Часть первая
Соседи

Семья – зеркало эволюции. Если внимательно вглядеться в отношения между родственниками, то проявятся черты настоящего естественного отбора. Показушное милосердие и вежливость до поры до времени скрывают под собой самую лютую ненависть и жестокость. И чем сильнее любовь, тем страшнее боль.

В семье выживает сильнейший.

К примеру, возьмем классическую конструкцию: отец, мать и ребенок. Если побеждает мужчина, то он находит себе другую самку, оставляя за чертой отбора мать с дитятей. Если берет верх женщина, то получается с точностью до наоборот. А при доминировании ребенка эволюция жестким пинком отбрасывает на задний план родителей, превращая чадо либо в циничную тварь, либо в хитрого приспособленца.

И это только типовые, самые распространенные варианты. Для учебников. В реальной жизни существуют еще миллиарды комбинаций. Но сама модель не меняется.

Семья остается современной версией отсева слабейших…

Долгов допил шестую чашку кофе и с тихим стуком отставил ее в сторону. Кафе, где он сидел уже около полутора часов, практически опустело, официантки все более недружелюбно стреляли глазами в сторону припозднившегося посетителя, который не заказывал ничего, кроме эспрессо. За стеклом с неоновой вязью рекламы виднелся тихий переулок, запорошенный снегом, и каменная стена дома с единственной дверью и неприметной вывеской «Спортклуб „Фигурка“.

Максим сам не понимал, как смог опуститься до уровня подглядывания в замочную скважину чужой жизни.

Или все же не чужой?

С каждой минутой ожидания в груди усиливался неприятный, тянущий холодок, который уже очень давно не приходил к нему в гости. Холодок страха, боязни разочароваться. Воображение рисовало совершенно дурацкие картины, одна хлеще другой – от невинных объятий до диких оргий.

Так, наверное, начинается недоверие? Закладывается первый кирпич в фундамент стенки, которая готова с фантастической скоростью взмыть ввысь, разбивая судьбы…

Из-за поворота бесшумно вывернула машина с тонированными стеклами, которые в тусклом свете фонарей казались и вовсе непроницаемыми. Представительский «BMW» с незапоминающимися номерами плавно припарковался на противоположной стороне переулка. Из салона никто не вышел, но фары не потухли, продолжая высекать два конуса в вечерней мгле.

Подозвав раздраженную официантку, Долгов попросил еще одну чашку кофе.

– На этот раз обыкновенный черный. И добавьте немного коньяка, – сказал он девушке.

– Вам какого? – манерно приподняв узкие брови, поинтересовалась она. – «Московского»? Или…

– Десятилетний «Ахтамар», будьте добры.

Официантка замерла с ручкой и блокнотом, подняла взгляд на Максима, продолжающего наблюдать за роскошным автомобилем. На его напряженном лице отражались разноцветные неоновые отсветы.

– У нас нет такого, – наконец произнесла девушка.

– Что?.. А-а… Тогда вообще – без коньяка.

Все еще озадаченно глядя на чудного клиента, официантка забрала со стола пустую чашечку и ушла выполнять заказ.

В желтом свете уличных фонарей замельтешили мелкие хлопья снега. Водительская дверца «BMW» неожиданно открылась, и из нее вышел высокий, сухопарый на вид парень, поспешно раскрывая зонтик.

Долгов продолжал смотреть на машину. «Интересно, – подумал он, – Сережа один, или в салоне кто-то остался?»

Тем временем водитель подошел к двери спортклуба и набрал код на домофоне. Перекинулся парой слов с невидимым собеседником и закурил, привалившись плечом к стене.

Минут через пять она вышла – в коротком пальто, сапожках, с дамской сумочкой на плече. Зябко поежившись, скользнула под зонт к водителю и рассмеялась. Из-за толстого стекла кафе это выглядело как беззвучный оскал. Пригнув голову, она скользнула на заднее сиденье, водитель захлопнул за ней дверь и, обойдя машину сзади, сел за руль. Но «BMW» продолжал стоять на месте.

Сердце у Максима екнуло.

Он поднялся, отодвинув стул, положил на барную стойку несколько купюр и двинулся к выходу.

– Ваш кофе, – сказала ему в спину официантка. Вздохнула и поставила поднос рядом с оставленными деньгами. Сумма превышала стоимость заказа раз в десять.

Выйдя на улицу, Долгов быстрыми шагами направился к машине, чувствуя, как предательский холодок в груди превращается в настоящий мороз.

Водитель Сергей, видимо, узнал босса и вышел к нему навстречу.

– Максим Валерьевич? Вы здесь откуда? Что-то случилось?

Долгов, не ответив, распахнул заднюю дверцу и сунул голову в салон.

Маринка была одна.

Испуганно отшатнувшись, она мазнула помадой по щеке и вгляделась в лицо Максима. Наверное, в свете верхней лампочки оно выглядело зловеще.

