Глава девятнадцатая
Поражение
Теодор Риззет обогнул скалу. Он не хотел, чтобы его увидели, а скрываться в этом мире голых скал было трудно. За грудой беспорядочно раскиданных валунов он почувствовал себя увереннее, Он осторожно пробирался между ними, изредка останавливаясь, чтобы растереть лицо перчатками. Сухой мороз обманчив.
Теперь он видел их в щель между двумя гранитными монолитами, соединявшимися в форме буквы «V». Риззет поудобнее пристроил свой бластер в развилке. Солнце было у него за спиной. Он чувствовал, как оно пригревает ему спину, и был вполне доволен. Если они посмотрят в его сторону, солнце ослепит их, и он останется незамеченным.
В ушах у Риззета отчетливо звучали голоса: радио работало отлично. Он улыбнулся: пока все шло по плану. Его собственное присутствие, конечно, не планировалась, но план вообще был составлен несколько самонадеянно, а противника недооценивать не стоило. Поэтому Риззет и прихватил с собой бластер, который мог оказаться решающим аргументом.
Он ждал, наблюдая, как Автарх поднимает свой бластер, целясь в неподвижного Байрона.
Артемизия не видела, как прицеливался Автарх. Она не видела даже двух фигур на плоской вершине скалы. Пять минут назад она заметила на фоне неба силуэт Риззета и теперь следовала за ним.
Однако он двигался слишком быстро, Перед глазами у нее все плыло и дрожало, дважды она приходила в себя, лежа ничком на земле, хотя и не помнила самого падения. Во второй раз она поднялась с окровавленной рукой, пораненной об острый край скалы.
Риззет уходил вперед, и Артемизия, шатаясь, еле поспевала за ним. Когда он исчез среди блестящих на солнце валунов, она всхлипнула от отчаяния. И в изнеможении прислонилась к скале. Она не видела прекрасного розового цвета скалы, не замечала стеклянной гладкости ее поверхности.
Она только пыталась преодолеть удушье.
И тут опять появился Риззет. Он стоял спиной к ней у раздвоенного валуна. Артемизия изо всех сил побежала по неровному склону, держа перед собой нейронный хлыст.
Риззет в это время тщательно прицелился. Она не успеет!
Надо было отвлечь его внимание.
– Риззет! – крикнула она, – Риззет, не стреляйте!
И снова споткнулась. Солнце ослепило ее, но Артемизия не сразу потеряла сознание. Она еще успела увидеть, как вздыбилась ей навстречу земля, и успела нажать на контакт нейронного хлыста, успела понять, что цель ее – за пределами досягаемости, даже если она и прицелилась верно, а это вряд ли…
Потом она почувствовала, как чьи-то руки поднимают ее с земли. Попыталась открыть глаза, но не смогла разлепить веки.
– Байрон… – еле слышно прошептала она.
В ответ донесся поток слов. Но это был голос Риззета.
Артемизия хотела заговорить, но почувствовала, что теряет сознание. Она проиграла.
Перед глазами поплыли черные круги.
Автарх застыл как вкопанный и стоял так не меньше десяти секунд. Байрон молча смотрел на дуло бластера, из которого его только что должны были застрелить. Бластер медленно опустился.
– Кажется; ваш бластер не в порядке, – сказал Байрон. – Осмотрите его.
Бескровное лицо Автарха отвернулось от Байрона и склонилось над оружием. Он стрелял с расстояния в четыре фута. Промаха быть не могло. Наконец, оправившись от изумления, он быстро разрядил бластер.
Энергетическая капсула отсутствовала. На ее месте зияла пустота.
Автарх взвыл от ярости и швырнул бесполезным кусок металла в сторону. Тот перевернулся в воздуха черной точкой на солнце и со слабым звоном ударился о скалу.
– А теперь сразимся! – сказал Байрон.
В голосе его звучало нетерпение. Автарх молча попятился. Байрон медленно шагнул вперед.
