Назад: Дмитрий Воронин АТЛАНТИДА. ПАДЕНИЕ ГРАНИЦ

Алексей Фомичев СЛЕД ОТРАЖЕНИЯ

Предисловие к серии

Серия «Отражения» посвящена теме перемещений во времени и пространстве. Герои книг по стечению обстоятельств попадают в другие измерения. Что ждет там: беда или счастье, горе или радость? Все зависит от их способности противостоять трудностям и опасностям. От ума, мудрости, хитрости, изворотливости. И наконец просто от удачи.

Чтобы заслужить улыбку Фортуны, надо приложить массу усилий и не бояться рисковать жизнью. Своей и чужой.

От автора

Для реализации проекта были сделаны следующие предположения фантастического характера. Первое — к двадцатым годам XXI века Россия еще существует как единая держава. В пределах прежних границ. Второе — общая ситуация в стране нормализовалась относительно начала века.

Пожалуй, и все. Остальное — вещи более или менее реальные. Их воплощение в жизнь вполне вероятно в ближайшие десятилетия. В чем вы сможете убедиться сами. Итак, к делу…

СЛЕД ОТРАЖЕНИЯ

…у меня тоже был один такой изобретатель,

…на бочку с порохом его посадил, пущай полетает…

из к/ф «Иван Васильевич меняет профессию»

ФРАГМЕНТ 1

…За два дня до эксперимента испытательный корпус и полигон взяли под усиленную охрану. К штатному взводу добавили две роты из близлежащей части, они оцепили район испытаний цепью постов и дозоров. Все дороги, дорожки и тропинки были взяты под наблюдение.

Представитель госбезопасности (начальник по–прежнему особого отдела) за последние сутки выслушал около двух десятков приказов, наставлений, рекомендаций и советов. Звонки шли большей частью из Москвы, поэтому он не мог просто бросить трубку и уехать с места. Поэтому когда в день испытаний ему позвонили из местного отдела КГБ, он едва не послал их по прямому назначению. Но сдержался…

…Руководитель проекта профессор Шепелев Михаил Андреевич — среднего роста седовласый старик шестидесяти шести лет — приехал на полигон во второй половине дня, за час до прихода трейлеров с установкой. Вместе с ним приехала группа наладчиков и операторов, а так же техники, монтажники и еще куча народу, непосредственно работавших на полигоне и в цехах корпуса.

Чуть позже прикатили наблюдатели. Представители Министерства обороны, госбезопасности, заводов — поставщиков комплектующих. Их с трудом разместили в небольшой гостинице, единственной на весь город. Причем в условиях, далеких от понятия «нормальный». Но они не жаловались.

— …Осторожненько, осторожненько! За уголки не хватайтесь! Осторожненько! Главное не уроните.

— Оттаскивайте быстрее, чего ждете? Следующий несут.

— Куда тележки подевали? Кто за них отвечает?

— Я отвечаю.

— Где тележки?

— Где–где?! В п…е! С утра здесь стояли. Их, наверное, техники забрали. Свои коробки в корпус перевозят.

— Как так? Они же на нас записаны! Немедленно вернуть! Слышите, немедленно!

— Слышу, не глухой… Сейчас схожу.

— Ну, кто там принимать будет? Долго еще держать?!

— Осторожненько! Ради бога осторожненько! Уголки…

— Слышь, иди ты на хрен со своими уголками! Заботливый какой! Сами знаем, за что держать.

Шепелев наблюдал за разгрузкой из окна своего кабинета на третьем этаже корпуса. На суету грузчиков и техников, крики и ругань он не обращал внимание. Привык. Во времена его молодости такой бардак при разгрузке стоял всегда. Не важно, что испытывали — агрегаты нового оружия массового поражения или щипцы для завивки волос.

И он сочувствовал своему заместителю по матчасти Ивану Бутягину, который носился среди этого бедлама, требовал, указывал, поправлял, получая в ответ матерки со всех сторон.

Монтировать установку начали ближе к ночи. Две бригады под руководством помощника профессора Дениса Гудкова работали над главным блоком, еще одна — над выносным. В первом часу основной монтаж завершили. И сразу группа наладчиков приступила к тестированию установки.

К этому моменту наблюдатели уже покинули сборочный цех. Кто–то поехал обратно в гостиницу, а кто–то улегся в холле корпуса на широких диванах.

Шепелев почти засыпал на ходу, но упорно проверял работу подопечных, иногда заставляя переделывать уже законченные расчеты и вносить изменения в программы. Его опека слегка достала техников и наладчиков, но никто не посмел возражать.

Авторитет профессора среди персонала был непоколебим. А созданная им установка вообще возносила Шепелева на вершину Олимпа. Поэтому наладчики, услышав приглушенную скороговорку, торопливо кивали и выполняли все приказы руководителя.

— …Двенадцатый, двенадцатый. Что у вас за движение в двадцатом секторе?

— Это двенадцатый. От леса к лугу пробежала лиса. Одна. За курами в деревню пошла.

— Отставить разговоры, двенадцатый. И усилить наблюдение. Обо всех лисах, курах и воронах докладывать сразу. Не дожидаясь вопроса.

— Есть.

— Так–то. Шестой, шестой. Не слышу доклада. Почему молчите?

— Шестой на связи. Все спокойно. Никакого движения в секторе не наблюдаю. Доклад через семь секунд.

— Хорошо, шестой. Продолжайте наблюдение. Двадцать второй. Двадцать второй.

— …

— Двадцать второй, блин! Где тебя носит?

— Виноват. Двадцать второй докладывает. Ведем наблюдение за группой лиц в секторе А–сто два.

— Что вы там забыли? А–сто два вне зоны контроля. Что там?

— Там… Кхм… люди… Кхм.

— Точнее.

— Двое. На берегу родника…

— Что делают?

— Это… кхм…

— Не понял?

— Лежат. Вместе… Один на другом. На другой…

— Двадцать второй, прекратите заниматься ерундой. Следить за обстановкой в своем секторе!

— Есть!

— А ну как рванет эта штуковина?

— С чего это?

— Да хрен ее знает! Сдуру.

— Сдуру только неопытный любовник на бабе одежку рвет. Шепелев пять лет работал над установкой. Он ее с закрытыми глазами без инструмента соберет. И запустит от батарейки.

— Если сработает, заказами НИИ будет обеспечен лет на сто. Денег выделят без лимита.

— Выделят. Шепелеву.

— И нам перепадет. От нас комплектующие идут.

— Да. Если конкуренты не отнимут. Сейчас не совковые времена, рынок диктует условия.

— Обойдутся конкуренты. Наша аппаратура лучшая в России.

— Здесь — да. А в мире?

— А никто не позволит иностранным компаниям участвовать в создании супероружия. Дабы чего не подглядели и не напакостили.

— Поживем — увидим. Надо ложиться, завтра с утра пораньше на полигон. Посмотрим на это супероружие.

Утром к корпусу потянулись машины и автобусы с наблюдателями, гостями и сотрудниками полигона. Длинная вереница машин встала у КПП корпуса, где десяток бравых парней в форме проверяли у всех документы. Контроль был строгий и занимал немало времени. Но никто не роптал. Понимали, что такой режим создан неспроста.

Через час все уже были в корпусе. Большая часть в холле, где установили три огромных монитора. Остальные в просторном кабинете Шепелева. Здесь стоял и два монитора, одновременно показывающих главный блок и выносной, стоящий в пяти километрах в центре полигона.

— Все готово? — спросил профессора представитель военного ведомства, статный бритый наголо генерал–лейтенант со Звездой Героя России и трехрядкой колодкой орденов под ней.

— Да. Установка собрана, отлажена и готова к испытаниям.

— Когда же начнем?

— Еще немного. Звонили из Москвы, просили подождать одного высокопоставленного чиновника. Он будет наблюдателем от высшего руководства.

Генерал недовольно взглянул на часы и кивнул. Высшее руководство на то и высшее, что может опаздывать, сколько ему угодно.

За час до испытаний в небе над полигоном появились четыре самолета. Они начали выписывать сложные фигуры, оставляя за собой широченный след из желтоватой газообразной субстанции.

Субстанция растекалась по небу, заполоняя собой огромный кусок пространства. Благодаря почти полному отсутствию ветра гигантское облако зависло прямо над полигоном, закрыв тем самым обзор со спутников. Иностранные разведки могли отдыхать. Аппаратуры, способной смотреть сквозь такое облако, у них не было.

Чиновник прибыл за пятнадцать минут до заявленного начала испытаний. Черный низкопрофильный «Мерседес» 910–й модели миновал КПП и мягко затормозил возле подъезда корпуса. Из передней правой дверцы вышел здоровенный парень с бычьей шеей и широкими плечами, одетый в черный костюм. Он спокойно оглядел двор сквозь черные очки, потом открыл правую заднюю дверцу.

Оттуда вышел тот самый высокопоставленный чиновник. Стоявшие у окна шепелевского кабинета гости смогли рассмотреть его, пока тот шел к дверям корпуса.

Молодой. Непростительно, непозволительно для чиновника такого ранга и наделенного такими полномочиями. Вряд ли ему больше тридцати. Дорогой, стильный, со вкусом подобранный костюм серо–стального цвета, ослепительно белая шелковая рубашка, светло–серый в черную полоску галстук с золотой булавкой. Легкие черные туфли, надраенные, как медная труба.

Вид у чиновника холеный, ухоженный. Сразу видна кропотливая ежедневная работа стилиста.

Рост высокий, фигура подтянутая. Тренажеры, бассейн, солярий, личный тренер, индивидуальная программа. Такие, как он, тщательно следят за своим здоровьем и всемерно берегут его.

Манеры, которым позавидует английская королева, и взгляд, достойный принца короны. Каждый шаг, каждый жест полны чувства собственного достоинства и значимости. Ходячий образец элиты общества, эталон совершенства, с детства воспитанный на птичьем молоке и никогда не слышавший странных и непонятных слов «нужда» и «бедность».

Он возник на пороге кабинета, на миг замер, осматриваясь, потом вычленил из толпы Шепелева и подошел к нему.

— Здравствуйте. Меня зовут Дементьев Павел Николаевич. Я приехал по поручению сената, чтобы наблюдать за ходом испытаний вашего… изделия.

Речь его была плавной и до тошноты правильной. Хорошо поставленный тенор, без интонаций и эмоций.

Он пожал руку только профессору, остальным холодно кивнул и спросил:

— Когда вы приступите к испытаниям?

— Через пять минут. На этих экранах вы сможете наблюдать за ходом эксперимента.

Шепелев указал гостю на собственное кресло. Тот кивнул, опустил свой высокопоставленный зад на холодную кожу и опять обвел всех взглядом.

— Надеюсь, вы введете меня в курс дела?

— Да, конечно. Я буду комментировать все, что будет происходить на экране.

Вид и манеры чиновника пришлись всем не по вкусу, но никто не посмел высказать это вслух. Только генерал фыркнул под нос и отошел подальше в сторону. Таких холеных мерзавцев из «элиты общества» он презирал. Этот мальчик в жизни не видел автомат и не знает, с какой стороны подходить к вертолету. Что может представлять собой человек, не прошедший суровую школу жизни?!

Шепелев тронул кнопку селекторной связи и сказал:

— Внимание всем. Начинаем!

Команду руководителя сдублировали несколько диспетчеров. Через пять секунд в испытательном цеху мигнул свет. Большой куб, стоявший в центов цеха на пластиковой подставке, начал немного подрагивать, вибрируя и издавая негромкий гул.

— Что это? — спросил чиновник, указывая на куб.

— Это главный блок установки энизотрона. Он состоит из двух основных частей. Накопитель накачивает плазменные до…

— Нельзя ли попроще? — поморщился чиновник. — Я не понимаю ваших терминов. Попробуйте рассказывать нормальным языком.

В дальнем от кресла углу раздался короткий смешок. Один из представителей смежных заводов не сдержался, слыша откровенный бред из уст высокопоставленного гостя. Да и другие специалисты взирали на того с явным недовольством.

Здесь собрались люди, неплохо знающие технику. Хотя бы ее азы. И присутствие дилетанта на сугубо технических испытаниях вызывало у них недоумение и раздражение.

— Что ж, — вздохнул Шепелев, понимая, что от этого типа ему не отвертеться. — Попробую по простому. Хотя некоторые термины опустить не смогу.

Гость кивнул. Он сидел с прежним выражением лица, не обращая внимания на обстановку в кабинете и явную враждебность остальных гостей.

— Итак. Главный блок установки состоит из двух частей. В накопителе… пучки плазмы получают энергию… — профессора коробило от примитивности объяснения, но он мужественно терпел себя, ведя рассказ так, будто бы перед ним сидел дошкольник. — И с помощью генератора поля попадают в выносной блок. Он виден на правом экране. Выносной блок отстоит от главного на пять километров.

Взгляд гостя переместился на правый экран. На нем был видна конструкция, по своему виду похожая на гигантский пылесос, соединенный с тарелкой спутниковой связи. Высота конструкции достигала полутора метров, ширина — полметра.

Оболочка из темной стали и черного пластика. Ни одной блестящей детали, ни одного острого угла или выступа. Все сглажено, прилизано, словно устройство старательно обрабатывали напильником.

— Кхм!.. — откашлялся Шепелев. — Это выносной блок установки энизотрона. Он

включает в себя приемную антенну, усилитель сигнала, добавочный ускоритель, разгонный блок и растр.

— А что такое энизотрон?

До начала эксперимента оставалось всего три минуты, а профессор тратил время на разжевывание элементарных вещей. Но делать было нечего. От этого чиновника во многом зависело, как примут энизотрон в верхних эшелонах власти, и будет ли продолжена работа над установкой в последующем.

— Энизотрон — это установка, создающая особое поле, в котором частицы плазмы, получая ускорение, преобразуют…

— Я же просил попроще, — скривил губы чиновник.

— Да, конечно. Суть действия установки следующая. В разгонном блоке под воздействием… особого электромагнитного поля атомы плазмы получают мощный заряд энергии. После чего покидают выносной блок и летят в заданном направлении на скорости приблизительно в одну пятую от скорости света. При этом их температура достигает порядка пятнадцати тысяч градусов.

— И что?

— А дальше, встречая на своем пути препятствие из любого материала, пучок плазмы пробивает его насквозь. Не важно, что перед ним — лист бумаги, броня танка или железобетонная. Пучок пробьет все.

— А потом?

— Ну, если это танк — то он исчезнет.

— Как это? — судя по всему, гостя заинтересовали последние слова Шепелева, и он немного утратил высокомерный вид и снисходительность.

— Просто. Внутри танка образуется необычайно высокая температура, в которой сгорят люди, сдетонируют боеприпасы. Да и сама броня потечет, как вода.

Гость недоверчиво покосился на установку. Она не выглядела опасной и способной на такие фокусы.

— Итак, впущенный пучок плазмы способен пробить любую броню. Причем не одного танка, а трех, пяти, двадцати. Все зависит от заданной энергии пучка. Уровень энергии регулируется оператором в зависимости от поставленной задачи. На минимуме пучок пробьет лист бумаги. На максимуме — обогнет земной шар раз десять. Снося все на своем пути.

