Глава 2
«Ягель»
«Олимы — обитатели планеты Грин. Сами они называют свою планету Силикс, что в переводе на русский язык означает Земля. Эта разумная раса развилась из высших травоядных. Средний рост — около полутора метров, вес — порядка шестидесяти килограммов. Раз в полтора года по земному календарю олим сбрасывает рога. Новые растут на протяжении трех месяцев и все это время насыщены олимофромом (Jolimo frovjc), весьма эффективным и дорогостоящим афрозидиаком. Эта особенность строения организма олимов нередко становится причиной различных преступлений против них.
При лечении олимов нужно помнить, что у них очень быстро возникает привыкание к любым препаратам на основе аспирина. Организм олимов хорошо откликается на лечение антибиотиками, побочных эффектов не отмечено. При содержании в стационаре следует обратить внимание на то, что присутствие в их рационе покрытосеменных растений может вызвать тяжелые отравления. Их следует ограничивать в сахаре, который также нередко становится причиной расстройства пищеварения. Хлебобулочные изделия олимами усваиваются легко. В качестве эффективного анестезирующего средства можно использовать алкоголь, как в чистом виде, так и в виде готовых растворов.
Согласно международным договоренностям, при госпитализации олима, а также в том случае, если к моменту прибытия врача он находится в бессознательном состоянии, представитель медицинского учреждения обязан составить акт осмотра рогов. Документ составляется в произвольной форме».
(Справочник корабельного врача 3118 г. АС&О Русскоязычное издание. Глава 7, § 13)
При взгляде на Теплера Вайта возникало ощущение, что его всю жизнь кормили только гормонами. Ростом он превосходил археолога почти на голову, был в полтора раза шире в плечах, имел весомое, беззастенчиво выпяченное вперед брюшко и безразмерные щеки. Его толстые пальцы украшало несколько простеньких золотых печаток с различными драгоценными камнями и без, а также массивный платиновый парольный декодер для доступа к банковским счетам. Штука, стоящая примерно половину орбитального катера, — и при том совершенно ненужная, поскольку обычный процессорный браслет легко мог выполнять те же самые функции. Но самым поразительным оказался костюм. «Известный коллекционер» и «знаток истории средних веков» напялил на себя самый настоящий бархатный пурпуан! И не просто пурпуан, а с золотыми пуговицами!
Возможно, большинство спешивших пройти через главный зал людей и думали, что круглый, как мыльный пузырь, мужчина одет всего лишь в бархатную куртку, но Рассольников достаточно разбирался в истории, чтобы отличить средневековый пурпуан от техногенной «косухи» или раннекомпьютерной «ветровки». Разумеется, из-под пурпуана выглядывала белая льняная камиза, застегнутая на горле деревянными пуговицами.
«Если он не обошелся без золотых застежек, то деревянные заказал как минимум из сандала», — решил Рассольников.
От общепринятых в средние века толстых шерстяных колготок Теплер почему-то отказался в пользу широких шаровар, прикрепленных, впрочем, к нижнему краю пурпуана тонкой шелковой шнуровкой — как и положено.
— Это ты, что ли, Атлантида? — остановился толстяк напротив археолога.
— Я попрошу мне не тыкать, — сухо отрезал Платон. — Мы с вами воздухом из одного загубника не дышали. Я, между прочим, дворянин в седьмом поколении, поэтому, обращаясь ко мне, потрудитесь добавлять «сэр»!
— Только не забывайте, что это я вас нанял, а не вы меня, — гулким басом пророкотал миллионер. — И в таком случае тоже говорите мне «сэр»!
У Рассольникова пропало всякое желание улетать. Он представил себе, что как минимум два месяца будет вынужден каждый день встречаться с этим боровом, и говорить ему «сэр», и дышать одним воздухом, и пользоваться одной сантехникой, и пить одну воду… Но он уже успел сдать свой нехитрый багаж, надавать обещаний Пикко и расстаться с цепкой, как леконский шестилапый койот, Джаритой. Девушка непременно желала отправиться с ним на край света, и только ссылки на Теплера, договор и один-единственный существующий билет помогли Атлантиде вернуть свободу. Засветись он в университете снова хоть на секунду — и обычным рейсом на Гею-Квадрус ему придется возвращаться в теплой компании.
Во взгляде Теплера, которым тот окинул белоснежный костюм Рассольникова, особо задержавшись на цветке кактуса и изящной тросточке, радости тоже не читалось. Скорее всего, миллионер прикидывал, не стоит ли ему вернуть билеты в кассу и задержаться для поисков другого проводника. Правда, багаж он тоже успел сдать, а время для двухмесячной отлучки наверняка выкраивал в своем графике из купюр большого достоинства.
— Посадочный челнок ожидает Платона Рассольникова в семнадцатой камере, — неожиданно сообщил голос диспетчера.
— А почему меня? — удивился Платон.
— Если деньги вы тратите на себя, их нельзя списать с налогов, — презрительно приподняв верхнюю губу, пояснил Теплер Вайт, — а если их тратит на себя нанятый вами человек, то можно. Идемте на посадку… сэр.
Платон мысленно улыбнулся. Он понял, что Вайт тоже лишил себя возможности дать обратный ход. Что же, тогда прокатимся на личном миллионерском челноке, посмотрим, как живут земные богатеи.
— Благодарю за приглашение… сэр.
Челнок оказался не вылизанной и отлакированной каплей, как ожидал Рассольников, а изрядно обшарпанным грубым ромбом, огнезащитное покрытие которого местами выгорело до такой степени, что наружу торчали ветвистые термические волокна. Археолог даже приостановился, с изумлением оглянувшись на миллионера:
— Как вы летаете на таком лохматье? — Он на мгновение запнулся, но все-таки добавил: —Сэр Теплер…
— Не знаю, — пожал плечами тот. — Это не мое, это с «Ягеля». Раз служба космопорта пропустила, значит, безопасен… сэр.
— С какого «Ягеля»? — с подозрением поинтересовался археолог. — На пассажирских кораблях челноки минимум на сорок человек рассчитаны, а этот максимум на четыре, сэр.
— Так «Ягель» — транспортник, сэр. С Грина. Я снял на нем две каюты.
