Книга: Звёдная тень
Назад: Глава 6
Дальше: Часть вторая. Тень

Глава 7

Если переоборудованный инженерами Алари «Волхв» казался Данилову немыслимым, недостижимым прорывом в технологии, то что говорить о корабле Геометров.
Кроме плазменного шквала за обшивкой, никаких привычных атрибутов посадки не было. Ни перегрузок, ни вибрации корпуса, ни хотя бы звуков, неминуемо проникающих в кабину челнока.
Проблем с запасом тяги тоже не существовало, мы снижались по такой энергоемкой траектории, что любого баллистика хватил бы удар.
– Даже Сильные расы не склонны к подобным экспериментам, – изрек Данилов, когда корабль снизил скорость. – Это же не просто энергоемко, это еще и опасно. Нагрузка на конструкцию…
Его по-прежнему давило техническое совершенство Геометров. Когда-то прогресс общества мерили научными достижениями, производительностью труда, спортивными успехами отдельных людей. Данилов, видимо, оставался в плену подобных схем.
В отличие от меня.
Нет, я не знаю, чем на самом деле одна цивилизация превосходит другую. Дальностью путешествий? Прочностью сплавов? Неисчерпаемым доступом к энергии? Тогда Геометры и впрямь верх совершенства. Впрочем, если взять ту тонкую материю, которую принято считать человеческим счастьем, то и здесь ситуация неоднозначна.
Ведь они счастливы…
Пусть на мой взгляд их общество лишено неизменных атрибутов свободы, пусть бесспорный прогресс в нем прикрывает казарменный аскетизм. Но ведь если взвесить баланс добра и зла, счастья и несчастья, то и тут Земля безнадежно проиграет Геометрам. Тысячи таких «санаториев», как «Свежий Ветер», в котором я удостоился чести побывать, не перевесят самой заурядной исправительной колонии на Земле. И если «всего лишь» девяносто процентов населения Родины считают себя счастливыми – нам абсолютно нечего им противопоставить. Не «золотые двадцать процентов» же, не тот слой населения самых развитых стран Земли, что ухитряются жить в комфорте и довольстве в задыхающемся от нищеты мире.
Я не знаю, почему мы лучше Геометров. Я даже не знаю, что выбрали бы простые люди на Земле – гордую и нищую свободу, или заботливый патронаж Наставников. Мнение Данилова и Маши – не в мою пользу.
Одно я знаю точно.
Если в этом погруженном во тьму мире, что стелется сейчас под нами – не верящими друг в друга, мечтающими о разном, абсолютно несовершенными людьми, если в этом мире есть хоть малейший шанс остановить Геометров, отвлечь их от Конклава… такого ненавистного Конклава – я найду этот шанс.
Найду – или навсегда останусь во тьме.
– Петя, у Геометров реально сесть – так? – спросил дед.
Я покачал головой. Нет. Нигде и никогда, если планета развита хотя бы до того уровня, что был на Земле в конце прошлого века, подобные посадки невозможны. Каждый стережет свое самое большое сокровище – небо.
Данилов откашлялся и монотонным, унылым голосом произнес:
– И поняли Геометры, что подобная беспечность – есть самое большое коварство… И убежали они в панике на другой конец Галактики, даже не потрудившись разобраться… Петр, если что – я пойду к ним летописцем. Получится?
– Получится, – согласился я. Данилов был не просто выбит из колеи – если уж его прежнее бесконечное балагурство выродилось в отчаянные попытки сострить.
Скорость скаута уже упала до каких-нибудь четырехсот-пятисот километров в час. Он несся над плоской, серовато-коричневой, каменистой равниной. Как ни странно, но на поверхности планеты, лишенной солнца, было довольно светло – как на Земле в полнолуние. Небо, тонущее в звездах небо горело над миром Тени.
Привстав – движение почти не ощущалось, я прижался к куполу. Глупо, конечно, ведь это просто экран, а не стекло. Но качество изображения осталось идеальным.
В сотне метрах под нами неслись покатые холмы. Какие-то блестки на поверхности… нет, вряд ли что-то искусственное, скорее рудные выходы. Да есть ли здесь жизнь?
– Петр, сядь, – попросил Данилов. Все его инстинкты протестовали против подобного безумия – стоять в корабле, совершающем динамические маневры.
Я подчинился. В конце концов, углядеть ничего нового не удастся – корабль и сам контролирует пространство.
И почти сразу же скаут резко пошел вниз – у меня все замерло внутри, не от ощущения падения – его не было, а от закружившегося вокруг мира. Корабль скользнул к поверхности по дуге, завис на миг – и опустился. Ровный, неуловимый шум исчез – дыхание механизмов стихло.
– Приехали, – я коснулся терминала.
Посадка осуществлена.
Есть какие-то изменения? Живые организмы, искусственные объекты?