Впервые на лице чиновника проступило обычное человеческое чувство. Чувство тревоги. Он поверил профессору.

— А… а зачем этот…

— Выносной блок?

— Да. Зачем он стоит на полигоне?

— Грубо говоря — это ствол. А казенник — это главный блок. Здесь пучки–снаряды получают энергию и попадают в «патронник».

— А как же они перемещаются туда?

— По наведенному полю, которое создает генераторный блок установки. Здесь это поле поддерживает усилитель. С передающей антенны главного блока пучки попадают на приемную антенну выносного блока, проходят через добавочный усилитель, который компенсирует потерянные проценты мощности при передаче, и вылетают через растр. Точно в цель. Это тоже наше ноу–хау. Таким образом, мы, расставляя выносные блоки, грубо говоря, на передовой, обстреливаем противника, а сердце установки и людей прячем в тылу.

Чиновник внимательно слушал объяснение, пытаясь уловить хоть что–то из того, что ему говорил профессор. И лихорадочно соображал, как и что будет докладывать начальству, когда приедет обратно в Москву.

— А… — напрягая мозги, подбирал он слова для следующего вопроса.

— Вы хотите спросить, какое максимально возможное расстояние от главного блока до выносного? — не скрывая насмешки, подсказал Шепелев.

— Да. Да, именно это я и имел в виду.

— На сегодняшний день расстояние — семь километров. Но мы планируем довести до ста.

— Центральный, — раздался над головами голос диспетчера. — Все готово. Просим разрешения на старт.

Шепелев оглянулся, глянул на гостей, увидел нетерпение на их лицах и чуть севшим голосом скомандовал:

— Старт!

Несколько секунд ничего не происходило. Монитор увеличил изображение выносного блока и мишеней на полигоне. Это были старый бронетранспортер, установленная вертикально железобетонная плита и дзот.

Потом раздался приглушенный рев, после чего мелко завибрировал главный блок, замигали индикаторы, подтверждая нормальную работу узлов и частей. Потом над установкой возникло марево розоватого цвета.

Через полминуты оператор произнес:

— Есть пятьдесят процентов накачки пучка. Еще через двадцать секунд:

— Есть сто процентов!

И тут же диспетчер выкрикнул:

— Генератор включил поле. Возможна передача на выносной блок.

— Передачу начать, — внезапно осевшим голосом скомандовал Шепелев.

— Передача идет.

Внешне ничего не произошло. Только сгустилось марево над установкой, а гул генератора перешел на пониженный тон. В этот момент выносной блок тоже мелко завибрировал, заиграл индикаторами и легонько завыл.

— Передача завершена, пучок готов к старту, — доложил оператор.

Шепелев на миг оторвал взгляд от экрана и повернул голову к чиновнику. Тот сидел, сжав подлокотники, и не мигая смотрел на монитор. Нижняя челюсть немного отвисла и придавала лицу комическое выражение.

— Огонь! — по–армейски скомандовал профессор, перенося взгляд в верхний правый угол монитора. Там была картинка мишеней.

А потом все произошло одновременно. В один миг исчез каркас бронетранспортера, железобетонная плита и амбразура дзота. На их месте полыхало пламя. Пучок плазмы имел запас энергии только на три цели, поэтому, преодолев последнюю, долетел до земляного вала, стоящего метрах в трехстах позади дзота и угас в его недрах. — Цели поражены, — разорвал тишину голос оператора. — Выносной блок разряжен, установка готова к генерации новых пучков. Все системы работают нормально, отклонений нет.

— Получилось! — выкрикнул кто–то из гостей и от избытка чувств зааплодировал.

Его почин подхватили все. Чиновник покрутил головой, глянул по сторонам и довольно кивнул. Вид пылающих мишеней не оставил равнодушным и его.

«Получилось! — Вытер мокрый лоб Шепелев. — Все как планировали. Пять лет каторжного труда увенчались успехом. Плазменная пушка готова…»

— Фиксирую угасание энергии пучка, — подал голос диспетчер.

— Михаил Андреевич, поздравляю! — вклинился в переговоры чей–то голос. — Это победа!

«Да. Это победа… — жадно глядя на горящие мишени, думал профессор. — О которой еще недавно мы и не мечтали…»

— Поздравляю, Михаил Андреевич, — подошел к профессору генерал. — Это потрясающе. Если армия получит такое оружие, мы оставим позади весь мир. Области применения такого оружия необычайно велики…

Шепелев склонил голову, принимая поздравления, и хотел, было ответить, но в этот момент раздался голос оператора:

— Генератор главного блока не выключается! Сработал основной разгонный блок! Поле напряженности растет! Михаил Андреевич, поле растет! Я не могу отключить установку!

Шепелев мгновенно развернулся к монитору, нашел взглядом главный блок, увидел, как тот опять начинает вибрировать, вырабатывая энергию. Заработал генератор поля, розоватое марево, почти исчезнувшее, вновь начало окутывать установку.

— Отключайте питание! — Шепелев узнал голос Гудкова. — Вырывайте кабели!

— Выносной блок работает в режиме приема! — опять подал голос оператор. — Пучка нет, но он забирает энергию от генератора поля.

Шепелев стукнул по кнопке общей связи и прокричал:

— Обесточьте выносной блок! Немедленно!

— Что происходит, — спросил чиновник, глядя на суету Вокруг. — Что?..

— Фиксирую трехкратное превышение энергии генератора поля! — искаженный голос оператора.

Раздался отчетливый хлопок. Что–то щелкнуло, треснуло, и с экрана монитора один за другим исчезли все три костра горевших мишеней. А затем исчез выносной блок.

Через час, когда силы безопасности оцепили не только полигон и корпус, но и все прилегающие районы, а персонал и приглашенные были временно изолированы в холле и кабинетах корпуса, дежурная смена зафиксировала остаточную напряженность поля в том месте, где стоял выносной блок. Установка до сих продолжала держать связь с пропавшим блоком. Однако обнаружить тот никак не могли.

К вечеру Шепелева хватил удар, и его увезли в больницу. С ним поехала бригада из шести человек — охранять.

Через час после этого высокопоставленный чиновник отбыл в Москву. Остальных задержали для дачи показаний. Руководство объявило режим повышенной секретности и наложило на все разработки гриф недоступности.

Из показаний профессора Шепелева М. А.

«…Генератор поля создает коридор в пространстве, по которому пучок плазмы от главного блока попадает к выносному. В основе его положен процесс пробоя электромагнитных, магнитных и торсионных полей Земли. За счет генератора пучок в «законсервированном» состоянии почти без потерь энергии долетает до выносного блока.

В чем причина сбоя программы, я не знаю. На предварительных испытаниях генератор вел себя нормально…»

Из показаний старшего группы наладчиков Гудкова Д. А.

«…Генератор поля должен был выключиться сразу после передачи пучка плазмы. Время затухания активности около двух секунд. Но обычно он работал несколько дольше. Однако всегда прекращал работу в течение пяти — семи секунд. Чем объяснить странный режим работы, я не знаю…»

Из доклада специальной комиссии по расследованию происшествия на полигоне НИИ.

«…Эксперимент можно считать успешным. Учебные цели поражены в заданное время с заданным результатом.

…Исчезновение целей, а затем и выносного блока установки произошло по неустановленной причине…

…Главный блок установки до сих пор продолжает функционировать в режиме ожидания, подпитываемый энергией собственного генератора.

…На месте выносного блока сейчас облако розоватого цвета диаметром две тысячи миллиметров. Попытки ввести в облако зонд из высокопрочной стали не принесли результата.

…Никаких иных катаклизмов на полигоне и в испытательном корпусе не произошло…»

Из рапорта начальника пятнадцатого управления КГБ председателю Комитета.

«…На объекте «Т» установлен особый режим охраны. Задействованы силы местных органов и милиции. Дежурная смена инженерной группы работает под постоянным контролем…»

Специальная комиссия работала на полигоне шесть дней. Они проверили всю документацию по эксперименту, еще раз опросили участников испытаний, но не пришли к какому–нибудь определенному выводу.

НИИ, в котором работал Шепелев, получило задачу выяснить, что конкретно произошло во время испытаний и куда исчезли мишени и выносной блок.

Сам Шепелев, перенесший микроинфаркт, временно был отстранен от работы. Его помощник Денис Гудков возглавил вновь сформированный отдел и вплотную занялся проблемой исчезновения блока.

…Президенту, бывшему в курсе всего хода испытаний и придававшему им особое значение, в подробностях доложили о результатах эксперимента и показали видеозапись.

Посмотрев, как исчезают в огне мишени и как потом буквально на глазах тает выносной блок, президент высказал свое мнение в выражениях, которые пресс–секретарь в последующем интерпретировал как: «серьезная озабоченность и неудовлетворение, а так же уверенность в конечном успехе исследований…»

Приблизительно столько слов высший государственный деятель и произнес. Но в печати можно было привести только несколько союзов и междометий. Потом, чуть остыв, он добавил:

— Хоть год сидите около этого… облака, но установку почините! И чтобы работала как часы! Этому профессору создать все условия. На руках носите, только лишь бы дал нам пушку!

Таким образом, Шепелев был реабилитирован и допущен к работе. Что самым положительным образом сказалось на его самочувствии. Но, к сожалению, не на результатах. Выносной блок никак не хотел возвращаться.

…Среди голосов и мнений солидных ученых затерялась идея одного инженера–практика, только пришедшего в НИИ. Как–то в небольшой компании на кухне за столом, он, приняв двести грамм коньяка (русские ученые таки дождались того дня, когда их оклад позволил покупать не самый плохой коньяк!), высказал в пылу спора:

— Эта ваша установка, мать ее… и так!.. и эдак!.. и этот ваш генератор поля, и его мать!.. и так же!.. Задели то, чего задевать было никак нельзя!

Один из его изрядно опьяневших товарищей, работавший в группе наладчиков, с некоторым трудом протолкнул слова сквозь язык.

— Что ты… имеешь в виду?

— То, что блок провалился либо в другое пространство… либо в другое время! Сделать–то его сделали… а на что он способен, так и не поняли!

По ночам облако на месте исчезновения блока светилось изнутри ярко–розовым светом. Пугая охрану и разгоняя сновавших по лугу мышей. Чтобы вражеские спутники не засекли странное свечение, авиация продолжала распылять газообразную субстанцию в небе. Но теперь на гораздо большей площади. И не в одном месте. Дабы не привлекать внимание странными маневрами.

А из соседнего леса почему–то сбежали все зайцы. И волки. Зато поселились люди. Из группы прикрытия полигона. Розоватое облако их тоже пугало…

Как ни странно, но догадка безымянного инженера была близка к правде. Генератор поля в совокупности с генератором накачки, сумели пробить пространственно–временной континуум. И изменить вектор времени. Проще говоря, горящие мишени и выносной блок ухнули в прошлое. Причем их разнесло по разным векам и годам.

Бронетранспортер, точнее то, что от него осталось, возник посреди ночного бивака казачьего отряда, до икоты перепугав следившего за лошадьми молодого казака. И лошадей конечно.

Горящий столб пламени возник всего на пять секунд, а потом исчез. Казак потом доказывал товарищам, что видел ангела, сошедшего с небес в столбе огня, но походный атаман и другие подняли его на смех. И посоветовали меньше пить горилку.

В шестнадцатом веке к чудесным явлениям относились с известной толикой скептицизма. Особенно такие сорвиголовы, как донские казаки.

А бронетранспортер продолжал путешествие вглубь веков, успев напугать по пути отряд крестоносцев, возвращающихся из крестового похода, римскую когорту, двух охотников из племени протославян, стадо мамонтов, саблезубого тигра и детеныша стегозавра.

Дабы не возникло впечатление, будто все перечисленные представители фауны в разное время оказывались в одном и том же месте, добавим, что бронетранспортер совершал скачки не только по временной шкале, но и в пространстве.

Приблизительно так же сложилась судьба и у железобетонной плиты и бывшего дзота. Свидетелями их окончательного сгорания стали люди разных эпох, а так же звери и птицы и даже гигантские бронтозавры.

Наконец бывшие мишени сгорели окончательно и закончили свой путь где–то в середине юрского периода. Каждый совершил по полтора десятка скачков, оставив иногда неизгладимый, а иногда и незаметный след в эпохах.

Сложнее вышло с выносным блоком. Его сразу кинуло на сто миллионов лет назад. А потом еще на триста. Он застрял на вершине горы, впаянный в лед.

Отличная сталь, защищенная от коррозии и не подверженная деформации, помогла сохранить ему начинку во время перемещений. Блок угнездился на горе и продолжил работу, связанный с установкой невидимыми узами даже через столько лет. И пока работала установка, работал и блок, получая достаточно энергии для поддержания режима ожидания.

Но исчезновением мишеней и выносного блока дело не ограничилось. Одновременно в разных точках планеты возникли аномальные зоны неустойчивого континуума. И в разное время.

Эти дыры появлялись и исчезали с неравными промежутками времени. Часть из них никто никогда не обнаружил, потому что возникали они в малозаселенной местности. Но часть возникала в городах, поселках, полях. А там было довольно много народа.

И люди начали исчезать средь бела дня. С тем, чтобы потом вернуться или застрять в другом времени навсегда. Это уже было не смешно.

Это была трагедия…

ФРАГМЕНТ 2

Октябрь 2000 года. Чечня, Грозный. 21:30.

…Султан Камхоев, бывший полевой командир одного из отрядов защиты ислама, пробирался по заваленным улицам разрушенного дома, выбирая самые темные и безлюдные места. Впрочем, темными в Грозном были почти все улицы. А вот

безлюдными — только часть. В самых неожиданных местах можно налететь на разведгруппы федералов, кого–нибудь из местных жителей или бойцов из отрядов собратьев по оружию. Встреча с последними, понятное дело, не грозила ничем, но Султан не хотел, чтобы его вообще кто–либо видел.

Он крался вдоль погруженных во мрак полуразрушенных коробок домов, преодолевая завалы на дорогах, и время от времени зажимая нос рукой. Трупы людей и животных, давно сгнившие, издавали непереносимый запах, выдержать который мог далеко не каждый человек.

В другое время Султан без крайней необходимости и не подумал бы лезть в этот город, где полным–полно проклятых федералов, где улицы и дома нашпигованы смертоносными ловушками в виде мин, растяжек и неразорвавшихся снарядов. Или в крайнем случае попросил бы помощи у братьев из других отрядов. Но нужда заставила его рисковать собственной головой. Нужда и ненависть.

Еще пять дней назад он командовал отрядом из пятидесяти человек. Пятидесяти закаленных, опытных воинов, прошедших с ним не один бой и сражавшихся с оккупантами еще с девяносто пятого года. Еще пять дней назад его имя уважительно произносили самые влиятельные командиры Сопротивления, и даже сам Шамиль с похвалой отзывался о Камхоеве, как талантливом воине и командире.

Но пять дней назад все рухнуло в один момент. Его отряд, посланный командованием для выполнения важного задания, попал в засаду. Как потом понял Султан, тут не обошлось без предательства кого–то из своих, слишком уж плотно обложили их гяуры[2].