— На транспортнике? — Атлантида перевел взгляд на потрепанный челнок и понял, что влип куда сильнее, чем ожидал. — А почему не на обычном, рейсовом, сэр? Они же вдвое быстрее летают!
— Каюта на транспортном корабле стоит почти вдвое дешевле, сэр. Да и внимания к себе привлечем меньше.
Почему-то именно насчет «дешевле» Атлантида и ожидал услышать. Он поколебался еще несколько мгновений, почти готовый вернуться в объятия Джариты, но в последний момент все-таки предпочел челнок — запрыгнул к нему на крышу и провалился вперед ногами в узкий люк. Адаптивное кресло плотно обняло тело, однако голова и ноги все-таки ощутимо уперлись в края противоперегрузочного ложа. Археолог вспомнил габариты Вайта и мстительно улыбнулся.
«Ягель» оказался самым настоящим крупнотоннажным транспортом. То есть не тягачом, который один или вместе с однотипными кораблями цепляет крупную автономную «баржу» с грузом, доставляет к нужной звездной системе, бросает и перецепляется к другой «барже», не дожидаясь разгрузки-погрузки. Нет, это был самый настоящий корабль огромных размеров с трюмами, единым корпусом и системой капсулированных выносных реакторов — прямо океанский корабль докомпьютерной эпохи.
Челнок воткнулся транспорту куда-то в корму, мелко задрожал, словно стряхивая усталость, и затих. Атлантида вылез из кресла и оказался в светлом и широком, но уж очень низком, отсеке. Рядом уже нетерпеливо подпрыгивал пилот незамысловатого посадочного кораблика — ростом едва до плеча Платону, с огромными черными глазами и длинной, острой, симпатичной мордочкой, покрытой короткой коричневой шерстью. Голову пилота украшали короткие, сантиметров десять, раздваивающиеся рожки, между которыми белело овальное пятнышко. Остальное тело закрывал банальный комбинезон, склеенный из разноцветных элементов примерно одного тона. По всей видимости, или представители этой расы не различали цветов, или у них были очень странные представления о красоте.
— Пи-пи пии, пи пи-и, — дернул мордочкой вверх пилот.
Атлантида отряхнул пиджак, поправил цветок в петлице, потом расстегнулся и тихонько постучал по надетой на ремень, рядом с пряжкой, бежевой пластине полилингвиста:
— Эй, проснись, работать пора.
— Задайте языки общения или продолжайте говорить несколько минут, чтобы прибор произвел настройку автоматически, — откликнулась пластина.
— Основной язык: Земля-русский, воспринимаемый — Грин-олимы. — Археолог не очень доверял автонастройкам прибора.
— Вас понял, приступаю к работе.
— Пи-пи пии, пи пи-и, — повторил, дождавшись окончания манипуляций, рогатый пилот.
— Помогите обрести свободу своему секретарю, — посоветовал переводчик.
— Вот как? — обрадовался Атлантида. — Так этот жмот зарегистрировался моим секретарем? Ну, я ему работу обеспечу.
Рассольников склонился над открытым люком. Широкоплечий Вайт нервно дергался из стороны в сторону, не в силах вытащить из-под себя руки.
— Ну и как вам путешествие по сниженным ценам, сэр Теплер? — не удержался от ехидства археолог.
— Узкие… блин… — пробурчал крайне смущенный миллионер.
— В таких случаях принято было говорить «блин горелый», — поправил его Атлантида, взял тросточку в зубы, опустил руки в люк, зацепил Вайта за плечи и напрягся, вырывая его из объятий кресла. Поначалу казалось, что толстяк засел в кресле намертво, но после нескольких рывков его тело поддалось. Миллионер сдвинулся немного вверх, выпростал руки и, опершись ими о комингс люка, выбрался наружу.
— Спасибо, сэр Платон, — тяжело дыша, кивнул Вайт.
— Не стоит, — небрежно махнул рукой Рассольников. — У нас четыре недели полета впереди, еще наблагодаритесь.
Вайт, отдышавшись, поднялся на ноги, заставив малютку-олима с испуганным писком шарахнуться в сторону, — и гулко стукнулся головой о потолок.
— Ничего страшного, — прокомментировал Атлантида, — зато путешествие обойдется вдвое дешевле.
Теплер громко скрипнул зубами, но ни слова не сказал.
— Ни, пи, пи-пи-пи, — торопливо заговорил рогатый пилот.
— Через двадцать минут рождается подготовка к вылету, — расшифровал поясной переводчик. — Нужно быстро перемещаться в кабину управления космическим кораблем и заполнять собой кресла тяжелые.
— Какие кресла? — простонал Вайт, массируя себе затылок. — Только в постель!
— Мне очень жаль вас огорчать, сэр Теплер, — лучезарно улыбнулся Атлантида, — но на «грузовиках», в отличие от пассажирских кораблей, нет избыточной мощности на реакторах, поэтому искусственную гравитацию на время разгонов и торможений приходится отключать. В кровати вас просто раздавит, сэр.
Вайт хмуро покосился на археолога, но отвечать не стал. Олим приглашающе пискнул и засеменил вперед, показывая дорогу. Земляне торопливо пошли следом за ним.
Рубка оказалась недалеко. Полтора десятка мониторов и пультов, за которыми сидели космонавты с планеты Грин. Платон обратил внимание на то, что большинство из них имели не простенькие раздвоенные рога, как у пилота челнока, а высокие, ветвистые. Наверное, пассажиров доставила на борт женщина.
— Пи-пи, — указала олимка (или олимиха?) на два ряда кресел, которые стояли вдоль стены, и торопливо заняла место за одним из пультов.
В некоторых из кресел сидели олимы, внимательно наблюдая за подготовкой к старту, но большинство сидений оставались свободными.
— Прямо зрительный зал на борту, — хмыкнул Атлантида. — Какое кресло вам больше нравится, сэр Теплер?
— Какая разница, сэр Платон? — отмахнулся миллионер и рухнул в ближайшее. Кресло издало жалобный хруст, но выдержало.
Археолог сел в соседнее, откинул голову на подголовник. Верхний край кресла упирался ему точно в основание черепа. Атлантида чертыхнулся, вскочил, нашел регулировку, выдвинул подголовник до упора вверх, снова сел. В новом положении затылок получил какую-никакую опору, хотя и не очень удобную — верхний край подголовника доставал до середины головы. Рассольников покосился на Вайта и увидел, что у того мыслящий орган находится и вовсе на весу.
