь полно Дежурных. И везде, где собирается много людей, есть Дежурные…

Его охватила бессильная ярость. Сдерживаясь, Дима спросил:

– Так что же, все впустую?

Тири молча кивнул. Поколебавшись, добавил:

– Тех, кто все-таки видел, изолируют… А потом скажут, что это был отрывок развлекательного фильма…

Дима провел рукой по лицу. Кажется, дергалось веко…

– Тири, не смей говорить это ребятам.

– Сам понимаю, – Тири почти обиженно взглянул на Диму. За прозрачной стеной, разделяющей вокзал, все так же безмолвно скользили люди. Равные…

– Почему они не смотрят на нас? – Дима спросил просто для того, чтобы о чем-то спросить; он догадывался, каким будет ответ…

– На всех вокзалах с той стороны огромное зеркало. Во всю стену…

Серые тени продолжали двигаться безликой покорной стаей, накрытой крепким аквариумом… Равные. Равные в незнании, равные в несвободе, равные в неравенстве.

– Все готово! Стоянка пять минут! – Гарт высунулся из двери магнитоплана и неожиданно улыбнулся. Руки у него потемнели от жирной, лоснящейся смазки – похоже, он вскрывал даже ходовые механизмы. Словно поймав взгляд Димы, Гарт небрежно вытер руки о рубашку. Легко спрыгнул на гладкий вокзальный пол. Дима шагнул к нему… и замер. Гарт вдруг странно подобрался и смотрел теперь мимо пилота. А в следующее мгновение Дима услышал гудение браслета.

Человек стоял у противоположной стены. Он был одет в черный, матово отсвечивающий костюм с белыми отворотами рукавов и высоким белым воротником. В вытянутых далеко вперед руках человек держал короткую и толстую трубку, оканчивающуюся чем-то вроде ребристого шарика размером с маленький апельсин. В «апельсине» чернело круглое отверстие. Дима быстро взглянул на друзей. Тири замер, глядя на Дежурного (в том, что это именно Дежурный, не было никаких сомнений). Пилот осторожно взялся за рукоятку пистолета, и сразу же оружие Дежурного повернулось в его сторону. Затем Дежурный резко мотнул головой и произнес что-то отрывисто-непонятное. Короткие злые слова прошли мимо сознания, но угадать смысл было нетрудно. Дима вздохнул и шагнул вперед.

Все случилось так быстро, что он не успел среагировать. Гарт, который с первого момента стоял неподвижно, вдруг сделал резкое движение, и автомат оказался в его руках. Но выстрелить он не смог. Трубка Дежурного выплюнула огненную струю, разлетевшуюся оранжевыми языками пламени. Ослепленный вспышкой, Дима закрыл глаза и совершенно автоматически бросился на пол.

Сбоку, оттуда, где стоял Арчи, забил автомат. Короткая очередь оборвалась, и Дежурный, сложившись пополам, рухнул на пол. Но Дима не смотрел на это. Он видел лишь почерневший бок магнитоплана и лежавшего под ним Гарта.

Он был еще жив. Ему уже не могла помочь никакая медицина. Пожалуй, даже окажись Гарт в операционной спасательного крейсера, врачи были бы бессильны. Но Дима все же открыл аптечку, достал две ампулы… и остановился, не решаясь прикоснуться к тому, что было недавно человеческой кожей. Наконец он сжал ампулы и быстрым движением ввел Гарту анальгезии. Сведенное судорогой тело шевельнулось, обугленные сучья рук сползли с лица. С кроваво-черной маски на Диму смотрели растерянные, полудетские глаза. Губы шевельнулись:

– Не верил… никогда…

– Гарт! Ты не бойся! Все будет хорошо! – Нет, это сказал не Дима, это сказал кто-то другой, сидящий в его теле, – молодцеватый, подтянутый, уверенный, что именно так и надо говорить. Но Гарт, казалось, собрался с силами после этих слов, во всяком случае, в его глазах кощунственно-невозможно мелькнула усмешка.

– Зачем врать… Дима, из Города не уйти… только через тринадцатый… Машина в порядке… довезет. Скажи им… кто ты… припугни… И не давай Арчи… в обиду…

На его губах выступила красная пена, он перевел ускользающий взгляд на Тири и еще тише сказал:

– А ты найди Гэл… обязательно… Вот у вас все будет… хорошо…

Дима прикрыл его своей курткой. Арчи положил сверху почерневший автомат, поколебавшись, вынул обойму, прошептал:

– Прости…

На убитого Дежурного они так и не посмотрели.

В низкой, с прозрачными изнутри стенами, кабине магнитоплана стояло с десяток глубоких, похожих на самолетные, кресел. Впереди был отгорожен отсек пилотов – два кресла – и внушительный по размеру пульт управления. Арчи то подходил к пульту, то снова садился возле Димы. Магнитоплан, казалось, замер в воздухе. Лишь желтой пеленой стлалась далеко внизу пустыня… Пилот повернулся к Арчи, сказал:

– Лишь бы они не отключили питание магнитной подвески…

Тири приподнял голову, взглянул на них, пробормотал:

– Не отключат. Магнитная подвеска и система стабилизации тоннеля сопряжены. Все рухнет…

– Учили?

– Всему учили. Равенство во всем.