– Ты что, дурак совсем, так пугать?

– Почему не поехали сразу, как ты села?

– Губы подкрасить собралась, – оттирая салфеткой помаду, проворчала Маринка. – Вот, полюбуйся. Физиономию из-за тебя подкрасила, а не губы, блин…

Долгов тупо улыбнулся, с удовольствием ощущая, как стужа в грудине позорно бежит, уступая место приятному теплу.

Он караулил жену, подозревая ее в измене. Абсолютно беспочвенно подозревая, свинья этакая.

Зная точное время, когда машина заезжает за Маринкой в спортклуб и отвозит домой, он заранее пришел и ждал в кафе напротив. А чего он, собственно, ждал? Что она выйдет не одна? Или в салоне «бэхи» будет восседать холеный хахаль?.. Бред какой-то. Паранойя. Получается, что он не доверял Сергею – собственному шоферу, который работал на него уже два с лишним года. Не говоря уж о законной супруге и любимой женщине в одном лице…

– Максим, что с тобой? – обеспокоенно спросила Маринка, привычно чмокая его в губы. – Ты пьян?

– Я? – Долгов наконец сел в машину и захлопнул за собой дверь. Почти сразу на водительское место забрался Сергей и вопросительно обернулся.

– Домой, Сережа, домой, – кивнул Максим.

Автомобиль плавно тронулся.

– Вроде перегаром не пахнет, – хмыкнула Маринка, внимательно разглядывая себя в зеркальце – не осталось ли следов помады на щеке.

– Я… я не пьян… А знаешь что, давай уложим Ветку спать и поедем в какой-нибудь ресторан, поужинаем вдвоем? Шампанское и все такое… Как ты на это смотришь?

– Да что с тобой стряслось? – отрываясь от зеркальца, нахмурилась Маринка. – Я ж терпеть не могу шампанское… Забыл?

– Когда она родилась, ты очень… э-э… округлилась, – невпопад ответил Максим, продолжая по-идиотски улыбаться. – А с тех пор, как ты пошла заниматься аэробикой, формы приобрели манящую аппетитность. Тебе так очень идет, я серьезно. Раньше совсем худышкой была, потом – пампушкой, а теперь ты миниатюрная богиня… – Долгов осекся. Через секунду поправился: – Нет, теперь ты миниатюрный ангел. Как прошла тренировка?

– Замечательно, в общем. Клуб элитный, дорогой, публика приличная. Что я рассказываю – сам знаешь… А ты-то что здесь делал? Меня, что ль, караулил, балбес?

Она натянуто рассмеялась.

– Я просто пил кофе в кафе напротив. Просто пил кофе.

Долгов наконец перестал улыбаться и в упор уставился на нее.

Маринка тоже смахнула улыбку с лица и с испугом подняла глаза на мужа, не зная, как реагировать на столь необычное поведение. Осторожно взяла его за руку и невольно вздрогнула, почувствовав, какие холодные у Максима пальцы. Какие они ледяные.

Как-то странно начинался этот зимний вечер…

Машина уже неслась по Садовому, пугая редкие снежинки и владельцев тихоходных авто.

Охранник в подъезде поприветствовал их кивком головы и вновь углубился в чтение новостной ленты на мониторе.

В лифте ехали молча, не глядя в глаза друг другу, – впервые за четыре года совместной жизни незримая пленка натянулась между ними, впервые не нашлось слов. Лишь когда двери бесшумно открылись, рука Максима нашла руку Маринки, и пальцы машинально сплелись.

Квартира встретила их неразборчивым щебетанием телевизора и требовательным взглядом дочки из-под темной челки.

– Родители, – очень солидно заявила Ветка, – я хочу научиться играть в компьютер и стать чемпионкой по киберспорту. Мне уже почти пять.

– Так в чем проблема? – поинтересовался Долгов, скидывая плащ и вешая его в стенной шкаф.

– В группу берут с шести.

– И что ты предлагаешь?

– Соврать.

– Отклоняется. Будешь пока тренироваться дома, а когда исполнится шесть – мы запишем тебя в школу киберспорта. – Он подумал и добавил: – А заодно и в обычную школу.

Ветка нахмурила лобик и, демонстративно развернувшись, ушла в детскую. Два ее хвостика на голове обиженно раскачивались из стороны в сторону. Уже из комнаты раздался крик:

– Хотя бы расскажите мне про Марс.

У Маринки из рук вывалилась сумочка и с глухим шлепком ударилась об пол. Максим, так и не успев снять ботинки, в два прыжка оказался в детской и уставился на плазменную панель, на которой мелькали кадры, записанные с камер, встроенных в шлемы скафандров. Этот диск они решили не утилизировать, сохранить и спрятали его в дальний угол бельевого шкафа, под стопки простыней, но за пять лет так ни разу и не достали, чтобы пересмотреть.

