7. Красавица и чудовище
В этом подвале, надо полагать, годами расчленяли, резали, жгли утюгами и кислотой… Видок, по крайней мере, соответствующий. Мрачные сырые стены, штукатурка местами обвалилась, змеятся под потолком трубы, где-то капает вода. Тусклая лампочка не столько освещает, сколько подчеркивает плотные тени по углам.
Психология! Пациент сразу должен ощутить серьезность своего положения. Будь я атаманшей разбойников, именно так бы и оборудовала помещение для переговоров. Я, кстати, атаманшей уже была — полвека назад, в школьном драмкружке. Ставили "Снежную королеву". Ничего, мне понравилось.
Кресло, однако, тут нашлось. Некогда роскошное, директорское, но теперь обшивка разорвалась и гостеприимно выглядывали из ваты пружины.
— У нас тут, извините, обстановочка, — глубокомысленно изрек Толик. В кресле поосторожнее, а то ваша новая юбка станет старой.
Он думал, это остроумно.
Я решила проявить голубиную кротость. Оборотная сторона коей мудрость змия. Вот выберу момент и ужалю, мало не покажется. А пока изобразим испуганную старушку.
Тем более, это почти правда.
Долго ждать мне, впрочем, не пришлось. Откуда-то из тьмы вышел человечек. До человека не дорос. В дорогом костюме, при галстуке. В такую жару — как не позлорадствовать?
Был человечек худ, лицом печален, а главное — лыс. Я не удивилась. Разве я жду от него чего хорошего?
Вслед за ним явились квадратный Толик и еще один кадр, похожий на кабана. Тащили кресло для шефа. Прямо как мое, только пружинки не торчали.
— Здравствуйте, Ольга Николаевна, — грустно сказал человечек и сделал нетерпеливый жест: испаритесь. Толик с коллегой моментально утянулись во тьму.
Я не стала отвечать. Рано.
— Прежде всего хочу извиниться за обстановку, — он неопределенно повел рукой. — Дело в том, что в офисе нашу встречу проводить нежелательно… есть на то причины. А это помещение… скоро здесь будет нормальный склад.
— Героин в бочках? — не утерпела я.
— Зачем героин? — удивился мой собеседник. — Электротовары. У вас какие-то банальные представления… устаревшие. Поверьте, эпоха малиновых пиджаков давно прошла.
— И вы теперь стали интеллигентными? Оджентльменились? — я слегка усмехнулась. — А докажите делом!
— Это как? — не понял лысый.
— Поменяйтесь со мною местами. Джентльмен не сажает даму на пружинки.
Я поднялась с кресло и приглашающе ткнула рукой.
— А у вас есть зубки, — засмеялся лысый и, к моему удивлению, действительно пересел в кресло для посетителей.
— Еще бы, — согласилась я. — К дантистам хожу регулярно, о профилактике не забываю.
— Это правильно, — кивнул пахан (или кто он там в бандитской иерархии?). — Нужно ходить к докторам. И к юристам, и к деканам, и к химикам.
Ого! Намек столь же толстый, как и ломоть деревенского сала! Значит, случилось банальное. Утекла тайна, и скорее всего, через кого-то из наших. И теперь, разведав о наших возможностях, мафиози возжелали… Чего именно? Подключиться к нам? Крышевать? Построить свою внутреннюю Сеть? И сколько же им известно?
— Резонно, — я ободряюще улыбнулась ему. — И как же вас звать, господин резонер?
— Называйте Савелием Фомичом, — отозвался лысый. — Сразу внесу ясность — я тут далеко не самый главный, но представляю интересы очень серьезных людей. И давайте поговорим без ерунды. Нам нужна ваша помощь, Ольга Николаевна. Вы сейчас по поручению московских друзей ищете одного человека. Терлецкого Юрия Михайловича. Того самого, которого в своем кругу вы называете Боссом. Того самого, кто объединил вас в психическую сеть. Как видите, мы знаем довольно много.
Я задумчиво изучала его переносицу. Можно, конечно, попробовать сейчас подключиться. Допустим, пройдет. Ну, сломаю я Фомичу кости, а дальше? Метастазы, по всему видать, далеко пошли. Кто же выдал-то?
— Хотите, угадаю, о чем сейчас думаете? — улыбнулся тонкими губами Фомич. — Могу вас обрадовать, в ваших рядах не завелось ренегата. Просто заинтересовал нас один ваш человечек, совсем по другой теме. Поставили мы его на прослушку, вот тут-то интересное и всплыло.
— Короче, Савелий, это гнилые базары, — прервала его я. — Чего вы хотите вообще от жизни и конкретно от меня?
Лысый ответил не сразу. Посмотрел задумчиво, все с тем же плохо объяснимым сочувствием. Встал с кресла (допекли все же пружинки!), прошелся по неприятному бетонному полу.
— Собственно, мы хотим того же, чего и ваши друзья. Найдите Юрия Михайловича и уговорите его не глупить. Общаться с нами все равно ему придется, и для всех будет лучше, если договоримся полюбовно.
— То есть чтобы я уговорила Михалыча возлюбить вас. А дальше? Чего вы от него хотите? Процент получать?
— Ну Ольга Николаевна, ну вы же умная женщина, — прищурился Фомич. Зачем нам от него какие-то проценты? Наоборот, мы и сами будем выплачивать, в разумных пределах.
— Ага, в Сеть проситесь. — Я поглядела на лысого с интересом. — А вы знаете, что туда не каждого берут? Вы вот, к примеру, лимон любите?
— Я? — слегка растерялся он. — Ну, с чаем… или коньяк закусывать, сахарной пудрой посыпать и чуточку соли. А что?
— Пролетаете. Как фанера над Парижем, — ласково проворковала я. Только семнадцать процентов людей, по нашим данным, физически способны быть подключенными к Сети. Из этих семнадцати процентов откидываем тех, кто ничего из себя не представляет. Вот, к примеру, этот ваш Толик — ну какой от него прок? Мощные мышцы — ресурс частый и потому дешевый.
— Насчет Толика вы, кстати, зря, — возразил Фомич. — Он, между прочим, учился в аспирантуре, в МГУ. Филфак. Но…
— Но жизненно потребовались деньги, — поняла я. — Жаль юношу. Впрочем, это лишь пример. Следующий фильтр — человеческая надежность. А то бы вы куда раньше о нас узнали. И даже не вы… многие облизнулись бы. И, наконец, моральный аспект. Убийцы и воры нам в Сети не нужны. Мы, извините, люди брезгливые.
Фомич поморщился.
— Как же вы все-таки наивны, Ольга Николаевна, — вздохнул он. — Там, где для вас только черное и белое, для остальных — миллионы оттенков. Впрочем, не будем разводить философские дебаты. Поймите простую вещь — мы теперь о вашей Сети знаем и не отступимся. Нравится Юрию Михайловичу это или нет, а наших людей ему подключить придется. Если вы столь брезгливы, то Бог с вами, на соседство не претендуем. Решайте себе свои квадратные уравнения, а мы делом займемся. В другой Сети, которую нам соорудит Юрий Михайлович. За очень приличное, кстати, вознаграждение. Плюс к тому же решение разных житейских коллизий.
— А если откажется Юрий Михайлович? — поинтересовалась я тихо. Пока Фомич разглагольствовал, я потихоньку проверила Сеть. Удивительное дело, работает. Пляшут в серой мгле голубые ручейки. Подключаться ни к кому не стала, сейчас все равно без толку. Жаль, что телепатия нам недоступна. А то бы Спецназа порадовала… хотя все равно ведь ничем не поможет. Зато должен быть в курсе.
Фомич отвернулся.
— Ну вы же не девочка… Ну знаете же, как такие вопросы решаются. Нам, интеллигентным людям, — необоснованно причислил он себя к духовной элите, — легко жертвовать собой… вернее, легко петушиться до некоторого предела. Но когда речь идет о близких… наши же моральные комплексы нас крутят и плющат.
— Вы поэтому Олега сцапали? — не стала я тянуть кота за хвост. Шантажировать будете?
— Будем, — печально согласился лысый. — Если с вами не договоримся. Но вы ведь не столь бессердечны, Ольга Николаевна?
— Что с ним? — резко подалась я вперед.
— Да все нормально с ним. В уютной комнате сидит, видак смотрит. Правда, был момент, махаться начал. Хорошо махался, профессионально. Но у нас ведь тоже не детсадовцы. Аккуратно взяли, наручники надели. Поставили интересный фильм, с Брюсом Ли. Чем плохо?
— Пошло, — скривилась я. — Могли бы и "Серенаду солнечной долины"… раз уж у вас все быки с кандидатскими степенями.
— Ну, простите, не догадались, — пожал плечами Фомич. — Мы не о том говорим, Ольга. Поймите, мы не звери и не садисты.
— Понимаю, — на какую-то секунду мне неудержимо захотелось впитать спецназовский ресурс и чуть-чуть над лысым позверствовать. Но врожденная интеллигентность удержала. — Понимаю… звери и садисты у вас на окладе.
— Да прекратите вы ерничать, — в голосе Фомича ощутимо прибавилось металла. — Мне самому неприятен этот разговор. А что поделаешь — надо. Ольга Николаевна, здесь участвуют такие имена и такие деньги, что лично мы с вами ничего не решаем. Так что думайте. Если вы согласны продолжить поиски Терлецкого и применить свой дар убеждения, получите мальчика живым и здоровым. В противном случае — сами объясняйтесь с его родителями… Я приду сюда через десять минут.
Лысый мягкими шагами проследовал в темноту. Где-то чуть слышно скрипнула дверь. А я осталась наедине с тусклой лампочкой и тенями.
Да, не сумела ты ужалить, мудрая змея Нонова. Трудно змее ужалить дракона.
— Фильм-то хоть понравился? — осторожно поинтересовалась я.
Олег передернул плечами. Похоже, сейчас, в самый зной, его слегка знобило. И немудрено — в тринадцать лет носить наручники рановато.
— Да я вообще не смотрел! К стене отвернулся.
Возмутился. Как же, посмели заподозрить в поддатливости вражеским обольщениям. Думаю, на самом деле он украдкой таки посматривал. Что с него взять — дитя.
Дитя, которого могло бы уже и не быть — прояви я излишнюю принципиальность. Вряд ли лысый Фомич блефовал — таким что цыпленку голову свернуть, что ребенку…
На прощание совал пачку денег — командировочные, как он выразился. Отказалась с презрением. Кажется, все-таки этим уколола.
Но что толку, если сидим сейчас на вокзале во Владимире, ждем электричку до Нижнего. А там еще придется ночь проторчать на вокзале первая подходящая нам электричка отправляется без четверти семь.
Разумеется, я не стала звонить по мобильнику Спецназу и рассказывать о наших неприятностях. Наверняка ведь прослушивают, гады. Повторится история с ножичком.
Сия догадка явилась мне сразу, как только нас с Олегом на том же самом черном джипе довезли до гостиницы. Вез, кстати говоря, квадратный филолог Толик. Я не удержалась, попросила дать определение аориста. Промолчал.
Сперва, конечно, мальчишка решительно не поверил, ножика было жалко. Но потом все же, уступив моим настойчивым понуканиям, полез в Сеть, подключился к Сисадмину. Тот у нас не только по компьютерам спец, но и по всякой прочей электронике.
Надо было видеть его разочарованную мордочку! Но искромсав перламутровую рукоятку моей отверткой (на всякий пожарный ношу в косметичке), он своими глазами узрел малюсенькую микросхемку. Маячок. Хорошо хоть, не передатчик.
Выпотрошенный нож торжественно утопили еще в Суздале, в деревянном туалете при автостанции. Пускай Фомич поныряет.
— А не зря ли мы туда катимся? — глубокомысленно вздохнула я. — Может, Босс все-таки крутится где-то в Суздале? Как там насчет интуиции?
— Да ни фига его там нету, — подумав, отозвался Олег. — Мы правильно едем, тетя Оля. Как вы про этот Варнавин рассказали, я сразу почувствовал, туда! А в этом Варнавине река есть?
— Судя по атласу, должна прилагаться. А тебе зачем?
— Ну как зачем? Купаться!
Гм… Кто о чем, а вшивый о бане. Уж не этим ли объясняется направленность его интуиции?
— Ну, здесь целая куча "но", — усмехнулась я. — Во-первых, может быть, мы завтра же оттуда уедем, если Юрий Михайлович согласится. Во-вторых, в незнакомом месте купаться нельзя, я этого не допущу. В-третьих, у тебя нет плавок!
— Есть! — торжествующе возгласил Олег. — Я специально в рюкзачок сунул, на всякий пожарный.
Надо же — подхватил у меня выражение.
Ругаться по поводу купания мне сейчас не хотелось. Вообще внутри было так, будто проглотила дохлого ежа. Причина смерти коего — острая алкогольная интоксикация.
Меня победили, растоптали, сунули мордой в экскременты, приложили фэйсом об тэйбл. Давно такого не случалось. Даже тридцать пять лет назад, когда мой жених Иннокентий за неделю до свадьбы круто изменил свои намерения и слинял на Дальний Восток — и то не клокотало во мне такое бешенство.
Самое поганое — все только начинается. Мне еще предстоит уговаривать Босса сваять бандитскую сетку — хмыкая, охая, давясь тухлыми словами… И не в одном ведь Олеге дело — у многих из нас дети, престарелые родители, горячо любые жены и мужья… Лысый совершенно правильно сказал — когда в дело вложены бешеные деньги, конечными исполнителями оказываются бешеные люди. С извращенной садистской фантазией.
Не хватит нам возможностей Сети, чтобы защитить своих близких. Во-первых, большинство этих близких ни сном ни духом про Сеть не ведают и подключить их невозможно. Во-вторых, против нас не кучка обкурившихся гопников, а профессионалы в своем деле. В-третьих, и Сеть наша что-то уж больно стала нестабильной.
Наверное, что-то такое происходит с Боссом. Все ведь завязано на него. С некоторой периодичностью он делает нечто, называемое гордым словом "инициализация". Какие-то регламентные работы, чего-то подкрутить, подстроить. А сейчас он, похоже, пропустил очередной срок — отсюда и странности.
Было еще и "в-четвертых", но столь грустное и циничное, что думать на сей предмет мне решительно не хотелось.
Раскрыла наугад любимую книгу. Выпало такое:
Взошли сорняки,
А сеял отборный рис.
Нанесло ветром?
Мы вот тоже сеяли, как нам казалось, разумное, доброе и даже вечное. Хотели, разумеется, как лучше…
8. Встреча на Эльбе
Когда зверею, себя не помню. Потом, бывает, каюсь. Вот и сейчас, в битком набитой электричке (нам с Олегом все же удалось сесть), недоумевала — как это я, скромная интеллигентная женщина, учитель с тридцатипятилетним стажем, только что рычала, работала локтями, клыками и хоботом? То, что все остальные вели себя так же — не оправдание. Как выражаются сверстники Олега — голимая отмазка. И бессонная ночь на нижегородском вокзале — тоже не оправдание. Все-таки стоит нас чуть-чуть поскрести — и под тонким слоем культуры проступает свалявшаяся звериная шерсть, когти, щупальца, жвалы…
Олег, привалившись к моему плечу, мгновенно заснул. Я же гнала от себя сон чтением Геродота. Очень хорошо идет в связке с японской поэзией.
За пыльным окном проплывали облитые восходящим солнцем сосны, зеркальными осколками посверкивали озера, тянулись деревеньки — чаще всего серые, пожеванные природой и временем. Опять чувствовала сродненность. Опасный признак — как бы снова камнем не залепили. При нестабильной-то Сети…
На всякий случай попробовала — нет, вроде работает. Потянулась к Юристу, навела кое-какие справки. Легенда должна быть чистой, ни сучка, ни жучка.
Кстати, я так и не была до конца уверена, что люди Фомича не подбросили нам никакой электронной живности. Хотя еще во Владимире тщательно перетряхнула вещи, и свои, и Олега.
В любом случае, дилетантам смешно соревноваться с профессионалами. Будь наша Сеть раз в десять побольше, будь у нас спецы по любому профилю тогда еще поглядели бы, кто кого. Но Босс не слишком хотел расширяться. Каждый лишний человек — это риск. Да и отношения в большой толпе неизбежно становятся официальными.
Знаю по дачным делам. Пятнадцать лет назад достался мне по наследству от дяди Лёвы дачный участочек, шесть соток, близ Дмитрова. В нашем маленьком, двадцать домов, поселке все дружны, всегда находим, как выражался один полузабытый политический деятель, консенсус. А рядом огромный муравейник под названием "Дружба". Полторы тысячи участков. И грызутся, серпентарий чистой пробы. Хотя по отдельности — приличные люди.
Не читалось, да и не спалось. Грызла меня изнутри то ли желчь, то ли хищная рыба-мутант, что вывелась в городской канализации под воздействием инфракрасного излучения из жабьей икры. Иногда проглядываю желтую прессу. Не верю, но восхищаюсь полетом фантазии.
Однако, не проехать бы станцию назначения… Электричка-то сквозная, до некоей колоритной Шахуньи, которая у меня, конечно, сразу ассоциировалась с глазуньей.
— Извините, — обратилась я к бабке, сидящей напротив, — Ветлужская скоро ли будет?
Бабка — сморщенная, седая, несмотря на жару, в теплой вязаной кофте, улыбнулась мне по-доброму:
— Не, милая, еще час с лишним… Мы еще Семенов не проехали… Ты не беспокойся, я там тоже сойду. Что, впервые едешь?