Нет. Ближайшая область поглощения энергии на расстоянии двадцати тысяч шагов. Даю указатель.
Проблеск света на куполе – голубая ниточка потянулась вперед через холмы. Я заметил, как изменились лица товарищей, и торопливо пояснил:
– Это направление на ближайший аномальный объект…
Ниточка погасла.
Данилов с Машей продолжали сидеть в одном кресле, походя сейчас на слегка рассорившихся любовников. Счетчик неторопливо двинулся по окружности кабины. Похоже, он фиксировал в своей безотказной памяти ландшафт. Корабль молчал, явно считая свою функцию исчерпанной. Я «вслушался», пытаясь вызвать на контакт куалькуа. Никакого ответа.
Может быть, живущая во мне амеба тоже наблюдает за обстановкой? Вырастила пару глаз на моем затылке и изучает мир?
А может быть, здесь, в мире Тени, уже разорвалась та связь, что соединяла миллиарды крошечных существ в единое целое?
А может быть, пренебрегая непредставимым расстоянием, куалькуа по-прежнему един – клеточка огромного мозга, с жадным любопытством пожирающего новую информацию?
Я вдруг понял, что уже с минуту в кабине царит тишина. Закончил свой «обход» счетчик, смотрят на меня Данилов и Маша.
– Что дальше, Петр? – тихо спросил Данилов. – Ну? Мы прилетели. Это и впрямь оказалось просто. Командуй.
Окружающая среда пригодна для жизни?
Мне тоже было не по себе. И отрицательный ответ корабля меня бы сейчас обрадовал.
Да.
Открывай кабину.
Купол потемнел, утратил прозрачность.
– Будем выходить, – предупредил я.
Издав легкий хлюп, купол свернулся.
И мы сжались, придавленные пылающим небом.
Нет, никакие экраны не смогли этого передать! Может быть, потому, что мы знали – это только изображение. А с ним возможно сделать все что угодно. Теперь мы смотрели собственными глазами.
Когда-то, в детстве, меня поразило ночное небо над Крымом. После бледных северных звезд оно казалось россыпью алмазной крошки, поистине божественным творением. Потом, в юности, побывав в тропиках, я понял, что такое настоящее южное небо. Тут уже не возникало никаких мыслей о Творце. Звезды и так были равны Богу. Не драгоценная пыль – а подлинные бриллианты.
Но только тут небо было живым. Здешний Джордано Бруно не пошел бы на костер из-за вопроса обитаемости иных миров – она казалась бесспорной. Не холодный свет мертвых драгоценностей, а живое и теплое дыхание далекого огня струилось с неба. Равнина – унылая, слегка холмистая, пустынная, оказалась сказочно красивой, будто на рождественской открытке. Сияние разноцветных звезд окрашивало ее феерической иллюминацией – вроде бы и не вычленить отдельных красок, не уловить оттенков – кроме как краем глаза. Вопреки всей физиологии зрения, между прочим.
Запах планеты, который невольно отмечаешь сразу же после посадки, был почти неуловим. Поэт сказал бы, что так пахнет звездный свет. Я просто не нашел сравнения. Может быть – запах отсутствия жизни…
– Озон, – неожиданно произнесла Маша. – Озоном пахнет, правда?
– Это от двигателей…– ответил Данилов. Выбрался из кресла, осторожно перешагнул собравшийся валиком купол. Обернулся: – Петр, позволишь?
– Валяй, – согласился я.
Данилов постоял секунду, потом спрыгнул вниз. Посмотрел на свои ноги, будто ожидая увидеть высовывающиеся из почвы хищные пасти. Сказал:
– Маленький шаг одного человека… на фиг не нужный всему человечеству.
Слова тонули в тишине. Потрясающая тишина – нет ни ветра, ни голосов, ни привычного «индустриального» шума. Только наше дыхание.
– Странные оптические характеристики, – заметил счетчик, медленно выбираясь из кабины. – Атмосфера практически не искажает спектр…
– И это все, что ты можешь сказать? – спросил я. Из всех нас только счетчик не испытывал никакого трепета или восхищения перед небом Ядра. – Никаких чувств не пробуждается?
– Я, конечно, могу произнести ряд фраз, означающих сильные эмоции, – насмешливо ответил счетчик. – Но не стоит, Петр, подходить ко мне… совсем уж по-человечески.
Кивнув, я проглотил обидное замечание. Видимо, счетчик это понял:
– Петр, полагаю, очень многие расы Конклава испытали бы эмоции, близкие к человеческим. Для меня, однако, существует причина, мешающая оценить эту картину.
Он помолчал.
– На нашей планете, Петр, вообще не видно звезд. Все чувства, какие я мог бы ощутить, были испытаны мной давным-давно, когда я впервые оказался в космосе.
Счетчик легко спрыгнул вслед за Даниловым. Маша посмотрела на меня, пожала плечами и осторожно полезла следом.