Султан, как опытный командир, сумел вывести часть людей из–под обстрела, но они почти сразу попали под удар еще одного отряда русских. В результате из пятидесяти воинов к своим вышло всего девять человек. Половина из которых была ранена. Пуля настигла и Султана, ужалила в плечо, но он, убитый горем, даже не обратил на нее внимания.

Такого провала он не знал и теперь от стыда и ужаса готов был переступить Коран и пустить себе пулю в висок. Его авторитет резко упал и никто не теперь не доверит неудачнику не то что отряда, а даже двух человек.

Отряд Камхоева напрямую подчинялся Басаеву и от него Султан ждал решения своей участи. Но Шамиль не спешил с вынесением приговора, видимо не знал, как поступить с ним. Или был занят.

И вот в этот момент Султан узнал, что предатель Ичкерии и всего чеченского народа, его кровник сейчас приехал в Грозный. Причем обнаглел до того, что поселился в своем старом доме.

Сказав своим уцелевшим людям, куда он отправляется, Султан в тот же день поехал в Грозный. Два дня у него ушло на то, чтобы доехать до окраин города. Здесь он встретил дальних родственников и от них узнал обстановку. А вечером пошел в Грозный. Один. Не взяв с собой проводника, хотя родственники настаивали.

Султан шел на смерть. Он хотел умереть, чтобы искупить вину перед братьями по оружию, Аллахом и собой. Но только после того, как предатель будет убит. Тогда все скажут: «Он поступил, как мужчина, и не опозорил свой род. Он выполнил священный обычай кровной мести. Он заслужил прощение…»

Об этом и мечтал бывший полевой командир, а ныне просто чеченский воин, защитник веры Султан Камхоев, подходивший сейчас все ближе к дому предателя.

Улица большей частью уцелела, по крайней мере четыре дома на левой стороне дороги выглядели почти целыми. И, как ни странно, кое–где в окнах горел свет. Видимо, жильцы пользовались дизель–генераторами. В этом районе сейчас жили те, кто предал свой народ и служил неверным. И сами неверные из числа федералов. Здесь же было наибольшее количество блокпостов и комендатур. Султан давно бы попал им в руки, если бы не подробные указания родственников, тщательно обрисовавших путь. Нужный дом он нашел сразу. Угловая пятиэтажка с аркой в центре здания и уцелевшими дверьми в подъездах. Потратив двадцать минут на наблюдение, Султан выяснил, что вокруг дома никого нет, федералов не видно и что в доме по крайней мере в семи квартирах кто–то живет.

Искомая квартира во втором подъезде. Очень удачно, отметил Султан, рядом с аркой. Если что — можно уйти через нее. По привычке он проверил оружие — автомат, пистолет «ТТ», гранаты и кинжал. С таким арсеналом, имея достаточно патронов, с его опытом, он мог противостоять десятку врагов.

Осторожно, то и дело глядя по сторонам, он дошел до подъезда. Прислушался. Из одного окна, где горел свет, слышна музыка. Пел женский голос на русском языке. «Гяуры, — с ненавистью подумал Султан. — Устроились с комфортом, пьют, слушают музыку, отдыхают! И думают, что они захватили наш город. Ничего, им еще подыхать под нашим огнем. И проклинать тот день, когда они решил придти сюда!»

Повесив автомат за спину, он достал пистолет и навернул глушитель. Работать лучше им, чтобы не создавать шума. А еще лучше кинжалом. Чтобы насладиться видом истекающего кровью предателя…

Он осторожно потянул на себя дверь и шагнул вглубь коридора. В кромешной темноте нашарил ручку второй двери и дернул ее. В этот момент пол ощутимо тряхнуло. Словно землетрясение качнуло дом.

Не понимая, что происходит, Султан замер на месте, прислушался к своим ощущениям. Все было нормально. И дом вроде стоял крепко. Повторных толчков не последовало.

Наверное, от усталости, решил он. Двое суток подряд он спал по полтора часа и устал до предела. Вот слабость и дает о себе знать. Но у него хватит сил свершить задуманное!

Он опять потянул дверцу на себя и сделал шаг вперед. И тут же остановился. В подъезде горел свет. Неяркая лампочка ватт на сорок, слабо освещала лестницу и пролет между этажами. Однако и этого света хватало, чтобы разглядеть обстановку.

Султан прошел один лестничный пролет, потом второй. На следующем этаже тоже горела лампочка.

Вот так дела! У них даже в подъезде проведено освещение. Шикуют русские. Совсем обнаглели. Думают, что теперь все можно!

Султан поднимался по лестнице, обращая внимание на хорошо сохранившиеся двери квартир. Даже номера на месте. И вообще здесь очень чисто. Даже стекла не выбиты. Или русские специально их вставили?

Дойдя до четвертого этажа, он остановился. Нужная ему дверь крайняя слева. Именно там живет его кровник. Султан подошел ближе, встал напротив, унимая дыхание и успокаивая нервы. Вершить правый суд надо с холодной и ясной головой. Гнев — плохой помощник.

Султан вспомнил лицо предателя. Хорошо знакомое лицо. Ведь когда–то тот был близким другом отца Султана. Знал их семью, даже знал его самого, правда, тогда будущий полевой командир был совсем ребенком.

В прежней жизни предатель был районным начальником, уважаемым человеком. И до своей измены пользовался авторитетом в городе. Даже странно думать, что теперь он — отступник.

Султан вздохнул, поправил ремень автомата на плече и решительно постучал в дверь. И только сейчас заметил кнопку звонка с правой стороны. Даже она уцелела…

Аллах явно был на стороне Султана. Потому что дверь открыл предатель собственной персоной. В свете лампочки Султан отчетливо разглядел его лицо. И увиденное немного смутило мстителя.

Когда Камхоев последний раз видел предателя, тот выглядел сильно постаревшим, с покрытой сединой головой. И фигура была сгорбленной, и взгляд потухший.

А сейчас перед Султаном стоял еще не старый мужчина с гордо расправленными плечами, прямо посаженной головой и твердым взглядом. И волосы были черные, только виски едва припорошены белым. На нем темно–серая в полоску двойка, белая рубашка, галстук…

Как такое могло быть, Султан не понимал. Неужели прислужник гяуров сделал пластическую операцию на омоложение?

Султан все рассматривал врага, на миг забыв о цели прихода. И враг смотрел на незваного гостя. И в его взгляде было больше непонимания, чем в глазах визитера.

Странная форма с разноцветным рисунком. На голове черная спортивная шапка. На ногах странные ботинки наподобие коротких сапожек. В руке пистолет, на плече автомат, на поясе две гранаты. Взгляд недобрый и немного растерянный. Лицо как будто знакомое…

— Кто ты? Что тебе надо? — спросил предатель. Спросил на русском.

И от звучания чужой речи Султан очнулся. И забыл о странностях. Он пришел мстить, а не рассматривать врага. Пусть тот проведет хоть сто операций, от праведного суда ему не уйти.

— Я пришел за твоей жизнью, шакал! — громко сказал Султан, поднимая пистолет. — Я хочу, чтобы ты ответил за предательство и смерть моего родственника.

Хозяин дома, напуганный странными речами и направленным в грудь оружием, отступил назад, в коридор. Визитер явно пришел не с добром. Но что ему надо?

Впрочем, хозяин был чеченцем, мужчиной, а они привыкли встречать опасность с прямой спиной. Честь и гордость обязывают.

— Кто ты? — повторил он вопрос. — Что тебе надо в моем доме?

— Твоя жизнь. Твое сердце, сердце шакала! Я вырежу его и скормлю собакам, что бегают по разрушенным улицам города!

Султан надавил глушителем на грудь предателя, и тот отступил еще дальше. Испуг с его лица исчез, глаза полыхнули огнем, а ноздри вздулись. Он явно пришел в себя.

— Я не знаю, кто ты. За что ты хочешь меня убить? За какое предательство? Назови себя, если ты мужчина.

— Назову! — продолжал толкать врага в грудь Султан. — Я назову себя в тот момент, когда начну вырезать твое сердце! Чтобы ты знал, от чьей руки подыхаешь!

Хозяин дома все отступал под напором визитера и, в конце концов, они вышли в большую комнату, залитую ярким светом. В центре комнаты стоял длинный стол, а за ним сидело десятка полтора человек. Причем не только мужчины, но и женщины.

Султан от неожиданности опустил пистолет и взглянул на людей. Он сразу отметил женщин, что не лезло ни в какие рамки. Но еще более в эти рамки не лезли четверо русских. Причем один из них был в милицейской форме с погонами капитана. Еще один мент — майор — был чеченцем.

Но самое большое потрясение ждало Султана дальше. Рядом с окном сидел… его собственный отец. Ахмед Камхоев. Спутать отца с другим человеком Султан не мог ни при каких обстоятельствах. Хотя он и родителя не сразу узнал.

Ахмед Камхоев сейчас был в дальнем горном селении. Он с трудом ходил и редко покидал дом. Его лицо изборождено шрамами, на левой руке нет двух пальцев, а правая нога плохо гнется. Отец Султана попал под бомбардировку федералов и чудом уцелел. Его вытащили друзья и после полугодового лечения переправили к дальней родне.

А здесь Султан увидел отца таким, каким помнил с детства. Здоровым, сильным, молодым. И улыбающимся. После начала войны отец ни разу не улыбнулся, а сейчас растянул губы и что–то говорил сидящему с ним русскому.

Вид одетого в странную форму вооруженного человека привел сидящих за столом в замешательство. Разговоры стихли взгляды сошлись на визитере.

— Что происходит? — спросил русский милиционер. — Кто ты такой?

Султан почувствовал сильную дрожь, пистолет заплясал в руке, стало неуютно. Он ощутил, что сходит с ума. В это момент встал его отец, подошел к хозяину дома и строго произнес:

— Зачем ты пришел с оружием в мирный дом? Ты бандит?

Ствол заплясал еще сильнее, глаза Султана заволокло туманом. Непослушными губами он сказал:

— Отец! Отец! Я пришел покарать изменника! Он… стал псом у русских… он предал наш народ!

Ахмед Камхоев злым взглядом смерил незнакомца, что посмел назвать его отцом, резким движением руки отвел оружие от груди хозяина дома и воскликнул:

— Как смеешь ты так говорить о хозяине дома и о наших друзьях?! Ты спятил? Где ты взял оружие?

Мир рушился на глазах Султана. Этого не могло быть, отец не должен здесь сидеть, русские не могли так спокойно вести себя, а… а… О Аллах, что происходит?..

Взгляд лихорадочно метался по квартире, встречая взгляды гостей, и скользил дальше. Султан вдруг заметил телевизор. На экране было лицо, знакомое по той, прежней жизни. Лицо главы государства. Горбачева. Тот что–то говорил о перестройке. И о мирных переговорах с США.

Русский капитан встал, подошел к хозяину дома и Ахмеду Камхоеву и, строго глядя на Султана, сказал:

— Отдай оружие и сядь. С тобой разберутся в отделе.

— Нет! — пистолет уперся в грудь капитану. Султан всхлипнул и взял себя в руки. — Нет, русская собака! Я тебе его не отдам. Не для того я убивал вас, чтобы отдавать оружие.

— Что ты мелешь? — закричал его отец. — Ты, недостойный шакал! Как ты смеешь?..

— Отец! — едва не плача, закричал Султан. — Отец, я твой сын, Султан! Ты меня не узнаешь?

— Спятивший кретин! Моему сыну Султану тринадцать лет! Он дома учит уроки! А ты, шакал, пришел в мирный дом с оружием! Как ты посмел нарушить закон и обычаи нашего народа?!

— Отец!..

Слезы душили Султана. Его голова раскалывалась от тщетных попыток понять происходящее. Этого не могло быть! Этого не могло быть никак! Но это есть. Здесь и сейчас…

— Сдай оружие! — милиционер–чеченец тоже встал из–за стола, вытащил из кобуры пистолет и направил его на Султана. — И не делай лишних движений!

— …Встреча с американским президентом показала насколько близки могут быть взгляды двух сторон на проблемы безопасности в мире… — вещал с экрана давно покинувший свой пост президент. — И сейчас, за три месяца до нового, восемьдесят восьмого года, мы можем договориться не только о запрете на ядерные испытания, но и…

Султан уловил последние слова президента, судорожно схватил воздух ртом и отступил на шаг. Он перестал вообще что–либо понимать.

— Отец! Я твой сын, Султан. Это ты мне выстругал саблю, ты посадил первый раз на коня! Я…

Он взглянул на отца, и почувствовал, что не может больше говорить. Рванул ворот куртки, вздохнул и вдруг, ни слова не говоря, бросился прочь из квартиры.

Когда за странным визитером захлопнулась дверь, хозяин дома, белый, как полотно, повернул голову к милиционеру и просипел:

— Что это было? Какой–то бандит…

— Этот подонок назвал себя моим сыном! — не успокаивался Ахмед Камхоев. — Он спятил!

— Да, — милиционер потер шею и странно взглянул на Камхоева. — Но я бы сказал, что он похож на тебя, Ахмед. Не очень сильно, но похож. Глаза те же и нос.

— Что будем делать? — спросил коллегу милиционер–чеченец. — Надо вызвать наряд и сообщить в отдел о вооруженном бандите. Откуда он только появился?

— Я позвоню, — сказал капитан. — Пусть разошлют ориентировку.

…Султан бежал по ступенькам вниз, то и дело врезаясь в стены. Глаза застила мутная пелена, в голове стучало, словно работали отбойные молотки. Грудь ходила ходуном.

Он тщетно искал объяснение произошедшему и не мог найти. Такое впечатление, что он нырнул в прошлое, заглянул на тринадцать лет назад. И увидел своего отца. Отец!..

Перед дверью подъезда он остановился, вытер лицо рукавом и попробовал привести мысли в порядок. Но ничего не вышло. В голове по–прежнему шумело, мозги закипали в тщетной попытке понять, осознать.

Двигаясь на автомате, он шагнул за порог, и в этот момент его опять тряхнуло. На этот раз сознание не выдержало удара, и Султан рухнул прямо на пороге.

…Здесь его и нашли утром выехавшие на патрулирование омоновцы. Форма, оружие и внешний вид красноречиво говорили, что им в руки попал боевик. Загрузив его в БТР, они поехали обратно в комендатуру.

Когда его выводили из бронетранспортера, Султан пришел в себя, понял, куда угодил, и попробовал бежать. Отчаяние придало силы, он смог свалить с ног двух омоновцев и даже сорвать у одного с пояса гранату. Но вытащить чеку не успел. Пуля настигла раньше. Она пробила лопатку, чуть изменила направление и вошла точно в сердце. Султан умер сразу, не успев толком почувствовать боль.

А перед глазами все стояло молодое лицо отца. И его добрая улыбка…

…Июль 2020года. Средняя полоса России. Полдень.

