Там, за Ахероном
И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители.
Лука, 16, 9.
1. На хозрасчете
Лепорелло:
— Да! Дон Гуана мудрено признать!
Таких, как он, такая бездна!
Дон Гуан:
— Шутишь?
Да кто ж меня узнает?
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Во втором круге было ветрено. Как всегда. Насыщенный угольной пылью ревущий воздух норовил повалить тяжелую тачку и, врываясь в многочисленные прорехи ватника, леденил душу.
Душа, она ведь тоже, как и тело, способна испытывать и боль, и холод. Разница лишь в одном: душа бессмертна.
Обглоданная ветром скала заслонила низкую сложенную из камня вышку, и дон Жуан остановился. Навстречу ему порожняком — в тряпье, в бушлатах — брела вереница погибших душ. Подперев свою тачку булыжником, дон Жуан отпустил рукоятки и, надвинув поплотнее рваный треух, стал поджидать Фрола.
Фрол Скобеев был, как всегда, не в духе.
— В горние выси мать! — злобно сказал он, тоже останавливаясь. — Сколько было баб у Владимира Святого? А? Семьсот! И все-таки он — Святой, а я — здесь! Эх, начальнички…
За четыреста лет дружбы с Фролом дон Жуан изучил русский язык в совершенстве. Но в этот раз Скобеев загнул нечто настолько сложное, что дон Жуан его просто не понял. Что-то связанное с Великим Постом и посохом патриарха Гермогена.
— За что страдаем, Ваня? — надрывно продолжал Фрол. — Ну сам скажи: много сюда нашего брата пригнали в последнее время? Да вообще никого! Плюют теперь на это дело, Ваня! За грех не считают! Так за что же я почти пятерик отмотал?!
Над обглоданной ветром скалой появилось ехидное шерстистое рыло охранника. Правое ухо — надорвано, рог — отшиблен.
— Эй! Развратнички! — позвал он. — Притомились, тудыть вашу? Перекур устроили?
— Обижаешь, начальник, — хрипло отозвался дон Жуан. — Портянку перемотать остановился…
Свою легендарную гордость он утратил четыреста лет назад.
— Сбегу я, Ваня, — сказал сквозь зубы Фрол, снова берясь за рукоятки своей тачки. — Ей-черт, сбегу!
Размышляя над этими несуразными словами, дон Жуан довез тачку до третьего круга. Холодный, рвущий душу ветер остался позади. Его сменил тяжелый дождь с градом. Крупная ледяная дробь разлеталась под ногами. Тачку занесло. Грешники третьего круга перегрузили уголь на салазки и покатили под уклон — в глубь жерла. Там, в четвертом круге, грузный мокрый уголь свалят на корявые плоты — и вплавь по мутному и тепловатому уже мелководью Стикса, — на тот берег, туда, где над чугунными мечетями города Дит встает мартеновское зарево нижнего Ада.
— Запомни пригорочек, Ваня, — со странным блеском в глазах зашептал Фрол, когда их тачки снова встретились. — Пригорочек, а? За которым мы в прошлый раз остановились! За ним ведь низинка, Ваня! И с вышки она не просматривается…
— Да ты повредился! — перебил его дон Жуан. — Бежать? Куда? В Лимб? В первый круг? Заложат, Фрол! В Лимбе — да чтоб не заложили!..
— Зачем же в Лимб? — И шалая, опасная улыбка осветила внезапно лицо Фрола. — Можно и дальше…
— Дальше — Ахерон, — холодно напомнил дон Жуан — и вдруг понял: — Ты что затеял, Фрол? Там, за Ахероном, — жизнь! А мы с тобой тени, кореш! Тени!
— Я все продумал, Ваня, — сказал Фрол. — Тебе одному говорю: у них в первом круге есть каптерка. Сам слышал — начальник охраны и этот, с обломанным рогом, беседовали… Они же, когда на дело идут, в «гражданку» переодеваются, Ваня! И у них там есть каптерка! Тела, понимаешь? Новенькие! На выбор!
— Но ведь она же, наверное, охраняется! — ошеломленно сказал дон Жуан. — И там же еще Харон!..
— ЗАКОНЧИТЬ РАБОТУ! — оглушительно произнес кто-то в черном клубящемся небе. — У КОГО В ТАЧКАХ УГОЛЬ — ДОСТАВИТЬ ДО МЕСТА И ПОРОЖНЯКОМ ВОЗВРАЩАТЬСЯ В КАРЬЕР. ОБЩЕЕ ПОСТРОЕНИЕ.
— Что-то новенькое… — пробормотал дон Жуан.
Их выстроили буквой П, и в квадратную пустоту центра шагнул начальник охраны с каким-то пергаментом в когтях.
— В связи с приближающимся тысячелетием крещения Руси Владимиром… — начал он.
— Амнистия! — ахнули в строю.
Дон Жуан слушал равнодушно. Ему амнистия не светила ни в каком случае. Как и все прочие во втором круге, он проходил по седьмому смертному греху, только вот пункт у него был довольно редкий. Разврат, отягощенный сознательным потрясением основ. Кроме того, выкликаемые перед строем фамилии были все без исключения славянские.
— Скобеев Фрол!..
Дон Жуан не сразу понял, что произошло.
— Ваня… — растерянно произнес Фрол, но его уже извлекли из общей массы. Он робко подался обратно, но был удержан.
— Ваня… — повторил он — и вдруг заплакал.
Дон Жуан стоял неподвижно.
Колонна амнистированных по команде повернулась нале-во и двинулась в направлении третьего круга. Через Стигийские топи, через город Дит, через Каину, через Джудекку — к Чистилищу.
В последний раз мелькнуло бледное большеглазое лицо Фрола.
— ПРИСТУПИТЬ К РАБОТЕ! — громыхнуло над головами.
— Сучий потрох! — отчаянно выкрикнул дон Жуан в бешено клубящийся зенит. Очередной шквал подхватил его крик, смял, лишил смысла и, смешав с угольной пылью, унес во тьму.
2. В «гражданке»
Монах:
— Мы красотою женской,
Отшельники, прельщаться не должны,
Но лгать грешно: не может и угодник
В ее красе чудесной не признаться.
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Сверзившись в низину вместе с тачкой, дон Жуан припал к земле и замер. Если расчет Фрола верен, то его падения никто не заметит. А заметят? Ну, виноват, начальник, оступился, слетел с тачкой в овражек…
Вроде обошлось.
Дон Жуан стянул с головы треух и вытер лоб. Жест совершенно бессмысленный — души не потеют.
Тачку он решил бросить, не маскируя. Угольная пыль проела древесину почти насквозь: что земля, что тачка — цвет один.
Пригибаясь, дон Жуан добрался до конца Фроловой низинки и, дождавшись, когда охранник на вышке отвернется, вскочил и побежал. Ветер здесь был сильнее, чем в рабочей зоне. Сразу же за бугром сбило с ног, и пришлось продолжить путь ползком…
Обрыв, по которому беглецу предстояло вскарабкаться в Лимб, был адски крут. Правда, на противоположной стороне круга есть удобный пологий спуск, но лучше держаться от него подальше. Дон Жуан имел уже один раз дело с Миносом, и этого раза ему вполне хватило.
Первая попытка была неудачна. Ватник и стеганые штаны сыграли роль паруса, и дона Жуана просто сдуло с кручи. Он сорвал с себя тряпье и, полез снова — нагая душа меж камнем и грубым, как камень, ветром.
В конце концов он выполз на край обрыва и некоторое время лежал, боясь пошевелиться, оглушенный внезапной тишиной. В это не верилось, и все же он достиг Лимба.
Странные души населяли первый круг Ада. Мучить их было не за что, а в Рай тоже не отправишь, ибо жили они до Рождества Христова и об истинной вере понятия не имели. Так и слонялись, оглашая сумрак жалобами и вздохами.
Сквасить печальную рожу, став неотличимым от них, и, стеная, выйти к Ахерону — труда не составит. Вопрос — что делать дальше? Каптерка наверняка охраняется. Если она вообще существует… Эх, Фрола бы сюда!
Дон Жуан поднялся и, стеная, побрел сквозь неподвижные сумерки круга скорби.
К Ахерону он вышел неподалеку от переправы. Над рекою мертвых стоял туман — слепой, как бельмы. В страшной высоте из него проступали огромные знаки сумрачного цвета:
!ЙИЩЯДОХВ АДЮС КЯСВ,УДЖЕДАН ЬВАТСО
Чуть левее переправы располагалось неприметное приземистое здание из дикого камня. Каптерка?
Подобравшись к зияющему проему входа, дон Жуан осторожно заглянул внутрь. На каменном полу грудой лежали пыльные тела. В глубине помещения белела какая-то массивная фигура. Присмотревшись, дон Жуан с содроганием узнал в ней статую командора, в которой его приходили брать.
Одноглазый каптенармус сидел сгорбясь у подслеповатого слюдяного окошка и со свирепой сосредоточенностью крутил, ломал и вывертывал невиданный доном Жуаном предмет, представляющий из себя яркий мозаичный кубик небольшого размера.
Тут на берегу грянули крики, и дон Жуан отпрянул от проема. Каптенармус досадливо качнул рогами, но головы не поднял.
Дело было вот в чем: Харон только что перевез на эту сторону очередную партию теней. Нагие души, стуча зубами и прикрываясь с непривычки, выбрались из ладьи. Все, кроме одной. Она забилась на корму, истошно крича, что это ошибка, что анонимки написаны не ее рукой, что простым сличением почерков… Скверно выругавшись, Харон огрел душу веслом
— и, выскочив на берег, душа, вереща, припустилась вдоль Ахерона — в туман.
— Куда? — взревел Харон и, подъяв весло, кинулся вдогонку.
Вот он — шанс!
Не теряя ни секунды, дон Жуан натянул первое попавшееся тело и вылетел из каптерки. Сердце, запущенное с ходу на полные обороты, прыгало и давало перебои. Протаранив толпу брызнувших врассыпную теней, он уперся в тяжелый нос ладьи и оттолкнулся ногами от берега. У него еще хватило сил перевалиться через борт, после чего сознание покинуло дона Жуана.
Покачиваясь, ладья выплыла на середину Ахерона и растворилась в блеклом тумане. Там ее подхватило течение и, развернув, увлекло в одну из не упомянутых Данте и тем не менее многочисленных проток.
Разговор, вырвавший дона Жуана из забытья, велся на родном языке Фрола Скобеева. Говорили об обнаженных женщинах.
Он открыл глаза и тут же зажмурил их — после четырехсот лет мрака солнце показалось ему особенно ярким. Шумела вода. Он лежал на палубе, и над ним склонялись загорелые лица людей. Над бортом покачивалась на шлюп-балке ладья Харона.
— Как вы себя чувствуете? — Судя по всему, к нему обращался капитан корабля.
— Спасибо… Хорошо… — услышал дон Жуан свой слабый голос. Услышал
— и ужаснулся. Понимая уже, что случилось непоправимое, он рывком поднял край простыни, которой был прикрыт, и легкая ткань выскользнула из его внезапно ослабевших пальцев.
Там, в каптерке, он впопыхах напялил женское тело! Молодое. Красивое. И все-таки женское.
— Кто вы такая? Как вас зовут?
Но дон Жуан уже взял себя в руки.
— Жанна, — глухо сказал он. — Жанна… — и чуть было не добавил «Тенорьо».
— Гермоген, — выговорил он наконец, вспомнив наиболее заковыристое ругательство Фрола. — Жанна Гермоген.
3. По этапу
Дон Гуан:
— Ах, наконец Достигли мы…
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
В восьмом круге амнистированных построили под обрывом и после поверки передали новому конвоиру — черному крылатому бесу по кличке Тормошило, созданию мрачному и настроенному откровенно садистски.
— Кто отстанет или с ноги собьется, — сразу же предупредил он, — буду кунать на пятом мосту! Шагом… арш!
Колонна голых чумазых душ двинулась вдоль скальной стены. Бушлатики на амнистированных сгорели еще на марше через город Дит, где из каменных гробниц с воем рвалось прозрачное высокотемпературное пламя.
Мрачный Тормошило подождал, когда колонна пройдет мимо полностью, затем с треском развернул нетопырьи крылья и, перехватив поудобнее черный от смолы багор, прянул ввысь.
Фрол Скобеев шел, не сбиваясь с ноги, правильно держа дистанцию и все более утверждаясь в мысли, что второй круг, в котором он отмотал без малого пятерик, — далеко не самое жуткое место в преисподней. А навстречу этапу уже лезли из мрака глыбастые чугунные скалы Злых Щелей.
Додумались начальнички: православных — в Чистилище! Что хотят — то творят…
— Эх, Ваня… — тихонько вздохнул Фрол.
— Разговорчики! — немедленно проскрежетало над головой, и шорох перепончатых крыльев унесся к хвосту колонны.
Вскоре они достигли обещанного пятого моста. Внизу побулькивала черно-зеркальная смола, из которой то здесь то там всплывал взяточник и тут же опрометью уходил на дно, страшась угодить под багор какого-нибудь беса-загребалы. Тянуло жаром.
— Стой! — взвизгнуло сверху. Колонна стала.
— Ты что же, нарочно надо мной издеваешься? — истерически вопил Тормошило. — Ты уже который раз споткнулся, гад?
Затрещали крылья, мелькнул острый крюк багра, и сосед Фрола, подхваченный под плечо, взмыл из строя. Трепеща перепонками, Тормошило завис над черно-зеркальной гладью и дважды макнул провинившегося в смолу.
— В строй!
Черная, как негр, душа, подвывая от боли, вскарабкалась на мост и заняла свое место.
— Продолжать движение! — с ненавистью скомандовал Тормошило и спланировал на основание одной из опор, где, свесив копыта, сидел еще один бес-загребала по кличке Собачий Зуд.
— Зря ты… — равнодушно заметил он опустившемуся рядом Тормошиле. — Амнистированных все-таки в смолу кунать не положено. Смотри, нагорит…
— С ними иначе нельзя, — отвечал ему нервный Тормошило. — Им поблажку дай — роги отвернут в два счета… А что, Хвостач здесь?
— В город полетел, — отозвался Собачий Зуд, притапливая багром высунувшуюся из смолы грешную голову. — Насчет дегтя…
Тормошило насупился.
— Скурвился Хвостач, — мрачно сообщил он. — Как тогда начальником поставили — так и скурвился…
Собачий Зуд притопил еще одного грешника и с любопытством поглядел на товарища.
— А что у вас с ним вышло-то?
— Да не с ним! — с досадой сказал Тормошило. — Третьего дня дежурю в реанимации… Ну из-за этого… Да ты его знаешь! Там взяток одних… Все никак помереть не может!