– Подожди! – окликнул я ее. Открыл контейнер между креслами, достал банки с питанием. – Лови!
Две банки я кинул Маше, две – Данилову. Две оставил себе. Счетчик, не дожидаясь вопроса, отказался:
– Мои скромные потребности тебе известны…
– Это комбинированный рацион, – пояснил я. – Удовлетворяет потребности в еде и питье. На всякий случай.
– Корабль так и будет стоять? – пряча банки в карманы, спросил Данилов.
Я отдал мысленный приказ и выбрался следом. Кабина сомкнулась. Кораблик, классическая летающая тарелка, смотрелся здесь вполне уместно. Куда более, чем трое людей без скафандров.
– Он будет ждать, – сказал я. – Что-что, а ждать они умеют…
– А потом придет кто-то в твоем облике, сядет в кресло и отправится с экскурсией на Землю, – поддержал меня Данилов.
– Не знаю, насколько это вероятно, – ответил я. – Но, наверное, справедливо. Если уж я влезал в чужое тело…
Ты хочешь вернуть свой изначальный облик?
Куалькуа задал вопрос сухо и без любопытства.
Да!
Я начинаю.
– Ребята, отвернитесь…– успел попросить я. И лицо пронзила боль.
Хорошо, что они послушно отвернулись. Не потому, что это выглядело слишком уж отвратительно. Меня скрутило от боли, я не мог сдержать стона, из глаз катились слезы. Все тело горело. В этот раз куалькуа то ли был небрежен более обычного, то ли торопился – я чувствовал себя так, будто с меня сдирают кожу.
Когда наконец трансформация закончилась, я стоял на коленях, лицо было в слезах, губа оказалась прокушенной до крови. Единственное, за что я и впрямь испытывал благодарность – куалькуа все же убрал рану на шее.
– Петр…– Маша коснулась меня. – Как ты?
– Как? – я неуклюже поднялся. – Я – снова я. Вот и все.
Меня чуть пошатывало, но боль уже исчезла, ее сменило блаженное расслабление.
– Таким ты мне больше нравишься, – вдруг сказал рептилоид голосом деда. – И… я тебе завидую, мальчик мой.
Я кивнул. Я понимал деда. Ему никакая боль не поможет вернуть прежнее тело. Через мгновение вместо него уже заговорил рептилоид:
– Все же не стоило делать это так сразу. На виду у корабля.
– Он заметит преображение на любом расстоянии, – огрызнулся я. – Успокойся. Его это просто не волнует.
Почему-то мне не хотелось смотреть в глазам спутникам. Я отер лицо, огляделся.
Вне корабля планета Тени оказалась куда менее сказочной. И, признаться, неуютной. Воздух все же был прохладен для нас. Почва, издалека так красиво расцвеченная звездной иллюминацией – простой каменистой землей. А к пылающему миллионом звезд небу мы уже немного пригляделись.
– Какая-то дурацкая ассоциация появляется, – поморщившись, сказал Данилов. Он вел себя так, словно ничего не произошло. Что ж, спасибо. – А? Петя? Есть у тебя такое ощущение, что все это…– он взмахнул рукой, – что-то очень знакомое. Вот только в новой обертке. В пышной.
В принципе я был с ним согласен. Какая-то ассоциация и у меня вертелась. Неуловимая. Призрачный, карнавальный свет… безжизненная даль… стерильное безмолвие.
– Карел, можешь что-нибудь предположить?
– Догадки – не самая сильная моя сторона.
– Тогда я хочу поговорить с дедом. Домыслы – как раз по его части.
Через неуловимый миг счетчик передал контроль своему квартиранту.
– Спасибо, Петя, – первым делом сказал дед. – Ящерка не так холодна, как хочет казаться… нипочем не уступает место.
Рептилоид энергично покрутил головой. Дед наслаждался возможностью самостоятельного обзора.
– Вот и сбылась моя мечта – своими ногами ступить на чужую планету. Наполовину сбылась, – с мрачной иронией изрек дед. – Что ты хочешь спросить, Пит?
– У тебя не появилось никаких ассоциаций?
Дед помолчал.
– Ничего особенного, Петя. Так… из разряда красивостей. Чистилище.
– Что?
Если сейчас дед еще способен был смущаться, то это произошло.
– Я же говорю – абсолютная лирика! Чем-то подобным я представлял себе тот свет. Ни рай, ни ад, а именно чистилище. Как там, у Данте… э… «я поднял взгляд очей»… э…
– «Казалось, твердь ликует их огнями; о северная сирая страна, где их сверканье не горит над нами!» – невольно подхватил я.
Маша громко фыркнула. И неожиданно попросила:
– Андрей Валентинович, не давите нас поэзией! Боюсь, тут все будет куда реальнее и неприятнее, чем загробный мир.
