Глава одиннадцатая
ОТРАЖЕНИЕ ЗОЛОТА

…В сводчатом подвале, расположенном значительно ниже уровня земли, было душно и темно – на стене, воткнутый в ржавую железную державку, чадил и потрескивал одинокий смоляной факел. Здоровенный одноглазый субъект самого неприятного облика, стоя лицом к присутствующим, ворочал железные прутья, раскалявшиеся на углях в продолговатом железном же ящике, столь невозмутимо и буднично, словно готовил шашлык, а не пытошные орудия. Из одежды на нем имелась лишь короткая кожаная юбка. Его подручный, столь же здоровенный и неприятный – вот только у этого оба глаза были целы, – громко ругал третьего, должно быть, самого младшего по должности:

– Ты что принес, орясина? Тебя за чем посылали? – Он встряхнул лязгнувший мешочек. – Подноготные гвозди тоненькие, как бабские шпильки, они ж на самом виду лежат, под клещами для откусывания яиц… А ты мне что приволок? Гвозди для забивания в задницу. Думать надо, иначе всю жизнь так и будешь гвозди мастерам подавать… Посмотри на постояльца, дубина! Жирноват постоялец, в такой заднице любой гвоздь увязнет, такому первым делом нужно под ногти заколотить, еще до того, как железом погрели… Паш-шел! Чтобы вихрем мне принес подноготные! Да смотри, клещи не перепутай! Как они выглядят, которыми яйца откусывают?

– Оне широкие… – робко отозвался подручный.

– Хоть чего-то в башке задержалось! Правильно, золотце! Вот под ними и лежит мешочек с подноготниками… Бегом, чтоб подошвы горели!

Подручный, гремя гвоздями в мешочке, ошалело выскочил в низенькую дверцу. Сварог, сидевший на низкой неструганой лавке, обеими руками ослабил застежки кружевного воротника. Глянул в сторону – там, надежно привязанный к вбитым в кирпичную кладку железным костылям, с кляпом во рту помещался глэрд Рейт, не обремененный одеждой вовсе. Судя по его белому лицу, текущим вперемешку со струйками пота слезам, гримасам и выкаченным из орбит глазам, устремленным на раскалявшиеся понемногу прутья, благородному господину было немного не по себе. Однако Сварог не чувствовал к нему ни малейшей жалости – и, откровенно говоря, ничуть не тяготился здешней обстановкой. Одно из тех житейских дел, коими королям, увы, приходится порою заниматься…

Глэрд Баглю, заложив руки за спину, вышагивал по подвалу из конца в конец, его породистое лицо пылало нешуточным охотничьим азартом. Печать профессии, знаете ли: будь ты трижды герцогом из невероятно древнего рода, многолетние труды по управлению секретной службой накладывают свой отпечаток. Сейчас он был на тропе – и, как хороший охотничий пес, трепетал от возбуждения.

Палач, ухватив рукой в толстой перчатке холодный конец раскаленного прута, поднял его над углями. Довольно хмыкнул: прут раскалился так качественно, что напоминал уже не железо, а прозрачный столбик багрового, невыносимо жаркого пламени… Судя по звукам, Рейт обмочился самым позорным образом.

– Сразу железом погладим или сначала подноготные прикажете, ваша милость? – буркнул палач. – Где этот болван провалился…

Взглядом поманив глэрда, Сварог вышел с ним в соседнее помещение, столь же сводчатое и душное. Там со вбитого в потолок кольца свисали толстые ремни, на лавках и просто на полу навалом лежали всевозможные замысловатые штуки, способные сделать пессимистом любого.

– Послушайте, Баглю… – тихонько сказал Сварог. – А он, часом, не сдохнет? Он и так-то ни жив ни мертв… Может, начнете с племянника?

Баглю загадочно усмехнулся:

– Мой король, вы, уж простите, плохо разбираетесь в тонкостях нашего неприглядного ремесла… Во-первых, означенный племянник – здоровенный детина и отнюдь не трус, с ним было бы гораздо больше возни. Во-вторых, главой предприятия является как раз дядя. В-третьих же… Вам следует глубже изучить законы и уложения собственного королевства. В случае, если преступник не был взят с поличным, если следствие не располагает неопровержимыми уликами, пытку можно применять лишь в том случае, если на то дадут письменное разрешение четырнадцать присяжных королевского суда, равных обвиняемому по положению, титулу, званию, сословию… Как показывает опыт, присяжные опять-таки требуют доказательств и улик… Конечно, вы как король можете отринуть законы и повелеть пытать по вашему высокому желанию… но к чему вам репутация тирана? Увы, у нас нет ни малейших улик. Вы сами видели то зеркало – оно ничем не отличается от других… Если из него и в самом деле в урочный час полезут какие-то твари, этот час надо еще знать, дождаться его… В замке мы не нашли никаких странных предметов, никаких следов нечистой силы или черной магии…

– Но отчего же вы в таком случае…

– Государь, – проникновенно сказал Баглю. – Милейший Рейт – не из храбрецов. Ручаюсь, у него сейчас вылетели из головы все юридические тонкости, вы же видели, как его корежит…

– Ах, вот оно что… – с ухмылкой сказал Сварог. – Ну, тогда следует ковать железо, пока горячо…

– Именно это я имел в виду, государь.