Отчего бы не опробовать новопридуманную легенду на этой соседке по душному несчастью? Заранее сгладить возможные шероховатости…
— Да, знаете ли, — кивнула я доверительно. — Мы сами-то, — легкий кивок в сторону спящего Олега, — из Москвы. Раньше тут бывать не приходилось.
— А куда едете, ежели, конечно, не секрет? — поинтересовалась бабка.
— Да вот, — грустно улыбнулась я, — решила круто изменить жизнь. Пятый год на пенсии, трудно все-таки. Московские цены кусачие, да и эта жилищная реформа, будь она неладна. В общем, пораскинула я мозгами и решила — надо перебираться в провинцию. Купить в небольшом городке домик… и обязательно чтобы с участком, я огородничать люблю. Мне шестьдесят, силы-то еще какие-никакие имеются. На свежем воздухе, натуральные продукты… Подкопила денег… и Коля, племянник, тоже помог, на фирме работает… Посовещалась со знакомыми, поддержали. Если пенсии не будет хватать, могу пока что и подработать… я всю жизнь в школе, математику вела.
Бабушка взглянула на меня с живым интересом.
— А где покупать-то думаешь?
— Мне посоветовали Нижегородскую область, — охотно пояснила я. — И от Москвы не так далеко, можно родных навещать. И цены на жилье не слишком высокие… Коля мне посмотрел по компьютеру нижегородские газеты с объявлениями. Так что решила поездить, посмотреть. В Ветлужском вроде бы несколько домов подходящих. И в этом… — изобразила я усилие мысли, — в Варнавине. Не подойдет если, так у меня еще выписано в Гороховце несколько адресов.
Бабка всплеснула руками.
— Вот уж воистину Бог-то послал! Я-то сама из Варнавина, и как раз дом-то продаю. Старая уже, сил-то не хватает, вот к сыну в город перебираюсь, давно зовет. Внуки малые.
В бабкиной речи отчетливо слышалось оканье. Характерное такое, волжское. Люблю национальный колорит.
— Как я вас понимаю, — искренне вздохнула я. — Вот и у меня тоже, указала я на Олега. — Внучатый племянник, Колин сынок. Навязали, можно сказать, в провожатые. Мол, мало ли чего, тетя Оля, вдруг помочь чего надо. А на самом-то деле у них с Маринкой путевка двухнедельная в Турцию. На двоих. Вот и надо чадо на кого-то спихнуть. А тут рядом безотказная тетя Оля… Так что пришлось взять с собой.
— Да, не оставлять же одного, — понимающе кивнула бабка. — Возраст-то самый что ни на есть шебутной…
— Олежка мальчик хороший, — согласилась я, — но, конечно, к самостоятельной жизни неприспособленный. Ни сготовит себе, ни постирает… Родители балуют, требовательности им не хватает.
— Да все они такие, — махнула рукой бабка. — У меня-то малые еще, семь и девять лет. А все равно сложности. Слушай, — она изо всех сил старалась показать, будто идея пришла ей в голову только что, — слушай, а чего бы тебе мой дом не купить?
— Гм… — как и полагается, задумалась я, — а что у вас за дом?
— В Варнавине у меня, — зачастила бабка, — дом-то хороший. Деревянный, бревенчатый. Сруб шесть на шесть, еще веранда пристроена, три на пять. Сарайка дровяная есть, я там раньше поросенка держала, теперь-то уж тяжело…
— А участок? — завела я старую песню о главном.
— Участок само собой, десять соток. Три яблони, семь вишен, смородина, малина. Все растет-то хорошо. А хочешь, так тебе еще и под картошку землю дадут, надо в администрации-то попросить. Только это ездить придется, километров за пять. Окучивать, жуков собирать.
Все складывалось как нельзя лучше. Вот эту бабульку-то мы и зацепим, она-то и станет нашим прикрытием в Варнавине. Главное, грамотно повести разговор. На какую-то секунду мне даже и впрямь захотелось купить у нее дом. Бывает… Жара, бессонная ночь, размягчение мозгов…
— А дом-то в каком состоянии? — озабоченно спросила я. — Может, там одного ремонту тысяч на тридцать?
— Да что ты, — всполошилась старушка, — какой еще ремонт? Не нужно никакого ремонта, мой Василий Степаныч покойный был мастер на все руки, в идеальном порядке содержал. Два года как помер, царство ему небесное, — она широко перекрестилась. — Ты и не думай, все пока что в исправности.
— А как там обстоит с водой?
— Водопровод, — гордо сообщила бабка. — Напор, правда, бывает что и слабый, но ничего, жить-то можно. И в огороде тоже проведено, поливать. Уборная, правда, во дворе, — сообщила она скорбно. — Но ты, ежели надо, найми мужиков, они к дому сделают пристрой, это по нашим-то деньгам недорого выйдет.
— Что ж, — закатила я глаза, изобразив усиленную работу мысли, — и сколько вы за него хотите?
Бабка тоже помолчала, что-то прикидывая.
— Ну, — начала она, — Васька Курдюмов ко мне на той неделе подходил, шестьдесят тысяч предлагал.
Вот! Раскручивалась она, пружина прогресса. Торговля!
— Что ж, — облизала я губу, — если дом и впрямь в хорошем состоянии, то я бы, наверное, семьдесят дала.
Сумма бабке явно понравилась. Видимо, если упомянутый Васька и впрямь подходил к ней, то называл явно меньше шестидесяти.
— А знаешь что, — спустя минуту напряженных размышлений предложила мне бабка, — поезжай-ка вот сейчас со мною, дом и посмотришь. Чего там на Ветлужской глядеть? Там сперва наобещают, а потом кому из местных продадут, с носом останешься.
Ну вот, как славно все устроилось! Я-то думала, придется на месте соображать насчет квартиры или гостиницы. Хотя какая может быть гостиница в таких медвежьих углах?
— Да, звучит разумно, — задумчиво кивнула я. — Только знаете, если уж такое решение принимать… хотелось бы вообще на месте осмотреться, что за люди, какие магазины, школа опять же… поговорить на предмет подработки… Словом, ничего, если два-три денька у вас погостить? Я в любом случае за постой заплачу, даже если и насчет дома не сговоримся.
— О чем разговор! — засуетилась бабка. — Это правильно, осмотреться-то надо. Живите, конечно. В доме-то три комнаты. Меня саму-то Валентина Геннадьевна зовут, — спохватившись, сообщила она.
— Вот и хорошо, Валентина Геннадьевна, — улыбнулась я. — Заодно и Олежка чуть отдохнет, а то мотаться взад-вперед, поезд, электрички, автобусы — сложновато все-таки.
— Мне вас сам Господь послал, — старушка вновь перекрестилась. — Я ведь и свечку ставила, чтоб покупатель-то хороший на дом нашелся. Вот и привел.
Жалко мне стало бабку. Пошутил над ней Боженька, меня послал. Чуяла я, пахнет от этой игры нехорошо. Но что делать? Жалко бабку, а Олега жальче. И вообще всех жалко.
Может, — осенила меня вдруг идея, — напрячь лысого Савелия Фомича? Пускай покупает бабкин дом, ему это семечки. Запишем как мой гонорар…
Мысль мне понравилась. Недаром сказано — продаваясь врагу, надо нанести ему максимальный экономический ущерб. Заодно Божий промысел подправлю.
Городок оказался не таким уж и маленьким. Хотя населения, если верить бабке, всего три с половиной тысячи. Но, мелкий в смысле людского поголовья, Варнавин брал пространством. Длинные улицы разбегались по всем направлениям, скрещивались под острыми и тупыми углами. Но зелени в избытке, прямо на улицах растут яблони и вишни.
Пока от автобусной остановки шли к бабкиному дому, я внимательно осматривалась. На Олега в этом отношении полагаться не приходилось, был он квелый и хмурый. Наверное, до сих пор переживает вчерашнее.
И где же здесь искать Босса? По дороге во мне вызревал план. Для начала — на почту, звонил он именно оттуда, а не с частного телефона, это Сисадмин выяснил. Потом… узнать, есть ли тут гостиница и придумать легенду для вопросов — такую легенду, чтобы гармонировала с основной, про покупку дома. Также выяснить, а не уезжал ли отсюда Юрий свет Михайлович. Значит, подружиться с кассиршей на автостанции… если только он не уехал отсюда с кем-нибудь на машине. Не забыть о скорости циркуляции сплетен — о моих расспросах мгновенно станет известно всем, в том числе и милейшей Валентине Геннадьевне. Кстати, и она может принести информашку на хвосте. Наверняка ведь с подругами на лавочке лясы точат. Жизнь скучная, сенсорный голод… Не вредно покрутиться и в магазинах, поговорить с продавщицами.
И все равно это иголка в стогу сена. Я сейчас охотно обменяла бы все сетевые возможности на дружбу с начальником местной милиции. В два счета бы узнала.
Как поступила бы любимая моя литературная героиня — Миледи? Вскружила бы голову доброй половине городка? Увы, на это у меня нет ни желания, ни времени. Фомич вполне прозрачно намекнул, что денька через три-четыре меня навестят и потребуют отчета.
…Обреченный на продажу дом мне полюбился с первого взгляда. Все бабка сказала верно, симпатичный домишко. Следовало бы, конечно, подкрасить, подправить покосившуюся телевизорную антенну, помыть окна… Я спохватилась. О чем думаешь, Нонова? Ты что, серьезно собралась бежать от суеты столичной?
Бабка хлопотала возле нас, показывала где умывальник, где наша комната, побежала ставить чайник (выяснилось, что газа у нее нет, готовит на электричестве). Потом она потащила меня в сад, хвастаться огородными успехами. Я покорно терпела. Мысленно повторяла по-японски "ос", что и означает — терпение. Накликала — меня ужалила оса. Больно и неприятно. Хотя и не смертельно.
Когда, наконец, Валентина Геннадьевна оставила нас в покое, я серьезно поговорила с Олегом.
— Значит, так, — поймав его сонный взгляд, я вообразила себя гипнотизирующей королевской коброй. — Давай сразу договоримся. Из дома ты без меня не выходишь. Вообще. Во-первых, для нашего дела в этом нет никакого смысла. Найти и уговорить Юрия Михайловича — моя работа. Во-вторых, людям лысого надо максимально осложнить задачу. На улице им очень просто взять тебя тихо и потом всех шантажировать. В доме — без шума не получится. И баба Валя раскричится, и соседи прибегут. В-третьих, ты отличаешься удивительной способностью влипать во всякие неприятности. Успела убедиться. И мне еще не хватало отвлекаться от главного, вытягивая тебя из передряг. Уяснил?
Олег сделал неопределенное движение головой, из которого можно было заключить все, что угодно.
— Итак, ты дал мне слово, — подытожила я. — Прекрасно. Отсыпайся, читай свою фантастику, ешь варенья — эта варнавинская бабуся столь же щедра, как и мышкинская. А я пойду на первую разведку. Помни, я должна ощущать за своей спиной поддержку тыла.
У меня абсолютная зрительная память. Сразу нашла почту, хотя и видела это белокирпичное зданьице лишь по дороге к бабкиному дому. А будь у меня с ориентацией нелады — подключилась бы к Туристу, есть среди нас такой Игорь, детский турклуб ведет.
По пути и легенда сочинилась. Не очень-то безупречная, но для сельской местности сойдет.
— Девушка, добрый день, — поздоровалась я с толстой опухшей бабищей, сидевшей по ту сторону стойки.
— Ну, добрый… — с большим сомнением протянула она. — Вам чего?
— Понимаете, — проникновенно сказала я, — вы не могли бы мне помочь? Дело в том, что я дом тут покупаю.
— А я тут при чем? — подозрительно осведомилось это слегка похожее на женщину существо.
— Просто, может, вы обратили внимание… вчера утром отсюда заказывал разговор с Москвой один человек… — легенда лилась из меня легко, вдохновенно, еще лучше выходило, чем на суздальской почте.
Увы… С какой теплотой вспоминала я сейчас ту, вчерашнюю девочку, продававшую конверты. Ибо эта жаба выслушала меня с выражением каменной скифской бабы, после чего мрачно сообщила:
— А меня это не касается!
И величественно отвернулась, давая понять, что аудиенция окончена.
Так и ушла я, несолоно хлебавши. Ругаться с теткой не стоило ни в коем случае, к тому же подтянулся народ — кто покупать газеты, кто оформлять подписку, кто за посылками. Лицедействовать на публике — благодарю покорно.
Не больше повезло мне и на автостанции. Там, правда, в кассе монстра не было — вполне приличная женщина, ее-то я легко уболтала и очаровала. Но увы, узнала немногое. По крайней мере, ни вчера, ни сегодня дорогой наш Босс обратного билета не брал. Точнее, она такого не запомнила. Показанная фотография ничего ей не сказала. Расстались подругами.
То же случилось и в нескольких случайно выбранных магазинах. Вообще, для столь мелкого населенного пункта магазинов здесь было ненормально много. И как это они не прогорают, своими обугленными головешками иллюстрируя великий Закон Стоимости?
Увы, никакого Босса продавцы не запомнили. Много тут, сказали, всяких приезжих крутится. Посоветовали сходить в гостиницу.
Гостиница и так была в моих планах, но, выйдя на воздух из очередного заведения с обворожительным названием "Виолетта", я крепко задумалась.
И тут меня окликнули:
— Тёть, дай люлюку!
Староват он был для люлюки. На вид не менее шестнадцати. С прыщавой физиономии смотрят прозрачные глаза, такие бывают у коров и младенцев. Черные волосы торчат во все стороны, будто намагниченные.
Одет экзотически. Военная гимнастерка образца середины прошлого века, резиновые шлепанцы. Потертые, местами до дыр, тренировочные штаны. С пухлой губы тянется не то сопля, не то слюна.
Бедный ребенок! Видимо, последствия имманентного родительского алкоголизма. Разумеется, неизлечим.
Добрых пятнадцать минут мне пришлось ему доказывать, что люлюки у меня нету, а то бы немедленно дала, сорок тысяч люлюк. Мой дар убеждения, однако, не сработал. Подросток не верил, канючил и ныл, и лицо его при этом неприятно подергивалась. На миг мне стало жутковато — имбецил-то он имбецил, но габаритами его матушка-природа не обидела… Потом сообразила буйного вряд ли выпустят на улицу. Хотя тоже не факт.
В итоге мне пришлось попросту от него сбежать — вернее, осторожно отступить дворами. Пришла в себя возле какого-то сарая, откуда доносилось козье меканье. В голове вибрировала гулкая тупость.
Самое печальное, ничего не получалось выдумать для гостиницы — ведь там требовалась своя легенда. К тому же ее пришлось бы увязать с уже использованными. А ничего толкового в измученную голову не лезло. Бессонная ночь, нервы, душный, чреватый грозой воздух. Вдобавок сосущая пустота в районе желудка.
Проще говоря, гостиницу я отложила на вечер. Сперва обедать, в мой псевдокупленный домик.
Пусто оказалось в домике. Ни гостеприимной Валентины Геннадьевны, ни, ясное дело, Олега. Ведь чуяла селезенкой. Еще когда торжественную клятву с него брала — чуяла.
Без паники. Будем считать, что все нормально. Поправим прическу (зеркало тут мощное, старинное небось). Вымоем руки (как же все-таки тускло жить без горячей воды). Досчитаем до ста…
Пробежалась по дому с инспекцией. Пусто. Подпол и чердак, правда, не обследовала — не поняла, как дотуда добираться. Зато мелькнула у меня здравая мысль об огороде. Бабка давеча что говорила — малина, смородина… Хотя для этих не сезон… а вот клубника самое то. Пасется, небось… "Слушай, дурень, перестань есть хозяйскую герань…"
Увы, и там ни следа. Осторожно, чтобы не задеть грядки, обошла все вдоль и поперек. Сама от огорчения съела несколько ягод — не помогло. Все так же невидимые скользкие пальцы игрались с моим сердцем. Потискают — и отпустят, и снова…
Логикой я понимала, что вряд ли это проделки Фомича. Тот проявится не раньше чем послезавтра. Но что же тогда? Ведь давал же недоросль клятву! И что мне с ним теперь делать? Пожалуй, задачами по алгебре не обойтись. Что ж, в моем педагогическом арсенале есть и более изощренные методы.
Мечты, мечты! Как свойственно всем нам надеяться на счастливый конец… Методы… А вот если он лежит сейчас на дне под корягой, и хищные раки примеряются к раздувшемуся телу — какие тут, интересно, применить методы?
Ринулась обратно, в отведенную нам комнату. Лихорадочно прошерстила вещи Олега. Правильно подозревала — плавок нет!
Тихонько скрипнула внизу дверь. Неужели возвращение блудного попугая?
Я выскочила в темные, захламленные сени — и разочарованно придавила накопленный гнев. С пухлой кошелкой вошла Валентина Геннадьевна.
— В магазин ходила, — жизнерадостно сообщила она мне. — Сейчас обед сготовлю-то…
— А… — хрипло выдохнула я… — а вы не знаете, где Олег?
— Так ведь на реку пошел! — удивленно ответила она.
— Как на реку?
Со стороны я гляделась сейчас тупо. Небось, на щеках красные пятна, совсем недавно причесанные волосы вновь растрепались, кисло пахнет потом… Тьфу!
— Так вы ж ему разрешили, — сообщила мне интересную новость бабка. — Я ведь тоже подумала, спросила-то — отпускают ли? Он сказал, тетя Оля разрешила. Сказал, что до вечера отпустила гулять.
Очень кстати оказался в сенях колченогий табурет.
— А почему вы решили, что именно на реку? — на всякий случай уточнила я.
— Так он же спросил, как на пляж-то идти, — удивилась моей непонятливости хозяйка. — Я и растолковала.
