Японскому Иероглифу ужасно плохо жилось: там, где ему так жилось, он был чужой для всех.

Дело в том, что находился Японский Иероглиф на странице Одной Книги… и это может показаться вполне хорошим местом для Японского Иероглифа, но — только на первый взгляд. М-да… уже на второй взгляд становится очень даже понятно, что тут всё зависит от того, о какой книге идёт речь: если о японской — тогда пусть, а вот если о любой другой…

Речь о любой другой книге у нас с вами, конечно, не пойдёт: на это никакой сказки не хватит. Речь пойдет именно что об Одной Книге — и книге, к сожалению, французской. Наверное, вы спросите меня, о чём я сожалею… а я отвечу, что основания для сожалений — причём для больших сожалений — у меня, увы, имеются.

Ибо французская книга — это не самое лучшее место для японского иероглифа, и вполне можно ожидать, что французским буквам — во всяком случае, некоторым из них (например, тем, что стоят слишком близко к японскому иероглифу) — может не понравиться такое соседство.

Что, собственно говоря, и произошло…

По несчастью, книгу оставили открытой, причём на первой странице. Именно, стало быть, на той странице, которую начинал Японский Иероглиф! Понятно, будь книга закрыта, ничего бы, скорее всего, и не случилось: в закрытых книгах буквы и смыслы спят. Но в открытых — бодрствуют…

— Простите, Вы не знаете, — спросила буква В букву А, — что это за чудовище стоит на нашей странице, в самом верху?

Разумеется, Японский Иероглиф не мог не услышать вопроса: отдельная страница книги — не такое уж большое пространство, и то, что происходит на отдельной странице, прекрасно слышно всем её обитателям. Японский Иероглиф просто ушам своим не поверил: неужели слово «чудовище» относится к нему?

— По-моему, это паук, — сказала буква А. — Я прежде видела некоторых пауков: оно очень их напоминает!

— А по-моему, не паук, — вмешалась буква С. — Оно, скорее, похоже на таракана: у тараканов всегда как раз столько ног…

— Паук или таракан — всё равно, — отрезала буква В, — только вот как бы нам прогнать его отсюда? Я слышала, есть такие специальные средства против ползучих насекомых.

— Но оно же не ползёт никуда, — усомнилась буква К и вздохнула: — Мне кажется, оно уже дохлое. И ещё мне кажется, что оно плохо пахнет…

— Фу, какая гадость… — передёрнуло букву Е. — И надо же ему было именно на нашей странице подохнуть — будто в книге других страниц мало!

Японский Иероглиф смотрел на них в полном недоумении… что бы там ни говорили, получалось, что речь всё-таки шла о нём! Иероглиф ли он, паук ли, таракан ли — хоть живой, хоть мёртвый… какая разница, если здесь он — чужой?

«Интересно, кому это вообще пришло в голову — поместить меня среди французских букв и даже не объяснить, чем мне тут заниматься? Вот они все выстроились тут — и каждая что-то значит… А если перевернуть эту страницу, на другой странице можно найти ещё множество таких, как они, — снова и снова! И на следующей после неё странице, и дальше… Я же стою тут, как не пойми кто — может быть, один на всю книгу… Хоть бы знать, что я, собственно, значу — и значу ли вообще что-нибудь? Может быть, я и правда никакой не Японский Иероглиф, а паук или таракан? Откуда я вообще знаю, что я Японский Иероглиф?»

— Попробуйте представить себе, — внезапно сказала буква М, — что оно не мёртвое… что оно просто не успело ещё проснуться!

И буква М с ужасом оглядела соседей.

— Проснётся, — шёпотом продолжила за неё буква Х, — и примется ползти в нашу сторону!.. Что нам тогда делать?

Впрочем, настоящая паника начаться не успела: в комнату кто-то вошёл и книгу закрыл. А мы уже помним, что бывает с буквами и смыслами, когда книгу закрывают: буквы засыпают и могут спать очень и очень долго, потому что некоторые книги не открывают годами. С этой книгой, похоже, должно было случиться то же самое… если не хуже: её, закрыв, поставили на полку в книжный шкаф.

И больше никогда не решились взять с полки снова: это была очень трудная книга… Написал её целых два века назад какой-то монах во Франции — с одной-единственной, зато более чем благородной целью: он хотел объяснить, что означает старый-престарый японский иероглиф из старой-престарой японской рукописи, свёрнутой в свиток.

Впоследствии, правда, многие считали, что французскому монаху так и не удалось объяснить значение непонятного японского иероглифа — даже несмотря на то, что автором было употреблено несметное количество замечательно понятных французских букв…