Дима взглянул в его лицо и поежился. Просительно сказал:

– Тири, мы попробуем с ними договориться…

– Да, конечно… – Тири посмотрел вниз, внезапно оживившись, сказал: – Смотри, это Старый Город!

Внизу проносились остовы гигантских, давно заброшенных зданий, полузасыпанные песком дороги, серая чаша циклопической величины стадиона. Тири смотрел не отрываясь, рядом вжимался в остекление кабины пилот. Вот он покачал головой и сказал что-то совершенно непонятное. Слово прозвучало примерно так:

– Потрясающе…

Похоже, Дима забылся и стал говорить на своем языке. Тири лишь вздохнул и ничего не ответил. А развалины уже исчезли позади. Тири подумал, что Старый Город является непременным местом действия телесериалов о наружниках. Хотя какие тут наружники – Старый Город находится внутри огромного правильного круга, образуемого двенадцатью Городами, внутри этой невидимой радиоактивной стены, прикрывающей тринадцатый…

Тири вспомнил один из таких фильмов, который смотрел за неделю до своего похищения, и слабо улыбнулся. Главарь наружников, четверорукий мутант по кличке Паук, двое похищенных им Равных и отважный Дежурный Стрэн… Они смотрели, затаив дыхание, не отрываясь от экрана… Гэл сидела рядом…

…Магнитоплан чуть качнуло. Одновременно вся блестящая нитка тоннеля, уходящая за горизонт, просела. У Тири перехватило дыхание. Арчи вопросительно посмотрел на него. Здесь, в вагоне магнитоплана, Тири был главным.

– Пугают, сволочи. Отключают энергию на секунду…

Дима удивленно посмотрел на Тири, потом на Арчи. Словно ничего не понял. Прикрыл глаза, его лицо исказилось, как от боли… Тихо попросил:

– Повтори…

Тири повторил. Дима кивнул головой:

– Значит, догадались, где мы…

Он оправил свой костюм – яркий, вызывающий. Белые, не запачкавшиеся даже за неделю похода брюки, алая рубашка. Посмотрел на Тири и сказал:

– Если что-то… – помялся и продолжил: – На твоем браслете три кнопки. Та, где вопросительный знак… ну, крючок такой, та тебе не нужна. Все равно не поймешь. И кнопка с двумя кольцами не нужна – здесь нет устройств сопряжения. А третья…

Дима секунду помолчал, но все же закончил:

– Третью нажмешь, когда все будет совсем трудно.

– А что это за кнопка?

– Активный режим.

Тири не понял. Но переспросить не успел – молчаливый, замерший в кресле Арчи словно взорвался:

– Кнопка, режим! Гарта убили! Его убили, и мы бросили его этим зверям! А вы говорите так, словно ничего не случилось!

В глазах его стояли слезы, а пальцы нервно подергивали предохранитель на автомате. Дима подался к нему, осторожно заглянул в лицо.

– Арчи…

Тот всхлипнул, наклонил голову, прижимаясь к плечу пилота.

– У нас, пилотов, есть неписанный закон: пока ты не вернулся домой, не вспоминай ушедших. Его не зря придумали, верно, Арчи?

– Не зря… У нас такой закон тоже есть… Но я не прощу, никогда им не прощу!

Тири подсел ближе. И они долго сидели, ни о чем не говоря, чтобы не нарушить свой общий закон…

Они сидели в кабине уже второй час, когда скорость стала падать. Когда она снизилась примерно до ста километров в час, магнитоплан с хлопком прошил вакуумный шлюз. Теперь он несся по узкой стальной полосе, висящей в воздухе без всякой опоры. «У них удивительно развитая техника, для общества с полным обезличиванием это нехарактерно…» Мысль мелькнула так быстро, что Дима не успел на ней сосредоточиться. Постепенно высота уменьшалась, и вскоре машина двигалась метрах в десяти над землей. Рельс можно было видеть, лишь глядя вперед или назад; смотря по сторонам, казалось, что машина не едет, а летит. На поддержку тоннелей, на откачку из них воздуха наверняка тратилась уйма энергии…

Из задумчивости Диму вывел толчок в плечо. Тири возбужденно показывал вперед:

– Деревья!

Это были не деревья, а настоящий лес. Рельс-магнитопровод шел над самыми верхушками, вокруг раскинулось темно-зеленое, дрожащее на ветру, море.

– А они хорошо устроились!

Арчи произнес это даже не со злостью. Растерянно… Тири спросил:

– Где они-то?

Далеко справа мелькнула белая округлая башенка, чуть выступающая над деревьями. Потом, совсем рядом, под магнитопланом, мелькнула кучка маленьких разноцветных, похожих на трехгранные пирамидки, домиков. Еще через минуту они промчались мимо темного, точно вросшего в землю, стометрового диска, на несколько метров выдающегося над землей.

Дима честно вертел головой, стараясь побольше запомнить. Наконец сказал:

– Ребята, можете не верить, но это дьявольски похоже на Землю! Типичный научный городок!

– Ну-ну. Поговоришь с ними о науке. – Арчи подгонял автоматный ремень. Магнитоплан все замедлял и замедлял свой полет, похоже, их путешествие близилось к концу.

– Поговорю… Арчи, все время держись рядом со мной или Тири!

– Ладно.