Ну что ж… Хотя бы с направлением определились. Так… три спокойных, глубоких вдоха-выдоха. О высоком думаем.
Пока на звезду
Молча глядел во дворе,
Дом загорелся.
Главное, очень к месту.
— Что ж, — решительно поднялась я, — теперь и мне растолкуйте, где искать этот самый пляж.
— Он что, обманул? — соболезнующе поглядела на меня Валентина Геннадьевна. — Говорила ведь — шебутный возраст.
Выслушав ее объяснения, я молча вышла на улицу.
День уже ощутимо клонился к вечеру. Солнце, правда, висело довольно высоко и жарило на всю катушку, но то ли темнее стало небо, то ли прозрачнее воздух… Легкий ветер шелестел листвой повсюду растущих здесь вишен.
Мне, однако, было не до лирики. Направо по улице до перекрестка, потом налево до аптеки, от нее направо и вниз, к больнице, а там уж скверик и тропинка, вихляющая по крутому склону. Пляж, предупредила Геннадьевна, протянулся широкой полосой, так что придется изрядно побегать взад-вперед.
…Бегать, однако, не пришлось нисколько.
В десяти шагах от меня обнаружились они. Совершенно счастливый Олег с мокрыми взъерошенными волосами, и вожделенная цель наших поисков, Юрий свет Михайлович, в просторечии — Босс. Высокий, тощий, плохо побритый. В какой-то совершенно легкомысленной майке. И с дымящейся сигаретой в пальцах. А ведь еще год назад окончательно бросил…
— Так, — сказала я деревянным голосом. — Встреча на Эльбе.
— Приветствую, Ольга Николаевна! — пробасил Босс. — Вот уж действительно мир тесен. Какими судьбами?
— Об этом мы еще поговорим, — многозначительно пообещала я. — Пока же меня интересует кое-что другое.
Олег понял правильно и сделал неуверенную попытку отступить Боссу за спину.
— Друг мой юный, — вкрадчиво начала я. — Мне смутно помнится, что кое-кто, не будем показывать пальцами, давал мне обещание никуда подчеркиваю, никуда не выходить в одиночку из дома. Кое-кто казался мне надежным человеком, и я доверяла его слову. Увы. Век живи, век учись. Поэтому разговор будет коротким. Сейчас я звоню папе и объясняю ему, как доехать. Он немедленно отправляется в путь.
Я бросила взгляд на часы.
— Отлично. Успевает к ночному поезду. Завтра в полдень он будет здесь, и мы с тобой распрощаемся. Мне, знаешь ли, надоело наступать дважды на одни и те же грабли. А кроме того… — я сделала длинную паузу и безжалостно закончила: — А кроме того, теперь надобность в тебе вообще отпала. Уж как-нибудь мы с Юрием Михайловичем и без тебя справимся.
Пацан героически старался не всхлипывать, но где уж там… от слов Ноновой и бородатые мужики рыдали…
— Не надо… — захлебываясь соплями, взмолился он. — Не надо папе… Я лучше задачи… И на дроби, и… — он сжался, как перед прыжком в холодную воду, — и по геометрии.
— Без толку, — изрекла я. — Это гальванизация трупа. Мавр сделал свое черное дело, мавр может уйти смело.
— Я же честно… — тихонько выл Олег. — Я же спал тогда… почти. Я не помню, что обещал. А потом… Ну потянула она меня на речку. Интуиция.
Если мне не показалось, в хнычущем голосе мелькнули лукавые нотки.
— А по-моему, тебя повлекло туда совсем другое, — облизнула я губы. Камень с души откатился, но всеобъемлющего счастья все равно внутри не наблюдалось.
— Ну как же не интуиция? — мотнул головой Олег. — Я же нырял-нырял, а потом как раз под него поднырнул, — кивнул он в сторону с интересом слушающего наш диалог Босса.
— Да, — неожиданно подтвердил тот. — Мне сперва показалось, что меня атаковала какая-то хищная рыба. При том, что акул в Ветлуге не водится.
— Короче, — скомандовала я, — шагом марш в дом. Там уж всем сестрам раздам на орехи.
9. Невеселые беседы при свечах
Гроза, видимо, долго выбирала себя добычу. И не нашла ничего лучшего, чем огромную старую липу, имевшую несчастье жить возле бабкиного забора.
Это было нечто! Шандарахнуло так, что у меня почти на целую минуту заложило уши. И в полной тишине я наблюдала, как сухое дерево раскололось надвое едва ли не до земли, как тяжеленные ветви, точно руки ожившего мертвеца, рвут провода — рядом, увы, располагался столб, от которого тянулось к дому электричество. Беззвучно скакали огромные — так мне показалось — желтые искры, пронзительно воняло горелой изоляцией. А потом пришел звук — хищный, не сулящий ничего доброго треск.
— Ни фига себе, — выразился стоявший на крыльце Олег.
— В дом! — негромко велел Босс, и Олег, не огрызаясь и не скандаля, убежал наверх. А мы с Юрием Михайловичем остались на крыльце, наблюдать масштабы разрушений. Масштабы впечатляли.
Выскочила наружу Валентина Геннадьевна, охнула, запричитала, потом, метнувшись внутрь, вскоре явилась с иконой, которую держала через полотенце. С иконы смотрел какой-то незнакомый мне старец. Надо заметить, смотрел совершенно хладнокровно — в отличие от старухе. Та шептала губами молитвы, то и дело крестилась, плачущим голосом предрекала пожар.
— Надо вызывать, — философски изрек Босс. — Пожарных надо, и из вашего коммунального хозяйства…
— Так телефона же нет, — рыдающим тоном возразила она.
— Что, вообще ни у кого на улице? — не поверил Босс. — Надо от соседей.
— Не надо от соседей! — заявила я, вынув мобильник.
Лишний раз подумать никогда не вредно. Только опозорилась. Мобильник сухо сообщил, что не видит никакой сети. И как я забыла, что зона покрытия до Варнавина не дотягивается? Ведь предупреждал меня Спецназ.
Очень не хотелось никуда бежать, ни к каким соседям. На улице разверзлись хляби небесные. Лило как из пожарного гидранта, и значит, пожара можно было не опасаться. Но провода под током, в пузырящейся луже это мощно.
Гроза ударила примерно через полчаса после того, как мы все втроем вернулись к Валентине Геннадьевне. Разумеется, в ее присутствии ни о чем настоящем говорить было нельзя. Я на ходу сымпровизировала — дескать, вот ведь какие чудеса, десять лет не видела человека — и надо же, встретила здесь, в Варнавине. Мой бывший коллега, вел физику. Потом уволился, на школьные-то оклады мужчине семью не прокормить. Оказалось, приехал сюда покупать строевой лес, для дачного дома. Уже три дня как торчит в гостинице, решает вопросы. Тут ведь куда дешевле, чем в Москве, а главное лично проконтролировать качество.
Я, надо сказать, рисковала. Если разговор углубится в лесотехнические дебри, как бы не опростоволосился Михалыч. Вряд ли разбирается.
Самое смешное, у него тут и легенды-то никакой не было. Приехал, оплатил койку в гостинице — и никто его ни о чем не спросил. Никому он оказался не интересен. То ли паранормальные способности применил, то ли всем и так до фонаря.
Но Валентине Геннадьевне было не до подробностей. Это потом она, вероятно, пойдет с подружками лясы точить и перемывать каждую отдельно взятую косточку наших скелетов. Сейчас она и радовалась встрече, и высказывалась по поводу детского озорства и лживости, предлагая различные рецепты из народной педагогики. Надо было видеть, с какими красными ушами внимал ее речам Олег. Я, честно говоря, молча наслаждалась.
А потом громыхнуло — сперва слегка, неуверенно, а после уж по-настоящему. Засверкало небо, обрушился на землю потоп.
…Бежать никуда не пришлось — минут через десять заурчал мотор. Приехали хмурые и не очень трезвые мужики из коммунальной службы. Пожарные побрезговали. Понадеялись, видно, на ливень.
Практические последствия оказались малоприятны. Свет вырубился по всей улице, и, судя по нечленораздельным высказываниям ремонтников, хорошо если завтра починят. А пока — увы.
Тут-то в полной мере и сказалось отсутствие газа. Расстроенная Геннадьевна, видимо, решила, что вновь открывшиеся детали могут понизить цену дома. И потому побежала с чайником к соседям — счастливым обладателям газового баллона. Чтобы, значит, горячим чайком нас побаловать.
Мы остались одни, но все никак не начинали разговор. Я понимала, что Босс догадывается: мы тут с Олегом по его душу. Но никому не хотелось приступать первым. К тому же с минуты на минуту могла заявиться бабка. Да и при Олеге не обо всем стоило говорить. С последним, впрочем, я справилась легко.
— Вот что, — сурово повернулась я к Олегу, — не воображай, что гроза стерла память о твоих пакостях. Немедленно в комнату — и усиленно думай на тему, что было бы, ударь гроза на час раньше, когда ты бултыхался в воде. А после этих раздумий — решать задачи. Те, что обведены кружочками. Пока не стемнело. Пока не решишь с номера восемь по номер семнадцать — из комнаты чтоб ни ногой!
Судя по тому, как пацан поднимался по лестнице — мои слова он принял за частичную амнистию. И не слишком ошибался.
— Как вы встретились-то? — мотнув ему вслед головой, спросила я.
— Да совершенно случайно, — усмехнулся Босс. — В водах реки Ветлуги. Плыву я, никого не трогаю — и вдруг что-то снизу бьет меня в живот. Оказалось, он нырял и не нашел иного места всплыть на поверхность. Я, признаться, от удивления даже воды наглотался. Но ничего, добрались до берега, чуток поговорили. Шустрый мальчик. Уже успел сдружиться с местными детьми. Поразил их как чудесный ныряльщик. Чуть ли не до того берега под водой.
— Видать, к Аквалангисту подключился, — хмуро заметила я. — Не вижу в этом ничего хорошего.
Нас прервала спешащая с чайником Валентина Геннадьевна. Пришлось спешно влезать в отведенные нам роли и грызть на кухни пряники. Впрочем, нет худа без добра — Босс легко сторговался с бабкой на предмет снять у нее на недельку веранду, по стольнику в день. Мол, и ему удобнее в бытовом смысле, и ей денежка не лишняя. Бабка согласилась без звука.
Разговаривать пришлось уже ночью, когда в своей комнате мощно захрапела утомленная дневными переживаниями Геннадьевна. Олег, еще более утомленный дробями и многочленами, спал покойным сном праведника. Или, вернее, мученика.
Сидели на веранде, у круглого, застеленного древней клеенкой стола. Между нами мерцала стеариновая свеча из бабкиных запасов. Огненный язычок вел себя нервно — то вытягивался ввысь, то метался по сторонам, словно опасаясь невидимого врага.
Можно сказать, индикатор настроения. Уж по крайней мере моего.
— Это совершенно исключено, — в который раз повторял Босс. — Ольга, вы-то хоть представляете себе последствия?
— Тут большого ума не нужно, — буркнула я. — Чисто конкретная Сеть для "правильных" в натуре пацанов. Сидишь на допросе — раз, и к юристу подключился, или к какому-нибудь гибриду следователя с "братком". Молодой вор перенимает опыт старого карманника без долгой тренировки — сразу, из мозга в мозг. А от скуки и на экзотику потянет. Девчонок там потрясти, наизусть прочитав чего-нибудь из Бодлера. Втереться в доверие интеллигентным людям, подключившись к какому-нибудь сетевому доценту…
Босс огорченно взглянул на меня.
— Ох, Ольга, если бы дело ограничивалось только этим… Все, что вы тут наперечисляли — семечки. Просто несколько улучшенный интерфейс того, что они уже имеют. Зачем подключаться к юристу, когда есть купленный адвокат? Зачем лезть каждый раз в мозги старших товарищей, когда и без того на зоне юношу всему обучат? А если душа просит песен… Ольга, им совершенно не нужен Бодлер, их девчонкам хватает Розенбаума.
Пламя свечи вытянулось подобно короткому клинку.
— Я из-за этого не стал бы от них бегать, — продолжил он устало. Заметать следы, искать места поглубже и потише… Все равно оказалось бесполезно. Поймите, та публика, что заинтересовалась нашей Сетью, давно уже выросла из малиновых пиджаков, и золотые цепи больше не носит. Они даже сморкаться в носовой платок научились. А главное — за ними сила.
Запищал у меня над ухом жадный до человечьей крови комар. Отогнала вампира. Жаль, Савелия Фомича так вот не отгонишь.
— Они вышли на меня недели две назад, — признался Юрий Михайлович. Разговаривали вежливо, очень, знаете ли, обтекаемо. Намекали на Сеть, но тонко, не в лоб. Сулили покровительство, всякие возможности. Заметьте, до пошлостей вроде пачки баксов не опускались. Тогда-то я и понял, что нужно линять. Чем мягче стелют, тем жестче потом спать. Всем нам, не только мне одному.
Я усмехнулась. Как же он все-таки наивен.
— Потому и письма с открыточками кидали?
— А что оставалось делать? — кивнул Босс. — Я же понимал, что будут искать. И вы, и они. И что на кого-то из вас выйдут, тоже понимал. Вот и принял меры. Пускай ищут в Суздале, Новомосковске, еще в каком тараканьем углу…
— Какой еще Новомосковск? — название мне ничего не говорило.
— Есть такой городок, славится кирпичным заводом, — сообщил Юрий Михайлович. — Оттуда тоже должна была прийти открыточка. Не пришла? Значит, забыл Яша. Или глюки почты…
Я непонимающе уставилась на него. Свеча тоже встрепенулась.
— Я написал несколько открыток, — объяснил он, — и раздал знакомым, которые по своим делам куда-нибудь едут. Попросил кинуть по прибытии. Люди совершенно левые, о Сети ни сном, ни духом, но мне слегка обязаны. Да и просьба-то пустячная. Через неделю еще из Кировской области должно прийти, потом из Челябинска…
Как все просто! А я-то из кожи лезла, романтическую балладу на суздальскую барышню изливала.
— Ольга, — продолжал меж тем Босс, — я совершенно не представляю, что делать. Самое страшное ведь не в том, что они бандиты. Госбезопасность была бы на порядок страшнее. Вы главное поймите — больше не удастся хранить тайну. Если будет Сеть у одной группировки, то вскоре будет и у других. В конце концов, я не такой уж уникум. Найдутся люди и более способные. Как только станет известно, как строить ментальные сети — их начнут строить все кому не лень. Это мир перевернет, Ольга.
— Да ладно вам, — я нарочито зевнула, но огонек свечи не среагировал на мое дыхание. — Мир вообще штука устойчивая. То же самое и об интернете говорили, ну и? Виртуальность виртуальностью, а жизнь жизнью. Перемелется.
— Не думаю, — заявил Босс. — Поскольку здесь прямое воздействие на психику… Ну представьте, во что превратится мир, если для решения любой проблемы достаточно будет подключиться к нужному ресурсу. Своя голова уже вроде как лишняя.
— Почему же? — возразила я. — Ведь беря из Сети, ты должен что-то свое давать.
Босс заливисто рассмеялся, я даже испугалась, не проснется ли бабка. Еще подумает чего не надо — Ольга Николаевна ночью, с мужчиной. Почти в темноте…
— Ольга, — резко подавив смех, сказал он, — не меряйте все под нашу первую, доморощенную сетку. То, что идет ей на смену, будет вовсе не сетью друзей. Хочешь подключиться, а представляешь из себя полный ноль — ну так плати. Абонентская плата, тариф за минуту контакта… за трафик… На разные ресурсы разные расценки. Бессмысленно уже к чему-то стремиться, учиться, совершенствоваться — можно все поиметь и за так… Я уж не говорю о том, какие мерзавцы смогут подключаться к ресурсам самых добропорядочных граждан. И те ничего не смогут поделать.
— Это еще с какой радости?
— А вот с такой, — охотно пояснил он. — Вы знаете, что простой пользователь не может самостоятельно блокировать свой ресурс? Здоровья не хватит, вернее, конфигурация сети этого не позволит.
Что-то начинало вырисовываться.
— Так вот почему в последние дни Сеть сбоила?
— Ну да, — подтвердил Юрий Михайлович. — Экспериментировал я, пытался разработать схему отключения. Не вышло. Сам я могу чужие ресурсы временно закрыть, что вы и наблюдали. И то больше десяти минут не выходит. А обычный член Сети — ну это как рабочая станция, доступ к серверным конфигам ей запрещен…
— Все равно ничего не понимаю в этих ваших компьютерах, — предупредила его я. Преувеличивала, конечно.
— То есть хочешь-не хочешь, а все желающие тебя поимеют, — перешел он на понятный и ежику жаргон. — Ну вот представьте, Ольга, мошенник подключается к вашему дару убеждения и продает фальшивые доллары, или строит пирамиду "ННН". А администрировать сеть будут люди с очень гибкими принципами. Хорошо оплачиваемые люди.
Я задумалась.
— Но ведь не все же лимоны любят? В любом случае пользователями станут не более семнадцати процентов…
Босс вздохнул, поправил сползшие с переносицы очки.
— Это пока. Со временем найдут способ инициировать и остальных. Принципиального же барьера нет, это просто я пока не дотумкал, как зону торможения снять. Разберутся. Надеюсь, уже без меня, — добавил он мрачно.
Я тут же вспомнила суицидальные мотивы в его письме. И еще вспомнила о докторской ампуле.
— Проще говоря, Ольга, мне не нужен такой мир, каким сделают его сети. Я понимаю теперь, насколько это преждевременное открытие. А может, и вообще лучше бы его закрыть на три замка.
