Глава 10
Николай Выверзнев, тридцать лет, полковник
Представьте себе одну из великих битв прошлого — не важно какую… Вершина холма. На барабане истукан истуканом сидит полководец и вот уже несколько часов подряд в тупом отчаянии смотрит на поле боя. Там валяются вразброс тысячи полторы трупов, дымится сотня воронок, а сама битва давно уже вышла из-под контроля и разбрелась по округе. За рощицей, судя по воплям и треску выстрелов, все еще дерутся. Иногда пролетает шальное ядро, выпущенное наобум и неизвестно кем. Время от времени к холму прорываются галопом осунувшиеся ординарцы с безумными глазами и сообщают одно и то же: генерал такой-то попал в переделку и просит подкрепления. Короче, разгром…
Покряхтывая, полководец угрюмо косится на свиту. Бледная свита переминается и тоже покряхтывает. На лицах — вежливое сомнение: сдаться прямо сейчас — не слишком ли торопливо?.. Может, все-таки немного погодить?..
Внезапно полководец в сердцах поворачивается к трубачу, колеблется еще секунду, а потом развязно говорит: «Да пошло оно все на хрен! Наглеть — так наглеть!.. Труби победу!» Приблизительно так были выиграны все величайшие сражения нашей эпохи — и граф Толстой тому порукой…
Нечто подобное произошло и с подполковником Выверзневым, невольно угодившим в положение вышеописанного полководца. За чаепитие с Африканом могут съесть с потрохами — это Николай понимал с предельной ясностью. Не арестуешь — спросят: «Почему не арестовал? Сидел за одним столом — и не арестовал!..» Уйти?.. Ника сказала: только через ее труп… Ладно, допустим, ушел через труп… Все равно ведь спросят: «Как же это ты, а?.. Знал место сходки, знал время — почему не накрыл всех разом?..»
А оно ему надо?..
Минут пятнадцать Выверзнев пребывал в тупом отчаянии, не видя выхода. А потом с ним произошло то же самое, что и с полководцем: он задумался на секунду — и вдруг на красивом лице его оттиснулось выражение, соответствующее историческим словам: «Да пошло оно все на хрен! Наглеть — так наглеть!»
И подполковник Николай Выверзнев приказал трубить победу.
— Значит, так… — вымолвил он, упруго поднявшись из кресла и уперев указательный палец во впалую грудную клетку Панкрата. — Я — ваш человек в контрразведке… О том, что «Ограбанкъ» и «Дискомфортъ» засвечены, вам тоже сообщил я… Африкан — он как? Только чудотворец или еще и ясновидец?
«Херувимы» переглянулись и пожали плечами. Способности протопарторга за время его отсутствия в Баклужино неминуемо должны были возрасти… Может, и ясновидец…
— Понятно, — сказал Николай. — Значит, сведем вранье к минимуму… — Он повернулся к Нике. — К чаю что-нибудь нужно? Ну там, я не знаю, коржики, печенье…
— Ой! — всполошилась Ника. — Чай! Чаю купи…
— Ладно, сейчас схожу… — Подполковник шагнул было в направлении прихожей, как вдруг замер, пораженный какой-то внезапной и, надо полагать, неприятной мыслью. — Что-то не хочется мне тебя здесь оставлять… — с мужской прямотой сказал он Панкрату. — Пошли вместе!..
Вот что значит вовремя сыграть победу! Совсем еще недавно разбитый, смятенный, чуть ли не заживо себя хоронивший Николай снова был собран, боеготов, изобретателен. Последний же его ход просто поражал своей виртуозностью.
— Панкрат — гость! — немедленно вскинулась Ника. — Не хватало еще гостей за чаем гонять! Аристарха возьми…
Именно на такую реакцию Выверзнев и рассчитывал.
— М-м… Аристарха?.. — с сомнением промычал он, меряя взглядом Ретивого. — Да нет, Аристарх лучше побудет здесь. Так спокойней…
Все, что нужно было Николаю, это оторваться от «Красных херувимов» минут на десять.
Последний раз в жизни подполковник Выверзнев сбежал по лестнице и отворил дверь подъезда. Вечерело. Удалившись от крылечка шага на три, он выхватил из кармана трубку сотового телефона.