Магнитоплан вдруг мягко нырнул вниз, в раскрывшийся под ними пятикилометровый котлован, так же густо поросший лесом и с внушительного размера сооружением в центре. Здание было построено из побуревшего от времени камня в форме многоугольника. В середине каждой грани темнело отверстие, куда уходил рельс магнитоплана. Дима не стал считать, он и так знал, что граней двенадцать. Его вдруг зазнобило, и он неестественно улыбнулся:

– Приехали… – и добавил, вспомнив Гарта: – Стоянка пять минут.

Они действительно приехали. Откуда-то сбоку, не дав доехать до здания с полкилометра, по ним дали залп. И не из каких-нибудь допотопных пушек, а вполне современным плазмометом. Пульсирующее огненное щупальце вынырнуло из зеленой лесной стены и ударило точно в борт магнитоплана. Увидев несущуюся прямо в лицо струю плазмы, Дима невольно отшатнулся. Почувствовал тупой толчок, и мир превратился во что-то клокочущее, дымное, красно-черное…

Вокруг Димы был трехметровый круг травы. А дальше лежала выжженная, черная земля, от леса до двенадцатигранника вокзала… Невдалеке темнела изломанная стальная сигара. Временами по ней пробегали голубые языки пламени, внутри что-то гулко ухало и в сторону отлетали куски обугленной обшивки. Дима старался рассмотреть, есть ли там кто-нибудь. Старался, сознавая всю бесполезность этого занятия…

Он заставил себя перевести взгляд на стоящего рядом. Человек застыл почти на границе травяного круга, его высокие ботинки до половины погрузились в пепел сгоревшей земли. Пепел был и на тщательно подогнанной черной форме, он покрывал ее серым, сигаретным налетом, и на лице, придавая ему странный мертвенный оттенок. С тупым упрямством, а может быть, просто с беспредельной яростью, человек поднимал раструб огнемета.

– Защита, – устало и, в общем-то, ненужно сказал Дима.

Ничего не произошло. Лишь мигнул зеленым браслет, да задрожал, вгрызаясь в уши едва заметным свистом, воздух. Дежурный надавил на спуск. Не долетев до Димы каких-нибудь полутора метров, огненная струя разлетелась веером брызг.

– Ну прекрати, идиот, – почти попросил Дима.

Дежурный посмотрел на него прозрачными ненавидящими глазами. Наклонил голову к груди и забормотал что-то в маленький диск передатчика.

Арчи избивали умело и старательно. Когда он снова открыл глаза, то увидел, что лежит в узкой и глубокой черной траншее, а высоко в небе покачивается желтый солнечный диск… Но траншея шевельнулась и распалась на части – вокруг него плотным кольцом стояли Дежурные в черных мундирах. Один из них занес ногу, целя в лицо… Арчи закрыл глаза. Но удара не последовало.

Тири был единственным, кто не потерял сознания. Магнитоплан взорвался, превращаясь в комок огня и кипящего металла. С хрустом разлетелся колпак кабины, и их, всех вместе, швырнуло в сторону. Инстинктивно Тири сжался, ожидая тот чудовищный удар боли, который сейчас вывернет все его тело. Но боли не было. Воздух вокруг странно дрожал, в ушах стоял режущий свист. Выгнутый спиралью лист стальной обшивки скользнул было к его лицу, но вдруг немыслимо развернулся и прошел мимо…

А потом падение кончилось, и он почувствовал под собой землю, ее мягкое, осторожное касание. «Так не падают с десятиметровой высоты», – мелькнула мысль. Мелькнула и исчезла. Он лежал среди деревьев, над ним косо уходил вверх тоннель, пробитый им в листве при падении. Сквозь деревья виднелся густой столб дыма.

Тири вскочил и бросился в глубь леса.

Рядом с Димой собралось уже десятка два Дежурных. То один, то другой пытались подойти к нему. Кто медленно, а кто и с разбега. Результат был один – тихонько щелкал на руке у Димы браслет, и защитное поле отбрасывало Дежурных назад. Пилот молчал, даже не пытаясь остановить их. «Пусть убедятся, – спокойно и холодно думал Дима. – Чем больше их будет здесь, тем больше шансов у ребят скрыться…» Он не мог поверить, что и Арчи и Тири погибли. Даже если Арчи не попал в поле их защиты… Тири должен был уцелеть в любом случае.

Тишина наступила так неожиданно, что он не сразу заметил ее. Один из Дежурных вышел вперед, наткнулся на невидимую преграду и замер, словно перед стеклом… Потом сказал:

– Мы считаем нужным заключить перемирие.

Слова-то какие возвышенные… Дима вопросительно посмотрел на него. Дежурный продолжал:

– Нам необходимо произвести обмен информацией.

Пилот кивнул:

– Хорошо. Но я буду говорить только с тем, кто обладает достаточной властью.

– Разумеется. Но… выключите свою стену.

– Опустите оружие.

Стоящие вокруг Димы медленно опустили огнеметы. Похоже, это был единственный вид оружия, который они признавали.

Дима посмотрел на свою руку. Браслет померцал желтым, мол, меня не проведешь, враждебность чувствуется, потом щелкнул. И слабый свист, висящий в воздухе, исчез.