Я уставился на деда. Первый раз после воплощения в теле рептилоида Маша заговорила с ним. Неужели все же согласилась, что он остался человеком и в теле счетчика?
Но вряд ли дед способен простить ей предательство…
– Хорошо, Маша, – добродушно ответил дед. – Не буду давить. Я прекрасно помню, что твоим любимым поэтом был Пушкин, любимым писателем – Толстой, а любимой музыкой – «Лунная соната».
Кажется, она покраснела. Вот уж не пойму почему. Вроде бы ничего обидного дед не сказал.
С минуту еще мы топтались вокруг корабля, будто ожидая. Чего угодно – торжественной делегации с цветами, толпы мыслящих грибов, или танкового корпуса. Но мир Тени игнорировал нас столь хладнокровно, словно и впрямь состоял лишь из голой равнины.
– Ну что, пойдем? – Данилов вопросительно посмотрел на меня. – Кажется, туда…
– Счетчик помнит точное направление, – сказал дед. – Он просит меня уйти на второй план… так что – до свидания.
Рептилоид выдержал короткую паузу и продолжил:
– Я готов служить проводником. Будем двигаться?
Я кивнул.
– Эти идиоты Геометры, – буркнула Маша, – могли предусмотреть в корабле какой-нибудь НЗ. Компас, оружие, палатка… хотя бы на случай аварийной посадки.
– У них не бывает аварийных посадок, – бросил Данилов. – Хорошо еще, что они не разучились питаться в процессе эволюции.
Вспомнив приторно-солоноватый вкус пищи Геометров, я покачал головой:
– Когда попробуешь содержимое консервов, у тебя появится шанс изменить мнение.
Идти было легко. Поверхность казалась выглаженной, утрамбованной. Словно и впрямь, как в версии деда, тут проводили какие-то испытания. Почему-то вспоминались степи вокруг Байконура – однажды, после посадки, мы устроили ночной пикник с ребятами из русских экипажей, казахскими техниками и Мэн Ли Дзяном, начальником отдела грузовых перевозок. Только тогда горел костер, жарились шашлыки, бывший выпускник МГУ Сакен Жубанов по просьбе Мэн Ли виртуозно исполнял на домбре китайские песни, рекой лилась мерзкая синьдзянская рисовая водка, а я потягивал бутылочку пекинского пива – неожиданно приятного на вкус… Звезд, конечно, в небе было меньше. И пыли побольше. Здесь почему-то пыли нет совсем. И травы нет никакой. Впору устраивать санаторий для аллергиков и астматиков.
– Абсолютное отсутствие растительности, – словно прочитав мои мысли, произнес Данилов. – Очень странно. Откуда кислород?
– Из морей, – немедленно заключила Маша.
– Здесь материки занимают в четыре с лишним раза больше площади, чем моря, – ответил я, вспомнив доклад корабля.
– Вполне достаточно.
– А откуда тогда плюсовая температура?
Маша промолчала. Лишь через несколько минут заметила:
– Нас поразило то, что Геометры перестраивали свою планету на манер учебника. Нас привело в ужас, что они способны передвинуть свою звездную систему через всю галактику. Но создать целую планету… ладно, пусть не создать – окружить кислородной атмосферой и отапливать – полагаю, Геометрам это не под силу.
С ней никто не спорил, но вскоре Маша добавила:
– Петр, у меня нет ни малейших надежд тебя переубедить. И все же – тебе не кажется, что не стоит рассчитывать на союз с такой цивилизацией? По меньшей мере наивно ждать помощи от тех, кто использует планеты в качестве темных чуланов…
Я покачал головой.
– Маша, ты и представить себе не можешь, как меня порадовала эта планета. С ее искусственным подогревом, из ниоткуда взявшейся атмосферой, полным запустением…
– Почему?
– Да потому, что это вполне человеческий подход.
Данилов тихо засмеялся, спросил:
– Тогда, может быть, русский подход?
– Если окажется, что эта планета совсем никому не нужна и создана на авось – тогда русский.
Кажется, Маша обиделась. Причем не на Данилова, а на меня.
Какой-то разный у нас с ней патриотизм. Принципиально разный.
– У людей есть большое преимущество перед моей расой, – вдруг сказал счетчик. – Различия между культурами человеческого общества так велики, что вы изначально были готовы к существованию в рамках Конклава.
– Тут нечему завидовать, Карел, – ответил я. – Будь эти различия поменьше… быть может, тогда наши корабли взяли бы в плен хиксоидов.
Спорная мысль, конечно. Что ни говори, а споры и конфликты между государствами всегда подстегивали человеческий прогресс. Но счетчик не спорил. Дальше шли молча, все отвлеченные темы будто выдохлись под звездным океаном, оказались слишком мелкими и ничтожными.
Когда мы прошагали километра три, корабль почти скрылся из виду. Поднявшись на очередной холмик, все, не сговариваясь, обернулись.