— Эй, сэр Теплер, поднимите подголовник, а то вам на старте мозги оторвет.
— Не поднимается, сэр Платон, — пожаловался миллионер.
— Как это — не поднимается?! — Атлантида вскочил, нажал на регулировочный рычаг соседнего кресла. И правда — все регулировки находились в максимальном положении. Ну, не рассчитывали олимские конструкторы на таких рослых седоков!
— Эй, кто тут командир?! — выпрямился археолог. — Сделайте что-нибудь! А то ваш богатый пассажир старта не переживет.
— Пи! Пи! — Самый рогатый из олимов громко запищал, размахивая копытцами.
— Четыре минуты до начала разгона, — любезно перевел полилингвист.
— Четыре? — археолог метнулся к своему креслу, сел и торопливо пристегнул ремни.
— Пи-пи пи, пи!!! — на все голоса пищали члены команды.
— Прощайте, сэр Теплер, — участливо кивнул Атлантида.
Но тут один из олимов сорвался с кресла, подскочил к шкафчику, распахнул дверцу, рывком сорвал ее с петель, подбежал к Вайту, подсунул ее миллионеру под спину, так что часть дверцы выступала над слишком коротким подголовником, и метнулся назад, за пульт.
— Неудобно, — заворочался толстяк. — Спину режет.
— Пи-и-и-и!!! — завопил в этот миг рогатый, мониторы полыхнули оранжевым, и щеки Вайта мгновенно сползли на затылок. Полет начался.
Ускорение продолжалось двенадцать минут при четырех «g». За это время у Атлантиды совершенно онемел затылок, а у Теплера сползли к спинке не только щеки, но и все остальные рыхлости тела, отчего спереди он стал походить на олимпийского атлета. Правда, бодрости спортивная внешность ему отнюдь не добавила. После окончания разгона, переключения в режим растянутого дискретного перехода и активации искусственной силы тяжести миллионер даже не шелохнулся.
— Как вы себя чувствуете, сэр? — Атлантида расстегнул ремни и подошел к напарнику.
— Спасибо, сэр, очень плохо, — простонал в ответ Вайт. — Вы не поможете мне встать?
— Ничего не поделаешь, сэр Теплер, — протянул руку Рассольников, — За все приходится платить. Или деньгами, или своей шкурой.
То, насколько близки оказались его слова к истине, археолог понял только после того, как толстяк поднялся и повернулся к нему спиной: глубоко вдавленная в тело бархатная куртка во всех мельчайших деталях сохранила силуэт дверцы — ребра жесткости, обломки петель, замок вместе с язычками и скважинами.
— Я хочу в постель, — угрюмо прорычал миллионер. — Кто-нибудь покажет мне мою каюту или нет?
Жилая палуба располагалась двумя этажами выше служебной, и добираться до нее пришлось по аварийному трапу — в кабину лифта Вайт просто не влез. По счастью, каюты были сделаны с достаточным запасом вместимости. Они представляли собой комнаты три на шесть, с двухметровыми потолками, самыми настоящими иллюминаторами, туалетом и умывальником с одним краном — горячая вода в списке удобств не значилась. Душевые в каютах отсутствовали. Как, впрочем, и на всей жилой палубе — любовью к водным процедурам олимы явно не отличались. Габариты койки позволяли спать лежа — если предварительно согнуть ноги в коленях. В противоположном от кровати углу стоял желтоватый стержень объемки.
— Спасибо. — Атлантида с трудом подавил желание благодарно почесать сопровождавшую их олимку между рогов, улыбнулся Вайту и закрыл дверь.
Наконец-то можно спокойно развалиться, задрав ноги, и ни о чем не думать. Неторопливо посасывать текилу и смотреть какую-нибудь ерунду. Больше всего Атлантида любил научно-популярные фильмы по истории и мистические триллеры… Впрочем, особой разницы между этими жанрами фантастики уловить обычно не удавалось.
Как и всякий нормальный человек, первым делом археолог пожелал найти бар. Искал над постелью, возле шкафа, рядом с умывальником и даже вокруг иллюминатора. Ничего. Ни холодильника, ни бара, ни ящика с бутылками, ни даже простого стакана. Вообще ничего! Создавалось ощущение, что олимы пьют только воду из-под крана. По счастью, багаж Атлантиды не потерялся, а в нем всегда имелся аварийный запас из двух бутылок. Археолог откупорил одну, сделал большой глоток, после чего извлек вешалку, повесил на ней в шкафу свой безупречно-белый пиджак, рядом перекинул через планку брюки. Потом с чистой совестью упал на кровать, глотнул из горлышка текилы и громко приказал:
— Включить объемный проектор! Архив фильмотеки!
Противоположный угол каюты исчез, вместо него появился покрытый множеством цветов зеленый луг, на заднем плане шелестел высокий кустарник, да несколько стройных деревьев, похожих на пирамидальные тополя, врезались высоко в изумрудное небо. На фоне всего этого повисли стандартные риски с надписями. Вот только ни единой знакомой буквы Атлантида не разглядел.
— Э-э… что-нибудь историческое, — распорядился он.
Возник длинный список названий, и археолог наугад приказал:
— Седьмой сверху.
В углу каюты образовалась мастерская. Под негромкое пение обнаженный до пояса серый в яблоках олим с одним обломанным рогом вытачивал что-то над верстаком. Объемка хорошо показывала, как косточки раздвоенного копыта расходились, чтобы ухватить нужный предмет, плотно сходились, зажимая инструменты с короткими плоскими рукоятями. Олим пел и работал, пел и работал… Работал и пел… Через четверть часа сюжет надоел Атлантиде. Возможно, в углу происходило нечто сакрально-эпохальное, например, престарелый олим из собственного рога вытачивал рукоять к сыновьему мечу или украшение на свадьбу дочери, но легенды этой планеты археолог знал слабо, а из объемки ни единого слова пока не прозвучало. И даже половина перелившейся из бутылки в желудок текилы не смогла сделать фильм интереснее.
— Хватит! — не выдержал Рассольников. — Покажи-ка лучше какую-нибудь порнуху!
В углу не появилось ни единого названия.