Тири долго шел через лес. Это был прирученный, игрушечный лес, он казался густым и диким только сверху, из кабины магнитоплана… Тири то и дело пересекал узкие бетонные дорожки, сворачивал, угадывая впереди какие-то строения. Здесь было негде спрятаться… Он устал, страшно устал, такого с ним не было даже в первые дни после похищения… Каждый шаг требовал не просто чудовищных усилий, а еще и своего обоснования – зачем он, этот шаг… И Тири отвлекся, не заметил двоих, вынырнувших из-за деревьев и сжимавших угловатое, незнакомое оружие…

Защитный браслет на его руке заходился в визге. Тири секунду смотрел на его полыхание. Потом посмотрел на Дежурных, на тонкие, почти невидимые лучики, тянущиеся к нему от их оружия.

Тири захлестнуло волной отчаянной, безумной злобы. Двое парней, чуть старше его самого, старательно пытались его убить. Ну, что ж… Пальцы скользнули к браслету и надавили ту, третью, кнопку. «Активный режим», как сказал Дима… Две искорки, бледные в солнечном свете, сорвались с тусклой браслетной грани. Сорвались и исчезли. А двое Дежурных безвольными, обмякшими кулями осели на землю. Лазерные лучи еще стегнули по деревьям, посыпались вниз какие-то сучья, ветки… Но оружие уже вываливалось из их пальцев.

Тири подошел к ним на негнущихся, окаменевших ногах. Опустился перед бледным, нескладным парнем на колени, прижался к груди… Парнишка был его ровесником. Он всхлипнул и открыл глаза, мгновенно сузившиеся от страха.

– Жить хочешь?

Голос был чужой, Тири сам удивился этому спокойному и насмешливому тону. Он знал, что делать и как говорить, его голос… Парнишка закивал головой, быстро и мелко, не решаясь оторвать от Тири взгляда.

– Где дом номер триста семьдесят пять-двенадцать?

– Я не знаю!

– Врешь!

– Нет! Клянусь, не знаю! Не знаю!

Он вдруг заплакал. Навзрыд, как ребенок. Тири растерялся, почему-то ему казалось, что первый попавшийся Дежурный укажет ему дорогу. Но сказал так же спокойно:

– А где все жилые дома?

– Там! Вдоль реки!

Тири поднялся с земли, отошел на шаг, еще на один… Он неожиданно почувствовал, что сейчас произойдет. Но ни страха, ни жалости, ни желания вмешаться у него не оставалось…

Дежурный так и лежал, воткнув в Тири оцепенелый взгляд. И вдруг перекатился на бок, стремясь дотянуться до оружия…

Ослепительная белая молния ударила с браслета защиты. В воздухе поплыл запах грозы. Шелестели на ветру деревья.

На этих троих не было дурацкой черной формы. На двоих – что-то вроде темных костюмов, а на третьем, помоложе других, остролицем, вполне привычный свитер, какие носили и в Лагере, и на Земле… Они сидели с одной стороны стола, а Дима – с другой. Он смотрел на них и ждал. Но и эти трое, казалось, чего-то ждали.

– Мы хотим понять вашу цель, – сказал, наконец, мужчина в свитере.

– Вначале я должен знать, верите ли вы.

– Чему?

– Тому, что я с другой планеты.

Трое за столом переглянулись. Потом остролицый взял со стола несколько листков:

– Вот данные радарной станции второго Города. Вот результаты анализов вашего летательного аппарата. Вот анализы уничтоженного вами робота. А вот заключение экспертов по всем этим фактам. Оно сделано еще три недели назад.

Дима прикусил губу. А говоривший продолжил:

– Мы смогли приблизительно оценить мощность вашей техники. И понимаем, что межзвездный корабль способен смести с лица планеты все Города в долю секунды. Мы хотим знать, каковы…

– Простите, как вас зовут?

– Принимающий Решения. Это вроде должности, – Дежурный попытался улыбнуться.

– Я понял. Наша цель – это мир. Взаимная помощь. Сейчас она, конечно, нужна вам. И мы ее предоставим.

Дима увидел, как остолбенели его собеседники.

– Какую помощь? – осторожно спросил Принимающий Решения.

– Любую. Дезактивация зараженных участков. Изменение климата. Конечно, мы не всемогущи, и это займет годы…

– А что вы хотите получить взамен? – медленно произнес остролицый. Дима заколебался. Он должен был сказать «ничего». Должен был… Но…

– Взамен вы должны ликвидировать Города.

Лица у всех троих закаменели. Они словно с самого начала ожидали такого подвоха.

– А что же с людьми? – резко и насмешливо спросил Принимающий Решения. – Убить? Или вы найдете им занятие на своей планете?

– Зачем? – Дима даже остолбенел от такой наглости. – Пусть живут на поверхности, строят нормальные города… Радиации давно уже нет…

– Тысяч пять могут поместиться в долине, где скрываются наружники… – Остролицый увидел, как изменилось Димино лицо, и пояснил: – Вас выследил патрульный робот. Он шел за вами после того, как вы взорвали свой аппарат… Ну, а остальные? Где они выживут на поверхности, в безводной пустыне? Еще тысячу-другую можно принять сюда, в тринадцатый. И все! На планете нет пригодных для жизни территорий!

Он замолчал, словно ожидая возражений, потом продолжил объясняющим, просительным тоном:

– Для большинства населения жизнь возможна лишь в автономных Городах.