В последний день полковых учений в Энской мотострелковой дивизии были запланированы стрельбы танкового батальона. На это мероприятие приехали посмотреть не только дивизионное и корпусное начальство, но и представители танкостроительного завода и администрации региона. Ну и, конечно, журналисты. Правда, военные. Ожидаемое зрелище было достойно, чтобы на него собралось столько народу.

За последние пять лет новыми танками Т–90М были полностью укомплектованы две танковые дивизии постоянной готовности, а так же несколько мотострелковых дивизий в разных округах страны. У государства наконец нашлись деньги и на армию.

Танк по своим совокупным характеристикам превосходил любые модели иностранных танков. Огневая мощь, броня, мотор, маневренность, спектр решаемых тактических задач… Он превосходил даже свой базовый прототип, не говоря уж о старых Т–80 и тем более Т–72.

Потенциальные противники (за последние годы так и не ставшие друзьями) готовы были заплатить любые деньги за техническую документацию по нему. Но возрожденный КГБ стоял на страже секретной информации. Последнего шпиона обезвредили буквально за месяц до учений. Тот нес уэсбишку[3] на пять гигабайт с данными по танку. Донес и почти отдал английскому дипломату. Тут их и скрутили. Съемка, сенсация, дипломатический скандал, высылка представителя посольства и пожизненный срок предателю. Так–то. Теперь с этим строго…

В общем, ажиотаж с учениями не шуточный. Штаб дивизии по этому случаю разработал свой сценарий. С утра учебный бой роты танков, потом показ конечной фазы наступления полка — атака пехоты за огневым валом при поддержке танков. Со стрельбой боевыми патронами и снарядами. Кто в этом понимает, знает — небывалое дело в первые полтора десятилетия после развала СССР. И даже не финансовые возможности поражают. А выучка личного состава. Топать вслед за стеной взрывов в минимально допустимой отдаленности от нее!..

На закуску оставили боевые стрельбы двух рот на полигоне. С места, с ходу, при преодолении водных преград, по нескольким целям и т. д.

…Взвод лейтенанта Кравцова шел от деревни, где стояла рота к исходным позициям на полигоне. Подходила их очередь показывать класс стрельбы. Три танка пылили по грунтовой дороге, обходя по дуге чащу, чтобы потом миновать вброд мелкую речушку и по условиям учений выйти к рубежу со стороны курганов. Посредники специально выбрали этот маршрут, чтобы проверить умение механиков–водителей управлять танком на сильно пересеченной местности.

Следом за танками шел БТР–96 с отделением разведки из мотострелкового батальона. Разведчики должны проверить дорогу, а при необходимости помочь отразить внезапную атаку противника, когда танкисты так же по условиям учений будут устранять внезапную поломку одного из танков.

Как и танкисты, пехота имела полный боекомплект. На этой фазе учений стрельба шла только боевыми. Разумеется, в определенных местах и по мишеням. На гигантском (почти сто двадцать квадратных километров) полигоне таких мест было около тридцати.

Головной танк с бортовым номером 118 миновал мелкий овраг, вышел к опушке чащи и встал. Володя Кравцов поднял верхний люк и наполовину вылез из башни. Глянул назад. Машины сержантов Пестрикова и Лапшина только подходили к оврагу. За ними метрах в ста пылил бронетранспортер. Комбат мотострелков майор Васнецов перестраховался и вместо нового командира отделения послал с броней старшину Завадского — опытного разведчика, контрактника третьего срока. Старшине было за тридцать. Хотя на вид и не дашь столько. Строен, подтянут, заряжен энергией.

Это он посоветовал Кравцову срезать дорогу и пойти по краю чащи. Лейтенант сразу принял предложение. Старшина местность знал как свои пять пальцев, давно излазил полигон вдоль и поперек. А Кравцов прибыл в часть всего полгода назад. После училища.

Подождав, пока танки и БТР подъедут ближе, лейтенант включил радиостанцию.

— До цели три кэмэ. Ротный приказал не выходить на главную дорогу, мол, она заминирована. Пойдем вдоль чащи. Не исключено, что там засада. Поэтому разведка должна проверить соседние с дорогой кусты и все подозрительные места. При обнаружении условного противника — сигнал три девятки. С ними должен быть посредник, он отведет засаду, а нам засчитает очки. Пока пехота работает, мы прикрываем. Всем ясно?

— Ясно, командир, — откликнулся старшина, на правах старожила полка и самого опытного здесь опуская звание лейтенанта.

— Так точно, товарищ командир, — вторили ему сержанты.

— Тогда по местам. БТР вперед, Лапшин — левый фланг, Пестриков — правый. Я — тыл. Пошли.

Три танка разошлись веером, беря под наблюдение отведенные сектора, а БТР пополз вперед, забирая вправо, чтобы подойти к кустарнику, что шел вдоль края чащи на всем ее протяжении.

Пройдя метров триста, машина сбавила ход, и из задних дверей десантного отсека начали выпрыгивать разведчики. И тут же разбегаться в стороны, в свою очередь, беря на прицел чащу, кустарник и небольшой луг с другой стороны дороги.

Разведка никого не обнаружила. Условный противник не решился устраивать здесь засаду. Проверив для очистки совести все подходы к краю чащи, старшина отдал приказ осмотреть дорогу на предмет противотанковых мин. Чем черт не шутит, пока посредник спит!

Но и мин не нашли. Чисто. Так Завадский и доложил лейтенанту. Тот обрадовался и дал приказ на выдвижение. Пропустив танки вперед, разведчики двинули за ними следом, бдительно следя за тылом. Вдруг кто да вынырнет…

Взвод проскочил подозрительный участок дороги и уже выезжал к давно брошенному хутору, когда под танками дрогнула земля.

Кравцов как раз рассматривал в бинокль полуразваленный дом с выбитыми оконными рамами, оторванной дверью и разрушенной трубой на крыше. Удар едва не вышиб у него оптику, левый локоть больно ударился о край люка, а зубы громко

лязгнули.

— Ты что, Колька, совсем охренел?! — крикнул он в шлемофон механику–водителю. — Рулить разучился?

— Да это не я, товарищ лейтенант, — отозвался тот. — Мы вроде как на мину наехали. Учебную.

— «Восьмой» — я «двадцатый», — вызвал лейтенанта сержант Лапшин. — Нас что–то ударило снизу. Словно противопехотная сработала!

— И меня тоже, — подал голос Пестриков.

— «Двадцатый», не видел, под нами ничего не рвануло?

— Нет. Не видел ничего.

— Командир — вышел в эфир Завадский. — Нас тоже тряхнуло. Как кувалдой по днищу врезали. Но на мины не похоже. Ни на пехотные, ни на учебные.

Старшина знал о минах достаточно, чтобы утверждать, поэтому Кравцов поверил сразу. Помедлив, спросил своего механика.

— Как движок? И ходовая?

— Все в норме. Никаких отклонений.

— «Двадцатый», «двадцать первый», «сороковой», доложите о состоянии техники и личного состава.

Кравцов потер локоть. Наверное, синяк будет. Что же так ударило? Если не мины, что могло тряхнуть сорокадевятитонную махину? Землетрясение? Здесь, в центре России?

Доклады подчиненных успокоили. Техника в норме, личный состав отделался двумя синяками, одним прикушенным языком и ссадиной на лбу.

— Ладно. Продолжаем движение. До исходного рубежа полтора кэмэ. Посему предельное внимание. Как выходим к ориентиру пять, боевое построение. Всем ясно?

— Так точно.

— Пошли.

Отдаленный гул канонады он услышал сразу, едва танк перевалил через взгорок. Судя по всему, работали стволы дивизионной артиллерии — самоходки «Прима–1М». Правда, грохотало слишком сильно, словно бил не один дивизион. А потом над головой послышался странный шум. Кравцов слышал такой всего пару раз. Когда, будучи курсантом, ездил на аэродром прыгать с парашютом. Так ревели моторы спортивных винтовых самолетов. Но откуда эти самолетики здесь? В учениях принимала участие только армейская авиация — вертолеты Ка–52–1 и транспортники Ми–18М.

И еще одну странность отметил лейтенант. С экрана командирского компьютера исчезла карта местности. По ней через спутник он отслеживал свое перемещение и весь маршрут. Сейчас же на экране мерцала надпись: «сбой связи».

Новая навигационная система только поступила в войска, и к ней пока привыкали. Возможно, Кравцов по неопытности сбил настройку? Но тогда бы комп выдал сигнал ошибки.

— Командир, — вызвал его Завадский. — У меня пропала связь с комбатом. Не могу докричаться. И вообще на наших частотах тишина. Попробуй по своей станции выйти на кого–нибудь.

— Сейчас, — ответил лейтенант, щелкая тумблером. Ему вдруг стало неуютно. Странный сбой программы, тишина в эфире — что это значит?

Около минуты он вызывал сначала ротного, потом комбата, потом своего друга, Гришку Кольцова — командира первого взвода. Но никто не отвечал. Словно все исчезли.

Чувствуя легкую панику, Кравцов, вытер внезапно взмокший лоб и нажал тангетку.

— Всем. Я не могу связаться со штабом. Все молчат. Не знаю, что произошло, возможно, сбой связи. Поэтому до выяснения обстановки приказываю отойти обратно к чаще и встать там.

— Командир, — откликнулся Завадский. — Это может быть работа станций глушения. РЭБ[4]. Я такое видел. Вдруг это входит в условия учений? Как вводная от командования?

Кравцов наморщил лоб. Об этом он не подумал. Старшина прав, руководство учениями вполне могло усложнить обстановку, чтобы посмотреть, как отреагируют исполнители. А могло и «ядерным ударом» уничтожить весь штаб. Тогда на

плечи младшего офицерского состава ложится весь груз ответственности. Стрельбы должны быть проведены в любых условиях.

Но о применении ОМП[5] должны были предупредить. Хотя бы провести имитационный взрыв. Или это еще что–то?

Думай, лейтенант, думай. Ошибиться нельзя. За ошибки наказывают. И за отсутствие инициативы теперь тоже. В новой армии к этому подходят строго.

Кравцов снял шлемофон, опять вытер лоб и, глядя на приближающуюся стену чащи, оценивал обстановку. Связи нет. Комп молчит. Километрах в десяти — пятнадцати грохочет канонада. Значит, учения идут своим ходом. Правда, грохот почему–то слышен слева, а танковая директриса наоборот справа от дороги. Поменяли? Сомнительно… И эти назойливые жужжания винтовых машин. Сейчас он исчезли, но пару минут назад еще ныли над ухом. И еще…

Лейтенант в очередной раз глянул–по сторонам. Все было как прежде. Только словно что–то не так… Что именно, он пенять не мог, но ощущение изменения продолжали давить на нервы. Куда, например, исчез тот полуразрушенный домик? И сгнивший сарай? И пять или шесть яблонь, что росли рядом с упавшей оградой? Когда ехали сюда, он видел все сам. А сейчас… Ни–че–го.

Ничего себе фокусы!

Танки встали звездой, занимая круговую оборону. БТР заехал в центр узла обороны, заняв небольшую выемку. Кстати, очень похожую на воронку от бомбы или крупнокалиберного снаряда.

Кравцов вылез из танка и спрыгнул на землю. Прошел несколько шагов, разминая ноги. К нему подошли командиры танков и Завадский. Его разведчики успели покинуть БТР и теперь занимали позиции, беря под наблюдение окрестности. — Что будем делать, командир? — спросил старшина.

— Не знаю. Похоже, что действительно заработала станция РЭБ. Только… у меня такое чувство, что мы заехали куда–то не туда.

— Куда? Я постоянно сверял курс по GPS.[6] Мы на полигоне, в двух километрах от стрельбища. Правда…

Старшина показал небольшой прямоугольник устройства. На его экране мелькала надпись «ищу спутник».

— Потух, — констатировал Завадский. Лейтенант вздохнул и повернулся к сержантам.

— А вы что думаете?

Те глянули друг на друга и одновременно пожали плечами.

— Мне кажется, — сказал Лапшин. — Все наши проблемы начались после того странного толчка. После него…

Сержант замялся, словно не зная говорить или нет, потом поднял глаза на командира и продолжил:

— Сашка, мой наводчик, слушал радио по плееру. Я разрешил, пока шли…

Кравцов нахмурил брови, собираясь сделать нагоняй за нарушение дисциплины на марше, потом махнул рукой.

— Продолжай.

— Так вот. Как он говорит, сразу после толчка радио вырубилось.

— Если глушат, так и должно быть, — сказал старшина.

— И еще, — подал голос Пестриков, — я в детстве увлекался моделированием. Ну, самолеты собирал, танки, корабли. Знаете, такие игрушки продавали? Склеивать надо.

— И что?

— А то, что пять минут назад я видел Ла–5. Это советский истребитель времен Великой Отечественной.

— Точно? — с сомнением спросил старшина.

— Точно. Он шел на шести сотнях метров, не ошибусь. «Лавочкин» это.

— Во черт! — потянул руку к затылку Лапшин. — Кто это пустил реликвию летать над полигоном? Неужели эти… из исторического общества обкатывают раритет?

Полгода назад, принимая взвод, Кравцов был сильно удивлен, узнав, что его командиры танков имеют среднетехническое образование. То есть оба — парни довольно образованные. Еще больше он удивился, узнав, что Пестриков заочно учится в физмате.

Поэтому сейчас, слыша такие слова из уст своих подчиненных, он принимал это как должное.

Лейтенант привык с детства слышать, что в армию идут только дети беднейших слоев общества и среднее образование там считается, чуть ли не вершиной знаний. Дело действительно так и обстояло… до недавнего времени. Когда, наконец, закончили реформу в вооруженных силах. И комбинированная контрактно–призывная армия начала постепенно повышать общий уровень образования личного состава.

Оба сержанта были контрактниками, а механики–водители и наводчики — срочниками. За год службы они успевали неплохо освоить воинскую специальность и уходили на гражданку прилично подготовленными солдатами.

Так вот, сержанты имели опыт не намного меньший, чем у их командира, так что мнение обоих Кравцова весьма интересовало.

— Ладно, дело ясное, что дело темное. Связи со своими нет, спутник молчит. Радио тоже. В небе шастает истребитель–ветеран. Но канонада громыхает. А значит, учения продолжаются. Посему… — лейтенант сделал паузу, обводя подчиненных взглядом. — Принимаю решение. Идем к стрельбищу. Но! Предельно осторожно. Обнюхивая буквально каждый куст. И не отвлекаясь на музыку и прочие забавы.

Лапшин хмыкнул — камень был в его огород. Лейтенант не мог пропустить факт явного нарушения приказа, однако в такой обстановке ограничился шпилькой в адрес виноватого. На первый раз.

Вот за что сержант уважал Кравцова — за справедливость и чувство меры. В части он мог Сашке дать наряд вне очереди, но здесь и сейчас устраивать разнос считал не ко времени. Лапшин это знал, в противном случае никогда бы не сказал о нарушении.

— Порядок следования такой: я первый, за мной Пестриков. Потом старшина. Замыкает Лапшин. Сержант. Башню развернуть назад, следить за тылом. В случае появления условного противника, дать красную ракету — обозначить обнаружение и открытие огня. Ясно?

