14
Аня отговорила его ехать первой электричкой. Ну, не успеет к ранней литургии, так успеет к поздней. А надо же ему хоть немного выспаться, после всех переживаний.
Самой ей тоже не мешало бы отоспаться, но куда там! Она прочно прописалась в больнице, не отходила от Сашки. Объективной нужды не было, функции коры восстановились полностью, стопроцентно. Лариса Викторовна сперва всё поговаривала о научной публикации — неслыханно, сенсационно. Но потом осознала а о чём писать-то? Никаких новых методик не применялось. Просто разрушенный мозг вдруг оказался здоров. Ни с того ни с сего. Засмеют коллеги. Чудо Господне к диссертации не подошьёшь.
Оставались, конечно, переломы. Но это, по словам врачей, был вопрос даже не месяцев — недель.
Дмитрию не пришлось ничего доказывать жене — та сама велела ему завтра же ехать в Лавру. Приложиться к раке преподобного Сергия, помолиться, поблагодарить Господа за чудесное исцеление.
— И Татьяне сегодня же позвони, пускай батюшке передаст! Это ж такое чудо… мы оба недостойны его.
В последнем Дмитрий нисколько не сомневался. Насчёт себя так уж точно.
…На Ярославском вокзале было людно, шумно, суетливо. Подходил к концу дачный сезон — и горожане стремились доделать бесконечные садовые дела. Даже хмурое небо, намекавшее на скорый дождь, никого не пугало. Москвичам ли шарахаться от капризов погоды?
В каждую кассу стояла изрядная толпища, и двигались очереди в темпе медленного танца. Дмитрий уж всерьёз прикидывал, а успеет ли он на отходящую через десять минут Александровскую электричку, как откуда-то спереди его окликнули:
— Дмитрий Александрович! Здравствуйте.
Он машинально шагнул вперёд на голос — и тут же очередь сзади плотно сомкнулась. Теперь если что — "вас тут не стояло, мужчина".
— Дмитрий Александрович! Вы тоже куда-то едете?
Максим Ткачёв стоял почти у самого окошка кассы. В синей джинсовой куртке, с маленьким рюкзачком на плече. Очень обрадованный встрече.
— Доброе утро, Максим!
— Вам куда билет брать? — деловито спросил мальчик. — Давайте деньги.
Стоявшая за ним старуха высказалась в пространство, что вот, мол, всякие там норовят по блату влезть без очереди, а электрички у всех уходят. На что Максим, повернувшись к скандальной бабке, совершенно спокойно ответил:
— Ну как же вы не понимаете? Ведь это же мой классный руководитель!
Оказалось, им на одну и ту же электричку. Максим ехал до конца, до Александрова.
— У меня там бабушка живёт, — пояснил он, когда они вышли через турникеты на платформу. — Вот я и еду…
Вид у него почему-то был не особо весёлый.
— А нам сказали, что вы болеете, — сообщил Максим в тамбуре. Только туда и удалось войти — вагон был набит под завязку. — У нас алгебру Наталья Афанасьевна замещает. А геометрию пока никто. А вы когда вернётесь?
— Да завтра уже выйду, — сказал Дмитрий. — У меня тут, понимаешь, проблемы были. Сын попал в аварию, несколько дней в реанимации. Но вот вчера дело пошло на поправку. Так что с завтрашнего дня продолжу вас мучить графиками парабол.
— А… — махнул рукой Максим. — Параболы мы с Натальей Афанасьевной уже начали. Это нестрашно. А в Сергиев Посад вы зачем?
— В Лавру. Помолиться о выздоровлении Сашки… сына. Поблагодарить Бога, что помог. Ведь вчера утром уже всё казалось безнадёжным. И только в самый последний момент… Так что обязательно надо съездить.
— Я понимаю, — согласился Максим. — Я хоть в Бога и не верю, но вы правильно едете. — Он помолчал и вдруг добавил глухо: — А я вот не знаю, правильно ли еду.
