Книга: Два заповедника
Назад: Глава седьмая
Дальше: Часть третья

Глава восьмая

Взлетели без проблем, хотя Артем на это не надеялся и ожидал злоключений в духе недавно услышанной сказки о клане Ромеро. Зато отличия он ощутил сразу же.
Наусов не пришлось разогревать – видимо, груз из корзины, груды припасов и двоих человек для четверки мохнатых воздушных шариков оказался вполне по силам. Едва ло Тан, его отец и дядя, а также подружка ва Дасти одновременно сбросили узлы на четырех веревках, наусы и корзина устремились в небо. Несильный рывок – и вот уже лес проваливается вниз, Лист, доселе представлявшийся необъятным, вдруг оказывается не таким уж большим, с каждой секундой продолжает уменьшаться и вскоре начинает выглядеть точь-в-точь как цветастый островок на фоне однотонной бледно-белесой поверхности мира.
Артем давно уже не различал фигурки людей в зарослях; только поляны, более светлые, чем лес, пестрели на кругляше Листа, словно веснушки на огромном лице.
– Что-то Тан не взлетает, – озабоченно сказал Артем и обернулся.
Мрачный ва Дасти сидел, привалившись спиной к противоположной стенке корзины. Красоты высоты его не интересовали. Да и видел он эти красоты бессчетное число раз. Не то что Артем.
– Наверное, его все-таки не отпустят, – предположил сказочник угрюмо.
– Как не отпустят? – опешил Артем. – Ло Эрно же сказал…
– Мало ли что сказал старейшина! – перебил Дасти. – Это он нам сказал. А для сына может найти совсем другие слова.
Артем, обескураженный таким первобытным коварством, не нашелся что ответить. Некоторое время он беспомощно глядел на сказочника; потом отвернулся и снова принялся наблюдать за Листом. Своим недавним домом. Он очень надеялся, что вот-вот от гигантской зеленой чаши отделится крохотная рисочка, покружит в поисках потока и начнет медленно приближаться, постепенно принимая очертания человека под крыльями. Но время шло, Лист становился все меньше и меньше, а этого не происходило. В конце концов корзина под наусами отдалилась на такое расстояние, что разглядеть стартующего летателя невооруженным глазом вообще стало невозможно.
«Эх, сейчас бы бинокль с усилением, – тоскливо подумал Артем. – Мечты-мечты…»
– Дасти, – обратился Артем к спутнику, – что мы будем делать, если Тан не прилетит?
– А ведь она меня действительно любит… – невпопад отозвался сказочник.
Артем заглянул ему в глаза и понял, что ва Дасти мыслями сейчас не здесь, а там, на Листе, с той самой девчушкой, которая принесла ему гитару. И снова осознал, что кое в чем старше своих друзей-пацанов на целую жизнь. У него-то все это уже позади – первые вздохи, первые поцелуи, первое разочарование, первое отчаяние… В патриархальных обществах люди быстрее взрослеют только в бытовом смысле. Убить косулю, защитить очаг от чужака. В эмоциональном если что и менялось в минувшие тысячелетия, то не очень сильно.
«А действительно, что мы будем делать? – подумал Артем на удивление спокойно. – Крылья у нас, хвала небесам, есть…»
Старейшины настояли и Тан одну пару собственноручно закрепил на корзине, к удивлению Артема – горизонтально, просто положив их сверху на закругляющийся борт таким образом, что у корзины появилось нечто вроде хвостового стабилизатора древних атмосферных самолетов. Можно было предположить, что в полете корзину будет меньше качать и болтать. Но в случае нужды крылья легко освободить и ва Дасти сможет взлететь – хотя бы для того, чтобы рассыпать корм для наусов в нужной стороне. Или чтобы облететь встреченный Лист. Но вообще-то для полноценного управления полетом наусов нужен один человек в воздухе и двое в корзине. Тонкостей Артем еще не знал, но подозревал, что два человека нужны для каких-то особых действий помимо банального перераспределения веса по корзине и регулировки крена.