— Толь Толич? Докладываю обстановку. Вышел на Африкана. В девять встречаемся… Нужна твоя санкция.
— А-ы… — Такое впечатление, что генерал Лютый начал заикаться похлеще Кученога. Видимо, не ожидал он от Николая такой прыти…
— Ну что «аы»?.. Все! Край, понимаешь? У меня минут пять — не больше!.. Уничтожать его?
— А… — Кажется, генерал приходил в себя. — А почему, собственно, уничтожать?..
Голос у него был несколько блеющий.
— Толь Толич! Ну ты что, с коня упал?.. Это же Африкан! Выходи на Кондратьича, делай что хочешь, но установку мне — уточни! И быстрее давай — нас уже прослушивают наверняка!
Ну просто нет слов! Интригу подполковник плел напоследок блестяще. Заключительная фраза насчет прослушивания была — брильянт! Голубой карбункул! Дескать, каждое твое заикание, генерал, каждое блеяние — фиксируется, а то и пишется. Так что не поможет тебе твой обычный трюк: отдать полприказа — и в кусты…
— Да, и еще одно… — уже подходя к мини-маркету, добил окончательно Николай генерала Лютого. — Вместе с Африканом на явочной квартире собираются «Красные херувимы»… Так что есть возможность накрыть всех разом…
Генерал подавился вновь — и Николай не смог удержаться от злорадной улыбки. «Херувимов» Лютый берег, как зеницу ока, поскольку с каждого заказа брал втихаря весьма крупные комиссионные. Выверзнев, правда, тоже, но он хотя бы совесть знал…
— Сейчас… перезвоню… — выдавил наконец генерал — и отключился.
Над перекрестком каплей чернил в стакане воды расплывался лиловый вечер. В прозрачнейших сиреневых сумерках возникали бледные очертания неоновых реклам, вспыхивали квадраты окон. Благословенная прохлада коснулась на прощание разгоряченного лба подполковника…
Купив цейлонского чая, торт и солоноватые крекеры (на тот случай, если протопарторг не употребляет сладкого), Выверзнев вышел из стеклянного, сияющего белыми лампами теремка и хотел уже достать пачку сигарет, когда телефон застрекотал снова.
— Ну что, Толь Толич?.. — нетерпеливо спросил Николай, прижав трубку к уху. — Какие распоряжения?..
— Э-э… Полковник Выверзнев?.. — осведомился наушник глубоким звучным баритоном.
Николай тихонько крякнул.
— Подполковник, Глеб Кондратьич… — почтительно, но с достоинством поправил он.
На том конце провода недовольно помолчали, подумали.
— Нет… — вымолвил наконец баритон. — Подполковник — это слишком длинно… Пусть лучше будет — полковник…
И подполковника Выверзнева — не стало. На долю секунды Николай лишился дара речи.
— Служу Баклужино! — несколько сдавленно выговорил он.
— Вижу… — с мрачным удовлетворением изрек Президент. — Когда и где намечена встреча с Африканом?..
— В двадцать один ноль-ноль, Ефрема Нехорошева двадцать один, квартира десять…
— Тогда слушай задание… — Баритон потеплел, зазвучал более интимно. — Никакой пальбы, никаких захватов… Только присутствовать и наблюдать. Это все. Меня интересуют планы протопарторга… И учти: с этого момента ты подчиняешься не Лютому, а лично мне…
Услышав такое, Николай, признаться, ошалел вконец. Больше всего он боялся, что Глеб Портнягин потребует немедленного захвата Африкана любой ценой, и мучительно прикидывал, как бы поделикатнее убедить Президента в преждевременности этой акции… ан фиг — полный консенсус!.. И полковничьи погоны в придачу…
— Вопросы?..
— Никак нет, Глеб Кондратьич!..
— Тогда все… — И Президент дал отбой. Кстати, весьма вовремя — Николай уже входил в подъезд. Хотел сунуть трубку в карман, но не успел — опять застрекотала. Пришлось задержаться на крылечке.
— Ну? Что решили? — жадно спросил генерал Лютый.
— Толь Толич… — взмолился Николай. — Некогда мне…
Генерал обиделся.