Веяло от его тона чем-то промозглым, скучным. Как мокрая серость за окном.
— Что-то случилось? — осторожно спросил Дмитрий.
Максим помолчал. Видимо, решал, стоит ли рассказывать.
— Я с мамой поссорился, — наконец сообщил он, глядя в заплёванный пол. — Ну и решил уехать к бабушке пока… чтобы она поняла, что я не просто так… что это серьёзно.
Вот это номер! Максим, доселе казавшийся не по годам спокойным и рассудительным, вдруг выкинул фортель!
— Причина серьёзная? — Дмитрий чувствовал, что серьёзная. Не стал бы Максим устраивать такое по пустякам.
— Понимаете, — вздохнул Максим, — у мамы последнее время всё хуже и хуже было на работе. Она же на телевидении работает, выпускающим редактором. Ну вот, их телеканал кто-то сейчас перекупил… там какой-то контрольный пакет акций, которые считали по одному, а теперь оказывается, что надо было по-другому. Был какой-то суд… В общем, им уже два месяца зарплату не платят и вообще обещают всех поувольнять, а потом взять на контракты. Но не всех, а некоторых… Маме, наверное, не светит.
— Да, ситуация понятная, — кивнул Дмитрий. — Но какая связь? Ты-то тут при чём?
— А вы не дослушали, — мягко упрекнул Максим. — В пятницу маме позвонил один её знакомый с питерского телевидения. И предложил работу, там, в Питере. Там у них новая программа открывается, "Второй взгляд". В смысле, что на первый взгляд всем кажется одно, а на второй… Короче, её зовут туда ведущей. И обещают всякие перспективы…
— Так это же хорошо!
— Кому как, — Максим упрямо качнул вихрастой головой. — Это ж значит, надо переезжать туда, в Питер. Продавать здесь квартиру, покупать там и ехать. На всю жизнь. А я не хочу. У меня тут друзей полно, и по старой школе, и… — он замолчал, поморщился, словно прислушиваясь к дёргающей боли в зубе. — Я не хочу всё это бросать. Тут всё своё, а там чужой город. Чужие люди. И ещё неизвестно, как там сложится мамина карьера, — приплюсовал он взрослый аргумент. — Может, и там всё развалится, но в Москву уже не вернёшься… представьте, снова продавать квартиру… а тут ведь они гораздо дороже. А мама ведь и здесь могла бы работу найти. Просто ей очень захотелось в этот "второй взгляд". Она увлекающаяся натура…
Дмитрий едва сдержал улыбку. Сказать, что Максим нетипичный подросток — это ничего не сказать.
— Послушай, — стараясь изгнать из своего голоса педагогические нотки, начал он. — Я тебя понимаю. Но уверен ли ты, что такими вот демаршами сможешь изменить ситуацию? Ну, приедешь ты к бабушке. Она, кстати, знает, что ты едешь?
— Нет, — сознался Максим. — У них там до сих пор телефон не провели. Она же на окраине живёт, в деревянном доме. Считается, что город, но на самом деле это посёлок.
— Ну вот, — кивнул Дмитрий. — Значит, когда ты внезапно к ней заявишься, она испугается, перенервничает. Пожилой человек всё-таки, надо бы поаккуратнее. У меня вон тёща, когда с Сашкой беда случилась, тоже слегла. Сердце… Ну хорошо, допустим, с этим всё будет в порядке. Но вот мама… она, кстати, в курсе, куда ты собрался?
— Я ей записку оставил. Она сегодня очень рано ушла на работу. У неё ж выходные — самое горячее время.