Время шло, Тан не появлялся, а ва Дасти безучастно сидел на дне корзины и совершенно не интересовался происходящим. Лист давно превратился в небольшой кругляш, парящий вдалеке. Артем подумал, что вот прямо сейчас картина очень напоминает первый облет этой планеты на боте «Колибри». Тогда он вольготно сидел в пилотском кресле, с интересом изучал картинку на обзорном экране и думать не думал, что скоро лишится и кресла, и экрана, и «Колибри», и (чего уж делать хорошую мину при плохой игре) реальных надежд вернуться на Землю или хотя бы на орбиту. Тем не менее мыслей сдаться и смириться у Артема не возникало – он не верил, а твердо знал, что будет искать капитанский бот до последнего, даже прекрасно сознавая ничтожность шансов на успех. Он стал бы искать бот, даже если бы шансов на успех не было вовсе, и, как ни странно, отчетливо понимал, что это безрассудное стремление к борьбе было воспитано и вколочено в него преподавателями и режимом космоходки. «Покуда космонавт жив, шансы есть!» – гласил неписаный закон флота. А значит, думай, ищи и трепыхайся, а не дичай, понуро опустив руки.
Артем, представитель, скажем прямо, не самой героической в космосе профессии, не собирался становиться посмешищем и позором флота, если его вдруг волшебным образом обнаружат и спасут. А самое главное – пока не видел никакого иного смысла собственного существования в этом мире, который с каждым днем казался все менее и менее странным.
В самом деле, скажи Артему кто-нибудь перед той самой злосчастной вечеринкой, после которой он угодил в анабиозную камеру, что в такой-то день такого-то месяца он будет болтаться между небом и землей в плетеной корзине на пару с тоскующим аборигеном, над головой розоватыми пузырями будут нависать местные зверушки, больше похожие на исполинские воздушные шарики, и ждать они с тоскующим аборигеном будут еще одного аборигена, каковой должен прилететь на самодельном дельтаплане из крылаток гигантского клена…
Интересно, списал бы Артем подобные речи на действие алкоголя или сразу же втихую вызвал бы врачей?
Корзина неожиданно дрогнула. Артем обернулся: кажется, ва Дасти сбросил оцепенение. Во всяком случае, он поднялся, обогнул хижину в центре и встал рядом с Артемом у борта.
Нутром Артем почувствовал, что не надо с ним заговаривать, сказочник заговорит сам. И надо его выслушать, обязательно.
– Скажи, а Тиом, а у тебя там, в небе, была женщина?
Вроде бы простой вопрос, а попробуй на него ответь! Артем подумал и ответил максимально осторожно:
– Смотря что именно ты вкладываешь в понятие «была». Если «жена» – то нет, не было. Если «подруга, которая впоследствии могла бы стать женой» – то тоже не было. А если «женщина, которую хотелось бы видеть рядом с собой» – то, пожалуй, да, была.
– И отчего же она не была рядом с тобой, если вообще была? – спросил ва Дасти печально.
– Видишь ли, ей как раз не очень хотелось видеть меня рядом с собой, – вздохнул Артем. – Старая, как мир, история… Собственно, я ее в последний раз видел четыре года назад. По-моему, ваши четыре года не слишком отличаются от наших, так что ты можешь представить.
Сказочник тоже вздохнул:
– Четыре года? Хм, много… Наверное, ты ее сильно любишь, если с тех пор никого не нашел.
– Да я и не искал особо, – признался Артем. – Ушел в работу. Улетел с Земли к чертовой матери, в дальние шибеня…
– Н-да… По-моему, там у вас на небесах в этом смысле происходит примерно то же, что и в Поднебесье.
– Ты совершенно прав, – подтвердил Артем с чистым сердцем. – Можно летать на крыльях, можно на железной птице, а можно и вовсе сиднем сидеть в каком-нибудь дальнем и спокойном болоте, но когда дело доходит до отношений между мужчинами и женщинами, оказывается, что ничего не меняется от самого начала времен.
Некоторое время они молчали, погрузившись каждый в персональные мысли и воспоминания. Артем, летая на «Одессе», редко думал об Оксане, да и в груди ныло уже не так сильно, как первое время. А тогда, в стылом ноябре двадцать седьмого было худо, очень худо. Но – перетерпел и пережил. А это главное. Перетерпеть бы и пережить то, что теперь вывалила ему на голову хулиганка Судьба…
«Оксана давно мертва», – мысленно одернул себя Артем.
Периодически он словно бы забывал, что с момента катастрофы на «Одессе» прошло больше семисот лет, хотя, казалось бы, забыть об этом невозможно. Однако не раз и не два, засыпая, Артем мечтал, что в Поднебесье вдруг объявятся спасатели с Земли или Офелии, заберут его отсюда и переправят на Землю, и там он первым делом, конечно же, поспешит к маме – сообщить, что жив-здоров, просто на какое-то время терялся…
А потом вспоминал о семистах двадцати с лишним годах, которые его угораздило проваляться в анабиозе, и в душе становилось холодно и пусто.