– Пойдемте, – сказал Сварог. – Пока не опомнился, сукин кот, и не начал вопить о своих правах… Я постараюсь вам не мешать, милейший Баглю.

– Наоборот, ваше величество! – живо воскликнул Баглю. – Было бы просто прекрасно, если бы вы… Я не осмелюсь предложить своему государю соучаствовать в нашем треклятом ремесле, однако… Вы решили, он пришел в такое отчаяние оттого, что испугался меня? Лестно, конечно, для моей скромной персоны, но на деле, будь я здесь один, он быстренько справился бы с собою, вспомнил о своих законных правах, о том, что я, по сути, такой же глэрд, и не более того… Он вас боится, понимаете? Простите за правду, но за вами после всех ваших приключений тянется шлейф грозной загадочности. Никто ничего не знает толком. Публике известны лишь результаты ваших свершений – и народная молва, по-моему, совершенно справедливо, расцвечивает известное ей домыслами и пересудами, подозревая, что на поверхности лишь вершина, а есть еще могучие корни, пребывающие во мраке… Я и сам так думаю, извините на вольном слове, потому что давно занимаюсь этой грязной работой и хорошо представляю, сколько остается под землей. Что же тогда говорить о фантазии толпы? Одним словом, это вы его ввергаете в смертельный ужас…

– Ну что ж, – сказал Сварог. – При такой сволочи и в палачах состоять как-то не зазорно… Пойдемте.

Они вернулись в помещение, где в углу мрачно сидел брат Фергас, невозмутимый главный палач позванивал раскаленными прутьями, а прикрепленный к костылям глэрд Рейт дошел до крайней степени слабодушия, о чем недвусмысленно свидетельствовал распространившийся по подвалу запах, поневоле заставивший Сварога закрыть нос платком.

Он все же превозмог себя, подошел почти вплотную и, зловеще уставясь на пронзительно пахнущего Рейта, с расстановкой спросил:

– Вы, сдается мне, решили, что надолго обосновались в этом неуютном местечке? Глупости, Рейт. Это глэрд Баглю, человек романтической натуры, полагает, что нет на свете ничего страшнее железок, которыми забавляется вон тот хмурый дядька… Да полноте, вы еще не бывали в гостях у меня в Хелльстаде, незнакомы с тамошними милыми созданьями, которые нормальному человеку и в страшном сне не привидятся… Вот именно, глэрд. К чему мне здесь, в Глане, репутация тирана и зверя, безжалостно пытающего титулованных дворян? Я вас нынче же заберу к себе в Хелльстад, там вы быстренько поймете, что такое настоящее узилище и настоящие ужасы. И никто не станет требовать у меня отчета – ну какие в Хелльстаде, к лешему, присяжные? Я там и без них обхожусь. И косточек не найдут…

Решив, что затягивать удовольствие дальше неразумно – чего доброго, помрет с перепугу, – сделал одноглазому многозначительный жест. Тот, поняв его совершенно правильно, бесшумно приблизился и двумя мощными пальцами выдернул изо рта Рейта добротный многоразовый кляп из кожаного мешочка с пенькой.

Какое-то время глэрд осторожненько закрывал рот, медленно возвращая в нормальное состояние сведенные судорогой мышцы лица. Потом, косноязычно шевеля языком и пуская слюни, пролепетал:

– Ва… ва…

Сварог терпеливо ждал, когда родится что-то более осмысленное.

– Ва-ва-ваше вели…

– Ну да, – сказал Сварог. – Это я, мое величество. Полновластный король здешней державы. А вы, милейший, – лукавый, злокозненный подданный, который едва не погубил невинного человека, да вдобавок, что гораздо тяжелее, связался с неведомой нечистой силой, выползающей из зеркал без всякого дозволения таможни и пограничной стражи… Что же, прикажете вас кормить пряниками и придворные звания жаловать? Плохо вы меня знаете… Обращению с публикой вроде вас я учился у моего соседа и брата Конгера Ужасного, а у него, должен вам сказать, если разоблаченного куманька нечистой силы сжигают на костре, тот считает, что ему крупно повезло, – потому что иные помирают долгонько…

– Государь! – отчаянно возопил Рейт. – Чем угодно клянусь: они к нечистой силе не имеют никакого отношения! Я – слабый человек, поддавшийся соблазну, что есть, то есть, но не настолько я не дорожу жизнью и душою, чтобы связываться с нечистым! Спросите брата Фергаса, он ведь наверняка с вами был в моем замке! Они странные, верно, только не имеют они ничего общего с нечистой силой!