— А эротику? А секс-учебу? Стриптиз?.. Мелодраму?! — отчаивался пассажир, глядя в пустой объем. — Что, даже мелодрамы нет? Ну, вы, ребята, пуритане! А просто романтическое кино?
Романтических фильмов в архиве космического транспортника также не содержалось. С досады Платон осушил бутылку до конца и взялся за вторую.
— Так, а исторические фильмы с путешествиями и сражениями есть? О! — Рассольников уже не ожидал положительного ответа, и появившийся список его несказанно обрадовал. — Третий сверху!
В углу появились заросли кустарника. По узкой тропинке шло полтора десятка олимов, одетых в грубо-тканые куртки, длинные шаровары. Многие были опоясаны ремнями, с которых свисали некие странные предметы. Археолог хлебнул текилы и сосредоточился, ожидая развития событий.
Олимы шли через кустарник, время от времени поворачивая головы и прихватывая губами листву вместе с тонкими веточками. Жевали, потом снова срывали и снова жевали. Жевали, срывали, срывали, жевали…
— Та-а-ак, — через десять минут не выдержал Атлантида. — А детективы в архиве есть? Пятый снизу.
На зеленой полянке лежало двое олимов. Они фыркали, катались с боку на бок, цапая ртом густую траву и тщательно ее пережевывая. Время от времени ложились на живот и ели траву прямо перед собой.
— Что-нибудь из жанра кошмаров, — попросил Рассольников, с ужасом обнаружив, что и от второй бутылки осталась всего лишь половина.
В углу двое олимов, одетых в бежевые пятнистые комбинезоны, внимательно разглядывали растение с шевелящимися листьями. Вот один из них откусил от листа и тщательно прожевал, затем то же самое проделал второй.
— А фантастика в архиве есть? — Платон сломался на пятой минуте. — Десятый сверху.
Опять появились до боли знакомые заросли кустарника, опять сквозь них пробирались, объедая окружающую листву, полтора десятка олимов. Вот только одеты они были теперь не в тканые куртки, а в блестящие металлизированные комбинезоны.
Атлантида допил текилу, запустил пустой бутылкой в угол и с головой накрылся одеялом.
Утро принесло ощущение бодрости и легкого голода. Рассольников рывком откинул в сторону одеяло, вскочил на ноги, помахал руками, разгоняя кровь, ополоснул лицо под краном. Насущных потребностей в зеркалах обитатели планеты Грин, видимо, не испытывали, так что таковые в каюте отсутствовали. Немного покривлявшись перед иллюминатором, археолог нашел-таки положение, в котором смог худо-бедно оценить свою внешность. Прическа за ночь не растрепалась, рубашку он извлек из багажа свежую, а что во лбу звезда горит — так это только в одном положении. Если немного сдвинуться, она начинает сверкать вместо левого глаза.
Атлантида накинул пиджак, освежил цветок кактуса и вышел в коридор.
Теперь предстояло составить план действий на время путешествия. В списке его обычных развлечений на первом месте стояла текила, на втором — объемка, а на третьем — женщины. Еще ему нравилась умная беседа, но таковая получалась только с опытными историками, а из историков на борту находился он один. Разумеется, можно было попытаться завлечь кого-нибудь из милых олимочек рассказами о своих путешествиях, но вот только эти очаровательные космонавт-ки вызывали у него желание почесать им за ушком или между раздвоенных рожков — и ничего более. На роль женщин они явно не тянули. Объемку вчера он успел освоить до полного желудочного отторжения. Короче говоря, оставалось только одно спасение — текила. Причем, насколько он помнил условия договора, этим живительным напитком его должен был обеспечить заказчик. Теплер Вайт.
Атлантида вежливо постучал в дверь соседней каюты:
— Вы позволите, сэр? — Он распахнул дверь и вошел внутрь.
Первое, что Рассольников увидел, это обломки кровати, раскиданные по каюте. Второе — разложенные в углу постельные принадлежности.
— Если вы произнесете хоть слово, сэр Платон, — угрюмо предупредил сидящий на импровизированном ложе толстяк, — я ударю вас по голове.
— Извините, — кивнул археолог и отступил обратно в коридор, где схватился за живот и тихо сполз по стенке. Если уж он был вынужден спать скорчившись, то каково пришлось миллионеру, с его ростом и комплекцией! Жаль, Рассольников не видел, как под этим жмотом, решившим сэкономить на билетах, рассыпается хрупкая олимовская коечка!
Однако смех смехом, а дела делами. Придя в себя, Атлантида снова постучал в дверь каюты:
— Вы не подскажете, сколько дней продлится путешествие на этой колымаге, сэр Теплер?
— Двадцать четыре, — поморщился Вайт. Все эти двадцать четыре дня ему предстояло спать в углу, как домашней собачонке, и ходить, склонив голову, чтобы не биться ею о потолок.
— Насколько я помню условия нашего договора, сэр Теплер, — не удержался от улыбки археолог, — вы обязаны все это время обеспечивать меня едой и выпивкой.
— Так в чем проблема? — не ощутил подтекста миллионер. — Берите все, что хотите, в здешнем буфете, сэр Платон, а сумму расходов пусть поставят в счет.
— Простите, сэр, — на этот раз Платону было не до улыбок, — а где вы слышали про буфеты на коммерческих транспортниках? Вы вообще задавались вопросом, что собираетесь есть на борту?
— Ну, кухня здесь в любом случае быть должна, — не очень уверенно ответил Вайт.
— Железная логика, сэр Тэплер! — со злостью проговорил Рассольников. — А если эти разумные косули только сеном и мхом питаются, вы что делать станете? Травку жевать? Или кого-нибудь из экипажа пристукнете и шашлык над костром зажарите? Вы хоть поинтересовались, что они едят, когда каюты снимали?
— Раз продали билеты, обязаны были позаботиться и о еде для нас, сэр, — попытался оправдаться толстяк.
— А зачем? Они их вдвое дешевле продали. Зато без «пансиона». — Атлантида укоризненно покачал головой. — Ну что вы сидите, сэр Теплер? Вставайте, пойдем искать пищеблок.
Коридоры жилой палубы пустовали. Немного поблуждав среди одинаковых дверей, компаньоны спустились по аварийному трапу на этаж ниже, и Атлантида навострил нос:
— О! Свежим сеном пахнет! Убей меня кошка задом, если там не кормушка для туземцев.