— Но должен же я знать… — оскорбленно начал он.
— Не должен, — жестко прервал его Выверзнев. — Теперь уже не должен. Сведения совершенно секретные и сообщить их я тебе имею право только с разрешения Кондратьича. Так что не могу, не проси…
Гробовая тишина в наушнике. Кажется, до генерала наконец дошло, что его все-таки подсидели…
С недоброй ухмылкой Выверзнев отключил сотовик и вошел в подъезд. Незримая война с бывшим участковым вступала в новую фазу…
На промежуточной площадке между вторым и третьим этажами в уголке притулился начекалдыкавшийся бомж. Поравнявшись с пьянчужкой, полковник приостановился и достал сигареты.
— Всем накрыться хвостом… — процедил он, прикуривая. — Быть на местах, носа не высовывать…
Спрятал зажигалку и бодрым пружинистым шагом взбежал по ступеням. В глазах сияли звезды — большие и светлые. Всего два обстоятельства тревожили теперь Николая. Первое — это удивительная сговорчивость Африкана. Как-то уж слишком легко согласился протопарторг изменить место встречи — и вроде бы ничего не заподозрил, что уже само по себе вызывало смутные подозрения. Но это ладно, с этим разберемся. А вот о втором обстоятельстве, честно говоря, даже думать было страшновато. Потому что называлось оно — Ника Невыразинова…
Притушив звезды в глазах и вообще убрав с лица какое-либо подобие знаков различия, Николай Выверзнев с озабоченным хмурым челом (скромный работяга-подполковник) ступил в комнату, где немедленно был исцелован Никой и лишен покупок.
— Я там своим приказал, чтобы не светились… — буркнул он, поворачиваясь к Панкрату. — И ты тоже давай с «херувимами» разберись… А то расхаживают, понимаешь, по тротуару в рясах, в бронежилетах…
Будучи профессионалом, Выверзнев редко опускался до лжи и зачищал концы преимущественно с помощью правды. Кроме того, на улице за ним, разумеется, следили и просто не могли не заметить, что до мини-маркета и обратно он шел, не отнимая трубки от уха.
Квартира звенела Никиным щебетом, с грохотом разъезжалась мебель, дребезжала посуда, над раздвинутым столом парашютно взметнулась скатерть… Подготовка к историческому чаепитию шла полным ходом…
К девяти часам начали собираться встревоженные гости. Все они были знакомы Николаю, поскольку все на него работали. При виде контрразведчика, обомлев, замирали — и, с опаской косясь на главарей, подсаживались к накрытому столу.
— Ну так где он, ваш Африкан?.. — вот уже, наверное, десятый раз капризно вопрошала Ника. — Чай стынет!..
Протопарторг не спешил. Будет печально, если, заподозрив провокацию, он не придет вообще… Подобная мысль, судя по выражению лиц, пугала Панкрата с Аристархом не меньше, чем самого Выверзнева. Страшнее могло быть только одно: Африкан ничего не почуял — и в самом деле скоро явится…
Без пяти девять Кученог, чьи волосы уже не облепляли узкое мятежное чело подобно струйкам смолы, но пушились и кудрявились от чистоты, приказал затворить окна, задернуть шторы и, скособочившись сильнее прежнего, настроил приемник на волну Лыцкого радио.
— …разучиваем цитаты из Святого Писания, — любезно известил прекрасный женский голос. — Итак: «Не любите мира, ни того, что в мире…» Первое соборное послание апостола Иоанна. Записали?.. Отлично! Следующий стих: «Отрясите прах от ног ваших…» Евангелие от Матфея. Записали? Прекрасно!.. «Не сотвори себе кумира!..» Вторая заповедь Моисеева… А теперь все вместе — хором!..
И в динамике запели — стройно, мощно и душевно:
Отречемся от старого мира,
Отрясем его прах с наших ног!
Нам не нужно златого кумира…
Далее в пение мелодично вплелся дверной колокольчик. Это пришел Клим Изузов и с ним кто-то еще — впоследствии оказавшийся Африканом. Никем не узнанный, протопарторг сел прямо напротив Выверзнева и, поскрипывая стулом, осмотрелся. Встретившись взглядом с полковником, подался к нему через стол и дружески полюбопытствовал вполголоса:
— А ты, мил человек, случаем, не из контрразведки?..