Брат Фергас, вовсе не настроенный разрушать столь успешно протекавшее дознание, уперся в него тяжелым взглядом и молчал, явно не собираясь выступать в роли адвоката.

– Интересно, откуда мне знать, правду вы говорите или опять врете по своему подлому обыкновению? – спросил Сварог хмуро. – Тебя, мерзавца, спасет лишь полная откровенность. Как только начнешь врать или вилять…

– Ваше величество! – истово воскликнул Рейт. – Располагайте мною, умоляю!

Сделав вид, что пребывает в задумчивости, Сварог старательно нахмурился, подперев чело рукой, потом поднял голову и громко распорядился:

– Эй, кто-нибудь! Отвяжите его и дайте какую-нибудь дерюгу, чтобы не оскорблял нашего королевского взора столь отвратным видом. Только сначала хорошенько вытрите его чем-нибудь, чтобы я мог свободно вздохнуть…

Он был доволен собой – изъяснялся в добротном стиле тех самых рыцарских романов, к которым пристрастилась Мара, а сам он их лишь пролистывал перед сном, чтобы заснуть наверняка.

Палач с помощниками отвязали благородного глэрда, привычно облили его водой из бадейки, обтерли ветошью, накинули на плечи какую-то драную холстину и, подчиняясь жесту Сварога, выпихнули в соседнее помещение.

– Садитесь уж, – сказал Сварог, указывая на широкую лавку. Однако глэрд шарахнулся от предлагаемой мебели, как черт от ладана. Присмотревшись, Сварог понял причину: снабженная воротами и кольцами скамья была явно предназначена для следственных действий вроде растягивания. Дрожа, кутаясь в рванину, глэрд отодвинулся в уголок, подальше от длинных щипцов, воронок и прочих интересных приспособлений, уселся там на корточки, легонько постукивая зубами. Сварог, не чинясь, уселся на помянутую скамью. Там же поместились Баглю с монахом, а главный палач встал над допрашиваемым, хмуро пояснив:

– Оне иной раз норовят башку об стену разбить, чтоб, значит, ноги сделать от правосудия…

– Ну что вы, друг мой, – сказал Сварог почти весело. – Наш благородный глэрд, я уверен, любит жизнь во всех ее приятных проявлениях и ни за что не станет добровольно ее укорачивать… Но вы все равно стойте, где стоите. В самом деле, мало ли… Итак?

– Я их не звал! – сообщил Рейт, ежась. – Отроду не занимался чернокнижьем, и в замке у меня вы ничего подобного не найдете!

– Мы и не нашли, – сказал Сварог. – Вот только у меня есть подозрение, что это еще более запутывает дело…

– Ну что вы, государь! Все просто! Вернее, это теперь кажется простым и привычным, а сначала я испугался насмерть… вернее, не испугался, а удивился, потому что тогда, два года назад, они не сами показались, начали подбрасывать золото… Зеркало висело в замке с незапамятных времен, и никогда за ним не замечалось никакой чертовщины…

Сопя и хлюпая, стеная и ежась, он попытался было углубиться в исторические изыскания, повествуя о заслугах своих предков и себя лично перед предшествующими гланскими королями, но Сварог эти поползновения пресек моментально и безжалостно, прикрикнув ледяным тоном:

– Предками тут не заслонишься. А передо мной у тебя заслуг нет, одни прегрешения. Без лирики мне, а то сюда уложу! – похлопал он ладонью по пытошной скамье. – И подрасти помогу, а то что-то ты у нас коротковат…

Под чадящим факелом бесшумно примостился писец, нацелил карандаш на бумагу с ловкостью человека, привыкшего споро работать и в столь непритязательных условиях. Тяжко вздыхая, глэрд Рейт стал описывать историю своего морального падения, попутно предаваясь самобичеванию и выдавая всех, кого только мог вспомнить и припутать.

Как многое в нашей жизни, эти события развернулись совершенно неожиданно. В одно прекрасное утро озадаченный дворецкий сообщил хозяину, что с большим фамильным зеркалом в «доспешной зале» происходит какая-то чертовщина. Прибыв на место происшествия, хозяин собственными глазами убедился, что сказано, пожалуй, слишком мягко. Зеркало, как ему испокон веков и полагалось, исправно отражало все одушевленные существа и все неодушевленные предметы – вот только на той стороне лежал у самой рамы желтый предмет размером с кулак, которого на этой стороне не было. Здесь его не было, а там он был.

Призванные в качестве независимых свидетелей племянник глэрда и двое доверенных слуг с ходу констатировали, что ни хозяину замка, ни дворецкому вовсе не чудится, – желтый предмет, словно бы металлический, а формой больше всего напоминающий полушарие, и в самом деле лежит на той стороне при полном отсутствии его аналога на этой.