Тускло-серый металл сливался с равниной. Лишь слабые радужные отсветы позволяли отличить его.
– Может, вернемся? – предложил Данилов. В голосе была ирония, и я промолчал. Но Данилов не унимался: – Петя, а ты знаешь, что будет самым неожиданным концом нашего путешествия?
– Знаю.
– Если мы никого не встретим. Ничего не найдем. Будем блуждать, пока не съедим всю пищу и не истопчем всю обувь. А после этого вернемся на Землю.
– Я знаю, Саша.
Данилов кивнул. И вдруг коснулся моего плеча:
– Петр, я бы не хотел такого исхода.
– Тогда пошли.
Мы начали спускаться с холма. Последний ориентир исчез, а звезды в этом сумасшедшем небе ничем помочь не могли. Оставалось надеяться на счетчика с его способностями.
– По меньшей мере семь…– неожиданно сказал Данилов.
– Что – семь? – не понял я.
– Мы нарушаем семь пунктов устава, просто гуляя по этой планете. Я не говорю о тех мелочах, что предшествовали прогулке.
– И тебя это пугает?
– Нет. Уже, скорее, забавляет, – Данилов пнул ботинком камень. – А обувь ведь и впрямь долго не выдержит… не по станции порхаем…
– У нас была возможность прибыть сюда во всеоружии, – напомнил я.
Данилов смолчал.
– По крайней мере, настоящее оружие нам тут не требуется… пока…– вступилась за него Маша. – Петр…
– Что?
– Ты знаешь Геометров куда лучше нас. Что их могло напугать?
Мне хотелось сказать «небо», но ведь и Геометры жили под таким же сиянием…
– Не знаю.
– Может быть – именно эта мощь? Бессмысленная, чудовищная. Пустая, но пригодная для жизни планета…
– Нет, – вот тут я не колебался. – Любая сила, даже многократно превосходящая доступное им, послужила бы только вызовом. Они бы ловчили, искали обходные пути, но никогда не пустились в бегство.
– Тогда – что-то абсолютно чуждое. Непонятное им, и оттого пугающее, – без особой уверенности сказала Маша.
– Теплее, – сказал Данилов.
– Правда?
– Я в буквальном смысле, – уточнил он. – Мне кажется, стало теплее. Впрочем, и твое предположение интересно.
– Второе предположение?
– И второе, и первое. Мы настолько мало знаем, что вправе выдвигать любые версии.
Казалось, что Данилов почему-то задался целью подтрунивать над Машей. Мысль пришла не только мне – Маша замедлила шаг, пристально посмотрела на полковника. Но тот шел с выражением полной невинности на лице.
– Петр, Андрей Хрумов хочет говорить с тобой, – неожиданно сообщил счетчик.
Я остановился. Едва рептилоид оставил на переднем плане сознания моего деда, как его скорость упала до черепашьей. Видимо, мелко семенить четырьмя лапками – не лучший способ передвижения для человека.
– Петя, я начинаю понимать. Мне так кажется, – без предисловий выпалил дед. – А ну-ка, поворочай мозгами!
Маша с Даниловым тоже остановились.
– Дед, я пока не могу понять, что их напугало. Здесь нет явной опасности…
– Ну! – подбодрил дед.
Я окинул взглядом равнину. Звездное море над головой, тишина, легкий ветерок… и впрямь теплее становится…
– Здесь нет опасности, – сказал я. – Так? Здесь нет борьбы, дед! Цивилизация Тени – не сопротивляется?
Если при первых словах рептилоид дернул мордой, словно соглашаясь, то дальше наши догадки явно разошлись.
– Не так просто! Будь это мир трудолюбивых и покорных пацифистов – Геометры проглотили бы его в момент! Думай, мальчик, думай! Сильные, сплоченные, способные выложить все ресурсы ради поставленной цели, готовые пасть в борьбе, имеющие жесткую власть, не останавливающиеся перед насилием Геометры – бежали. Постыдно бежали, причем они и сами это понимают! Ну? Что произошло?
Неужели дед действительно что-то понял?
– Тень – те же самые Геометры? – рискнул я предположить. – Цивилизация с такой же этикой и целеполаганием? Только более мощная?
Рептилоид зевнул. Наверное, дед пытался изобразить вздох.
– Я никудышный воспитатель, – сказал дед. – Наставника из меня бы не вышло. Если уж такого изначально талантливого человека, как ты, я не сумел научить мыслить нестандартно… убив на это столько времени…
Умеет дед ругать себя так, что идиотами оказываются окружающие.
– Андрей Валентинович, – Данилов чуть повысил голос. – Если вы поняли, что тут происходит…
– Нет. Ничего я объяснять не буду, – заявил дед. – Если моя догадка верна – то это просто не нужно. Если неверна – то зачем нагружать вас ложными версиями?
