Хозяин кабинета сидел, положив ноги на антикварный стол-бюро из палисандрового дерева. Теперь на Викторе был черный вечерний костюм с атласными бортами. На столе лежало небольшое круглое зеркало с несколькими линиями кокаина, готового к употреблению. В огромном, подсвеченном сзади аквариуме плавали экзотические рыбы. Благоухали живые цветы. Свет от аквариума заливал кабинет призрачным зеленым сиянием, отчего тот казался похожим на подводный грот.

Гостем в этом искусственном раю был еще один человек, сидевший в кресле перед столом и потягивавший французский коньяк, – если судить по физиономии, вылитый латиноамериканец. Его черные усики агрессивно топорщились под длинным носом.

Виктор лениво поднял отяжелевшие веки. Его глаза были затянуты мутной пеленой.

– Какого черта?.. – заревел он, но жест Клейна остановил его.

– Добрый вечер, – непринужденно поздоровался масон, прошел в кабинет и сел в свободное кресло возле стола. Голиков вел себя поскромнее. Если бы кто-нибудь нуждался в его признаниях, он не постеснялся бы признать, что боится последствий.

Человек, пивший коньяк, смерил Клейна долгим взглядом. Потом обернулся и посмотрел на Макса.

– Кто эти фраера? – спросил он озабоченно. У него был сильный акцент неизвестного происхождения.

– Спокойно, Майк, – сказал Виктор. – Вот этого я знаю, – он показал на Максима, убрал ноги со стола и склонился над зеркалом. – Не пойму только, как они вошли…

Впрочем, этот вопрос интересовал его не слишком сильно. Причиной мог быть Клейн или кокаин. Макс увидел диван у дальней стены и расположился там.

– Я хочу поговорить с вами об одном известном вам предмете, – сказал Клейн.

– О чем это ты, дедушка? – Виктор втянул линию и посмотрел на него с откровенной насмешкой.

– О дамской сумочке, в которой лежали дискеты.

– По-моему, он утомляет, – заметил Майк, отставив рюмку и потягиваясь в кресле. Со своего места Максим заметил под его пиджаком ремень плечевой кобуры.

– Пойди, погуляй, – сказал Виктор. Его глаза вдруг стали ледяными и очень, очень трезвыми, как будто он резко вышел из-под кайфа. Изумленный Майк поднялся и отправился к выходу, захватив с собой бутылку. Дверь с шумом захлопнулась за ним. Без сомнения, он остался где-то поблизости, готовый в любой момент ворваться в кабинет.

– Я жду, – напомнил Клейн уже менее вежливо. К большому удивлению Голикова Виктор не вызвал охрану, не стал спорить или пытаться что-либо выяснить. Он молча повернулся к сейфу в стене и стал набирать код…

Его широкая спина полностью заслоняла дверцу сейфа. Через несколько секунд Виктор начал оборачиваться, и в его левой руке действительно была сумочка. Но в правой он держал пистолет-пулемет «скорпион» чехословацкого производства, переделанный под советский девятимиллиметровый пистолетный патрон.

Макс не сомневался, что и Клейн уже увидел оружие, но вежливая улыбка не исчезла с лица масона. А ведь «скорпион» оказался наведенным именно на него.

Следующие мгновения в восприятии Максима растянулись на целые секунды. Он понимал, почему нет очереди, – Виктор не сумел выстрелить в Клейна, как сам он несколько часов назад не сумел ударить этого человека. На лице хозяина клуба отразилась сильнейшая внутренняя борьба.

С каким-то дурацким удовольствием от собственной догадливости Макс осознал, что произойдет дальше. Короткий ствол «скорпиона» качнулся вправо. Виктор выбрал себе более податливую жертву. Когда времени на спасение уже почти не осталось, наконец, сработали инстинкты, и Голиков бросился на пол, вытаскивая из кармана пальто «беретту».

Гулкая размеренная очередь вбила аккуратные гвоздики в его барабанные перепонки, и кожаная обшивка дивана покрылась черными кляксами попаданий.