Воцарилось тягостное недоумение. Все гипотезы, на какие только хватало взбудораженной фантазии, не поддавались проверке экспериментальным путем, поскольку никто представления не имел, как попасть в Зазеркалье. Очень быстро сами собой на ум пришли древние легенды и жуткие россказни о неведомых зазеркальных обитателях и их несомненной связи с тем, кого негоже поминать к ночи, – да и средь белого дня произносить это имечко неуютно.

Племянник, как человек юный и вольнодумный, стоял на том, что из зеркала вовсе не обязательно приходят одни напасти, – есть и легенды прямо противоположные, хотя их гораздо меньше. Дворецкий, как человек старого закала, видел тут в первую очередь происки нечистого. Глэрд колебался меж двумя крайностями, а слуг, в общем, особо и не привлекали к дискуссии.

В конце концов послали в деревню за Кривым Маком – старикашкой вредным, хвастливым и пьющим, но все-таки обладавшим кое-какими несомненными способностями колдуна и чертозная, в чем давно убедилось поколения три крестьян, да и благородных дворян. Прибыв на место, Мак первым делом сожрал бараний бок и насосался глэрдова лучшего пива от пуза, долго чванился и расписывал свои подвиги, потом все же взялся за дело, побуждаемый частью звоном золота под носом, частью угрозами стереть в порошок и подвести под стародавнюю, но до сих пор официально не отмененную статью закона «о предерзостных ведунах». Мак завонял весь первый этаж, сжигая какие-то сушеные корешки и зелья, изрисовал дубовый паркет углем и мелом, забодал всех громкими невразумительными заклинаниями, но все же в итоге твердо заверил, что никакой нечистой силы он тут не зрит. Не зрит, и все тут, хоть ты тресни. Посовещавшись, ему поверили – субъект, конечно, был своеобразный, но, по устоявшемуся мнению всей округи, дело свое знал и профессиональной репутацией дорожил. Страхи рассеялись, недоумение осталось.

На другой день, утречком, благодаря налаженной дворецким сети внутризамкового стукачества, был вовремя изобличен и задержан один из двух посвященных слуг, пытавшийся покинуть замок с тем самым желтым предметом в кармане. После парочки затрещин и угрозы без всякого суда сгноить в подземелье он признался, что на рассвете обнаружил эту штуку уже на этой стороне и беззастенчиво прибрал к рукам, потому что по весу эта загадочная хреновина больше всего напоминала то ли золоченый свинец, то ли золото.

Слугу заперли в подвал и снова послали за Маком, приказав подать из кухни пиво и бараний бок. Часа два провозившись с загадочной находкой, начадив и нашумев не меньше, чем в прошлый раз, Кривой не обнаружил связи ни с черной магией, ни с нечистой силой. Тогда глэрд, севши на коня и поскакавши в столицу – а столица та была недалеко от села, – явился к знакомому ювелиру, которого знал давно и мог на него полагаться.

Ювелир, затратив вдесятеро меньше времени, чем Мак, с помощью сугубо профессиональных методов изучил предмет и заверил, что они имеют дело со слитком чистейшего золота, чья стоимость… Глэрд не велел ему продолжать – он и сам отлично разбирался, сколько может стоить слиток высокопробного золота величиной с мужской кулак. Сумма получалась приличная даже для вполне зажиточного глэрда.

Таким образом, в головоломной загадке моментально обнаружились и приятные стороны. В ту же ночь глэрд Рейт, его племянник и верный дворецкий, погасив все лампы, засели в «доспешной зале», на всякий случай вооружившись до зубов и прихватив все отыскавшиеся в замке божественные книги, числом полторы (не часто, увы, в сем замке обращались к писаниям святых мудрецов, и полторы-то еле наскребли…).

Примерно за полчаса до полуночи зеркало, насколько удалось рассмотреть в лунном свете, помутнело, покрылось странными огоньками, мерцающими и кружащими, минут через несколько все они погасли, а туман рассеялся – и по ту сторону зеркала обнаружилась непонятная фигура, укутанная в балахон с капюшоном, освещенная слабым источником света так, чтобы ее было видно. В нее едва не пальнули сгоряча, но опомнились – кто, кроме этого создания, мог положить сюда золото? Чистейшее и на приличную сумму?

Неприятным голосом, не вполне похожим на человеческий – глэрд особо отмечал это обстоятельство, хотя и не мог объяснить, в чем же отличия, – фигура вполне членораздельно и внятно попросила их не пугаться, заявив, что является существом из плоти и крови, не имеющим ничего общего с нечистой силой, и намерена заключить взаимовыгодное соглашение вроде торгового, а в знак серьезности своих намерений и дружелюбия уже выплатило маленький задаток.