Данилов посмотрел на меня, и в его взгляде явно читалось сочувствие. Честное слово, за это неожиданное понимание я готов был простить ему даже предательство!
– Ничего он не скажет, – подтвердил я. – Можешь мне поверить.
Мой дед наставительно произнес:
– Любое сужение вариантов ведет к проигрышу. Жестко заданный вектор может быть тактически выигрышным, но стратегически рано или поздно обречен на провал. Обдумывайте ситуацию сами.
В его голосе читалась ирония.
– Ладно. Я уступаю место Карелу, – решил дед. – Если я попытаюсь идти самостоятельно, мы тут застрянем на пару недель.
Рептилоид упруго встряхнулся, и я спросил:
– Карел, а ты знаешь, что предположил дед?
– По условиям нашего соглашения я не могу контролировать его мысли, – быстро ответил счетчик.
Наверное, это навсегда останется утверждением, которое я не смогу проверить.
Но выхода не было, и я молча кивнул.
– Еще километров пять, – сказал Данилов. – Верно? Петр, а если мы там ничего не найдем?

 

Победителей, как известно, не судят.
Я думал об этом, пока наша странная экспедиция продолжала путь по планете Тени. Может быть, я действительно не прав? И Данилов с Машей приняли единственно верное решение, приведя корабль Геометров к Земле?
Я ведь слишком привык побеждать. С самого детства. Даже когда случались в жизни поражения – все они были лишь раздражителем, трамплином для новых успехов. Все эти дурацкие олимпиады… «молодая надежда России»… «будущая гордость отечества»… Училище, космофлот… Да, никаких особых жизненных амбиций у меня не было. Зато уверенность в том, что любое начатое дело окончится победой – никогда меня не оставляла. Даже когда я сажал несчастную «Спираль» на шоссе – под всей паникой, под злостью и покорностью судьбе оставалась уверенность – справлюсь.
Победителей не судят, но почему я решил, что смогу победить и в этот раз?
Если цивилизация Тени окажется еще большим злом, чем Конклав и обитатели Родины? Если мы просто не в силах будем ее понять – как, возможно, случилось и с Геометрами? Если эти планеты – пусты?
И последнее предположение казалось все более и более обоснованным.
Данилов начал насвистывать мелодию, безбожно фальшивя, и я узнал ее не сразу. «На пыльных тропинках далеких планет»… Впрочем, следов мы не оставляли – эта планета казалась хорошо убранной и пропылесошенной.
До той точки, которую корабль обозначил как «нехарактерную структуру», оставался какой-нибудь километр. Но я не видел там ничего, абсолютно ничего. Никаких сооружений, никаких энергетических вихрей, ничего, что только можно было бы принять за проявление иного разума.
Равнина. Пригорок. Звездный свет. Мы шли вперед, счетчик по-прежнему уверенно вел нас, но с каждым шагом меня все больше и больше охватывало отчаяние.
– Мне очень жаль, – вдруг сказал Данилов. – Петр, ты слышишь?
До боли в глазах я всматривался в залитую разноцветным сиянием пустыню. Может быть, за холмом?
Вот только что там может скрываться?
– Мы вполне можем исследовать другую подобную аномалию, – произнесла Маша. – Или полетать над планетой. Корабль же способен на атмосферные полеты?
Это было сказано вполне доброжелательно. Примерно с тем же снисхождением я отнесся к Маше и Данилову после их пленения – когда они убедились, что выхода нет и сопротивляться не стоит.
Только счетчик молчал. Топал вперед, целеустремленно и неутомимо. Он-то и впрямь был на моей стороне, вряд ли их цивилизацию устроит альянс Земли и Геометров, а уж тем более – потеря привилегированной роли живых суперкомпьютеров. Но неужели он еще не понимает – орешек оказался нам не по зубам? То, что напугало Геометров, останется для нас непостижимым… значит, мы не сможем вмешаться в надвигающиеся события.
– Карел, ты видишь там хоть что-нибудь необычное? – спросил я.
Рептилоид ответил не сразу. Остановился, задрал голову. Потом попросил:
– Возьми меня на руки.
Я поднял его, со странным ощущением – в моих руках, укрытые в маленьком теле, были сейчас два разума… вероятно – одни из самых острых в галактике. Плоть хрупка. Слишком хрупка для силы, которую ей приходится вмещать.
– Подними выше, – приказал рептилоид.
Выжав его вверх, я застыл. Странную группу мы представляли – человек с серым вараном на воздетых к небу руках.
– Вижу, – спокойно сообщил рептилоид. – Опускай.
– Что там? – спросил Данилов. Голос его напрягся.
Глаза рептилоида сверкнули:
– Человек.
– Что? – Данилов посмотрел вперед, наклонился над рептилоидом: – Где?
– За холмом. Человек. Один. Движется навстречу.
