Из кустов вылез Бони, завернул пулемет в свой старый камзол, и они двинулись вперед. Вскоре вышли на мощеный тракт – как раз неподалеку от каменного мерного столба, круглого, украшенного медным государственным гербом, позеленевшим от бремени лет. Далеко впереди виднелись крайние дома городка, и шагать, видя конкретную цель, стало веселее. Шедарис даже замурлыкал бодрую песенку:

Ехавший навстречу на одноколке крестьянин оглядел их с большим любопытством, но приставать с вопросами, понятно, не посмел. Примерно так же повел себя и габелар, торчавший с пикой у входа в город, – но этого они зацепили сами, осведомившись о ближайшем постоялом дворе, достойном благородных особ. При этом Сварог громко проворчал, обращаясь к своим, но рассчитывая в первую очередь на скучавшего стража, враз навострившего уши:

– Все традиции мы соблюли, господа. Дали ему уехать со всеми выигранными лошадьми, но если он нам тут попадется, имеем все основания затеять поединок… Любезный, тут не проезжали два дворянина с восемью лошадями в поводу?

– Никак нет, ваша милость! – браво рявкнул тот.

– Ну, если приедут, вы нас найдите, в долгу не останемся, – благосклонно пообещал Сварог. – Я ему покажу, как коней выигрывать… Пойдемте, господа.

Отыскав постоялый двор с лирическим названием «Свинья и сковородка», навестили нужные места, умылись, расположились в зале для благородных, блаженно вытянув ноги, а слуги уже проворно таскали на стол блюда, тарелки, кувшины и бутылки. Между делом Сварог успел преподнести хозяину историю с проигранными конями, принятую тем безоговорочно, но со специфическим выражением лица, гласившим, что слыхивал хозяин и не такое, и каждый сходит с ума по-своему, а благородные лауры – тем более, с присущей им фантазией. И пообещал послать мальчишку за лошадиным барышником.

Дела понемногу налаживались. Долгое время все старательно жевали, глотали и отхлебывали. Потом стали понемногу отваливаться от стола, только Бони неутомимо похрустывал косточками аппетитно зажаренных в сметане зайцев, урча, что следует отъесться за все прошлые скитания, и здешняя жратва, как ни крути, получше украденных гусей, зажаренных в лесу на костре и слопанных без крупинки соли.

Сварог лениво смотрел в окно. За окном была крохотная площадь, украшенная крохотной ратушей и тремя громадными свиньями, блаженно развалившимися как раз посередине. Он машинально извлек из воздуха сигарету, прикурил от указательного пальца, дернулся было, но вспомнил, что кругом свои, и глубоко затянулся. Бони уставился на него, перестав даже от изумления чавкать, потряс головой, вновь захрустел косточками и зачавкал – но уже гораздо более философски.

– Вино, признаться, не из лучших, – грустно сказал Леверлин. – С тоской вспоминаю погреба Коргала…

– Это где? – поинтересовалась Мара.

– На Сильване. Там мы с графом Гэйром одержали…

– Одну из самых блистательных своих побед, – проворчал Сварог. – Граф, вы были неподражаемы…

– Потом расскажете? – чуть ли не одновременно потребовали Мара с Делией.

Сварог чуть смутился, фыркнул, отвел глаза – передернулся от пронзительного свинячьего визга. Глянул в окно.

Свиньи уже улепетывали в разные стороны с удивительным для таких туш проворством, а виновник переполоха, конный габелар, уже слетел с седла, прогрохотал сапогами по невысокому каменному крыльцу и, растворив парадную дверь молодецким пинком, скрылся в ратуше. Конь, оставшись в одиночестве и непривязанным, постоял немного, подумал и лениво побрел прочь.

Сварог насторожился. Нравы в такой глуши, конечно же, насквозь патриархальные – но не настолько же, чтобы нижние чины королевской полиции пинками открывали двери в ратушу? Для такого поведения и такой спешки должны быть веские основания. А в совпадения он верил – но не до такой же степени…

Насторожились все. Те, кто сидел к окну спиной, равнялись на реакцию тех, кто сидел к окну лицом. Бони вскочил, шумно отпихнув задом кресло.

– Сидеть! – тихо распорядился Сварог. – Не дергаться и не суетиться. Чтобы крупно обидеть здешнюю армию, нам достаточно будет пары минут. Гарнизоны поблизости есть?

– Ближайший лигах в пятидесяти, – сказал Бони.

– Ну вот… Спокойно. Представим, что мы в театре и смотрим увлекательную пьесу.