Пара поворотов, и через широко открытую дверь люди вошли в кают-компанию. Здесь подходил к концу завтрак: на полу там и сям пучки травы и зеленые листочки, мятые пластиковые стаканы. Несколько олимов двигались к выходу, а еще несколько приканчивали свою пайку, сидя за столами. В стандартный завтрак космонавта входил большой проволочный цилиндр, плотно набитый ароматной сушеной травой, — олимы засовывали морды внутрь, вытягивали мягкими губами ароматные пучки и тщательно их пережевывали — и высокий пластиковый стакан, полный какого-то зерна, смешанного с самым натуральным горохом. Олимы время от времени насыпали смеси себе в рот и перемалывали ее челюстями с душераздирающим скрежетом.
— Я как в воду глядел, — кивнул Атлантида. — Вы что предпочитаете, сэр Теплер, сушеную люцерну или суповой горох?
— Бифштекс с кровью, сэр.
— Я тоже, — согласился археолог, — но боюсь, сэр, что употребление в пищу опытного моториста или пилота может пагубно отразиться на нашей дальнейшей судьбе. Ладно, пойду попробую разговорить вон ту милую блондинку.
Олимка с двумя большими белыми пятнами на загривке стояла перед пультом в углу, задумчиво поводя острыми ушками и шевеля губами. Ее раздвоенные рожки с черными ободками у основания навевали воспоминания о древних диснеевских мультиках, а бездонность больших черных глаз подчеркивалась рыжей полосой поперек носа.
— Вы не поможете выжить двум утомленным лишениями и трудностями путешественникам, прекрасная леди?
Переводчик высокопарно запищал, и раковины мохнатых ушей повернулись в сторону Атлантиды.
— Я сейчас отойду, — перевел полилингвист ответ.
— Ни в коем случае! — всплеснул руками археолог. — Самим нам с этой аппаратурой вовек не разобраться! Мы умрем с голода раньше, чем…
— Плачу пять галактических кредитов, — вмешался в разговор подошедший Вайт, — закажите нам какое-нибудь жаркое.
Олимка вскинула черно-рыжий носик, возмущенно пискнула и пошла в сторону.
— Скажите, сэр Теплер, — задумчиво проговорил Атлантида, — а как вы отреагируете, если вам предложат на завтрак человеческую ногу и дюжину парикмахерских ушей, тушенных в собственном соку?
— Почему именно парикмахерских, сэр? — озадачился миллионер.
— А вы что, предпочитаете уши бухгалтеров, cap?
— Какую мерзость вы говорите, сэр Платон! — возмутился Вайт.
— Не нравится? — сочувственно произнес археолог. — Тогда не забывайте, что мы находимся среди вегетарианцев, сэр. Олимы травоядные, а насколько я знаю историю, вокруг стад травоядных всегда обитают хищники. Олимов наверняка кто-то кушал на протяжении всей их истории, и они могут очень нервно отреагировать на ваши мясоедские претензии. Пока мы на этом борту, забудьте такие слова, как «бефстроганов» и «бифштекс», сэр.
— Что же нам теперь, голодными сидеть, сэр Платон?
— Если в их меню нет щавеля или хотя бы петрушки — то да, сэр.
— А хлеб у них есть, сэр? Самый обычный, простой хлеб?
К счастью, поясной лингвист исправно переводил в писк все их пререкания. Один из космонавтов, покончив с едой, подошел ближе и постучал Вайта по поясу:
— Хлеб?
— Хлеб, хлеб, — закивал миллионер.
Олим махнул рукой, зовя их за собой. Они прошли вдоль всего корабля и остановились возле отсека, из тех, которые пахнут одинаково на всех кораблях вселенной.
— Хлеб, — указал олим на дверь с красным крестом и отправился по своим делам.
— Здесь? — не поверил Вайт.
— Ну разумеется, сэр, — махнул рукой Атлантида. — Хлеб! Лакомство для больных. Конечно, здесь есть хлеб. Идите, сэр, наше пропитание на вашей совести.
Миллионер вошел в медотсек и спустя пару минут выскочил, красный от ярости, но с батоном хлеба под мышкой:
— Двадцать пять кредитов! Да за эти деньги его самого можно целиком на вертеле зажарить!
— А чем они раны обеззараживают, вы не спросили, сэр? — с надеждой поинтересовался археолог.
— Хлоргексидином, сэр, — отрезал толстяк, и Атлантида понял, что спирта за дверью нет.
Они тут же по-братски разделили буханку — разломали пополам, и Вайт немедленно спрятался в своей каюте. Видимо, цена олимского каравая потрясла его до глубины души, и он опасался, что Атлантида попросит добавки. Впрочем, Платону и самому мало нравилась перспектива двадцать четыре дня жить хлебом единым, и он решил позаботиться о разнообразии стола… Тем более что на борту все равно больше нечего делать.
Прежде всего Рассольников занялся изготовлением теплостойкой посуды. Пластиковые стаканчики, которыми пользовались олимы, для приготовления человеческой пищи не годились — плавились при высокой температуре. Платон выбросил клинок из трости, после чего взял бутылку из-под текилы, вытряс себе в рот последние драгоценные капли, а потом уложил ее на нижнюю, острую грань клинка и несколько раз с силой провернул. На стекле появилась глубокая борозда. Осталось обмотать нижнюю часть бутылки краем одеяла, открыть дверь и с силой стукнуть горлышком об угол косяка.
Дзинь!
— Так, один стакан готов, — с удовлетворением кивнул Атлантида и громко крикнул; — Уборщика в коридор!
Поясной переводчик продублировал приказ на писклявом олимовском языке, а пока коробка автоматического пылесоса доползла до двери каюты, Рассольников успел сделать стакану точно такого же напарника. Емкости для кипячения воды готовы. Из походной сумки Платон извлек небольшую плоскую флягу с неприкосновенным запасом, быстро перелил содержимое себе в рот — а что делать, если черный день уже настал? — и наполнил ее водой из-под крана. Теперь оставался всего один пустяк: найти тепло.
Первым делом Атлантида отправился в кают-компанию. Здесь после завтрака уже успели прибрать. Пол сверкал изумрудной чистотой, стены приятно пахли сельдереем, а столы и стулья — хлоркой. По счастью, возле пульта обнаружился высокий белый — ни единого пятнышка — олим с ветвистыми рогами, на одном из которых было обломано несколько кончиков.