– Я мог бы убить вас многими способами, – сказал он, – но ни один из них меня не удовлетворяем. Если я выстрелю из бластера, вы умрете за миллионную долю секунды. Вы даже не успеете понять, что умираете. Это мне не подходит. Думаю, вы заслуживаем медленной смерти. Например, от моих ударов.
Он напряг мускулы, но так и не ударил Автарха. Ему помешал пронзительный крик ужаса.
– Риззет! – донеслось до них. – Риззет, не стреляйте!
Байрон повернул голову и увидел за скалами в ста ярдах от себя какое-то движение и блеск металла…
И сразу же упал навзничь под тяжестью тела, обрушившегося на него сзади.
Автарх крепко зажал коленями поясницу Байрона и схватил его руками за шею. Байрон слышал свое хриплое дыхание, со свистом рвавшееся из горла.
Борясь с надвигающейся чернотой, он вывернулся из тисков и перекатился на бок. Автарх вскочил, изготовясь к новому прыжку. Байрон перевернулся на спину и с силой выбросил ноги вверх, отшвырнув летевшего на него Автарха. На сей раз они встали одновременно. Пот на щеках мгновенно застывал, образуя ледяную корку.
Они медленно кружили, выжидая удобный момент, чтобы напасть друг на друга. Байрон сдвинул в сторону цилиндр с двуокисью углерода. Автарх отстегнул свой, подержал его в руках и неожиданно бросил в Байрона. Тот пригнулся и услышал над головой свист. Прежде чем Автарх восстановил равновесие, Байрон прыгнул и нанес ему сокрушительный удар в лицо.
Автарх упал, и Байрон отступил на шаг.
– Вставайте, – сказал он. – Я подожду, спешить некуда.
Автарх поднес руку к лицу и с ужасом уставился на испачканную кровью перчатку. Рот его передернулся, рука потянулась к металлическому цилиндру, Байрон тяжело наступил ему на шею, и Автарх завопил от боли.
– Вы у самого края утеса, Джонти, – сказал Байрон. – Не двигайтесь в том направлении и. вставайте. Я брошу вас теперь в другую сторону.
Но тут послышался голос Риззета:
– Подождите!
Автарх завизжал:
– Стреляйте в него, Риззет! Стреляйте немедленно! Отстрелите сначала руки, потом ноги, и оставим его здесь!
Риззет медленно поднял бластер.
– Как вы думаете, кто разрядил ваш бластер, Джонти? – спросил Байрон.
– Что?
Автарх тупо смотрел на него.
– У меня не было доступа к вашему бластеру, Джонти. Так кто же это сделал? Кто сейчас держит вас под прицелом, Джонти? Не меня, Джонти, а вас!
Автарх повернулся к Риззету и крикнул:
– Предатель!
– Нет, сэр, – негромко ответил Риззет. – Предатель тот, кто обрек верного Ранчера Вайдемоса на смерть.
– Это не я! – закричал Автарх. – Если он сказал вам это, он лжет!
– Вы сами сказали нам это. Я не только разрядил ваше оружие, но и замкнул коммутатор, так что каждое ваше слово доносилось до меня и до каждого члена экипажа вашего корабля. Теперь мы все знаем, кто вы.
– Я ваш Автарх.
– И самый гнусный из предателей, живших на свете.
Автарх молчал, дико переводя взгляд с одного мрачного и гневного лица на другое. Потом встал на ноги и собрал остатки самообладания.
Когда он заговорил, голос его звучал почти спокойно:
– А если даже и так, что с того? Вы все равно мне не сделаете. Вам ведь необходимо посетить еще одну планету внутри туманности – планету повстанцев, и только я знаю ее координаты.
Каким-то образом он вернул себе утраченное достоинство. Несмотря на беспомощно болтавшуюся кисть, сломанную в запястье, нелепо раздутую верхнюю губу, кровавую блямбу на щеке, он излучал надменность рожденного повелевать.
– Вы скажете нам эти координаты, – сказал Байрон.