— Ну почему же случаем?.. — холодно отозвался тот. — Из контрразведки…
— И в чинах небось?..
— В чинах…
Неузнаваемый протопарторг уважительно кивнул. А может, просто спрятал усмешку, наклонив лицо…
За окном куранты на Ефреме Великом внятно пробили девять, и участники сходки, внезапно прозрев, увидели, что Африкан-то — вот он, уже среди них… Онемели все — даже динамик. Даже Ника! Протопарторг поднялся, кряхтя, и отвесил собранию низкий поклон, что, учитывая его корпуленцию, было не так-то просто сделать.
— Каждому — по потребности… — протяжно молвил он в звонкой предрасстрельной тишине. Собравшиеся шевельнулись — и встали.
— Воистину по потребности… — прошелестело в ответ — испуганно и нестройно.
— Аминь… — с удовлетворением заключил протопарторг и дал знак садиться.
Перед тем как сесть, все перекрестились — в том числе и Выверзнев. Поступок подкупающий, но рискованный: Николай был без бронежилета, зато в пиджаке, заговоренном от клинка и от пули. После крестного знамения чары, ясен хрен, развеялись, и теперь только оставалось надеяться, что ни перестрелки, ни поножовщины сегодня тут не приключится…
— Африкан! — опомнившись, взвизгнула Ника, и Выверзнев зажмурился, не решаясь даже представить, что произойдет дальше. Панкрат с Аристархом, видимо, сделали то же самое.
— А ты разливай, девонька, чай, разливай… — благостно и неторопливо молвил в пятнистой вибрирующей темноте голос Африкана. — А косыночку-то кумачовую — повяжи, повяжи, будь ласкова… Нехорошо распокрытой-то…
Николай сделал над собой усилие и осторожно разъял веки. Увиденное ошеломило. Ника, боязливо глядя на протопарторга, покорно завязывала под подбородком кончики алой косыночки… Выверзнев был не робкого десятка (в контрразведке других не держат), но сейчас ему стало по-настоящему страшно. Лучше, чем кто-либо из присутствующих, он понимал, насколько Африкан опасен. Переход границы по воде, аки посуху, чудо с гирей, первичные половые признаки, выросшие на пятке у незадачливого жулика… Но чтобы вот так — походя, парой небрежных фраз! — усмирить Нику Невыразинову?..
Да, это еще вопрос: кто кого заманил на чаепитие…
Полковник сделал повторное усилие и осмелился взглянуть в упор на грозного собеседника. Словесный портрет Африкана он помнил наизусть, но среди перечисленных примет отсутствовала самая существенная… Протопарторг был на кого-то неуловимо похож, и Выверзнев судорожно пытался припомнить: на кого именно?..
Африкан тем временем с видимым удовольствием отхлебнул чаю, надкусил крекер (сладкого, видимо, и впрямь не уважал) и, прожевав, заговорил — все так же размеренно и неспешно:
— Что должна дать людям Пресвятая Революция?..
Некоторое время все вдумчиво ожидали продолжения. Потом дошло, что пауза сделана не для красоты и что Протопарторг действительно интересуется мнением собравшихся.
— Свободу… — кашлянув, отважился Ретивой, за что был удостоен благосклонного взгляда.
— Верно, свободу… — как бы удивляясь слегка смекалке Аристарха, согласился протопарторг и пронзительно оглядел присутствующих из-под лохматых пегих бровей. — А где ее взять?..
Кто крякнул, кто заморгал, кто потупился… Уж больно неожиданной показалась постановка вопроса!.. В наступившей тишине отчетливо было слышно постукивание носика заварочного чайника о края чашек — бессловесная Ника в алой косынке шла вокруг стола и обслуживала гостей. Жуть — да и только…
— Чтобы дать кому-нибудь свободу, — назидательно молвил Африкан, — надо ее сперва у кого-нибудь отнять… Иначе и давать будет нечего… А у кого?
Все выжидательно посмотрели на Ретивого. Отвечай, дескать — никто тебя за язык не тянул…
— У колдунов?.. — безнадежно предположил тот.