— Ну-ну!
— Ну вот, стою, жду, багорик наготове… И вдруг — фрр! — влетают…
— Кто?
— Да эти… пернатые… с Чистилища! Один зеленый, с первого уступа, а второй, не знаю, с седьмого, что ли?.. Блестящий такой, надраенный… О, говорят, а ты что тут делаешь? — Как что, говорю, грешника жду. — Ты что, говорят, угорел? Грешника от праведника отличить не можешь? — Это где вам тут праведник, спрашиваю, это он, что ли, праведник? Вы на душу его посмотрите: копоти клок — и то чище!.. А они, представляешь, в рыло мне смеются: ладно, говорят, отмоем… А? Ничего себе?
— Д-да… — Собачий Зуд покрутил головой.
— Ну я разозлился, врезал одному багром промеж крыл… Короче, я — на них телегу, а они — на меня…
Собачий Зуд слушал, сочувственно причмокивая и не замечая даже, что во вверенном ему квадрате из смолы торчат уже голов десять с приоткрытыми от любопытства ртами.
— Ну а душа-то кому пошла?
— Да никому пока… — расстроенно отозвался Тормошило. — Опять откачали… Может, ему мученик какой родственником приходится, откуда я знаю!.. Нет, но ты понял, что творят? Начальнички…
— А Хвостач, значит, связываться не захотел?
Тормошило открыл было рот, но тут сверху послышался треск крыльев и звонкий поцелуй пары копыт о каменное покрытие моста. Головы грешников мгновенно спрятались в смолу.
— О! — Скривившись, Тормошило кивнул рогом. — Легок на помине. Сейчас начнет орать, почему колонна без присмотра…
Над гранитной кромкой показалось ликующее рыло Хвостача.
— Эй, загребалы! — позвал он. — Посмеяться хотите?
— Ну? — осторожно молвил Собачий Зуд.
— У Харона ладью угнали! — распялив в восторге клыкастую пасть, сообщил Хвостач. — Ох и начнется сейчас!.. — Ударил крыльями и понесся ласточкой к следующей опоре.
Загребалы ошарашенно переглянулись. Первым опомнился Собачий Зуд.
— Бардак… — безнадежно изронил он и притопил со вздохом очередного не в меру любопытного взяточника.
4. Командированные
Лепорелло:
— Проклятое житье. Да долго ль будет
Мне с ним возиться? Право, сил уж нет.
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Грязный отвратительный буксир, впряженный в допотопную ржавую баржу, стоя, можно сказать, на месте, с тупым упорством рыл зеленоватую волжскую воду. Злобился и ворчал бурун. На баке над распростертым телом товарища стояли и беседовали два матроса. Один — коренастый, насупленный, весь поросший густым проволочным волосом. Другой — румяный красавец с придурковатым, навсегда осклабившимся лицом.
— Ишь! — злобно цедил коренастый, с завистью глядя на привольно раскинувшеся тело. — Залил зенки с утра — и хоть бы хны ему!
— Да тебе-то что?
— Мне — ничего. А тому, кто на его место придет, думаешь, сладко будет с циррозом печени? Надо ж немного и о других думать!
— Мнится: ангельские речи слышу, — глумливо заметил румяный. — А сам-то что ж ревизоршу багром закогтил? Всех ведь, считай, подставил!
Коренастый насупился, закряхтел.
— Не устоял, — сокрушенно, со вздохом признался он. — Да и домой что-то потянуло…
Капитан (громила с длинным равнодушным лицом), возложив татуированную длань на штурвал, нехотя доцеживал сигарету. Гладкие волны, как в обмороке, отваливались от мерзкого судна.
Ничто, казалось, не предвещало грозы, когда из безоблачного неба пала с шелестом разящая черная молния. Ударом ветра развернуло линялый флаг и сохнущее на снастях белье. Матросы остолбенели. На палубе, распялив кожистые крылья и злорадно скаля клыки, стояло адское создание с шерстистым уродливым ликом.
— Отцепляй, в превыспреннюю, баржу! — гаркнуло оно капитану, ударив в настил черным от смолы багром.
Спящий на баке матрос приподнял всклокоченную голову, поглядел заплывшим глазом — и снова заснул. То ли крылатый бес был ему уже знаком по белой горячке, то ли матросик принял его спросонья за кого-нибудь из команды.
На обветренных скулах капитана обозначились желваки. Двумя пальцами он изъял изо рта окурок и, выщелкнув его за борт, процедил:
— Борода, штурвал прими…
И, не сводя с адского творения неприязненных глаз, спустился по железной лесенке на палубу. Безбоязненно приблизился почти вплотную.
— Что за дела, Хвостач? — угрожающе выговорил он, подавая звук несколько в нос. — Там ты меня доставал, здесь достаешь… Что за дела?
— Баржу отцепляй, — ласково повторил гость из бездны.
Сняв с красного щита по противопожарной принадлежности, подошли оба матроса. Борода (кстати, не то чтобы гладко выбритый, но уж во всяком случае не бородатый) с нездоровым любопытством следил за ними из-за штурвала.
— А ты мне здесь кто? Начальник? — не менее ласково осведомился капитан. — Баржу ему отцепляй! Да в этой барже одних бушлатов на весь второй круг! Сдам только Харону и каптенармусу. Под расписку.
— Да не отсвечивай ты, Хвостач! — хмурясь, проворчал коренастый. — Вон с берега уже пялятся! За рубку зайди.
Вчетвером они отошли за рубку.
— Ну в чем дело?
— Побег, — сказал Хвостач. — У Харона кто-то ладью угнал. В общем так: руби концы — и полным ходом на Баклужино. Может, он еще из протоки не выплыл…
— Так кто бежал-то?
— А я знаю! Если бы Харон сразу спохватился! А то гонял два дня веслом какую-то душу по берегу — делать ему больше нечего!..
Кто-то присвистнул.
— Два дня? Так это ладью уже наверняка в Волгу вынесло…
— Значит, всю Волгу обшарь, но найди!
— А сам-то чего ж? — осклабившись сильней обычного, осведомился румяный. — На крыльях-то чать сподручней…
— Посоветуй мне, посоветуй! — огрызнулся Хвостач. — Придумал: на крыльях! Средь бела дня!
— А что ж на палубе стоял, светился, раз такой осторожный?
— Ну хватит! Поговорили! Отцепляйте баржу!
— Да пошел ты!.. — лениво сказал капитан. — Вот вернемся в Злые Щели
— там и покомандуешь.
— А что ж ты думаешь? — злобно сказал Хвостач, прожигая его взглядом.
— И покомандую. Попомни, Забияка: ты у меня в Злых Щелях из обходов вылезать не будешь!
Прянул в воздух и стремительным шуршащим зигзагом ушел в зенит. Черной молнии подобный. Плеснуло сохнущее на снастях белье.
— Настучит… — со вздохом обронил Борода.
Запрокинув равнодушное лицо, капитан смотрел в небо. Смотрел, не щурясь. Зрачки — с иголочное острие.
— Начальнички, — проворчал он наконец и, сплюнув за борт, снова полез в рубку. — Один одно командует, другой — другое… Не знаешь уже, кого слушать.
— Это точно, — отозвался румяный матрос, вешая топорик на пожарный щит.
Борода, уступивший штурвал капитану, заржал.
— Сижу это я раз в одном бесноватом, — начал он, спускаясь по лесенке на палубу, — и приходят эти… заклинатели. Штук семь. «Именем, — говорят,
— того Иисуса, Которого Павел проповедует, приказываем тебе выйти из этого человека». А я им и говорю: «Иисуса знаю, Павла знаю, а вы кто такие?» Как дал им, как дал! Они от меня два квартала нагишом драли!
— И что тебе потом было?
— А ничего не было. Похвалили даже. — Борода ощерился и махнул рукой.
— Так что, может, и сейчас прокатит…
Не прокатило.
И получаса не прошло, как с ясного неба на палубу метнулись, шурша, уже две молнии — одна черная, другая — ослепительно зеленая.
Ангел в изумрудных одеждах с ужасным от гнева лицом шагнул к попятившимся матросам. Огненный меч в его деснице сиял, как язык ацетиленовой горелки.
— Пр-роклятый род! — возгласил он громоподобно. — Во что еще бить вас за гордыню вашу? Уже и грешники бегут из преисподней! Уже и собственным начальникам отказываетесь повиноваться!.. — Он передохнул и приказал сухо и коротко: — Баржу отцепить. Полным ходом в протоку.
— Я им говорю, мол, так и так, побег, мол… — робким баском объяснял из-за крыла Хвостач.
— Так бушлаты же… — начал было оправдываться капитан. — Люди свечки ставили, панихиды заказывали…
— Бушлаты?! — С пылающим от гнева лицом ангел в зеленых одеждах стремительно прошествовал на корму и одним ударом огненного меча перерубил трос.
5. На приеме
Лепорелло:
— Ого! Вот как! Молва о Дон Гуане
И в мирный монастырь проникла даже,
Отшельники хвалы ему поют.
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
— Прошу вас, владыко, садитесь…
Архиерей сел. С торжественностью несколько неуместной (дело происходило в кабинете начальника милиции) он воздел пухлые руки и, сняв клобук, бережно поместил его на край стола. Остался в черной шапочке.
Генерал хмурился и в глаза не глядел. В негустую и рыжеватую его шевелюру с флангов врубались две глубокие залысины, норовя повторить знаменитый маневр Ганнибала.
— Про баржу слышали? — отрывисто спросил он наконец.
С несчастным видом владыка развел мягкие ладони.
— Обрубили трос, — сдавленно сообщил генерал. — Баржу снесло на косу. А местные жители, не будь дураки, вскрыли пломбы и принялись расхищать бушлаты. Если прокуратура (а она уже занимается этим делом) копнет достаточно глубоко, то с полковником Непалимым придется расстаться… Как прикажете дальше работать, владыко? С кем работать прикажете?
— Сказано: аще и страждете правды ради… — начал было архиерей.
— Правды ради? — Генерал желчно усмехнулся. — Утром Склизский прибегал — каяться. Бушлаты-то отгружал именно он… И если бы только правды ради!
Архиерей ошеломленно схватился за наперсный крест.
— Вы хотите сказать?..
— Вот именно. — Голос генерала был исполнен горечи. — Под прикрытием богоугодного дела гнал ценности на ту сторону. Вместе с бушлатами. Отсылал на хранение каптенармусу, с которым, как сам признался, связан уже давно…
— Господи помилуй! — В страхе архиерей осенил себя крестным знамением. — Вот уж воистину: яко несть праведен никтоже…
— Праведен! — сказал генерал. — Покажите мне одного праведника, который бы мог разом списать столько бушлатов! Вы же знаете, что в прокуратуре сплошь сидят наши с вами противники, и если всплывет хоть одна зашитая в бушлаты ценность, нам останется уповать лишь на вмешательство Петра Петровича. Склизский — ладно, а вот Непалимого жалко…
Генерал вздохнул.
— А на будущее, владыко… — сказал он, потирая левую залысину. — Простите великодушно, но что-то с вашими речниками надо делать. Так дальше нельзя. Взять хотя бы тот случай с ревизоршей… Уму непостижимо: багром! Женщину! Интеллигентную! Пожилую!.. А у нее, между прочим, национальность! Сначала демократы здание пикетировали, потом патриоты с плакатом! «Одолжи багор, матросик!» Ну вот как его теперь отмазывать прикажете?
— Так ведь контингент-то какой!.. — беспомощно проговорил архиерей. — Одно слово: бесы. Да и ревизорша, между нами, взяточница. А у него, как на грех, багор был в руках. По привычке зацепил, без умысла…
— Послушайте, владыко, — взмолился генерал. — Ну присоветуйте вы там, я не знаю, чтобы хоть меняли этих речников время от времени…
— Так ведь и так меняют! Меняют что ни рейс!
— Простите?.. — Помаргивая рыжеватыми ресницами, генерал непонимающе смотрел на служителя культа. — Как же меняют, если люди одни и те же?
— Люди — да. А бесы в них — каждый раз новые. Я же и говорю: контингент такой… Что у вас, что у нас… Но вот с баржей — здесь их вины, поверьте, нет. Приказали трос обрубить — они и обрубили.
— Приказали? — пораженно переспросил генерал. — Зачем?
Перед тем, как ответить, архиерей боязливо оглянулся на дверь кабинета. Дверь была плотно прикрыта.
— Великий грешник бежал из обители скорби, — тихо и страшно выговорил он.
Генерал откинулся на спинку стула. Рыжеватая бровь изумленно взмыла.
— Как?.. ОТТУДА?
Архиерей скорбно кивнул, и в этот миг грянул телефон. Генерал уставился на аппарат, словно видел подобное устройство впервые. Затем снял трубку.
— Слушаю, — отрывисто известил он. — Сволокли с косы?.. Что?! — Лицо его внезапно осунулось. — Когда?.. Час назад?.. — На глубоких генеральских залысинах проступила испарина. — Срочно выясни, где в этот момент находились речники… Ну а какие же еще? Конечно, наши!
Он бросил трубку. Владыка смотрел на генерала, широко раскрыв глаза.
— Час назад теплоход «Богдан Сабинин» таранил баржу с бушлатами, — несколько севшим голосом сообщил тот. — Оба судна затонули.
— Свят-свят-свят! — только и смог выговорить архиерей.
6. В подвале
Второй гость:
— Какие звуки! Сколько в них души!
А чьи слова, Лаура?
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
То ли здесь, во сне, то ли там, наяву, кто-то тихо и нежно произнес его имя. Вздрогнув, дон Жуан открыл глаза — и сразу попал в липкую душную черноту четвертого круга. Сердце прянуло испуганно… Но нет, это был не Ад — в Аду никто никогда не спит. Это был всего лишь подвал — точное подобие Стигийских топей близ раскаленных стен адского города Дит. Справа из темноты давили влажным теплом невидимые ржавые трубы. В углу, наполняя тесное подземелье удушливым паром, бил слабый родник кипятка.
Шел третий день бегства с борта теплохода «Богдан Сабинин». Что-то подсказывало дону Жуану, что судно, принявшее на борт ладью Харона, недолго продержится на плаву.
В итоге — подвал. А тихий нежный оклик ему приснился, не иначе… Дон Жуан со вздохом опустился на ветхое влажное ложе из пакли и тряпья, но тут голос возник снова:
На заре морозной Под шестой березой, За углом у церкви Ждите, Дон-Жуан…
Он не сразу понял, что это стихи. Резко приподнялся на локте и вдруг плотно, страшно — как будто не себе, а кому-то другому — зажал рот ладонью. А голос продолжал:
Но, увы, клянусь вам Женихом и жизнью…
Она — улыбалась. Даже не видя ее лица, он знал, что, произнося это, она улыбается — нежно и беспомощно. Неслышно, как во сне, он поднялся с пола и двинулся к лестнице, ведущей из подвала в подъезд.