С треском распахнулась дверь. В кабинет ворвались Майк и двое телохранителей. В руке у Майка был пистолет Стечкина – большая и серьезная двадцатизарядная пушка, переведенная, к тому же, на стрельбу очередями. «Стечкин», конечно, был направлен на Клейна, а не на лежавшего на полу Макса, и это спасло последнему жизнь.

Последовала секундная задержка, в течение которой Майк тоже обнаружил, что ему почему-то расхотелось стрелять в самодовольного старика, спокойно сидевшего в кресле. Тем временем Макс успел выстрелить в Виктора. Пуля попала тому в правое плечо и отбросила к стене. «Скорпион» упал на стол, разбив зеркало с узором кокаиновых линий. Макс знал, что такое останавливающее действие пули, и знал, что стрелять надо несколько раз, но против четверых противников у него было очень мало шансов…

Рефлексы Майка не отличались от рефлексов любого другого человека, поэтому очень скоро «стечкин» мощно загремел, перечеркивая очередью дорогое ковровое покрытие, лежа на котором Макс представлял собой идеальную мишень.

Голиков съежился. Его правая рука дернулась влево, и указательный палец трижды нажал на спуск – раньше, чем свинцовый град добрался до него. Глаза не различали деталей; он стрелял по силуэтам…

Людей из «Черной жемчужины» погубило то, что, ворвавшись в дверь, они представляли собой плотную группу. Девятимиллиметровая пуля «беретты» оказалась достаточно мощной, чтобы, попав в грудь одного из телохранителей, нанести ему контузящий удар и отправить обратно в коридор.

Вторая пуля угодила Майку в рот. Она сокрушила верхнюю челюсть и вылетела через затылок, забрызгав стену и потолок кровью и веществом мозга. Осколки зубов провалились внутрь; обезображенное лицо вдруг стало очень, очень мертвым и не похожим ни на что.

«Стечкина» повело куда-то вверх; скрюченный палец в агонии нажимал на спуск, и стеклянная стенка аквариума разлетелась вдребезги. На пол выплеснулись шестьсот литров воды с мирными сонными обитателями зеленого жидкого рая. Бьющиеся на полу рыбки представляли собой едва ли не более трагическую картину, чем падающий труп Майка.

И тут Макс стал свидетелем потрясающего зрелища. Клейн встал с кресла и направился к хозяину кабинета, не обращая ни малейшего внимания на перестрелку. Правда, надо отдать ему должное – он старался не наступать на трепещущих рыбок… Он подошел к Виктору, который в полубессознательном состоянии сидел, привалившись к стене, и взял сумочку из его слабеющих пальцев. Открыл, убедился в наличии дискет и с удовлетворенной улыбкой направился к выходу…

Макс немного засмотрелся на это представление и в результате получил пулю в мякоть левого предплечья. Второй телохранитель был очень близок к тому, чтобы набить свинцом его желудок. Их разделяло не более пяти метров. Голиков выстрелил еще дважды и явно куда-то попал, потому что телохранитель ударился об наличник, после чего сложился пополам и опустился на колени.

Из коридора донесся какой-то шум. Макс не сомневался, что трое охранников, дежуривших внизу, скоро будут здесь. А ведь он наверняка видел еще не всех. Тем не менее, Клейн невозмутимо перешагнул через труп Майка и отправился обратно тем же путем, которым пришел сюда. В его поведении было какое-то ледяное, мистическое спокойствие, словно он оставался неуязвимой тенью среди всего этого ада.

– Стой, сволочь! – заорал Макс, понимая, что его использовали и теперь бросали на растерзание здешним псам. Но было поздно. Клейн исчез, а снизу по лестнице быстро приближалась смерть.

Он посмотрел на окно. К счастью, на нем не было решетки. Второй этаж – это не так уж высоко, если хочешь спасти свою жизнь. Повинуясь внезапному импульсу. Голиков рванулся к столу и схватил раненой рукой «скорпион», потом бросился к окну и пробил телом двойное стекло, стараясь уберечь голову. Лицо не пострадало; зато он сильно порезал локти.

