Глава 27. Остров свободы
— Можешь раздеться, — сказала Ника. — Там ни к чему покровы.
— Что, совсем?
— А это как пожелаешь! — засмеялась она. — Вообще тут лишь вопрос вежливости. Ты же снимаешь перчатку, когда протягивают открытую ладонь?
Если бы не был убежден в обратном, подумал бы, что меня испытывают. Уж я не замечен в лишней стеснительности, но рядом с Никой ощущал себя нескладным, неуклюжим. И чтобы эдакий Квазимодо предстал перед богиней во всем безобразии?
— Решай сама, — нашелся я. — Если не боишься ответственности.
Вот уж чего она не боялась.
— Тогда совсем, — решила Ника. — К чему выделяться? В нашем монастыре своя форма.
— Кокетничаешь? Чтобы у вас — и форма!.. А выделяетесь вы в любой компании, даже среди своих.
— Ну, кокетничаю, — легко согласилась она. — Немножко можно, правда?
Девушка уже разделась — если так можно сказать о единственном махе, которым она сбросила с себя платье. Зато мне пришлось потрудиться. Подперев кулачком бедро, Ника с интересом следила за моим разоблачением. Когда процесс наконец завершился, девушка ухватила мою руку и увлекла за собой в Окно, будто в омут. Невольно зажмурив глаза, я «нырнул».
И вдруг очутился в лесу — к счастью, безлюдном. Сквозь нечастые и не особо густые кроны прорывались утренние лучи. Ясно виделись лишь ближние деревья, отражаясь в тихой реке, а дальние скрывал туман, кое-где сгущавшийся в синеву, но под лучами похожий на жидкий свет.
Оскальзываясь на мокрых камнях, Ника вошла в прохладный поток, с улыбкой оглянулась. Затем поплыла, светясь телом сквозь прозрачную воду.
— Наверно, это окрестности Скалистых Гор? — предположил я.
Конечно, в своих виртуальных странствиях я заглядывал и в здешние места — но сейчас-то все происходило в реальности!
— Не простудишься? — спросил. — Здесь не жарко.
— Не успею, — откликнулась девушка. — Даже если бы могла.
Через пару минут мы действительно окунулись в тропическую жару, перенесясь на песчаный берег океана. И уж тут оказались не одни. По кромке воды широким карьером мчала кобылица, белая точно лебедь. Из всей сбруи ее стесняла лишь уздечка. А управляла скакуньей девушка и вовсе без единого лоскутка на стройном теле. Кожа у нее была матовой и сплошь коричневой — то ли от загара, то ли от естественной смуглоты. За спиной метались смоляные волосы, спускаясь до поясницы. Лицо как у испанской грандессы: тонкое, выразительное, с четкими дугами бровей над пламенными глазищами. А осанка — бог мой! Прогнутая спина, гордо откинутая голова, царственная уверенность в каждом жесте. Кстати, наряд Евы шел ей куда больше, чем самое роскошное платье.
— Это Мария, — сообщила Ника. — Из Венесуэлы.
Если она и не святая, то такой деве даже я готов лобызать ноги.
— Которая? — спросил, лишь бы пригасить восторг. — Белая или гнедая?
Картинка и впрямь была избыточно красивой. А смуглый девичий зад на снежном крупе гляделся сногсшибательно. Ника улыбнулась, наверняка поняв меня еще лучше, чем я — себя.
— Седалище она не натрет? — прибавил я. — Не говоря о прочем.
— От этого у нас не бывает потертостей.
Что мне оставалось сказать?
— Завидую.
Перебросив ногу через шею кобылы, всадница слетела на песок и с десяток метров пробежала рядом с ней, затормозив вплотную к нам. А белая скакунья унеслась дальше, будто ей самой нравилось гонять по берегу. Сбылась мечта старого анархиста — про землю, по которой будут ходить свободные люди и свободные кони. Куда уж свободней? Вот разве уздечка…
— Это Родион — новый друг, — сказала Ника просто. — Прошу любить.
Еще одна богиня — подумаешь! — сказал я себе, нахально уставясь на Марию, впитывая каждую черточку. Что я, богинь не видел? Уже три, считая Стеллу. А всего их в этом раю с пару тыщ. Вот бы выстроить в ряд…
Улыбнувшись, смуглянка на секунду приникла ко мне, вжавшись небольшими грудями. Не потому, что так принято, — просто ей захотелось.