– Не обманывайте себя. Я не скажу ни при каких условиях. Я уже говорил, что в среднем на одну звезду приходится семьдесят кубических световых лет. Если вы будете действовать методом проб и ошибок, вероятность двести пятьдесят квадриллионов к одному, что вы пролетите дальше миллиарда миль от любой звезды.
В голове у Байрона словно что-то щелкнуло, будто пелена упала с глаз.
– Отведите его на корабль, – сказал он.
– Леди Артемизия… – негромко произнес Риззета.
– Значит, это была она? – прервал его Байрон. – Что с ней?
– Все в порядке, она в безопасности. Миледи вышла без цилиндра с газом, и, естественно, когда у нее в крови кончился запас двуокиси углерода, дыхание автоматически замедлилось. Она пыталась бежать, но дышала недостаточно глубоко и потеряла сознание.
– Почему она хотела вмешаться? – нахмурился Байрон. – Собиралась удостовериться, что ее другу не повредят?
– Да, именно так. Только она считала, что я человеку Автарха и собираюсь выстрелить в вас. Я отведу эту крысу. Байрон…
– Да?
– Возвращайтесь как можно скорее. Он все еще Автарх, и, возможно, придется разговаривать с экипажем. Трудно порвать с привычкой, которую тебе прививали всю жизнь – привычкой к повиновению… Артемизия за этой скалой. Идите к ней, пока она окончательно не замерзла.
Лицо ее почти полностью было закрыто капюшоном, накинутым на голову. Тело казалось бесформенным под толстой подкладкой, отстегнутой от скафандра, но Байрон почти побежал к этой неуклюжей фигуре.
– Как вы? – спросил он.
– Лучше, спасибо. Мне жаль, что доставила вам лишние хлопоты.
Они стояли, глядя друг на друга, и молчали. Разговор, казалось, иссяк.
Наконец Байрон сказал:
– Я знаю, мы не можем повернуть время вспять, Но я хочу, чтобы вы меня постарались понять.
Ее глаза сверкнули.
– Последние две недели я только этим и занимаюсь. Вы снова будете говорить о моем отце?
– Нет. Я знал, что ваш отец невиновен. Я с самого начала заподозрил Автарха, но мне надо было установить это точно. Надо было заставить его сознаться. Я считал, что смогу это сделать, если поймаю его на попытке убить меня. И чтобы подтолкнуть его… – Байрон чувствовал себя последним подонком. Он запнулся, но продолжал: – Я знаю, это гнусно. Почти так же гнусно, как он поступил с моим отцом. Я не жду от вас прощения.
– Я не понимаю, о чем вы.
– Я знал, что вы нужны ему, Арта. С политической точки зрения вы – превосходный матримониальный объект. Имя Хинриадов для его целей гораздо полезней имени Вайдемосов. Получив вас, он больше бы не нуждался во мне. Я сознательно толкнул вас к нему. После того как он уверился в вашем расположении к нему, он созрел для убийства, и мы с Риззетом расставили ему ловушку.
– И все это время вы любили меня?
– Вы должны верить мне, Арта.
– И вы с готовностью пожертвовали своей любовью ради памяти отца и ради чести вашей фамилии! Ну прямо как в этом старинном глупом стишке: «Ты не смог бы любить меня так горячо, если б пуще всего не любил свою честь!»
– Пожалуйста, Арта, не надо! – взмолился Байрон. – Я не горжусь собой, но другого пути я не видел.
– Вы могли бы поделиться со мной, могли сделать меня своим союзником, а не орудием.
– Вы не должны были участвовать в этой борьбе. Если бы я потерпел поражение, а такое могло случиться, вы остались бы в стороне. Если бы Автарх убил меня, вы не почувствовали бы такой острой боли. Вы могли бы даже выйти за него замуж, могли быть счастливой.
– А сейчас, поскольку выиграли вы, я должна испытывать горечь от его поражения?
– Но ведь это не так?
– Откуда вы знаете?