— Простите за беспокойство, — заторопился Платон, пока космонавт не отправился по своим делам. — Вы не подскажете, как мне получить еду?
Олим недоуменно приоткрыл рот, показав ровные желтые зубы, потом ухватил копытцем выступающий сбоку рычажок и качнул им из стороны в сторону. Послышалось жужжание, и из окошка в стене на стол рядом с пультом выкатились проволочная упаковка с сеном и закрытый плотной крышкой пластиковый стаканчик с горохово-зерновой смесью.
— О, как хорошо! — Археолог тут же спрятал стаканчик в карман. — Вы не поможете мне еще в одном вопросе?
Олим немного склонил голову и навострил уши.
— Подскажите, как бы мне, — Атлантида поставил на столик самодельный стакан и налил в него воды из фляги, — как бы мне все это вскипятить?
Космонавт недоуменно покрутил головой и встопорщил шерсть возле носа.
— Ну, вскипятить, — попытался объяснить археолог, активно помогая себе жестикуляцией. — Кипеть, буль-буль-буль. Превратить в пар.
— А, в пар, — наконец-то понял олим. — Идемте, я вам помогу.
Обрадованный Платон подхватил стакан и устремился следом за рогатым доброжелателем. Через пару минут они пришли в какую-то лабораторию, уставленную множеством похожих на электронные микроскопы стоек, освещенную мигающими под высоким потолком фиолетовыми лампочками. На полках вдоль стен лежали приборы непонятной формы. Олим привычным жестом подхватил один из них, надел его на левое копытце наподобие перчатки, а правым указал на одну из стоек:
— Пи-ю.
— Поместите сюда, — объяснил полилингвист. Атлантида поставил стакан с водой на выпирающую из стойки площадку. Олим вытянул руку: Пух! — промелькнула синяя искра, и вода из стакана исчезла.
— А-а… — растерялся археолог. — А нельзя ли сделать это помедленнее?
Он вылил в стакан остатки воды:
— Никуда не торопясь, медленно превращать воду в пар… Хорошо?
Олим недоуменно приоткрыл рот, потом согласно кивнул. Он неторопливо покачался из стороны в сторону, разводя руками, поднял мордочку кверху, покружился по комнате — потом вытянул свое устройство: Пух! — и вода исчезла.
— Вы хотели этого? — тактично пропищал космонавт.
— Да, спасибо, — как можно вежливее улыбнулся Атлантида. — Я вам очень благодарен.
Выйдя из лаборатории, он заглянул к себе в каюту, набрал во флягу еще воды, а потом вернулся в кают-компанию. На этот раз здесь никого не оказалось, и археолог смог детально исследовать помещение. Если не принимать во внимание пульт со множеством рычажков и несколькими крупными кнопками, то никаких приборов, пищевых синтезаторов или простеньких кипятильников обнаружить не удалось. Складывалось впечатление, что все оборудование корабельной столовой состояло из транспортера, который по команде от рычажка подавал откуда-то со склада очередную порцию сена и зерна. Просто свиноферма какая-то, а не кают-компания!
Атлантида попытался наугад понажимать на прочие рычажки и кнопочки, но никакой реакции не последовало. Даже сигнала об ошибочной команде. Рассольников махнул рукой и отправился дальше.
Вторым известным ему на корабле местом был мед-отсек. Платон вежливо постучался, вошел и столкнулся с недовольным взглядом одетой в белый комбинезон олимки, с помощью ножа и вилки кромсающей на лабораторном столике серую крысу. В первый момент Атлантида даже решил, что она обедает, но вовремя заметил на морде марлевую повязку и успел задавить пожелание «Приятного аппетита!» еще до того, как оно вырвалось из горла.
— Извините, я вижу, вы работаете?
Олимка кивнула.
— Скажите, а как вы дезинфицируете свой инструмент?
— В камере.
— А кипячением не пользуетесь?
— Повторите… — Космонавтка с непониманием воззрилась на поясной переводчик Рассольникова.
— Ну, кипячением. — И археолог безнадежным тоном добавил: — Буль-буль-буль.
— Дезакционный парогенератор имеется на моторной палубе. — Олимка отложила вилку и нож и с тревогой поинтересовалась: — Кто получил облучение?
— Да никто! — разозлился Атлантида, достал флягу, наполнил самодельный стеклянный стакан и поставил его рядом с крысой. — Я хочу вот это продезинфицировать.
Олимка молча взяла стакан, выплеснула воду в раковину под столиком, поставила в камеру над столиком посуду и нажала большую красную кнопку. Сквозь щели пробились лучи ослепительно-голубой вспышки, дверца открылась. Космонавтка достала стакан и вручила его пассажиру:
— Стерильно.
— Нет, — замотал руками Атлантида, снова наливая воду. — Не стакан, а вот ее, именно ее продезинфицировать!
— Понятно, — с явным облегчением кивнула рогатая медичка, открыла ближний шкафчик, вынула копытцем несколько шариков из объемного ящика и кинула их в стакан. — Вот, все в порядке. Можете обтирать этим предметы и поверхность тела. Только не допускайте попадания вовнутрь.
От воды ощутимо запахло хлоркой.
— Спасибо, — улыбнулся археолог, вышел из кабинета и выплеснул воду на пол — в целях дезинфекции.
Однако кое-какую пользу визит в медицинский отсек принес: теперь Атлантида точно знал, что где-то на моторной палубе существует дезакционный парогенератор. Оставалось эту самую моторную палубу найти.
Как истинный исследователь, Рассольников начал вести поиски планомерно, никуда не торопясь, но и не отвлекаясь на посторонние вещи. Спустился по аварийному трапу в самый низ и начал обход нижней палубы по кольцевому коридору. Больше всего здешние катакомбы напоминали пространство под фальшполом: тут висели связки проводов, соединяющие между собой некие установленные выше устройства, тянулись трубы, шланги, то и дело встречались сетки, огораживающие отдельные люки или целые секции. Никаких служебных или жилых помещений Платон здесь найти не смог и поднялся выше этажом.