— Юрий Михайлович, — начала я миролюбиво, — ну не существует же никаких замков. Ни трех, ни сто трех. Все, что открыл один — рано или поздно откроет и другой. Скорее рано, чем поздно. Так что согласитесь ли вы лысому сеточку протянуть, откажитесь ли — итог, в сущности, один. Они уже знают, что это возможно. Действительно, в конце концов обойдутся и без вас. Только будет чуть больше крови. Например, детской крови, — я непроизвольно бросила взгляд направо, к двери. Там, отделенный от веранды несколькими стенками, спал Олег.
— Кто мы с вами такие, чтобы измерить гипотетическую кровь? — глухо отозвался Босс. — Ну ладно глобальная общепланетная сеть, это не через пять лет и не через десять… Но вот конкретная сеточка, о которой хлопочет Савелий Фомич… Он ведь правду вам сказал, большие деньги вложены. Это сразу чувствовалось. Здесь не банальная уголовщина. Подозреваю, что на стыке бизнеса и политики. А теперь представьте подключенных к сети думских депутатов… вы уверены, что в итоге это не обернется кровью тысяч таких ребятишек? Если сетка подскажет, что сие выгодно.
— Знаете, что сказал Исса? — перебила его я.
— Какой Исса? — не понял Юрий Михайлович. — Иисус Христос в мусульманской транскрипции? Тогда знаю. "Не мир Я принес вам, но меч".
Я передернула плечами.
— Гораздо позже и восточнее. Кабояси Исса. У него так:
Считал монеты,
Что получил бы за рис,
Кабы не сгнил он.
Так вот и вы. Одно дело кровь реальная, другое — воображаемая. Нельзя сравнивать.
— То есть предлагаете прогнуться под лысого Фомича? — в слабом свете я видела, как заострились его скулы. — Строить бандитскую сетку? Взять на свою совесть последствия?
— А вы что предлагаете? — огрызнулась я. — Отдать на заклание ребенка? Вернее, этот ребенок — лишь первый. После него Фомич начнет охотиться за прочими. У вас вон тоже в Мышкине престарелая тетя есть. У меня непутевая племянница, и, между прочим, в положении. Нас всех есть за что брать.
— Ну не знаю я, не знаю! — простонал он, и огонек свечи испуганно дернулся.
— Интересно, кто же из наших-то оказался треплом? — задала я риторический вопрос. — Кому спасибо-то сказать?
Босс взглянул, как мне показалось, укоризненно.
— О пустяках говорите, Ольга. Ну какая теперь разница? Я, в общем, подозреваю одного нашего общего знакомого. Умудрился в апреле въехать своим "Жигуленком" в навороченную иномарку… а когда бандюки заикнулись о продаже квартиры, погеройствовал… пошвырял их, подключившись к нашим силовикам. А потом и на юридической почве их размазал… прямо-таки асфальтовым катком проехался. А человек-то по жизни обычный, зарплата три тысячи… и не зеленых, заметьте. Словом, сильно озадачил "братков". Те и обложили его капитально. Телефон на прослушку, все контакты прозвонить… с интернетовским провайдером его даже как-то устаканили… короче, вся его переписка была у них. Ну вот так о нас и узнали… поразились, наверное, сперва, а потом кто-то умный у них просек — золотая ведь жила! И посоветовался с большими дядями.
Он перевел дыхание.
— Кстати, они так заинтересовались, что даже о паджеро в смятку искореженном забыли. Оставили человека в покое.
Я молча прикидывала. Юрист? Нет, о нем бы я слышала. Декан, Стоматолог? Вряд ли. Аквалангист с Туристом вообще отпадают — безлошадные. Разве что Химик?
— Да, Оля, — разрушил молчание Босс. Я механически отметила, что раньше "Олей" он меня не называл. Хотя моложе меня всего-то на восемь лет. — Нам всем казалось, что наша Сеть делает нас ужасно сильными, прямо таки неуязвимыми. А по сути как были мы пылью, так и остались. Ладно, чего рассусоливать. Все равно сейчас ничего не решим. Давайте-ка лучше разойдемся спать.
Уже в дверях я обернулась. И увидела, с каким остервенением он дует на свечу — та никак не хотела гаснуть. Сразу почему-то вспомнилось "Утро стрелецкой казни". Как догорит свеча — так и голову долой. А в нашем случае гасят огонь досрочно.
10. Воскресные визиты
Ждать не умею. Энергии во мне слишком много, бурлит и мешает. Японцы бы не одобрили. Во всяком случае, те, кого я читаю и цитирую.
А ждать непонятно чего — самое отвратительное. Босс так ничего и не решил. Два тягучих дня вызывали мысли о медленно ползущих языках лавы. Тихо ползут, по склону до самых низин. Но после них все черное и скучное.
Бабка Геннадьевна еще вчера покинула нас до понедельника — поехала к сыну в Нижний, за документами на дом. Хозяйственный отпрыск ее все бумажки хранил у себя. Мне пришлось еще раз подтвердить, что согласна. Стыда внутри скопилось столько, что можно было в нем плавать в спасжилете. Или попросту тонуть.
Но что делать? Иначе пришлось бы выметаться из Варнавина, а Юрий Михайлович все не может помножить два на два — уж очень получается неприглядно. Если он еще неделю будет мычать и телиться — придется ведь и впрямь дом купить. Интересно только, на что? Оставалось надеяться лишь на обычную волокиту со справками.
Впрочем, неделя — слишком много. По моим расчетам, уже сегодня лысый Фомич каким-то образом должен проявиться. Сказал же тогда, в подвале: "Даем три дня сроку, после чего хотелось бы иметь результаты".
На Босса было жалко смотреть. Раньше я думала, что "почернел лицом" это литературный штамп, оказалось — правда. И речь не о загаре. Висело над ним что-то неуловимое, какое-то мрачное облако. Мне, во всяком случае, так почудилось.
Я даже потихоньку велела Олегу приглядывать за Юрием Михайловичем как бы тот не вообразил, что самоубийство сразу поставит точку над "я". И осторожно намекнула Боссу, чтобы он не делал необратимых глупостей.
— Успокойтесь, Ольга Николаевна, — через силу улыбнулся тот, — суицида не будет.
Надо же — снова Ольга Николаевна. Раньше снисходил до Оли.
— Я ведь прекрасно понимаю, — убедительно доказывал он, — стоит мне нырнуть туда — и Савелий Фомич возьмется за всех вас. Посадит в оборудованную по последнему слову науки клетку и наймет шарлатанов, изучать ваши мозги. Откуда ему знать, что после моей смерти Сеть растает примерно за месяц? Без регулярной инициализации…
Но я все же беспокоилась. В отличие от Олега, стремительно растерявшего остатки серьезности. Мальчишка лукаво улыбался и уверял, что его интуиция подсказывает ему одно лишь хорошее. Что надо просто ждать и пользоваться моментом — то есть купаться и загорать.
Скрепя сердце пришлось ослабить узду. В конце концов, не могу же я всюду ходить с ним за руку — люди смеяться будут. А держать на привязи в доме — себе дороже. И так атмосфера накаленная, чреватая шаровыми молниями. Еще и с ним скандалить.
И потому эти два дня Олег всецело проводил на улице. Сдружился с местными пацанами, завоевал даже авторитет. И либо отрывался на пляже, либо носился с ними неизвестно где.
Был в этом свой плюс — если что, похитить на улице сложнее. Не такой человек лысый бандит Фомич, чтобы устраивать шумные скандалы. Вмешается же местная милиция. Кстати, не удивлюсь, если местные, в отличие от московских коллег, еще не коррумпировались до мозга костей. Все тут друг друга знают, перед людьми неудобно… Могут ведь и открыть стрельбу на поражение, а в итоге шум дойдет до областного начальства…
Но после ужина "племянник", обречено вздыхая, плелся решать задачи. Тут уж я была неумолима. Главное правило педагогики: грозишь — сделай.
Я как раз варила макароны, когда началось это.
Олега, слава Богу, не было, Юрий Михайлович давил раскладушку на веранде. Сонливость его меня поражала. Я даже с ней пыталась бороться, но получалось плохо.
Они появились внезапно — точно вылупились из жаркого, наполненного жужжанием мух воздуха. Ба, знакомые все лица. Савелий Фомич, филолог Толик. Стоя в дверном проеме, приветливо улыбались.
— День добрый, Ольга Николаевна, — поздоровался Фомич. — Кулинарите? А мужчины ваши где?
Я ощутила себя прямо-таки хлебосольной хозяйкой большой семьи, вроде той, из рекламы бульонных кубиков. Ну зачем больно-то делать?
— Может, и добрый, — хмуро откликнулась я, вспомнив неприветливую бабу с почты.
— На обед-то пригласите? — все так же по-дружески спросил Фомич.
— На вас не рассчитано, — указала я взглядом на шипящие макароны.
— А зря, — посерьезнел Фомич, — надо было рассчитывать. Знали же, что сегодня истекает третий день. Как успехи?
Я решительно выключила плитку. Не судьба дожарить.
— Понятия не имею, — что-то вязкое сковало мой язык, слова выползали с трудом. — Я изложила Юрию Михайловичу ваши требования, а также аргументы в их пользу. Дальнейшее зависит от него. Пока решения не принято.
— А вот и сам Юрий Михайлович, — фальшиво улыбнулся Фомич. Повернувшись, я увидела, как Толик ведет с веранды заспанного Босса. Вроде бы вежливо придерживает за локоть, но что это — болевой захват, понятно всем. Включая пьяных ежиков.
Босс не удостоил гостей приветствия. Хмуро взирал поверх их голов.
— Чего ж тут толпиться? — задал Фомич риторический вопрос. Пойдемте-ка в комнату, там и поговорим спокойно.
В комнате нас с боссом посадили на диван, лысый оседлал табуретку, а Толик молча подпирал стенку возле двери.
— Кстати, а где мальчишка? — как бы мимоходом осведомился Фомич.
Вот тут уж я порадовалась своему позавчерашнему либерализму.
— Понятия не имею, — сообщила с усмешкой. — Он пташка вольная, гуляет где хочет. В большой компании сверстников. Так что охотиться не рекомендую. Крику будет…
— Тоже мне проблемы, — махнул рукой Фомич. — Понадобится, достанем и из компании, тихо и по-хорошему. Но пока этого и не нужно. Итак, дамы и господа, надо, наконец, поговорить. Нам никто не помешает, а, Толя?
— Никто, — отозвался недоделанный филолог. — Хозяйка в Нижний вчера поперлась, я проверил. Раз уж с дневным автобусом не вернулась, то, ясен перец, раньше пяти не будет. А пацан обедать прискачет, так мы макаронами накормим.
— Ну а если какая соседка забежит за щепоткой соли, то Ольга Николаевна удовлетворит ее скромную просьбу, — добавил Фомич. — Вы же понимаете, Ольга, как правильно себя вести?
Я понимала. Вдохнула поглубже — и нырнула в Сеть. В серую пустоту без верха и низа, без радужных бликов и сияющих каналов. Ну что за нафиг? Как всегда, не работает в самый нужный момент. Закон подлости бутерброда.
Глазами спросила Босса, в чем дело. Тот едва заметно пожал плечами. Небось, опять экспериментировал. Нашел время, дубина!
Впрочем, драться все равно ни к чему. Тем более, что эти — не сексуальные маньяки в лифте. Гораздо хуже. Наверняка тоже прошли горячие точки и холодные пятна. Да и мало для серьезного боя чужих рефлексов мышцы мои не чета спецназовским, не выдержу и полминуты.
— Так что обойдемся без предисловий, — начал Фомич. — Ситуация наша такая. Надо начинать работать, Юрий Михайлович. Там, — он вздел палец к потолку, — от нас ждут результата. Люди вложили нехилые бабки и хотят убедиться, что не подписались зря. Короче, сегодня мы с вами едем в Москву. Завтра вы, Юрий Михайлович, подключите к своей Сети одного человека. Хотя бы временно. Естественно, с односторонним доступом — чтобы он подключаться мог, а к нему — шиш.
— Это чтобы высокая особа воспользовалась знанием высшей математики или научилась ремонтировать автомобили? — невинно поинтересовалась я.
— Чтобы высокая особа убедилась в реальности сетевых возможностей, холодно ответил Фомич. — После этого Юрий Михайлович начнет прокладывать отдельную сеть. Так сказать, выделенную линию. Размеры, сроки и гонорар обсудим в городе.
Босс прокашлялся. Уж не простыл ли? В такую жару, между прочим, это запросто. Проверяла лично.
— А вам не кажется, господа, что вы торопите события? — спросил он, глядя в крашенные половицы. — Я еще ничего не решил.
Савелий Фомич поглядел на него укоризненно.
— Ну и сколько ты будешь тянуть кота за яйца? Времени было завались. Тоже, блин, Гамлет. "Быть или не быть", "пить или не пить". Теперь всё, некогда вертеться. До сих пор не усек, что с нами обострять нельзя?
— Извольте говорить мне "вы", — высокомерно процедил Босс. Было в нем сейчас что-то от польского шляхтича. Жаль, "пся крев" не добавил.
— Толик, — миролюбиво сказал Фомич, — чуток объясни ему.
Квадратный как-то сразу оказался перед нами. Легкое движение — и Юрий Михайлович, судорожно вздохнув, схватился руками за живот.
— Так лучше, уважаемый Юрий Михайлович? Вам это нравится больше?
Босс долго не отвечал, восстанавливая дыхание.
— Вот теперь мне окончательно ясно, — медленно заговорил он наконец, что с вами нельзя иметь никаких дел. Ясно, зачем вам понадобилась ментальная сеть. Нет уж, этой игрушки вы не получите. Зря я в свое время взялся за эту тему, ну да прошлого не вернешь. Короче, хрен чего вы от меня добьетесь. Можете топтать и резать, уверяю, толку не будет. Это вам не банковский номер счета из клиента выдоить. Работа творческая, требующая здоровья и внутреннего спокойствия. Все равно что роман написать.
— Как звучит! — восхитился Фомич. — Прямо хоть в театре ставь. Только это ты непуганый пока, вот и борзеешь. Значит, придется воспитывать, и по ускоренной программе. Слышал же, завтра заказчик хочет видеть результат. И увидит. А ты сейчас увидишь, что бывает с такими вот крутыми героями. Давай, Толя, действуй.
Квадратный Толя не стал снова бить Босса. Он вообще к нему пальцем не прикоснулся.
Зато прикоснулся ко мне.
Не успела и опомниться, как меня привязали к древнему, с высокой спинкой, бабкиному стулу. Толик действовал сноровисто, с какой-то профессиональной нежностью, напоминая модного парикмахера. Давно, кстати, собиралась сходить, да все дела…
У этих гадов и веревка оказалась припасена — моток тонкого, но ужасно прочного капронового шнура. Все предусмотрели. Даже скотч — квадратный филолог заботливо, но аккуратно залепил мне рот. Сейчас и Сеть бы не помогла.
Не люблю быть беспомощной, и в этом не оригинальна. Зато одно грело душу — на моем месте не Олег, а я… Что ж, покажу этим инквизиторам стойкость. Ну чем я не Орлеанская Дева?
— Теперь, — буднично сказал Фомич, — позаботься о Юрии Михайловиче.
После короткой возни — Босс вздумал сопротивляться, но куда там! Толя аккуратно привязал его к креслу. Скотч применять не стал, и опрометчиво — сейчас же раздались надрывные крики: "Помогите! Грабят! Пожар!"
— Про пожар правильно, — одобрил Фомич. — На "помогите" мало кто побежит. А уж на "грабят"… Только беспонтово это, Юрий Михайлович. Рамы тут хорошие, двойные. Хрен кто услышит. Так что смотрите, слушайте, нюхайте.
— Вы уж зла не держите, Ольга Николаевна, — всей табуреткой развернулся он ко мне, — придется вам больно сделать. Раз уж коллега ваш такой душный… Толя, давай инструмент!
На свет явился небольшой чемоданчик, и Фомич принялся выкладывать оттуда свой арсенал — хирургический скальпель, шило, зубоврачебные щипцы, пассатижи.
— Утюг надо? — озадачил шефа Толик. — Я на кухне видел.
— Не помешает, — согласился Фомич. — Тащи.
Вскоре Толик вернулся с бабкиным утюгом, воткнулся в розетку и выжидательно замер. И я сразу же ощутила, насколько мне далеко до Орлеанской Девы. Внутри все сжалось, дух отступил, одна биология осталась. Не будь залеплен рот — ох, как бы я сейчас визжала!
— Ну вот, Юрий Михайлович, — сухо сказал Фомич, — из-за вашего упрямства придется слегка наказать даму. Начнем, пожалуй, с малого. Потом испортим красоту, а после уж к электропроцедурам перейдем. Наслаждайтесь.
Еще не окончив фразы, он подскочил ко мне, крепко ухватил за запястье. И тут же в правой руке его оказалось тонкое шильце. Уж не собирается ли эта скотина вгонять мне его под ноготь?
О-о-о… Это было непередаваемо! Я глухо мычала и извивалась, насколько позволяла тугая веревка. Всю меня затопила желтая ослепительная боль, нереальная, невозможная. Так не бывает! Так не должно быть! Жар сменялся холодом, но все забивал какой-то резкий, хищный запах.
И совершенно машинально, не сознавая, что делаю, я скользнула в Сеть. Как ни странно, сейчас она работала. Извивались вдали синие, словно чьи-то вены, каналы. И карта послушно явилась моему зову — потрепанные, желтоватые, скрепленные степлером странички.
Не сказать, чтобы здесь, в холодной внутренней серости, боль исчезла. Нет, плескалась, поганая. Но все-таки ощутимо ослабла, по крайней мере, сознание ко мне вернулось. Можно было подключаться.