Дима открыл рот, чтобы возразить, но сказал совсем другое:

– Дело не в самих Городах, дело в том режиме, который вами установлен. Прекратите подавление эмоций, уничтожьте сыворотку равенства, скажите правду о тринадцатом…

– Какая сыворотка? – Остролицый растерялся. Потом словно вспомнил что-то и улыбнулся увереннее, чем раньше: – Никакой сыворотки нет. Это же легенда наружников… Эмоциональная холодность достигается всем комплексом воспитательных мер, системой тасовки, исключающей длительный контакт людей. Но мы вынуждены применять все эти меры: в условиях жесткой экономии, нехватки ресурсов эмоции будут неизбежно толкать людей на преступления и протесты. Поводов у них более чем достаточно. А сейчас мы можем контролировать ситуацию. Способность к любви будет неизбежно толкать людей на браки, на бесконтрольное размножение, в конце концов…

– Ну, и…

– А генные заболевания приведут к появлению огромного количества уродов. Что же, убивать их в младенчестве, как делают наружники, гуманнее? Искусственное размножение, тщательный подбор родительских пар позволяют нам постепенно выправлять генотип… Как видите, подавление эмоций необходимо. А рассказать Равным о тринадцатом Городе, куда большинство попасть никогда не сможет, это просто жестоко…

Он смотрел на Диму с видом опытного фехтовальщика, отбившего несколько размашистых, но неумелых ударов. Но у Димы был еще один удар. Неотразимый. Он даже качнулся вперед, к Принимающему Решения…

– А по какому праву вы присвоили себе «опасные эмоции»? Чем вы лучше Равных? Почему вы дышите чистым воздухом и ходите по живой траве? Чем вы лучше?

– Умом.

Он смотрел на Диму даже чуть удивленно. И вдруг заговорил быстро и сбивчиво:

– Да вы ничего не знаете… Дежурными становятся те из Равных, кто имеет наибольший коэффициент интеллекта, наибольшую свободу мышления. Отбор ведется в шестнадцатилетнем возрасте по этим показателям. Иначе в тринадцатый не попасть, поймите! Даже наши дети живут в Городах…

– А если интеллект снизится? – тупо спросил Дима.

– Тогда приходится нести патрульную службу в Городах.

Неотразимый удар пришелся в пустоту. В вакуум. Фехтовальщик уронил шпагу, и теперь сам валился с обрыва. Дима встал с кресла и увидел, как мгновенно напряглись лица троих Дежурных. Нет, остролицый смотрел на пилота спокойно, даже с сочувствием.

– Вы только не учитываете, что в Городах действительно оказывается всякий сброд. Доверять им патрульную службу… этим, с понизившимся интеллектом… Неразумно… – чужим, деревянным голосом упрямца сказал Дима.

Но никто не возражал. Наоборот, Принимающий Решения кивнул с видом человека, которому напомнили про давнюю и мучительную болезнь.

«Нет никакой диктатуры. Нет. Конечно, для нас было бы привычнее поселить в тринадцатом детей, сделать из него санаторий, где каждый провел бы несколько дней за всю жизнь, а не устраивать идеальных условий для интеллектуальной элиты… Привычнее? Давно ли мы поняли, что справедливость нельзя отложить на „потом“, что дорога, вымощенная благими намерениями, ведет все-таки не в рай, что даже во имя самого прекрасного „завтра“ нельзя быть жестоким сегодня… И кто сможет упрекнуть их за ошибки, которые мы сделали давным-давно… Нет диктатуры. Сюда еще спустятся невидимые и неслышимые наблюдательные зонды, целые комиссии будут рыться в архивах. Но я уже сделал свой вывод. Нет диктатуры. Нет. Есть зажатая в тисках нищеты планета, есть Равные, которые оказались умнее других, были выявлены сложной системой тестов и попали в тринадцатый – в научный, да, действительно научный, Город… Есть те, кого вернули в Города, кто, осознанно или нет, вымещает обиду на своих же ничего не подозревающих братьях и сестрах… Смогу ли теперь я их ненавидеть? Я, свалившийся им на головы и гордо творящий добро, которого они не могут себе позволить… Что у тебя осталось, кроме жалости, беспомощности и глупой улыбки боксера, пославшего в нокаут свою тень?.. Господи, они же считают меня завоевателем, вражеским лазутчиком…»

Он словно раздвоился. Один Димка замер в бездонной, черной пустоте, в повисшем вокруг ледяном молчании. А другой говорил:

– Нам очень жалко, что вначале между нами легло непонимание…

…Сбитый им робот падает на песок – тяжелый, дергающийся огненный ком…

– Пути к пониманию сложны. Но отныне…

…Подрубленные парализующим зарядом осели в креслах Дежурные…

– Через самое короткое время мы сможем оказать вам конкретную помощь…

…Арчи стреляет. И тот, кто убил Гарта, лежит на полу, а из-под разорванной пулями куртки струится кровь…

– Мы считаем своим долгом…

«…Заученные фразы. Для меня они привычны, бесцветны и безвкусны… Как вода. А Дежурные слушают, затаив дыхание. Они ожидали другого… Странно, я не ощущаю вины…»

Он замолчал. И тут его словно обожгло:

– Что с моими спутниками?

Он встретил непонимающий взгляд.

– Наружник, бывший в магнитоплане, захвачен.

– А… дальше?..

Они молчали.

– Что с ним будет?

– Он убийца. Он признал это сам. Мы не сторонники жестокости, но те, кто приходят с оружием, встречают отпор.

– Вы должны его отпустить.

Тишина. «Не давай Арчи в обиду, Дима. Припугни…»

– Можете считать это нашим условием.