Ночная сырость приняла его в свои объятия. Оглушительно завыла сирена охранной сигнализации… Макс пролетел совсем небольшое расстояние, со стоном ударился об наклонную проволочную сетку и покатился вниз. Упав на рыхлую землю, он понял, что очутился в саду. Фонари освещали с улицы голые деревья и высокую чугунную ограду.

Максу уже показалось, что он спасен, когда он увидел мелькающие между деревьями черные силуэты. Два добермана в металлических ошейниках устремились к нему с угрожающим рычанием. Он почувствовал, что из размякшей и испорченной цивилизацией овцы превращается в какое-то подобие охотника. Поэтому он терпеливо и расчетливо ждал, когда псы приблизятся, чтобы стрелять наверняка и не дать им напасть сзади.

Он увидел зрачки одного из доберманов, в которых отразились уличные фонари, – зыбкие и ничего не выражающие осколки. Они взлетели над землей, когда пес прыгнул. Голиков выстрелил в упор. Зверь коротко взвизгнул, и врезавшееся в человека тело было уже неопасным.

Второй сторож где-то затаился, а сверху вот-вот могла начаться стрельба. Максим бросился к ограде. Перелезть через узорчатую решетку было не так уж трудно. Он бросил пистолеты на ту сторону и начал подтягиваться на руках, когда в его ногу, пробив толстый коттон «левиса», впились острые зубы.

Макс сдавленно взвыл от боли и ударил пса другой ногой, угодив каблуком по черепу. Ему показалось, что новая вспышка боли выжгла глаза; доберман почти висел на нем, раздирая клыками мясо и нанося глубокие раны…

Он ударил еще раз, невзирая на дикую пульсирующую боль, потому что понимал: это – его единственный шанс. Пес немного ослабил хватку. Макс рубанул его по переносице ребром ладони, и челюсти окончательно разжались, освободив ногу из костяного капкана.

Не помня себя от удушающей ярости и почти ничего не видя из-за выступивших на глазах слез, он перевалился через ограду и с трудом приземлился на уцелевшую ногу. Нашел оба пистолета и схватил их немеющими пальцами. Слава Богу, кость не была задета, и Макс, сильно прихрамывая, потащился подальше от «Черной жемчужины».

Из разбитого окна высунулись двое и начали стрелять по раскачивающейся тени. Пули ударялись о прутья ограды, высекали искры, с визгом уходили в сторону… Максим упал под защиту бетонного парапета и прополз несколько метров под истошное завывание сирены. Потом он понял, что движется слишком медленно и не сумеет отползти достаточно далеко. Люди Виктора уже толпой повалили из двери клуба. Можно было не сомневаться, что большинство из них вооружены…

Он вскочил на ноги и, громко вскрикивая при каждом шаге, побежал вдоль забора. Отчаяние лишало его оставшихся сил. Он понял, что все кончено, и вдруг увидел машину с открытой дверью со стороны пассажира, стоявшую на краю проезжей части.

Никогда раньше он не видел такой тачки «во плоти». Приземистая, похожая на клин, с заборником турбонагнетателя, убирающимися фарами и широчайшими шинами «пирелли», покрытая психоделическими узорами грязи и брызг, она была похожа на призрака нездешнего шоссе. Максу показалось, что это чегырехсотпятидесятисильная «ламборгини» класса GT, но он не был уверен в этом. До сих пор ознакомиться с прототипом можно было только при помощи не очень качественных фотографий. Возможно, двери настоящей «ламборгини» открывались вверх… За стеклами была непроглядная тьма. И все же открытая дверь, несомненно, означала приглашение.

Выбрав из двух зол меньшее, он неловко упал в салон задом, стараясь не сгибать истерзанную доберманом ногу. Мощный мотор взревел, и машина рванулась с места. Дико взвизгнули шины. Открылись слепящие бельма фар. Набегающий поток воздуха захлопнул дверь. Перегрузка была такой сильной, что Макса придавило к спинке, а кровь отлила от глазных яблок. Он впервые испытал, что означает набор скорости сто километров в час за несколько секунд.

Когда черные круги в поле зрения исчезли, он повернул голову в сторону водителя. Его многострадальные глаза медленно полезли на лоб.