– Вам, городским, хорошо говорить, – проворчал Бони, послушно усаживаясь. – А я, куда только ни заносило, в театре так и не сподобился побывать. Поэтому вы представляйте, будто вы в театре, а я представлю, будто угодил на состязание обжор…

И он уцапал с блюда последнего зайца. Какое-то время не происходило ровным счетом ничего. Потом из ратуши вылетел габелар, ошалело оглянулся в поисках коня и, придерживая меч, побежал куда-то, совсем не в ту сторону, куда конь ушел. Вверху тягуче заскрипело. Сварог подошел к окну, распахнул высокую створку, выглянул.

Сине-черный флаг на вершине непропорционально высокого шпиля ратуши колыхнулся, дрогнул, толчками пополз вниз, задерживаясь под скрип тросика по плохо смазанному блоку, рывками проваливаясь, пока не исчез из виду. Тихо подошла Делия, остановилась рядом. Она была бледна.

– Это еще что такое? – растерянно спросил Сварог. – Для спуска флага должны быть веские основания, даже я знаю…

– Неужели отец… Если сейчас поднимут белое полотенище…

Сварог попытался с ходу прикинуть, что может означать внезапная смерть короля лично для них. Если она естественная – никому, возможно, не станет дела до беглецов. А если продолжаются непонятные игры…

Делия тихо охнула.

Вверх ползло алое полотнище. Флаг, несомненно, долго пролежал свернутым в забытье и запустении – явственно виднелись выцветшие места поперечных сгибов, полотнище выглядело каким-то скукоженным, и если бы не легкий ветерок, придавший ему минимум достоинства, повисло бы нелепым кульком в попытках принять прежнюю, более привычную форму.

– А это еще что означает? – в полном недоумении вопросил Сварог.

– Шаррим, – тихо сказал Делия. – Я и не помню, чтобы…

– Последний раз это было двадцать семь лет назад, – сказал подошедший Леверлин, – когда король… гм, только становился королем. Нет, как же серьезно за нас взялись, уважать себя начинаешь…

– Да что это такое на наши головы, в конце концов? – нетерпеливо спросил Сварог, уже понимая по их лицам, что начались сюрпризы, и определенно пакостные.

– А это такая облава, – кривя губы, сказал Леверлин. – Чрезвычайное положение – то ли по этой провинции, то ли по всему королевству. Никто отнюдь не имеет права покидать городов и сел, где в данный момент находится. А те, кого застало в пути, – их по прибытии надлежит на всякий случай задерживать. Пока не выяснится точно, кого именно ищут. Словом, замереть всем, кроме беглеца. И погони, понятное дело. Вообще-то мы успели проскочить в город, но кто его знает… Последний раз шаррим объявляли… – он покосился на Делию, вдруг опустившую глаза, – когда некий государственный муж хотел задержать беглецов…

– Я с этой пакостью сталкивался пять лет назад, когда служил в Харлане и Мораг ловила заговорщиков, – хмуро сообщил Шедарнс. – Вот не думал, что ради меня…

– Значит, нам отсюда не выйти? – спросил Сварог. – Из города, я имею в виду?

– Только с боем, – пожал плечами Леверлин. – Теперь на всех дорогах появятся кордоны…

– Не обязательно, – возразил Шедарис. – Если это полное «замри», передвигаться будет только погоня…

– Не легче, – сказал Леверлин. – Мы все еще без коней. И покупать их теперь – привлечь внимание…

– Ну и что? – безмятежно спросила Мара. – Если ближайший гарнизон в полусотне лиг? Городишко этот наша компания при нужде положит к ногам за пять минут.

– Почему бы и нет? – оживился Леверлин. – Габеларов здесь человек десять, это даже не смешно. С нашим бравым командиром, его жутким топором, пулеметом и всеми нами, скромно скажу, не лишенными известной удали, одолеть такое воинство удастся вмиг. Пошарив по конюшням, найдем потребное число лошадок. Можно даже оставить расписку. А там видно будет.

– Мой любимый лозунг… – проворчал Сварог. – Ладно, подождем пока захватывать города. Диспозиция следующая: Леверлин направляется к выходу из города, тетка Чари – к другому, там они беспечно прогуливаются, высматривая, не покажется ли какая погоня. Шедарис с Паколетом, поодиночке, столь же беспечно мотаются по городу, высматривая конюшни, дислокацию габеларов и все прочее, представляющее интерес. Я иду на разведку в ратушу. Остальные сидят здесь. Бони, кончил бы ты жрать.

– Это я от волнения, – сказал Бони, торопливо откладывая толстенную донольскую колбасу.