Служебная палуба. Знакомое место: справа помещение посадки на четырехместный орбитальный челнок, слева рубка управления кораблем. Сквозь приоткрытую дверь было видно, как дежурный пилот играет в мяч, подбрасывая его над головой и попеременно отбивая в воздух то левым, то правым копытом. Атлантида отогнал мысль о том, что будет, если мяч случайно упадет на клавишу включения реверса или экстренного разгона, и побрел по кольцевому коридору. Двери, двери, двери — из-за одних доносились звуки заунывного пения, из-за других — равномерное постукивание или писк разговора. Только в одном месте археолог наткнулся на широкие сдвижные створки, раскрашенные в частую полоску. Он прислушался к тому, что происходит по ту сторону, вежливо постучал и потянул руку к большой клавише на стене.
— Пиюи! — послышалось из-за спины.
— Зачем вы тут присутствуете? — добросовестно перевел полилингвист.
— Корабль осматриваю, — оглянулся Рассольников и увидел уже знакомого белого олима.
— Только не прикасайтесь кнопка эта, — предупредил космонавт. — Здесь находится спасательный катер. Если открыть дверь, прозвучит общий сигнал тревоги и команда приготовится к эвакуации торопливо.
— На всю команду рассчитан? — отдернул руку Атлантида.
— Нет, на половину, — вежливо ответил олим. — Таких катеров на корабле два.
— А вы не подскажете, где находится моторная палуба?
— Пять-два выше.
— Спасибо. — Археолог последний раз оглянулся на створки дверей спасательного катера и пошел от него подальше.
«Пять-два» во фразе белого олима, по всей видимости, означало, что моторная палуба находится на пятом уровне, но она широкая, как две обычных. Поначалу никакого особого отличия моторной палубы от прочих Атлантида не заметил. Ну, потолки повыше, да кольцевой коридор вдоль внешней стены идет. Платон описал почти полный круг вокруг корабля, прежде чем наткнулся на лесенку, уходящую к открытому на высоте трех метров люку. Не мудрствуя лукаво Атлантида сунул тросточку себе за спину, за пояс брюк, и полез вверх.
Диаметр отверстия и уходящей от него трубы только-только позволял протиснуться одному человеку, но археолог не отступил. Он карабкался вперед метр за метром, в сгущающуюся тьму, пока не уткнулся головой во что-то мягкое. Послышался испуганный писк.
— Ой-е-ей, — бесстрастно перевел полилингвист.
Атлантида ощутил снизу жесткий, болезненный удар в подбородок и торопливо попятился:
— Кто здесь?
— Пи-и, пю пи…
— Это я, моторист Пюпи, — перетолмачил ответ лингвист.
В свете тусклой лампочки; горящей где-то в переплетении трубопроводов, блеснули темные глаза.
— Очень раз познакомиться, — кивнул Атлантида, пытаясь разглядеть, куда это он заполз.
— Вы заблудились? — корректно поинтересовался моторист Пюпи.
— Я ищу парогенератор.
— А кто получил облучение? — последовал стандартный вопрос.
— Вот, — изогнулся Атлантида и вытащил из кармана самодельный стакан.
Моторист тоже изогнулся, прочертив острием рога в воздухе около самых глаз пассажира, извлек продолговатую капсулу и ткнул ею в стекло. Покачал рогами:
— Уровень радиации находится в пределах допустимых норм, — медленно и вдумчиво перевел его короткий писк полилингвист и после паузы добавил: — Использовалось жаргонное слово.
— А все равно, — махнул рукой археолог, — давай почистим?
— В малой камере, — предложил Пюпи.
— Да хоть в кастрюле, — согласился Атлантида. Малая камера парогенератора оказалась возле двери лифта, под одной из множества одинаковых декоративных панелей. Платон поставил внутрь стакан, Пюпи закрыл дверцу и ткнул копытом в переключатель. Спустя пару минут дверца сама открылась. Стакан стоял внутри, весь запотевший и горячий.
— Секундочку! — Археолог достал флягу и наполнил стакан водой. — А еще разик!
Пара минут, и распахнутая дверца продемонстрировала стакан, кипение в котором постепенно затухало.
— И последняя попытка! — Атлантида извлек на свет горохово-зерновую смесь и наполнил стакан с кипятком примерно на треть. — Запускаем!
— Так поступать нельзя! — оживился моторист. — Вареное зерно есть запрещается. В нем витаминов мало, и зубы без нагрузки разрушаются. Сейчас, я давление повышу… К тому же от горячей пищи нюх портится.
— У меня зубы другие! — Рассольников звонко щелкнул клыками.
— Зубы у всех одинаковые, — Пюпи в ответ продемонстрировал желтые резцы. — При трех поверхностных сейчас готово быстро.
Если «три поверхностных» означали три атмосферы, то каша должна свариться минуты за две, прикинул Платон, и словно в ответ на его слова дверца парогенератора открылась. По коридору расплылся соблазнительный аромат.
— Попробуешь? — предложил Рассольников.
— Горячее нельзя. — Олим засунул нос в самый стакан. — Нюх испортить можно…
Пюпи решительно взял горячий стакан раздвоенным копытцем, отсыпал немного каши на поверхность сомкнутого копыта другой руки, немножко выждал, давая ей остыть, и слизнул длинным красным языком.
— Ну как? — с завистью поинтересовался успевший проголодаться археолог. У него на руках не имелось толстых костяных копыт, и схватить горячий стакан пальцами или высыпать на ладонь исходящую паром кашу он не рискнул.
— Соли мало.
— А где ее взять?
— В кормушке.
— В кают-компании, что ли?
— Вы употребили слово-аналог, — сварливо пожаловался поясной переводчик.
— У меня есть в алимгаторне, — вспомнил моторист и убежал.
Когда он вернулся, каша успела немного остыть. Рассольников отсыпал себе на ладонь примерно половину, посолил из предложенного пакетика и с аппетитом съел. Получилось вроде неплохо.
— Ну, еще по одной?
На этот раз они заправили смесью два стакана, сварили, после чего уселись рядышком на пол и принялись с наслаждением объедаться редкостным для обоих деликатесом.
— Обязательно запишу рецепт для своего синтезатора, — пообещал себе Атлантида и понял, что двадцатичетырехдневный полет он как-нибудь перенесет.
— Вы здесь, сэр Платон? — После вежливого стука дверь приотворилась.
— В общем, да, сэр, — сладко потянулся в постели Атлантида.