— А сколько их, колдунов-то? — пренебрежительно хмыкнул протопарторг. — Раз, два — и обчелся! Нет, если, конечно, взять порыльно, то свободы у них много. А сгрести ее вместе — ан и нет ничего… Так что единственно возможный выход — это отнять свободу у тех, кому мы ее собираемся дать…
Он снова сделал паузу и доел крекер. Остальные машинально прикоснулись к фарфоровым ручкам чашек, но отхлебнуть так и не решились.
— Как думаете: отнимем?.. — полюбопытствовал Африкан, неспешно обмахнув усы и бороду от крошек.
Сходка молчала, уставив напряженные лбы в чайные приборы.
— Не отнимем! — раздельно и веско, словно ставя камень на камень, кирпич на кирпич, ответил себе протопарторг. — Если сами не отдадут — ни за что не отнимем… Стало быть, надо, чтобы отдали сами… Как?.. — Он обвел сходку лукавым всезнающим взглядом. — Клим!.. Вот ты, я слышал, принимал денежные вклады от населения… Как ты это делал?
Клим Изузов, полный розовый блондин с личиком несколько поросячьих очертаний, вздрогнул и вытер вспотевшие ладони о выпуклый животик.
— Н-ну… Известно… Под проценты…
— Под проценты!.. — многозначительно повторил Африкан, поднимая толстый указательный палец. — Вот где собака-то зарыта!.. Дайте нам вашу свободу, а мы ее потом вернем вам с процентами… И несли, Клим?..
— Ну а как же… Несли, конечно…
— А почему?
— Кризис был… — поеживаясь от неловкости, пояснил тот. — И потом, мы ж навару больше всех обещали…
— Кризис!.. — тихонько воскликнул протопарторг, вздымая брови и таинственно выкатывая глаза. — То есть с денежками было туговато. Вот так же оно и со свободой! Чуть поприжмет — и повалит, повалит к нам народ, понесет сдавать под проценты свою свободушку… А уж проценты-то мы пообещаем!.. Двести, триста… Да хоть тысячу!..
— Н-но… потом-то ведь все равно отдавать! — испуганно напомнил кто-то.
Африкан одарил спросившего отечески ласковым взглядом и снова повернулся к Изузову.
— Клим!.. — позвал он. — Кстати!.. А ты деньги-то вкладчикам — вернул?..
Полный блондин жарко порозовел, как умеют розоветь одни лишь полные блондины.
— Верну! — истово пообещал он. — С процентами! Честное экспроприаторское!.. Ну не сейчас, конечно… Попозже…
— Во-от… — удовлетворенно протянул Африкан. — Так же и со свободой… Вернем. Но не сейчас. А в светлом будущем. Ну а пока потерпите…
Старейший подпольщик Маркел Сотов со смятым в сплошные морщины лицом уныло вздохнул и почесал просвечивающую сквозь редкую седину макушку.
— Что, Маркел? — соболезнующе обратился к нему Африкан. — Сложно?..
— А то нет, что ли?.. — расстроенно отозвался тот. — Тебя, Никодим, послушаешь — умом тронешься. Раньше оно как-то все проще было… Кто виноват — понятно, что делать — тоже… Знаешь, что я тебе скажу? Зря мы тогда всех жидочков побили… Надо было хоть на развод, что ли, оставить…
И вдруг — словно пелена упала с глаз Николая Выверзнева. Он понял, кого ему напоминает протопарторг. Сквозь телесную оболочку Африкана с каждой секундой яснее и яснее проступал совсем другой человек, знакомый Николаю до мельчайших черт. Та же мягкая и одновременно властная речь, та же державная неторопливость и убежденность в том, что любой его жест — достояние истории… Протопарторг Африкан был точной копией Глеба Портнягина — несмотря на все их внешние различия.
Обыватель спросит: «Ну и что? Они же ведь бывшие друзья!» На то он и обыватель… А Выверзнев был психолог-практик и точно знал, что похожие люди друзьями становятся редко… Нет, сгоряча, конечно, сойтись они могут, но вскоре каждому начнет мерещится, что приятель нарочно его передразнивает… Кончается все, понятно, ссорой навек… Кому охота, скажите, постоянно иметь при себе живое зеркало? Да еще и кривое вдобавок!..