Хватало памяти. И снов.

– Говорила тебе, надо было няню подыскать, – сказала из-за плеча Долгова Маринка осипшим голосом. – Самостоятельность решил у ребенка вырабатывать… Педагог хренов.

Ветка сидела на полу, скрестив ножки, и с интересом наблюдала, как панорама гор Фарсида проплывает на экране. Вот показались спины двух космонавтов с пристегнутыми кислородными баллонами. Вот оливкового цвета гряда, скалистый выступ… Человеческий силуэт, прикованный к каменным глыбам…

Из колонок раздался прерываемый помехами голос Долгова: «Торик, не молчи. Наверн… это глупо говорить… Но мне страшно…»

Какой-то незнакомый, далекий, почти забытый голос…

Максим схватил пульт и вдавил кнопку «стоп», чуть не проломив большим пальцем пластмассовый корпус. Сердце трепыхалось, как язычок пламени, в висках стучала кровь, ноги, казалось, превратились в неуклюжие протезы.

– Пап, это же вы с мамой там, – сказала Ветка, поворачивая голову. – Я голоса узнала. А что это за город – Марс? Это за границей? Я в поисковике еще не успела проверить…

– Да, Ветка. Это очень далеко за границей.

– А мы поедем туда?

– Нет. Никогда.

Маринка плавно сползла по стене коридора и осталась сидеть на корточках, уткнув лицо в коленки.

Ветка вскочила и подбежала к ней, обняла.

– Мам, ты чего?

– Ничего, Вет, просто устала.

– Пурумкаешь?

– Ага… пурумкаю.

У Ветки, как у любого нормального ребенка, был набор «своих» слов, о точном значении которых можно было лишь гадать. Причем смысл мог меняться в зависимости от времени, настроения и обстоятельств, но иногда девочка той или иной фразочкой настолько метко попадала в самую суть процесса, чувства, ситуации, что слегка пугала родителей. К примеру, сейчас «Пурумкаешь?» приблизительно означало: «Размышляешь? Озабочена? Растеряна?»

Максим неточными движениями вытащил из плеера диск, сунул его в коробку и проговорил:

– Зачем ты копалась в простынях?

– В простынях? – Ветка непонимающе уставилась на него, собрала розовые губы в звездочку. – А-а… Поняла! Пурум! Я просто хотела построить «домик» из подушек, и мне понужнались… стали нужны занавески. Вот.

Долгов осторожно отлепил дочку от Маринки, подхватил на руки и крепко прижал к себе. Поводил носом по ее хвостикам, пахнущим каким-то травяным шампунем, поцеловал в шею, в щечки, в лоб.

– Пап, ты чего лижешься? – захихикала девчонка, смешно болтая ножками.

– Вета, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще смотрела этот диск, – прошептал он, ей в самое ушко. – Ты поняла меня?

Она покивала. Только в самых серьезных случаях родители называли ее Вета, а не Ветка.

– Покорми ребенка, – попросила Маринка, вставая и уходя в прихожую.

– Ты голодная? – спросил Максим, продолжая прижимать дочку к себе.

– Ну-у… – протянула она, – я не голодная, но хочу есть.

– Это вредно, – рассеянно произнес Долгов. – Стройной не будешь.

– И пускай! Пурум! Я хочу есть!

– Хорошо, не ной. – Он осторожно поставил ее на ноги. – Пошли. Только после того, как перекусим, сразу умываться и спать.

Ветка одернула бежевую юбочку, дунула снизу вверх на челку и сообщила:

– Только, чур, я буду пать сегодня в «домике». Посоплю-посоплю и запну, как бурундучок.

– Отклоняется пать в «домике». Пошли йогурт трескать…

После того, как Ветка наконец заснула, свесив ручонку с кровати, Долгов с Маринкой сели на кухне и молча уставились на бар. Через минуту оба встали. Не согласовывая действия друг с другом, Максим откупорил бутылку коньяка, а Маринка сполоснула и тщательно протерла два фужера.

Выпили граммов по сто залпом. Зажевали нерезаным лимоном, по очереди откусив от него вместе с кожурой. Сморщились.

– Как думаешь, запомнит? – проговорила наконец Маринка, поправляя халатик.

Долгов лишь пожал плечами. Последние полчаса он пребывал в какой-то прострации, воспринимая мир сквозь мутную пелену. Что-то слишком много дерьма свалилось на него за один вечер. Сначала эти идиотские подозрения насчет Маринки, потом диск, который случайно нашла Ветка, – диск, вскрывший алмазным скальпелем память тех ужасных лет. Память, оставшуюся на рубцах – глубоко в их душах.

Противно запиликал мобильник. Максим глянул на определитель – звонил Шидлович, его представитель в Сургуте, занимающийся контролем финансовых операций по сбыту нефти. Гендиректор небольшой компании, хозяином которой являлся Долгов.