— У Марии тяга к габаритным мужикам, — пояснила Ника. — Так что остерегись.
— Не ко всем, — поправила Мария на чистейшем русском.
Как и ожидалось, голос у нее оказался бархатистый, глубокий.
— Ну да, — согласилась каштанка. — К могучим красавцам, белокурым и белозубым!
— Я седой, — отрывисто возразил я.
— Ну, это поправимо.
— А половина зубов — вставные. Это как?
— Сердцу не прикажешь, — вздохнула Ника. — Кто же обращает внимание на изнанку? Смотрят на фасад.
В подтверждение Мария провела узкой ладонью по моей голове — с почти материнской нежностью. Хотя по виду годилась в дочки.
— Да уж, на вашем-то фоне…
Действительно, рядом с ними огрехи моей фигуры, вообще мало кем замечаемые, прямо-таки вопияли.
Прихватив под руки, красавицы повлекли меня вдоль пляжа, пересмеиваясь и щебеча на двух языках, причем по-испански чаще говорила Ника. Многое я понимал, хотя разговорным владел слабо, — может, оттого, что Нику я чувствовал, даже когда она молчала. Но сам помалкивал, чтобы не уподобляться певчей вороне, достававшей меня из приусадебного парка, — мой голос в сравнении с девичьими звучал примерно так же мелодично. Этот скрип у нас песней зовется.
Приотстав, я опустил взгляд, вглядываясь в следы на мокром песке. Каждый из них мог считаться шедевром, и вот такие образчики девы штамповали по четыре штуки в секунду, ничуть не заботясь, что их смывают волны. И прежде, чем поднимать взгляд на самих красавиц, не худо бы свыкнуться с оттисками.
— Только не вздумай их целовать, — предупредила Ника, оглянувшись через плечо. — Кайфу — никакого.
— А станет невтерпеж, — поддержала Мария, — можно предоставить оригиналы.
— Ох, поймаю на слове! — пригрозил я.
Засмеявшись, они снова отвернулись, прикрыв лица гривами, смоляной и каштановой, — но и без того хватало, на что смотреть. Без привычки даже слишком много. И еще деталь: на здешней жаре я истекал потом, хотелось сбежать в тень либо забраться в воду, — а на этих чертовках не проступило ни капли.
Затем девушки отвернули от берега, углубившись в пальмовую рощу, где за стволами виднелась палатка. Перед ней были установлены в круг надувные кресла, и там нас поджидала третья красотка: Ки Сун из Бангкока — изящная словно статуэтка, а по европейским меркам выглядевшая подростком. Как я понял, «кисуня» считалась экспертом по детской психологии и даже имела тут немалый опыт. (Конечно, среди наших деток найдутся такие, кто не откажется потискать эту малышку в темном углу, но у нее наверняка есть, чем удивить нахалят.) А чуть позже к нашему кружку подсела Пола, светловолосая полячка, сложением и изысканностью черт не уступавшая остальным.
Никто из этих дев не раскрашивал ни лиц, ни ногтей — их телам и без того хватало яркости. Дополнительные краски тут лишь напортили бы, как и одежда. Они были прекрасны каждой деталью, каждым изгибом. Но наряду с сокровенным особенно завораживали пупки — не утонувшие в сале, как у дебелых народных красавиц, и не выпученные, как у культуристок, а чуть погруженные в плоть под аккуратной складкой — эдакие изюминки. Медитировать, уставясь на такой пупок, я мог бы сутками. Зато такой атавизм, как нательная растительность, у девушек отсутствовал, и вряд ли они выводили волосы — просто те не росли у них, где не надо.
Я подозревал, что меня специально отправили на райский остров, дабы серьезные ребята могли заняться делами без помех. Для каждого — свои игры. Конечно, в любой момент я мог убраться отсюда… И покинуть такой цветник, Нику? Пока это не по моим силам. Черт возьми, дайте наглядеться! На большее не претендую — где уж нам. Что любят красивые, очень красивые люди? Во всяком случае, не меня.