Только вот к кому? Ни ремонт автомобилей, ни рукопашный бой, ни ковариантные тензоры ничем мне помочь не могли. Не в Доктора же втыкаться лишь узнаю массу неаппетитных подробностей о том, что случится в ближайшие минуты.
А потом меня, закружив как осенний лист, мягко выкинуло в реальность. Серая пелена растаяла, сменившись болью, страхом и вонью.
— Ну что, Юрий Михайлович? — доносился будто сквозь слой ваты голос Фомича. — Как там поживает ваш гуманизм? Не жмет?
Босс скорчился в кресле — точно жук, пришпиленный на булавку в гербарии. Потом вздохнул и с ненавистью произнес:
— Ладно, хрен с вами! Я согласен.
Фомич понимающе кивнул.
— Вот она, реальная жизнь, да? Сразу все на места ставит. Короче, сейчас отсюда уезжаем. Только сперва маленькая формальность. Подпиши. Толь, правую руку ему развяжи. Вот тут, внизу. Вот ручка. Не боись, не кровью заправлена.
— Что это? — глухо спросил Босс.
— Заявление в прокуратуру, — приветливо объяснил Савелий Фомич. Чистосердечное признание. Типа вы, Юрий Михайлович, уже двадцать лет как занимались растлением малолетних девочек. А также мальчиков. Вы почитайте, почитайте, занимательно написано. С конкретными фактами, и люди, между прочим, следователю все подтвердят. А теперь как бы совесть заела. Бывает же у людей такая химера, — блеснул он эрудицией. — Короче, если снова начнешь борзеть, — лысый вновь перешел на "ты", — бумажка в прокуратуру поедет. И что после этого с тобой будет, рассказать? Каких тебе менты висяков прилепят, что с тобой люди в камере сотворят? Давай, чиркнись. А то у Ольги Николаевны еще много пальчиков.
Босс послушно расписался на мерзкой бумажке.
Несколько секунд висела ядовитая, жгучая тишина.
Потом тишина кончилась — громко, с паром, словно в эту кислоту щелочью плеснули.
— Это, блин, что за хренотень? — раздался мужской бас.
В дверях стоял мужик, в серой футболке и не первой свежести спортивных штанах. Размерами с небольшой трактор — во всяком случае, чтобы войти в комнату, ему пришлось чуток нагнуться. И в ширину немногим меньше.
Когда в кислоту льют щелочь, в осадок выпадает соль. Сейчас этой солью была я. Да и, наверное, остальные.
— Ты что, дверь не закрыл? — опомнившись, бросил Толику Фомич.
— Да закрывал же! — огрызнулся тот. — На засов.
— Слышь, мужик, — миролюбиво процедил Фомич. — Ты вот что, ты гуляй отсюда, и что видел, забудь. Целее будешь.
Мужик (приглядевшись, я поняла, что он еще довольно молод) присвистнул:
— Это с какого ж хрена я отсюда пойду? Это ж моей тети дом! Ты вообще кто, козел? Чего тут творишь?
Фомич надулся. Лысина его ощутимо потемнела. Не будь у меня залеплен рот — обязательно бы плюнула. Прицельно.
— Зря про козла-то сказал, — скучающе произнес он. — За базар отвечать надо. Толик, давай.
У квадратного в ладони, оказывается, уже посверкивало шило. Не то, маленькое, что мне вгоняли под ноготь — настоящее, боевое. Где-то я читала, что это оружие пострашнее финки.
И тут мужик меня удивил. Никогда не думала, что такие большие люди способны так быстро двигаться. Что-то кошачье появилось в его повадках, вернее — тигриное. Сперва мне почудилось, будто он присел на корточки — но его нога, совершив странное круговое движение, подсекла лодыжку Толика, и тут же, захватив локоть его правой руки, пришелец что-то сделал.
Судя по отчетливому треску и звериному, нутряному воплю квадратного я поняла, что как минимум вывихнут сустав. Можно было надеяться, что и кость сломана.
Шило бессильно выпало из разжавшейся ладони и угодило острием между половиц. А полы-то в доме рассыхаются, мелькнула вдруг совершенно посторонняя мысль. Перестилать бы надо.
Казалось, время застыло. Умом я сознавала, что все случилось от силы за две-три секунды, ну максимум за пять. Но то ли из-за стреляющей боли в пальце, то ли из-за недавнего визита в Сеть я обрела какое-то иное, обостренное восприятие. Мгновения растягивались у меня внутри, точно резиновая пленка.
Мужик меж тем не остановился на достигнутом — небрежно и вместе с тем уверенно ткнул Толику пальцем куда-то под ухо — после чего принял на кулак сверзившуюся тушу и для гарантии добавил ногой в солнечное сплетение. Ботинки, кстати говоря, у него были основательные. Нет чтобы в жару ходить в сандалиях…
— Ну это ты напрасно, пацан, — тухлым голосом изрек лысый, вскакивая с табуретки. Надо же, выдержка! Так и сидел все это время, наблюдал.
Быстрее молнии он метнулся к противоположной стене. Куда сунул руку, я так и не поняла — но вот уже в его ладони мутно блеснуло что-то металлическое.
— Стоять! — негромко скомандовал он. — Мозги вышибу!
На неожиданного визитера смотрел пистолетный ствол. Не разбираюсь в этих мужских игрушках. Кроме воспетых в старые советские времена нагана да маузера, ничего не знаю. Эта штучка явно была поновее.
— Дядя, брось каку, — сухо и даже как-то скучно сказал новоявленный бабкин племянничек. — Плохо кончишь.
Савелий Фомич лишь дернул тонкими губами. Потом дернул пальцем.
Думала, это бывает тише. Но грохнуло в лучших традициях ковбойских фильмов. Зазвенели осколки. Хрустальная бабкина ваза, поняла я с грустью. Расстроится старушка. Впрочем, будь на месте вазы племянник, она расстроилась бы куда сильнее.
Племянник, однако, вовсе не собирался меняться с вазой местами. Все случилось слишком быстро даже для моего обостренного восприятия. То он стоял над поверженным филологом, а вот уже обретается у противоположной стены, держит лысого двумя пальцами за челюсть. Причем пистолет валяется на ковре, а туфли Фомича болтаются сантиметров на десять выше пола.
— Я, блин, говорил, нет? Предупреждал? — доверительным тоном объяснил мужик и резко согнул ногу в колене. Фомич, отданный на волю гравитации, согнулся под прямым углом и рухнул на пол. А племянничек, примерившись, от души врезал носком ботинка туда же, в то самое деликатное место.
— Я вот чего думаю, нафига такому дети? — обернувшись к нам, посоветовался он. — Ничему хорошему не научит. Меня, кстати, Аркашей звать.
Он перевел дыхание. Облизнул губы.
— Ну нифига же пироги с котятами… Зашел, называется, чаю попить. Вы, ребята, погодите, я сейчас… только приборочку сделаю.
Он выдернул из розетки шнур утюга, поднял пистолет, и тот как-то вдруг растаял в его ладони. Потом легко, точно пластиковые мешки с мусором, ухватил бандитов за ноги и потащил во двор.
Не было его ужасно долго — минут десять.
Я замычала, чтобы привлечь внимание Босса. Если он сможет подобраться ко мне с креслом… Правая рука-то его свободна, только что ведь подписался на педофилию…
Увы, толку сейчас от него было немного. Лишь хрипло, со свистом, втягивал воздух. Исхитрившись, я чуть развернулась, чтобы изменить угол зрения. Заглянула ему в глаза.
Никакого выражения. Ну чистые стекляшки. Однако все же дышит. Главное, жив.
Вернулся в дом Аркаша.
— Вы простите, задержался… Надо было этих в чувство привести. Уж как-нибудь до джипа своего дочапают. Они его возле гостиницы оставили. Наверное, чтобы здесь не мелькать.
Потом он быстро и аккуратно разлепил мне рот, перерезал шнур скальпелем, коий должен был испортить мне красоту. Так же легко освободил от пут Босса.
— Встать можете? — заботливо поинтересовался он.
Я попыталась. Вышло лишь со второй попытки — тело затекло, мышцы сводило судорогами. Но все же перемоглась.
Аркаша меж тем положил Юрия Михайловича на диван. Расстегнул ему рубашку, приложил ухо к сердцу. Пощупал пульс.
— Обморок! — изрек он облегченно. — Обычный обморок. Нервный шок, такие дела. Бывает. Где-то тут у тети Вали аптечка имелась…
Он нырнул в старухину комнату и вынес оттуда коробку с баночками, скляночками и таблеточками.
— Пускай пока полежит. Все равно нашатыря нет, что толку так-то трясти? Ему вообще снотворного бы надо. Я знаю, в армии медбратом был, в санчасти. Пока давайте вами займемся. Пальчик протяните.
Он осматривал палец внимательно, хмурился и сопел.
— Да, дела… — изрек наконец. — Глубоко засадили. Ну да ничего, пройдет со временем. Хотя ноготь, наверное, слезет. Сейчас вот перекисью водорода, потом йодом. И пластырем залепим. Будете в городе, к врачу-то сходите. Мало ли…
Он вздохнул. По моим расчетам, самое время ему интересоваться, а что мы-то с Боссом делаем в теткином доме? И точно!
— Про вас-то мне уж сказали, еще на остановке. Мол, тетка-то дом продает, двоим москвичам, живут у нее пока что… Может, и правильно… ей уж под восемьдесят. Надо в город, к дяде Шуре.
Из этого я сделала вывод, что племянник-то он племянник, но внучатый. Оно и понятно — для родного уж слишком молод.
— Послушайте, Аркадий, — начала я, — а вы уверены, что эти ужасные люди не вернутся сюда с гранатометом? Потом ведь на ремонт тратиться…
Аркаша беззаботно усмехнулся.
— На все сто! Эти тараканы, небось, уже к Ветлужской чешут, под полтораста кэмэ. Очень я им не понравился. Вот, нашел! — облегченно вздохнув, он вынул из коробки упаковку димедрола. — Две таблеточки в самый раз будут… Сейчас в водичке растворим, дадим попить. К вечеру проснется как огурчик.
Не скажу что легко, но все-таки нам удалось напоить пребывающего в отключке босса.
— Пойдемте-ка на воздух, Ольга Николаевна, — предложил Аркаша. Кислородом подышим, поговорим…
Что интересно, я так и не успела ему представиться. Занятный у бабы Вали племянник.
11. По обрыву да над пропастью…
Шандарахни опять с неба розовой ветвистой молнией, я бы ничуть не удивилась. Закономерная точка во всей этой истории. Особенно если сия точка геометрически совпадет с удирающим из Варнавина джипом. Ну вот такая я мстительная.
Сияло солнышко, голубело высокое небо. Молнии не случилось. Как, впрочем, и точки. Вместо нее нарисовалась интересная запятая.
— Ольга Николаевна, — наклонясь ко мне, тихонько сказал Аркаша, давайте сразу уж, чтобы без непоняток. Вот, взгляните.
Характерная книжечка. Раньше такие были красными, теперь слегка забурели. Из книжечки строго взирал на меня Аркаша и значился там Аркадием Андреевичем Котовым, капитаном ФСБ.
Ну чем не молния? Правда, невидимая и бьющая исключительно по моим исстрадавшимся мозгам.
— Занятно, — только и сказала я. — А Валентина Геннадьевна в каком звании? Да майора-то хоть доросла?
Капитан Котов взглянул на меня с уважением.
— Для женщины, которую только что пытали, вы держитесь изумительно. Нет, тетя Валя ни сном, ни духом. И впрямь, возникло редчайшее совпадение. Она действительно тетя моего отца. Я раньше сюда на каникулы ездил. Да и сейчас иногда выбираюсь.
— Что, чисто случайно решили проведать старушку? — общаясь с ним, мне приходилось задирать голову, и это раздражало.
— Ну, Ольга Николаевна, — он мило улыбнулся, — двух таких случайностей подряд не бывает… Знаете что, давайте немножко пройдемся, поговорим. Юрий Михайлович все равно будет спать до вечера, мы ему сейчас не нужны. В дом никто не сунется, бояться нечего. А вот нам с вами нужно как-то отдышаться, успокоиться. События такие, что по нервам бьют почище кувалды. Ну вы же все равно сейчас макароны варить неспособны, правда?
— А если вернется Олег? — засомневалась я.
— Вряд ли, — махнул рукой Аркаша, которого язык не поворачивался называть товарищем капитаном. — Носится с пацанами, это надолго. А если и придет — ну что он увидит? Дядя Юра спит, так он последнее время этим профессионально занимается. Тетя Оля мало ли куда может уйти — ну хотя бы на почту, звонить. Мобильник-то не действует. В доме я прибрал следы… осколки там, веревки… Разве что отсутствие вазы углядит. Но вряд ли.
— Ну ладно, товарищ капитан, — улыбнулась я светски, — куда отконвоируете старушку?
Аркаша на мгновение задумался.
— Вы еще не были на берегу? На пляж ходить незачем, прогуляемся по верху. Удивительный вид. Художники нередко приезжают, этюды пишут. Короче, вам это надо увидеть. Ветлуга в солнечный день… рощицы… вдали блестит вода. И совсем далеко — сосны на том берегу.
Можно было подумать, путевку в санаторий навязывает.
Пока шли по улице, болтали о пустяках. Никому не хотелось начинать первым. Да и народу всякого крутилось немало. Многие с Аркашей здоровались. К моему громадному изумлению, встретилась по пути вредная баба с почты — и дружелюбно мне кивнула. Ну, дела… Неужели я все же посеяла в ней некое гуманистическое зерно, и то за три дня взошло?
Улица плавно перетекла в площадь, там развернулся стихийный рыночек. Дальше начинался парк, туда мы и свернули. За деревьями проглядывало необъятное пространство.
Так мы вышли к самому обрыву.
Вид и в самом деле открывался изумительный. Как бы и впрямь не устроили здесь российскую Швейцарию с кемпингами, фуникулерами и кафешками. Загадят последнее.
Поначалу и здесь встречался народ — кто спускался к пляжу, кто, накупавшийся, поднимался в гору. Но Аркаша свернул вправо, на узенькую, змеившуюся вдоль тропиночку, по обеим сторонам заросшую дикой малиной и шиповником.
— Вот здесь можно и поговорить, — нарушил он молчание.
— Можно, — кивнула я. — И что же вы собираетесь мне сообщить?
Аркаша поправил волосы. Хотя что там поправлять — прическа современная, короткая.
— Во-первых, — начал он, — мы, то есть наша служба, в курсе практически всего, что связано с вашей Сетью. Действительно, гениальное изобретение. Юрий Михайлович, не побоюсь этого штампа, исполин духа…
— Отец русской демократии, — в тон ему отозвалась я. — У вас что же, стукач все это время был среди наших? Имя, конечно, не назовете?
Аркаша скривился, словно не наш, не сетевой человек от лимона.
— Зря вы так, Ольга Николаевна. Во-первых, это называется не стукач, а добровольный информатор. Любые спецслужбы, любые силовые структуры испокон веку пользовались этим методом. И, поверьте, ничего особо аморального здесь нет, если придерживаться определенных этических рамок. Но успокою вас — все девятнадцать членов вашей Сети морально устойчивы. Никто не кропал по ночам доносов.
Девятнадцать? Почему же я всегда считала, что пятнадцать? Ах, ну да, еще плюс я и сам Босс. А остальные двое? Или… Или есть у нас и закрытые ресурсы, о которых мне знать не положено? Интересно, а в курсе ли Доктор и Спецназ? И почему мой "неограниченный допуск" оказался все же ограниченным?
— Все было проще. — Аркаша говорил терпеливо, точно добрый учитель с неуспевающей девочкой. — Вы ведь уже в курсе, каким путем криминальная группировка Савельева узнала о Сети.
— Савельева? — фамилия что-то смутно напоминала.
— Ну да, лысого садиста. Он вам представился как Савелий Фомич. На самом деле Савельев Фома Игоревич. Поигрался с именами в перевертыши. Сам по себе Савельев — бандит средней руки, таких что грязи. Но он вхож к одному весьма влиятельному деятелю… вы извините, но совершенно необязательно называть фамилию. Выполняет его различные деликатные поручения… которыми сей деятель не хочет озадачивать службу своей охраны. Именно ему, неназываемому, Савельев и рассказал потрясающую новость. А тот — человек азартный, увлекся. К тому же уверен в Фоме, знает, что тот неглуп и не станет предлагать пустышку. Остальное вы поняли?
— Тоже мне, бином Ньютона!
Возгласив это, я споткнулась, и если бы не заботливая Аркашина рука, неминуемо полетела бы вниз, в гущу крапивы, шиповника и одичавших яблонь.
— Осторожнее. Под ноги все же глядите… А то, устремившись духом к небу…
— Короче, вы, госбезопасность, следили за этим Неназываемым, так и узнали про нашу Сеть. Верно?
— Стопроцентно, — кивнул Аркаша. — Он действительно в разработке… но это совсем уже другая тема. В общем, все разговоры его записываются, все контакты отслеживаются. Откровенно скажу, очень вредная для государственных интересов тварь.
Ну-ну… чекистам, значит, решать, что есть государственный интерес, а что антигосударственный. Угу… Плавали, знаем. Деда моего, Григория Ивановича, тоже из государственных интересов в Воркуте сгноили… а что такое полвека для Аркашиной конторы? Семечки. Они и сейчас такие же… если поскрести…
— Фильм помните? — обернулась я к капитану Котову. — Рязановский, "О бедном гусаре замолвите слово". Так там золотые слова сказаны. Не решайте за Россию, кто ей враг, кто друг… Она сама разберется… со временем.