Постучав пальцами по столу, Максим сбросил вызов и отключил телефон.

– А я ведь никогда не видела этой записи, – вдруг сказала Маринка, глядя в большое окно, за которым внизу мелькали огоньки машин на проспекте Мира. – Я же тогда осталась в модуле, не пошла с вами. А потом как-то не хотелось возвращаться к оставленным в прошлом воспоминаниям и смотреть диск.

– Тебе и не стоило этого видеть.

Маринка усмехнулась краешками губ и перевела взгляд на Долгова.

– Столько лет прошло, Максим. Ты постарел.

– А ты повзрослела.

– Нет. Я повзрослела в тот день, на борту шаттла… Когда мы впервые были близки с тобой, в невесомости. Помнишь? Я повзрослела, когда увидела как самолет падает на стадион, полный народу… Помнишь? Я повзрослела, когда они забрали наш огонь.

Максим помнил. Да так отчетливо, словно это произошло вчера. Хотя с тех пор минуло уже восемь долгих лет…

Это случилось накануне XXX Олимпийских игр, которые должны были пройти в Москве – в июле 2012 года. За день до начала Олимпиады таинственным образом исчезли около трехсот сильнейших спортсменов со всего мира, претендентов на золотые и серебряные медали. Сутки все ломали голову – кому понадобилось совершать эти похищения. В них, на первый взгляд, отсутствовала логика. И вот, в момент когда факел уже готов был вспыхнуть олимпийским пламенем над Москвой, появились они.

Боги.

Одиннадцать олимпийских богов будто бы восстали из праха времен и тлена легенд, заставив вздрогнуть весь мир. Люди, конечно, поначалу не поверили в реальность происходящего, посчитав это грандиозным розыгрышем, но Зевс быстро расставил все на свои места. Он сказал, что огонь по ошибке попал в руки человечества и вовсе не принадлежит ему. Громовержец предложил провести необычные Олимпийские игры: сборной команде людей сразиться с богами за право владеть одной из главенствующих стихий мироздания. В знак серьезности своих намерений он провел показательную акцию – приказал Гефесту забрать с планеты огонь ровно на пять минут.

И нереальное стало явью.

Заглохли машины, стали падать самолеты, встали электростанции – все, что было связано с процессом горения, было парализовано. И никто не сумел дать этому невиданному по размаху феномену объяснения. Человечество впервые по-настоящему испугалось. Не какой-то отдельной страны, ядерной сверхдержавы, пришельцев из космоса или пандемии смертельной болезни, а катастрофы, от которой не было спасения.

Происходящее все больше походило на кошмар шизофреника…

Жуткая Олимпиада вскоре состоялась. Стало ясно, зачем устранили самых сильнейших спортсменов мира – бессмертные боги, дав Земле призрачный шанс, хотели максимально обезопасить себя от поражения. Люди проиграли в десяти видах спорта из одиннадцати, и Земля на два долгих года погрузилась во мрак техногенного средневековья. Крупные мегаполисы и города стали закрытыми автономными зонами с собственной таможней и энергетической инфраструктурой, а провинция и страны третьего мира провалились в настоящий мрак бедности, варварства и преступности. Россия, Канада, США и Европа объединились в Северное Кольцо, против которого выступили радикально настроенные страны Ближнего Востока. Появились новые военные разработки, принцип действия которых не был связан с процессом горения.

А боги жили себе припеваючи, словно и не произошло ничего…

Все то время мир задавался лишь двумя вопросами – кто они такие на самом деле и зачем устроили этот ад?

Кто-то говорил: это возмездие за грехи человечества, кто-то считал, что они агрессоры из другой цивилизации, а некоторые вообще предполагали, будто над Землей и ее жителями проводится масштабный эксперимент с целью выявить порог живучести людей.

Долгов и Маринка – бывшие коллеги – жили вместе с давнишним приятелем Максима Юркой Егоровым и Фрунзиком Герасимовым – колоритным альбиносом с туманным прошлым. У него-то и возникла теория, для проверки которой друзьям понадобилось отправиться в Сибирь, где в психушке содержался Святослав Торик – бывший астроном, участник пилотируемой экспедиции на Марс 2010 года. Единственный выживший член экипажа межпланетника «Конкистадор», исчезнувшего в недрах Солнца из-за необъяснимых событий, произошедших на борту.

После долгих скитаний Долгов, Маринка, Егоров и Герасимов все же нашли Торика, от которого узнали, что так называемые «боги» были случайно выведены из анабиоза в странном бункере на Красной планете.

Долго пытались понять друзья мотивацию таинственных гостей с Марса, поступки которых зачастую были лишены логики. Зачем они отняли огонь? Почему при этом не стремятся к захвату власти на Земле?