— Так точно. Башню назад, следить за тылом, в случае появления противника — красная ракета.

— Верно. Вопросы?.. Нет. По машинам.

Чужой танк он заметил, когда его машина вырулила из–за крайних деревьев на очередной взгорок. А через секунду увидел еще один. И еще.

— Стой! — машинально подал он команду.

Танк вздрогнул и замер. Метрах в сорока за ним остановился танк Пестрикова. А следом и БТР и замыкающая машина.

— Вижу… — лейтенант хотел, было сказать «условного противника» или «наших» в зависимости от наличия синего или зеленого вымпела на башне, но его смутил странный вид машин.

Что–то смутно знакомое было в них, но сейчас Кравцов не мог сказать, что именно. Угловатый силуэт, никаких наклонных плоскостей, калибр пушки маловат, гусеницы довольно узкие. И вымпелов не видно.

Мало того, Кравцов насчитал три типа странных машин. Первый (три танка) — довольно большие, тяжелые. Второй (четыре танка) — не намного уступают первым в размере, но явно легче. И третий (два танка) — приземистые, низкие. С длинной пушкой.

Девять машин неизвестно каких серий медленно ползли со стороны стрельбища к чаще. Впереди самые большие, потом те, поменьше, и в конце приземистые. Замыкали колонну два грузовика неизвестной модели.

Кравцов их видел спереди, и не мог точно разобрать опознавательных знаков на бортах.

— Что за черт? Что это такое?

Неизвестные танки между тем сокращали расстояние. До позиций взвода Кравцова им оставалось пройти чуть больше полутора километров.

— Товарищ лейтенант, — позвал его по радиостанции Пестриков. — Это немецкие танки! Я узнал их. Я ведь занимался моделированием…

— Да, ты говорил. Какие немецкие, Витя? — назвал своего сержанта по имени Кравцов. — Откуда посреди учений немецкие танки? И потом, у немцев «леопарды». А не это… железо. Ты посмотри, броня гомогенная, однослойная, никаких намеков на разнесенный вариант или активную. Калибр пушек явно меньше ста миллиметров. И эти прямоугольные силуэты…

— Товарищ лейтенант, это немцы! Точно! Впереди «тигры». PzVI. За ними PzIV серии «G». А следом два штурмовых орудия StuGIII серии F.

В знаниях сержанта Кравцов не сомневался. Но как это немецкое ретро появилось здесь?

— Может быть, ты подскажешь, откуда они вползли?

— Н–не знаю, товарищ лейтенант.

— Командир, — влез в разговор Завадский. — Это точно немцы. Я помню по кино.

Ах, кино! Теперь и лейтенант вспомнил, где видел подобные танки. Но это ничего не объясняет.

— Товарищ лейтенант, — подключился к разговору Лапшин, — может, командование устроило шоу? Пригнали старые танки, самолеты? К финалу учений? Раз приехало столько гостей, решили показать представление…

Мысль, не лишенная здравого смысла. По крайней мере она объясняет, откуда здесь древняя техника. Но как объяснить пропажу связи? И другие нестыковки?

Между тем опознанные немецкие «панцеры» так же медленно ползли по дороге, постепенно приближаясь к танкам Кравцова. Если это шоу, они подойдут ближе и разъяснят наконец обстановку.

Кравцов хотел отдать приказ выйти навстречу, чтобы встретить странных гостей, но в этот момент передний танк повернул направо по ходу движения, и взгляду лейтенанта предстал борт машины. Украшенный большим крестом.

Пройдя метров сорок, танк вернул прежний курс и пошел по лугу. Его маневр повторил третий «тигр», только он свернул налево. Таким образом «тигры» образовали цепь. Следовавшие за ними PzIV повторили маневр, только разошлись дальше по флангам. А штурмовые орудия встали в промежутки между «тиграми».

В голове Кравцова крутилось сразу несколько догадок относительно странного появления на полигоне немецких танков, и он как–то упустил из виду маневры чужих машин. Зато Пестриков среагировал сразу.

— Товарищ лейтенант, они собираются нас атаковать! Они встали углом!

Действительно, немецкие машины образовали некое подобие угла острием вперед и теперь катили прямо на танки Кравцова. До них было около километра.

— Что происходит, командир? — спросил Завадский. — Они спятили, эти историки? Прут на нас.

— Не знаю.

Он лихорадочно искал частоту, на которой работали немецкие танки, но эфир молчал.

— Командир, спрячься в танке! — рявкнул старшина. — Убери голову! Не то снесут.

— Кто снесет? Ты спятил, старшина! С чего это они станут стрелять?

— Не знаю… Показалось… Чего они прут на нас?

Над головой опять застрекотали моторы старинных самолетов. Кравцов вскинул голову и увидел сразу два силуэта, кружившиеся почти над ними. Только теперь это были другие машины.

— «Мессершмитт BF109», — передал по радиостанции Пестриков. — Кажется серии G.

— Командир, они прут на нас, — сказал Лапшин. — Расстояние — девятьсот сорок метров. Это не похоже на учения и парад техники.

— А что, по–твоему, они воевать хотят? На этих гробах?

— У меня есть одна версия… шальная, — неуверенно произнес Завадский.

— Давай свою версию.

— Это… настоящие немцы. Из того времени.

«Он же трезвый, — подумал лейтенант, — а бред несет несусветный…»

Но высказать эту мысль вслух не успел. Первый «тигр» вдруг встал, повел башней, наводя ее точно на танк Кравцова, и выстрелил.

Лейтенанта спасло то, что в момент выстрела он инстинктивно пригнулся, и над люком торчала только макушка. Снаряд рванул прямо перед танком, большая часть осколков ударила по лобовой броне, несколько долетели до поднятой крышки люка и срикошетили от нее.

«Осколочно–фугасный, — пронеслось в голове в тот момент, когда он нырял в нутро танка и закрывал люк. — Что, черт возьми, происходит?»

Два других танка выстрелили по машине Пестрикова. На этот раз болванками.[7] Одна пролетела рядом с танком. Вторая попала. Точнее, должна была попасть. Но сработала активная защита. Автоматика отследила приближение снаряда, и когда тот приблизился почти вплотную, навстречу ему выстрелил заряд из специальной пусковой установки.

Взрыв произошел в тридцати сантиметрах от башни. Болванка, получив встречный удар, сменила направление, потеряла скорость и ушла в сторону.

— Мать, вашу за ногу! — выругался Пестриков. От неожиданности он забыл отключить связь, и его мат услышали все. — Командир, что делать?

В этот момент открыли огонь другие танки немцев. Активная защита машин сработала еще дважды.

Ошарашенный видом старых танков и их внезапным нападением, Кравцов растерялся. Этого не могло быть в принципе. Откуда на полигоне в двадцать первом веке немцы? Почему они стреляют?

Не зная, что предпринять, он лихорадочно обдумывал ситуацию, не решаясь отдать приказ стрелять.

— Лейтенант! — нарушая субординацию, проорал старшина. — Они нам гусеницы побьют к херам собачьим!

В подтверждение его слов рядом с левой гусеницей танка взметнулась земля. И тут же вновь сработала активная броня, спасая от попадания болванки в лоб башни.

— Ну, суки! — прошипел лейтенант. — Хрен с вами! Сами полезли!

Он отчетливо понимал, что если ошибся и принял своих за противника — его ждет трибунал и пожизненное. Но и стоять и спокойно смотреть, как расстреливают его машины, больше не мог. И поэтому скомандовал:

— Взвод! Слушай команду! Лапшин — три левофланговых танка, Пестриков — три правофланговых. По машинам противника… Огонь!

И чувствуя, как охватывает азарт боя, крикнул своему наводчику:

— Мишка! «Тигры» наши. С левого — начинай!

— Есть, командир! — откликнулся тот, готовя орудие.

— Огонь!..

…В танке Т–90М стояла новая система наведения орудия. Она самостоятельно распознавала обнаруженные цели и отмечала их в соответствии с заданным приоритетом. Таким образом, наводчик только задавал последовательность уничтожения и количество снарядов для каждой цели, а потом нажимал кнопку «пуск». Все остальное автоматика делала сама: наводила пушку, стреляла и после подтверждения поражения переносила огонь на другую цель. И так до полного уничтожения противника.

После команды «огонь» прошло неполных пять секунд, как танки Кравцова открыли ответный огонь. И машины противника начали погибать один за другим.

Командир танковой роты капитан Эрик Даргель вел сводную группу от ремонтной базы в расположение своего батальона к деревне Вискосино. Батальон получил задачу совместно с пехотным батальоном атаковать позиции противника южнее высоты 101,2, обозначенной на картах русских как «высота Зеленая».

Почему «Зеленая» Даргель не знал. На высоте не росло ни единого дерева или куста. И вообще после бомбардировок и артобстрелов там даже травы не было. Но русских понять невозможно, он это давно уяснил.

Выполняя полученный приказ, Даргель прямо с ремонта своим ходом вел танки на позиции, не став дожидаться тягачей. Те были заняты эвакуацией подбитых самоходок с другого фланга полка.

Капитан спешил на передовую. Он хотел, наконец, испытать в бою новые, только полученные машины. Тем более что наступление шло уже пять дней, а его рота так и не поучаствовала ни в одном сражении.

Причина столь неудачного начала — потеря сразу шести машин. И это еще до боя, при выходе на исходные позиции. Его рота налетела на заброшенное и никем не обнаруженное минное поле. Три «тигра» потеряли гусеницы почти одновременно. Остальные — через час, когда шли по только что проверенной саперами дороге. Но саперы пропустили вражеские мины, и танкисты потеряли еще три машины.

Видя это, командир полка приказал Даргелю отвести роту в тыл и устранить неисправности. Таким образом, капитан остался в резерве, в то время как батальон успел повоевать.

Три танка ремонтники восстановили за сутки, и Даргель отправил их в расположение батальона. А сам с тремя остальными выехал на следующее утро. За полчаса до выезда он получил приказ: забрать из ремонта уже восстановленные танки PzIV и штурмовые оружия StuG и возглавить сводную танковую группу. На выезде с рембазы к капитану присоединились два грузовика с взводом пехоты. Лейтенант Гарвиц, командир взвода, имел приказ идти вместе с танкистами.

Вот так, одной колонной они и пошли к Вискосино краем чащи, не рискуя выходить в открытое поле. Хотя на этом участке фронта в небе было преимущество на стороне люфтваффе,[8] русские штурмовики иногда совершали дерзкие и молниеносные налеты.

…Чужие танки Даргель заметил, когда выезжал к лугу. Три странные машины незнакомой конструкции стояли у опушки. Даргель хорошо знал все типы русских машин. В сорок первом видел чудовищные КВ, воевал с Т–34, легкими Т–60 и Т–70, жег присланные англичанами «Валентайны».

Но те, что стояли в полутора километрах от него, опознать не смог. Приземистые, с плавными обводами. Со странными коробками на сплюснутой башне и огромным пулеметом, смотрящим в небо. Чувствовалась в них скрытая мощь. Огромная мощь.

Это никак не могли быть свои. Все новые машины капитан видел. Вживую или на рисунках. И новый PzV «пантера», и штурмовые оружия «Элефант»,[9] и, конечно, его собственный «тигр». Так что без сомнения — это танки противника. Но какие?

На башне каждого из странных танков был небольшой вымпел зеленого цвета. Вроде как опознавательного знака. Дополнительный символ? Или это отличие?

Капитан на всякий случай попробовал вызвать эти танки по связи, но те молчали. Между тем появление противника в тылу передовых частей его полка ни к чему хорошему привести не могло. И капитан отдал единственно верный в этом случае приказ: «К бою!»

Девять машин выстроились клином. На острие «тигры», по бокам PzIV, штурмовые орудия, как обычно — по флангам, готовые прикрывать атаку танков. Пехота осталась позади. Если к противнику подойдет его пехота, взвод Гарвица вступит в бой.

Перед тем, как дать команду «огонь», Даргель связался со штабом и предупредил о появлении в тылу русских машин.

Танк капитана выстрелил первым. Вышел недолет. Потом выстрелил танк унтер–офицера Кранке. Тяжелая болванка шла точно в цель и должна была поразить башню передовой машины противника. Но тут произошло нечто странное. Рядом с башней раздался взрыв и… все. Танк спокойно стоял на месте, словно ни в чем не бывало.

Потрясенный Даргель скомандовал вести беглый огонь и попытаться поразить гусеницы. Еще пять выстрелов не принесли никакого результата. Каждый раз, когда снаряд шел в цель, следовал взрыв рядом с корпусом машины. А танки стояли целыми и невредимыми.

«Мистика, — подумал Даргель. — У русских появился неуязвимый танк. Его не берут даже снаряды из пушек «тигра». Этого не может быть…»

А русские почему–то не открывали огня. Боялись или заклинило башни?

Даргель решил подойти еще ближе и ударить наверняка. Перед его восьмидесятивосьмимиллиметровой пушкой не мог устоять ни один танк на свете.

«Тигры» двинули вперед, намереваясь сократить дистанцию, когда русские наконец открыли огонь. Даргель увидел сотрясение вражеского танка, частые хлопки выстрелов и… что–то яркое и горячее ударило его в лицо, стало нестерпимо больно, а потом все померкло. Сознание отключилось. Навсегда…

Первыми взорвались две левофланговые машины, Пестриков обозвал их PzIV. Потом исчезли в огне одновременно все «тигры» и приземистые штурмовые орудия. За ними–еще одна немецкая «четверка». Последний вражеский танк успел спрятаться за огромным факелом, еще несколько секунд назад бывшим грозным «тигром». Пестриков двинул свой танк вправо, заходя во фланг, чтобы расстрелять немца в борт.

Кравцов потрясение смотрел на восемь костров, пылавших посредине луга. Впервые столь наглядно его танк продемонстрировал свою мощь. Пусть даже на старых консервных банках. Но это зрелище потрясало до глубины души. Весь бой шел какой–то десяток секунд.

Лейтенант даже не сразу расслышал крик Завадского:

— Воздух! Атака с неба.

На них с высоты падали две юркие машины. Это были «Мессершмитты».

— Все нормально, командир, — добавил Завадский. — Я займусь ими.

…Новый БТР–96 являл собой совершенный образец бронетранспортера. По своей сути, изначально БТР — легкобронированное такси для перевозки отделения пехоты, доставления его на поле боя, подвоза боеприпасов и эвакуации раненых. И его вооружение — только для самозащиты от внезапной атаки пехоты врага. Хотя, надо признать вооружение довольно сильное — два пулемета, крупнокалиберный и ПКТ.

Однако с конца двадцатого века бронетранспортер пытались переделать в колесный вариант боевой машины пехоты. Усиливали броню и вооружение, модернизировали ходовую часть. В результате и появился БТР–96. Его броня выдерживала попадание снарядов из двадцатитрехмиллиметровой автоматической пушки, специальная установка защищала от подрыва на минах.

Вооружение сильно изменилось. Для поражения живой силы и легкобронированной техники установили спарку крупнокалиберных пулеметов «Корд» и автоматический гранатомёт АГ–36. Для поражения бронетехники — ПТУР «Долина–1», способный пробивать любую броню любого танка. Для уничтожения авиации в комплект бронетранспортера входил ПЗРК «Игла–10».