Через мгновение мы уже бежали вперед. Подъем был пологим, нетяжелым, рептилоида мы опередили вмиг, но ничего, совершенно ничего необычного не видели.
Пока не достигли вершины холма.
Бежавший впереди Данилов застыл, присел в стойке стартующего бегуна, словно пытаясь спрятаться. Рядом замерла Маша. Я остановился между ними, всмотрелся.
Метрах в ста от нас стоял человек.
Кажется – девушка. Кажется – молодая. Звездная иллюминация позволяла различить лишь фигуру и длинные волосы, но не черты лица.
– Ну вот, – неожиданно спокойно сказал мне Данилов. – Ты оказался прав, парень. Хотя бы в чем-то…
Человек не шевелился. Стоял, подняв голову, глядя на вершину холма, на нас. Казалось, что особого удивления он не испытывает. Словно на бесконечных пустынных просторах люди встречаются постоянно.
Люди?
А ведь Карел не удивился тому, что нам встретился гуманоид! Неужели – ждал именно этого?
Я отстранил Данилова. Вышел вперед. Поднял руку – пытаясь обратить на себя внимание.
Фигурка шевельнулась. Тоже махнула рукой, плавно, неторопливо. И двинулась навстречу.
Вот и контакт!
Шаг, другой… Я вдруг увидел, что девушка – именно девушка, теперь сомнений в этом уже не оставалось, шла не совсем к нам. Куда-то вбок… на каменистый пятачок, чем-то неуловимо отличающийся от остальной пустыни. То ли выглаженный ровнее, то ли более темный – словно над ним не властен был звездный свет.
– Стойте! – крикнула Маша. – Подождите!
– Эй! – завопил Данилов.
Мы поняли, что сейчас произойдет, одновременно. Но ничего поделать уже не могли. Девушка замедлила шаг, будто колеблясь. Да что же это такое, неужели наши крики и жесты не вызывают у нее ни малейшего любопытства?
Девушка продолжала идти.
– Смотри! – Данилов схватил меня за руку. – Смотри!
Воздух наполнился дрожью. Дохнуло холодом. Фигурка девушки заколебалась, словно отражение в воде. Над площадкой, к которой она и шла, которую, похоже, видела куда более отчетливо, чем мы, разлилась волна бледного света. Короткая, мягкая волна – стирающая ее фигуру, растворяющая краски и формы.
Когда свет померк, перед нами никого не было.
– Ворота, – хрипло сказала Маша. – Это – ворота.
– Шлюз, – поправил ее Данилов. Посмотрел на меня: – Петя, я понял, что мне напоминает эта планета…
Я кивнул. Я тоже понял.
– Карантинный блок.
Может быть, это была ложная ассоциация. Я лишь раз находился в карантинном блоке, на ознакомительных курсах в училище. Мог туда загреметь и после посадки с рептилоидом, но вот… не случилось. Однако теперь вспомнился сразу и дрожащий, раздражающий свет потолочных панелей, в которые были вмонтированы бактерицидные лампы, и синтетический привкус стерильного, озонированного воздуха, и тяжелая, густая тишина.
– Это же просто их форпост, – прошептал Данилов. – Планета, на которую позволяют сесть кому угодно! А дальше – их транспортом…
– Куда – дальше? – спросила Маша.
– Откуда мне знать? На другую планету. В подземные города. На тот свет!
– Карел, кто была эта девушка? – я глянул на рептилоида.
– Я не знаю. Возможно – она пилот Геометров, из тех, что не вернулись отсюда. Возможно – местная.
– И ты не удивлен, что эта цивилизация – тоже человеческая?
Рептилоид посмотрел на меня со снисходительным удивлением:
– Ничуть. Если Геометры принимали тебя за агента Тени – значит, этой цивилизации доступен и человеческий облик.
– А что же случилось с девушкой?
– Вероятно – Данилов прав. Здесь транспортная зона. Врата.
– И что теперь делать?
– Возвращаться. Или двигаться следом. Я предпочту войти в этот круг.
– А я бы предпочел вернуться, – сказал Данилов. – Но это имеет смысл, лишь если согласишься и ты, Петр.
Я смотрел на место, где исчезла девушка, и что-то во мне упорно протестовало – «не ходи!» Нет, я не думал, что мы только что наблюдали изощренный вариант самоубийства – скорее всего, это и впрямь транспортный терминал наподобие кабин Геометров.
Просто делая шаг вперед, мы принимали правила игры, по которым жила цивилизация Тени. Кем бы они ни были – такими же людьми как мы, или существами, способными к метаморфозам, подобно куалькуа, Они не считали нужным охранять планету, вся функция которой сводилось к одному – служить посадочной площадкой. Может быть, чем черт не шутит, вдобавок здесь и впрямь осуществлялась дезинфекция визитеров…
А потом перед гостями представала разбросанная по всей суше сеть «врат». Только что нам продемонстрировали – неужели случайно?.. никогда не поверю!.. как ими пользоваться. Вот и весь выбор. Входи – или убирайся.