И лишь после того, как пятеро озлобленных людей отправились на Марс без надежды на возвращение, мозаика постепенно начала складываться в страшную и удивительную до дрожи в коленках картину…

Боги по пятам преследовали их.

Погоня продолжалась до тех пор, пока шаттл не приземлился на поверхность Марса в районе посадки первой экспедиции. По словам Торика, где-то поблизости должен был находиться двенадцатый «бог» – Прометей, прикованный к скале. Спустя несколько дней ребята действительно нашли тело, обмотанное цепями возле каменистого уступа.

Более четырех лет бессмертный Прометей умирал каждую секунду – от космических лучей, низкого давления, атмосферы из углекислоты… Умирал и оставался при этом жив.

Ведь это он когда-то очень давно научил людей использовать огонь во благо, а не бояться злых языков пламени пожаров и коварных переплетений молний. Он посчитал, что люди нуждаются в тепле, а не только в страхе перед природой.

Мозаика почти сложилась.

Когда Прометей привел друзей в бункер, который открыли космонавты из первой экспедиции, приземлился «Конкистадор II», и «боги» тоже подоспели к финальному акту.

Наконец загадка обрела ответ.

«Небожители» оказались всего лишь слугами высокоразвитой цивилизации, которая оставляла охрану на каждой встреченной на своем бесконечном пути планете, где существовала разумная жизнь. А прикинуться олимпийскими богами они решили по немыслимой случайности – один из членов первой марсианской взял с собой в полет книгу «Легенды и мифы Древней Греции».

Боги оказались привратниками, созданными по образу и подобию людей.

Теми, кто должен был оберегать Землю.

Но они не имели права вмешиваться в процесс эволюции, как сторож не может диктовать условия живущим в охраняемом им доме.

Поэтому, когда Прометей решил дать хозяевам рассудить спор, то исчезли все двенадцать привратников. Исчезли навсегда. Сам он – за то, что подарил огонь человечеству, которое не сумело завоевать его самостоятельно, а остальные – за устроенный для собственного развлечения жуткий аттракцион на планете.

Так и остались стоять на склоне вулкана Олимп пятеро людей, которые вовсе не собирались становиться героями. Они лишь хотели узнать правду.

Впоследствии обнаружилось, что при аварийной посадке «Конкистадора II» несколько топливных резервуаров чудом уцелели: крепления разорвало взрывом, и баки отнесло в сторону от полыхнувшего межпланетника. В разреженной атмосфере пламя пожара не успело добраться до неповрежденных цистерн…

Друзья, до конца не веря в столь нежданное везение, перекачали остатки топлива в шаттл и стартовали прочь от негостеприимного Марса.

Достигнуть родной планеты им удалось лишь спустя восемь месяцев. При посадке они катапультировались, отправив шаттл на дно Тихого океана. Так как контроль за космическим пространством к тому времени был еще толком не налажен – никто и не обратил на это внимания, кроме, пожалуй, десятка астрономов-любителей. «Роскосмос», НАСА и другие серьезные организации были заняты делами поважней, чем разглядывание космоса в поисках очередных небожителей. И вообще Земле хватало своих проблем: ведь когда исчезли привратники, огонь вновь вернулся к человечеству. И мир принялся истерично восстанавливать сам себя. Северное Кольцо развалилось, нефть, уголь и газ подскочили в цене, страны Востока и Запада стали поднимать свою экономику, люди – приводить в порядок личную жизнь.

А для пятерых друзей немыслимая коловерть событий, боль и смерть остались в прошлом, словно полуреальный кошмар, который кончился так же внезапно, как начался.

Он потом обязательно будет возвращаться время от времени липким, неясным ощущением пережитого страха – ведь бесследно ничто не исчезает. Тем более когда это выходит за незримые границы вообразимого, за периметр наших знаний, грез, фантазий. Тем более когда это заставляет по-настоящему испугаться, соскальзывая с острой кромки представлений о мире, дозволенных рассудком…

Юрка Егоров вернул Максиму пакет документов, которые подобрал, когда в порыве похмельного отчаяния Долгов разметал их по степи. Согласно этим бумагам, Долгов Максим Валерьевич являлся владельцем нефтяного месторождения под Сургутом.

– Это ж надо! – кричал в экстазе Максим. – Это ж надо было по пьяни выиграть такое в карты! Это ж сотни тысяч, миллионы евро!

– Ну правильно, – резонно подметил Фрунзик, – в то время нефть стоила копейки, а ты на кон свою московскую хату поставил…

Долгов разобрался с бюрократическими формальностями, открыл конфиденциальные счета в нескольких западных и российских банках и поровну разделил прибыль между всеми участниками их невероятной, безбашенной авантюры. Поэтому друзья благополучно пережили кризис, в котором еще долгое время пребывала Россия после всех трагических событий связанных с исчезновением огня. Спустя год Максим с Маринкой поженились, и у них родилась замечательная дочурка Ветка.