Слово «задаток» глэрду весьма понравилось, а еще больше привлекало то, что слиток золота величиной с кулак существо небрежно поименовало «маленьким». Перспективы открывались интереснейшие. Расхрабрившись, глэрд велел спутникам убрать подальше оружие, а загадочного гостя в балахоне пригласил выйти из зеркала, присесть за стол, как принято меж благородными людьми, и обсудить все по-деловому, а не на ногах, подобно продающим корову простолюдинам. Гость вышел, предупредив предварительно, что он на той стороне не один, и в случае какого-нибудь коварства за него отомстят молниеносно и надежно. (Что, между прочим, свидетельствовало о некоторой осведомленности существа о человеческой природе и психологии.) Глэрд и не помышлял о каких-то коварных ходах: дело было не только в золоте, он слишком хорошо понимал уже, что создания, способные забросить на нашу сторону из Зазеркалья слиток золота, могут, пожалуй что, набросать оттуда и каких-нибудь зажигательных снарядов в самый неожиданный момент. Да и разглядел уже, что зеркальное стекло исчезло начисто, что на той стороне нет уже отражения зала, зато в полумраке шевелятся смутные фигуры, направив в их сторону дула и жерла.

Уселись тут же, в зале. Глэрд так и не видел ни лица гостя, ни хотя бы кончика пальца, но тот, по крайней мере, мог сидеть, как человек, а изъяснялся вполне вразумительно, лексикон его был богат, речь – гладка. По размышлении глэрд вынужден был признать, что, не видя собеседника, а лишь слыша, принял бы его за обыкновенного образованного человека, а то и дворянина. То, что голос загадочного гостя был скрипучим и каким-то не таким, картину не портило – в конце концов, глэв Гюсан, которому искусные лекари вставили серебряную трубку в развороченную картечью на войне глотку, хрипел и скрипел при каждом слове не в пример диковиннее, а вот поди ж ты, привыкли и научились понимать…

Вскоре выяснилось, что незнакомец в балахоне – своего рода купец, но не простой, а высокопоставленный, что-то вроде старшины Сословия Мер и Весов, если переводить на привычные мерки, а с подобным купеческим сановником и дворянину сидеть за одним столом не зазорно. И дело его опять-таки насквозь знакомое: означенный субъект «по ряду причин, излагать которые было бы слишком долго и сложно», намеревался проложить через «доспешную залу» глэрда нечто вроде торгового маршрута, за что, конечно же, готов был платить владельцу данного места, как принято в цивилизованном обществе. По его заверениям, место, откуда он вышел, было не какой-то там магической страной или обиталищем нечестивых демонов, а обыкновенным миром, таким же, как Талар или Сильвана, но расположенном в пространстве так заковыристо, что он, гость, и сам толком не понимает, как это можно объяснить обыкновенными человеческими словами, поскольку, к тому же, не обременен особой книжной ученостью, предпочитая торговые дела.

Глэрд и сам не особенно требовал научных объяснений – его гораздо больше интересовали материальные вопросы. Он быстренько смекнул: очень похоже на то, что какие-либо другие зеркала загадочного гостя не устраивают, что именно это, в замке, ему позарез необходимо. Как с Кантарийским перевалом: нет в округе другого места, где было бы так удобно проложить большую дорогу, нет, хоть ты тресни, и тому, кто вознамерился бы сделать крюк, пришлось бы отмахать добрых две сотни лиг. Вот и платят купцы соответствующую пошлину благородному глэву, на чьих родовых землях помянутый перевал расположен, кряхтят, жалуются, но платят, никуда ведь не денешься, поедешь в обход – еще больше затратишь…

С этой точки зрения глэрд и повел дальнейшую беседу. Существо в балахоне мысли Рейта уловило моментально – и весь последующий разговор представлял собою банальнейший торг. Глэрд боялся продешевить, а существо, хоть и издавало звуки, вполне соответствующие кряхтению, хоть и порывалось пару раз, совершенно как опытный таларский купец, убраться восвояси, но все же не очень торопилось, подтверждая тем самым первоначальные догадки глэрда, что особого выбора у загадочного гостя-то и нет. После демонстративных вскакиваний и прощаний, после торга и взаимных обвинений в чрезмерной алчности дело все же начало понемногу налаживаться. К рассвету ударили по рукам – чисто в переносном смысле, поскольку конечностей гостя глэрд так и не увидел, о чем не особенно и сожалел: а зачем, собственно? Какая разница, как выглядит конечность, протягивающая тебе золото?