— Помню фильм, и очень люблю, — отозвался Аркаша. — На кассете у меня есть. Кстати, хотите, в Москве вам перепишу? А что по сути… ну это же бесконечный философский спор, нам с вами оно надо? Я лишь одно скажу. Человек, в коем вы, Ольга Николаевна, увидели бы друга России, не станет иметь дело с Фомой. Аргумент?
— Убойный, — согласилась я. — Ну, и что дальше-то? С бандитами называемыми и неназываемыми все ясно. А с нами, с Сетью? Здесь-то как будет развиваться сюжет?
Аркаша помолчал. Сорвал травинку, задумчиво сжевал. Травоядное.
— Ольга Николаевна, не буду темнить. Темой очень заинтересовались наверху. На уровне руководства Службы. Еще бы, у нас под носом такой самородок… технология, которая способна изменить судьбы мира… я слегка утрирую, но вы же понимаете.
Ну вот… все тот же сон… Поздравляю тебя, Шарик!
— Короче, — вздохнула я, — вы хотите ровно того же, что и Фомич. Вернее, Фома. Не с маслом, так со сметаной.
Аркаша усмехнулся.
— Упрощаете и угрубляете. Разница все же есть. Да, мы очень хотим сотрудничать с Юрием Михайловичем. И со всеми вами. Но смотрите. Неназываемый хотел построить ментальную сетку для личного пользования. Деньги, власть, месть. Интересы общества ему по барабану. Разумеется, долго бы тайна не удержалась… даже в его когтистых лапках. Утечка через Фому… через других шестерок… в конце концов, через того же Юрия Михайловича, который в конце концов побежал бы спасаться к нам… Да и просто бесконтрольное расширение сети неизбежно означает утечку.
Он перевел дыхание, к чему-то прислушался. Ветерок шумел в древесных кронах и вверху, и внизу. Легкое облачко наползло на раскаленный солнечный блин.
— Разумеется, в нашей системе сидят отнюдь не дураки. Нет, конечно, и дураков хватает, как везде. Но стратегические решения принимают дальновидные люди. Поэтому не бойтесь того кошмара, о котором говорили с Боссом в ночь с четверга на пятницу. Помните, свеча горела на столе, свеча горела?
Я передернула плечами.
— Интересно, а как я в туалет хожу, вы тоже записываете?
— Ну вот еще не хватало, — как-то слишком уж решительно возразил Аркаша. — Только то, что относится к делу. Короче, не будет никакого глобального "ментанета". Наша служба умеет контролировать такие вещи. Мы бы и интернет вот так же попридержали… если бы Запад не опередил, если бы как в вашем случае, гениальный Учитель да кружок апостолов… Ничего, не задеваю ваши религиозные чувства? — нагнувшись, он пытливо заглянул мне в глаза.
— Со своими чувствами уж как-нибудь сама разберусь, — проворчала я. Излагайте дальше. У вас красиво получается.
— Да вроде все уже сказано, — вздохнул Аркаша. — Просто поймите, что передать ментальную сеть под защиту нашего ведомства — это самый правильный шаг. Я вам больше скажу — случай-то не уникальный. У нас имеются такие технологии, которые вообще все в мире вверх дном перевернули бы. Сказать "сенсационные" — это ничего не сказать. И, как видите, ничего страшного. Мир, — он усмехнулся, — по-прежнему стоит на трех китах, не падает.
— Пока, — вставила я. — А дальше как повернется? Вдруг завертится вокруг Солнца?
— Ольга Николаевна, но ведь нельзя рассчитывать на триста лет вперед, — укоризненно возразил капитан. — Лет сорок-пятьдесят я гарантирую, а как дальше сложится… Нас с вами, во всяком случае, это уже затрагивать не будет.
— Собираюсь жить как минимум до ста, — укоротила его я. — Но это и впрямь лирика. Давайте физику. Что вы непосредственно хотите от меня?
Аркаша замялся.
— Ольга Николаевна, да ничего фантастического я не хочу. Просто сотрудничества. Для начала — ну пускай он хотя бы меня к вашей Сети подключит. Мне ведь тоже перед начальством отчитываться… так хоть чтобы конкретный результат.
Я засмеялась.
— С чего вы взяли, что годитесь? Вероятность ниже семнадцати процентов. Кайтесь — лимоны любите?
Аркаша совершенно серьезно кивнул.
— Не то слово! Полковник мой недавно сказал: это судьба. И лимоны жрешь как яблоки, и бабчатая тетка живет где надо. Потому именно тебя и пошлем.
Ну да… насчет лимонного теста они уже давно пронюхали… Мы тоже хороши — болтали языками, точно в Англии живем. Как дети, честное слово.
— От меня-то лично чего хочет родина? — уточнила я расклад.
Аркаша вновь пожевал беззащитную травинку.
— Просто попробуйте уговорить Юрия Михайловича. Да, он человек трудный… но вы имеете на него влияние. Да и вообще… исходит от вас некая аура. Как еще говорят, харизма. Пятьсот лет назад из вас, возможно, получилась бы какая-нибудь Орлеанская Дева.
Я поморщилась. Ощутимо заболел искалеченный палец. Нет уж, увольте. Я лучше хулиганов учить дробям, или, как последние пять лет, в библиотеке… Старость боится смерти, и все такое. Знала бы, где партизаны — обязательно бы тогда сказала Фомичу.
— Нет, правда, — словно не замечая моего раздражения, продолжал Аркаша. — Попробуйте его убедить. Я понимаю, это сложно, сейчас он обозлен на бандитов… он вообще очень гордый и ранимый человек. Но постарайтесь показать ему разницу. Мы-то не бандиты, мы никого не пытаем…
— Ну да, — согласилась я, — вы не демоны на договоре, вы ангелы на окладе. Не используете никаких методов давления… Если Юрий Михайлович категорически откажется иметь с вами дело, вы оставите его в покое. И его, и всех нас. Закроете тему и пойдете бабочек ловить. Я угадала?
Аркаша заметно расстроился. Чисто по-человечески мне его даже жалко стало. Парень-то, судя по всему, неплохой. И угораздило же его в эту гэбуху вляпаться. Вот и крутись теперь на моральной сковородке.
— Ну, Ольга Николаевна, — сухо протянул он, — вы же взрослый человек. Вы же сами все прекрасно понимаете. Так просто тему не закроют, тем более такую тему. Когда это необходимо, нам приходится быть настойчивыми…
— Понимаю. История не Невский проспект, не разбив яиц, не сделать яичницу… и далее в том же духе. Чем же вы думаете шантажировать Босса… то есть Юрия Михайловича? — я начинала заводиться. Очень мне этот разговор напоминал тот, другой, в суздальском подвале. Кресло с пружинками… Тональность на квинту выше, а мелодия та же.
— Успокойтесь, — хмуро сказал Аркаша, — никто не будет мучить ни вас, ни мальчика… и тетушку Тамару тоже никакой сержант-сверхсрочник не замочит. Есть более тонкие методы… по-своему тоже неприятные… Что же до грубых… Тут, простите, моя вина, сглупил. Буду рапорт писать — честно упомяну. Прокололся как последний салага. Помните "чистосердечное", которое Фома заставил подписать Юрия Михайловича?
— Помню, — подтвердила я. — И при чем здесь это?
— Так вот, не сообразил я у Фомы бумагу-то отнять. Честно скажу, увлекся боем, в горячке вылетело. Короче, при нем она осталась, бумага. Увез с собой, подписанную. Теперь представьте, захотят они нагадить. Пошлют бумажку в прокуратуру, закрутится обычная следственная тягомотина. Чудовищная, неповоротливая, равнодушная к человеческой судьбе. Разумеется, наша Служба могла бы Юрия Михайловича отмазать… есть у нас такие рычаги. Но одно дело Юрий Михайлович, сотрудничающий с нами, и совсем другое — он же, который нас знать не знает. Таких и мы знать не знаем… Типа ты сам по себе…
Я резко остановилась.
— Ну не гадость, а? Кто-то мне тут про гуманизм напевал, про свои отличия от бандитов. Аркадий, отличий не вижу. Как выразился бы филолог Толик, те же яйца, вид сбоку.
— Так я ж и говорю, — сокрушенно вздохнул капитан, — облажался. Виноват. И попытаюсь вину свою исправить. Даже если события именно так и пойдут развиваться… я постараюсь сам какие-то меры принять. Есть некоторые знакомства… Но сложно, прямо скажу. Я кто? Капитан всего лишь. А тут чтобы дело в двадцать четыре часа закрыть, нужен генеральский уровень… по крайней мере полковничий. Понимаете?
Я понимала. И лишний раз думала о том, как же чертовски прав был старина Экклезиаст. Во многом знании много печали.
— Ну что, домой пойдем? — уныло поинтересовался Аркаша.
Жарко было и душно. Не иначе опять к вечеру натянет грозу.
Скользнула в Сеть — освежиться. Все-таки приятный такой холодок, пускай даже и серый. И что с того? В темноте все кошки серы, а я — заядлая кошатница. Не будь этой поганой аллергии — держала бы дома целый прайд.
Сеть, кстати, работала. Действительно кстати.
— Давайте-ка еще погуляем, — вынырнув, скомандовала я. — Покажете мне очередные местные красоты. Господи, и чего вам тут не сиделось? Работали бы где-нибудь на лесопилке… Свежий воздух, овощи со своего огорода, чистая совесть…
Домой мы явились аж к шести. Ощутимо пахло вечером и грозой. Натянуло сизых облаков, скользил пока еще осторожный, но слегка нагловатый ветерок. Витал над варнавинскими улицами аромат вишен, хотя до урожая больше месяца.
Похоже, капитану Аркаше и впрямь нравилось гулять со мной под ручку. Промелькивали в нем какие-то неслужебные интонации. А ведь по возрасту я ему не то что в матери — в бабушки гожусь… Утрирую, конечно. До бабушки не дотягиваю. Может, и впрямь харизма? Что ж тогда от меня дорогуша Иннокентий дал деру? И после была еще парочка близких сюжетов…
Вскружить, что ли, мальчишке голову? А смысл? Тем более, как еще на это посмотрит Юрий Михайлович? Собственно, мне-то какая разница? Его проблемы. И все же, все же…
— А мы уж думали, вас бандиты увезли, — с крыльца выпалил Олег. Особой тревоги за наши судьбы в нем, впрочем, не наблюдалось.
Вслед за ним вылез из дома Босс. В позаимствованных из бабкиного гардероба резиновых шлепанцах, с дымящейся сигаретой в пальцах. А ведь предполагалось, что будет спать.
— Я Олежке рассказал, — видя наши недоуменные лица, сообщил Юрий Михайлович. — В общих чертах, что помню.
— А много ли помните? — с интересом осведомился Аркаша.
— Вплоть до выноса тел. Ну, то есть когда вы этих братков на двор потащили. Потом отключился, да. Все-таки здоровье неидеальное, внутричерепное давление… бессоница.
— Курить бросайте! — велела я. — Причем немедленно. Нет, не сюда бросайте, а на кухне в мусорное ведро.
Босс нагнулся, подобрал окурок.
— Кстати, вы еще незнакомы, — продолжала я. — И как истинные джентльмены, жметесь, пока вас друг другу не представили. Итак, Аркаша, это и есть наш, так сказать, Босс. Юрий Михайлович Терлецкий. А это, — хищно взглянула я на Аркашу, — внучатый племянник Валентины Геннадьевны, Аркаша. Вернее, Аркадий Андреевич Котов. У него очень интересная профессия.
— Киллер? — поспешил ляпнуть Олег.
— Хуже, — парировала я. — Капитан ФСБ.
Уж если рубить собачке хвост, то милосердно. Сразу и под корень. Чуяла я, незачем турусы на колесах разводить. Пускай сразу все всё знают.
— Опаньки! — только и нашелся что сказать Босс. Аркаша посмотрел на меня укоризненно. Видимо, надеялся на вдумчивую терапию в отношении Юрия Михайловича. Но во мне сейчас проснулся хирург. Может быть, Олежкин папа…
— В дом, что ли, пойдемте, — деловито вмешался Олег. — Я, между прочим, ваши макароны дожарил.
И как-то сама собой родилась у меня хайку:
Падая в пропасть,
Где бьется на дне поток,
Дожуй котлету.
12. Белый карлик
Меня мои предчувствия никогда не обманывают. Ждала грозу, хотела грозу — и вот, распишитесь в получении. Не успели поужинать — и грянуло. Ужинали пельменями — разогретые Олегом макароны оказались головешками, есть их было решительно невозможно. К тому же приходилось учитывать и Аркашу, которому сколько ни клади — все мало.
Едва лишь я поинтересовалась, хватает ли фээсбэшной зарплаты хотя бы на питание, как в стекла ударил ветер. Не тот шкодливый мелкий ветерок, что еще недавно трепал нам волосы — настоящий, матерый ветрище. Пришлось закрывать форточки, и вовремя — засверкало лиловыми вспышками разодранное от зенита до горизонта небо, зазмеились в чугунно-серых облаках бледно-голубые молнии — ну точно каналы в Сети.
— Как бы опять провода не порвало, — заметил в пространство Юрий Михайлович.
— А чего, классно! — сейчас же высказался Олег. — Опять при свечке посидите…
Нет, видала всяких наглецов, но таких…
— Кому не спится в ночь глухую, — сдержано начала я, — тот у меня будет решать задачи. Повышенной сложности, для математических кружков. Всю ночь будет решать, до посинения.
Я бы и еще сказала, но тут низвергнулся на землю ливень, и сразу стало невозможно общаться. Пришлось бы орать. А этого не люблю. Даже на детей, и то никогда не орала. Тихо всегда разговаривала, но от моего змеиного голоса кровь стыла у них в жилах. Да, было времечко… В библиотеке заметно скучнее.
Пронесло, уцелели провода. Хватило кровожадной природе и той, четверговой липы.
Когда ливень превратился в нудный дождь, стало возможным говорить о делах.
Я изложила диспозицию. Сухо и четко, словно доказывая теорему о сумме углов треугольника, расписала Боссу все гэбэшные плюсы и минусы, провела сравнительный анализ с бандитским вариантом. Насчет "интеллигентных методов давления" благоразумно умолчала, ни к чему. И без того на душе погано, словно мухоморов объелась. Чем убедительнее звучали мои речи, тем меньше я сама верила в эту лабуду.
Аркаша или очень наивный юноша, или тонко врал. Если чекисты столь сильны, чтобы держать Сеть под строгим колпаком и пользоваться ею самолично — значит, их дела вообще резко пошли в гору. И значит, ждет нас "государственное благо", в их, гэбэшном, понимании. Закрутят гаечки, заткнут ротики. Построят в одну шеренгу — и с песней к северо-востоку. В просвещенных гуманистов они играть горазды, но геном-то у них совсем иной. Сторожевые инстинкты, как у кавказкой овчарки. Между прочим, и наши ментальные сети они для того же и применят. Ведь в конечном счете не добрые мальчики Аркашки будут решать, а прожженные дяденьки, для коих и Фомич мягковат.
Второй вариант — все у нас в стране разваливается, в том числе и контора глубинного бурения. Зря надеются на контроль Сети — здоровья у них не хватит. Вылетит наша тайна на свежий воздух как бабочка-шоколадница, и пойдут множиться сетки да сеточки. А чекисты разве что крышевать их попробуют. В итоге — то же самое неистребимое растение хрен. Единая глобальная ментальная… и прочая, прочая, прочая… Кстати, вариант даже реальнее первого.
Ни о чем таком я, понятное дело, говорить не стала. Босс не дурак, и сам может сообразить. А уж ребенка и вовсе незачем расстраивать — пускай верит, что наши Джеймсы Пронины и майоры Бонды в очередной раз спасут человечество от коварных пришельцев из Зазеркалья.
Юрий Михайлович не прерывал мой монолог. Слушал внимательно, подперев голову рукой. В какой-то момент я заметила, что глаза его ненадолго затуманились. То ли задремал, то ли в Сеть скользнул. Но если и подключался, то не ко мне — ощутила бы.
Потом задумался. Пауза повисла тяжелая, словно мокрый ватник. Заоконный потоп навевал мысли о бренности.
— Что ж, — произнес он хмуро, — если и не убедили, то по крайней мере уболтали. Не скажу, будто к вашему ведомству испытываю теплые чувства, но Савелий Фомич все-таки хуже. Тормозов совсем нет. В общем, господин Котов, будем работать. В Сеть, значит, проситесь?
Аркаша подтвердил — мол, прямо весь изнывает от нетерпения. А уж лимон-то как любит… Вытащил из холодильника сей фрукт — и когда успел заначить? Собрался в доказательство жрать.
Отобрала лакомство, нарезала ломтиками и предложила народу. Кисленького-то всем хочется.
— Теперь предстоит проверка посложнее, — заметил Босс. — Тут как с компьютером аналогия. Хватит ли ресурсов для установки нужного софта? Не начнет ли глючить железо? В общем, пройдемте, соискатель, — потащил он его на веранду.
Мы с Олегом остались одни.
— Вот и кончилась наша с тобой операция, — я старалась говорить бодро. — Завтра, видимо, вернемся в Москву. Папа говорил, в июле вы на море собираетесь?
— Угу, — вяло подтвердил Олег. — Только не тянет. Здесь прикольнее.
Кому как. Мне случившихся приколов хватило на всю оставшуюся жизнь и двести лет после.
— Теть Оль, — сказал вдруг Олег, — у меня один пример ну никак не выходит. Не сокращается, блин.
— За "блин" получишь дополнительное задание, — буркнула я. — Давай сюда свой опус.