Застенок подъезда был освещен мохнатой от пыли скляницей. Без лязга приоткрыв дверь из сваренных накрест железных прутьев, дон Жуан шагнул наружу.
На каменной коробке подъемной клети теснились глубоко вырубленные непристойности и выражения, дону Жуану вовсе не знакомые. Богохульства, надо полагать… В подвале журчал и шипел кипяток, откуда-то сверху сквозь перекрытия приглушенно гремела дикарская музыка, а девичий голос на промежуточной площадке все ронял и ронял тихие, пронзающие душу слова:
Так вот и жила бы, Да боюсь — состарюсь, Да и вам, красавец, Край мой ни к чему…
Он решился и выглянул. Короткая лестница с обкусанными ступенями упиралась в обширную нишу высотой чуть больше человеческого роста. Скляница там была разбита, и ниша тонула в полумраке. Задняя стена ее представляла собой ряд квадратных и как бы слившихся воедино окон с треснувшими, а то и вовсе вылетевшими стеклами.
Девушка сидела на низком подоконнике. Зеленоватый свет фонаря, проникавший с улицы, гладил ее чуть запрокинутое лицо, показавшееся дону Жуану невероятно красивым.
Ах, в дохе медвежьей И узнать вас трудно, — Если бы не губы Ваши, Дон-Жуан…
Голос смолк. И тут на подоконнике шевельнулась еще одна тень, которой дон Жуан поначалу просто не заметил.
— Не, Аньк, я над тобой прикалываюсь, — проскрипел ленивый юношеский басок. — Донжуан-донжуан!.. Читаешь всякую…
Фраза осталась незаконченной. Низкий и страстный женский голос перебил говорящего.
— Еще! — то ли потребовал, то ли взмолился он.
Парочка, расположившаяся на подоконнике, вздрогнула и уставилась вниз. Там, на первой ступеньке, прислонясь к стене пролета, ведущего в подвал, маячил женский силуэт. На молодых людей были устремлены исполненные мрачной красоты пылающие темные глаза. Парочка переглянулась озадаченно.
— Ну я тащусь! — скрипнул наконец басок, и его обладатель, всматриваясь, подался чуть вперед — из тени в полусвет. Дона Жуана передернуло от омерзения. Молодой человек был мордаст, глазенки имел наглые и нетрезвые, что же до прически, то раньше так стригли одних только каторжан и умалишенных: затылок и виски оголены, зато на макушке стоит дыбом некое мочало.
— Тебе тут что, тетенька, концерт по заявкам, да? — издевательски осведомился он, и рука дона Жуана дернулась в поисках эфеса. Четыреста лет не совершала она этого жеста… Однако взамен рукоятки пальцы обнаружили упругое женское бедро. Его собственное.
Столь жуткого мгновения ему еще переживать не приходилось.
— Простите… — пробормотал он, опуская глаза. — Простите ради Бога…
Он повернулся и побрел: нет, не в подвал — на улицу, прочь, как можно дальше от этого подъезда, от этого дома…
— Э, так ты из бомжей? — в радостном изумлении скрипнул басок. — Да ты хоть знаешь, сучка, в чей подъезд зашла? Стишков ей! Давай-давай вали отсюда, пока в ментовку не сдали!
Дон Жуан был настолько убит, что безропотно снес бы любое оскорбление. Слово «сучка» тоже не слишком его уязвило — во втором круге за четыреста лет он еще и не такого наслушался. Но то, что грязное слово было произнесено в присутствии девушки, только что читавшей стихи о нем… Он стремительно повернулся на пятке и легко взбежал по лестнице.
Пощечина треснула, как выстрел.
7. Бой
Дон Гуан:
— Когда за Эскурьялом мы сошлись,
Наткнулся мне на шпагу он и замер,
Как на булавке стрекоза…
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Пощечина треснула, как выстрел, и мордастого отбросило к мусоропроводу. Секунду он очумело смотрел на взбесившуюся красавицу бродяжку, затем лицо его исказилось злобой, и, изрыгнув матерное ругательство, юный кабальеро кинулся на обидчицу, занося крепкий увесистый кулак.
Дона Жуана не удивило и не смутило, что на женщину (хотя бы и после пощечины!) поднимают руку, поскольку в гневе он начисто забыл, в чьем теле находится. Грациозным движением пропустив нападающего мимо, он проводил его еще одной затрещиной, от которой тот вкололся в выщербленную стену напротив.
Это уже было серьезно.
— Ах ты!.. — взвизгнул мордастый и вдруг, ни слова не прибавив, кинулся вверх по лестнице — то ли за оружием, то ли за подмогой.
Дон Жуан порывисто повернулся к девушке, оцепеневшей от изумления и испуга.
— Чьи это стихи? — спросил он, но тут адская музыка громыхнула во всю мочь, почти заглушив его вопрос, — это соперник рванул наверху дверь своей квартиры.
— Бегите! — умоляюще шепнула девушка не в силах отвести глаз от странной незнакомки. — Там вечеринка! У него отец — полковник милиции!
Словно в подтверждение ее слов музыка наверху оборвалась, несколько здоровенных глоток взревели угрожающе, загрохотали отбрасываемые пинками стулья — и по лестнице лавиной покатился топот.
Первым добежал полковничий сынок (остальные, видимо, задержались, увязнув в дверях).
— Ну, сука! — с пеной у рта пообещал он. — Я ж тебя сейчас на дрова поломаю!
И с фырчанием крутнул двумя палками, связанными короткой веревкой. Дон Жуан оглянулся. На подоконнике лежал недлинный железный прут, которыми, похоже, был усеян весь этот мир. Пальцы сомкнулись на рубчатом металле. Мордастый же, увидев чумазую бродяжку в фехтовальной позиции и с арматуриной в руке, споткнулся, зацепил «чаками» за перила и с отскока звучно влепил себе деревяшкой по колену. Взвыл и бросился наутек. Дон Жуан с наслаждением отянул его железным прутом по упитанной спине, но тут на верхней площадке показалась подмога — человек пять юнцов с каторжными стрижками.
— Вы — прелесть, — с улыбкой сказал дон Жуан девушке и, не выпуская из рук оружия, шагнул в разбитое окно. Он знал, что там, снаружи, вдоль всего здания пролегает какая-то труба, по которой, придерживаясь за стену, вполне можно добраться до плоской крыши пристройки.
Дверь подъезда распахнули с такой силой, что чуть не сорвали пружину. Под фонарем заметались вздыбленные двухцветные макушки.
— Где она, зараза?
— Да вон же, вон! По трубе идет!
Кто-то нагнулся, подбирая что-то с тротуара, и четвертинка кирпича взорвалась осколками в локте от дона Жуана. Но пристройка была уже совсем рядом. На глазах у преследователей хулиганка с неженской ловкостью вскарабкалась на крышу магазина и, пригнувшись, исчезла за парапетом.
— Колян! Давай к складу! Там по воротам залезть можно!
Дон Жуан огляделся. Под ногами была ровная, шероховатая, как наждак, поверхность, густо усеянная битым стеклом и всякой дрянью. Не распрямляясь, он пробежал вдоль ряда низких балконов до угла, и крыша магазина распахнулась перед ним — огромная, как обугленные пустыни седьмого круга. Изнанка неоновой рекламы напоминала груду тлеющих углей, которую кто-то разгреб и разровнял по кромке вдоль всего здания.
В это время из-за дальнего угла на крышу выскочила человеческая фигурка — надо полагать, взобравшийся по воротам Колян. За ней — другая.
Не теряя ни секунды, дон Жуан перемахнул облицованное грубыми изразцами ограждение угловой лоджии. Дверь, ведущая внутрь дома была открыта, и в ней шевелилась портьера.
— То есть не-мед-ленно! — гремел за портьерой властный мужской голос.
— Да, по моему адресу! Да! Усиленный наряд!.. Что? Насколько опасна?.. Да она моего сына изуродовала!..
И со страхом, похожим на восторг, дон Жуан понял, что попал в квартиру полковника — ту самую, где агонизировала сорванная им вечеринка.
Спрыгивать на крышу было теперь просто неразумно. Разумнее было затаиться. Портьеру шевелило сквозняком — следовательно, сообразил он, входная дверь распахнута настежь…
— Вот она! — истошно завопили на крыше. — Вон, на лоджии!
Дон Жуан отбросил портьеру и, не выпуская из рук железного прута, шагнул в комнату. Человек, только что кричавший в телефон страшные слова, с лязгом бросил трубку, вскинул голову и остолбенел.
Это был крупный склонный к полноте волоокий мужчина лет сорока — в шлепанцах, в брюках с красной полоской и в майке.
— Вы?.. — как бы не веря своим глазам, проговорил он. — Это вы?..
Краска сбежала с его лица. Бледный — в синеватых прожилках — полковник милиции с ужасом смотрел на странную гостью.
И дону Жуану показалось, что полковник сейчас пошатнется и грузно рухнет поперек ковра.
Но тут в комнату с топотом ворвался полковничий сынок, теперь более мордастый слева, нежели справа.
— Па! Она на балконе!.. — заорал было он — и умолк.
Полковник зажмурился, застонал и вдруг, развернувшись, отвесил сыну оплеуху — куда более увесистую, чем первые две.
— Сопляк! — снова наливаясь кровью, гаркнул он. — Вон отсюда! Все вон! Тунеядцы! Короеды! Вы на кого руку подняли!..
На лоджии кто-то ойкнул и спрыгнул, видать, на крышу. Полковник плотно прикрыл дверь за вылетевшим из комнаты отпрыском и снова повернулся к гостье. Крупные губы его тряслись.
— Накажу… — истово говорил он. — Примерно накажу… Только ради Бога… Это недоразумение… Ради Бога…
— Да я, собственно, не в претензии, — преодолев наконец оторопь, промолвил дон Жуан. — Конечно же, недоразумение…
8. Наутро
Дона Анна:
— Вы сущий демон. Сколько бедных женщин
Вы погубили?
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Утро за нежными апельсиновыми шторами рычало, как Цербер. Коротко вскрикивал металл. Иногда, сотрясая воздух, под окном проползало нечто невообразимо громадное.
По ту сторону двери кто-то скрипнул паркетиной и испуганно замер. Дон Жуан усмехнулся. Закинув руки за голову, он лежал на чистых тончайших простынях и с выражением вежливого изумления на посвежевшем лице думал о вчерашних событиях.
Получалось, что тело, которое он присвоил, уже уходило за Ахерон и не раз… Но полковник, каков полковник! Принимать у себя дома гостей с того света… На безумца вроде не похож, да и душу дьяволу явно не продавал, поскольку живет небогато…
А ведь принимал постоянно. Не зря же ноги сами принесли дона Жуана именно к этому дому, именно в этот подъезд…
Дон Жуан откинул плед и в который раз с отчаянием оглядел свое новое тело.
В дверь постучали, и осмотр пришлось прервать.
— Я слышу, вы уже проснулись, дорогая? — произнес мелодичный женский голос. — Доброе утро!
Обворожительно улыбаясь, в комнату вошла пепельная блондинка в чем-то кружевном и дьявольски обольстительном. Жена полковника, и скорее всего вторая. Уж больно молода, чтобы быть матерью мордастого кабальеро… Вчера за ужином она, помнится, вела себя как-то странно… Да и сейчас тоже… Дверь вот зачем-то прикрыла…
— Ну как спалось на новом месте?
Слова прозвучали излишне любезно и отчетливо. Видимо, кто-то стоял и подслушивал в коридоре.
— О, благодарю вас! Превосходно!
Блондинка присела на край постели и уставила на дона Жуана синие с поволокой глаза. Мысленно застонав, он попробовал обмануть себя рассуждением, что вот приходилось же ему переодеваться в свое время и монахом, и простолюдином… Однако в глубине души дон Жуан прекрасно сознавал, что сравнение — лживо. Трижды лживо! Ах если бы тогда, в каптерке, у него нашлась одна-единственная минута — осмотреться, выбрать…
— Что? Никакой надежды? — умоляюще шепнула блондинка.
— Как же без надежды? — пересохшим ртом отвечал дон Жуан, не в силах отвести взгляда от ее свежих, чуть подкрашенных губ. — Надежда есть всегда!
О чем идет речь, он, естественно, не понимал, да и, честно сказать, к пониманию не стремился. Когда говоришь с женщиной, смысл не важен — важна интонация.
— Я — про кору, — уточнила она.
— Я — тоже…
Синие влажные глаза просияли безумной радостью, и в следующий миг к изумлению дона Жуана нетерпеливые ласковые руки обвили его шею.
— Значит, все-таки любишь?.. — услышал он прерывистый шепот.
В горние выси мать! А тело-то у него, оказывается, с прошлым! Да еще с каким!..
В смятении он оглянулся на дверь.
— А… муж?
— Пусть скажет спасибо за баржу… — хрипло отвечала блондинка, бесцеремонно внедряя руку дона Жуана в кружева своего декольте.
«Какая еще в преисподнюю баржа?» — хотел вскричать он, но рот его уже был опечатан нежными горячими губами.
Ай да тело! Ай да погуляло!..
Волоокий дородный полковник маялся в коридоре. При параде и даже при каких-то регалиях. Увидев выходящих из спальни дам, резко обрел выправку.
— Спасибо вам за баржу, — прочувствованно выговорил он. — Только вот… — Чело его внезапно омрачилось. — Уж больно глубина там небольшая. Неровен час поднимут. С баржей-то с одной, может, возиться бы и не стали, но вот теплоход…
— «Богдан Сабинин»? — в озарении спросил его дон Жуан.
— Ну да… Таранил который…
Чуяло его сердце! Стало быть, ладья Харона тоже на дне.
— Даже проплывать над ними, — тихо и внятно вымолвил дон Жуан, глядя в выпуклые, как у испуганного жеребца, глаза, — и то никому бы не посоветовал.
— Слава Богу… — Полковник облегченно вздохнул, но тут же встревожился вновь. — Потом с корой… — беспомощно проговорил он. — Вы ведь в прошлый раз сказали, она полсотни заварок выдерживает…
Супруга его томно оправила пепельные волосы и возвела глаза к потолку. Розовые губы чуть приоткрылись, явив влажный жемчуг зубов. Интересно, сколько ей лет? Двадцать пять? Двадцать? Ах, полковник, полковник! Ну, сам виноват…
— Полсотни, говорите? — рассеянно переспросил дон Жуан.
Полковника прошиб пот.