Отчаяние готово было в который раз навалиться на Артема вслед за воспоминаниями, но, к счастью, его отвлек выходящий из отлетного оцепенения сказочник.
– Пора бы Тану и появиться, – заметил ва Дасти все еще хмуро. – Вечереет уже…
В Поднебесье с днями и ночами в это время года творился форменный кавардак; до северного солнцестояния оставалось меньше месяца. Артем вообще поражался – как аборигены не путаются с определением времени. Если местный час равнялся земному (что было совершенно неудивительно – в конце концов, это потомки людей, у которых в ходу именно земные временные единицы), то сутки вмещали двадцать четыре часа только в середине лета. Зато если местный год измерять не сутками, а часами, он, как это ни странно, в точности равнялся земному – ма Сайос, не задумываясь, ответил на вопрос Артема и не счел вопрос странным, хотя Артем этого боялся. Местный год длился восемь тысяч семьсот шестьдесят часов ровно. Именно эту цифру давало банальное умножение трехсот шестидесяти пяти на двадцать четыре. Артем прекрасно знал, что земной год на шесть часов длиннее. Зато тут не вставала проблема високосного года. Понятно, что местный год вмещал большее число суток, потому что сутки тут разной длины, но точное число подсчитать было попросту невозможно, потому что для каждой широты ответ разнился, да и странное время любого из солнцестояний, когда светило застывает в точке севера или юга – как считать? Это одни сутки или больше?
Тем не менее аборигены использовали термины «вчера» и «завтра», но обосновывали их воистину гениально: завтра наступит тогда, когда человек проснется. А вчера, соответственно, длилось до момента, пока человек накануне не заснул. И то, что люди Поднебесья засыпают и просыпаются в разное время, никого ничуть не волновало. Вчера – значит, двадцать – тридцать часов назад, примерно так. Завтра – через двадцать – тридцать часов.
От форменного сумасшествия Артема спасло только то, что «Колибри» он потерял на Листе вблизи экватора и в самом начале лета. Поэтому в период привыкания к миру Поднебесья он видел нормальную смену дня и ночи, да и сутки в целом не слишком отличались от привычных. Ну а к зимним сюрпризам он успел морально приготовиться, потому что поведение солнца на небе этого мира успел представить и с астрономической точки зрения, и со слов аборигенов. И к тому, что в местном годе две зимы и два лета, а весны и осени нет вовсе – тоже.
За полтора месяца до северного солнцестояния в северных широтах большую часть суток занимал день. Желтое с неуловимым зеленоватым отливом светило валилось к линии горизонта на северо-западе и исчезало лишь на несколько часов. С каждым днем ночи становились все короче и вот-вот должны были и вовсе сойти на нет – солнце, не успев нырнуть за горизонт, снова начнет подниматься. И чем ближе к полюсу, тем ближе к зениту солнце будет забираться в полдень. Артем в целом уже неплохо представлял себе, как ведет себя солнце в разных широтах с точки зрения неподвижного наблюдателя. Да только неподвижных относительно поверхности наблюдателей в этом мире попросту не существовало.
Летателя в вечернем небе первым заметил Артем. Тонкую риску на фоне темнеющего зеленоватого неба.
– Летит! – выпалил он и указал рукой в ту сторону, где остался Лист клана Андира.
Ва Дасти тут же стал близоруко щуриться, но с такого расстояния он вряд ли что был способен разглядеть. Вот подлетит поближе…
– Надеюсь, это Тан, – сказал сказочник, не переставая щуриться. А минут через пять-семь радостно выпалил: – Вижу! Точно летатель, не птица.
Вскоре Тан (если это был Тан) подвернул; теперь он летел не к корзине с запряженными наусами, а сильно южнее, но зато стал на глазах набирать высоту. Видимо, поймал мощный восходящий поток. Покружив и взобравшись заметно выше, он снова изменил направление, на этот раз нацелившись непосредственно на корзину. Теперь ему оставалось только полого опускаться, скользить, словно лыжнику с невысокой горки. Корзина, разумеется, тоже не висела неподвижно, но летатель двигался несравненно быстрее, поэтому мог даже не прикидывать упреждение – наусов он догонит по-любому. И догнал. Это действительно был ло Тан – для начала он облетел вокруг корзины и крикнул что-то неразборчивое. Во всяком случае, Артем не разобрал что. Зато сказочник все прекрасно понял, поскольку прокричал в ответ: «Хорошо!»