А Глеб Портнягин с Никодимом Людским несколько лет подряд (вплоть до злосчастного взлома продовольственного склада) дружили — и дружили крепко… Остается предположить, что в отрочестве это были совершенно разные натуры. А похожими их сделала многолетняя непримиримая вражда… Схватившись не на живот, а на смерть, каждый из бывших подельников незаметно, исподволь вылепливал себя по образу и подобию противника…
Кстати, никакого парадокса здесь нет. Возьмем, к примеру, златые времена, о которых недавно с тоской поминал старейший подпольщик Маркел Сотов. Скажем, почему антисемиты поголовно отличались склочным еврейским характером? Все просто. Чтобы одолеть сильного, надо самому быть сильным. Чтобы одолеть хитрого, надо самому быть хитрым. Чтобы одолеть еврея… Да-да, вот именно…
— И вот, стало быть, в чем весь вопрос… — раздумчиво и неторопливо продолжал тем временем Африкан. — Готов ли народ Баклужино отдать свою свободу в рост?.. Нет, не готов. Не прижало еще как следует… Значит, первейшая задача «Красных херувимов» — сделать так, чтобы прижало… А чем занимаются «Красные херувимы»?.. А Бебель знает чем, прости мою душу грешную!.. Взять того же Панкрата… Кремень-человек, да и в порядочности ему не откажешь…
— А откажешь — пристрелит, — тихонько, не без ехидства примолвил полный блондин Клим Изузов.
Панкрат немедленно дернулся и уставился на Клима.
— Может и пристрелить… — с уважением согласился Африкан, тоже, видать, обладавший чутким слухом. — И как же этот кремень-человек приближал Пресвятую нашу Революцию? А никак. Перебил пол-Парламента, развлек народ, желтую прессу потешил… Панкрат!.. — с мягкой укоризной молвил протопарторг, поворачиваясь всем корпусом к Кученогу. — Не пойму я: ума ты, что ли, решился?.. Вместо того чтобы ни в чем не повинных людей поприжать, ты тех, кто действительно виноват, прижимать вздумал! Да разве ж так революцию делают? Вон, смотри, карниз универмага на одном заклинании держится! Ну так и перекрести его разок, а лучше перезвезди — рухнет, да еще и, глядишь, кого-нибудь придавит! Вот тут-то народ и всколыхнется… Это уже не на колдунов, смекнет, это на нас карнизы падают… Словом, работать еще с населением и работать…
Африкан приостановил свою плавную речь и поднес чашку к губам, а Выверзнев, воспользовавшись такой оказией, оглядел исподтишка собравшихся. Панкрата крутила судорога. Был он, во-первых, не согласен, во-вторых, разобижен. Остальные тихо качали головами — то ли дивясь мудрости протопарторга, то ли наоборот. Большеглазая Ника смирно сидела в дальнем конце стола и восторженно пялилась на Африкана… Этакий тополек в красной косынке…
Наконец чашка звучно коснулась блюдца.
— Вот глядите вы все на меня и думаете… — со вздохом продолжал Африкан. — И чего, дескать, ради этот старый хрен границу переходил? По воде, аки посуху… Не сиделось ему в Лыцке!..
После таких слов головами качать вмиг перестали. Панкрата — и того слегка отпустило… Судя по всему, с предисловием протопарторг покончил. Сдвинул сурово лохматые пегие брови, упер бороду в грудь и вновь надолго задумался.
— Суета, суета… — молвил он, вскидывая многомудрые, исполненные глубокой скорби глаза. — А того не помним, что, не будь рядом православного социалистического Лыцка — прихлопнул бы Глеб Портнягин подполье — ровно муху… ан боязно!.. Знает, поганец, что вдоль границы дождевальные установки «Фрегат» наготове… Как пройдут, орошая святой водой, — мало не покажется! Потому он и НАТО науськивает… Да кто это меня там всю дорогу за рясу дергает?!
Все вздрогнули и диковато переглянулись. Мысль о том, что кто-то из присутствующих мог залезть под стол и подергать за край рясы Африкана, не укладывалась в головах. Протопарторг нахмурился, с кряхтеньем запустил руку под сахарно-белые висячие складки скатерти и, к изумлению присутствующих, извлек за шкирку крупного домового дымчатой масти.