– Если кто-то попытается вас здесь взять, не стесняйся, берись за пулемет. И если здесь начнется стрельба, все остальные бросают текущие дела и сбегаются сюда. Ну, расходимся.

Он выходил последним. Мара догнала его в дверях.

– Отставить, – тихо сказал Сварог. – Кошка, я верю, что ты и в одиночку можешь завоевать этот город, но такие подвиги пока что не нужны. Береги Делию. Главное, береги Делию. И приглядывай на зашим новым другом.

Он захлопнул за собой тяжелую дверь. В общей зале маялся хозяин. Завидев Сварога, охнул:

– Что же это творится, ваша милость?

– Да ерунда все, – отмахнулся Сварог и вышел.

Пересек площадь, огибая свиней, вошел в ратушу, наугад распахнул несколько дверей, натыкаясь то на писцов, с праздно-обалделым видом восседавших за столами, то на дорожную пошлину, по милому провинциальному обычаю взятую натурой и сваленную кучами – мешки и мешочки, бутыли с вином, локти материи, живой спутанный баран, печально взиравший на Сварога снизу вверх. Наконец в одной из комнат, богаче остальных обставленной, Сварог обнаружил унылого толстяка с медальоном бургомистра на шее, серебряной чернильницей на золотом поясе и золотыми перстнями на пальцах. В перстнях поблескивали драгоценные камни – дворянин, из ронинов, вероятнее всего.

Сварог придвинул ногой кресло, сел, развалился и начал капризно-нагло:

– Это что же у вас такое творится, если барона, вдобавок вольного ярла, вдруг задерживают в этакой дыре и заявляют, что он, видите ли, эту дыру покидать не вправе? Со мной же отряд, и не такое видавший, я ж ваш городишко запалю с восьми концов и отвечать не буду, герцог заступится… Я ж тебя заставлю собственную чернильницу выхлебать…

– Лаур, я вас прекрасно понимаю, – заторопился бургомистр, выставляя напоказ пухленькие пальцы. – Поверьте, уж я-то прекрасно понимаю все чувства дворянина…

Сварог притворялся, будто лишь теперь заметил дворянские перстни:

– Ох, простите, лаур, я уж было хотел обойтись с вами, как с быдлом… Но, право, неприятно чертовски. У меня любовница, само очарование, не виделись две недели, я истосковался, лечу на крыльях любви, и вдруг…

– Шаррим, – развел руками бургомистр. – Монаршья воля, барон.

– Да, конечно, – сказал Сварог угрюмо. – Но вы бы видели ее стан, ноги. Я схожу с ума – соперники, долгое отсутствие… Худшие подозрения в измученной душе, теперь еще и задержка… Ну что там стряслось?

– Сам теряюсь, – бургомистр аж трижды развел руками. – Как гром с ясного неба! Таш лежал у меня дома, я его с собой не таскаю – провинция, знаете ли, вызовы редки, а самому докладывать нечего. И вдруг он начинает пищать, домоправительницу перепугал до смерти, давненько не слышала этого писка, вызова, не сообразила поначалу. В передней был габелар, сунул его в карман, прискакал ко мне… Его превосходительство губернатор передал королевский приказ: немедленно объявить шаррим. Я, грешным делом, стал уже забывать, что это за шаррим такой, его превосходительство тоже, по-моему, не сразу вспомнил… И – никаких объяснений.

– Вы не расспрашивали?

– Его превосходительство? Ох, лаур, не с моего шестка… Впрочем, было заявлено: объяснения и более точные инструкции воспоследуют. Великие небеса, а у меня осталось шесть габеларов! Да их и была-то дюжина. Четверо уехали по деревням со сборщиком податей, двое с такого похмелья, что под угрозой смертной казни не встанут. Господа гвардейцы тоже, наверное, уже в лежку, на них рассчитывать нечего…

– Какие гвардейцы? – насторожился Сварог.

– Вчера утром приехали, да пока что и задержались. Малиновые драгуны. Десять рядовых с кадет-лейтенантом, ремонтеры. Чепраки без королевской короны, значит, они вне строя – ибо ремонт лошадей в мирное время к понятию воинской командировки не относится, а считается поездкой по текущим делам полка, я сам немного служил, знаю… А когда господа малиновые драгуны вне строя, перепить их могут разве что синие мушкетеры. Признаться, я опасаюсь за трактир, он у нас лучший из трех… В общем, у меня шесть разленившихся дуболомов. Что, если его превосходительство прикажет выставить заставы? И как мне с шестью людьми обеспечить задержание беглецов? Я представления не имею еще, что за беглецы, но ясно, что терять им нечего, и они мне такое устроят при попытке задержания… Может, собрать городское ополчение? Конечно, смех один, два года не было ни смотров, ни учений…

– Если узнаете что-то новое, обращайтесь ко мне, – сказал Сварог. – Я обитаю вон там, напротив. И людей у меня… кое-какое количество. Видавших виды. Всегда готов услужить, как дворянин дворянину.