— Ну вот вернётся она, прочтёт записку — и что? Огорчится — несомненно. Поедет за тобой — и ёжику понятно. Но вот отменит ли она своё решение? Наверняка это не от неё одной зависит, она, быть может, уже сделала какие-то шаги…
— Да какие там шаги! — дёрнул плечом Максим. — Всего ж два дня прошло. Ещё не поздно передумать. Она хотя бы поймёт, насколько это для меня серьёзно. Я ж никогда раньше так не делал. Вы, наверное, скажете, что это шантаж? Может, и шантаж. А если другого пути нет? Я весь день вчера её убеждал. Но она, по-моему, думает, что я ещё маленький, что это типичная детская реакция. Что через пару дней я успокоюсь, смирюсь. А я ведь не успокоюсь! Ну нельзя мне уезжать из Москвы, понимаете? Ну, есть причины! — выпалил он.
Народ в тамбуре не обращал на них ни малейшего внимания. Да и шумно было. Электричка уже тряслась, отъезжая от вокзала, кончились перроны, потянулись запасные пути, серебристые ангары багажных складов.
Дмитрий догадывался о неназванных причинах. Четырнадцать. Возраст первой любви. И не дай Бог убеждать мальчика, будто всё перемелется и лет через десять он с улыбкой вспомнит свои нынешние терзания. Только разрушишь хрупкий, неустойчивый контакт.
— Мужчины, мороженого не желаете? — из соседнего вагона впёрлась в тамбур необъятных размеров бабища с таких же габаритов сумкой. — Пломбир, вафельные рожки, стаканчики. Эскимо, "Ленинградское"…
Дмитрий потянулся за кошельком.
— Спасибо, но мы сегодня не в настроении, — опередил его Максим. Извините.
Видимо, такого тётке за всю её торговую карьеру слышать не доводилось. Во всяком случае, от четырнадцатилетних мальчишек. Изумлённо качнув копной крашеных волос, она стремительно ввинтилась в вагон. Как это ей удалось, Дмитрий рационально объяснить себе не мог. Может, тоже Иная? — мысленно улыбнулся он.
— Ну что я могу сказать? — протянул Дмитрий. — Каждый из вас по-своему прав, и ты, и мама. Тут нет какой-то единой правды. А значит, надо искать какой-то… какой-то общий знаменатель.
— Это вам не дроби, — хмуро возразил Максим. — Тут ведь одно из двух, или мы уезжаем, или остаёмся. И решать сейчас нужно, в ближайшие дни. Потому что потом это место уже займут. Мне бы хоть неделю продержаться… — доверительно прошептал он.
— Максим, а ты подумал вот о чём? Ну, настоишь ты на своём, останетесь вы в Москве, мама подчинится твоей воле… Но вот какие после этого будут отношения? Вы сможете доверять друг другу, как и раньше? — Дмитрию не хотелось читать мораль, но он понимал, что сказать это необходимо. — Ты сам произнёс слово "шантаж". Так вот, шантаж всегда бьёт по обоим. И шантажист подчас страдает ничуть не меньше. Тебе настолько надо остаться? Даже такой ценой?
— Вот и он так же говорил… — шмыгнул носом Максим. — Слово в слово.
— Это ты о ком?
— Ну, понимаете… — смутился Максим. — Есть у меня один друг. Он тоже взрослый, даже старше вас. Я ему вчера вот это всё рассказал. Я думал, он поможет как-то. Убедит маму… или ещё как-нибудь иначе. А он говорит: это жизнь, ничего тут не изменишь, ты должен заботиться о маме, а Питер — это не дикое болото, там тоже можно жить, там тоже люди есть… В общем, без толку, сказал он со взрослой горечью в голосе.
— А что это за взрослый друг? — хмыкнул Дмитрий. — Мамин знакомый?
— Да нет! — махнул рукой Максим. — Мой. А, ладно… Чего уж теперь говорить!
Он отвернулся к пыльному окошку в дверце, перечёркнутому тремя стальными прутьями. И Дмитрий понял, что всё равно больше, чем сказал, Максим уже не скажет. И если ломиться в его душу, требуя откровенности — тебя пошлют. Мягко, интеллигентно, как из всех сверстников Максима умеет только он. Как вчера он послал своего загадочного взрослого друга.