И по тропе двинулись караваны… В течение двух лет деловые партнеры с той стороны появлялись из зеркала строго по своему расписанию – один раз в одиннадцать дней, которое не нарушили ни разу. Число путешественников, наоборот, не было чем-то незыблемым и неизменным: как правило, от семи до десяти, а иногда с ними были один-два тяжело навьюченных ящера. Всякий раз они успевали от заката до рассвета проделать путь со своей поклажей от замка глэрда до морского берега и обратно (иногда кто-то из них уплывал с грузом на корабле, иногда – нет). Поскольку маршрут этот пролегал по землям глэрда и его вассала, малолетней гланфортессы, где чужие появлялись крайне редко (а ночью и свои не болтались под звездным небом), тайну удавалось хранить надежно.

Откуда взялся корабль, на котором увозили грузы, глэрд не имел представления. Ему просто сообщили, что корабль придет, и посоветовали арендовать у юной дворянки единственный подходящий для импровизированной пристани участок на многие мили побережья. (Сам он, обдумав все, высказал предположение, что стал не первым и не единственным из таларских жителей, кто наладил с «балахонщиками» торговые дела.) Как же иначе, если на корабле были самые натуральные люди?

Разумеется, пришлось как следует поработать со слугами. Им преподнесли версию, которая никого не удивила, потому что не несла в себе ничего нового и необычного: его светлость тоже решил в конце концов заняться контрабандой. В пограничных местностях, так уж исстари повелось, отношение к контрабанде незатейливое и насквозь житейское – как у крестьян к севу или выпасу овец…

Следить, ясное дело, приходилось недреманно. За эти два года с жизнью распрощались пятеро слуг – кто по пьянке наговорил в деревенской корчме лишнего, кто чересчур уж нагло потребовал увеличения платы за молчание, а один вообще собирался, как честный подданный его величества, донести в полицию. Отбытие из нашего мира всех пятерых было обставлено столь продуманно, что никто ничего не заподозрил. По тем же причинам пришлось, пусть и с болью душевной, расстаться с Кривым Маком, каковой тоже начал звонить языком на всех углах, а в силу непредсказуемости характера старикашки любые заключенные с ним договоренности были вилами на воде писаны. Пряча глаза и проронив слезинку, глэрд поведал, что ни у кого так и не возникло мыслей, будто смерть седого чертозная вовсе не была следствием неумеренного потребления спиртного.

Легко догадаться, что глэрд сгорал от любопытства, пытаясь выяснить, что же лежит в загадочных тюках и ящиках, но никак не мог до них добраться, все его предложения о помощи в переноске решительно отвергались. Где-то через год, когда взаимовыгодные отношения устоялись и окрепли, он все же поставил вопрос ребром, заявив: как он может быть уверен, что его не обманывают с выплатами пошлины, если не знает, что в мешках? И пригрозил разорвать прежние договоренности в одностороннем порядке.

Вновь состоялся разговор по душам – если точнее, откровенная свара, но, как и рассчитывал хозяин замка, более подходящего маршрута у его зазеркальных друзей, похоже, не имелось. Ему показали содержимое нескольких тюков по его выбору, но, вот незадача, подавляющее большинство обнаружившихся там предметов настолько не походили на что-то известное, что об истинном их предназначении глэрд просто не мог догадаться (как и сам Сварог, добросовестно выслушавший длиннейшие, но не ставшие от этого понятными описания). Лишь некоторые вещички вроде уже конфискованных людьми Баглю у пастухов «водяной лампы» и «волшебной сковородки» оказалось возможным приспособить к повседневным нуждам (как и полдюжины других, найденных в замке опять-таки ищейками Баглю). Глэрду они были не столь уж и необходимы, но из чистого стяжательства он требовал присовокупить их к обычной плате.

Будущее казалось безоблачным – «зазеркальщики» пока что не собирались искать новый маршрут либо отказываться от старого, после брака племянника с хозяйкой замка Барраль ее земли должны были самым естественным образом соединиться с глэрдовыми (и побережье в том числе), купленный с душой и потрохами королевский пристав, со своей стороны, обеспечивал тайну и безопасность…

Беда, как водится, грянула неожиданно. Слабым звеном в цепочке оказался родной племянник, кровиночка, сволочь этакая. Кто же мог предположить и просчитать заранее, что он, пылая плотскими желаниями, устроит невесте экскурсию с демонстрацией кое-каких диковинок? Отправить паршивца следом за Кривым Маком и ненадежными слугами не поднималась рука – кроме племянничка, у вдового и бездетного глэрда других наследников не было, земли при другом раскладе отошли бы короне как выморочные, а герб был бы принародно перевернут, что означало пресечение рода. Пришлось помиловать обормота, измочалив, правда, об него арапник, – и ускорить свадьбу, насколько возможно. В Барраль был отправлен продажный пристав… Последствия известны.