Хотя Ника, угнездившись в соседнем кресле, то и дело касалась меня плечом или бедром. Она и на мои колени уселась бы запросто, если бы не опасалась, что для меня это чересчур. И без того от каждого ее прикосновения я покрывался мурашками — и это при такой жаре. Мой Зверь, дай ему сейчас волю, вполне мог бы разорвать Нику в клочья. Но прежде ему пришлось бы убить меня. А буйствовать в ущерб себе — для этого он слишком хитер.
По центру круга здесь напрашивался костер, а лучше — прохладный родник или маленький фонтан, завораживающий мерцанием струй. Взамен этого в воздухе завис волшебный шар, в котором нескончаемой чередой сменялись пейзажи, интерьеры, лица, на самом деле стоившие внимания, будто Оконце это раз за разом подключалось к глазам, умевшим отыскивать в мире красоту. Иногда мелькали персонажи, прославленные на всю планету, — хотя вряд ли они искали популярности.
А в нашей уютной компании речь сперва зашла о ползунах.
— Думаю, эвакуацию можно начать завтра, — высказалась Пола. — Несколько подходящих островов мы нашли.
— Девочек явный недобор — может, их изъять вовсе? — предложила Мария. — Пристроить в хорошие семьи, приглядывать на всякий случай.
И девушки разом посмотрели на меня. Пришлось возразить:
— Боюсь, немногие захотят. Они же сами примкнули к Колодам.
— Но подавляемое меньшинство — всегда плохо, — заметила Ки Сун. — А если поискать по другим весям, чтобы выровнять соотношение? Должно быть не меньше трети.
— Об этом будем думать после, — вступила Ника. — Тут и без того не знаешь, за что хвататься. Сил-то у нас хватает, а вот умом ушли от заурядов недалеко… хоть Род и считает нас людьми будущего.
— Главное, перекрыть Пробой, — сказала Пола. — Пресечь вторжение чужаков, очистить местность от опасного зверья. Одни крысы чего стоят!..
— И пауки, — не утерпел я.
— И пауки, — согласилась полячка. — А что творится под водой, представляете? Если пришлые твари расплодятся, от земной фауны уцелеет немного, а людям опять придется драться за выживание.
— Одного не понимаю, — пробурчал я. — Почему эту грязь должны выгребать вы?
— Будто ты сам не защищаешь близких!
— В отличие от вас, я не признаю всех землян своими братьями. И готов загрызть любого, кто посягнет, скажем, на Нику… или любую из вас. Для меня ценность этих жизней несопоставима. Вы-то считаете иначе — на то вы и незауряды, почти боги. Но если вам требуется карающий архангел, охотно примусь за такую работу. Или с этим вполне справляется Стас?
— Ну какой из него каратель? — улыбнулась Пола. — Он больше пугает. А ругается — от жалости.
— Конечно, Стас невысоко ставит людей, — прибавила Ника. — Но выбирать-то не из чего? И не виноваты они — такими их сотворила природа.
— Людей? — негромко спросил я.
Поняв намек, девушка подтвердила:
— Возможно, мы уже — не вполне. И все равно глупо презирать предков. Всё хорошее в нас — от них. Ну, а мерзость мы брать не будем.
— А вот мне заурядов не жаль, — заявил я не без вызова. — Что же до моей защиты близких… Просто я стараюсь не добавлять этому миру уродства.
— Осталось, чтобы твоему примеру последовали остальные, — с улыбкой сказала Мария. — И уродству на Земле придет конец. Мир станет прекрасен!
— Грешно смеяться над убогими, — отбрыкнулся я. — Лучше объясните, с чего начинается ваш рай. «Чистота помыслов» — штука важная. Но, видимо, не достаточная?
— Этого хватает, чтобы пройти сквозь Окно, — ответила Ника. — То есть, я имею в виду, без поводыря.
Камушек в мой огород — я кивнул, принимая.
— Но чтобы через Сияние дотянуться к другим, требуется больше, — продолжила девушка. — Не знаю даже, как сформулировать…
— Может, любовь? — предложила Мария.
Пола скептически усмехнулась. Ки Сун кивнула с одобрением.
— Может быть, — сказала Ника. — А может, интерес — настоящий, от сердца. Или же полная открытость, предельное доверие.
— Выходит, и тут нельзя обойтись без веры! — посетовал я.