– Помогай, – бросил он Артему и принялся развязывать нужные ремни на борту.
Часть борта в этом месте служила чем-то вроде дверцы; откидывалась эта дверца, конечно же, внутрь, в корзину.
– Привяжись! – велел Дасти.
Сам он уже влез в некое подобие сбруи с лямками, как у рюкзака, только самого рюкзака не было. Сбруя посредством довольно длинного поводка крепилась к вплетенной в корзину жерди. Точно такая же сбруя висела на сучке другой жерди, справа от двери.
Артем послушно напялил лямки. Их устройство напомнило ему подвесы для ручных импульсников, которые офицеры флота носили под кителями на дежурстве, только тут никакой кобуры, разумеется, не было. Зато был плетеный кожаный ремень, намертво принайтованый к корзине.
На груди лямки тоже надлежало скрепить, ва Дасти показал как.
«Вообще они молодцы, – с невольным уважением подумал Артем об обитателях Поднебесья. – Высоту любят, но падать с нее не собираются. Так и надо».
Ва Дасти продолжал наставлять Артема:
– Когда Тан подлетит и ногами коснется площадки у двери, лови его за упряжь на груди. Там есть специальные петли, но вообще хватай за что попало, хоть за шиворот, иначе он выпадет. В принципе ничего страшного, если выпадет – выровняется и пойдет на второй заход, только кому оно надо… Поймаешь и держи, а я крылья заякорю. Потом вместе вынем его из упряжи. Понял?
– Поймать и держать! – кивнул Артем. – Понял!
Ло Тан сделал еще один круг, потом отлетел чуть в сторону, красиво развернулся и устремился точно на открытую дверь. Перед самой корзиной он каким-то образом задрал переднюю часть крыльев, погасил скорость практически до нулевой и аккуратненько коснулся дна корзины, самого краешка, обеими ногами сразу. Секунду он балансировал, а потом точно вывалился бы, поскольку оставался сильно отклоненным назад, в бездну за пределами корзины. Но вывалиться не успел – Артем сцапал его за какие-то ремни на груди, сжал их изо всех сил и уперся правым коленом в борт корзины для верности.
– Держу! – рявкнул он.
– Молодца! – отозвался сказочник, шустро наматывая какую-то веревку на очередную рогатину. – Держи, я сейчас!
Через несколько секунд он возник рядом, тоже схватился за один из ремешков у ло Тана на груди, а другие четыре, наоборот, ослабил и распустил. Тан высвободил из упряжи сначала одно плечо и руку, схватился прямо за шею Артема, подтянулся, теперь уже точно оказавшись в корзине, и высвободил вторую. Крылья остались снаружи, за бортом – их колыхал ветер и они постукивали и терлись о плетение.
Ва Дасти поспешил закрыть дверь и затянуть удерживающие ее ремешки. Потом они вдвоем с Таном подтянули крылья повыше, переместили их к условной «корме» корзины с уже имеющимся «стабилизатором» и принялись закреплять, просто поверх первой пары.
– Порядок! – прокомментировал сказочник, когда они закончили. – С прибытием, Тан!
– С прибытием! – расплылся в улыбке и Артем. – Эту байду уже можно отстегнуть? – Он оттянул большими пальцами рук лямки сбруи.
– Страховку? Да, отстегивай. Сверни аккуратненько – и на гачок у дверей… Нет, не так, давай покажу!
Ва Дасти показал, как правильно сворачивается страховочная сбруя – сначала на Артемовой, потом на своей. Артем надеялся, что запомнит.
– Что так долго-то? – обратился сказочник к ло Тану, когда с наукой было покончено.
– Сейчас расскажу, – проворчал Тан. – Старейшины всю плешь мне проели советами…
Сказочник встал на цыпочки, насильно наклонил голову ло Тану, поглядел и скептически заметил:
– Что-то не видно у тебя никакой плеши!
– Еще парочка таких лекций – и будет! – заверил ло Тан. – Лучше бы тебе все это рассказали, ты у нас светлая голова и все такое. А у меня чуть мозги не вскипели.
– Я не человек клана, не забывай, – напомнил ва Дасти. – И подумай, кстати, нужно ли нам все это рассказывать.
– Подумаю. Кстати, я теперь тоже не человек клана. Я теперь беглый. Слушай, Дасти, я жрать хочу, как тысяча голодных зубров. Давайте поужинаем, за едой все и расскажу.