– Постарайтесь меня понять! – в отчаянии воскликнул Байрон. – Я дурак, понимаете? Круглый дурак! Но постарайтесь хотя бы не испытывать ко мне ненависти!
– Я пыталась разлюбить вас, но, как видите, мне это не удалось, – нежно проговорила она.
– Значит, вы прощаете меня?
– Потому что поняла вас? Нет. Если бы дело было только в этом, я не простила бы вас ни за что на свете. Но я прощаю вас, Байрон, потому что не могу больше. Как же я буду просить вас вернуться ко мне, если не прощу?
И она очутилась в его объятиях. Ее холодные губы прижались к его губам. Их разделял двойной слой толстой одежды, его руки в перчатках не чувствовали тела, которое он обнимал, но губами он ощущал ее гладкое милое лицо…
Наконец он озабоченно сказал:
– Солнце садится. Будет еще холодней.
– Странно, – негромко ответила она. – А мне показалось, что стало теплее.
И они зашагали к кораблю.
Байрон смотрел на них с уверенностью, которой в душе не испытывал. Лингейнский корабль был большим, экипаж его составлял пятьдесят человек. Теперь все они сидели, глядя на него. Пятьдесят лиц! Пятьдесят лингейнцев, от рождения привыкших повиноваться своему Автарху.
Некоторых убедил Риззет, других – подслушанный разговор Автарха с Байроном. Но сколько их еще оставалось – колеблющихся или даже откровенно враждебных?
Пока что от речи Байрона было мало толку. Он наклонился вперед и постарался придать своему голосу убедительность.
– За что вы боретесь? Ради чего рискуете своими жизнями? Ради свободной Галактики, так ведь? Галактики, в которой каждая планета сможет распоряжаться своей судьбой и своими богатствами, никому не прислуживая и никем не повелевая. Разве я не прав?
Послышался негромкий гул, который можно было принять за одобрение, но ему не хватало энтузиазма.
– А за что борется Автарх? – продолжал Байрон. – За себя самого, за свои амбиции! Сейчас он Автарх Лингейна. Если он победит, то станет Автархом Затуманных королевств. Вы замените Хана Автархом, но что от этого выиграете? И стоит ли за это умирать?
Кто-то из команды крикнул:
– Он один из нас, а не грязный тиранит!
– Автарх искал повстанцев, чтобы предложить им свои услуги. При чем тут амбиции? – подхватил другой.
– Ну да, амбиции здесь ни при чем, – иронически усмехнулся Байрон. – Но только он пришел бы к повстанцам не один, а с целой организацией за спиной. Он мог предложить им весь Лингейн и престижный союз с Хинриадами. Он был уверен, что в конце концов планета повстанцев будет делать то, что ему нужно… Что же это, если не амбиции?
А когда что-то противоречило его планам, разве он колебался рисковать вашими жизнями ради своего честолюбия? Мой отец был для него опасен. Ранчер был честен и любил свободу. Но он был слишком популярен, и поэтому его выдали врагам. Этим предательством Автарх мог погубить все дело и всех вас. Будете ли вы чувствовать себя в безопасности с человеком, который сговаривается с тиранитами, когда ему выгодно? Как Можно честно служить трусливому изменнику?
– Уже лучше, – прошептал ему Риззет. – Давайте выдайте им!
Снова тот же голос из задних рядов спросил:
– Автарх знает, где планета повстанцев. А вы знаете?
– Это обсудим позже. А пока подумайте о том, что я сказал. Под руководством Автарха мы все шли к гибели. Есть еще время спастись и повернуть на другой, более благородный путь. Еще возможен выбор: поражение или победа…
– Только поражение, мой дорогой, – прервал его мягкий голос.
Байрон стремительно обернулся.
Пятьдесят человек вскочили на ноги, готовые ринуться в бой. Но они пришли на Совет безоружными, об этом позаботился Риззет.
Во все двери одновременно ворвался взвод тиранитов с оружием наготове.
А за спиной у Байрона и Риззета, держа в каждой руке по бластеру, стоял Саймак Аратап собственной персоной.