— Ба! — сказал он грозно и насмешливо. — Анчутка? Ты, брат, откуда?..
— А он… А она… — Вцепившись коготками в рясу и тыча пальчиком то в Нику, то в Аристарха, домовичок принялся упоенно закладывать всех подряд. — Панталончики сплела — кружевные!.. А вот он святой водой брызгать хотел!..
— Ай-яй-яй-яй-яй… — огорчился Африкан. — Нехорошо… Нехорошо Божью тварь мучить… — Он оглядел сходку. Один лишь Клим Изузов догадался скроить умильную физию, отчего окончательно стал похож на подсвинка. Остальные глядели на дымчатую нечисть с оторопелой брезгливостью. Старейший подпольщик Маркел Сотов отпрянул и занес троеперстие, явно собираясь перекрестить домовичка, но столкнулся со взглядом протопарторга — и троеперстие увяло, скукожилось, уползло под стол…
— Эт-то еще что за чистоплюйство?! — прикрикнул Африкан на всех сразу. — Вы где? В Лыцке или в Баклужино?.. Пусть она нечистая, а все же сила!.. Ишь, скосоротились! Вот придете к власти — тогда и кривитесь — сколько влезет!.. А пока что нам любой союзник сгодится — чистый, нечистый…
Никто уже не смел и слова молвить. Протопарторг еще раз фыркнул негодующе, но, кажется, помаленьку успокаивался… Пронесло грозу.
— Так о чем бишь я?.. — рек Африкан, оглаживая широкой ладонью нежную дымчатую шерстку. Домовичок довольно заурчал. — Ах да, Лыцк… Лыцк помогает нам во всем, поможем же и мы Лыцку… Наступают для Лыцка черные дни, и приблизить их — наша святая обязанность! Если вера не закалена в пламени — грош ей цена… Это — первое. Второе… Святыня. Ну как в черные дни без святыни? — Африкан приостановился и пытливо оглядел собравшихся. Те сокрушенно замотали изможденными от сочувствия лицами. Да уж, без святыни в черные дни — это ложись и помирай…
— Что делать конкретно?.. — продолжал чудотворец. — Об этом я скажу каждому по отдельности — и в самое ближайшее время… Ну а пока…
Протопарторг не договорил, потому что в ночи за окном оглушительно грянуло, стекла содрогнулись, взрывной волной настежь распахнуло форточку. Проспект Нехорошева огласился испуганными удивленными вскриками…
— Панкрат… — опомнившись от изумления, с упреком сказал Африкан. — Ну ты что ж, другого времени найти не мог? Твоя работа?..
— Нь-нь… — начал было Кученог — и беспомощно толкнул локтем Аристарха.
— Не наша… — торопливо перевел Ретивой. — Мы сегодня вообще ничего не планировали… Кроме изъятия компромата, конечно…
Тогда протопарторг пристально взглянул на Выверзнева. Тот лишь мелко потряс головой и, поскольку пиджак так и так уже был расколдован, повторно осенил себя крестным знамением — неповинен, мол…
— Шумно живете, — заметил Африкан и встал, по-прежнему держа домовичка на руках. — Ну, что ж… Спасибо, хозяйка, за чай!.. Посидели — пора и честь знать…
Тонкий политик Клим Изузов приблизился к протопарторгу и с умильной миной почесал Анчутку за ухом.
— Расходиться — по одному? — озабоченно спросил старый подпольщик Маркел Сотов.
— Да почему же по одному?.. — удивился протопарторг и лукаво покосился на Николая. — Расходитесь — как хотите… Хоть толпой, хоть под гармошку… Верно я говорю, полковник?
За столом остались двое: Выверзнев и Ника — оба в полном оцепенении. Особенно Ника. С застывшей восторженной улыбкой она глядела во все глаза на то место, где еще недавно сидел Африкан, и иных признаков жизни не подавала… Интересно, надолго это с ней? Вот бы надолго!.. Николай достал сотовик.
— Что там за взрыв был?.. — устало осведомился он и, выслушав ответ, чуть не выронил трубку.