— Слушай, — решил сменить пластинку Дмитрий, — а ты раньше один к бабушке ездил? Ты там не заблудишься?
Максим, не поворачиваясь, характерно пожал плечами — встопорщилась и вновь разгладилась джинсовая куртка.
— Ну, найду, наверное. Раньше мы только с мамой ездили и с дядей Серёжей, её братом. Но у меня адрес записан. Если забуду, как там ориентироваться, спрошу у кого-нибудь.
Так, присвистнул Дмитрий. Интересное кино.
— А ты вообще в городе ориентируешься нормально? — спросил он осторожно.
Максим ощутимо замялся.
— Ну… так себе. Я очень невнимательный, я отвлекаюсь всё время, могу зачитаться и остановку свою проехать. Меня мама только с этого года начала одного отпускать, если далеко куда надо. Но тут уж я не проеду, Александров конечная.
Дмитрий лишь головой покачал. Перспектива складывалась невесёлая. Мальчишка, выходит, и в Москве-то ориентируется с трудом, а тут Александров, почти незнакомый город. Сойдёт не там, спросит не того, столкнётся не с теми…
В памяти услужливо возникла картинка — Люда Беляева, брошенная в гнилом заплёванном подвале. Тонкие бледные руки, стянутые чёрной змеёй электрического кабеля.
— Ещё вопрос, — тронул он Максима за плечо. — У тебя паспорт с собой есть? Ты уже успел получить?
— Когда? — вздохнул Максим. — Мне же четырнадцать только летом исполнилось, я на даче был, у дяди Серёжи. Мама только недавно нужные бумажки собрала, ещё в паспортный стол не сходила. — А что?
— А то, — сухо разъяснил Дмитрий, — что первый же милицейский патруль может тебя остановить и потребовать документы. А раз нет, значит, в отделение доставят и будут твою личность выяснять. А это, при некотором желании, можно делать очень долго. Мне с такими случаями приходилось сталкиваться, ещё когда в массовой школе работал. Уж поверь мне, весьма противное приключение.
— Да кто меня остановит? — вяло отмахнулся Максим. — Кому я нужен? Что я, на уголовника похож?
Дмитрий не стал отвечать. Всё тут было понятно.
Никак нельзя отпускать мальчишку одного! Обязательно ведь случится какая-нибудь пакость. Такой неприспособленный к грубой жизненной прозе… да ещё в таком взвинченном состоянии. Не надо быть Иным, чтобы ощутить сгустившуюся над ним опасность. Липкое бесцветное облачко над головой. Готовое в самый неожиданный момент разразиться молнией беды.
Он передёрнул плечами, отгоняя видение. Что, опять? Опять начались "иные" штучки? Как тогда, с Людой?
Дмитрий беззвучно прошептал молитву, но облачко никуда не делось. И немудрено — успел ведь убедиться, что молитва на это действует как и на электричество. То есть никак.
— Вот что, дорогой. Скажи, а ты очень в Александров торопишься?
— Да я не знаю… — удивился Максим. — Мне главное бабушку дома застать, а то вдруг она на рынок уйдёт или ещё куда-нибудь. А что?
— Да вот мысль у меня возникла, — вдохновенно начал Дмитрий. — Что, если ты со мной в Лавру съездишь? Ты ведь раньше в ней не бывал? Поверь, там очень интересно. Не только верующему. Древняя архитектура, музей народных промыслов. Погуляем там. А потом, если ты всё-таки захочешь ехать в Александров, я тебя провожу. Времени у меня полно, жена в больнице, с Сашкой сидит, дома никого.
Максим задумался. Видно было, что ехать одному в Александров ему было слегка страшновато. А может, просто тоскливо.
— Ну ладно, — помолчав, согласился тот. — Но я действительно не буду вам обузой?
— Ни на вот столько! — абсолютно искренне произнёс Дмитрий.