Когда Юлия вошла в кабинет, посол уже сидел перед вождем Новой России и беспрестанно что-то говорил, разводя руками. Слава с интересом смотрел на американца и слушал его, как слушают канарейку. Казалось, еще пара фраз – и Вячеслав вскинется и восхищенно выпалит: «Непонятно, но здорово!»

Он повернул голову, стрельнул в вошедшую взглядом.

– Что он говорил? – поинтересовалась Юлия, садясь рядом.

– Ты меня спрашиваешь? – удивился Слава. – По интонации, так на жизнь жалуется. А на самом деле хрен знает, чего он лопочет. Переводи лучше, чем идиотские вопросы задавать.

Она кивнула, с короткой фразой обратилась к американцу. Тот замер на мгновение и с новой силой залопотал теперь уже ей. Руки его описывали в воздух невообразимые фигуры. Слава смотрел на внимательно слушающую американца женщину, на самого распалявшегося янки, в голове крутилось мелодичное: «Целую ночь соловей нам насвистывал…»

Наконец американец выдохся. Просто сломался на очередной фразе, захлебнулся словами и замолчал. Вячеслав поглядел на Юлю. Та явно была довольна услышанным.

– Ну, если опустить всю патетику, – с легкой улыбкой ответила она, – то они приняли решение пойти на уступки и начали эвакуацию двух из пяти баз. Это займет какое-то время. Но он уверен, что за неделю базы будут эвакуированы.

– Что значит «две из пяти»? – он не разделил ее радости. – А оставшиеся три?

– Оставшиеся три позже. Они остаются для нашей же безопасности, – объяснила Юлия и радостно добавила. – Вы были правы, они пошли на уступки. С нами считаются. Это победа.

Она перехватила его взгляд и запнулась. Вячеслав был мрачнее тучи. Когда заговорил, в голосе его послышался рокот приближающейся бури.

– Какая победа? Ты соображаешь, что говоришь? И какая, на хрен, безопасность? Кто ее будет блюсти? Тот, кто помог развалить страну? Нам швырнули со стола обглоданную кость, а ты с голодухи готова с радостью в нее вцепиться. Нет, дорогуша, так больше не будет. Никогда. У Америки есть сейчас только один шанс – делать то, что говорим мы.

– Они не могут пойти на такое, чисто политически… – начала было она.

– Тогда пусть готовятся к неприятностям. И не надо со мной пытаться договориться. Когда извергается вулкан, самое глупое стоять у кратера и обещать не кидать в него камушки в течение года, если он не станет извергаться.

Юлия обмякла, ссутулилась. Сейчас она уже ничем не напоминала ту успешную даму, с которой он познакомился, бредя в поисках президента через Белый город. Она постарела. Резко, сразу. Так выглядит шарик, который неделю висел надутым, а потом из него выпустили воздух и остался растянутый, сморщенный жалкий кусок резины.

– Вы не сделаете этого, – жалко промямлила она. – Нет… зачем? Чего вы хотите?

– Я хочу напугать. Их. Вас. Всех! – зарычал вдруг Вячеслав. – Я хочу, чтобы люди думали о том, как жить, а не о том, как наживаться. Я хочу, чтобы вы, вы все оторвали свои масляные глазенки от копеечек под ногами и посмотрели на небо. На звезды. Они прекрасны. А вы этого не видите. Потому что копеечка для вас ценнее. Потому что копеечку, в отличие от звезды, можно схапать ручонками и запихать в карман. Вы только ради этого и живете. Хапнуть и в нору утащить. Вы не желаете смотреть на то, что вокруг норы есть огромный прекрасный мир.

– Ты не прав, – тихо прошептала Юля.

Но он не услышал, или не захотел услышать.

– Все гадости, все, что творится вокруг, плохого, от этого желания. От жажды наживы. Даже если кто-то благими намерениями хочет переделать мир, притащить в него анархию или построить правовое государство… А люди, люди гибнут. Вот жили двое, не мечтали, не мыслили ни о чем дурном. Они просто любили. Они хотели жить и любить. И самое ценное, чего жаждали это жизни. Друг друга и детей. Где они? Ба-бах – и нету. Одни мечты остались. Или вот еще… Жил один не плохой человек, жил честно, а потом его честная жизнь закончилась. Он попытался заново. Он жил возможностью, желанием понять мир. Найти корень зла. Он искал правды, понимания, он…

Вячеслав запнулся. Она смотрела на него. Сейчас, на какой-то миг с лица сидящего перед ней мужчины пропали суровость, злость, решительность. И на лице она с ужасом нашла боль. Только боль и ничего кроме боли. Боль корежила черты, дергала кадык и мокро блестела в глазах.

– Он нашел? – тихо спросила она.

Лицо Вячеслава снова стало жестким, глаза налились яростью. Дернулись туда-обратно вздувшиеся желваки.

– Он умер, – холодно отозвался Вячеслав. – Посмотри на меня. Видишь хоть что-то от него?

Она покачала головой. Не то несогласно, не то растерянно.

– Переводи, – бесстрастно приказал Слава. – Я рассчитывал, что вы серьезно отнесетесь к моим словам. Однако вы, видимо, решили, что наше требование можно замять, перевести в другое русло, спустить на тормозах. Нет. Я еще раз подчеркиваю, что не шутил и отвечаю за каждое свое слово. Сейчас от данных вам двадцати четырех часов осталось полтора. Как я и предупреждал, через полтора часа ваших военных баз на территории нашей страны не будет. Хорошо, если вы успеете убрать их своими силами.

Американец выслушал перевод, нервно поигрывая снятым с пальца перстнем-печаткой. Быстро сказал что-то. Слава покосился на Юлию.

– Он требует, чтобы вы выдали ему вертолет. Он хочет покинуть Белый город и вернуться на воронежскую базу, с которой сюда прилетел.

– Обосрался, – бесцеремонно заявил Вячеслав. – Драпануть решил. Передай ему, что он имеет полную свободу воли, но только в пределах Белого города. Покинуть город он не сможет. В ближайшее время, во всяком случае.

Юля начала переводить, но американец покачал головой и сказал на чистейшем русском:

– Можете не переводить. И не отпускать. А вам, господин президент, если позволите вас так называть, я бы посоветовал не бросаться словами. Если я не смог переубедить вас и по моей вине погибнут люди, я хочу быть среди этих людей. Это мой долг. Потому, если вы передумаете, повторно прошу отпустить меня…

Вячеслав с громким щелчком захлопнул раззявившийся рот, стиснул зубы. Выходит, янки с самого начала ваньку валял. Понимал каждое слово и… Его последнее заявление, конечно, делает ему честь, но отпускать его теперь и подавно нельзя. Вообще проще всего пристрелить прямо сейчас. Так было бы спокойнее для всех.

Американец, посол он там был или шпион, вышел, коротко кивнув на прощание. Слава поднялся из-за стола, на ходу достал пистолет, щелкнул предохранителем. Хлопнула дверь скрыв от Юлии и новую власть, и коридор, и…

Грохнул выстрел.