…Сварог долго вдыхал полной грудью свежий вечерний воздух, казавшийся невероятно сладким после подвальной духоты, пропитанной дерьмом, копотью и грехами человеческими. Потом задумчиво сказал:

– Он не врал, я уверен. Вполне возможно, о чем-то я попросту не спросил, но любое вранье я бы выявил… В самом деле, это никак не похоже на нечистую силу…

– Решительно не похоже, – кивнув головой, подтвердил брат Фергас. – Ни малейших следов мы не выявили. Что ж, так легче…

– Смотря кому, – поморщился Баглю. – Лично мне, как главе известной канцелярии, крайне неприятно, что под носом у меня регулярно проскальзывают контрабандисты. То, что они приходят из зеркала, ситуации не меняет – из зеркала ты там или откуда, а пошлину платить изволь, и документы у тебя должны быть в порядке…

– Рейту они говорили, что таскают свою поклажу из одного ненашенского мира в другой… – протянул Сварог. – Но вы правы, милейший Баглю: пользоваться нашим миром без нашего дозволения – по меньшей мере бестактно. А по большому счету, это вульгарнейшее нарушение наших законов. И отвечать должен по всей строгости.

– Никуда они от нас уже не денутся, – мстительно поведал Баглю. – Замок занят гвардейцами, всех без исключения причастных мы перехватали и посадили под замок. День следующего визита знаем точно. Уж я их встречу… Не смотрите так, государь, я не собираюсь, словно глупый юнец, бросаться с голыми руками на эти их жерла. Дадим им выйти и тихонечко сграбастаем на полпути к морю. А тот корабль никуда не денется, наши корветы перехватят. Вообще-то, ваше величество, о подобных случаях я должен незамедлительно ставить в известность Канцелярию земных дел, ее восьмой департамент…

Сварог спокойно сказал:

– Но ведь вам известно, что совсем недавно ее величеству императрице было угодно распорядиться о создании еще одной конторы, чей глава стоит выше милорда Гаудина?

– Разумеется… господин капрал Небесной лейб-гвардии!

– Так-то, – сказал Сварог. – То, о чем восьмой департамент не знает, ему и не повредит… Я дам вам людей, вооруженных кое-чем посерьезнее мушкетов. Опасаюсь, у этих созданий под балахонами может оказаться и оружие… Одного я не пойму: почему никто в округе не заметил вьючных ящеров? Создания в балахонах еще могли в ночном мраке сойти за людей, но ящеры-то?

– Ваше величество… – легонько усмехнулся Баглю. – Вы, должно быть, невнимательно читали ученые книги о гланской фауне… У нас еще водятся горные вараны, нигде на континенте их уже не осталось, вымерли, а у нас тысячи две осталось. Есть умельцы, которые приучают пойманных совсем крохотными детенышей и к плугу, и к вьюку. Так что здесь нет никакой загадки: их ящеры очень похожи на горных варанов, только и всего…

Он неотрывно следил за каретой с занавешенными окнами, стоявшей у входа в подвал. Вывели глэрда Рейта, закутанного в плащ с опущенным капюшоном, затолкали внутрь, стражники вскочили на запятки – и карета тронулась.

– Езжайте, милейший Баглю, – сказал Сварог. – Я же вижу, вы сгораете от нетерпения продолжить разговор, вытряхнуть из него все остальное… Езжайте.

Баглю с видимым облегчением поклонился, бросился к своему коню, взлетел в седло и поскакал вслед за каретой, уже свернувшей к главным воротам королевского замка. Сварог медленно зашагал по брусчатке бок о бок с монахом. Поодаль маячил слуга, но приближаться опасался, полагая не без резона, что его величество поглощен важнейшими государственными делами.

– Как же вы проморгали… – произнес Сварог.

– Потому и проморгали, что это нечто насквозь житейское, – задумчиво сказал брат Фергас. – Не имеющее отношения к потустороннему, к магии… И ведь не только мы проморгали… А в общем… Наши Братства не всемогущи, государь. Конечно, досужие языки нам приписывают нешуточное могущество и обладание некими страшными тайнами, но признаюсь, ваше величество, в этом все же много от сказок. Нет ни особого могущества, ни каких-то тайн. Просто-напросто мы старые и опытные охотники – вот и все… Боремся с Тьмой, как умеем. А упорство и решительность, увы, не всегда заменят могущество… Тот же случай, что и с вами, уж простите за дерзость. Вам тоже присуща решимость и упорство, но они не делают вас всемогущим…

– Да уж, к великому моему сожалению… – сказал Сварог печально. – Нужно нам с вами как-нибудь выбрать время и обстоятельно поговорить по душам, причем я буду выступать не в роли короля, а в качестве главы той самой конторы, о которой мы говорили с Баглю… Меня беспокоит Горрот… даже не сам Горрот, а то, что внешне там все благополучно, все в рамках имперских законов и установлений – но, я уверен, есть и оборотная сторона.

– Полностью с вами согласен, – кивнул брат Фергас. – Не примите за лесть, государь, но вы нашли отличную формулировку. Полная открытость и благолепие – и некое потайное дно, как в старинных шкатулках.