— Без доверия, — поправила она, покачав головой. — Верят — в идеи, высшие сущности. Доверяют людям… вернее, сапиенсам.
— Но и это еще не всё?
— Это начало пути, — подтвердила девушка. — Хотя уже дает многое, а главное: избавляет от одиночества.
— Одиночек, да? Забавный поворот!
— Ведь любой, кто прорвался за этот порог, наверняка тебе друг — иных подтверждений не требуется. Но чтобы объединиться по-настоящему, сперва надо обособиться. Прочен лишь добровольный — иначе это стая, сплоченная общей выгодой.
— Наверно, это не самый короткий путь? — заметил я. — Есть люди, чистые изначально. К примеру, что ты думаешь о Зое?
— Ну, она еще не волшебница, — улыбнулась Ника. — Но все задатки в наличии.
Девушка уперлась в шар напрягшимся взором, и я увидел там Зою — оживленную, радостную, с горящими глазами и устремленным лицом. Коммунарка все же дождалась светлого будущего, хотя оно не явилось из космических далей, а обнаружилось совсем рядом, в паре кварталов от Лагеря.
— А что за Пророки мелькают в городе? — снова спросил я. — Развелось, понимаешь!.. Ведь их несколько — я прав?
— Возможно, даже десятки, — подтвердила Ника.
— Или сотни, — вставила Пола.
— Похоже, они-то и устроили тамошнюю заварушку — а вовсе не загорцы, как мы решили поначалу. И значит, на нашем поле объявились новые игроки.
— А их вправду не отличить?
— Загорцы тоже похожи, как близнецы. Но эти «пророки» и вовсе клоны, идентичные и бесполые, рождающиеся год за годом, — этакая растянувшаяся на тысячелетия личность. Вообще они зовутся Хранителями. В своей стране они владели монополией на знание, хотя значились лишь жрецами огрской Богини, черпавшей сведения из Подвала Вселенной и делившейся с имперской элитой. Затем Богиню у Хранителей забрали, от власти отодвинули. Вот и решили они попытать счастья здесь, благо у Земли с их планетой давние связи.
— «Благо»? — хмыкнула Пола.
Откликнувшись улыбкой, Ника прибавила:
— Тем более, загорцы уже протоптали сюда тропку — может, не без помощи Хранителей.
— И что же те хранят: Богиню?
Девушка покачала головой.
— Такие и у нас всегда были: хранители разобщенности. Им лишь бы разделить людей — все равно по какому признаку. Рецепт известный.
— Ведь одиночки тоже обособляются — в чем разница-то?
— В том, что одиночки не теряют связи с человечеством. А когда вливаешься в стаю, остальных уже не считаешь за людей, в расчет принимаются только свои. И этот путь ведет в тупик. Постепенно «своих» делается меньше, а в финале тут не одиночки — Хищники.
Я кивнул, соглашаясь. Собственно, и сам думал так же, хотел лишь услышать подтверждение.
Белая кобылица паслась рядом, пощипывая яркую траву, а иногда легонько тыкалась головой в девичьи тела, будто напрашивалась на ласку. Засмеявшись, Пола привстала на колени и обняла лошадь за склоненную шею, прижавшись щекой к гриве.
— Чего же вы добиваетесь? — заговорил я опять. — Надеетесь изменить людей к лучшему? После стольких веков зверства, скромно названных историей цивилизации! Если бы это не отпечаталось уже в наших генах…
— Ведь и в наших тоже? — возразила Ника.
— Вы — исключения, — отрезал я. — А над остальными тяготеет прошлое.
— Но прошлого нет, — сказала она. — Есть лишь наша память о нем. Которую, кстати, можно переиначить, как пожелает владеющий Силой. И вот так строится будущее.
— Ну, тогда желаю, чтобы Силы оказалось больше у вас, чем у ваших противников.
Ближе к вечеру заявилась Стелла — во всем великолепии своей наготы. И сразу отправилась купаться, словно исполняя обещание, данное Никой. Подбодренный локотком соседки, я тоже пошел на берег, без стеснения любуясь тем, что демонстрировали без стыдливости. В каждом движении роскошнотелой пери сквозило столько неги, что поневоле представлялось, какая она в любви. Картинки рисовались столь зримые, что бросало в жар… хотя солнце уже клонилось к закату.