– Великие небеса, вы меня чрезвычайно обяжете!

– Пустяки, – великодушно сказал Сварог.

– Итак, я на вас полагаюсь, лаур?

– Разумеется, лаур!

Сварог раскланялся и удалился. По дороге из ратуши он думал: хорошо это или плохо, что покуда не сообщили повсюду их приметы? Пожалуй, плохо. Это означает, что те, кто послал погоню, прекрасно знают: облик у беглецов может меняться и оказаться каким угодно. Конечно, же, успели допросить стражу на ипподроме…

– Командир!

Он поднял голову и узрел запыхавшегося, но жутко довольного Паколета.

– Командир, там…

– Тихо, – сказал Сварог. – Марш в трактир.

Подтолкнул верного прохвоста к двери и направился туда сам. Сзади позвали:

– Ваша милость!

Сварог неспешно обернулся. Бургомистр поспешал к нему, размахивая коротенькими ручками. По площади тащилась телега-двуколка, груженная осыпанными мучной пылью тугими мешками. Свиньи лениво возвращались к месту постоянной дислокации. Бургомистр ловко увернулся от телеги, столь же привычно пнул ближайшую свинью, подбежал к Сварогу, схватил за рукав и азартно зашептал:

– Ну вот, хоть что-то изволили прояснить его превосходительство… К нам скачут синие мушкетеры, королевский полк… Не весь полк, конечно, отряд, но командует им сама герцогиня Браг… Они еще далеко правда, но скачут лихо, подмены по всему тракту…

– А кого ловят, так и не сказали? – спросил Сварог.

– Дали понять, что это известно герцогине, а нас пока что не касается…

«Арталетта-то здесь причем? – подумал Сварог. – Ничего не понимаю…» Сделал бдительную физиономию и сказал таинственно:

– Лаур бургомистр, эти малиновые драгуны вам так-таки и не кажутся подозрительными?

Бургомистр опешил, потом испугался, потом увлекся этой мыслью:

– Думаете, лаур? – судя по тону, он был из тех градоначальников, кто всю жизнь мечтает поймать шпиона или «злодея короны». – Вообще-то что-то с ними не то – кадет-лейтенант на девок ничуть не реагирует, у одного рядового книга в кармане, у другого компас зачем-то… Во времена моей военной молодости гвардеец и книга были вещами несовместимыми… Великие небеса! У меня шесть пентюхов, а тех одиннадцать и оружием по уши увешаны…

– Придется вас выручить, – сказал Сварог. – Проверим, чем эти так называемые драгуны дышат. Ребята у меня тертые, службу знают… Так что если в том районе вдруг начнется шумное веселье типа заварушки, не паникуйте и не вмешивайтесь.

– Понимаю, – бургомистр часто-часто кивал. – А позволительно ли будет спросить: вы, лаур, часом не имеете ли отношения к службам, кои облечены миссией и высочайшим доверием…

Сварог значительно воздел указательный палец, и бургомистр умолк, подтянулся в тщетной попытке принять воинский вид.

– Разрешите идти?

– Разрешаю, – сказал Сварог. Посмотрел вслед толстяку, пожал плечами, произнес с непонятной интонацией:

– Провинция…

И вошел в дом. В общем зале уже выпивали человек десять горожан, здраво рассудивших, что смутные времена непонятно отчего грянувшего чрезвычайного положения лучше всего коротать за чаркой. Трактирщик шустро подбежал:

– Что там, лаур? Я в окно видел, вы с бургомистром говорили…

– Тс! – сказал Сварог. – Из королевской сокровищницы украли фамильный брильянт.

– Розовый?

– Желтый. С того вон таракана величиной.

– А дальше? – хозяин обозрел указанного матерущего таракана.

– А дальше король разгневался, ясное дело, – сказал Сварог. – Ловить велел. Поймаю, кричит, в масле сварю, и ради пущего зверства – в трактирном, которое безбожно водой разбавляют.

Хозяин даже не обиделся, жадно внимая:

– И ловят?

– Себя не помня от рвения, – сказал Сварог, похлопал его по плечу и прошел в залу для благородных, где к нему навстречу бросился Паколет:

– Командир, там…

– Малиновые драгуны, – сказал Сварог. – Десять штук. Плюс кадет. Плюс коняшки. Где они обосновались?