Ему сообщили, что пятнадцать минут назад прямо напротив подъезда фирмы «Ограбанкъ» неизвестными лицами была взорвана легковушка с динамитом. Середина здания обрушилась. Имеются легкие повреждения и в соседних домах. Количество жертв — уточняется…
Прямо напротив подъезда фирмы «Ограбанкъ»?.. То есть там, где, согласно первоначальному замыслу Африкана, должна была состояться сходка… Оч-чень интересно! Кто-то начал охоту за протопарторгом… Но кто? Контрразведка — исключается, «херувимы» вроде бы — тоже… Криминалитет? На кой дьявол баклужинскому криминалитету убирать Африкана?.. Спецслужбы НАТО?.. Бред!.. Они же так союзников лишатся… Может быть, все-таки совпадение?.. Местная разборка с «Ограбанкомъ»?..
— Песик!.. — внезапно ожив, взвизгнула Ника, срывая с головы алую косынку. — Да ты моя умница!.. Какой лапушка этот твой Африкан! Вежливый! Обходительный!.. А уж как даме ручку целует!..
…Кое-как выбравшись на улицу, Николай немедля связался с Президентом.
— Срочно давай ко мне! — отрывисто приказал Портнягин, выслушав краткий доклад полковника. — Расскажешь все по порядку…
Президент был мрачен. Он предложил Выверзневу присесть и приступить к подробному повествованию, сам же остался на ногах и принялся расхаживать по кабинету, время от времени резко поворачиваясь к полковнику и пытливо высматривая что-то у него за спиной. Николай даже оглянулся однажды, улучив момент, но, разумеется, никого сзади не обнаружил… Стало быть, в астрал вглядывается…
— Ну а сам как думаешь?.. — ворчливо спросил Президент. — Раскусил он тебя?
— Думаю, да… — честно сказал Николай. Врать — вообще глупо, а уж в такой ситуации — тем более. Наверняка страшки за спиной. Чуть соврешь — сразу же продадут. — Раскусил… Уходя, полковником назвал…
Признание Выверзнева Глеб Портнягин воспринял с заметным удовлетворением. Крупные губы его сложились в некое подобие улыбки. Такое впечатление, что Президент в какой-то степени даже гордится Африканом. И Николая вновь поразило неуловимое сходство двух заклятых врагов…
— Твои выводы!..
— На государственный переворот в Баклужино протопарторг не надеется… — сосредоточенно, обдумывая каждое слово, произнес полковник. — Сам видит, что население не поднять. Насколько я понял, собирается стравить НАТО с Лыцком, а во время заварухи спихнуть Порфирия и стать Партиархом самому. Думаю, завтра следует ожидать серии провокаций, ну и… — Николай помедлил. — Видимо, все-таки икона…
Лежащая на письменном столе ручка внезапно стала торчком, затем упала и закрутилась на месте. Президент лишь покосился хмуро и погрозил ручке пальцем.
— Вот и я тоже думаю, что икона, — задумчиво молвил он, снова поворачиваясь к Николаю. — Засада в краеведческом — оставлена?..
— Так точно. Усилить ее?
— М-м… Да нет, не стоит… — поколебавшись, сказал Президент. — Знаешь, как мы лучше поступим?.. Снимем-ка эту засаду вообще…
Полковник вздернул брови, затем твердое мужественное лицо его обмякло, даже слегка обвисло… Такое впечатление, что Портнягин решил идти навстречу всем сокровенным желаниям Николая Выверзнева…
В приемной полковника поджидал генерал Лютый. Извелся уже — надо полагать. Подхватил Николая под локоток и, опасливо озираясь, увлек в коридор — подальше от глаз секретаря.
— Ну, слава Богу, живой! — блуждая воспаленным взором, зашептал он. — Как долбануло — ну, думаю, все… Аминь Коляну!.. Как же ты уберегся — не пойму…
— Да мы ж не в «Ограбанке» заседали, — пояснил Николай, тоже понизив голос. — На частной квартире…
Генерал оторопело взглянул на полковника — и желтоватые глаза его внезапно остекленели, обессмыслились…
— А-а… — с уважением протянул он. — Вон оно что… А мне доложили — в «Ограбанке»…