Так… разность квадратов в знаменателе он, конечно, не заметил. Зато строчкой ниже написал: "В доме ни о чем важном не говорите! Все записывается. Нашел два микрофона, а сколько не нашел?"
Растет мальчик. Юный чекист. Или, учитывая контекст, юный античекист. Очень хотелось спросить: а с какого, собственно, бодуна он вдруг начал выискивать шпионскую аппаратуру? Ведь о капитане Котове услышал только что. Но вслух нельзя.
Отобрала у него тетрадку, ткнула в знаменатель, показала, какие красивые вместо него получаются скобки. И приписала: "Скрываешь от меня что-то? На интуицию не кивай, не поверю".
— Да не сердитесь вы, тетя Оля, я теперь знаю, как такое решать. Все теперь хорошо получится, вот увидите!
И, вырвав из тетрадки исчирканный листок, пошел на двор, в сторону скособоченной зеленой будочки.
Вернулись Босс с Аркашей. Запросили чаю.
— В общем, так, молодой человек, — не спеша заговорил Юрий Михайлович, — подключение, видимо, получится. Биоэнергетические параметры у вас в пределах допуска. Поздравляю.
Аркаша смущенно улыбнулся.
— Но подключение — процесс сложный и, не скрою, болезненный, причем не столько для вас, сколько для меня. Процедура займет около часа. Хорошо что тут есть Ольга Николаевна с Олегом, помогут. Чем больше наших будет находиться в это время в Сети, тем лучше.
— И когда? — нетерпеливо спросил Аркаша.
— После дождичка, — усмехнулся в усы Юрий Михайлович. — То есть завтра с утра. Я пока что не совсем в норму пришел, после недавних событий. И зря вы меня димедролом поили, у меня от него полчаса сна, а после головная боль.
— Я понимаю, — согласился Аркаша. — Спасибо вам. Может, какие лекарства нужны?
— У вас что, аптека в кармане? — желчно осведомился Босс. — Ладно, давайте расползаться. У меня сейчас сонное настроение.
…Расползлись и впрямь рано, не было и половины одиннадцатого. Если бы не дождь — на улице хоть газеты читай.
Аркаша заявил, что с детства любит в жару спать на сеновале. Под сеновалом подразумевался тот самый чердак, куда я однажды так и не смогла залезть. Разумеется, Олег заныл и запросился вместе с ним. Возражать не стала. Даже если допустить ненаучную фантастику — что обозленный Фомич явится с целью кровной мести — то уж лучше мальчику находиться при таком телохранителе.
И уже укладываясь, я по чистой случайности полезла в косметичку. Потребовались мне маникюрные щипчики, ноготь подровнять. Обнаружила что-то странное. Произвела ревизию — и ахнула.
Не было ампулы с загадочным металакситоамином, что вручил мне Доктор на крайний случай. Значит… Я так и не поняла, что же именно это значит. Подозревать можно было с равным успехом всех.
Поэтому я поступила мудро. Подозревать никого не стала, а попыталась уснуть. После сто девятнадцатого слона это у меня получилось.
Дождя как не было — солнышко сияет, музыка из бабкиного радио играет, и отчего-то сердце замирает. Пока яичница поджаривалась, нырнула в Сеть работает, поганка. Подключилась к ресурсу Олега, но ничего не поняла слишком смутно все. И эту неопределенность не разрешить правилом Лопиталя.
Ждала сюрпризов — и дождалась. После завтрака слинял куда-то Олег. Тихо, по-английски. Ну, то есть понятно куда. К сверстникам, среди которых он пользуется бешеной популярностью. И ныряет, и бороться умеет (жалкий халявщик!), и в этой дурацкой современной музыке разбирается. Последнее, к его чести, самостоятельно, не от Сети.
А ведь было же ясно сказано — сегодня со двора никуда. Будем Аркашу подключать, помощь потребуется.
— Что будем делать? — вылила я на Босса тысячную долю своей желчи. Откладываем посвящение в сетевые рыцари?
Юрий Михайлович насупился. Под морщинистым лбом кипела мысль. Только что не булькала.
— И без мальчишки обойдемся, — решил он наконец. — Доктора со Спецназом я вообще один подключал. Готовы, капитан?
— Всегда готов, — отдал Аркаша пионерский салют.
— Тогда пошли, — буднично сказал Босс. — Наверное, лучше в комнате. В зале заседаний, так сказать.
На местном наречии большую комнату называют залом. Можно подумать, здесь барышни в кринолинах танцуют с кавалерами бальные танцы. У кавалеров шпоры и бакенбарды. Прелесть!
— На внешнем уровне все довольно просто, — пояснил Юрий Михайлович. Вы, Аркадий, садитесь вон в это кресло. Где я вчера гамлетовские вопросы решал. Выпрямитесь. Голову запрокиньте. Вот так, хорошо. Теперь закройте глаза, расслабьтесь. Вам больно не будет.
Он бросил взгляд на часы.
— Ровно десять. Надеюсь, в одиннадцать вы станете одним из нас. Имейте в виду, Аркадий, это серьезный шаг. Не то что необратимый — я сумею вас отключить. Но только я. Случись со мною что — и вы окажетесь в Сети навсегда. Я пока не нашел способа, чтобы конечный пользователь мог блокировать свой ресурс. Кстати, вчера Фомич мечтал о невозможном. Нельзя подключить человека так, чтобы он мог чужими ресурсами пользоваться, а сам был недоступен. Так что морально приготовьтесь — все наши, кому открыт допуск, смогут подключаться к вам. Рукопашный бой, диверсионная работа, иностранные языки — всем этим придется поделиться. Не пугает?
— А как насчет конкретики? — быстро спросил Аркаша. — В смысле, конкретная информация — фамилии, оперативные планы…
— Явки, пароли… — в тон ему продолжил Босс. — Расслабьтесь. Это к ресурсу не относится. У нас не телепатическая сеть. Только навыки, то, что доведено до автоматизма.
— А… — успокоился Аркаша. — Ну тогда можно приступать.
— Ну, раз вы готовы, — проворчал Юрий Михайлович, — тогда отступать некуда. Ольга, — повернулся он ко мне. — Я сейчас начну считать вслух, от десяти до единицы. Когда будет единица, входите в Сеть, берете карту, но ни к какому каналу не подключаетесь. Просто висите. Потом, минут через десять, появится новый канал. Сперва будет очень тоненький. Попробуйте подключиться, сходу, скорее всего, не получится, поэтому пробуйте снова и снова. Если станет тяжело — срочно выходите.
Он перевел дыхание, чему-то улыбнулся.
— А вы, товарищ капитан, думайте о чем-нибудь приятном… например, о майорских звездочках. Все, поехали!
Он встал сзади Аркаши, положил ему ладони на затылок и медленно начал отсчет. Десять, девять… один!
Я нырнула в Сеть. Растаяла комната, исчезли звуки, изнутри, из самой моей скрытой глубины выползал серый туман, обволакивал пространство, и в нем, точно муха в меду, застывало время. Из тумана рождался холод — не то чтобы ледяной… не Северный Полюс. Скорее, как промозглым октябрьским вечером, когда, запахнувшись в плащ, торопишься домой, а под ногами лужи, лужи…
Здесь, в серости, луж не было — зато во все стороны разбежалась сложно сплетенная паутина каналов. Цвет их менялся от лилового до голубого, но большинство казались густо-синими — как небо перед восходом.
Помня наставление, я вызвала карту, перелистнула шершавые странички. Теперь оставалось только ждать.
Как же это противно — ждать! Сколько живу, а все не могу привыкнуть. По словам одной моей православной подруги, смирения мне не хватает. Возможно, возможно… хотя и у Таси с этим самым смирением большие проблемы.
Обидно, что здесь и книжку не почитаешь — нету. То есть если подключиться к Толмачу… иначе говоря, Сергею Андреевичу, переводчику с дюжины мертвых языков… тот наизусть помнит массу всякой античной классики, и в его ресурсе это лежит. Подключайся, читай… Гораций, Овидий, Гесиод… Только нельзя мне никуда подключаться — лишь к отважному капитану.
Как он, интересно? Босс правду сказал — это не больно. Но все равно противно — наизнанку выворачивает, и такое чувство, будто кто-то изнутри скребет твой череп желтым прокуренным ногтем. Омерзительно. Два года прошло — а как сейчас помню.
Я вгляделась в серость. Десять минут? Это по нормальному, внешнему времени десять. А в серости времени нет… вернее, оно тут вывернуто наизнанку, да столь хитро, что и топология пасует. Может, тамошние десять минут здесь обернутся часом… или парой секунд… а то и субъективной вечностью.
Никогда раньше я не висела в Сети бесцельно. Вошла, подключилась, скачала нужное — и на волю, в пампасы. Теперь же ощущала себя маленькой девочкой, заблудившейся в страшном лесу — в таком, какие бывают лишь во сне.
Впереди что-то мелькнуло. Что-то бледно-голубое, скорее даже белое. Смахивает на точку… вернее, на запятую. Очень вытянутую запятую.
Сомнений не оставалось — это Аркашин канал. То есть его зародыш. Эмбрион. Пока это еще не канал, а нечто вроде червяка. Извивается, пульсирует, меняет яркость.
Наверное, пока рано подключаться. Пускай подрастет.
…Рос он довольно быстро. Вот уже это не червячок, а струйка света… а вот уже не струйка, а мелкий ручеек… пока еще мелкий, в таком и ноги не замочишь… а вот теперь уже пришлось бы сушить обувь… Вот это уже не ручеек, а ручей. Тоньше остальных, но это дело наживное.
Я попробовала подключиться. Оказалась рядом (лететь незачем, здесь ведь и расстояний нет — надо просто захотеть). Потянулась к светящейся субстанции.
Отбросило! Не то что отбросило — отшвырнуло, точно ураганным ветром. Вот что имел в виду Босс, говоря, что сходу не получится. Ну что ж, переждем, пускай остынет…
Так… А это еще что? О таком не предупреждали!
Рядом с Аркашиным каналом появилась светящаяся точка — столь же мелкая и яркая, каким и он был совсем недавно. Белый, так сказать, карлик.
Но пришелец развивался куда быстрее Аркаши. Только что был точкой с тенденцией к запятой — и вот уже это быстрая, хотя и тонюсенькая, струйка. Ослепительно-белая, скорее даже розовая… как вчерашние молнии… Струйка, ручеек, ручей…
Наверное, надо было вынырнуть в реальность и предупредить Босса. Вдруг он в отключке, вдруг не видит того, что здесь творится? Но я застыла. Что-то плотное, тяжелое сковало мою волю, и мне не оставалось ничего другого, как наблюдать.
Новый канал струился параллельно с Аркашиным, но заметно превосходил его яркостью. Скоро превзошел и размерами. Точно повторяя все его изгибы, он понемногу сокращал разделявшее их расстояние. Вернее, просто сжирал серый туман между ними.
Я замерла, поняв, что последует дальше.
И не ошиблась — спустя мучительно долгое мгновенье каналы слились. Ослепительная вспышка — и вот уже на их месте река. Самая настоящая река, вроде горных — столь же злобная, буйная.
Река не стояла на месте — стремительно неслась вдаль, туда, где раскинулись во все стороны синие каналы. Среди которых и мой личный ресурсик. Ой, что будет!
Собрав в комок оставшуюся волю, я попыталась выскользнуть во внешний мир. Без толку. Точно над головой — прозрачный, но крепкий лед. Да, Нонова, сказала я себе, ты попала.
Все ближе подбиралась река к нашим каналам. Остановить? Чем, как говорил Жванецкий, стоп? Происходило нечто невозможное — хотя, сказать по совести, откуда мне знать, что здесь невозможное, а что неизбежное?
И вот оно случилось. Река достигла каналов, с оглушительным треском оказывается, и в серости возможны звуки! — вобрала их в себя, закружилась бешеным водоворотом. Секунда — и там, где еще недавно так уютно располагались синие ручейки, сияло огненное нечто. Даже не поймешь, сияло или зияло. То ли озеро, то ли гейзер, то ли извержение вулкана.
А потом озеро, расползаясь сразу по всем направлениям, двинулось ко мне. Жаркое, ослепительное, страшное. И куда мне от него деться? Снова и снова я колотилась в реальность, но та или навсегда отвергла меня, или вообще перестала быть.
Захотелось плакать, точно в пять лет, разбив банку с малиновым вареньем и порезавшись осколками. Но бесполезно — никто не умоет мордочку. Надеяться можно лишь на себя… Чуть ли не сорок лет я твердила себе это. Почти поверила… а где-то в самых внутренних закоулках таилась детская мечта: вот сейчас придут, спасут, выручат… Уж не потому ли я и Сетью соблазнилась? Тяжко это и тоскливо — надеяться лишь на свои силы.
Ну что же, надейся, Нонова, надейся. Висишь бестелесная, внутри себя, и подбирается беспощадный огонь… Что с того, что нереальный? Накатит мало не покажется. У кого защиты просить? Всадники на гнедых? Не смешите мою селезенку. Бог?
У меня с Богом отношения довольно сложные. Пыталась как-то в Нем разобраться, но не вышло. Сложная штука. Как у этих теологов всё закручено хитро! Вот я и положила себе за истину, что Бог — коллективная иллюзия, но временами весьма полезная. Однако сейчас все эти мои построения разлетелись точно избушка на курьих ножках под прицельным минометным огнем. И я не нашла ничего лучшего, кроме как шептать в безразличную серость:
— Господи! Ну Ты же видишь, какая фигня творится. Ну помоги!
Я твердила это продолговатое слово "помоги" до тех пор, пока волна бледно-синего огня не подползла ко мне вплотную. Карта каналов, которую я, оказывается, до сих пор мусолила в руке, вспыхнула и рассыпалась серым пеплом. Серое мгновенно растворилось в сером. А потом ослепительный вал миллиард слитых воедино молний — нахлынул на меня. Я вспыхнула точно факел — и кончилась. Последняя мысль почему-то была об Орлеанской Деве. Наверное, Жанна вот так же, стоя у столба, тоскливо смотрела на разгоравшийся костер.
Оказалось, лежу на полу. На затылке, видимо, шишка. Всё лучше, чем синее пламя.
Со скрипом поднявшись, я огляделась. Комната. Солнышко. Мухи летают и жужжат. Где все это? Ага. Бабкин дом. Зал. Варнавин.
Я вспомнила все — и тревожно огляделась.
Оба они были тут — и Босс, и Аркаша. Первый валялся на полу лицом вниз, очки отлетели в сторону, отломилась дужка. Второй пребывал в кресле неподвижный, бесстрастный.
Мертвы? Оба?
Сперва я, конечно, кинулась к Юре. Перевернула на спину, приложила ухо к груди. Слава Богу, сердце билось. Ужасно медленно, но все-таки. И едва заметное дыхание вылетало из разбитых в кровь губ.
Потом обследовала Аркашу. Тоже крепкий мужик оказался, коньки не откинул. Ладно, а дальше-то чего? Какую им первую помощь оказывать?
По привычке потянулась в Сеть, к Доктору.
Не вышло. Вообще ничего не вышло. Ни серости, ни холодка. Солнышко, мухи. Все равно как шевелить отрезанной рукой. Удовольствие ниже среднего.
Хорошо хоть хватило ума не метаться в панике. Что там с Сетью стряслось — пока неважно. Вот как этих гавриков оживлять? В принципе, в Варнавине есть больница, надо бежать туда. Хуже, наверное, не будет.
А вообще положеньице. На мне — двое мужиков без сознания, я сама в чужом городе, в чужом доме. На ходиках — начало двенадцатого. Через два часа приедет бабка Геннадьевна. И что она обнаружит? И как ее потом спасать? Особенно когда узнает, что я дом покупать раздумала.
И сорванец вдобавок где-то шляется…
13. Варнавинский гамбит
Пакости шли косяком. Хотела водички набрать, на бесчувственных побрызгать — а нате вам, водопровод забунтовал. В трубах шипит и хрюкает, но ни капли, сколько ни верти кран. Интересно, а купи я бабкин дом взаправду — какими словами кляла бы себя? Если здесь такое в порядке вещей…
Что ж, отступать я не привыкла. Нашла в чулане ведро, потащилась на улицу, к ближайшей колонке. Уж колонка-то работать должна, иначе остается лишь повеситься.
Далеко, впрочем, не ушла — лишь до калитки.
Они шли навстречу — Олег и… и тот самый, что возле магазина "люлюку" просил. С той лишь разницей, что сейчас он был относительно причесан. Но все та же гимнастерка, те же чудовищные штаны… Прыщи тоже никуда не делись.
— Ну как, теть Оль? — зачем-то шепотом спросил Олег.
Я оглядела его сверху вниз — совсем дикого, обгоревшего на солнце. Майку снял, обвязал вокруг пояса. Ноги пыльные, коленки ободраны. Зато в руке — и это ценно! — двухлитровая бутыль минералки.
— Что именно "как"? — сухо осведомилась я.
— Ну, в смысле… Короче, сильно вас это стукнуло? Ну, когда…
— Что когда? — я даже испугалась, что скоро потеряю над собой контроль.
Олег поковырял носком кроссовки пыль на обочине. Получилась ямка, куда немедленно забежал здоровенный черный муравей.
— Ну, короче… когда мы Сеть рванули, — смущенно пояснил он на конец.
Ясности, впрочем, не было.
— Вот что, друг дорогой, — нахмурилась я, — пойдем-ка в дом и там уж поговорим обстоятельно. Заодно водичкой побрызгаем на пострадавших.
— Они что, до сих пор в отключке? — озабоченно спросил Олег.
— Пошли, поглядишь.