– В «Кошке и окороке». Лошади там же, в конюшне. Драгуны пьют, но на ногах еще держатся вполне уверенно.

– Будем бить, – весело сказал Бони.

– Командир, а может, ты их как-нибудь усыпишь? – воодушевился Паколет. – Бабка сама не умела, но говорила, что если умеешь, дело нехитрое…

– Точно, – сказал Бони. – У нас один…

– А я вот не умею, – сказал Сварог. – Придется бить, в самом-то деле… Только без особых увечий, а то от нашего удальства посторонним и так выходят сплошные неприятности…

– Сделаем, – кивнул Бони с загадочной ухмылкой.

Паколет помчался снимать с караулов Лаверлина и тетку Чари. Шедарис вскорости объявился сам – он независимо от Паколета набрел на «Кошку и окорок». Когда все собрались, Сварог, самую чуточку хмельной от азарта, сказал:

– Вопросов два. Принцесса, умеете ли вы быстро и ловко седлать коня? И знакомо ли нашему Паколету благородное искусство кабацкой драки?

Принцесса и Паколет кивнули.

– Тогда диспозиция проста, как здешний бургомистр, – сказал Сварог. – Принцесса с Шедарисом идут в конюшню, быстренько седлают драгунских лошадей, вообще всех пригодных, какие там попадутся. Мара следит, чтобы им в этом не помешало всякое хамье, – только не увлекаться, кошка. Все остальные со мною, бравым, во главе, сидят в трактире, и, если конокрадские развлечения будут замечены раньше времени, по моему сигналу начинают швыряться стульями, но тактично…

…Песню о короле Амдараке и мельничихе они заслышали, не дойдя еще до «Кошки и окорока» уардов пятьдесят. Драгуны орали весьма немелодично, но с поразительным задором. Шла истинно гвардейская гульба, но табуреты и посуда из окон пока что не летали. Назначенная в конокрады троица с деловым видом направилась в конюшню и исчезла за широкой двустворчатой дверью. Тут же там кто-то охнул, и настала тишина, только слышно было, как всхрапывают кони, а один, норовистый, зло завизжал. Самое время пустить в дело фамильное искусство графов Гэйров. Сварог прижал ко рту ладони, сложив пальцы домиком, дунул в ту сторону, шепнул надлежащие слова. Храп и перестук копыт тут же прекратились. «Цены мне нет, – гордо подумал Сварог, направляясь в трактир. – Но среди славных предков, чует душа, были-таки конокрады…»

Гвардейцы вперемежку с визжащими девками устроились за тремя сдвинутыми столами, вокруг которых зияла почтительная пустота – местные теснились по углам. Только пятеро гуртовщиков устроились поближе к драгунам. Девки при них не было ни единой, и, судя по хмурым лицам верзил в серых кафтанах со снольдерскими гильдейскими бляхами, им пришлась поперек души проведенная драгунами тотальная мобилизация доступного прекрасного пола. Видно было, что здесь и до Сварога вызревала добрая потасовка.

Сварог сел так, чтобы видеть в окно дверь конюшни. Драгуны на его компанию пока что внимания не обращали, да и остальные тоже. Хозяин принес вина. Облик у хозяина был страдальческим – в предчувствии неминуемого погрома заведения.

Садясь, Сварог мимолетно взвесил в руке табурет – в самый раз. Бони с Паколетом сноровисто проделали то же самое. Тетка Чари задумчиво коснулась заткнутых за голенище грушевидных нунчак – похоже, тех самых, которыми усмиряла пьяниц в Пограничье. Мешок Шедариса, завернутый в плащ пулемет Бони и виолон Леверлина оставили в сенях. Все было в порядке.

– Жалко будет, если уйдем тихо, – сказал Бони. Сварог хмыкнул.

– Разносить трактир в черепки – это высокое искусство, – поведал Бони. – Как у вас в городах говорят, изящное. Мы, скатурцы, всегда разносили соседние, на любой ярмарке, а вот в нашем селе такое никакому соседу учинить не удавалось…

– Ты ногами под столом не дрыгай, – сказал Сварог. – Попадешь по топору, он тебя без ноги оставит.

Верзила охнул:

– Командир, на свете есть только один такой топор…

– Подкованный ты парень, я смотрю, – сказал Сварог.

– Память о старых временах, командир, лучше всего у крестьян и сохраняется. А также песни, предания, заклинания и обряды. Города живут быстро и беспамятно, а у нас жизнь течет по налаженному кругу, и мало что меняется за века. Был у нас один старичок, он бы, не сходя с места нарисовал карту Талара до Шторма. – Бони понизил голос. – И про те времена, что стояли до летучих замков, можно было кое-что услышать. Жаль, я бродяжничал, раньше-то и не особенно слушал, а теперь спросить не у кого…

Сварог смотрел в окно.

