Этот человек жил в начале двадцатого века.

Попытайтесь представить, что это такое. Уездный городок. Плохо мощеные улицы. Непролазная грязь. Толстый и потный пристав, лениво собирающий взятки с лавочников. Дряхлые дощатые домишки.

Вот в одном из таких домишек, в семье одного из мелких лавочников, и жил пионер апэмбологии.

Нищие дрались у кабаков. Калеки толпились у церкви. Попы варили опиум для народа. Крестьяне стонали под игом царизма. Пролетариат читал «Манифест».

Алексея волновало другое. Скорчившись над столом, он писал узким металлическим перышком, заполняя тетрадь ровными строчками. Полудетский почерк, дрянные чернила. И недетские мысли.

«Возьмем, к примеру, велосипед. На нем можно ездить по дорогам. А ежели поставить еще два колеса – то, наверное, и без дорог. Коли на лодку велосипед надежно поставить – по воде весьма быстро можно передвигаться. А как сделать, чтобы в небе на велосипеде летать? Крылья, махать умеющие? Или крылья и винт хитрый, как у парохода… Если бы еще придумать, как между звезд на велосипеде…»

– Ты, братец, совсем обленился. А ну марш, муку развешивать!

Появлялся отец гения и гнал его в лавку. Так и оставались недописанными великие строчки. И не узнать нам уже, догадался ли Алексей, что слова его озарили путь человечеству. Путь к звездам.

И не найди я старой тетради, никто и не узнал бы, что было оно – озарение.