— Не представляю, о чем она думает. Через полчаса комиссия из мэрии, а она даже не появлялась в отделе. Ей что, нужно, чтоб ее уволили по статье?

— Не знаю, Александр Иванович, то есть я хотел сказать, не знаю, почему ее нет. Она никогда не опаздывает. Может, у нее что случилось, дома то есть?

— Так позвоните ей, узнайте.

— У нее нет телефона, у тетки я хочу сказать, она у тетки прописана.

— Что за детский лепет! Тетки, дядьки… Может, в технической сидит?

— Я звонил. Там никто трубку не берет.

— Ну, вот что, Витя. Сбегайте, не в службу, а в дружбу, до библиотеки. Недалеко же…

Худяков выбежал из редакции «Итильской недели», не столько торопясь в библиотеку, сколько радуясь возможности слинять ненадолго из отдела при хорошей погоде, и заодно купить сигарет. Завернул за угол и увидел…

… кружок любопытствующих, становящийся все больше, и высокого милиционера во все еще летней форме, вымахавший на бровку «жигуленок», истерически всхлипывающего потного водителя, привалившегося к борту, и распростертую на асфальте фигуру в серой блузе и белых брюках. Только теперь и блуза и брюки были покрыты пятнами…

Худякову стало нехорошо. Он остановился. Как сквозь вату доносились голоса.

— Господи, кровищи-то…

— Она идет, а этот как свернет с проспекта и затормозить не успел!

— Да не я это! Не я! Чем угодно докажу! Свидетели же есть! Она раньше упала! Я и не касался ее! Может, у нее сердце больное!

— Сердце? А кровь на асфальте откуда?

— Граждане! Да не я же! Не я!

— Следствие разберется, — веско сказал милиционер.