– Кто его знает, чем все кончится, – сказал вдруг Бони. – Так что предупреждаю заранее: как только достану эту штуковину, тут же перебирайтесь мне за спину, а то и сами попадете под веселье…

Он вытащил толстый железный футляр, в каких охотники носят порох и кремни, свинтил крышку, медленно перевернул, крайне осторожно вытряхнул оттуда что-то завернутое аккуратно в обрезок шерстяной ткани, продолговатое. Костяная дудочка, очень старая на вид, вся покрытая тонюсенькими темными трещинами. Столь же осторожно уложил ее назад, пояснив:

– От деда осталось. Вот кто умел…

Сварог вопросительно поднял брови. Леверлин, напротив, преспокойно спросил с видом знатока:

– Самопляска или пугалочка?

– Самопляска, – Бони глянул на него с уважением. – Видел?

– Читал.

– Ну да, в городах у вас все эти дела давно повывели под корень, а в деревнях, особенно в глуши, кое-что и припрятали со старых времен от бдительного небоскребного ока… Если потихоньку, только для своих – ни тебе огласки, ни урона. – Покосившись на Сварога, он смущенно откашлялся. – Да какая там магия, пустячки для домашнего хозяйства…

– Не у вас одних, – хмыкнул Сварог, глядя на Паколета. – Ох, не у вас одних. И Шедарис мимоходом проговорился про пустячки Вольных Топоров, и городах кое-что осталось. И даже…

Он резко обернулся к окну – в конюшне вдруг бухнул мушкетный выстрел. Один из драгунов вскочил, отпихнул девку и с видом моментально протрезвевшего помчался к выходу. Вскоре Сварог увидел, как он несется по двору и исчезает в конюшне. Остальные драгуны, покосившись вслед, из-за столов не полезли, но все же иные выжидательно поглядывали в окно. Почему выстрел всполошил именно этого усача? Его мушкет, что ли? Шедарис как-то хвастался, что знаток определит выстрел знакомого оружия посреди любой канонады…

– Начали, – сказал Сварог, приподнимаясь.

– Погоди, командир, – Бони решительно взмыл с табурета. – Нельзя порочить славное искусство, дай-ка я сам разожгу…

Он подошел к столу драгун, раздвинул двух так, чтобы ему хватило места опереться на сталешницу обеими руками, слегка склонился вперед и заговорил.

Говорил он спокойно, негромко, чуточку скучающим тоном. Речь его была выдающимся в своем роде образцом ораторского искусства, она изобиловала метафорами, гиперболами, синонимами и эпитетами, блистала незатертыми сравнениями, затрагивала генеалогию до седьмого колена, сексуальные привычки, нравы и обычаи драгун вообще и малиновых в частности, причем в изложении Бони генеалогия, привычки, нравы и обычаи были таковы, что, будь все правдой, драгун не пустила бы на порог любая уважающая себя тюрьма, резонно опасаясь за моральную чистоту уже квартировавших там убийц и разбойников.

Гуртовщики восхищенно внимали. Даже Сварог заслушался. Малиновые усачи, преодолев оцепенение, начали наконец понимать, что все изложенное столь высоким штилем относится именно к ним. Их физиономии сравнялись цветом с мундирами, а там и побагровели вовсе уж грозно. Еще миг – и они с ревом рванутся из-за стола…

Бони опередил. Схватив две глиняные пивные кружки, он без замаха припечатал их к усатым харям справа и слева от себя – только брызнули черепки пополам с темным пивом. Молниеносно ухватил одного малинового за ворот и ремень, выдернул из-за стола и запустил к гуртовщикам. Те, ничуть не растерявшись, приняли нежданный подарок судьбы в кулаки.

Сварог рванулся из-за стола, а за ним и сподвижники. Бони уже пересчитывал табуретом драгун, временами ловко отстраняясь, чтобы пропустить разбегавшихся с визгом девок. Мелькали кулаки и табуреты, порхали кружки и тарелки, с грохотом падали столы, гуртовщики напирали с тыла сомкнутым строем, выказывая немалый опыт в таких забавах, ужом вертелся Паколет с кочергой, Сварог, как и подобает полководцу, держался поодаль, отшвыривая случайно налетевших на него драгун, косился в окно.