– Значит, вы…

– Мы ничего не можем выяснить, – сказал монах. – Те, кто оттуда возвращаются, не могут выяснить ничего… конкретного. Другие бесследно пропадают, и мы опять-таки не в состоянии отыскать следов. Или улики. О, никто не создает помех деятельности Братства – но люди исчезают, словно тают в воздухе…

– А что, если пойти на него войной? – размышлял вслух Сварог. – Повод найти нетрудно, никого не удивит даже отсутствие повода – когда это оно считалось препятствием к развязыванию войны?

– Для серьезной войны у Глана не хватит сил. Вам ведь нужна не очередная пограничная стычка, а полный разгром Горрота и его захват?

– Желательно бы, – кивнул Сварог.

– У Глана на это никогда не найдется сил. Впрочем, как и у Горрота в отношении нас.

– Союзников бы нам, – сказал Сварог мечтательно. – Коалицию с Ронеро или Снольдером… Попробовать, что ли?

– Ронеро не до нас, – подумав, сказал монах. – Конгер умирает, ему остались считанные дни. А законного, признанного всеми наследника нет – только внебрачная дочь и около двадцати королевских родственников, в большинстве своем людишек пустых и никчемных. В Снольдере обстановка еще унылее – там есть совершенно никчемный король, но нет сильных министров, имевших бы вес… Никакой коалиции нам в обозримом будущем не сколотить. Наши Братства не в состоянии выступать в чистом поле против армий…

– Бог ты мой, – в сердцах сказал Сварог. – Я, конечно, и раньше предполагал, что быть королем непросто, но только теперь понял, как это тягостно. Точно знаешь, что хочешь, что нужно сделать, – и отчетливо видишь, что сделать не в силах ничего…

Они понемногу приближались к королевскому дворцу – не столь уж большому зданию старинной постройки, с узенькими окнами и навесными башенками-машикулями, задуманному в первую очередь как рубеж обороны, а не средоточие комфорта. Откровенно говоря, почти спартанская простота сего обиталища Сварогу не очень так уж и нравилась, он был уже чуточку избалован небесной роскошью.

Возле узкого высокого крыльца – опять-таки идеально приспособленного для долгой обороны – стояла Мара в компании нескольких телохранителей. Слуга так и тащился следом, то порываясь подойти, то робко отступая.

– Вам нужно беречься, государь, – сказал монах бесстрастно. – Эта неожиданная вежливость Стахора – я об оставлении им Заречья и Корромира – меня беспокоит даже больше, чем какой-то откровенно враждебный акт…

– Меня тоже, признаться, – серьезно сказал Сварог. – Но вот от чего прикажете беречься, святой брат? Не знаете? И я не знаю… Положительно, этому болвану что-то от меня нужно!

Он приостановился и жестом приказал тащившемуся по пятам слуге подойти.

Тот, кланяясь, как подобает, тихо сообщил:

– Государь, в столицу прибыл ваш младший брат…

– Вы что-то путаете, любезный, – сказал Сварог почти весело. – Нет у меня братьев и не было… – И тут же спохватился. – Тьфу ты, я и не подумал… Конечно же, младший брат… Харланский герцог или кто-то из Вольных Маноров?

Старательно пуча глаза и держа руки по швам, слуга доложил:

– Несколько часов назад в столицу на купеческом корабле приплыл король Арира из Вольных Маноров – под вымышленным именем, в сопровождении кого-то из своих баронов, тоже путешествующего инкогнито. Оказавшись в столице, король открыл свое подлинное имя и заявил, что хочет с вами увидеться по конфиденциальному делу… Глэрд Таварош ждет распоряжений… Он говорит, что король настоящий…

– Интересно, какого черта ему от меня нужно? – в недоумении вопросил Сварог. И, не стесняясь нарушать этикет перед лицом подданных, размашисто хлопнул себя по лбу. – Я с сегодняшними событиями забыл все на свете… Бони!

– Именно так, государь. Король Арира Бони Скатур Дерс Первый. Подлинное имя барона мне неизвестно, его так и не назвали…

– Ничего, я и сам знаю, – нетерпеливо сказал Сварог, улыбаясь. – Готов биться об заклад, барона зовут Паколет… Ноги в руки, любезный! Марш на кухню, и пусть повара наготовят столько, чтобы хватило на целый платунг голодных драгун! И бочоночек из погреба, из заветного отделения! Ну, не стой столбом! Чтоб подошвы горели!

Слуга, оскальзываясь, кинулся прочь – к поварне.

– Добрые знакомые? – спросил монах.

– Друзья, – сказал Сварог, все еще улыбаясь. – А у меня не так уж много друзей… Простите, святой брат, я вас оставлю…

Уверенно стуча каблуками по древней брусчатке, он быстро зашагал к Маре, на ходу прикидывая, как проще и незаметнее всего улизнуть из замка.