«Что я делаю? И кто дал мне право говорить от имени Земли?»

– Хорошо.

– Это касается всех наружников. Они прекратят набеги, я добьюсь этого.

– Хорошо.

Дима перевел дыхание. И спросил:

– А Тири?

– Вас было трое?

Похоже, они растерялись. Впрочем, Дима тоже. Он взглянул на часы – прошло не больше пятнадцати минут с тех пор, как их сбили.

– Тири был похищен полтора месяца назад из второго Города.

Молчавший до сих пор Дежурный, самый старший из всех, вдруг заговорил:

– Да, я помню этот случай. Тири, из контрольной пары. Там была еще девочка, Гэл…

– Из контрольной пары?

– Да… Это постоянно проводящийся эксперимент, позволяющий не допускать полного уничтожения эмоций. В норме постоянные перемещения населения Городов, мы называем это тасовкой, не позволяют Равным выделить кого-либо из общей массы, и дают необходимые нам ровные, дружеские отношения. Но и пережимать с этим опасно, может возникнуть полная апатия… Контрольные пары служат для проверки того, за какой срок, проведенный вместе, у людей возникают полноценные отношения.

– И вы проводите коррекцию? – очень спокойно сказал Дима.

– Да, мы регулируем время существования коллективов, не допуская зарождения дружбы или любви. В наших условиях любовь приведет к преступлениям, к смерти…

Дима вздрогнул. Спросил то, что уже давно вертелось на языке:

– Вы регулируете и время существования отдельных людей? Или… они здесь?

Он смутно надеялся на это. Пусть этот старик кивнет и поддакнет…

– Мы не можем разрешить старость. Это касается всех.

Дима взглянул в его глаза и не решился спросить, сколько же ему лет. Сколько ему еще осталось… А тот продолжил как ни в чем не бывало.

– Контрольные пары подбирают из подростков с высоким уровнем интеллекта, которые непременно будут переведены в тринадцатый. Разумеется, их не разлучают…

– Обычно они расстаются сами, – тихо сказал Принимающий Решения. – Я сам был в такой паре.

Жгучее, нестерпимое предчувствие беды обожгло Диму. Он сказал:

– Гэл из этой пары сейчас в тринадцатом…

– Вероятно… Проверить?

– Я знаю и так. Дом триста семьдесят пять-двенадцать.

– Ну, и что?

– Ее надо найти… Нет, лучше по-другому… Я сам должен быть там. И быстрее! Это может плохо кончиться!

Кажется, они поняли… Тот, самый пожилой, зашептал что-то в маленький передатчик. Сразу же в зал вбежали несколько совсем еще молодых ребят в форме. Теперь Дима смотрел на них другими глазами… Выслушали непонятные слова приказа и исчезли, вскинув в знак согласия кисти рук, ответив что-то неразборчивое…

Дима шел за Принимающим Решения, пытаясь разобраться в его жестах, во взволнованной интонации. Он опять потерял знание языка.

Дома походили на красочные нагромождения огромных пластиковых пузырей. Они были свободно раскиданы по сторонам неширокой бетонной дороги, тянущейся вдоль такой же неширокой и спокойной речушки.

Тири пробирался от дома к дому, словно его вело шестое чувство. Смотрел номер и шел дальше. Было тихо, его никто не преследовал. Перейдя горячую, гладкую ленту дороги, он оказался перед ярким светло-розовым домом. К нему вела тропинка, поросшая низкой жесткой травой. Тири огляделся и медленно подошел к дому.

Над дверью чернели крупные цифры. Триста семьдесят пять – двенадцать.

– Гэл…

Он подбежал к двери, ударил в нее. Неожиданно легко дверь скользнула в сторону. Внутри была прохладная, безлюдная тишина. Слабо светился потолок, освещая маленькую комнату с рядами закрытых дверей и низкими, широкими шкафами, разделяющими эти двери. Тири подошел к одной, наугад, створки мягко раскрылись. Просторная комната с огромным, во всю стену, окном, вся заставленная непонятной мебелью. Тири обвел ее взглядом, словно надеясь, что где-то в углу сжалась маленькая, беззащитная фигурка в сером комбинезоне.

За его спиной послышались шаги. Тири обернулся. Одна из дверей скользнула в сторону, и он увидел девушку. Ей было лет шестнадцать-семнадцать, не больше; в свободной белой блузке, короткой юбке, с длинными каштановыми волосами, свободно падающими на плечи, она казалась совсем незнакомой. И лишь глаза остались прежними…

– Гэл!

– Тири!

Они метнулись друг к другу. Тири обнял ее, попробовал даже приподнять, как делали парни в Лагере, но у него не хватило сил. Они чуть отстранились, замерли неловко, с одной и той же смущенной улыбкой на лицах.

Тири хотел что-то спросить, осторожно коснулся ее щеки, но передумал. «Неважно. Все неважно. Она моя, только моя. Браслет на активном режиме… Будем пробиваться напрямик. Хватило бы энергии… А Дима с Арчи не маленькие, дойдут сами». На всякий случай он еще раз коснулся кнопки активного режима, и браслет послушно мигнул зеленым.

– Идем, Гэл. У нас мало времени.

Она провела ладонью по его лицу, взъерошила волосы, совсем как раньше…

– Какой ты стал взрослый, Тири. А я тебя все вспоминала робким мальчишкой.