Драка незаметно обернулась хаотичной свалкой всех против всех – вмешались горожане, внеся полную неразбериху, потому что дрались и меж собой, и с гуртовщиками, и с драгунами. Самый рослый гуртовщик, получивший от Паколета кочергой, кинулся на него, но был повергнут табуретом Леверлина, а второй отоварен теткой Чари, сверкнули два-три клинка, зазвенела сталь о сталь. Девки заполошно визжали где-то под окнами, но хозяин не спешил вмешаться – как водится, решил поставить в счет все убытки проигравшей стороне, тем, кто останется на поле боя…

Обе створки конюшенной двери распахнулись во всю ширь. Пригибаясь, чтобы не задеть за притолоку, рысью выехала Делия, держа в поводу двух оседланных коней, за ней показалась Мара.

Сварог, крутнувшись на месте, сбил драгуна ударом пятки под коленку и заорал:

– Уходим! Лошади поданы!

Его бравые сподвижники, отмахиваясь кочергой, нунчаками, кулаками и табуретом, выдрались из гущи боя. Неизвестно, какой здесь сработал инстинкт, но вслед за ними кучей кинулись вдогон все остальные, и военные, и статские. Сварог, перехватив топор правой рукой за самый конец рукоятки, без замаха разрубил пополам стол, что для непосвященных выглядело крайне эффектно – для посвященных, впрочем, тоже.

Драгуны и гуртовщики, по-братски перемешавшись с обывателями, застыли. Воцарилась тишина, только на полу охали увечные. Даже девки на улице притихли. Копыта стучали у самого крыльца, послышался боевой клич Вольных Топоров:

– Хуу-гу!

И тогда пронзительно засвистела костяная дудочка. Бони дул в нее, надувая щеки, старательно перебирая пальцами по отверстиям, раскачиваясь в такт. Понемногу стало получаться что-то похожее на плясовую. И в ритме этой плясовой, напоминавшей ратагайский улах, драгуны с гуртовщиками, включая горожан, как-то странно задергались, с общим выражением предельного изумления и ужаса на лицах принялись притопывать, довольно-таки слаженно хлопая в ладоши и поводя локтями, выстроились в две неровные шеренги – и, повинуясь дудочке, пошли откалывать удалые коленца, налетая на столы, топча черепки посуды. Лежавшие, словно увлеченные вверх рывками невидимых веревок, поднялись один за другим, охая и кряхтя, столь же залихватски пустились в пляс. Один даже орал дурным голосом:

Бони не торопился уходить. Сварог за ворот вытянул его на крыльцо, только там верзила оторвал дудку от губ, ловко спрятал в футляр и заорал в распахнутую дверь:

– Это вам Скатур, а не что-нибудь!

Сварог прыгнул в седло, сделал Шедарису знак из арсенала жестов-команд Вольных Топоров, чтобы капрал скакал замыкающим, выхватил плетку из-за голенища, ожег коня. Гнедой помчал по немощеной широкой улице. Краем глаза Сварог еще заметил остолбеневшего на крыльце ратуши бургомистра, но помахать ему рукой уже не успел.

Они скакали прочь из города, гиканьем распугивая встречных. Встречные дисциплинированно шарахались к стенам и заборам, не пробуя никого задержать – и вряд ли что-нибудь соображая.

С габеларом, торчавшим на окраине, хлопот не было никаких – заслышав гром копыт и вопли, он загодя спрятался за пустую бочку и притворился, что его тут вовсе и нет. Мимо него промчались на всем скаку и неслись галопом по тракту минуть пять. Потом Сварог натянул поводья, свернул в лес, спрыгнул и закинул уздечку на сук.

– Почему стоим? – спокойно спросила подъехавшая Мара.

– Буду вас переодевать, – сказал Сварог. – Благо бургомистр за нами погоню не пошлет и время есть. По нашу душу скачут синие мушкетеры в неизвестном количестве, о чем уже извещены господа губернаторы. Вот я и решил, что нам гораздо приличнее будет щеголять в мушкетерской форме. Пока догадаются… Насколько я помню, за этакое самозванство по закону что-то суровое полагается, но мы уже столько законов нарушили… Между прочим, принцесса, погоней командует ваша сводная сестренка.

– Ну она же не знает… – грустно усмехнулась Делия.

– Конечно, не знает, – сказал Сварог. – Не стоит сразу думать о человеке плохо. И ее гвардейцы, я уверен, отличные ребята. А это еще хуже – потому что они костьми лягут, чтобы исполнить свой долг, но нас-то это никак не устраивает…

– Почему мы так спешим? – тихо спросила у него Делия. – Я вовсе не отказываюсь плыть в три королевства, но Леверлин говорил, что это… что оно через несколько дней исчезнет само. Многие сообразят наконец, в чем дело, нас перестанут ловить, и мы сможем ехать спокойно. В конце концов, можно найти надежное место и переждать.