– Это и впрямь похоже на действия сверхцивилизации, Андрей Валентинович…– сказала Маша. И дернулась, осознав, что обратилась к человеку, объявленному ею мертвым.
Уж не знаю, сам счетчик догадался дать слово деду, или тот потребовал этого:
– Чахленькая выходит цивилизация, девочка. С горизонтальным развитием. Как в старых американских романах, где на каждом астероиде стоял свой бар, церквушка и шериф со звездой…
Дед издал очень натуральное кряхтение, он все лучше и лучше управлялся с речевым аппаратом рептилоида:
– Планета, превращенная в космодром и переднюю – это смешно. Знаешь, один старый писатель-фантаст в свое время сказал: «Галактика для меня – слишком мало. В ней всего сто миллионов звезд. Не мой размах, я буду писать о метагалактиках»… Лучше бы он всмотрелся в одну-единственную звезду…
Данилов тихо хихикнул.
– Но должен же быть в этом какой-то смысл? – мрачно спросила Маша. – Хоть какой-то? Демонстрировать размах… нет, это слишком мелко. Зачем тогда… Андрей Валентинович?
Дед долго молчал. Наконец ответил, смущенно и неохотно:
– Маша, если я прав, то тебе не слишком понравится ответ. Он и мне чем-то несимпатичен.
Опять за старое взялся… Нет, я понимаю, всю жизнь дед зависел не от того, что действительно знает, а от того, что сможет утаить. Намеки, невнятные угрозы, пускание пыли в глаза, туманные пророчества – вот что позволило ему выйти из роли кабинетного ученого и влезть в грязное болото политических интриг.
Но хоть теперь он мог бы вести себя по-иному!
– Дед, мне идти – туда?
– Я думаю, что нам всем есть смысл войти в ворота.
– Без тебя нам все равно не улететь, – повторил Данилов. – Я не считаю, что это будет умным поступком, но если ты идешь… значит, стоит идти всем вместе.
Наверное, надо было смириться.
Хотя бы потому, что демонстрация силы оказалась более чем наглядной. Цивилизация такого размаха – не лучший союзник. Она вообще не годится на роль союзника, как Британской Империи в пору расцвета не чета была какая-нибудь захудалая африканская колония.
– Пошли, – сказал я. – Наверное, лучше, если мы возьмемся за руки. А тебя… Карела… понесем.
– Я не против, – согласился дед.
Подобрав рептилоида, я посмотрел на Данилова. Тот молча взял меня за локоть. Маша пристроилась к нему.
– У тебя не осталось никаких игрушек? – полюбопытствовал я.
– Нет, – ответила она. Похоже, искренне.
Хотя чем нам может помочь лазерный пистолет? Или даже прославленный аларийский ггоршш?
– Очень сожалею, что вам приходится это делать, – сказал я, когда мы неуклюже, с грацией потерявшихся младенцев, начали спускаться по склону. – Если бы…
– Да иди ты в баню, – беззлобно огрызнулся Данилов. – Теперь-то уж…
В чем заключалась неупорядоченность этого места, и уж тем более – поглощение энергии, ведомо было лишь кораблю. Я ничего особенного не замечал. Даже когда мы ступили на мелкую, похрустывающую под ногами гальку, даже когда дошли до той точки, где исчезла подобно привидению незнакомка – ничего не произошло. Данилов крепко держался за мою руку, мы топтались рядком, подобно трем идиотам, решившим быстренько научится танцевать сиртаки. Рептилоид – даже не знаю, кто контролировал сейчас его тело, крутил головой.
Ничего не происходило.
Не работает!
Это был лишь миг, краткий, но пронзительный миг позора. Я стиснул зубы, представляя наше возвращение на Землю. Да что угодно бы произошло, самое мерзкое и гнусное, но хоть что-нибудь! Пусть придется драться с целым миром, идти по колено в дерьме и крови – я пройду. Пусть будет как угодно трудно – доползу…
Перед глазами повисла мутная, мерцающая пелена.
Пальцы Данилова впились в меня до боли. Рептилоид обмяк – похоже, он вошел в транс, опасаясь чего-то аналогичного джампу. Маша вскрикнула, дернулась к Данилову, тот не устоял – и мы стали падать. Мир колыхался, плыл. Все тонуло в призрачном белом свете. Под ногами уже не было камней – ничего не было, мы падали.
Возник звук, а может, даже и не звук, короткий взвизг, стон пространства. Это и впрямь оказался переход – еще один вариант игры с измерениями, не тот, что придумали люди, не тот, что использовали Геометры.
Я почувствовал, как гаснет сознание, накатывает отупение, мысли двигаются лениво и вяло.
И все же это было что-то. Хоть что-то.
Назад: Глава 6
Дальше: Часть вторая. Тень