Наплескавшись, Стелла присела на мой валун.
— И это все, что ты от меня хочешь? — осведомилась она. — В чем же дело?
— В смысле? — не понял я.
— Могу предоставить в любой момент. — Женщина улыбнулась. — В порядке дружеской услуги.
Удивленно я покачал головой:
— И многим ты… удружила?
— Тебя интересует число? Могу сосчитать, если настаиваешь.
— Но ты хоть предохраняешься? — спросил я очень глупо, будто слой резины в десяток микрон надежно разделяет плоть и тогда соитие не в счет.
— Зачем? У меня не будет детей, пока не захочу.
— Как на Таити? Но это же разврат!..
— Почему? — удивилась Стелла. — Кому от этого плохо? Я даже не вызываю ревность — до сих пор на меня не предъявляли права.
Еще бы: владеть таким сокровищем! Вдобавок умная — для дураков это смерть. Значит, девять десятых отметаем сразу.
— А не боишься воздействия чужих ген? — спросил я. — Ведь с каждым извержением в тебя впрыскивают программу.
— Я устроена так, — улыбнулась она, — что принимаю лишь полезные свойства.
— Значит, поэтому ты такая красивая?
— И такая здоровая, — прибавила Стелла без ложной скромности. — А видел бы меня в девичестве!..
У меня возникло ощущение, будто надо мной насмехаются, — хотя я точно знал, что это не так. Экое раздвоение.
— Выходит, ты ведьма? — выпалил я и тут же прикусил язык, чтобы не добавить: «А я думал: фея». Но Стелла наверняка догадалась.
— Я беру лишь, что дают сами, — сказала она. — И делаю это с разбором. Поэтому не усредняюсь, а совершенствуюсь. Оставайся я прежней, разве привлекла бы твое внимание?
— «Нет предела совершенствованию», да? — кисло произнес я.
Наверно, вот так же ведет себя с друзьями Ника. И сколькие уже вкусили от ее щедрот?
Обсохнув в нашем кружке, Стелла не стала задерживаться — видно, хватало дел в других местах. Скорее всего отправилась собирать дань, неведомо как определяя, кто из ее приятелей уже накопил излишки.
А разговор уже повернул в иное русло. Как водится, девушки принялись обсуждать знакомых мужчин, причем мое присутствие их совсем не стесняло. Прошлись по разным качествам, включая интимные (о которых явно знали не понаслышке). Но с особым увлечением сравнивали их Силу, словно бы она и определяла статус незаурядов. Меня это заинтересовало — беззвучно я позвал Нику, хотя вовсе не надеялся, что услышит.
— Что, милый? — спросила она, поворачиваясь.
«Милый»!.. Мне не говорили так целую вечность. И как естественно это у нее прозвучало, как просто — будто я впрямь такой. Если она прибавит «мой сладкий», могу ведь и растаять. А потом Ника станет звать меня «малыш», и это тоже не покажется смешным, хотя я крупней ее вдвое, а старше… уж не знаю, насколько. Мне потребовалось не меньше минуты, чтобы привести себя в чувство и взглянуть на вещи трезво.
Ведь это оборот речи — ничего больше. Вернее, для Ники тут все «милые», и хорошо, если я в этом ряду не последний. А уж претендовать на первенство!..
Пока я разбирался с этим потрясшим меня словом, девушка терпеливо ждала, согревая меня взглядом.
— Что, — спросил я, — и у вас есть «более равные»?
— Не в смысле прав, — сказала Ника. — В смысле возможностей.
— По-моему, тут начинается новое качество. Диалектика, да?
— Ну, проникновение в Силу, конечно, создает новые свойства…
— И кто в вашей команде главный забойщик: Стас?
— Конечно, от Стаса много громыханий, — хмыкнула она. — И глядится эффектно: богатырь!.. Влад-то у нас тихоня, эдакий серый конек… в яблоках. Но боже упаси испытать на себе его полную мощь! Призвать на помощь Влада — все равно, что обратиться за поддержкой к богу. С той разницей, что Влад не откажет и платы за услуги не возьмет.