— Это я округлил, — разом охрипнув, поспешил исправиться он. — На самом деле, конечно, около сорока… Но все равно, заваркой больше — заваркой меньше… Как вы полагаете?
— Полагаю, да, — серьезно ответил дон Жуан — и вокрес полковник.
— Завтрак на столе! — радостно брякнул он, потирая большие ладони. — Прошу.
То ли за четыреста лет научились лучше готовить, то ли дон Жуан давно не пробовал ничего иного, кроме скрипящей на зубах угольной пыли, но завтрак показался ему превосходным. Стоило потянуться за чем-либо, как асимметрично мордастый пасынок (ну не сын же он ей в конце-то концов!), видимо, извлекший из вчерашнего все возможные уроки, вскакивал и, чуть ли не пришаркнув ножкой, подавал желаемое. Весьма способный юноша, с легким омерзением отметил дон Жуан. Далеко пойдет…
— Грибочки, рекомендую, — приговаривал полковник. — А там, Бог даст, и шашлычком из осетринки попотчуем. Петр Петрович-то вот-вот нагрянет… — Полковник приостановился и дерзнул всмотреться в надменное смуглое лицо гостьи. — Так что, подзаправимся — и к генералу. Ждет с нетерпением.
— Генерал? — Дон Жуан насторожился. Ко всяким там генералам, командорам и прочим гроссмейстерам он питал давнюю неприязнь. Были на то причины.
9. У генерала
Первый гость:
— Клянусь тебе, Лаура, никогда
С таким ты совершенством не играла.
Как роль свою ты верно поняла!
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
— Вовремя, вовремя… — Сухонький, чтобы не сказать — тщедушный, генерал милиции вышел из-за стола, чтобы самолично усадить гостью в кресло
— то самое, в котором сиживал недавно владыка. — И с инфарктом — тоже вовремя. Вы даже представить не можете, как вы нас выручили с этим инфарктом… Добрались, надеюсь без приключений?
Дон Жуан лукаво покосился на затрепетавшего полковника.
— Благодарю вас, превосходно… — На доне Жуане был светло-серый английский костюм и французские туфельки на спокойном каблуке — все из гардероба полковницы.
Генерал тем временем вернулся за стол и, лучась приветом, стал смотреть на гостью. Глаза его однако были тревожны.
Странное лицо, подумалось дону Жуану. Лоб, нос, глаза — несомненно принадлежали мудрецу, аналитику и — чем черт не шутит! — аристократу. Рот и нижняя челюсть наводили на мысль о пропащих обитателях Злых Щелей.
— Ну, как там Петр Петрович? — осведомился наконец генерал.
— О-о! Петр Петрович!.. — молвил дон Жуан с многозначительной улыбкой.
Генерал понимающе наклонил прекрасной лепки голову. По обеим глубоким залысинам скользнули блики.
— Да, — признал он. — Что да — то да. Так вот, возвращаясь к инфаркту… Работа, должен признать, безукоризненная. Но с баржей, воля ваша… того… переборщили. Нет, я прекрасно вас понимаю. Бушлаты — на дне. Тот, кто списывал, суду уже не подлежит. Полковник Непалимый, сами видите, по гроб жизни вам благодарен…
Дородный красавец полковник растроганно шевельнул собольими бровями. Генерал вздохнул.
— Но теплоход-то зачем? — продолжал он, морщась и потирая залысину. — Шума теперь — на всю страну. Утром соболезнование от правительства передавали, назначают комиссию, опять же водолазы вызваны… Но это, я надеюсь, вы сами уладите. — Он замолчал, покряхтел. — Теперь насчет коры…
— Да что, собственно, кора? — сказал дон Жуан. — Заваркой больше, заваркой меньше…
Генерал вздрогнул. Полез в боковой карман, достал платок и, не спуская с дона Жуана зеленоватых настороженных глаз, медленно промакнул обе залысины.
— Так-то оно так, — внезапно осипнув, проговорил он. — Однако после кончины очередного нашего… — Генерал кашлянул. — Словом, кое у кого возникли подозрения, что речь уже шла не о двух-трех, но о десятках заварок… Кусок коры взяли на экспертизу. — Глава милиции вздернул рыжеватую бровь и смерил полковника глазом. — Федор Прокофьич, распорядись насчет кофе.
— Сию минуту. — Полковник повернулся и скрылся за дверью.
Генерал дождался, пока она закроется, и подался через стол к дону Жуану.
— Кора оказалась дубовой, — сообщил он сдавленным шепотом.
— Да что вы!.. — тихонько ахнул Дон Жуан и откинулся на спинку кресла.
— А вы не знали? — с подозрением спросил генерал.
— Я же только что прибыл… ла, — напомнил дон Жуан, мысленно проклиная родной язык Фрола Скобеева, в котором глаголы прошедшего времени черт их знает почему имели еще и обыкновение изменяться по родам.
— А… Ну да… — Генерал покивал. — Представьте себе, оказалась дубовой… Теперь будут проверять всю цепочку и начнут наверняка с нас. Но вы-то, я надеюсь, подтвердите, что на нашем участке подмены быть не могло… — Он запнулся и снова уставился на гостью. — Простите… Это ведь, наверное, не вы у нас были в прошлый раз?
Времени на колебания не оставалось.
— Разумеется, нет, — ровным голосом отвечал дон Жуан, хотя сердце у самого проехало по ребрам, как по стиральной доске.
Генерал не на шутку встревожился.
— А ваш предшественник? Он согласится подтвердить — как считаете?
— Какие могут быть разговоры!
Дверь приоткрылась, послышался знакомый бархатный баритон: «Не надо, я сам», — и в кабинет вошел полковник с подносиком, на котором дымились две чашки кофе.
— Ну и слава Богу! — Генерал заметно повеселел. — Стало быть, с корой тоже уладили… Что же касается розыска… — Он сочувственно прищурился и покачал головой. — Должен сказать прямо: трудная задача. Трудная. Ну посудите сами: мужчина, предположительно молодой, внешность неизвестна, развратник…
Дон Жуан вздрогнул и пристально посмотрел на генерала.
— Да таких сейчас полстраны! — проникновенно объяснил тот. — Ну положим, испанский акцент. Положим. Я, правда, не уверен, что обычный оперуполномоченный сумеет отличить испанский акцент шестнадцатого века, скажем, от современного армянского… Сам я пока вижу лишь одну зацепку: что ему делать в России? Как это у Марины Ивановны?.. «Но, увы, клянусь вам женихом и жизнью, что в моей отчизне…» М-да… Стало быть, попробует выбраться на историческую родину и, не зная наших порядков, наделает глупостей… Что с вами? Обожглись? Ну что ж ты, Федор Прокофьич, такой горячий кофе принес!..
— Марина Ивановна? — переспросил дон Жуан, дрогнувшей рукой ставя чашку на стол. — А кто это, Марина Ивановна?
— Просто к слову пришлось, — пояснил несколько озадаченный генерал. — Поэтесса. Покончила жизнь самоубийством…
«Значит, сейчас в седьмом круге, — машинально подумал дон Жуан. — Жаль, разминулись…»
10. С прогулки
Дон Гуан:
— Что за люди,
Что за земля! А небо?.. Точный дым.
А женщины?
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
К вечеру он вышел на разведку. Чудовищный город вздымал к залапанному дымами небу прямоугольные каменные гробницы — каждая склепов на триста, не меньше. Заходящее солнце тлело и плавилось в стеклах. Трамвай визжал на повороте, как сто тысяч тачек с углем.
Похоже, пока дон Жуан горбатился во втором круге, мир приблизился к гибели почти вплотную. Все эти дьявольские прелести: тесные, как испанский сапог, автомобили, трамваи и особенно грохочущие зловонные мотоциклы — неопровержимо свидетельствовали о том, что Ад пустил глубокие корни далеко за Ахерон. Непонятно, куда эти четыреста лет смотрела инквизиция, как она допустила такое и чем вообще сейчас занимается. Скажем, те же генерал с полковником…
И все-таки уж лучше это, чем угольные карьеры второго круга.
— Прошу прощения, — с истинно кастильской любезностью обратился дон Жуан к хорошенькой прохожей. — Будьте столь добры, растолкуйте, если это вас не затруднит, какой дорогой мне лучше… — Он смолк, видя на лице женщины оторопь, граничащую с отупением.
— Набережная где? — спросил он тогда бесцеремонно и коротко — в лучших традициях второго круга.
Лицо прохожей прояснилось.
— А вон, через стройку!
С женщинами тоже было не все в порядке. Какие-то озабоченные, куда-то спешащие. Кругом — изжеванные буднями лица, обнаженные локти и колени так и мелькают, но вот почему-то не очаровывает эта нагота. Даже уже и не завораживает.
Дон Жуан сердито посмотрел вслед прохожей, потом повернулся, куда было сказано. Если окружающий мир лишь слегка напоминал преисподнюю, то стройка являла собой точное ее подобие. Вдобавок среди припудренных ядовитой пылью обломков стоял прямоугольный чан, в котором лениво побулькивала черно-зеркальная смола.
Чтобы не попасть в клубы липкого, ползущего из топки дыма, дон Жуан решил обойти смоляной чан справа.
— Эй, кореш! — негромко окликнули его на полпути мяукающим голоском.
Дон Жуан оглянулся — и отпрянул. На краю чана сидел полупрозрачный чертенок.
— Чего шарахаешься? — хихикнул он. — Шепни генералу, что с водолазами все улажено, понял?
Ужаснувшись, дон Жуан кинулся к чану и, ухватив бесенка за шиворот, с маху швырнул его в смолу. Отскочил, огляделся, ища рубчатый железный прут.
Черный как смоль бесенок с воплем вылетел из чана. Взорвавшись вороненой дробью брызг, отряхнулся по-кошачьи и злобно уставился на обидчика.
— Ты чего?.. — взвизгнул он. — Ты!.. Ты на кого работаешь?
Дон Жуан подобрал арматурину и метнул наотмашь. Бесенок с воплем нырнул в смолу.
Дон Жуан повернулся и сломя голову кинулся прочь.
«Двум смертям не бывать», — повторял он про себя, нажимая седьмую кнопку подъемной клети. Однако, если вдуматься, то вся его история была прямым опровержением этой любимой поговорки Фрола Скобеева.
Вдобавок чертенок его даже и не выслеживал — напротив, явно принял за кого-то своего. Зря он его так, в смолу-то… Хотя, с другой стороны, уж больно неожиданно все получилось.
Выйдя на седьмом этаже, дон Жуан достал из сумочки крохотный зубчатый ключик и открыл дверь. Эх, где она, тисненая кордовская кожа на стенах, бело-голубые мавританские изразцы в патио, прохладные даже в самый жаркий полдень, и мягкий, огромный, занимающий полгостиной эстрадо! Ну да после подвала и голая кровать без резьбы покажется Раем.
На столе брошены были документы, полученные им прямо в кабинете генерала. Дон Жуан раскрыл паспорт, посмотрел с тоской на миниатюрный портрет жгучей красавицы брюнетки. «Жанна Львовна Гермоген, русская…» — прочел он, с трудом разбирая кириллицу.
В Испанию или, как выразился генерал, на историческую родину пробираться пока не стоит. Кстати, не исключено, что там его тоже разыскивают. Вряд ли Ахерон впадает в одну только Волгу…
Послышалось мелодичное кваканье, и дон Жуан огляделся. А, понятно… Он снял телефонную трубку, припоминая, каким концом ее прикладывал к уху полковник, когда вызывал усиленный наряд. Вспомнив, приложил.
— Жанна Львовна? — радостно осведомился взволнованный знакомый баритон.
— Да, это я.
— Сразу две новости! И обе приятные. Во-первых, Петр Петрович завтра прибывает… Из Москвы… Ну, это вы, наверное, уже и сами знаете.
— А вторая?
— Чупрынов застрелился! — благоговейно вымолвил полковник.
Чупрынов? Это еще кто такой? Впрочем, какая разница…
— И что же тут приятного?
— Как… — Полковник даже слегка растерялся. — Так ведь проверки-то теперь не будет! Выяснилось, это он кору подменил! А еще министр…
Кора. Опять кора… Такое впечатление, что все повредились рассудком.
— У меня тоже для вас новость, — вспомнив чертенка, сказал дон Жуан.
— Передайте генералу, что с водолазами улажено.
В трубке обомлели.
— По-нял, — перехваченным горлом выговорил полковник. — Спасибо… Спасибо, Жанна Львовна! Бегу докладывать.
Трубка разразилась короткими гудками. Дон Жуан посмотрел на нее, пожал плечом и осторожно положил на рычажки. Однако стоило отойти от стола на пару шагов, как из прихожей послышался шепелявый щебет устройства, заменявшего здесь дверной молоток.
Дон Жуан встрепенулся. Это могла быть жена полковника. Роскошная пепельная блондинка обещала зайти за вещами и поговорить о чем-то крайне важном. Не иначе, о коре… Не сразу справившись от волнения с дверным замком, дон Жуан открыл. На пороге стояла и растерянно улыбалась невзрачная русенькая девушка, вдобавок одетая как-то больно уж по-мужски.
— Здравствуйте, — робко произнесла она, не спуская испуганных серых глаз со смуглой рослой красавицы, чем-то напоминающей Кармен.
— Здравствуйте, — удивленно отозвался дон Жуан. — Прошу вас…
Он провел гостью в комнату и предложил ей кресло. Совершенно точно, раньше он ее нигде не видел… Может, от генерала посыльная?
— Я не знаю, что со мной происходит, — отчаянным надломленным голосом начала она. — Я запретила себе думать о вас. Вы мне снитесь с того самого дня. Я вас боюсь. Вы колдунья, вы что-то со мной сделали… От вас исходит такое… такое… Я все про вас узнала!
— Вот как? — Дон Жуан был весьма озадачен. — И что же вы обо мне узнали?
— Ничего хорошего! — бросила она, уставив на него сердитые серые глаза. — Мне все про вас рассказали. И что вы с матерью Гарика, и все-все… Вы ужасная женщина… Вы… Вы с мафией связаны!.. А я вот все равно взяла и пришла…
— Простите… Но кто вы?
Гостья тихонько ахнула и прижала к губам кончики пальцев.
— Вы меня не узнаете?
Он виновато развел руками.
— На заре морозной… под шестой березой… — жалобно начала она.
— Вы?
Дон Жуан попятился. Посмотрел на свои тонкие смуглые руки, на едва прикрытую грудь…
— Нет! — хрипло сказал он, в ужасе глядя на гостью. — Ради Бога… Не надо… Нет…
11. На лоне
Лаура:
— А далеко на севере — в Париже —
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует.
А нам какое дело?