– Ты тоже изменилась, Гэл. Но это и правильно. Идем.

– Постой! – В ее глазах мелькнул испуг. – Ты же был у наружников! А я совсем растерялась… Как ты здесь оказался? Да, правильно, передавали… Налет на шестой, захваченный магнитоплан… Тебя же убьют, Тири! Глупый мальчишка!

Она потянула Тири за руку.

– За тобой гонятся? Что я говорю, конечно… Я тебя спрячу, а потом мы с Росом поможем тебе уйти…

– Гэл! – Тири чуть было не рассмеялся. – Они ничего с нами не сделают, поверь мне. Я сильнее, и у меня есть настоящие друзья. Пошли, Гэл. Через полчаса будем в транспортном центре.

– Тебя убьют!

– Нас никто не сможет остановить. Ты не веришь?

Гэл молчала. Потом тихо произнесла:

– Кажется, уже верю. Если ты пришел сюда… Зачем ты пришел, Тири?

– Зачем я пришел? – Это было словно удар в спину. И никакой браслет не мог его защитить…

– У тебя кровь на щеке.

Он опустил голову, машинально провел ладонью, взглянул:

– Это моя кровь. В лесу, о ветку…

– Но была и чужая?

– Да, – он произносил это слово долго, целую вечность, он успел снова прожить месяц в Лагере, и пройти дважды пустыню, и напасть на шестой Город, и бросить погибшего Гарта, и в тихом, прирученном лесу убить дежурного. Он снова рос в четырнадцатом детском центре и носился по спортивному залу третьего Города, и с любопытством смотрел на своего нового соседа, пока не вспомнил, что его зовут Гэл, и они уже учились вместе. И группу тасовали каждые полгода, а они все оставались вместе, и начали, не сговариваясь, улыбаться друг другу по утрам… И он еще успел первый раз коснуться губами ее лица, не понимая, откуда оно пришло, это движение, и лишь тогда слово было произнесено полностью.

– Да.

И его ударили второй раз, тем же словом, только на этот раз гневно, возмущенно.

– Зачем?!

– Они же обманывали нас! Издевались над нами! Они не давали нам любить!

– Как раз нам они давали это делать. Ты ничего не понимаешь…

– Они разлучали нас!

– Нас никто не разлучал, разве что наружники.

– Гэл! Что с тобой, Гэл? Неужели ты не понимаешь, ведь этот рыжий Дежурный…

– Не говори так о Росе!

– О Росе?

– Да. Он меня любит.

Слова застревали на языке, они были шершавыми и тяжелыми, как булыжники, и такими же ненужными, но Тири все-таки вытолкнул их:

– А… ты? Ты тоже?

– Да.

Тири попытался взять Гэл за руку, но она отстранилась.

– Гэл, неужели ты все забыла? Помнишь, как мы с тобой клялись друг другу, что не забудем, никогда не забудем… А потом появился этот рыжий… Рос… и меня увели. Ведь мы любили друг друга! Неужели все исчезло, Гэл?

На мгновение в ее глазах промелькнуло что-то прежнее. Серые стены и холодный свет второго Города. На мгновение… И снова в ее глазах было солнце, желтое, как волосы Роса, и голубое небо…

– Ты ничего не знаешь, Тири. Нас просто заставили полюбить. Это был эксперимент, Тири. А заставить полюбить нельзя. Ты хороший, и я ничего не забыла. Но ты друг, и не больше. Понимаешь?

– Но я же люблю тебя, при чем тут эксперимент…

– Это тебе кажется. Просто нам некого было больше полюбить. Понимаешь?

– Чушь! – Тири схватил Гэл за плечи, потряс. – Мне было кого полюбить! Но я помнил тебя! Я убил, я бы снес все Города, чтобы увидеть тебя, и расстрелял бы всех Дежурных. Мне было больно и страшно, но я говорил себе: Гэл меня ждет, ей еще хуже, я должен все выдержать. И я выдержал все! Ты даже не представляешь, сколько людей помогали мне найти тебя! Гарт умирал на вокзале шестого, а сам говорил мне, что у нас все будет хорошо. У нас с тобой, понимаешь? А сейчас Дима и Арчи где-то рядом, может быть, им нужна моя помощь, а я не могу сделать шага… Очнись, Гэл!

– Если бы ты вернулся раньше, Тири… – в ее глазах стояли слезы. – Если бы ты вернулся раньше… Я, правда, не виновата. Я хотела бы тебя полюбить снова, но не могу. Рос, он очень хороший…

– Рос – негодяй! Они же нас в животных превращают, они… они… – Тири задохнулся своими словами, замолчал.

– Нет, Тири. Если человек живет в тринадцатом, значит, он заслужил это… Ты же умный, Тири, ты должен попасть сюда по-другому… Сдайся! Я помогу тебе, и Рос поможет! Тебя простят, и…

Тири рванул Гэл, она упала, и он почти потащил ее к выходу.

– Ты больна, Гэл! Тебя обманули… Я все равно тебя не брошу, на воле ты придешь в себя…

Она была ненамного слабее и вырвалась из его рук. С жалостью и тоской посмотрела на Тири.

– Какой ты глупый… Все-таки остался таким же… Никогда мы с Росом не расстанемся.

Тири отступил к стене. Посмотрел на Гэл в упор, покачал головой.