Всем комплексом вооружения наводчик управлял с помощью бортового компьютера, подобного тому, что стоял на Т–90М.

Таким образом, новый БТР стал вполне самостоятельной боевой единицей, способной противостоять любому противнику. Конечно, только если ведет бой с закрытой позиции. В открытый бой с авиацией и танками ему лучше не вступать.

…И Завадский занялся «мессерами». Первый исчез в огне, когда выходил из пике. В его хвост врезалась ракета из ПЗРК. Второй получил свое от пулеметной спарки, проходя почти на бреющем над танками Кравцова. Немецкие летчики не принимали странную машину всерьез и не знали, откуда придет смерть.

Тем временем Пестриков достал последний вражеский танк и отошел обратно на свою позицию. Не успел он доложить об успехе, как в шлемофоне лейтенанта раздался крик Лапшина:

— Слева вижу танки! Шесть машин! Немцы!

Теперь все разбирались в классификации немецкой бронетехники.

— Еще три «тигра» идут от заброшенного хутора, — доложил Завадский. И после паузы добавил: — Которого вроде как и нет.

Дело принимало новый оборот. Невесть откуда взявшиеся танки времен Великой Отечественной атаковали взвод со всех сторон. Да еще авиация…

Следовало срочно разобраться в ситуации и принять решение. Пора прекратить этот нелепый бой и найти своих.

И Кравцов решение принял.

— Слушать меня! Судя по всему, мы стали свидетелями некой аномалии. Либо нас забросило в прошлое, либо немцев кинуло к нам. Судя по характеру местности и канонаде — более вероятен первый вариант. А посему — идем обратно к хутору. К тому месту, где он должен быть. Если нас не вернет обратно, занимаем круговую оборону у края рощи и… стоим до конца. Когда закончатся снаряды — рвем танки и уходим на БТРе. Вопросы?

— Что будем делать потом, командир? — спросил старшина. — Куда идти. К нашим… в смысле, к русским?

— Не знаю. После решим.

Больше вопросов не было.

— Тогда пошли. Лапшин, Пестриков — на вас «тигры». Я беру «четверки». Завадский — замыкаешь. В тылу осталась вражеская пехота — она на тебе. И следи за небом. «Игла» еще есть?

— Одна.

— Понял. Вперед.

Отдав приказ, Кравцов почувствовал некоторое облегчение. В самом деле, все сомнения и непонимание–осталось позади. Ситуация стала ясной. И что с того, что произошло невозможное? Ну, произошло и ладно. Есть конкретный план, есть цель. Остальное зависит только от них самих и… от количества боеприпасов. А если так выйдет, что они все погибнут…

Володя был готов к этому с того самого дня, когда давал присягу служить Родине до последнего вздоха. И если совсем недавно эти слова были пустым звуком, то теперь они вновь звучат гордо и грозно.

Его прадед погиб в сорок третьем, форсируя Днепр. И получив посмертно Звезду Героя. Неужели правнук будет слабее?

Получив странное сообщение от Даргеля, майор Рундштед, командир танкового батальона, сперва принял его за неуместную шутку. Какие «странные русские танки»? Да еще в тылу наступающей дивизии. Но когда авиаразведка подтвердила факт боя группы Даргеля с какими–то танками, он перестал сомневаться. Окончательно внес ясность лейтенант Тарвиц. Его машины только что прибыли в расположение батальона.

Выглядел лейтенант неважно. Бледный, руки дрожат, глаза вылезли из орбит.

Опорожнив флягу с водой, он сбивчиво рассказал майору, как три русских танка буквально за считанные секунды разнесли машины Даргеля в пух и прах, а потом подбили два истребителя.

После этого Гарвиц посчитал, что вступление в бой его взвода ничего не даст, и на всей скорости покинул поле боя.

— Можете отдавать меня под суд, господин майор. Или расстрелять лично. Но я сам видел, как снаряды «тигров» отлетали от брони русских танков. И как вспыхивали наши машины. А башня танка капитана улетела метров на двадцать от корпуса. И раскололась еще в полете на две части. Это… это невозможно передать…

— Успокойтесь, лейтенант! — брезгливо поморщился Рундштед. — Я не обвиняю вас в трусости. Против танков ваш взвод ничего не мог сделать. Но вам придется идти в составе группы, которую я пошлю уничтожить русских.

И майор отдал приказ — оставшимся танкам из роты Даргеля под командой его заместителя обер–лейтенанта Видлинга и взводу PzIV выйти на перехват танков противника. Им майор придавал взвод пехоты Гарвица, еще один взвод из подчиненной пехотной роты и два противотанковых орудия.

— Если русские будут отступать, доложите в какую сторону. Я вызову авиацию, — наставлял Рундштед командира сводной группы обер–лейтенанта Видлинга. — И не лезьте на рожон. Похоже, русские использовали здесь какие–то новые машины. Я не хочу терять технику накануне наступления.

Отправив группы, майор поспешил в штаб, чтобы передать информацию командиру полка. Необходимо было согласовать действия с авиацией и соседними частями.

«И все же, что это за новые танки? — думал майор, идя к штабу. — И откуда такая неуязвимость? Неужели они придумали что–то особое?.. Или это больное воображение Гарвица? Но Даргель погиб. И его группа… Значит, все правда…»

Терзаемый сомнениями, Рундштед поднял трубку и попросил соединить его с командиром полка…

…Взвод лейтенанта Кравцова медленно продвигался к месту, где должен быть заброшенный хутор. Впереди по–прежнему шел командирский танк, за ним уступом справа двигались танки Лапшина и Пестрикова. А БТР разведчиков шел слева, по краю дороги, контролируя чащу.

Только что они отразили уже третью атаку противника, и хотя немцы отошли, но еще не оставили мысли уничтожить странные танки русских.

Второй бой вышел более долгим по времени. Немцы на этот раз шли гораздо осторожнее и не спешили выходить на открытую местность. Но такой маневр не принес ожидаемого результата. Как и свой прототип, Т–90М мог бить с закрытых позиций ПТУРами А–12. Не зря его назвали ракетнопушечный.

В довольно короткий срок с танками противника было покончено. Больше хлопот доставила пехота. Один взвод немцев успел добраться до края чащи и исчезнуть в ее буреломах. А вот второй промедлил, и разведчики накрыли его огнем.

Потом Завадский спешил своих людей и повел наступление на врага. Кравцов приказал Лапшину поддержать их.

Силы оказались неравными и немцы в конце концов отступили, оставляя убитых и тяжелораненых. Конечно, будь у обеих сторон одинаковое вооружение, численное преимущество позволило немцам зажать разведчиков.

Немцы, что ни говори, были солдатами умелыми, дисциплинированными и хорошо подготовленными. Тем более на их стороне огромный опыт войны.

А в отделении Завадского только сам старшина, наводчик БТРа и двое солдат–контрактников имели за плечами по несколько лет службы и участия в локальных конфликтах. Остальные — срочники девятого месяца службы.

Впрочем, они держались хорошо, не паниковали и не теряли головы от волнения. Да и старшина не давал скисать.

Давя противника огнем пулемета, подствольных гранатометов и автоматов, разведчики постепенно оттеснили немцев к краю чащи, под стволы БТРа.

Поняв, что дело швах, немцы бежали. Оставив на поле боя девять танков, две разбитые пушки и не менее тридцати солдат.

Не успел Кравцов дать команду на отход, как сверху навалилась тройка самолетов. На этот раз Пестриков опознало в них многофункциональные «фоке–вульфы». Они могли нести бомбовую нагрузку и имели сильное вооружение.

Незваных гостей встретил Завадский, использовав последний ПЗРК. Ракета развалила на части первый самолет. Второй попал под огонь спарки и, с трудом выйдя из пике, задымил и пошел к земле.

Третий самолет, видя участь своих собратьев, отвернул в сторону и исчез в небе.

— Побежал жаловаться, — сплюнул Завадский и вызвал лейтенанта. — Командир. Они сейчас сюда авиаполк пригонят. У нас патронов не хватит.

— Попробуем уйти к хутору. Должна же эта чертова игрушка сработать!

Завадский не ответил. В исправном состоянии «игрушки» он сомневался, но высказывать свое мнение вслух не хотел. И так тошно.

Третий раз немцы атаковали уже на подходе к хутору. Точнее — к месту, где он должен быть.

На этот раз на них шли семь машин. Пять «тигров», «четверка» и странная махина, опознанная Пестриковым как «Фердинанд». Мощная неуклюжая самоходка ползла позади танков, с трудом преодолевая мягкий грунт луга. За бронетехникой шли пять машин с пехотой. У трех на прицепе были пушки.

— Серьезно за нас взялись, — закончил подсчет Кравцов. — Экипажам доложить о боекомплекте.

— Израсходовано восемь снарядов и два ПТУРа, — доложил Лапшин.

— Девять снарядов, один ПТУР, — ответил Пестриков.

— Семь снарядов, — закончил перекличку наводчик лейтенантского танка.

— А у меня «иглы» — ёк! — подал голос Завадский. — А выстрелов к гранатомету и патронов навалом. Но если еще часок нас потрясут, останемся на нуле.

— Ясно. Слушай приказ. Снаряды беречь. Работать ПТУРами. Старшина — ты с танками не воюешь, на тебе пехота. Не дай развернуть пушки.

— Есть.

«Закончатся снаряды, будем рвать танки и уходить на броне Завадского, — опять начал подсчет лейтенант. — А когда у него баки опустею — рванем и БТР. А потом…»

Дальше он планировать не стал. Надо еще дожить до «потом». Поправив шлемофон, он поймал в оптику передний танк и скомандовал: «Огонь!»

…За схваткой немцев с неизвестным танками наблюдали три пары посторонних глаз. Наблюдение велось с заболоченного, заросшего камышами берега мелкой речушки. Там в засаде сидели три бойца из полковой разведки советской дивизии, державшей оборону у Зеленой высоты.

Они сидели здесь уже час, имея задание подсчитать силы противника и попробовать узнать направление предстоящего удара. Командование дивизии не без оснований подозревало, что сил удержать позиции не хватит, и хотело знать, имеет ли смысл стягивать артиллерию и танки к высоте, чтобы встретить врага всеми средствами.

Вот и забрались сюда разведчики, отыскав удобное место для наблюдения. И уже приступили к работе, когда откуда ни возьмись, возникли три странных танка и еще более странная машина аж на восьми колесах.

А потом они стали свидетелями невероятного боя. Неизвестные машины за какие–то считанные секунды разделали немецкие танки. Командир разведчиков, сержант Опанасенко, даже глаза протер. Горят фрицы! Да как горят!

— Шо це таке, Петро? — спросил его земляк, ефрейтор Горботенко. — Шо мы бачили?

— Ох, не х… себе! — сбил пилотку на затылок Гришка Добренков, третий разведчик. — Неужто наши?

Опанасенко во все глаза следил за странными танками, вспоминая модели советских машин, а так же немецких, которые видел или о которых слышал. Эти чудовища не были похожи ни на один из них.

— Тикать надо, Петро. Не то они нас найдут и в пыль сотрут.

— Сиди, — ответил, наконец, сержант. — У нас задача — сосчитать немцев. Вот и будем выполнять.

— Их и без нас сосчитают, — кивнул на поле боя Гришка.

Там как раз началась вторая схватка. После нее разведчики и вовсе остолбенели. Странные танки поражали немцев из–за взгорков, не видя их. Из стволов вылетали странные огненные снаряды, похожие на ракеты «катюш». При попадании в танк они взрывались со страшным грохотом, отрывая башни, проламывая броню и выжигая все живое.

А потом разведчики увидели пехоту, вылезшую из восьмиколесной машины. Нормальные парни в камуфляжной форме, как и у них самих, только другой расцветки, И оружие чудное.

Сержант внимательно смотрел за действиями неизвестной пехоты. Потом его отвлек Гришка, тыкавший пальцем в противотанковые пушки, что развернули немцы на краю дороги.

— Может, поддержим? До пушек метров триста. А ну как они подобьют танки?

— Сиди. Помогальщик! Без нас справятся.

— А если нет?

Сержант кашлянул, прочищая горло и про себя раздумывая над вопросом.

— А тогда и влезем. Постреляем обслугу.

Влезать не пришлось. Разведчики видели, как один из танков, заметив угрозу с фланга, быстро развернул башню (быстро, невероятно быстро) и плюнул огнем. Первая пушка исчезла в облаке взрыва.

Со второй разобрался пехотинец с помощью какой–то странной трубы. Он присел на колено, положил трубу на правое плечо, а потом оттуда вылетел длинный снаряд с дымным хвостом. Снаряд быстро понесся навстречу пушке, ударил ее в щит и… И все. Ни пушки, ни обслуги.

— Мать моя женщина, — зашептал Гришка. — Что же творится?! Неужели это наши? Ведь фрицев положили несчитано.

Он повернул красное от волнения лицо к сержанту и, сверкая глазами, повторил:

— Что же происходит, сержант?

— Не знаю. Но чую, тикать нам надобно отседова. Вон еще немцы прут. Как раз через нас пойдут. Не ровен час, засекут. Уходим!

И сержант первым пополз вдоль берега, уходя из опасного места. Разведчики уже не видели, как третья волна немцев накатила на неизвестные танки и разбилась о грозное оружие чужаков. И как вспыхнул «Фердинанд», когда в него угодил снаряд.

Теряя технику и людей, немцы опять отступили. Командир немецкого танкового полка, оставив на поле боя двадцать пять машин, решил отвести свои силы и предоставить действовать авиации и артиллерии.

Он и так из–за незапланированного боя сорвал наступление на высоту. И теперь вынужден будет брать ее ослабленными батальонами.

Третья атака вышла самой затяжной. Удачный выстрел немецкого танка повредил гусеницу на машине Лапшина. Правда, ремонт не занял много времени, но сам факт тревожил. У Завадского были потери. Во время перестрелки у чащи одного из его разведчиков ранили в ногу. Пуля из карабина прошла навылет, не задев кость.

Один из контрактников имел смежную специальность санинструктора. Он обработал рану, наложил повязку и вколол промедол. Раненый был в сознании и в общем–то чувствовал себя нормально.

Немецкие пули не брали бронежилеты разведчиков, но вот ноги оставались открытыми.

— Лейтенант, — вызвал Кравцова старшина после перевязки. — Надо уходить отсюда. Нас сейчас накроет авиация и гаубицы. Не станут немцы больше технику терять.

Кравцов и сам так думал, поэтому и приказал после второй стычки отходить. Но если от артиллерии можно уйти, то как скрыться от авиации? Правда, у них есть зенитные пулеметы, здешние штурмовики и истребители отогнать можно. Но если навалятся все разом, будет трудно. Достаточно разбить гусеницу и танки встанут.

Лейтенант провел перекличку, проверил боезапас и уровень горючего в баках, а потом приказал идти к хутору.

— Если там ничего нет, уходим на восток. К нашим… Если примут, — добавил он после паузы.