– Давайте, – сказочника не нужно было уговаривать. – А Тиом, накрывай! Ты у нас в этом деле лучший!
Артем не возражал – все, что было связано с готовкой, сервировкой и вообще продуктами и питьем, всегда давалось ему легко, всегда нравилось и никогда не надоедало.
Поэтому он без лишних слов нырнул под навес, в хижину, но там было слишком темно.
– Сделайте свет! – попросил он, шаря в первом попавшемся мешке с припасами.
– А где фонарики? – поинтересовался ло Тан, тоже ныряя в хижину.
– У изголовья клетка, – подсказал снаружи сказочник.
В изящной шарообразной, плетеной из вики клетке обитало три совсем молоденьких, размером с теннисный мяч, науса. Они парили в клетке безо всякой опоры, словно в невесомости. На Листах ими пользовались редко – там для освещения чаще пользовались огнем. Лучинами, лампами, даже свечами. Но иногда аборигены прибегали к помощи этих вот созданий.
– А корм где? – крикнул Тан, подвесив клетку к крыше хижины.
– Да там же рядом, пошарь, – отозвался ва Дасти.
Тан пошарил, видимо, нашел, потому что больше ничего не спрашивал, только шуршал в полутьме чем-то. А потом и вовсе вышел из хижины. Артем в таких условиях сподобился только расстелить мехом вниз шкуру, которую назначили скатертью, а потом тупо сидел и ждал света.
Уже минуты через три наусята стали похожи на тлеющие головешки, еще через пару – на тусклые ночные фонарики, и продолжали разгораться все ярче и ярче. Артем уже кое-что видел и принялся накрывать на стол… пардон, на скатерть. Разломил пару лепешек, порезал на ломтики мясо, очистил несколько корешков вузы.
«Что б я делал без ножа», – в который раз подумал Артем о своем бесценном швейцарце. Если не считать одежды и ботинок – единственном напоминании о прошлой жизни. Артем его старался не светить при людях – боялся, что отберут или украдут, хотя аборигены вроде бы не давали повода думать о себе худо. Но мало ли… По сути, они дикари, а для дикаря, подозревал Артем, такой ножичек куда ценнее человеческой жизни, тем более что это жизнь какого-то там чужака. Даже друзей, Дасти и Тана, Артем старался лишний раз не искушать.
Теперь питье. Артем приготовил бурдючок с яблочным соком. Подумал и отыскал еще один – с веселящим.
– Готово! – объявил он громко. – Прошу к нашему дастархану!
Фонарики разгорелись как следует; конечно, освещение по меркам Homo Cosmic было довольно скудным, но, например, с факелом по яркости вполне могло потягаться. Артем знал, что наусы будут светиться около часа, пока их не покинет ощущение сытости. Три шарика взмыли к самому верху клетки и рдели там наподобие праздничной иллюминации.
Спутники один за другим вошли в хижину.
– Ва Дасти! – торжественно объявил Артем и театральным жестом указал на место слева от себя.
Сказочник принял игру: с серьезной миной приложил руку к сердцу, поклонился и сел, где указано.
– Ло Тан! – охотнику Артем указал на место справа.
Тот почему-то глубоко вздохнул – Артему показалось, с тоской, которую Артем никак не ожидал.
– Что такое? – насторожился он. – Я сделал что-то не так?
Тан уселся и скрестил ноги по-восточному.
– Он больше не ло Тан, дружище, – объяснил сказочник, к радости Артема, довольно спокойно. – Он теперь беглый, стало быть, вольный. Теперь его зовут ва Тан.
– У… Я не знал, извини.
– Да я не сержусь, – вздохнул ва Тан. – Просто… проняло. Расслабься, а Тиом! Все нормально! Для вас я по-прежнему просто Тан.
Он успокаивающе потрепал землянина по плечу.
«Слава небу…» – подумал Артем, действительно расслабляясь.
– А что такое дастархан? – переменил тему любопытный ва Дасти.
Артем встрепенулся, вновь входя в роль радушного тамады.
– А дастархан, милостивые государи, это то, на чем мы сейчас сосредоточим все наше молодецкое внимание! – Артем потянулся к меху с веселящим. – Первым делом, я думаю, за отлет!
Через минуту ва Дасти, жуя, принялся допытываться – кто такие милостивые государи.
Назад: Глава седьмая
Дальше: Часть третья