– Это не ты, Гэл. Я, видно, ошибся. Это не ты. Ты не такая.

Гэл вздохнула:

– Я действительно не такая, какой ты меня представлял. Давно уже не такая. Тебе помочь уйти?

– Мне не нужна помощь.

С легким хлопком раскрылась входная дверь. Рыжеволосый молодой мужчина уверенно зашел в дом, щурясь со света, взглянул на Гэл.

– Почему заблокирована дверь? Ты что, не знаешь, что творится в городе? Эти наружники обнаглели до предела. А, черт!

Он торопливо вырвал из-за пояса длинный, тускло отсвечивающий пистолет.

Тири не двигался. «Браслет на активном режиме. Пусть. Пусть…» Ствол смотрел ему прямо в лицо.

– Не надо, Рос! Это же Тири? Ты обещал! – Гэл метнулась к нему. Бывший Дежурный шестнадцатого сектора обнял ее и надавил на спуск.

Здесь все было как прежде. И желтые барханы, и обгорелый остов спасательной шлюпки. И снова они стояли втроем и смотрели в безмятежную голубизну неба.

Дима нажал на кнопку сопряжения браслета еще час назад. И с тех пор компьютер защитной системы вел непрерывную связь со спасательным кораблем. Подавал пеленг, сообщал что-то. И не реагировал на Димкины вопросы. Лишь несколько минут назад высветил на экране обратный отсчет времени.

– Уже скоро. Осталось двенадцать минут, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Дима.

Арчи потоптался на месте:

– Дима, тебя в Лагере все вспоминают… Тая поправилась…

– Хорошо, – он не сразу понял, что Тая – это девчонка, которую задело взрывной волной. Ураган, взрыв… Это было так далеко…

– Старший расспрашивал…

– Как он?

– Ничего, – Арчи пожал плечами. – Говорит, что не верит Дежурным…

– А ты?

– Не знаю, Дима…

– Со вчерашнего дня они прекратили тасовку. Это не так уж мало.

Небо над головой было, как обычно, чистым. Но Дима знал, что где-то там, в высоте, сейчас завершает свой долгий путь к планете спасательный корабль. Интересно, кто прилетит из космошколы? Разумовский? Дима отчетливо, с фотографической ясностью, вспомнил его лицо на посвящении в курсанты. Разумовский тогда поднял над головой маленькую книжечку Устава, подержал секунду, опустил. И сказал совсем тихо: «Не забывайте одного, ребята. Каждая строчка здесь написана кровью. И очень часто – не нашей». Не нашей.

Дима посмотрел на Арчи, на Тири. «Да, убивал не я. Вы стали моими руками. Вы нажимали на спусковые курки. Я лишь чуть-чуть вам помог. Чуть-чуть». И в который уже раз он поразился тому, что не ощущает своей вины. Ни за один шаг. Словно никто не был виновен ни в чем в этой долгой, двухмесячной жизни. Словно каждый был прав.

– Дима…

Он посмотрел на Тири.

– Скажи своим, что это я во всем виноват. Пусть накажут меня. Я хотел, чтобы тот парень умер! И Роса я тоже… хотел…

– Машина никогда не делает неисправимых поступков сразу. Она дает шанс… В виде парализующего заряда…

«А мне шанса не будет. Меня накажут не машины. Да меня и не будут наказывать…»

– Пусть лучше меня…

– Меня не будут наказывать, Тири.

– Не будут?

– Нет.

«Я пойду по плитам космодрома прямо к школе. А из всех окон на меня будут смотреть курсанты. Молча, не двигаясь… У дверей своего корпуса я увижу чемоданчик с вещами, а сверху – диплом инженера. Вот и все. Я еще постою немного, а из окон будут все так же смотреть на меня, и ветер будет гонять по двору сухие листья и обрывки бумаги. Потом я уйду».

Он поднял голову, стараясь разглядеть среди серых скал башню второго Города. Нет, далеко…

«Земля поможет. Пройдет пять, десять лет, и они выйдут наружу. Все. Они никогда не будут равны и одинаковы, они все разные: умные и глупые, красивые и некрасивые, счастливые и несчастные. Они станут просто людьми… Так что же, выходит, Дежурные были правы? Они сохранили цивилизацию… Да, правы. По-своему. И наружники по-своему правы. Наверное, и я тоже…»

Он улыбнулся. И посмотрел в небо, где, обрастая сверлящим уши свистом, росла тусклая, раскинувшая острые крылья точка.

– Вот и все… Арчи, Тири…

Они взглянули друг на друга. Арчи кивнул, отводя глаза, прошептал:

– Ты нас не забывай…

Дима улыбнулся. Крепко сжал протянутые ему руки. И, не оглядываясь, пошел вперед, к маленькому, мягко зависшему над песком кораблю. Старый, многое повидавший трудяга космоса. Обгорелый керамит, потускневшие дюзы… А он видел не только его. Он видел тысячи кораблей, корабли всех планет, большие и маленькие, те, в которых он летал, и те, в которых уже никогда не полетит.

Люк корабля раскрылся перед ним. Широкий, удобный люк. Пассажирский. Но перед тем, как шагнуть в него, он обернулся и вскинул руки. Две фигурки вдали ответили тем же жестом. И он крикнул, крикнул то, последнее, что должен, обязан был им сказать, крикнул, то ли доказывая, то ли напоминая:

– Фэт рэгел! Фэт!