— Вы на меня не обижаетесь, сэр? — Вайт вошел в каюту и за неимением кресел, стульев или иной мебели прислонился к стенному шкафу. Рассольникову показалось, что за минувшие сутки миллионер успел немного похудеть.
— За что, помилуй бог, сэр Теплер? — Настроение археолога было великолепным. — Вы вчера не пришли ни обедать, ни ужинать, сэр. Сегодня на завтрак не явились.
— Я просто проспал, сэр Теплер. Нижайше прошу прощения.
Атлантида вскочил, привычным потягиванием разогнал кровь в теле, ополоснул под душем лицо. Пиджак после вчерашнего приключения немного помялся, зато археолог извлек из герметичной пластиковой коробочки свежий цветок кактуса и вставил его в петлицу.
— Я к вашим услугам, сэр!
— Пожалуйста. — Вайт отворил перед ним дверь, но вышел в нее первым.
— Вам не кажется, — оглянулся он на Атлантиду, — что на корабле происходит нечто странное?
— Пока ничего особенного не вижу, — пожал плечами Атлантида, перешагивая порог каюты.
— Сейчас, — зловеще пообещал толстяк, подходя и аварийному лазу, — сами увидите.
По кольцевому коридору компаньоны дошли до медицинского отсека. Вайт постучал, вошел внутрь, оставив дверь открытой. Сквозь щель Платон заметил, что лабораторный столик исчез, дезинфицирующий прибор над столом закрыт большим металлическим щитом, a сквозь ручки нижних ящиков продет длинный стальной стержень.
— Вы видите, и тут тоже, — заговорщицким шепотом сказал Вайт, выходя из отсека и разламывая хлеб пополам.
— Медичка порядок наводит, ну и что? — не очень понял археолог.
— Это еще что, — кивнул миллионер, давая Рассольникову его половину батона. — А что на служебной палубе творится…
Заинтересованный Атлантида спустился еще на один уровень, прошел по коридору, и первое, на что обратил внимание: клавиши открывания створок аварийного катера оказались закрыты толстыми металлическими накладками. Рассольников вскинул брови, но промолчал. Однако, когда они дошли до пульта управления, из уст его вырвался невольный возглас изумления: десяток олимов с деловитой торопливостью брали посреди зала из штабеля стопки толстые металлические листы и закрывали ими пульты управления, мониторы, индикаторные панели, шкафы — причем каждый лист крепко-накрепко притягивался на своем месте металлокерамическими болтами.
— Ну и как вам, сэр? — торжествующе произнес толстяк.
— Уверен, этому есть простое и разумное объяснение, сэр Теплер, — растерянно ответил Рассольников и шагнул к ближайшему из олимов: — Что вы делаете с рубкой?
— Пию, пя-пя.
— Завтра непереводимый местный термин, — сообщил поясной переводчик.
— Какой термин?
— Непереводимый, — с готовностью ответил полилингвист. — То есть не имеющий аналогов в русском языке, планета Земля.
— Ну и как, сэр?
— Ничего особенного, сэр Теплер, — пожал плечами Атлантида. — Просто завтра здесь будет какой-то местный термин. Возможно, и нам удастся поучаствовать.
— А вы уверены, сэр, что они не собираются переделать свой корабль в пиратский?
— Ну какие пираты, сэр? — разочарованно протянул археолог, поворачивая к лестнице. — Вы насмотрелись глупых «объемок»! Одиннадцатый век на дворе, какие могут быть пираты в наше время?
Атлантида зашел в кают-компанию, уверенным движением боковой клавиши вытряхнул себе порцию сена и зерновой смеси. Смесь опустил в карман, сено оставил лежать на столе.
— Сейчас, сэр, мы зайдем еще в одно место. Посмотрим, что ответит мне мой друг Пюпи.
Моторист с не меньшим воодушевлением, чем олимы на нижних ярусах, заклепывал подряд все палубные люки и дверцы. По счастью, заделать дверцу парогенератора он еще не успел.
— Что происходит, Пюпи? — окликнул космонавта Платон, приготавливая стаканы со смесью. — Воров боишься?
— Пию, пя-пя, — весело откликнулся олим.
— Завтра непереводимый местный термин, — повторился переводчик.
— И что это будет?
— Пя-пя, пя-пя. — Моторист заделал очередную дверцу и придвинулся ближе. — Яп юя, пяю пя па пя.
— Термин-термин, — заторопился полилингвист, — а вы эти дни лучше из кают не выходите. Парогенератор я потом в первую очередь открою, если со мной ничего не случится.
— Во-во, сэр, — прошептал Вайт. — Явно нападение готовят. Иначе что с ним может на корабле случиться?
— А что с тобой может случиться? — Атлантида достал горячие стаканы, один взял себе, другой сунул миллионеру.
— Термин может случиться всякое, — покачал рогами Пюпи.
Приготовления к таинственному термину продолжались весь день, заставляя пассажиров нервничать от неведения. В напряженной обстановке Вайт, похоже, так и не понял, что его трижды вместо пустого хлеба накормили ароматной кашей. Он просто молча поглощал, что дают, и опасливо косился на членов команды. Олимы, в свою очередь, по мере приближения вечера проявляли все большее раздражение и грубость, и сразу после ужина земляне предпочли разойтись по каютам.
Платон завалился на койку, запустил объемку и несколько минут с надеждой искал хоть что-нибудь, пригодное к просмотру. Потом порылся в багаже — хотя и знал, что весь аварийный запас текилы уже использован от начала и до конца. Под конец, от безысходной тоски, он активировал псевдоэкран своего браслета и начал пролистывать забитую в память информацию, в надежде дать пищу скучающему разуму. Увы, все эти архивы, пометки, фотографии, описания, энциклопедии уже давным-давно успели ему приесться и хранились всего лишь на случай внезапного приступа склероза. Часа через два Атлантида сжалился над аккумулятором и перевел компьютер в пассивный режим. Аккумуляторы не бесконечны, а час работы экрана съедает столько же энергии, сколько неделя обычного режима. Этак за пару лет батареи в ноль можно посадить.
В конце концов Платон Рассольников по прозвищу Атлантида поступил так, как поступали в подобной ситуации все его предки на протяжении последних четырех тысяч лет, — накрылся одеялом с головой и попытался уснуть.