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Неправдоподобно синяя Волга распластывалась чуть ли не до горизонта. По сравнению с ней Ахерон показался бы мутным ручейком, и только, пожалуй, Стикс в том месте, где он разливается на мелководье, мог соперничать с этой огромной рекой.
— В прошлый раз… — галантно поигрывая мышцами и стараясь не распускать живот, говорил волоокий полковник, — Петр Петрович в Подмосковье пикник заказал. И все равно без нас не обошлись. Отправили мы им туда пьяного осетра…
— Пьяного осетра? — переспросил дон Жуан. Они прогуливались по теплому песку, настолько чистому, что он даже привизгивал, если шаркнуть по нему босой подошвой. В синем небе сияло и кудрявилось одинокое аккуратненькое облачко. Погоду, казалось, специально готовили к приезду высокого гостя. Кстати, впоследствии дон Жуан узнал, что так оно и было.
— Пьяного, — радостно подтвердил полковник. — Старая милицейская хитрость. Поишь осетра водкой — и в самолет. Трезвый бы он до Москвы три раза сдох, а пьяный — ничего, живехонький… А то еще под видом покрышек от «Жигулей». Свертываешь осетра в кольцо, замораживаешь, пакуешь — и опять же в самолет. Колесо колесом, никто даже и не подумает…
Лицо его внезапно исказилось ужасом; живот, оставшись без присмотра, выкатился.
— Струна! — плачуще закричал полковник. — Ты что ж смотришь? Ты погляди, что у тебя на пляже делается!
По сырой полосе песка, оттискивая полиграфически четкие следы, нагло прогуливалась взъерошенная серая ворона.
Заботливо промытая ночным дождем зелень взбурлила, и из нее по пояс возник ополоумевший сержант милиции. Размахнулся и метнул в пернатую нечисть резиновой палкой — точь-в-точь как дон Жуан в чертенка арматуриной.
— Карраха! — выругалась ворона по-испански и улетела. Следы замыли.
— Слава Богу, успели, — с облегчением выдохнул полковник. — А вон и Петр Петрович с генералом…
Белоснежная милицейская «молния», выпрыгивая вся из воды от служебного рвения, летела к ним на подводных крыльях. Сбросила скорость, осела и плавно уткнулась в заранее углубленную, чтобы крылышек не поломать, бухточку. Скинули дюралевый трапик, и, любезно поддерживаемый под локоток тщедушным генералом, на берег сошел Петр Петрович — бодрый, обаятельный старичок.
— Лавливал, голубчик, лавливал, — благосклонно поглядывая на генерала, говорил он. — Помню, на Гениссаретском озере с Божьей помощью столько однажды рыбы поймал, что, вы не поверите, лодка тонуть начала. Но осетр — это, конечно, да… Осетр есть осетр.
На трех мангалах, источая ароматный дымок, готовились шашлыки из только что пойманной рыбины.
— Пойма Волги, Петр Петрович, — заискивающе улыбаясь и заглядывая в глаза, отвечал генерал. — Райский уголок.
Петр Петрович приостановился, с удовольствием вдыхая терпкий и упоительно вкусный запах. Одобрительно поглядел на ящики дорогого французского коньяка.
— Ну это вы, голубчик, не подумавши, — ласково пожурил он. — Рай… Ну что… Рай — оно, конечно, да… Однако ж наверное скучно в Раю все время-то, как вы полагаете?
Дон Жуан усмехнулся. Просто поразительно, с какой легкостью берутся рассуждать люди о таких вещах, как Рай и Ад. Им-то откуда знать, каково там!
— Нет, голубчик, кое-чего в Раю вы при всем желании не отыщете, — продолжал журчать живой старичок. — Шашлычка того же из осетринки, а? Из свежей, животрепещущей, можно сказать. Коньячка вам опять же там никто не нальет, нет, не нальет, даже и не рассчитывайте… И бесполо все, знаете, бесполо… А тут вот и прекрасные э-э… — И Петр Петрович плавно повел сухой дланью в сторону смуглой рослой красавицы в бикини.
Взгляды их встретились, и дон Жуан чуть не лишился чувств. Мудрые старческие глаза Петра Петровича были пугающе глубоки. Дон Жуан словно оборвался в пропасть. Захотелось изогнуться конвульсивно, пытаясь ухватиться за края, остановить падение…
Петр Петрович поспешно, чтобы не сказать — испуганно, отвернулся.
— Да, кстати… — озабоченно молвил он и, в свою очередь подхватив генерала под локоток, увлек прочь. Встревоженно шушукаясь, оба скрылись в зарослях тальника.
Все еще чувствуя предобморочную слабость, дон Жуан потрясенно глядел им вслед. Оставалось лишь гадать, кто же он — этот Петр Петрович. Должно быть, после смерти такой человек высоко вознесется, а если уж падет — то, будьте уверены, на самое дно преисподней. Глаза-то, глаза!.. Полковник сказал: из Москвы… Ох, из Москвы ли?..
Сзади под чьими-то осторожными шагами скрипнул песок. Дон Жуан хотел обернуться, но в следующий миг его крепко схватили за руки, и на лицо плотно упала многослойная марля, пропитанная какой-то дурманящей мерзостью.
Очнувшись, он первым делом изучил застенок. Всюду камень, нигде ни окна, ни отдушины. Единственный выход — железная дверь с глазком. Должно быть, подземелье.
Итак, его опознали… Конечно же, не из какой он не из Москвы, этот Петр Петрович, а прямиком из-за Ахерона… Мог бы и раньше догадаться!
Да, но если дон Жуан опознан, зачем его посадили в подземелье? Не проще ли было изъять тело, а самого вернуть во второй круг? Или даже не во второй, а много глубже — за побег и угон ладьи…
Что тут можно предположить? Либо хотят изъять тело в особо торжественной обстановке, что весьма сомнительно, либо… Либо его опять приняли за кого-то другого. Ошибся же тогда чертенок…
Утешив себя такой надеждой, дон Жуан поднялся с жесткой койки и еще раз осмотрел камеру. Отсюда и не убежишь, пожалуй… Ишь как все законопатили!..
Счет времени он потерял очень быстро. Освещение не менялось. Приносившие еду охранники на вопросы не отвечали. Наверное прошло уже несколько дней, когда в коридоре послышались возбужденные голоса, и сердце оборвалось испуганно: это за ним.
Лязгнула, отворяясь, железная дверь, и в камеру вошли двое. В коридоре маячило ошеломленное рыло охранника.
— А? Застенки! — ликующе вскричал вошедший помоложе, и простер руку к дону Жуану. — Самые настоящие застенки! Полюбуйтесь! Держать женщину в подвале, даже обвинения не предъявив! Как вам это понравится?
Тот, что постарше, хмурился и покряхтывал.
— Почему вы знаете, что не предъявив?
— Потому что уверен! — с достоинством отозвался первый и вновь повернулся к дону Жуану. — Скажите, вам было предъявлено какое-либо обвинение?
— Нет, — с удивлением на них глядя, отозвался тот. — Генерал…
— Ге-не-рал? — Тот, что помоложе, запрокинул лицо и расхохотался сатанински. Оборвал смех, осунулся, стал суров. — Недолго ему теперь ходить в генералах. За все свои злоупотребления он ответит перед народом. Хватит! Пора ломать систему!
12. Под следствием
Дона Анна:
— Так это дон Гуан?
Дон Гуан:
— Не правда ли — он был описан вам
Злодеем, извергом…
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
— Стало быть, никого из этих людей, — склонив упрямую лобастую голову, цедил следователь, — вы не знаете и даже никогда не встречали… Вы присмотритесь, присмотритесь!
Дон Жуан присмотрелся. Совершенно определенно, этих четверых он не встречал ни разу, а если уж совсем честно, то предпочел бы и дальше не встречать. Один — какой-то всклокоченный, с заплывшим глазом, другой — коренастый, волосатый, насупленный, третий — румяный придурковато осклабившийся красавец, четвертый — громила с татуированными лапами… И, воля ваша, а веяло от всех четверых неким неясным ужасом.
— Стало быть, не видели, — помрачнев, подытожил следователь. — Ладно, уведите…
Незнакомцев увели.
— Смотрю я на вас — и диву даюсь, — играя желваками, продолжал он. — Почему вы, собственно, так уверены в своей безнаказанности? Да, генерал волевым решением поместил вас в подвал, и генерал за это ответит. Как и за многое другое. Вы хотите здесь сыграть роль жертвы? Но в подвал, согласитесь, могли попасть и сообщники генерала, что-то с ним не поделившие. Вы улавливаете мою мысль?
Дон Жуан был вынужден признать, что улавливает.
— Кто такой Петр Петрович? — отрывисто спросил следователь.
— Понятия не имею.
— Имеете!
Дон Жуан смолчал. Так и не дождавшись ответа, следователь устало вздохнул.
— Хорошо, — сказал он. — Давайте по-другому. Ваше последнее появление. Как всегда, вы возникаете неизвестно откуда, и генерал принимает вас с распростертыми объятьями. Совершенно незаконно он снабжает вас документами на имя гражданки… — Следователь неспешно раскрыл и полистал паспорт. — Гермоген… — Запнулся, словно подивившись неслыханной фамилии, затем вновь нахмурился и кинул паспорт на стол. — Поселяет вас в ведомственной квартире, снабжает роскошными туалетами… С чего бы это, Жанна Львовна? Вы уж позвольте, я буду пока вас так называть. В прошлый раз ваше имя-отчество, помнится, звучало несколько по-другому — это когда вы прибыли в город с бригадой речников, которых теперь даже узнавать отказываетесь…
«Значит, на зону… — угрюмо думал дон Жуан. — Кажется, здесь это тоже так называется… Ну что ж, не пропаду. Бегут и с зоны…»
— А куда кору дели? — с неожиданной теплотой в голосе полюбопытствовал следователь.
О Господи! И этот туда же!
— Какую еще кору?
Следователь крякнул и прошелся по кабинету. Косолапо, вразвалку, склонив голову и сжав кулаки. Мерзкая походка. Как будто тачку катит. С углем. Остановился, повернул к дону Жуану усталое брезгливое лицо.
— Ту самую, что в прошлый раз вы давали заваривать гражданке Непалимой, вашей давней любовнице. — Следователя передернуло от омерзения.
— Ваше счастье, что нынешнее наше законодательство гуманно до безобразия. Будь моя воля, я бы вас, лесбиянок…
Он скрипнул зубами и, протянув руку, медленно сжал кулак.
— Нет, ну это что ж такое делается! — с искренним возмущением заговорил он. — Педерастов за растление малолеток — сажают, а этим, розовеньким, даже и статью не подберешь! Нету! Ну, ничего… — зловеще пробормотал он и, подойдя вразвалку к столу, принялся ворошить какие-то бумаги. — Ничего-о… Найдется и на вас статья, Жанна Львовна. Я понима-аю, вам нужно было выручить ваших дружков с буксира… Вот и выручили. И думали, небось, все концы — в воду? Ан нет, Жанна Львовна! Вы что же, полагаете, с «Богдана Сабинина» никто не спасся после того, как вы проникли в рубку и таранили баржу теплоходом? Шланги водолазам, надо полагать, тоже вы обрезали?
— Нахалку шьешь, начальник! — хрипло проговорил дон Жуан.
Лицо следователя изумленно просветлело.
— Ну вот… — вздымая брови, тихо и счастливо вымолвил он. — Вот и высветился кусочек биографии… Отбывали? Когда? Где? По какой?
«Да чего я, собственно, боюсь-то?» — с раздражением подумал дон Жуан.
— Во втором, — презрительно глядя в глаза следователю, выговорил он.
— По седьмому смертному.
Несколько секунд следователь стоял неподвижно, потом у него внезапно подвихнулись колени. Сел. По выпуклому лбу побежала струйка пота.
— В горние выси мать! — Голос его упал до шепота. — Ванька?..
— Фрол?!
— Проходи, садись, — буркнул Фрол Скобеев, прикрывая дверь. — Хоромы у меня, как видишь, небогатые, ну да ладно… Погоди-ка!.. — добавил он и замер, прислушиваясь.
Похлопал по шторам, посмотрел с подозрением на стол. Наклонился, сунул руку. Под столом что-то пискнуло и забилось.
— Ага… — сказал он с удовлетворением и выпрямился, держа за шкирку извивающегося полупрозрачного чертенка.
— Чего хватаешь? Чего хватаешь? — вопила тварь, стреляя слюдяными копытцами.
Насупившись, Фрол скрылся за дверью туалета. Загрохотала вода в унитазе.
— Достали, шестерки, — мрачно пожаловался он, вернувшись. — Ну так кто первый рассказывать-то будет?
13. Рассказ Фрола
Лепорелло:
— А завтра же до короля дойдет,
Что дон Гуан из ссылки самовольно
В Мадрит явился…
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Уступ пылал. Рассыпавшись цепью, грешные сладострастием души истово шлепали в ногу сквозь заросли алого пламени. Пламя, впрочем, было так себе, с адским не сравнить, и обжигало не больней крапивы.
— Раз, два, три!.. — взволнованным шепотом скомандовали с правого фланга.
Фрол Скобеев с отвращением набрал полную грудь раскаленного воздуха.
— В телку лезет Паси-фая! — грянула речевка. Прокричав эту загадочную дурь вместе со всеми, Фрол не удержался и сплюнул. Плевок зашипел и испарился на лету.
— Гоморра и Со-дом! — жизнерадостно громыхнуло навстречу, и из пламени возникла еще одна цепь кающихся. Далее обеим шеренгам надлежало обняться в умилении, затем разомкнуть объятья и, совершив поворот через левое плечо, маршировать обратно.
Встречная душа с собачьей улыбкой уже простерла руки к Фролу, когда тот, быстро оглядевшись по сторонам, ткнул ее кулаком под дых и добавил коленом.
— У, к-козел!.. — прошипел он безо всякого умиления.
Грешников из встречной шеренги Фрол не терпел. Особенно этого, о котором поговаривали, что он и здесь сожительствует с одним из ангелов. Ну и стучит, конечно…
Выкрикивая речевку за речевкой, кающиеся домаршировали до конца уступа. Внезапно заросли розового пламени раздвинулись, и перед Фролом возник светлый ангел с широкой улыбкой оптимиста. В деснице его сиял меч.
— Грешник Скобеев?
— Так точно… — оробев, отвечал Фрол. Ангел был тот самый. О котором поговаривали.
Они вышли из пламени и двинулись к высеченному в скале ветвисто треснувшему порталу. Трещина эта появилась относительно недавно — когда в Чистилище на полном ходу сослепу врезался «Титаник».