— А можно Вова с нами тоже пойдет? — он улыбнулся столь невинно, что мне сразу захотелось плюнуть на все свои педагогические принципы и схватить что-нибудь потяжелее.
— Умеешь ты друзей находить, — процедила я сквозь зубы. — Но не вижу смысла. Не до гостей, понимаешь ли. Своих проблем выше крыши.
— Так Вова же в наших делах не посторонний! — зачастил Олег. — Без него бы и не получилось ничего. Ну пошли, я все вам расскажу!
В зале за время моего отсутствия произошли некоторые изменения. Юрий Михайлович, скорчившись, сидел на полу и глухо стонал, водя головой слева направо. Аркаша ворочался в кресле, беззвучно открывая и закрывая рот.
— Ни фига себе! — вытаращив глаза, ляпнул Олег. — Здорово их приложило! Нас-то с Вовкой просто тряхануло слегонца, типа как взрывной волной. Я сперва слышал плохо, а теперь нормально. Тетя Оля, а что теперь делать-то?
Отобрала у него бутылку. Какое там побрызгать — пришлось попросту вылить холодную воду на головы болящих. Всю, до последнего глотка. Пить, между прочим, хотелось зверски.
Но помогло. Спустя пару минут оба они кое-как вернулись в реальность. А еще через полчаса, когда Босс, едва ворочая языком, все же заставил себя говорить, я узнала самое интересное.
Они с Олегом рассказывали на два голоса. А странный Вова сидел на корточках в углу и молча глядел на нас. Люлюку, что характерно, не просил, да и взгляд его сделался вполне осмысленным. Тупость растаяла.
— Короче, купались мы вчера в пацанами, — Олегу явно хотелось говорить солидно, по-взрослому, — и тут что-то такое меня кольнуло.
— Шило в одно место? — не удержалась я.
— Интуиция, — возразил Олег. — А вот в какое именно место, я не понял. Только мне резко расхотелось плавать, я ребятам сказал, типа домой надо, к обеду ждут. Ну, оделся, пошел. Только я не обычной тропинкой пошел, как все, а левее, по зарослям.
— Там крапива, — подал вдруг голос дебильный Вова. Хотя вещь сказал вполне здравую.
— Ну да, — поморщился Олег. — Только мне очень что-то не хотелось по главной дороге идти. А когда почти поднялся, слышу голоса. Ваши, тетя Оля, с дядей Аркашей.
— Вот! — наставительно заметил Босс. Сейчас, полусидя-полулежа на диване, он казался уже не таким трупом, как получасом ранее. — Вот! Нельзя забывать про того, кто сидит в кустах. Даже стихи такие есть.
— Быкова читала, но полагаю приземленным, — отрезала я. — Вы мне эту лирику бросьте, я хочу въехать в суть.
— Ну, короче, я сперва напугать вас хотел, — продолжил Олег, — типа зарычать, как зомби из "Вольфенштейна", и наброситься. А потом подумал, что так только мелкие оттягиваются. Ну и сидел, слушал.
Аркаша в кресле заворочался. Кажется, и этот возвращается в нашу мрачную реальность.
— А когда он дослушал главное, — перехватил инициативу Босс, — то сейчас же, едва вы отошли подальше, помчался домой. Я как раз в сознание возвращался. Голова болела зверски… Ольга, как бы там ни сложилась жизнь, но никогда — подчеркиваю, никогда! — не давайте мне димедрол. Абсолютная непереносимость.
— Дядя Юра мне про бандитов рассказал, как они кошмарили, — вновь повел свою линию Олег. — А потом дядя Аркаша пришел и их уронил. Как лесник из анекдота.
Я непонимающе уставилась на него.
— А потом пришел лесник и вышиб из лесу и нас, и немцев к такой-то матери, — вдруг сухо и четко, словно на экзамене, подал голос Аркаша.
Ого! Крепкие люди все же защищают безопасность нашей родины. В какую яму их ни кинь — в итоге выползут на свет Божий. Благоухающие.
— Так вот, — вмешался Босс, — когда мы с Олегом друг другу рассказали, что знаем, то стали думать, как дальше-то быть. Вы же понимаете, Ольга, что госбез немногим лучше Фомича со товарищи. Стелют они мягко, не спорю. Умеют. Только потом ведь все равно, раньше ли, позже, а придется просыпаться на жестком. Однако выбирать между мафиями локальной и глобальной мне вовсе не хотелось. Обе хуже. Нужен был какой-то совсем иной, принципиально иной ход. Какой-то хитрый гамбит. Не скрою, я с некоторых пор задумывался о полной ликвидации Сети. Экспериментировал…
— И каждый раз не вовремя! — вознегодовала я.
— Уж как вышло, — пожал плечами Юрий Михайлович. — Но особого толку от этих экспериментов не было. Максимум что удавалось — это на несколько минут блокировать доступ к ресурсам. А даже если бы и получилось? Все равно не выход. Наши мягкостелющие друзья заставили бы соорудить новую Сеть. Я-то все равно есть, и я знаю, как. То есть, знал…
— Не поняла! — надеюсь, что рот мой все же не распахнулся подобно пасти бегемота. Неэстетично.
— А тут все просто. Надо было решить одновременно две задачи — и Сеть уничтожить, и из себя самого это опасное знание стереть. Намертво. Не скрою, рассматривал вариант суицида. Не годится, они же подумают, будто кто-то из вас тайну знает. Начнут трясти и под рентгеном просвечивать.
— А как же это физически возможно — стереть из мозга информацию? удивилась я.
— Ну, — улыбнулся Босс, — если выжечь нейроны в той зоне коры, которая связана с этим знанием… Сама информация — штука нематериальная, никуда не денется. Но вот вытащить ее вовне уже никак нельзя. Пока кто-то другой не додумается.
— И как же, интересно, вы этого достигли?
Он слегка замялся. Поглядел на Олега, на Вову…
— Как всегда в таких случаях, безумная идея…
— Я еще в субботу дяде Юре рассказал, — перебил его Олег. — Ну, мы тогда с пацанами над этим прикололись, над Вовой. Он же дурачок, смешной…
— Это раньше! — настороженно вставил Вова.
— Конечно! — торопливо согласился Олег. — Теперь все по-другому. Короче, видим, стоит у магазина, люлюку свою просит. Ну, зашли, купили лимон, даем ему — вот тебе люлюка, она сладкая, жуй…
— Немытый?! — возмутилась я. — Изверги! Решишь вне очереди пять систем линейных уравнений. Нет, десять!
— А он съел! — будто не замечая нависшей над ним кары, продолжал Олег. — Даже не поморщился. И я еще тогда подумал…
— Вот и я тоже подумал, — перехватил инициативу Босс. — Очень интересные варианты забрезжили. В общем, вчера, когда Олег прибежал, я понял — вот, быть может, единственный шанс. Велел ему привести этого самого Вову. К счастью, искать долго не пришлось, тот крутился у своего любимого магазина "Виолетта". В общем, я проверил мальчика, оказалось, он годится. Можно подключать.
— А в чем фишка-то? — проявился Аркаша. — Что в рапорте-то писать?
— Фишка интересная, — облизнув разбитую губу, сказал Юрий Михайлович. — Мальчик-то оказался феноменом. Огромный энергетический потенциал… такое мощное поле… я, признаться, раньше с подобным не встречался. Итак, я решил одновременно с вами, капитан, подключить к Сети и мальчика. Делать этого вообще говоря нельзя, подключать надо строго индивидуально. Иначе стабильность связей между каналами нарушается… Я объяснил бы подробнее… если бы помнил. К счастью, уже нет. Самое сложное и интересное было создать между нами двумя отдельный канал. Чтобы когда ментальные потоки сольются, на меня пошел импульс. В ту самую зону коры.
— Так, — протянула я. — Кино, конечно, интересное, на уровне. Может, и "Оскара" дадут. Но я одного не понимаю — каким образом вы, Юрий, умудрились подключить этого самого Вову, в то время как были заняты нашим бравым капитаном?
— А он его и не подключал! — сейчас же похвастался Олег. — Его я подключил. Мне дядя Юра объяснил, как. Главное, чтобы одновременно. Ровно в десять. Я Вову увел подальше, там есть такое спокойное место между сарайками, никто не сунется…
— И как же, интересно, ты его подключал? — начала я, но тут же и осеклась, бросив взгляд на мощную фигуру Аркаши. Уж как тому-то интересно…
— А он не помнит, — усмехнулся Босс. — Мне ведь пришлось мальчика загипнотизировать. И он получал инструкции в состоянии гипнотического сна. Инструкции, как начать инициализацию, и, главное, чтобы после все забыть. Напрочь. Так что ваши, Аркадий, специалисты ничего из Олега не вытянут невозможно сие в принципе.
— Что же с Сетью-то случилась? — перешла я к самому животрепещущему.
— Все просто, — отозвался Юрий Михайлович. — Банально до ужаса. При одновременной инициализации двоих человек вся система каналов пришла в нестабильное состоянии. Словно камушек на вершине горы — либо вниз покатится, либо останется на месте. Смотря как ветерок подует. Ну а наш ветерок подул куда надо. Вовина психическая энергия, выплеснувшись в ментальное пространство, попросту выжгла преграды между каналами ресурсов, точнее, вобрала их в себя… Связи между людьми и их ресурсами исчезли, а значит, ментальное пространство свернулось… вы, Ольга, знаете, что такое свертка пространства?
— С математиком говорите… Во всяком случае, по образованию, ядовито сообщила я.
— Короче, больше никакой Сети на фиг нету! — Олег перевел все на доступный язык. — Все порвалось, и больше не будет. Жалко вообще-то, вздохнул он. — Раньше-то и драться можно было запросто, и нырять как дельфин. Теперь придется в секцию записываться. Самому чтобы… Сначала в дзюдо, и в бассейн еще.
— И задачки, задачки решай! — напомнила я. — Глядишь, лет через сорок до Декана дорастешь.
— И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь! — заметил вдруг феноменальный подросток Вова.
— Видите, какой интересный побочный эффект? — оживился Босс. — На каждого из нас разрушение Сети как-то подействовало. У меня вон всю лишнюю память выжгло… а этот вон юноша, похоже, излечился от олигофрении. Не думал, что сие вообще возможно. Ведь генетически же обусловлено. Однако что-то сдвинулось в его мозгу. Совокупность наших ресурсов, вылившихся в него разом… Вроде мощной волны, которая разбивает плотину…
— Это что же, — выползая из кресла, поинтересовался Аркаша, — он теперь, выходит, умеет брать тройные интегралы, говорить по-сирийски и делать двойной удар в прыжке с разворотом?
— Кто его знает… — вздохнул Босс. — Вряд ли. Ведь и раньше, когда мы подключались к Сети, то чужой навык не оставался с нами. Взял, применил — и до свидания. Мозгом отторгалось. Но тут случай очень уж нестандартный.
— Я теперь больше не глупый, — подтвердил Вова. — Только я не знаю ничего… пока…
— Социально неблагополучная семья, — заметил Босс.
— У него мама по жизни пьет, — сообщил Олег, — а папу трактором переехало. Пацаны рассказывали.
Вова засмущался.
— Мне учиться надо, — раздумчиво поведал он, — только уже поздно, наверное. Я и читать почти не умею, а мне скоро семнадцать. Меня в школу не возьмут. Разве только в школу для придурков, а я туда не хочу. Я теперь нормальный.
Аркаша потянулся, разминая затекшие мышцы.
— Ну хоть какой-то практический результат. Хоть что-то начальству предъявить… Я этого юношу с собой возьму, в Москву. Нашим специалистам будет интересно с ним поработать. Так что не волнуйся, Вова, не к придуркам поедешь — к нам. В нашей системе тебе найдется достойное применение.
Я обнаружила, что по-прежнему стою посередине комнаты, и вьется надо мной наглая черная муха… спасибо, что не черный ворон. И плавают перед глазами радужные пятна — отнюдь не сетевые. Жара, тошнит, жажда и шишка болит. Все одновременно.
— Олег, — простонала я, плюхаясь на диван (Боссу пришлось потесниться). — Возьми в моей косметичке пятьдесят рублей и дуй в магазин, за минералкой. На все.
Того не нужно было просить. Миг — и он уже, схватив пластиковый пакет, готов бежать на двор.
— Кстати, господа, — притормозила я его полет, — кто мне может сообщить, куда из моей сумочки делась одна маленькая прозрачная стеклянная штучка? Признавайтесь честно. Бить не буду.
Надо было видеть, как стремительно пламенеют уши Олега. Расцветка меняется от помидора к вишне. Еще немного — и задымятся.
— Это все интуиция, тетя Оля, — скорбно сообщил он, избегая глядеть мне в глаза.
— С этого места подробнее, — добавила я в голос яду. — Просто так, ни с того ни с чего взял и залез в чужую сумку? Боюсь, папа сие не одобрит… если узнает…
— Ну, — смутился Олег, — я же не воровать… я одолжить… Нам с пацанами червонца на мороженое не хватало… и я сразу в Москве бы отдал… просто мои-то деньги еще в Суздале екнулись… когда эти придурки на меня…
Ох, что бы такое с ним сотворить зверское?
— Ты продолжай, продолжай, лапочка, — имитировать ангельский голосок было хоть и противно, зато полезно. — Кажется, мы переходим к самому интересному.
— Ну вот, — убитым голосом признался Олег, — я открыл. И сразу почуял — что-то там такое лежит… вам ненужное. И опасное… Ну и взял. Но я честно дяде Юре рассказал и отдал.
— И я честно взял, — подтвердил Босс. — После чего произвел некоторый анализ. К Химику подключился, потом к его вон папе… Запах-то характерный. Не понимаю, откуда у вас эта дрянь, Ольга. Тоже подумываете о самоубийстве? В таком случае зря. Помереть не помрете, но идиотизм гарантирован. Люлюку просить будете…
Я обессилено сглотнула. Ай да добрый Доктор Айболит. Ай да диверсант Николай Юрьевич, в просторечии Спецназ. Глубокий сон, значит? Снижение мотивации? Да вы у меня попрыгаете, голубчики. Вы у меня карасями на сковородке попляшете. Дайте только до Москвы добраться…
— Интуиция — штука хорошая, — печально согласилась я. Действительно хорошая. Вот не подключись я вчера к ней, к Олеговой интуиции, не утащи капитана гулять по посинения — как знать, удалось бы моим мужикам сговориться о подрывной деятельности?
Кинула взгляд на ходики.
Ого! Через полчаса заявится с автобуса бабка. Документы на дом привезет, наивная… Честное слово, будь у меня эти семьдесят тысяч отдала бы. Лишь бы совесть не кусалась, поганая внутренняя крыса. В конце концов, потом ведь и продать можно… хотя бы и в убыток.
— Стыдно! — сказала я душному воздуху.
— Чего так? — насторожился примостившийся рядом Юрий Михайлович.
— Перед Аркашиной бабчатой тетей стыдно, перед Валентиной Геннадьевной, — слова выползали из моих губ точно потравленные тараканы. Сейчас вот заявится, и придется ее разочаровать. Мол, увы, обстоятельства изменились, дом ваш мне не подходит. Представляете, что случится со старой женщиной? Аркаша, солнышко! Подготовьте, прошу вас, валокордин. Валидол тоже.
Не люблю каяться в грехах, особенно публично. А куда деться-то? Все проклятая конспирация… вон каким репейником вылезла… Можно ведь было и честно напроситься на постой… заплатить втройне… уж нашлась бы в Варнавине какая-нибудь добрая душа… Зато теперь не пришлось бы давиться склизким стыдом.
— Да успокойтесь вы, Оля, — беспечно рассмеялся Юрий Михайлович. — Не накручивайте себя. Валидол лучше сами глотните, лишним не будет. Ну не купите вы дом, не беда. Я его куплю.
Вытаращилась — это не то слово. Вылупилась. И даже отодвинулась чуть-чуть. Что с ним? Последствия сетевой контузии?
Аркаша тоже смотрел на него со все возрастающим интересом. Ну, веселый у него рапорт получится! Настоящий роман!
— Я и так собирался, — продолжил Босс. — А уж теперь-то, после того, как Сеть… Одним словом, думаю перебираться сюда, в тишину. Надоела мне столица, а здесь спокойно… Работу найду. Могу и в школе физику вести, и компьютеры с факсами чинить… Да мало ли. Деньги кое-какие у меня отложены, так что хватит и купить, и ремонт сделать. Огородничать, кстати, люблю. У бывшей жены на даче как трактор пахал…
Интересные, однако, выплывают подробности!
Как же омерзительно жужжит эта наглая муха! Мне захотелось собрать в одну точку всю свою злость, все разочарование — и этим гиперболоидом испепелить поганое насекомое.
Мечты, мечты… Нет, надо ближе к реальности. Не по тебе, Нонова, сонная провинциальная жизнь. Зачахнешь.
— Вот минералка, тетя Оля, — возник на пороге Олег. — А вот сдача!
Я механически ссыпала в ладонь потные рубли. Внутри свербило. Что-то там такое произрастало, но что? Кажется, понимание близко, протяни руку — и ухватишь мысль за хвост. Только верткая она, зараза… А может?
Прав мой ненаглядный Босс — гибель Сети изменила каждого из нас. Похоже, открылось во мне новое, неведомое ранее свойство — я теперь умею сомневаться в себе. Да, ощущения незабываемые.
— Водички попейте, теть Оль, — протянул мне чашку Олег. — Что-то вы совсем квелая. Может, вас солнцем ударило?
Да, прав был некий старый японец. Хорошо ведь сказал:
Уходишь в метель,
Забыв, зачем и куда
Оглянись назад.