Неизвестно как еще отнесутся к ним советские войска. Пестриков успел просветить командира относительно политического строя в прежнем СССР и характера отношений с чужаками. Не известно еще, оставят ли им жизнь…

По дороге к хутору они дважды замечали вражеские танки, но те не подходили ближе трех километров и не выказывали желания атаковать. Три километра не дистанция для Т–90М, но тратить снаряды лейтенант не хотел.

В следующий раз немцев засекли уже на подступах к месту, где должен быть хутор. На этот раз те подошли ближе.

Кравцов отдал приказ готовиться к бою, привычно (уже привычно!) распределив сектора наблюдения и огня. А когда Завадский доложил о появлении в небе трех самолетов, решил сам идти на сближение с противником, чтобы затруднить работу авиации и артиллерии (если немцы решат обстрелять их).

Танки свернули с дороги пошли по полю. Оно только со стороны выглядело ровным и гладким. Под высокой травой скрывались рытвины, колдобины и выбоины. Танки запрыгали на неровностях местности.

Кравцов старался удержать в поле зрения танки немцев, не обращая внимания на рывки машины. Поэтому не среагировал на ощутимый толчок снизу. Только на миг оторвал взгляд от перископа, а когда приник к нему опять, то увидел прямо перед собой сруб сарая.

— Куда катишь, сворачивай! — заорал он, на миг забыв, что для его танка эта груда бревен не опаснее листа фанеры.

Но механик автоматически свернул влево, обходя препятствие, и крикнул в ответ:

— Он как из воздуха появился. Не заметил.

А лейтенант вдруг видел у края дороги два бронетранспортера и три танка. Не отойдя еще от недавнего боя, он едва не скомандовал «огонь», но потом узнал силуэты машин и понял, что видит такие же танки, на каком ехал сам.

И тут же в шлемофоне разделался раздраженный голос его ротного.

— Кравцов, мать твою за ногу! Где тебя носит! Ты уже сорок минут как должен быть на стрельбище!

— Ур–ра! — заорал вдруг Лапшин. — Свои! Вышли!

Взгляду разозленного странной пропажей своего взвода капитана Макарова предстала несусветная картина. Из вставших у полуразваленной избы танков и бронетранспортера вылезают обалдевшие от радости танкисты и разведчики, прыгают, кричат что–то невнятное, обнимаются. Глаза у всех шальные, лица красные. И на начальство совершенно не обращают внимания.

Когда капитан подошел к ним, на него отчетливо пахнуло гарью из стволов пушек.

— Что, черт возьми, происходит? Кравцов? Вы где стреляли? К нему подошел сияющий от радости лейтенант, вскинул руку к шлемофону и дрожащим голосом произнес:

— Разрешите доложить, товарищ капитан. В бою вверенным мне взводом и приданым отделением разведки были уничтожены двадцать пять немецких танков и самоходных орудий, четыре противотанковые пушки и около шестидесяти человек пехоты. Потерь нет, ранен один разведчик. Докладывает командир взвода лейтенант Кравцов.

Первой мыслью капитана было, что лейтенант спятил. Потом пришла мысль, что спятили все. Но затем он увидел хромающего разведчика с таким же радостным лицом, довольную физиономию старшины Завадского, которого неплохо знал, и понял, что дел тут явно запутанное. И темное.

Поэтому не нашел ничего лучшего, как приказать:

— Всем в расположение части. Там разберемся. А раненого заберет вертолет. Все. Выполнять!

…Происшествие наделало шуму. Командир полка и командир дивизии сначала хотели отправить Кравцова и остальных «пропавших» в больницу. Но потом в часть приехала комиссия, состоящая наполовину из сотрудников госбезопасности и наполовину из врачей и ученых.

Они забрали всех участников с собой и подвергли их десятидневному обследованию. А потом отпустили, предупредив, чтобы те особо не распускали языки. И даже взяли подписки.

— Пойми, лейтенант, — объяснял Кравцову чин из КГБ, — это дело такое деликатное, что нужно быть очень осторожным. Не стоит пугать всех россказнями о провале в прошлое.

— Но это же правда!

— Да, правда. И мы вам поверили. Потому что совершенно определенно это знаем. Но болтать все равно не надо. Рано пока.

К моменту возвращения группы Кравцова сотрудники проводившего эксперимент НИИ с помощью коллег из других институтов и того самого инженера (докричался все–таки неугомонный выдумщик, услышали), высказавшего оригинальную догадку, уже отыскали следы выносного блока. Как и следовало ожидать — в далеком прошлом.

И хотя вернуть его пока не смогли, зато разобрались в причине странного феномена. Так что работой НИИ теперь был обеспечен по самое горло…

Кравцов и его товарищи вернулись в часть и продолжали служить. А через две недели, после этого пришел приказ из Москвы. Наградить всех участников провала орденам Мужества третьей степени.

Всех, кроме Кравцова. Его высокая комиссия представила к Звезде Героя России. «За умелое и грамотное руководство вверенным подразделением в сложной обстановке, быструю адаптацию в незнакомых условиях, нанесению крупного урона врагу и сохранение техники и личного состава».

Так и было написано в приказе. Надо сказать — заслуженно. Как ни крути, а воевал с врагом. Пусть и в прошлом. И не важно, что техника у него была отсталая. Воевал–то он всерьез!

А еще через месяц Кравцову досрочно присвоили следующее звание и назначили командиром роты разведки танкового полка. Это уже по представлению командования дивизии. Заслужил.

Уже потом эксперты исследовали всю документацию, относящуюся к периоду лето–осень 43–го года в поисках любого упоминания о странном бое в тылах немецкого танкового полка, но ничего не нашли. Видимо, в тот момент, когда Красная Армия после оборонительных боев переходила в наступление, и в штабах немцев при отступлении царил бардак, никто не отметил данный факт в дневнике боевых действий. Так что с немецкой стороны все было тихо.

Впрочем, как и с советской. Что стало с теми разведчиками: погибли ли при выходе к своим или просто не рискнули докладывать об увиденном — неизвестно. Но никаких записей нигде не обнаружено.

И то хорошо. Меньше хлопот…

ФРАГМЕНТ 3

Август 2004 года. Средняя полоса России. 13:15.

— Так, пацаны! Смотрим еще раз, все ли загрузили. Ничего не оставили? А то влом возвращаться…

— Все в норме.

— В норме? Лады. Проверим. У кого там список? У тебя, Витьк?

— Угу.

— Читай.

— Угу.

— Че — угу?! Читай, а не жуй.

— Тьфу! Чего читать? Загрузили все. А чего нет — значит, забыли дома. Туда теперь никто не попрет. Давайте лучше двигать. Не то местные ненароком забредут, тогда будет шум.

— Лентяй ты, Витька. Скажи, читать не охота.

— Ну не охота. Потому как бестолку.

— Эй, сверяльщики. Давайте на броню. Не хрена ждать.

— Ладно, пошли. По пути проверим

При взгляде вниз с высоты птичьего полета можно увидеть стоящую неподалеку от леса большую машину странной конфигурации и четверых молодых парней, одетых в одинаковую военную форму. Тоже довольно странную.

В полутора километрах от дороги маленькая деревенька, в которой большая часть домов брошена. В остальных еще теплится жизнь, но довольно вялая. Однако деревня никого не интересует, а вот машина и парни…

Им около тридцати. Все как на подбор высокого роста, мощного, можно сказать богатырского сложения, с короткими спортивными стрижками. Есть некоторые схожие черты во внешности, хотя родственниками друг другу они не доводятся.

Одеты парни, как уже было сказано в военную форму. Давно не существующей структуры. Черные бриджи и кителя, черные сапоги, белоснежные рубашки, черные фуражки с высокими тульями. На рукавах — свастика, на погонах знаки различия. Специалист их легко назовет. Не будем скрывать и мы. Пожалуйста. Трое гауптштурмфюреров и один штурмбанфюрер. В переводе на армейский язык — капитаны и майор.

Кто еще не догадался — это форма гестапо. Пояснять не стоит, в России об этой организации все знают. И никогда не забудут.

Четверка парней загружала сумками, упаковками, ящиками, рюкзаками и баулами большую машину. Издалека ее можно принять за импортный джип, но при более пристальном взгляде мнение менялось. Длинный корпус, багажное отделение скрыто за металлическими бортами, причем сталь явно не та, что шла на легковые машины. Шесть колес, три двери. Две впереди, одна двойная сзади.

Большинству марка машины незнакома, но люди военные, особенно в возрасте, без труда назвали бы не только модель, но и ее ТТХ. Это был советский бронетранспортер БТР–152, созданный на базе ЗИЛ–131. Внешне машина немного походила на немецкий бронетранспортер «Ганомаг» времен Второй мировой войны. С которого в принципе и была содрана.

БТР давным–давно сняли с вооружения, но некоторое количество машин все еще стояли на складах армии. Один такой экземпляр, разумеется, без вооружения, и был выкуплен неким гражданским лицом для собственного пользования.

Сделка была полулегальной, но так как рассекать по улицам города новый владелец не собирался, до сих пор никто не предъявлял никаких претензий.

Впрочем, у блюстителей порядка, появись они вдруг здесь и сейчас, претензий было бы навалом. А у владельца БТРа — навалом проблем с законом.

Машина была выкрашена в зелено–коричневый цвет, на бортах опознавательные знаки немецкой армии времен Третьего рейха. Над кабиной, на турели — пулемет МО–42. Настоящий пулемет в хорошем состоянии, с заправленной лентой, в которой тускло поблескивали патроны.

Кроме него четверка имела на вооружение три пистолета–пулемета МР–40, штурмовую винтовку StG–44,[10] винтовку Маузера со снайперским прицелом и три пистолета «Вальтер Р–38». И еще десятка полтора гранат. Как «лимонок» Ф–1, так и немецких, прозванных «колотушками».

Если кто–то решил, что здесь идут съемки фильма о войне, то он ошибается. И клип не снимают. Тут дело совсем в другом…

— Шарики воздушные взяли? — спросил самый рослый среди четверки — Герман, когда машина тронулась с места.

— Взяли, взяли, — успокоил его Артем, тот, кто требовал проверить имущество. — В крайнем случае используем гандоны. А девочки надуют…

Сзади раздался смех. Сидевшие возле багажа Виктор и Олег скалили зубы.

— Ну, смотрите, — показал парням кулак Герман. — Будете по газетам и коробкам стрелять.

— Было бы из чего, а мишени всегда найдем, — примирительно сказал Олег и протянул Герману открытую банку пива.

Тот кивнул и сделал глоток, разом опустошивший половину банки. Глотка у Германа безразмерная.

Загадка. Едут по лесу на бронетранспортере четверо одетых в нацистскую форму бритоголовых парней, увешанных немецким оружием. Кто они? Нет, не скинхеды. И не неонацисты. Не баркашовцы из РНЕ или прочих минипартий нацистского толка. Бандиты? Верно. Но в прошлом. А сейчас вполне порядочные, местами легальные бизнесмены средней руки. Те, чей ежемесячный доход превышает двадцать тысяч долларов. Впрочем, сейчас модно считать в евро.

Зачем им маскарад, не очень уместный в стране, шестьдесят лет назад пережившей ужас нашествия гитлеровцев и их прихлебателей? Ответ — это такая форма отдыха. Релаксация после дел насущных, проблем бизнеса и прочих неурядиц, коими богата жизнь в России начала двадцать первого века.

Каждый отдыхает на свой лад. Кто–то лезет в горы, кто–то едет на курорт, кто–то участвует в новомодных ролевых играх, бегает по лесам и полям с «толкиенистами», «викингами», «рыцарями» и прочими «героями». Есть ещё любители пощекотать себе нервы в перестрелках пейнтбольной или страйкбольной войнушки.

Кстати, эта четверка тоже увлекается войнушками. Но у них есть еще одна фишка. Во время отпуска (в основном, летом и ранней осенью) едут они в западные области России, подальше от городов и поселков, где еще шумят бескрайние леса и чащобы, заезжают в самые уж глухие районы и там отрываются на всю катушку.

Натягивают гестаповскую форму, берут оружие (настоящее) и устраивают что–то навроде полевых сборов. Со стрельбой, купанием, рыбной ловлей по–военному (то бишь с гранатами), поеданием шашлыков, поглощением довольно большого количества водки. Ну и с общением с прекрасным полом. Куда ж без него?

Проходит все более или менее мирно и безобидно. Из оружия палят в глубоких оврагах, чтобы ненароком кого не задеть, водку пьют в меру, (спортивный режим–с), баб… ну с ними тоже мирно. Но много.

Местный народ не трогают. Да и мало осталось здесь, кого трогать. Разве что шальные охотники или грибники.

Вот такое развлечение у парней. Нравится им подобный отдых и все тут. А что немецкая форма… Уж очень она красивая. Видная. Это давно все признали. Особенно когда Вячеслав Тихонов в ней одиннадцать серий расхаживал, образ Штирлица передавал. Да и Табаков в ней выглядел вполне презентабельно. И даже вечный комик Куравлев смотрелся представительно. А кому она не идет?

Да, немецкая, запятнавшая себя кровью сверх всякой меры. Но ведь и язык немецкий многие ветераны до сих пор спокойно слушать не могут. Так ведь никто не запрещал его. И Берлин до сих пор стоит. И Германия существует.

Вот такой юридический парадокс. Особенно с запрещением демонстрации эмблемы третьего рейха — свастики. Хотя любой начинающий историк знает — этому символу больше трех тысяч лет. И к гитлеризму он имеет такое же отношение, как и истинные арийцы, то бишь арии. Никакое. Ладно, не будет о грустном.

Словом уже пятый год приезжают они сюда, оставляют свой транспорт в соседней деревне, переодеваются, достают из схронов оружие, выкатывают бронетранспортер и едут отдыхать на всю катушку. Артем, Герман, Олег и Виктор. Четыре друга, четыре кореша, партнеры по бизнесу и вообще — неплохие парни.

— Ты с Генкой связывался? Когда они приедут?

— К вечеру. У них были небольшие проблемы, потому и запоздают.

— А девок захватят?

Артем глянул на озабоченное лицо Германа, фыркнул. Успокаивающе подтвердил.

— Конечно. Их очередь.

— Это хорошо, — кивнул Герман. — Неделю без баб — я не выдержу.

— Да ты и два дня не выдержишь! — влез в разговор Виктор. — Побежишь по здешним деревням искать бабусю помоложе.

— Но–но! — показал ему кулак Герман. — Я не геронтофил. К старым испытываю почтение, а не влечение.

Артем бросил хитрый взгляд на Витьку, подмигнул и очень серьезным тоном произнес:

— Да мы знаем. Ты у нас на другое западаешь. Небось и форму для девок прихватил самую что ни наесть подходящую? Чтобы все как в кино.

Витька дернул головой, зажал ладонью рот, но потом не выдержал и заржал во все горло, невольно вырывая из полудремы Олега. Артем тоже прыснул, на миг упустил руль, и тяжёлая машина вильнула в сторону.