Войдя внутрь, Скобеев опешил. Навстречу им, качнув рогами, поднялся начальник охраны второго круга. «А этому-то здесь какого дьявола надо?» — озадаченно подумал Фрол.
— Огорчаете, огорчаете вы нас, грешник Скобеев, — ласково заговорил ангел, прикрывая дверь и ставя меч в угол. — Создается такое впечатление, что в Рай вы не торопитесь. Вчера изрекли богохульство, сегодня вот плюнули… Вам, может быть, неизвестно, что за каждое нарушение накидывается еще сотня лет сверх срока? Впрочем, об этом потом…
Цокая копытами по мрамору пола, подошел начальник охраны.
— Кореш-то твой, — с каким-то извращенным удовлетворением сообщил он,
— сорвался…
Ничем не выдав волнения, Фрол равнодушно почесал вырезанную на лбу латинскую литеру «р».
— У меня корешей много…
— На пару когти рвать думали? — Хлестнув себя хвостом по ногам, глава охраны повысил голос.
— Чернуху лепишь, начальник, — угрюмо возразил Фрол.
— Ну что за выражения… — поморщился улыбчивый ангел. — Какая чернуха, о чем вы? Просто мы полагали, что вас заинтересует это известие. Но раз оно показалось вам скучным… Вы свободны, грешник Скобеев. Можете маршировать дальше — вплоть до Страшного Суда. А мы поищем другого кандидата…
— На что кандидата? — не понял Фрол.
— А вот это уже проблеск интереса, — бодро заметил ангел. — Грешник Скобеев! Скажите, как вы отнесетесь к тому, чтобы вернуться в мир и прожить там еще одну жизнь?
Ответом было тупое молчание.
— Мы предоставим вам в пользование тело, — продолжал ангел. — Хорошее тело, лет двадцати-тридцати…
В глазах Фрола забрезжило понимание.
— Ваньку, что ли, сыскать? — криво усмехнувшись, спросил он.
— Ванька — это… — Ангел посмотрел на начальника охраны. Тот утвердительно склонил рога. — Да, неплохо бы…
— А убегу?
— Куда? — удивился ангел. — Куда вы от нас убежите, грешник Скобеев? Лет через пятьдесят вы так или иначе скончаетесь и опять попадете к нам.
— А Ванька, выходит, не попадет?
— Да что ваш Ванька! — с неожиданной досадой бросил ангел. — Тут уже не в Ваньке дело… Хотя, конечно, угнать ладью Харона — это, знаете ли… скандал. До самых верхов скандал. — Он помолчал, хмурясь. — Короче, после побега вашего дружка в каптерку нагрянули с ревизией и вскрыли недостачу тел, умышленную небрежность в записях, ну, и еще кое-что… Вы понимаете, что это значит? Это значит, что через Ахерон постоянно шла контрабанда, что мы имеем дело с преступной организацией, пустившей разветвленные корни и на том, и на этом свете. Харон и бывший каптенармус сейчас находятся под следствием по обвинению в халатности. Пока. Согласитесь, что на фоне таких фактов выходка вашего друга при всей ее дерзости несколько меркнет… Словом, если вам удастся выполнить хотя бы часть того, о чем мы вас попросим, — грешите хоть до конца дней своих. В любом случае Рай вам будет обеспечен. Вам что-нибудь неясно?
— Почему я? — хмуро спросил Фрол.
— Резонный вопрос. — Ангел вновь заулыбался. — Почему именно вы… А вы нам подходите, грешник Скобеев. Взять хотя бы прижизненную вашу биографию. Ту интрижку со стольником Нардиным-Нащокиным вы, помнится, провернули очень даже профессионально. Да и после кончины показали себя весьма сообразительной личностью. Ну чего уж там, давайте честно, между нами… Ведь план-то побега — целиком ваш?
14. Снова вместе
Дон Гуан:
— Только б
Не встретился мне сам король. А впрочем
Я никого в Мадрите не боюсь.
А.С.Пушкин «Каменный гость»
— Ну ладно, с телом — понятно, — озадаченно проговорил дон Жуан. — Но как ты в следователи-то попал?
Фрол усмехнулся. Тело ему досталось крепкое, кряжистое и, надо полагать, весьма расторопное. Но главное, конечно, мужское.
— В Москве документ выдали. Все честь по чести: следователь Фрол Скобеев. Да нас тут целая комиссия работает.
— И все из-за Ахерона?
— А ты думал!
Дон Жуан лишь головой покрутил.
— Слушай, а я ведь тебя и впрямь за судейского принял. Ловко ты…
— Наблатыкался, — ворчливо пояснил Фрол. — Да и не впервой мне… Хаживал по приказным делам, хаживал… — Он помрачнел, крякнул, поглядел сочувственно. — Тебя-то как угораздило?
— Впопыхах! — Смуглая красавица сердито сверкнула глазами. — Не трави душу. Скажи лучше, кто такой Петр Петрович.
Перед тем как ответить, Фрол вновь озабоченно оглядел комнату — не прячется ли где еще один чертенок.
— Да не Петрович, — подаваясь вперед, жутко просипел он. — Не Петрович! А просто Петр. Он же Симон. Он же Кифа… За взятки в Рай пускает, понял? Ключарь долбаный!
Плеснув обильными волосами, дон Жуан откинулся на спинку стула.
— Опомнись, Фрол! — еле выговорил он. — Какие в Раю взятки? Чем?
— Чем? — Фрол прищурился. — А пикничками на лоне природы? С шашлычком, с коньячком, с девочками, а? Вечное блаженство, оно тоже, знаешь, иногда надоедает, встряхнуться хочется… Ты думаешь, генерал зря перед ним в пыль стелется? Царствие небесное зарабатывает, шестерка! Ну он у меня заработает!..
Дон Жуан с ужасом глядел на друга.
— Фрол! Ты сошел с ума! Ты думай, под кого копаешь! Да Петр трижды Христа предал — и то с рук сошло!..
— Тише ты! — шикнул Фрол. — Я, что ли, копаю?
— А кто?
— Ну, натурально, Павел! — возбужденно блестя глазами, зашептал Фрол.
— У них еще с тех самых пор разборки идут… Про перестройку слышал, конечно?
— Про что?
Фрол даже растерялся.
— Ну, знаешь… — вымолвил он. — Я смотрю, ты тут только и делал, что с полковницей своей забавлялся да с той малолеткой…
— Анну не трогай! — с угрозой перебил дон Жуан.
— Ты еще за шпагу схватись, — сказал Фрол. — Перестройка его из подвала освободила, а он о ней даже и не слышал… Ваня! Милый! Пойми! Все, что творится в этом мире, — это лишь слабый отзвук того, что делается там…
Дон Жуан озадаченно посмотрел на потолок, куда указывал крепкий короткий палец Фрола.
— Нашествия всякие, усобицы, смуты, партии-хартии… — Скобеев презрительно скривил лицо и чуть не сплюнул. — А это все та же разборка продолжается, понял? Взять хоть Россию. В нынешнем правительстве раскол — почему? Одни — за Петра, другие — за Павла. Просто некоторые сами об этом не знают…
— Позволь! Я слышал, они сплошь неверующие…
— Ваня… — укоризненно молвил Фрол. — Да не будь же ты таким наивным! Грешник ты, ангел, верующий, неверующий — кому сейчас какая разница!.. За кого ты? — вот вопрос. На кого работаешь? Ты что же, до сих пор полагаешь, что идет борьба добра со злом? Рая с Адом? Это же одна контора, Ваня! Ты сам четыреста лет уголь таскал — вроде было время поумнеть! Ты слушай… Шишку в правительстве держали сторонники Петра. Ну, и он, конечно, старался, чтобы протянули старички подольше, корой снабжал…
— Да что за кора такая? — не выдержав, вскричал дон Жуан. — Только и слышу: кора, кора…
— Кора древа жизни, чего ж тут не понять? Из Эдема.
— А почему не плоды?
— Плоды! — Фрол хохотнул. — Плоды все пересчитаны. С плодами — строго… Весло у Харона — видел? Имей в виду, рукоятка — долбленая. Вот в нем он, собака старая, и переправлял кусочки коры на этот берег, понял? Пока баржу не пустили. А с баржей тоже история… Люди за умерших свечки ставят, панихиды заказывают. Стало быть, надо как-то участь грешников облегчить. А как? Муки-то в Аду — вечные!..
— Про бушлаты можешь не рассказывать, — предупредил дон Жуан. — Сидел, знаю.
— Ну вот… А идея была — Петра. Насчет бушлатов. И нам во втором круге малость потеплее, и ему с бригадой речников кору переправлять сподручней…
— А, это те четверо?
— Ну да. Хотя вообще-то пятеро… Подпили однажды матросики всей бригадой — да и подписали договор с похмелья. Пять душ — за ящик водки. Дурачки… — Фрол сокрушенно покачал головой. — В тела, конечно, понасажали бесов — и пошло-поехало: туда — с бушлатами, обратно — с корой. И все правительство только на этой коре и держалось — жили черт знает по скольку… Одного не учли — народ-то все умнее становится! Сам смотри, какая цепочка: матросики передают кусок коры начальнику речпорта, тот — полковнику, полковник — генералу… Ну и так далее. А у всех, обрати внимание, жены. Взять хоть эту твою полковницу. Сколько ей лет, как полагаешь?
— Двадцать два… Двадцать пять…
— А за сорок не хочешь? Вот и считай: одна себе заварила, другая заварила, пятая, десятая… И приходит кора в Кремль уже вываренная. Солома соломой… И как начали они все там мереть! Один за другим. А сторонники Павла (до этого-то они тихие были), видя такое дело, тоже зевать не стали… И вопрос сейчас: кто кого?.. Самого Петра, ты прав, нам не свалить, но шестерок его — под корень, Ваня! Под корень! Вообще, все, что было, — все под корень! Это и есть перестройка.
Дон Жуан с любопытством его разглядывал.
— Ну допустим, — осторожно сказал он. — Но тебе-то самому от всего от этого что за выгода?
— Погоди, — сказал Фрол и встал. — Погоди, дай сначала выпьем да закусим…
15. На пару
Дон Гуан:
— …он человек разумный
И, верно, присмирел с тех пор, как умер.
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
На столе воздвиглась хрустальная ладья с осетровой икрой, из которой торчал затейливый черенок большой серебряной ложки.
— Что пить будешь? — спросил Фрол.
— А что у тебя есть?
— А все!
— Ну вот… — Дон Жуан улыбнулся. — А говорил, живешь небогато…
— А то богато, что ли? — возразил Фрол, оглядывая комнату, обставленную с наивной трогательной роскошью. — Вот тезка твой, тот — да, тот — живет… Все жулье, что было на крючке у генерала, теперь у него на крючке. Ну, кое-какие крохи и мне, видишь, перепадают…
— Что еще за тезка?
— Так я же тебе говорил: мы сюда из Москвы целой комиссией нагрянули… А старшим следователем у нас — Ванька Каин…
— А, это из седьмого круга?
— Ну да. Седьмой круг, первый пояс… Сыщик — дай Боже, не нам чета. Малюта еще просился, но тому, видишь, отказ вышел. Не те, говорят, времена… Не знаю, как насчет времен… — Фрол открыл резной поставец и, озадаченно нахмурясь, осмотрел заморские зелейные скляницы, — но народишко у нас, гляжу, прежний… Только что словечек нахватался да одежку сменил. Кого ни возьми — либо шпынь ненадобный, либо вовсе жулик… Вот, — сказал он с некоторым сомнением, выбирая замысловатой формы бутыль. — Романея… Владыка принес, архиерей тутошний. С генералом в пополаме работал, теперь вот, видишь, отмазывается. Ну, посмотрим…
Сосредоточенно сопя, разлил розоватое зелье в два кудрявых хрустальных кубка. Сел. Отхлебнул. В недоумении пошевелил бровями.
— Слабовато, — посетовал он. — Не иначе водой развел, плут. В подвал его посадить, что ли?..
Помолчал, повесив голову, потом вдруг раздул ноздри и, ахнув кубок залпом, со стуком поставил на стол.
— Какая выгода, спрашиваешь? — Налег широкой грудью на край стола и яростно распахнул глаза, наконец-то став хоть немного похожим на себя прежнего. — Ваня! Я почти пятерик отмотал! Я больше не хочу таскать уголь! Обрыдло, Ваня… В конце-то концов, могу я себе устроить нормальную вечную жизнь?
Он схватил бутылку за горлышко и снова набурлил себе полный кубок.
— Рай, стало быть, зарабатываешь… — задумчиво молвил дон Жуан. — Скажем, поймал ты меня, а они тебе за это — вечное блаженство?
Фрол поперхнулся.
— Не поймал… — с недовольным видом поправил он. — А нашел! Нашел и предложил вместе работать на Павла. И ты, имей в виду, согласился!
— А вот этого я что-то не припомню, — спокойно заметил дон Жуан, тоже пригубив вина, кстати сказать, весьма недурного.
— Да в превыспреннюю твою растак!.. — Фрол вскочил и неистово огляделся, ища, по славянскому обычаю, что разбить. Не найдя ничего подходящего, махнул рукой и снова сел. — Ну, может, хватит, Ваня, а? Хватит шпажонкой-то трясти? С девочки на девочку перепрыгивать — хватит?.. Не те сейчас времена, Ваня, не те! Пропадешь один! Вот те крест, пропадешь!..
— Фрол, — с жалостью глядя на друга, отвечал дон Жуан. — Ну продадут же! Кому ты поверил? Ты же их не первую сотню лет знаешь! Своих — да… Своих за шиворот в Рай тащить будут… Сам говорил: сколько баб было у Владимира Святого!..
— Не-ет… — Фрол даже отстранился слегка. В глазах — испуг. — Не должны… С чего им нас продавать? Да и кому? Петру, что ли?
— А вот увидишь! — Смуглая красавица зловеще усмехнулась и залпом осушила свой кубок. — Чуть что не так — все на нас свалят, а сами чистенькими окажутся, попомни мои слова! И ангел этот твой, и начальник охраны…
Фрол тяжко уставился на хрустальную ладью с икрой. В сомнении пожевал губами.
— А с чего ты взял, что будет не так? — спросил он вдруг и тут же повеселел. — Брось, Вань! Все будет как надо… Да тебе, между нами, и податься-то некуда… У Петра шестерок много. И все, кстати, думают, что ты давно уже на Павла работаешь…
— Это почему же?
— Почему! — Фрол ухмыльнулся. — А ладью у Харона кто угнал? Я, что ли?.. Ревизия в каптерку из-за кого нагрянула?.. Нет, Ваня, нет, друг ты мой сердешный, дорожка у нас теперь одна…
Он снова потянулся к заморской склянице.
— Фрол, а мне?.. — проскулил кто-то у порога.
