Хозяин сидел в кресле, укутавшись в шерстяной клетчатый плед, и дымил трубкой. Дым туманной пеленой стелился по полу, под потолок отчего-то подниматься не спешил. Хозяин молчал. Говорить хотелось о многом, но с чего начать, он не знал, а араб тоже не торопился вступать в дискуссию, притулился в уголочке и молча смотрит как на врага народа. Да покашливает время от времени от табачного дыма.

Мамед снова закхекал и, пытаясь унять кашель, наконец прервал молчание:

– Что за табак у тебя, хозяин?

– «Старый Дублин», – президент снова втянул в себя густого дыма, выпустил. Дым струей устремился вперед и вниз и начал потихоньку оседать.

– Этим «Дублином» клопов морить хорошо, – проворчал араб.

– Крепкий табак, – пожал плечами хозяин. – Практически без примесей. Хороший.

– Вам нельзя крепкий, врач сказал…

– Черт с ним, – прервал президент. – Черт с ним, с этим эскулапом. Его послушать, так мне вообще ничего нельзя. Это вредно, то не полезно… Знаешь, жить вообще вредно, от этого умирают, говорят.

– Не оригинальная шутка, хозяин, – подметил араб. – То, что жизнь – это неизлечимая болезнь, передающаяся половым путем и ведущая к летальному исходу, известно давно. С чего вас потянуло на столь крепкий табак и столь мрачные шутки?

Хозяин с благодарностью посмотрел на Мамеда и пожаловался, словно растерянный ребенок:

– Я не знаю, что делать.

– И ты хочешь совета от меня? – удивился араб.

– Я не знаю, – нахмурился хозяин. – Все идет не так. Я мог спорить с Макбарреном, но не с его обезглавленным войском.

– Пока это войско подчиняется тебе, хозяин, – араб выглядел необычайно задумчивым.

– Не надо лести, Мамед, – обозлился старик. – Они мне не подчиняются. Они выжидают. В Белый дом уже давно ушел подробный отчет о происшедшем. И сейчас сотни высокооплачиваемых аналитиков просчитывают каждый вариант наших действий и возможные варианты последующего развития событий. И то, что мы бездействуем, ставит их в тупик. Потому все еще тянется это ожидание. Но стоит нам хоть пальцем шевельнуть, сразу последует реакция.

Хозяин замолчал. Араб не ответил, молча покусывал губу. Президент попытался затянуться, чтобы сгладить паузу, но трубка погасла, так и не дождавшись окончания пламенной речи хозяина.

Что делать, говорить с Вячеславом? Это значит объяснить ему, что он надежда и опора бывшего правителя. Хорошо, пусть так, только не факт, что этот парень поймет его. Ведь он шел сюда за ответами, а получил новые вопросы.

Тогда надо объяснить ему все. Хозяин чиркнул спичкой, запыхтел, раскуривая потухшую трубку. Табак начал тлеть, и он резко взмахнул рукой. Спичка потухла почти у самых пальцев, испустив легкий, странно пахнущий дымок. Когда-то в детстве ему нравилось нюхать такой дымок – молниеносный и потому особенно приятный. Он всегда нюхал, когда мама тушила спичку или свечку.

Дым пополз с новой силой, араб снова закашлялся, но молчал.

Если он сейчас пойдет к этому Славе и расскажет ему все… ну почти все. Ведь тот может не понять, не принять. А если не пойдет и не расскажет…

Сутки прошли. Макбаррен мертв, его солдатня затаилась и ждет. Долго она будет ждать еще или нет, такой вопрос даже не стоит. В любом случае, с каждой минутой ждать они будут все меньше и меньше. Время уходит.

А Слава сидит взаперти со своими мыслями. И Ленка сидит взаперти со своими мыслями. Господи, откуда она вообще взялась, ведь он ее похоронил давно. Заново родившаяся дочь, взрослая дочь. Дочь-проститутка. С другой стороны, когда сбежала из дому, она была совсем еще девчонкой, ей надо было как-то выжить. А чем она еще могла себя прокормить, если больше ничего не умела? Правда, этого она тогда еще тоже не умела толком, должно быть, но маленькие девочки всегда найдут клиентов.

Хозяин почувствовал подступающую ярость. Ярость от всего: оттого, что его дочь занималась проституцией, оттого, что теперь спутала все планы, оттого, что сам он похоронив единожды дочь в душе, сейчас воскресил ее, вместо того чтобы вычеркнуть эту проститутку из схемы, в которой ей места не было, так же как не было места сутенеру и автоматчице, которых разметало гранатой во втором бараке.

Но вместе с тем это была не какая-то шлюшка, а дочь. Его вернувшаяся дочь…

– Папа! – пронеслось в голове из такого далекого вчерашнего дня.

– Леночка? – его собственный хриплый голос. Узнавание. Удивление. Радость. Страх. Паника.

– What does she say? – акцент какого-то отдаленного штата. Незнакомый акцент.

– Daddy…

И тишина.

– Мамед, – позвал он, вырываясь из плена мыслей и воспоминаний.

– Да, хозяин.

– Ты отвел к ней шута?

– Да, хозяин.

– Хорошо.

«Old Dublin» показался вдруг горьким и тошнотворным, хозяин закашлялся и положил трубку на маленький журнальный столик. В горле першило, и он долго еще пытался прокашляться. Не получилось, хоть перхал до тошноты, до слез.

– Что мне делать, Мамед? – хрипло спросил араба, утирая выступившие от кашля слезы.

– Ты ждешь от меня решения, хозяин, – мрачно произнес араб, – но его не будет. Это только твое решение. Для тебя, твоей земли, твоей страны это возможно единственный выход из ситуации. Но последствия… Нет, хозяин, я буду тебе служить, но я не буду за тебя решать.