Сварог почувствовал жгучий стыд – за тех, кто его сюда послал. Она была умна. И предлагала дельную вещь. Но ей никак не следует знать, что заоблачные интриги, если подумать, ничуть не сложнее и не благороднее тех, что плетут внизу. В чем-то заоблачные примитивнее даже. И победу, как тысячу раз случалось в истории и тысячу раз еще случится, позарез необходимо подогнать к торжественной дате, к празднику. И все потери заранее разрешено считать неизбежными…

И самое грустное – если рассказать ей правду, она наверняка все поймет и отсиживаться в лесной сторожке не станет. Не та девочка. Только вот язык не поворачивается. Старинную легенду-предсказание о Сером Рыцаре и Златовласой Принцессе, яркую, красивую, романтичную, язык не поворачивается опаскудить скучными позднейшими примечаниями о буднях секретных служб и придворных интригах. Интересно, сколько у Сварога было предшественников, рассуждавших точно так же? Видимо, немало – потому что красивых легенд о романтичном прошлом так и осталось не в пример больше, чем скучных мемуаров, срывающих покровы, маски, расставляющих все точки…

– Мы не можем ждать, – сказал он, уставясь на свои, сапоги. – Никак не можем…

Делия кивнула и ничего больше не спросила. Сварог устало обрадовался ее молчанию. Зря радовался. Потому что заговорил Леверлин:

– Мы все дальше удаляемся от харланской границы…

– Вот именно, – кивнул Сварог. И решился: – Как ты сам думаешь – подпустят нас к харланской границе? Или к рубежу Вольных Маноров?

– Да нет, – сказал Леверлин довольно спокойно. – Эти границы и обложат в первую очередь. А посему… Тебе не кажется, что нам все же следовало бы знать твои планы на ближайшее будущее? – Он усмехнулся. – Думаю, все присутствующие и так понимают, что в нашем путешествии можно и сложить голову. Но, как ни странно, иногда на душе становится гораздо спокойнее и легче, если знаешь точно, где тебе предстоит рисковать головой…

Остальные молчали, но Сварог понимал: они думают то же самое.

– Ну ладно, – сказал он. – Я ведь с самого начала не обещал вам легкой жизни… Нам нужно добраться до Итела. Там у нас будет пароход. Погрузим и лошадей…

– А если реку блокируют? – спросил Шедарис.

– Это против правил, – сказала тетка Чари. – Середина реки свободна для судоходства, – и тут же понурилась: – Правда, можно подыскать и параграф, по которому дозволяется… В Морском кодексе их пруд пруди.

– И в «Законоуложении о королевских преступниках» не меньше, – сказал Леверлин. – Учитывая, что ни одно посольство за нас не вступится…

– Если река перекрыта, высадимся на берег, – сказал Сварог. – Прижмут к Ямурлаку – пойдем через Ямурлак, не такие уж страшные места, скорее скучные. (Бони энергично закивал).

– А если нас прижмут к Хелльстаду?

После короткой паузы Сварог сказал:

– Тогда пойдем через Хелльстад. Я там уже был – и жив, руки-ноги целы. Выбора-то нет, господа мои, никого я не держу…

– Ну и пойдем через Хелльстад, – безмятежно сказала Мара. – По-моему, предсказатели свое дело знали. Если уж там написано, что Серому Рыцарю вкупе с принцессой суждено дойти и избавить…

То ли она по младости лет не боялась и Хелльстада, то ли все великолепно рассчитала – после девчонки, готовой идти навстречу любым опасностям, трудно как-то признать себя трусом.

– И все-таки Хелльстад – это, знаете ли, Хелльстад… – пробормотал Леверлин. – Вот если бы было написано, что и спутникам Серого Рыцаря суждено добраться…

– И что характерно, я никого не принуждаю, – буркнул Сварог.

– Ну вот что, – решительно сказала тетка Чари. – Кто не рискует, не ездит в карете четвериком. Гербы, они так просто не даются…

Бони молодецки шваркнул каталану оземь:

– И живем мы один раз… Хочу герб. И лягу костьми. Хотя, конечно, лучше бы и герб заработать, и костьми не лечь, – он с вызовом уставился на Шедариса.

Тот покривил губы:

– Если пошел такой расклад, мы не трусливее деревенщины…

– Влип я с вами, – грустно сказал Паколет. – Воровал бы себе по мелочи, так вы в легенду тащите…

Сварог, стараясь делать это незаметно, облегченно вздохнул.