Они жили на редкость счастливой семьей, не ведая финансовых проблем или бытовых неурядиц. Смерть, страдание, ужас и миллионы километров космической пустоты сплавили Максима и Маринку в единое целое, научили их ценить каждый новый миг.

Юра Егоров, Фрунзик Герасимов и Святослав Торик зажили каждый по-своему, благо в деньгах никто не нуждался.

А Земля за пять лет практически полностью оправилась от истории с «богами», так и не узнав, кем же на самом деле они оказались…

– Будешь еще коньяк? – спросил Максим, вставая со стула.

– Нет. – Маринка усмехнулась. – Полагаю, поход в ресторан отменяется?

– Если есть желание, пойдем. Просто не хочется оставлять Ветку одну… После этого диска – осадок какой-то… не то что неприятный…

– Прохладный.

Долгов обернулся и посмотрел в глаза жене. Отставил фужер, так и не допив.

– Да, именно прохладный. Омерзительно анестезирующий нутро. – Он помолчал, потер лицо ладонями, собираясь с духом. – Маринка, я сегодня следил за тобой, потому что подозревал… ну-у…

– Что я тебе изменяю?

– Вроде того…

Маринка встала и подошла к Максиму, заглянув в глаза снизу вверх. Прижалась, обхватив за шею, и он с содроганием ощутил ее упругое тело под халатиком.

– Все-таки ты балбес, Долгов. Я ж, как только твоя рожа перекошенная в машину заглянула, сразу все поняла. И ведь сидел, поди, в кафе часа два, дожидался, кофе глотал?

Долгов виновато отвел глаза и сцепил руки за спиной Маринки, на талии.

– Угадала? – Она хихикнула. – Я ж тебя как облупленного знаю. Я ж тебя насквозь видела, еще когда мы вместе в пресс-службе восемь лет назад работали, хотя и была совсем девчонкой! Да неужто думаешь, что, если б я захотела изменить, ты бы узнал? Ну и балбес, ей-бо… – Маринка осеклась. – Натуральный балбес.

Максим вздохнул и положил голову ей на плечико, уткнувшись носом в шею.

– Давай ребят позовем, – тихонько сказал он.

– Каких еще ребят? – насторожилась Маринка, чуть отстранившись.

– Юрку, Фрунзика, Славку. Сто лет ведь не виделись. Посидим, поговорим…

– А-а… Конечно! Я только «за». Когда? В эти выходные в принципе можно…

– Ты не поняла. – Максим крепче прижал к себе Маринку. – Сейчас давай позовем.

– На ночь глядя? Время-то уже…

– Я понимаю, что это звучит глупо. Но у меня какое-то предчувствие дурацкое…

– Мне кажется, Максим, ты просто-напросто устал от безделья, – строго сказала Маринка, аккуратно высвобождаясь из его объятий и собирая со стола посуду. – Любовники тебе мерещатся уже, предчувствия непонятные терзают.

Долгов поправил резинку на домашних шортах и хмыкнул:

– М-да. И пузо растет.

– Во-во.

Маринка сунула блюдца и фужеры в посудомоечную машину, а оттуда достала чистые тарелки и принялась их рассовывать по местам. На секунду померк свет и снова загорелся в полную силу.

– Опять Толик с одиннадцатого свою установку врубил, – машинально прокомментировала Маринка. – Жжет электричество почем зря.

– Это, наверное, идиотская запись на меня тоску нагнала, – вздохнул Максим. – И чего только дочке приспичило эти занавески чертовы из простыней сооружать…

– Они не чертовы.

Маринка с Долговым аж подпрыгнули.

Ветка сонно переминалась на пороге кухни в сползших до середины попы пижамных штанишках.

– Нельзя так пугать маму с папой, – выдохнул Максим, чувствуя, как сердце колотит по ребрам.

– В моей комнате шарик светящийся летает, – протирая кулачками глазенки, сообщила Ветка. – Пурумкает и трещит.

– Тебе приснилось… – начал Долгов.

Свет погас. Посудомоечная машина хрюкнула и заглохла, обиженно замигав красным огоньком. Маринка уронила тарелку, и звон бьющегося фарфора расколол внезапную тьму. Через секунду электричество вновь включили.

Ветка так и продолжала стоять на пороге, не успев толком испугаться спросонку.

– Это все шарик, – сказала она. – Он живой.

– Хорошо, пойдем посмотрим, – вздохнул Максим, беря дочь за ручку и направляясь с ней в детскую.

В комнате горел ночник над кроваткой, высвечивая расплывчатый круг на смятой простынке. Подушка валялась на полу, помигивал зеленым глазком ожидания DVD-плеер, слегка дрожал возле кондиционера тюль.

Пахло озоном.

