Глава девятая

– Капитан, просыпайтесь, у нас проблемы! – Лис ожесточенно тормошил меня за плечо.

– Что еще за проблемы? – не открывая глаз, пробурчал я.

– Мальвина сбежала вместе с пуделем Артемоном и золотым ключиком!

– Не понял! – Я резко сел, прикрывая плащом первозданную наготу. Первый раз за последние несколько дней мне удалось поспать с комфортом. Но вот на тебе, «хмурое утро»!

– Что тут непонятного? Маркиза изволила оставить нас, прихватив с собой лорда Томаса и Рона. Команда бунтует, не желает идти дальше. Малыш им там на палубе глазки строит, они сюда подойти боятся, но недовольны крайне.

– Ладно, сейчас оденусь, выйду.

– А чего, ты и так неплох… Завернись в плащ и толкни им речь наподобие Цицерона.

– Ладно, не тарахти. Чего они хотят?

– Как обычно. Денег.

– Ну так заплати им.

– Пять фунтов?! Да чтобы я вот этими трудовыми мозолистыми руками отдал бездельникам пять фунтов?

– Ладно, тогда, пролетарий всех стран, тащи сюда шкипера.

Лис развернулся и вышел из каюты. Я быстро оделся. Рыжая голова капитана нерешительно просунулась в дверь.

– Да ты иди, иди, – напутствовал его Лис. – Ты же весь вечер твердил, что это твоя каюта! Заходи, мессир Вальдар рыжих на завтрак не ест!

Шкипер нерешительно переступил порог. За поясом у него торчал широкий кривой нож, и на лице красовалось угрюмое выражение, но, похоже, особого желания драться насмерть он не испытывал.

– Доброе утро, Йоган, – приветливо обратился я к нему.

– И вам того же, господин рыцарь, – буркнул он.

– Как я понимаю, ты и твоя команда недовольна условиями сделки? – Последний ремешок перевязи аккуратно лег на свое место.

– Да уж, конечно, где тут быть довольными? Рог Вельзевула! Клиенты разбегаются как крысы!

– Ты прав, Ганс, история вышла скверная. Но делать нечего. Поступим так. Мы задержали тебя на день. Ну, считаем, на полтора. За это время была проделана изрядная работа, в твой договор с хозяевами не входящая. Так?

– Так! – радостно кивнул отважный мореход.

– Значит, за день аренды мы платим пять солидов. Лис, – обратился я к своему напарнику, – считай.

– Это уж не извольте сомневаться, – обнадежил Рейнар.

– Каждому матросу по пять динариев.

– Хватило бы трех, – пробормотал Лис, – а я бы дал по одному.

– Да вам десять.

– Тоже мне благодетель за казенный счет нашелся, – не унимался Сережа.

– Сверх того…

Лиса точно током ударило.

– Э! Командир, какие еще «сверх того»? Ты что, маршал Армии спасения, или нам уже начислили премию за успешное взятие Ройхенбаха?

– Сверх того солид вам лично за радушие и душевный прием.

– Итого сто пятьдесят динариев, – подвел итог Лис.

– Сто шестьдесят два, – поправил его шкипер, которому по роду службы считать деньги было невнове. – А обещали пять фунтов! Три тысячи гортингонских ведьм!

– Ах ты, краб облезлый! – накинулся на Гигера Лис. – Пять фунтов! Мы что, по-твоему, уже в Англии?

– А это как вам, господа, будет угодно. Только договаривались за пять.

– За пять фунтов! Да вся твоя паршивая лохань со всеми ее крысами и клопами не стоит таких денег, – кипятился Рейнар. – Сто пятьдесят динариев – и ни гроттена больше!

– Почему же сто пятьдесят?

– Почему? Каналья! Он еще имеет наглость спрашивать, североморская пиранья! Ты забыл, что мы полтора дня охраняли эту дряхлую посудину от пиратов?

Глаза шкипера стали величиной с блюдце.

– Здесь нет никаких пиратов, приятель! Клянусь рогами сатаны, я за десять последних лет не видел здесь ни одного живого пирата! – кипятился Ганс Гигер.

Однако если бы он знал Лиса столько, сколько знал его я, он мог бы быть уверенным, что сто пятьдесят динариев – это все, на что он может рассчитывать… При очень удачном стечении обстоятельств.

– Так что же я, по-твоему, вру? – не сдавался Рейнар. – Что ты мне голову-то морочишь? Эти места кишат пиратами, как твоя борода блохами… И если бы не мы, – Лис вытащил свой кинжал и изобразил процесс отпиливания головы, – вы бы уже давно водяному сказки рассказывали…

Спор затягивался и становился все более и более беспредметным.

– Послушай меня, дражайший мой Йоган Гигер, – перебил я бессмысленный торг, – либо ты берешь деньги и высаживаешь нас в ближайшей гавани, либо… – рука моя легла на меч, – ты не оставляешь нам другого выхода.

Ганс выругался себе под нос и протянул свою широченную ладонь:

– Платите.

– Интересно, какую часть этой суммы получат матросы? – поинтересовался я, когда шкипер скрылся за дверью.

– Тоже мне, защитник угнетенных выискался, – недовольно фыркнул Лис. – Максимум по динарию. Так что, считай, двенадцать солидов этот прохвост положит в свой карман. День-то задержки он всегда списать может. На погоду, на черта морского, да мало ли на что?