Герман привстал на месте, ткнул ладонью Витьку в бок и пообещал:

— Приедем — голову сверну! И тебе тоже, водила хренов! Артем вжал голову в плечи, спасаясь от разгневанного кореша, а сам все скалил зубы. Это была старая шутка в их компании, и Герман всегда на нее попадался…

Лет в восемнадцать посмотрел Герман один порнофильм, где фигурировали девчонки в военной форме. Особенно запала ему в душу блондиночка затянутая в гестаповскую форму, в черной кожаной миниюбчонке. И все. С тех пор Герман полюбил секс с переодеваниями. Сколько он перетрахал подружек и проституток, одетых в немецкую, милицейскую, советскую военную или медицинскую форму.

Со временем у него даже развился условный рефлекс. Как увидит девчонку в форме, сразу бежит знакомиться. Братва офигевала от такой активности. Любвеобильный Герман успел уложить в постель трех милиционерш, пять сверхсрочниц, с десяток медсестер и врачих.

Дошло до того, что с другими подружками у него не выходило. Когда не видел обтянутых мини стройных ножек, не ласкал упругих грудей под белоснежными рубашками, его агрегат давал сбой.

В конце концов, потерпев подряд два фиаско, Герман побежал к врачу. Тот, проведя обследование, переправил его к психиатру. А врачеватель душ поставил диагноз — фетишизм, назначил лечение. Поэтапное. С привлечением гипноза, просмотром определенных фильмов и участием девочек. Одетых несколько иначе, чем привык Герман.

За полгода душевный недуг прошел, и стал Герман опять «всеяден». Фетишизмом больше не увлекался, хотя тяга к женщинам в форме до конца не прошла. Но благо теперь не мешала.

Сзади в кузове шел разговор на другую тему.

— Парни из Смоленска предлагают две самозарядные немецкие винтовки в хорошем состоянии, — рассказывал Виктор. — Их «черные следопыты» постарались.

— Какие не уточнил? — спросил Олег.

— Нет. Можно узнать.

— Было два вида винтовок. «Вальтер» G–41 и G–43. Первые — сырые, слабые. Вторые лучше, но тоже не ахти какие…

— Думаешь, не стоит брать?

— Надо уточнить. Посмотреть, пострелять. Если цена приемлемая — почему бы одну не взять? Но лучше еще один StG. Кстати, как там дела с поставками патронов и гранат? Мой канал иссяк.

— Будут, — успокоил Виктор. — Знакомые обещали.

— Только проверять поеду я сам.

— Само собой. Как обычно.

В вопросах оружия и военной техники в их компании лучше всех разбирались Олег и Артем. Что совсем не удивительно. Артем служил срочную в спецназе ГРУ. А Олег — в спецназе внутренних войск. И оба успели повоевать…

В армию Артема отправила, как ни странно, братва. В девяностом году его, еще семнадцатилетнего бойца одной из бригад, старший решил определить в армию, чтобы тот научился работать с оружием, взрывчаткой и усвоил специальные тактические приемы. В общем, прошел профессиональную подготовку.

Слово старшего — закон. Для молодого пацана такое внимание со стороны бригадира было лестно. Тем более тот брал на себя все заботы о семье новобранца.

Благодаря связям братвы угодил Артем сначала в ВДВ, а потом и в спецназ. Тем более данные у него были подходящие. Кандидат в мастера по дзюдо, второй разряд по биатлону. Рост метр восемьдесят пять, вес восемьдесят три.

Таких — выносливых, сильных и ловких — и отбирали в элитные войска тогда еще Советского Союза. Служба Артему нравилась, проблем с «дедовщиной» в части, только недавно вышедшей из Афганистана, не было, а вот боевой учебы наоборот — вдоволь.

И он учился. Старательно, упорно, как и привык. Помня наказ старшего и конечно по собственной инициативе.

Полученные навыки пригодились ему, когда их часть стали бросать из одной горячей точки в другую. Карабах, Армения, Азербайджан… За полтора года почти непрерывных боевых действий стал Артем опытным воином. Не обошли его награды и звания. На дембель пошел сержантом, заместителем командира группы. С медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».

Служба кое–что изменила в мозгах парня. Возможно, он и ушел бы из бригады, но общий бич страны — нищета — ударила по его родителям. Заводы и фабрики закрывались, работы не было, денег тоже. И бывший защитник родины стал тем, кем должен стать. Боевиком.

Через год после его возвращения в бригаду пришел Олег. Он отслужил срочную в ОБрОНе,[11] тоже повоевал. К концу службы исполнял обязанности командира взвода. Старшина. Такие спецы бандитам были нужны. А стране — нет. И встал Олег в стройные ряды братков…

Лес был огромным, прямо таки гигантским. Буреломы, завалы, заросшие травой и кустарником овраги, на дне которых журчали холодные ручьи. Среди этой глухомани встречались островки, свободные от деревьев и кустарников. Залитые солнцем опушки, лысины, небольшие озера. К ним вели узкие едва заметные тропки и наезженные грунтовки. Если опять забраться на высоту птичьего полета, можно увидеть сложный рисунок лесных дорог, напоминающий паутину.

По одной такой к небольшому лесному озеру и ехал бронетранспортер. На берегу было удобное место для палаточного лагеря. А неподалеку, в длинном и глубоком овраге — импровизированный тир. Словом, все удобства рядом. Отдыхай, не хочу…

— Не надо! — резко мотнул головой Витя. — Тот раз мы сунулись к шоссе, и что вышло? Хорошо ночью. А если бы днем? Да за нами все менты района рванули бы! Выехали, блин, фрицы на большую дорогу пострелять.

— Ну и ладно, — пожал плечами Герман. — Нет и нет. Обойдемся. Только за шоссе удобное место. Лощина длинная, глубокая. И прямо к реке выходит. Можно спокойно отстреляться. А до ближайшей деревни километров пять.

Пацаны обсуждали, где удобнее пострелять из пулемета. В лесу расстояние до цели не превышало ста метров, что для автоматов и пистолет–пулеметов достаточно. А вот для пулемета и винтовок маловато. Вот и искали подходящее место.

— Можно махнуть через реку. Там удобно.

— И там засечь могут. Тем более поля колхозные рядом. Не хрена вообще вылезать из леса. В крайнем случае на опушке постреляем.

— Всего–то сто пятьдесят метров! — фыркнул Артем.

— Хватит.

— Да ладно. Обойдемся.

Герман недовольно поморщился, но дальше спорить не стал. В самом деле, рисковать ради того, чтобы лишний раз пострелять с дальних дистанций не стоило. Они и так часто ездили на стрельбище армейского полка и там отводили душу.

Кстати, позвольте представить. Герман Круглое. Конкретный пацан, нормальный браток. Впрочем, нет. Так не пойдет. Круглов Герман Максимович. Семьдесят второго года рождения. Рост — метр девяносто. Вес — сто десять кэгэ. Плечи — в дверь не пролазят, кулаки пудовые. От груди лежа жмет сто семьдесят, на бицепс берет сотку. В шестнадцать получил первый разряд по боксу. Потом перешел в кикбоксинг и стал кандидатом в мастера. В бригаде с восемьдесят девятого года. Начинал, как и большинство, с вышибания дани из кооператоров и «теневиков». Был рядовой «торпедой», потом поднялся до бригадира.

Когда пик бандитских разборок пошел вниз, а народа в их команде сильно поубавилось, вместе с друзьями решил двигать в легальный бизнес. Иначе говоря — повзрослел, поумнел и отошел от активных действий. Впрочем, это не значит, что позабыл о прошлом совсем. Просто не лез сам.

После вышесказанного Герман предстает в роли эдакого туповатого богатыря, главное достоинство которого — крушить черепа налево и направо. Поэтому следует добавить — год назад он с успехом окончил заочный факультет престижного вуза и получил диплом экономиста. Вот такой браток.

В заключении еще одна деталь. От природы светловолос и кареглаз. В сочетании с ростом и статью это создает убойный эффект, что положительно сказывается на бешеном успехе у слабого пола. Это и понятно. Не силком же он тащит их в постель.

По пути дважды делали остановки. Первый раз дорогу перегородили два поваленных дерева. Да еще стволы цеплялись за корни. Пока отпилили, пока оттащили — прошел час.

Вторая остановка — из–за мелькнувшего среди кустов силуэта зайца. Первым среагировал Олег. Жахнул из карабина. Промазал. Это его разозлило, и он выстрелил еще раз. Его поддержал Виктор. В результате заяц был убит. Двумя пулями. Добычу отыскали и торжественно доставили на броню. Будет чем похвастаться перед корешами и телками.

После этого поехали медленнее в надежде обнаружить еще кого–нибудь.

Виктор в кузове на расстеленном куске целлофана снимал шкуру с убитого зайца. Делал он это умело и быстро. Закончив со свежеванием, поднял голову.

— Моя пуля пошла в сердце. Твоя — разворотила кость.

— Молоток, — кивнул Олег. — Я же говорил — тренируйся и станешь хорошим стрелком.

Довольный подначкой, — он улыбнулся и подмигнул другу. Тот в ответ оскалил зубы.

Да. Несколько слов о Вите.

Виктор Бурлимов. Самый молодой в компании, семьдесят четвертого года. Ростом и габаритами подстать друзьям. С пятнадцати лет занимался рукопашным боем. В соревнованиях не участвовал. Не хотел. Зато на его счету несметное количество уличных сшибок. Схватки одни на один и против группы, с палками, цепями, ножами. А то и с пистолетами.

В криминальных войнах принимал самое активное участие, но как только они немного стихли, тут же переключился на легальный бизнес. Сначала «крышевал», а потом и сам перешел в него. Не забывая, впрочем, о лихом прошлом.

Словом, компания подобралась один к одному. Все опытные бойцы, отменно владеющие оружием и кулаками, у всех хватило ума в свое время свернуть со скользкой дорожки криминала и начать зарабатывать вполне пристойно. Хотя понятие «пристойно» в России трактуется очень вольно. Олигархи вон тоже «пристойно» свои миллиарды зарабатывали. Кто в бегах, кто на нарах, кто сухари сушит. С икрой.

Другой командой, приезжавшей сюда отдохнуть, были трое парней из Питера. Так сказать, коллеги по прошлому и настоящему. Ушедшие в бизнес бандиты. Один даже стал депутатом городской думы. Это хорошее прикрытие от нескромного интереса милиции.

Питерцы предпочитали форму немецких егерей. И ездили на настоящем раритетном легком бронеавтомобиле с непроизносимой аббревиатурой SdKfz.222. Его несколько лет назад отыскали «черные следопыты», подремонтировали и продали питерцам.

Машина полностью в рабочем состоянии, только без автоматической пушки. Зато с пулеметом.

Была у команд договоренность: одни привозят выпивку и продукты, другие — девок. А в следующий раз наоборот. Сейчас продукты, спиртное и прочие снаряжение везла четверка «гестаповцев». Соответственно питерцы — «егеря» — девчонок.

До встречи оставалось неполных два часа…

БТР клюнул носом, когда до озера было метров двести. Артем вывернул руль, выравнивая машину, и вполголоса помянул все лесных жителей скопом.

— Ты чего? — спросил Герман, с трудом поймав выпавшую из руки банку пива.

— Да хрен его знает! Дернуло что–то.

— Может, налетели на кочку?

— Не знаю.

Машина свернула налево и пошла вдоль взгорка, на котором росли елки. По идее отсюда уже видно озеро — ближние к воде деревья вырубили еще три года назад, чтобы сделать хороший подъезд. Но впереди была сплошная зеленая завеса и никаких признаков озера.

— Что за черт! Не там свернул что ли?

Артем остановил БТР, вылез на дорогу и огляделся. Местность была незнакомая. Вместо редколесья — чащоба, вместо накатанной дороги — едва заметная колея, причем явно не от колес машин. Хотя по–прежнему тянет свежестью от воды. Значит, озеро близко, а они каким–то образом вывернули не туда.

— Заплутали? — перегнулся через борт Олег. — Куда ты нас завез?

— Да хрен его знает! Ехал правильно, дорога–то знакомая. А как сюда попал — не знаю.

Парни вышли на дорогу, встали перед машиной, крутя головами и недоуменно глядя на деревья.

— Ты у родника куда сворачивал? — спросил Виктор.

— Налево. Как обычно.

— А не спутал?

— Да ну тебя! Я что, правую сторону от левой не отличаю?!

— Что–то я не вижу обратно дороги… — протянул Олег. Он обошел машину и присел возле задних дверей. — Тропинка какая–то… словно здесь телеги ходили. Причем они сворачивали направо. Вон дорожка идет. А мы проехали прямо и уперлись в заросли.

Артем подошел к Олегу, внимательно осмотрел колею, сплюнул и присел рядом.

— И как это понимать? Мы же ехали по нормальной дороге. А потом вдруг оказались здесь. Ладно, я ослеп, но вы–то все видели. Не могли пропустить поворот.

Олег почесал затылок, глянул на друга.

— Кто у нас главный следопыт? Кто топографию изучал? Ты и объясняй, куда мы попали.

— Куда бы мы ни попали, — подал голос Виктор, — вперед нам точно не проехать. Надо обратно поворачивать. Доедем до развилки, посмотрим, где напутали.

— Ага. Но сначала надо развернуться. А здесь это невозможно.

Артем обошел БТР, убедился, что Витя прав, и вздохнул:

— Придется задом…

Парни залезли в машину, и Артем начал осторожно сдавать задом, стараясь не задеть росшие впритык к дорожке деревья. Нижние ветки били по бортам, царапая краску и забивая щели сорванными листьями…

Развернуть машину удалось только у небольшой вырубки. Как раз на том месте, где должна быть развилка. Но ее не было. Площадка десять на двадцать, низкие пеньки со светлыми верхушками, сорванные или срубленные ветки под ногами и та же колея. И все. А вот родник в неглубоком овражке был. Только более сильный. Он даже образовал ручеек, что стекал к зарослям кустарника.

Заглушив мотор, Артем вылез из машины. Следом остальные. Молча осматривались, соображая, что произошло и как они могли заплутать в знакомом лесу.

— Ну? — минут через пять спросил Герман. — Какие соображения?

— Никаких. Дорогу мы потеряли, это факт.

— Хорошая мысль. А еще?

— А еще, — Олег поставил ногу на пенек, постучал носком. — Надо выезжать обратно. Там разберемся, куда нас занесло. Здесь делать нечего. Все равно пути не найдем. Артем.

— А?

— Ты у нас спец по лесу. Что это за место?

— Я такой же спец, как и вы. Судя по пням и веткам — вырубку проводили недавно, дней пять — семь назад. Работали пилой и топорами. Человек пять, не больше.

— Это почему?

— Иначе бы мешали друг другу. И потом, смотри — стволы подрубали с двух сторон. С каждой — по–своему. То есть одно дерево валили два человека. Еще двое — с пилой. А один помогал сваливать и обрубал сучья.

Герман добросовестно осматривал пни и ветки, но особой разницы в способах рубки не видел.

Назад: Дмитрий Воронин АТЛАНТИДА. ПАДЕНИЕ ГРАНИЦ

Дальше: Примечания