В дальнем углу, над компьютерным столом, висела шаровая молния.

Сгусток плазмы был настолько тусклым, что Максим не сразу его заметил. Лишь услышав глухое потрескивание и вскинув взгляд, он инстинктивно отшатнулся и выругался.

Шар, призрачно мерцая желто-зеленым светом, сместился вправо и завис возле цветочного горшка. Кромки листьев герани тут же засветились и задрожали.

– Не двигайся, – прошептал Долгов, крепче сжимая ладошку дочери. – Это шаровая молния.

– Молния не такая, – тут же возразила Ветка, привычно дунув на растрепанную челку. – Она за окошком сверкает.

– Бывает и такая… Слушай меня внимательно, – проговорил Максим, не отводя глаз от покачивающегося шарика размером с кулак взрослого мужчины. – Сейчас мы медленно выйдем в коридор, и я закрою дверь.

– Ты боишься? – шепотом спросила Ветка.

– Не боюсь, но лучше пусть она исчезнет, а мы подождем на кухне.

– А откуда она взялась?

– Не знаю… Из розетки.

Ветка непонимающе посмотрела на отца и нахмурилась, решив, что он шутит или разыгрывает ее.

Максим медленно отступил на шаг, аккуратно потянув за собой дочку. Она послушно засеменила, поправив свободной ручкой пижамные штанишки.

Молния стала чуть ярче и еле заметно стала двигаться к середине комнаты.

– Пап, она нас не убьет? – с детской непосредственностью спросила Ветка.

– Ни в коем случае, – рассеянно ответил Максим, делая еще один шаг назад. До двери оставалось не больше метра. – Я сейчас возьму тебя на руки. Главное – не бойся и не кричи.

– Я закричу, – предупредила Ветка, и в голосе ее прорезались панические нотки.

Шар засветился еще ярче, становясь похожим на клубок переплетенных желтых волокон, и резко пошел вперед.

Долгов мгновенно подхватил дочь, завизжавшую так пронзительно, что слух ненадолго отключился, и рванулся в коридор, пинком захлопывая за собой дверь. Запах озона ударил в ноздри, из щели возле пола резанул ослепительно белый свет. Сшибив в прихожей столик с медной вазой, Максим влетел в кухню, чуть не врезавшись в перепуганную Маринку с полотенцем в руке. Он поставил продолжающую истошно вопить Ветку на пол, закрыл дверь и прижался к ней спиной.

– Что стряслось? – закричала Маринка, подхватывая ревущую на всю мощь Ветку под мышки. – Ты в порядке?! Да что, мать вашу, происходит?

Максим поднял указательный палец, призывая замолчать, и припал ухом к двери. В прихожей было тихо, хотя приторный запах ионизированного кислорода доносился даже досюда.

– Тихо, тихо, Ветулечка, – успокаивала дочку Маринка, прижимая к себе. – Максим, что произошло? В доме кто-то посторонний?!

– Что-то… – откликнулся Долгов, принимаясь срывать с крючочков полотенца. – Кажется, шаровая молния.

Маринка сдавленно охнула.

– Выключи кондиционер, закрой все розетки любыми диэлектриками… Полотенца, сухая одежда, салфетки подойдут! Быстрее! – скомандовал Долгов, принимаясь обматывать тряпкой кран в раковине. – Микроволновку, плиту, комбайн, холодильник… все электроприборы вырубай!

Маринка посадила всхлипывающую Ветку на стул и принялась суетливо выдергивать вилки из розеток. Максим вскочил на стол и, встав на цыпочки, стал запихивать салфетки в вентиляционную решетку.

– Что с нами будет? Что с нами будет? Мы умрем, да? – затараторила Ветка, судорожно сжав в ручонках ложку.

– Никто не умрет! Все будет хорошо! Только перестань реветь и не ори под руку!

– Хватит срываться на ребенке! – яростно крикнула Маринка, отключая посудомойку. – Щель под дверью закрывай чем-нибудь!

Максим спрыгнул со стола, содрал с себя футболку и принялся подсовывать ее под дверь. Непослушные пальцы дрожали, сердце колотилось, в ушах все еще стоял пронзительный визг дочери, а перед глазами – стремительно надвигающийся сгусток призрачного света. Не зря его мучило дурное предчувствие… Вот ведь напасть!

Через минуту все электроприборы были выключены, розетки обложены полотенцами, кран и водосток закупорены, вентиляция по возможности перекрыта. Ветка немного успокоилась и тихонько всхлипывала на коленях у матери. В воздухе, кроме запаха озона, висело почти ощутимое напряжение – то ли настолько разболтались нервы, то ли и впрямь эфир пропитался электромагнитными полями.