Дон Жуан взглянул. В дверном проеме переминался с копытца на копытце давешний полупрозрачный чертенок.
— Пшел вон! — не оборачиваясь, сказал Фрол. — Вот хвост на кулак намотаю…
Чертенок понурился. Видно было, что его раздирают какие-то сомнения.
— Я передумал, — надувшись, пробубнил он. — Я на вас работаю…
— Работничек… — сказал Фрол. — Сам уже не знает, на кого стучать!
— А то расскажу, о чем вы тут столковывались! — пригрозил чертенок.
— Кому ты расскажешь? Я ж всех посадил!
— За Ахероном расскажу, — пискнул чертенок.
Фрол Скобеев наконец обернулся.
— Ты зачем, сукин кот, водолазам шланги перегрыз? А?! Двурушник поганый!.. Ладно, иди лакай…
Все еще хмурясь, Фрол налил вина в хрустальную миску и поставил на пол. Чертенок заурчал и, приблизившись дробным галопцем, припал к посудине. Сноровисто замелькал розовый кошачий язычок.
16. Тут и там
Дона Анна:
— Нет, нет. Я вас заранее прощаю,
Но знать желаю…
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Пустых зелейных скляниц на столе заметно приумножилось. Смуглая, побледневшая от выпитого красавица с ослепительной, хотя и несколько застывшей усмешкой разливала коньяк по стаканчикам.
— Ба! — сказала она, стремительно, по-мужски сыграв бровями. — Да я смотрю, у тебя целая библиотека… Вот не думал, что ты у нас еще и книжник!
— Как же без книг-то? — разлокотясь во всю ширь столешницы, хрипловато отвечал слегка уже охмелевший Фрол. — Розыск чиним по-старому, а словечки — новые… Мне без них — никак…
— «В круге первом», — склонив голову набок, с удивлением прочел дон Жуан на одном из корешков. — В Лимбе, что ли?
— В каком в Лимбе!.. — Фрол скривился. — Тут, Вань, видишь какое дело: пока мы с тобой уголек катали, на земле с дура ума тоже чуть было царствие Божие не построили. Насчет Рая, правда, врать не буду, но Ад у них вышел — как настоящий… — Фрол ухмыльнулся и лихо погасил стаканчик.
— Н-но, — добавил он с презрительно-злорадной гримасой, — не их рылом мышей ловить! Тоже мне Ад! Помучался-помучался — и в ящик… Нет, ты поди до Страшного Суда в пламени помаршируй… или с тачкой во втором круге побегай… — Он зачерпнул серебряной ложкой остатки икры — и вдруг тяжко задумался. — Но кто ж все-таки баржу теплоходом таранил, а? Этот тоже говорит: не топил…
Оба взглянули на крестообразно распластавшегося возле миски чертенка. Было в нем теперь что-то от охотничьего трофея.
— Да он бы и сам утонул, Фрол… С ладьей Харона на борту долго не проплаваешь…
— Так-то оно так… — вздохнул Фрол Скобеев. — Но, однако же, не в берег, заметь, врезался, не в мост какой-нибудь, а именно в баржу с бушлатами… Нет, Ваня, нет, милый… — Фрол помотал головой и пальцем, причем в разные стороны. — Нутром чую, рука Петра… Не теплоход они топили, а именно баржу. Ты что ж думаешь: в ней одни бушлаты плыли?.. Не знаю, как у вас в Испании, а у нас так: своровать — полдела, ты еще спрятать сумей… И прячут. Так прячут, что ни одна ищейка не найдет. В каптерке за Ахероном, понял?..
— Каптерка — ладно… — заламывая красиво вычерченную бровь, прервал его дон Жуан. — Но от меня-то вам какая польза? Я ведь не ты — по приказным делам не хаживал…
— Ишь, б-бела кость… — пробормотал Фрол и вдруг ляпнул ладонью по столу, заставив хрусталь и серебро подпрыгнуть. — Чего задаешься-то? — плачуще закричал он. — Я, если на то пошло, тоже дворянин! И ничего — кручусь…
Смолк, насупился по-медвежьи.
— Думаешь, у Петра одни дурачки собрались? — пожаловался он. — Ты посмотри, как работают! По рукам и по ногам меня связали! Баржа — на дне. Матросиков колоть — сам понимаешь, без толку: все из Злых Щелей, сами кого хочешь расколют… А главный воротила, тот, что бушлаты списывал и брильянты в них зашивал, — они ему, представляешь, инфаркт устроили… А без его показаний я ни генерала, ни полковника за жабры не возьму, можешь ты это понять?
— Пока нет, — сказал дон Жуан.
— Так помер же человек!
— Помер… Мало ли что помер! Что ж теперь и допросить его нельзя?
Фрол моргнул раз, другой — и вдруг изумленно уставился на дона Жуана. Хмель — как отшибло. Пошатываясь, поднялся на ноги.
— А ну хватит спать! — гаркнул он, сгребая за шиворот жалобно замычавшего чертенка. — Чтобы одна нога здесь, другая — за Ахероном…
Оборвал фразу и вновь уставил на дона Жуана таинственно просиявшие глаза.
— Допросят — там… — Выдохнул он, ткнув чертенком в люстру. — А на пушку я их буду брать — здесь! — Шваркнул тварь об пол. — В-ваня!.. Дай я тебя… — Полез было через стол лобызаться, но, наткнувшись на бешеный взгляд, попятился и тяжко плюхнулся на стул. — Ваня… Прости дурака… Забыл… Ей-черт, забыл…
Невиданное нежное сияние омыло глыбастые скалы Злых Щелей, огладило торчащие из смолы головы с круглыми дырами ртов. Но никто не когтил нарушителей — бесы-загребалы и сами стояли, запрокинув завороженные рыла. Светлый ангел Божий снижался над пятым мостом. За ним, почтительно приотстав, черной тенью следовал Хвостач.
— Багор! — коротко приказал ангел, ступая на каменное покрытие и складывая белоснежные крылья.
Смола оглушительно взбурлила и вновь стала зеркально-гладкой.
Не боясь испачкаться, ангел принял страшное орудие из услужливых когтей Хвостача и, присев на корточки, погрузил багор в смолу почти на всю длину древка. Потыкал, пошарил и, удовлетворенно кивнув, умело выкинул на камни скорченную черную душу. Та вскочила, дернулась шмыгнуть обратно, но мост уже был оцеплен загребалами.
Ангел не глядя отдал багор Хвостачу. Видно было, как с ладоней небесного посланника не в силах противиться свету истины исчезают смоляные пятна.
— Нет, ты понял?.. — расстроенно шепнул Тормошило Собачьему Зуду.
— А чего?..
— Да душа-то — та самая… Из-за которой у меня тогда разборка вышла… Неужели заберут? Ну, такого еще не было…
— Да нет… — рассудительно прошептал Собачий Зуд. — Ангел-то — другой… Вроде, из наших…
— Могли и сговориться, — буркнул Тормошило.
Ангел взял затравленно озирающуюся душу под смоляной локоток и отвел в сторонку. Приподняв левое крыло, извлек из-под мышки нездешнюю с виду бумагу.
— Ознакомьтесь, грешник Склизский…
Осторожно, чтобы не закапать смолой документ, душа приблизила лицо к бумаге. Прочла и, спрятав руки за спину, решительно замотала головой.
— Вас что-нибудь не устраивает? — ласково осведомился ангел.
— Тут двадцать первое, — тыча смоляным пальцем в дату, хрипло сказала душа. — А я скончался двадцать второго… Не подпишу.
— Вам так дороги ваши сообщники? — задушевно спросил ангел. — Напели, небось, про вечное блаженство, а сами подстроили инфаркт, опустили в смолу…
Душа нахохлилась и пробормотала что-то вроде:
— Дальше не определят…
— Это верно, — согласился ангел. — Определить вас дальше Злых Щелей никто не имеет права. Вы не предатель, вы — всего-навсего мздоимец. А вот ближе…
Душа медленно подняла голову и недоверчиво воззрилась на ангела.
— Все дело в мотивации ваших поступков, — пояснил тот. — Мне вот, например, кажется, что взятки вы брали вовсе не из любви ко взяткам как таковым, а исключительно из жадности. Можно даже сказать, из скупости. А скупцы, как вам известно, обретаются в третьем круге. Тоже, конечно, далеко не Эдем: дождь, град… Но не смола же!
Душа для виду покочевряжилась еще немного — и попросила перо для подписи…
Сначала воспарил ангел, потом канул в черное небо и недовольный Хвостач, унося грешника Склизского в сторону третьего круга.
— Ну что хотят — то творят! — Тормошило сплюнул и в сердцах ударил багром по каменному покрытию.
17. На прицеле
Дон Гуан (целуя ей руки):
— И вы о жизни бедного Гуана
Заботитесь!
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Автоматная очередь наискось вспорола лобовое стекло, и ослепленный шофер что было сил нажал на тормоза. Завизжали покрышки, машину занесло и ударило багажником о придорожный столб.
Фрол сидел рядом с шофером, дон Жуан — на заднем сиденье, и выбрасываться пришлось вправо, на мостовую, прямо под автоматы лихих людей. Катясь по асфальту, дон Жуан успел узнать в одном из них мордастого кабальеро, которого он вытянул когда-то вдоль спины арматуриной. Второй ему был незнаком.
Затем в промежутке между убийцами засквозило зыбкое сияние, быстро принявшее очертания светлого ангела. Дон Жуан видел, как различимый лишь его привычному глазу ангел раскинул руки и, взявшись за стволы, резко вывернул их вверх и в стороны. Обе очереди ушли в стену. Душегубы ошалело уставились на бьющиеся, вставшие дыбом у них в руках автоматы, что-то, видно, сообразили и, бросив оружие, кинулись наутек.
Сзади страшно ухнула машина, обращаясь в косматый воющий факел — наподобие тех, что бродят, стеная, в восьмом круге.
— Ты видел? — ликующе заорал Фрол, вскакивая с асфальта. — Ангела — видел?
Лицо его было посечено осколками.
— А чему ты радуешься? — буркнул дон Жуан, держась за разбитое колено.
Но Фрол его даже и не услышал.
— Вот это мы их достали, Ваня! — в полном восторге захлебывался он. — Вот это мы им разворошили муравейничек! Убийц подослали — надо же!
— Имей в виду, мордастого я знаю, — сказал дон Жуан.
— Да кто ж его, дурака, не знает? Ты второго бойся! Небритого. Знаешь это кто? Борода, десятник из Злых Щелей! Речник с буксира. Четверых-то я заарестовал, а этот ушел, черт перепончатый!.. В общем, Ваня, считай: царствие небесное мы себе уже обеспечили… Ангел-то, а? Как он им стволы развел!..
— Ладно, — сказал дон Жуан, сгибая и разгибая ногу. — Пойду я.
— Куда?
— С Анной попрощаться. А то, знаешь, ангел этот твой… Сегодня успел стволы развести, завтра не успеет…
Он повернулся и захромал прочь, огибая воющее пламя.
— Вань! — окликнул его Фрол.
Дон Жуан обернулся.
— Слушай… — Окровавленная физия Фрола была несколько глумлива. — А у тебя с этой малолеткой… Неужто ничего и не было? Так все стишки и читаете?..
Дон Жуан оскорбленно выпрямился и похромал дальше.
Фрол только головой покачал, глядя ему вослед. Потом вздохнул завистливо и пошел посмотреть, что там с шофером.
Пустынный скверик так вкрадчиво шевелил листвой, что за каждым деревом невольно мерещился душегуб с автоматом. За чугунным плетением невысокой ограды шумела улица.
— Почему в последний раз? — испуганно спрашивала русенькая сероглазая Анна. — Тебя снова хотят арестовать?.. Слушай, Жанна, у тебя платье порвано… И здесь тоже…
Смуглая рослая красавица пристально оглядывала ограду. Стрелять по ним удобнее всего было именно оттуда, с улицы.
— Зря я тебя сюда вызвал, — процедила она наконец. — Со мной сейчас гулять опасно…
— Не вызвал, а вызвала… — машинально поправила Анна. — А почему опасно?
Смуглая красавица не ответила и, прихрамывая, двинулась дальше.
— Слушай, Анна… А прочти-ка ты что-нибудь напоследок!
— О дон Жуане? — беспомощно спросила она, тоже невольно начиная озираться.
Дон Жуан остановился, всмотрелся с улыбкой в ее маленькое, почти некрасивое личико. Глаза, одни глаза…
— Я смотрю, ты много о нем знаешь… А скажи: слышала ты что-нибудь о таком Фроле Скобееве?
Анна удивилась.
— Да, конечно. Это следователь из Москвы. Но его, говорят, скоро самого посадят…
— Да нет, я о другом… У вас в России лет четыреста назад жил дворянин Фрол Скобеев…
Анна мучительно наморщила лоб.
— Не помнишь? А ходок был известный. Стольничью дочь соблазнил. Тоже, кстати сказать, Анной звали… О нем даже повесть осталась. Так и называется — «Повесть о Фроле Скобееве»…
— Ой… — виновато сказала Анна. — Что-то слышала…
— Странный вы, ей-богу, народ, — молвил он задумчиво. — Чужих — знаете, своих — нет… Так что ты хотела прочесть?
— Это из Бодлера, — словно оправдываясь, сказала Анна. Помолчала, опустив голову, и замирающим, как от страха, голосом начала:
Едва лишь дон Жуан, придя к реке загробной И свой обол швырнув, перешагнул в челнок…
Строки ошеломили. Скверик исчез. Снова заклубился белесый туман над рекою мертвых, надвинулось вплотную шерстистое рыло Харона, зазмеился вкруг злобных очей красный пламень, мелькнуло занесенное весло…
А голос звучал:
…За ними женщины в волнах темно-зеленых, Влача отвислые нагие телеса, Протяжным воем жертв, закланью обреченных, Будили черные, как уголь, небеса…
И распахнулись впереди угольные карьеры второго круга, встали обглоданные ветром скалы, закрутились черные вихри…
Анна увлеклась. Негромкий надломленный голос забирал все выше:
…И рыцарь каменный, как прежде гнева полный, Взрезал речную гладь рулем, а близ него, На шпагу опершись, герой смотрел на волны, Не удостаивая взглядом никого…
Анна умолкла и вопросительно посмотрела на подругу. Та стояла неподвижно. В ослепших, отверстых глазах ее клубилась жуткая угольная мгла.
— Жанна!..
Смуглая рослая красавица прерывисто вздохнула, но глаза все еще оставались незрячими.
— Жанна, что с тобой?