Затем и Пола удалилась — с видимым сожалением. Вот Мария и Ки Сун никуда не спешили. Хотя вокруг уже темнело, да и погода портилась на глазах — как ни странно это для здешних мест.
— И часто у вас выдается затишье? — спросил я.
— Увы, — улыбнулась Мария. — Обычно перед бурей — ненадолго.
— Зато оттягиваетесь на полную, верно? Благо есть с кем.
К тому же здесь такая природа!.. Располагает к естественным позывам.
Говорил-то я вроде для всех, но смотрел на Нику.
— Кажется, ты предъявляешь на меня права? — заинтересовалась она.
Если бы я мог! — чуть не вырвалось. Но кто я, чтобы владеть богиней? А хуже всего, что я претендую на всю Нику и не намерен делить ее ни с кем — собственник чертов. И подачки мне не нужны, даже в виде «дружеской услуги».
Небо хмурилось, назревал дождь. Когда поднялся ветер и стало накрапывать, пришлось всем перебраться в палатку. И в такой компании там не показалось тесно.
Почти сразу начался ливень и зарядил надолго, глухо барабаня по крыше. Постепенно разговор стих, девушки одна за другой уснули — столь же непринужденно, как делали всё, в вольных позах.
Чуть погодя, видимо озябнув, Ника придвинулась ко мне, угнездившись между моих рук. Я даже дыхание затаил, оцепенев. Вообще это смахивало бы на провокацию, если бы исходило не от нее. С любым из своих друзей Ника повела бы себя точно так же. Но я-то ей не друг — вернее, не только. С другой стороны, станет ли она противиться, если… Вот об этом лучше не думать — сгинь, нечистая!
Затем меня обняла со спины Мария, словно я служил тут общей грелкой. Не скажу, что мне не понравилось, — но куда спокойней переживать это в воображении. Экая простота нравов, почти первобытная. Нет, не так рисовали безупречных людей прежние фантасты. Но разве у этих найдутся изъяны? Лично я не берусь искать.
Проснулись девушки раньше, чем кончился дождь, — видно, для отдыха им хватало пары часов — и до восхода тихо шептались через меня, от чего делалось еще уютней. А на рассвете наш короткий отпуск завершился.
И разлетелись отпускники кто куда. Конечно же, я отправился с Никой.
Очутились мы почему-то на крыше ее дома, рядом со Стасом и в окружении многих людей, не обративших внимания на наш пляжный вид. Ясное дело, незауряды — уж их ни с кем не спутаешь. Почти всех покрывали латы, больше похожие на скафандры, некоторые были и с ранцами, отблескивающими металлом, — эдакие Супермены, способные левитировать. А внутри ангара сияло Окно, из которого один за другим возникали новые гости.
— Это что, общий сбор? — спросил я, озирая спокойную, негромко переговаривающуюся публику.
Наверное, тут хватало и незнакомых — но никого это не стесняло. С каждой секундой незаурядов становилось больше, а некоторые уже сбегали по лестнице, загружаясь в машины, окружавшие здание сплошным кольцом.
— Чему удивляешься? — ухмыльнулся Стас. — А если тебя позвали бы друзья, разве бы ты не поспешил?
Шесть тысяч настоящих друзей, прикинул я. Готовых рисковать за тебя жизнью. И каждый стоит взвода, а то и роты. А если учесть мобильность бойцов, их способность за секунды сосредоточиться в потребном месте и так же быстро вывернуться из-под удара… Да такое ополчение сравнимо с любой армией!
— А как со связью? — поинтересовался я.
— Легко, — ответил Стас. — Все тут «слышат» всех. — И он гулко постучал пальцем себе по лбу.
— А кто командует?
На это здоровяк не ответил, лишь поглядел на меня как на придурка — впрочем, с сочувствием.
Окно разрасталось, будто к нему подключались все новые незауряды. Теперь оттуда выплывали один за другим смоляные «шмели», оснащенные плазмометами, и сразу взмывали к облакам сквозь ангарную крышу. Интересно, как это смотрелось снаружи?
— Между прочим, первая наша глобальная операция, — заметила Ника, прислоняясь ко мне спиной. — Вот и заявили о себе миру.
— Что же, дорогу будущему! — сказал я. — Кто бы возражал?
Назад: Глава 26. Большая семья
На главную: Предисловие