– Чертовщина какая-то, – шепотом проговорил Максим, стараясь привести мысли в порядок. – Откуда посреди зимы взялась шаровая молния? Да еще в ясную погоду – я обратил внимание: вечерний буран-то быстро закончился, и тучи развеяло…

– Что она может нам сделать? – спросила Маринка, поглаживая Ветку по голенькой спинке. – Ты хоть раз встречал такие штуковины раньше?

– Нет, первый раз вижу. Много читал о всякой всячине, связанной с этим явлением, но сам никогда не сталкивался. Жуть какая. И главное… висела-висела, а потом как рванет на нас. Будто почувствовала, что хотим из комнаты убежать… Еле успел дверь прикрыть!

– Ну что – ждать будем? Или позвоним…

– Да уж. – Долгов вымученно усмехнулся. – Куда звонить-то? В милицию, чтоб арестовали ее и в тюрьму посадили? Или пожарникам, чтоб из брандспойта потушили…

– Охотникам з-за п-привидениями, – шмыгнув носом, прогнусавила Ветка. – Пурум… Они ее п-поймают.

Максим невесело покачал головой.

– Ну и денек…

В коридоре что-то упало. Все вздрогнули.

– Как она может проникнуть в помещение? – еле слышно проговорила Маринка.

– Да хрен ее знает… Через форточку, через розетку, по проводам, наверное. Я все-таки журналист по образованию, а не физик.

– По проводам? – Маринка задумчиво обвела кухню взглядом.

За дверью раздалось потрескивание и приглушенный щелчок. Долгов, часто дыша, вперился глазами в свою футболку, запиханную в щель.

– Она словно чует нас, – прошептал он. – Как думаешь, бумажки да тряпки ее остановят?

– По проводам… – подрагивающим голосом повторила Маринка. – Япона ма-ать…

– Вроде мы все перекрыли, – обернулся Максим, уже чувствуя, как наэлектризованные волосы встают дыбом. Возле дверного косяка снова раздался щелчок.

– Свет, – коротко сказала Маринка.

– Не понял…

– Лампочка. Проводка уходит в распределительный щиток в прихожей…

Они с Веткой синхронно вскинули головы вверх. Максим последовал их примеру спустя долю секунды, чтобы успеть заметить сыпанувшие с потолка искры, вспухающую черную полосу и вмиг лопнувшую лампу дневного света. Он инстинктивно прикрыл глаза от мелких осколков и бросился к жене с дочкой, загораживая их собой.

Ветка даже не завизжала, когда из-за пластиковой кромки люстры вылетел ярко-оранжевый шар, осветив всю кухню дрожащим сиянием. Девочка пребывала в ступоре.

– Никому не двигаться, – шепнул Максим, стараясь дышать потише. – Молчим, что бы ни происходило.

Молния, гудя и переливаясь сполохами плазмы, спустилась из-под потолка на уровень человеческого роста и замерла на миг, словно раздумывая, что делать дальше. Резкие тени, отбрасываемые предметами в разные стороны, делали картину вконец жуткой – знакомая до мелочей кухня стала похожа на мрачный подземный грот.

Шар медленно поплыл к лицам замерших в смертельном страхе людей. Его свет из оранжевого все больше отклонялся в красную часть спектра, но яркость оставалась прежней, отчего казалось, что шар втягивает в себя пространство, сжимает размеры помещения, дышит.

В полуметре от головы Максима молния остановилась. Стали видны какие-то энергетические прожилки в ее ядре, напоминающие переплетения хромосом. Только они очень быстро двигались, складываясь в невообразимые асимметричные фигуры. Алая поверхность переливалась фантастическими полутонами и мелко вибрировала. Потрескивание и гудение слились в ровный гул, остававшийся на грани слышимости. Запах озона стал нестерпим.

Шар жил.

Казалось, он разглядывал людей с интересом хирурга перед операцией.

Долгов чувствовал, как нечто невидимое давит на уши, на глазные яблоки, на гортань. Волосы на голове и груди встопорщились и шевелились, словно каждый из них таскали из стороны в сторону за кончик.

«Только бы Ветка не закричала», – мелькнула одинокая мысль.

Не сокращая полуметрового расстояния, молния неторопливо облетела вокруг Максима, Маринки и Ветки, задержалась возле одной из розеток, закрытой полотенцем, вновь поменяла цвет с красного на желтый и вдруг с невообразимой скоростью рванула под потолок. Никто не успел моргнуть, как шар с хлопком исчез в недрах плафона и по проводам ускользнул прочь.

Трое боящихся сделать лишний вдох людей остались сидеть в темноте кухни, прижавшись друг к другу. Лишь за окном, далеко внизу, огоньки машин отбрасывали еле заметные отсветы на белую стенку холодильника, да искрила наверху расплавленная проводка. И сердца в тишине отбивали едва слышный ритм. В такт пульсации нового, еще неведомого ужаса, нависшего над ними…

Только через минуту Ветка наконец закричала.