— Не так… — поразил Анну хриплый сдавленный шепот. — Все не так… Шпага… Какая шпага после шмона?.. Нас в этот челнок веслом загоняли, Анна…
Она попятилась и в ужасе всмотрелась в искаженное страданием надменное смуглое лицо.
— Ты —?..
Ответом была жалкая судорожная усмешка.
— Я… Прости… Так вышло…
За низкой оградой сквера заливисто заржали тормоза, хлопнула автомобильная дверца, и над чугунным плетением возникло заплатанное матерчатыми наклейками лицо Фрола.
— Ага! — сказал Скобеев и, перемахнув ограду, беглым шагом пересек газон. — Время вышло, свидание кончено! Давай в машину, Ваня! Ох, и кашу мы с тобой заварили…
18. На воздусях
Лепорелло:
— Всех бы их,
Развратников, в один мешок да в море.
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
— Гони сразу в аэропорт! — плюхнувшись на сиденье, приказал Фрол шоферу, чье круглое лицо тоже обильно было залатано пластырем. — Ну ты как чувствовал! — бросил он через плечо дону Жуану. — Проститься хоть успел?
Машина рванула с места. Не отвечая, дон Жуан припал к темному заднему стеклу, пытаясь разглядеть напоследок растерянное бледное лицо Анны.
— И как ее вообще занесло в этот мир? — печально молвил он.
— Как занесло, так и вынесет, — сердито ответил Фрол. — Все там будем… В общем так, Ваня: в Москву летим…
— Позволь… Что нам там понадобилось?
— Нам — ничего. Мы понадобились… Слишком крепко хвост Петру Петровичу прищемили, понял? Думаешь, у нас у одних лапа в Москве? Там до сих пор его шестерок — полный Кремль!.. Да и тут их тоже хватает. В один день целый чемодан ябед настрочили, веришь? И взятки-то я беру, и по морде бью…
— А что, не бьешь?
— Н-ну… случается иногда. Они, что ли, не бьют?.. На Каина Ваньку вон на восемнадцати листах телегу толкнули! А тут еще речники эти!..
— Это в которых бесы?
Фрол обернулся и, укоризненно посмотрев на дона Жуана, шевельнул глазом в сторону водителя. Дескать, что же ты при посторонних-то…
— Пришло, короче, распоряжение, — буркнул он. — Всех погрузить в один самолет — и в Москву на доследование…
Машина выбралась на прямое шоссе и, наращивая скорость, ринулась к аэропорту.
Салон самолета заполнялся быстро. Дон Жуан лишь успевал крутить головой. Похоже, здесь решили собраться все, кого он узнал в этом мире: тщедушный рыжеватый генерал, дородный волоокий полковник (оба в штатском), испуганная пепельная блондинка — жена полковника… Были, впрочем, и личности, дону Жуану вовсе не знакомые — то и дело осеняющий себя крестным знамением архиерей и еще какой-то мрачный, широкоплечий, о котором Фрол шепнул, что это и есть старший следователь Иван Каин.
Потом ввели под руки четверых речников. С ними явно творилось что-то странное. Идиотически гмыкая и норовя оползти на пол, они хватали что ни попадя и роняли слюну. Дон Жуан встретился взглядом с татуированным громилой и содрогнулся, увидев безумие в глазах речника.
— Что с ними? — шепнул он.
— А ты не понял? — мрачно ответил Скобеев. — Подловили меня с этими речниками! Взяли да и отозвали из них бесов. Тело — здесь, а души в нем — нет, вот так! Ни бесовской, ни человеческой… Открываем утром камеру, а они сидят пузыри пускают… Ну а на меня, конечно, поклеп: дескать, накачал барбитуратами до полной дурости…
— Чем накачал?
— А!.. — Фрол раздраженно дернул щекой и умолк.
Последними в салон впустили мордастого кабальеро и пятого речника, судя по поведению, все еще одержимого бесом по кличке Борода. Каждый был скован за руку с большим угрюмым милиционером.
Вообще, как заметил дон Жуан, представители власти в большинстве своем хмурились. Подследственные же, напротив, глядели с надеждой, а то и злорадно усмехались втихомолку.
Больше, видимо, ждать было некого. Люк закрыли. Самолет вздрогнул и двинулся, влекомый тягачом, к взлетной полосе.
Как выяснилось, Фрол тоже летел впервые. В прошлый раз комиссия добиралась из Москвы поездом.
— Черт его знает… — ворчал он, то и дело привставая и силясь заглянуть в круглое окошко. — Не то летим, не то на месте стоим… Что там снаружи-то?
Дон Жуан (он сидел у иллюминатора) выглянул. Снаружи синело небо, громоздились облачные сугробы и колебалось серебристое крыло. Ныли турбины.
— Рай, — сообщил он. — Четвертое небо пролетаем.
— Да иди ты к бесу! — обиделся Фрол. — Смотри, дошутишься…
И тут в проходе между парами кресел словно взорвалась слепящая молния. По отпрянувшим лицам пассажиров скользнули изумрудные и алмазные блики. Два разъяренных космокрылых ангела возникли в салоне. Голоса их были подобны грому.
— Кто ни при чем? Ты ни при чем? — орал ангел в растрепанных изумрудных одеждах. — А тот? Вон тот, у окошка?..
Он ухватил второго за взъерошенное лучезарное крыло и поволок по проходу — туда, где, обомлев, вжимались затылками в спинки кресел дон Жуан и Фрол.
— Вот это! Это! Это!.. — остервенело тыча перстом в грудь дона Жуана, изумрудный зашелся в крике. — Вот это кто здесь сидит?! Почему он здесь?..
— Который? Этот? — заорал в ответ светлый ангел, тоже воззрившись на дона Жуана. — Да он же… Он же сам бежал! Из второго круга! Угнал у Харона ладью — и бежал!..
— Ах сам?.. — задохнулся изумрудный. — Ладно!.. А этот? Вот этот, этот, рядом! Он сейчас в Чистилище, на седьмом уступе маршировать должен! Что он здесь делает?..
Светлый ангел открыл было рот, но, видно, ответить ему было нечего, потому что он вдруг обернулся в раздражении и обрушился на пассажиров, чей визг и вправду мог отвлечь кого угодно.
— Да перестаньте визжать! — грянул он. — Все равно самолет сейчас войдет случайно в зону маневров и будет по ошибке сбит противовоздушной ракетой!..
Визг на секунду прервался, затем взвился вновь — громче прежнего. Прикованный к потерявшему сознание милиционеру Борода приподнялся на сиденье и с ухмылкой оглядел обезумевший салон.
— Так а чего я сижу тогда? — весьма развязно спросил он у ангела в зеленых одеждах.
Далее из небритого речника, никого уже не стесняясь, выбрался и с наслаждением распрямил нетопырьи крылья черный бес, чье рыло и впрямь было на редкость косматым — даже по меркам Злых Щелей.
— В общем, пошел я… — сказал он и махнул прямо сквозь переборку — наружу.
Небритый речник загыгыкал и уставил на беснующихся пассажиров невинные круглые глаза идиота.
Дон Жуан и Фрол медленно повернулись друг к другу.
— Ну что, Ваня… — беспомощно вымолвил Фрол. — Бог даст, на том свете свидимся…
19. Тот свет
Лепорелло:
— …что тогда, скажите,
Он с вами сделает?
Дон Гуан:
— Пошлет назад.
Уж верно, головы мне не отрубят.
А.С.Пушкин, «Каменный гость»
Над рекою мертвых стоял туман — слепой, как бельмы. В страшной высоте из него проступали огромные знаки сумрачного цвета:
ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ!
Нигде ни души. Видимо, Харон только что отчалил. Нагие жертвы авиационной катастрофы, стуча зубами и прикрываясь с непривычки, жались друг к другу и в ужасе перечитывали грозную надпись. То и дело кто-нибудь, тоскливо оскалясь, вставал на цыпочки и тщетно пытался различить противоположный берег. Кто-то рыдал. Кто-то и вовсе выл.
На Фрола Скобеева было жутко смотреть. Вне себя он метался по склону и потрясал кулаками.
— Продали! — бешено кричал он. — Ваня, ты был прав! Продали, в горние выси мать! За медный грошик продали!..
Дон Жуан, которому смерть вернула прежний — мужской — облик, стоял отдельно от всех. Губы его беззвучно шевелились. «На заре морозной… под шестой березой…»
— Жанна Львовна… — робко позвал кто-то. — Это ведь вы, Жанна Львовна?..
Дон Жуан обернулся. Перед ним стояла изможденная невзрачная душа с жалобными собачьими глазами, в которой он с трудом признал полковника Непалимого.
— Вы, я гляжу, на второй срок… — с заискивающей улыбкой проговорила душа полковника. — А не знаете… сколько дадут?
— Всем поровну! — злобно ощерился через плечо Фрол Скобеев.
Душа вздрогнула и со страхом уставилась на Фрола.
— Я… понимаю… — сказала она. — А… куда?..
Так и не дождавшись ответа, понурилась и побрела обратно, в толпу, где уже заранее слышались плач и скрежет зубовный.
— По какому ж мы теперь греху с тобой проходим? — процедил Фрол, всматриваясь с ненавистью в блеклый туман над темными водами. — У тебя — побег, да еще и угон ладьи… Мне, наверное, тоже побег пришьют, чтобы отмазаться… Оскорбление божества?
Дон Жуан прикинул.
— Седьмой круг, третий пояс?.. Позволь, а в чем оскорбление?
— Ну как… Бог тебе судил быть в Аду, а ты бежал. Стало быть…
Оба замолчали подавлено. В третьем поясе седьмого круга располагалась раскаленная песчаная пустыня, на которую вечно ниспадали хлопья палящего пламени…
— Да еще, может быть, сеянье раздора навесят, — расстроенно добавил Фрол.
— Между кем и кем?
— Между Петром и Павлом, понятно! А это уже, Ваня, прости, девятый ров восьмого круга. Расчленят — и ходи срастайся. А срастешься — по новой…
— Не трави душу, Фрол, — попросил дон Жуан. — В Коцит не вморозят — и на том спасибо!
— А почему нет? С них станется… А то и вовсе влепят вышку по совокупности деяний — и вперед, в пасть к Дьяволу!
— Да полно тебе чепуху-то молоть! — уже прикрикнул на него дон Жуан.
— Что ж они, Иуду вынут, а тебя вставят?
Берег, между тем, заполнялся ждущими переправы тенями. Слышались рыдания и злобная брань. Потом подвалила еще одна толпа — тоже, видно, жертвы какой-нибудь катастрофы…
Харон запаздывал. Как всегда.
За Ахероном их построили, пересчитали и повели колонной сквозь неподвижные сумерки Лимба. Местность была пустынна. Обитатели круга скорби страшились приближаться к этапу. А то, не дай Бог, загребут по ошибке, и ничего потом не докажешь…
Фрол и дон Жуан шли рядом.
— Не обратил внимания: у Харона ладья новая или все-таки старую подняли? — хмуро спросил дон Жуан. Не то чтобы это его и впрямь интересовало — просто хотелось отвлечься от дурных предчувствий.
— Новая, — буркнул Фрол. — Старая вся изрезана была. Именами. Я там тоже, помню, кой-чего в прошлый раз нацарапал…
Колонна брела, оглашая сумрак стонами и всхлипами. В присутствии рогатых конвоиров выть уже никто не решался, поэтому вести разговор пока можно было без опаски — не таясь, но и не напрягая голоса.
— Знаешь, что еще пришить могут? — озабоченно сказал Фрол. — Подделку естества. Восьмой круг, девятый ров…
— Что в лоб — что по лбу… — Дон Жуан криво усмехнулся.
Дорога пошла под уклон. Недвижный до этого воздух дрогнул, заметались, затрепетали знобящие ветерки. Сумрак впереди проваливался в непроглядную угольную тьму.
Достигнув скалы, на которой, оскалив страшный рот, грешников ждал Минос, колонна заколебалась и расплылась в толпу. Наученные горьким опытом первого срока дон Жуан и Фрол сунулись было вперед, пока злобный судия еще не утомился и не пошел лепить Коцит всем без разбору. Но тот одним движением длинного, как бич, хвоста отодвинул обоих в сторону.
— Плохо дело… — пробормотал Фрол. — Напослед оставляет…
По земной привычке лихорадочно облизнул навсегда пересохшие губы и огляделся.
— Слушай, а где архиерей? — спросил он вдруг. — И в ладье я его тоже не видел…
— В Раю, надо полагать, — нехотя отозвался дон Жуан. — Будь у нас такая лапа, как у него…
Минос уже трудился вовсю. Наугад выхватывал очередную душу, ставил рядом с собой на скалу и, невнимательно выслушав, хлестко, с маху обвивал ее хвостом. Количество витков соответствовало порядковому номеру круга. Затем сдедовал мощный бросок — и душа, вскрикнув от ужаса, улетала во тьму. Толпа таяла на глазах.
— Ого!.. — испуганно бормотал Фрол. — Глянь, генерала в Злые Щели засобачили! Хотя сам виноват… Эх, а полковника-то!..
Вскоре впадина под судейской скалой опустела. Фрол и дон Жуан остались одни. Минос подцепил хвостом обоих сразу, что уже само по себе было нехорошим предзнаменованием: преступный сговор — как минимум…
Гибкий мощный хвост взвился, рассекая воздух, и опоясал их первым витком, безжалостно вмяв друг в друга. раз… Второй виток. Два… Обмерли, ожидая третьего.
Третьего витка не последовало. Не смея верить, покосились на Миноса.
Тот опасливо поворочал глазами и повел хвостом, приблизив грешников вплотную к оскаленной пасти.
— Значит так, парни… — хрипло прошептал он, стараясь не шевелить губами. — Поработали хорошо, но больше пока ничего для вас сделать не можем… И так шуму много… Потаскаете до времени уголек — а там видно будет…
Хвост развернулся, как пружина, и оба полетели во тьму.
— Так это что же?.. — кряхтя после удара оземь, проговорил Фрол. — Выходит, Минос тоже на Павла работает?..
— Выходит, так… — болезненно морщась, откликнулся дон Жуан.
Оба поднялись на ноги. Хлестнул страшный с отвычки насыщенный угольной пылью ветер. Ожгло стужей. Вокруг чернели и разверзались карьеры второго круга. Навстречу порожняком — в тряпье, в бушлатах — брела вереница погибших душ.
— До времени… — недовольно повторил Фрол слова Миноса. — До какого это до времени?
Не отвечая, дон Жуан обхватил руками мерзнущие плечи.
— Слушай, зябко без бушлатика-то… — пожаловался он.
— Одолжат, — сквозь зубы отозвался Фрол, вытаскивая из общей груды тачку полегче и покрепче. — Попросим — одолжат. Мы ж с тобой, считай, по второй ходке…