Пройдя коварную горловину Хорстингена, корабль тихо плыл вниз по течению Везера все ближе и ближе к Северному морю.

– Что дальше будем делать, Капитан? – утихомирившись, осведомился мой верный напарник.

– Дальше? Дальше мы атакуем двумя колоннами по сходящимся направлениям. Первая колонна – это я и Малыш де Меркадье. Мы стремительно движемся задавать накопившиеся вопросы герцогу Лейгонбургскому. А вторая, в составе тебя, направляется в Ольденбург в гостиницу «Черный орел». Имя помнишь?

– Готье де Вердамон, Джордж Талбот… Только к чему это?

– Этот след тоже ведет к Лейтонбургу.

– А-а-а! Я-то подумал, к маркизе!

– Лис, не дурачься! Знаешь ли ты, кто такой Оттон Лейтонбургский?

– Кто? Дядя императора. Младший брат покойного Фридриха Барбароссы. Что еще?

– В общих чертах правильно. А что ты скажешь об императоре?

– Генрихе Шестом? Тиран. Деспот. Развратник. Жесток. Капризен. Истинный ариец. Беспощаден к врагам рейха. Неприятный, в общем, тип.

– Тоже верно, но не совсем. Как ты понимаешь, папаше-императору заниматься своим худосочным отпрыском было недосуг. Случались дела и поважнее. Воспитанием молодого волчонка занимался дядя. Он обучил его всем премудростям рыцарского искусства, в котором, кстати, сам большой мастер, он же пристрастил к разврату и пьянству и преподал азы государственного управления. Правда, тут дальше азов дело не сдвинулось.

Когда же, по воле волн, корона очутилась на голове юного Генриха, именно дядя, как ты понимаешь, стал первым человеком в империи. Ничего в стране не происходит без его ведома. С тех пор как Фридрих Барбаросса утонул, направляясь в крестовый поход, Генрих – послушное орудие в руках дяди. Он его и использует как орудие. Таран для выбивания ворот. При этом, как мы видим, еще ведет какую-то свою игру.

– Скажи проще: «Путь к Львиному Сердцу лежит через потроха старого волка», – зевнул Лис. – Хорошо, Лейтонбург так Лейтонбург. Ты командуешь операцией, тебе видней.

В дверь постучали.

– Я не помешаю? – В каюту, согнувшись, втиснулся Эдвар. Со вчерашней ночи он изрядно посвежел, и румянец играл на его исхудавших щеках.

– Шкипер велел передать, что на горизонте Браке. Там он нас высадит. Пусть командует, или выкинуть его за борт?

– Малыш, – всплеснул я руками, – откуда у тебя такие уголовные наклонности?

– А что, – удивился Кайар, – король Ричард точно бы велел выкинуть.

– Почему?

– Да потому что шкиперу следует прийти, поклониться и узнать, не изволит ли господин рыцарь сойти на берег в этом самом Браке.

– Все хорошо, Эдвар. Пусть себе командует.

– Как скажете, ваша честь, – поклонился Меркадье. – А я бы все-таки выкинул. Для острастки остальных.

Через несколько минут мы стояли на палубе «Святого Николая», всматриваясь в неясные контуры приближающегося порта.

– Похоже, там большой корабль, – произнес Лис, чей натренированный глаз лучника позволял определить половую принадлежность мухи в полете.

– Купец?

– Нет. Военный. Судя по всему, английский неф.

– Английский?

Лис пожал плечами, достал откуда-то из-под туники сарбакан и пару съемных линз.

– На, сам посмотри. – Он протянул мне импровизированную подзорную трубу.

– «Черный вепрь», – прочитал я надпись на борту. – Корабль, видимо, из Корнуолла. Интересно, что он здесь делает?

– Разгружается, – чуть помедлив, ответил Лис. – Интересно, что это за второй фронт?

По сходням корабля на берег сновали люди с сундуками и ящиками. Вокруг них в большом количестве поблескивали кольчуги и шлемы воинов.

Немного поодаль от общей разгрузочной суматохи находилась небольшая группа всадников, наблюдавших за высадкой.

Один из них, восседавший на роскошном фризском коне, привлек мое внимание. Он был высок и необъятен, как соборный колокол. Несмотря на это, а также на смиренное монашеское одеяние, он непринужденно гарцевал на своем гнедом жеребце, который в сочетании с ним отнюдь не казался тяжеловозом.

– Как там говорится в вашей поговорке, Лис: «Зверь обречен бежать на охотника»?

– Ты это об чем? – перевел на меня глаза Рейнар.

– О том, мой друг. Что задача твоя несколько упрощается. В Ольденбург ты, видимо, поедешь в веселой компании. Не думаю, чтобы где-то в округе сыскался еще один аббат такой толщины. Хотя…

«Святой Николай» подходил все ближе и ближе к берегу, и картина происходящего просматривалась уже совсем ясно.

– Хотя это примерно такой же аббат, как ты профос из Лютца. Перед нами мессир Бертран Лоншан – канцлер Англии.

Немая пауза, повисшая над кораблем, затягивалась.

– Капитан, ты уверен?

– Фигура заметная. Ошибиться трудно.

– Полагаешь, тайные переговоры?

– Ну, если отбросить версию, что господин Лоншан на заслуженном отдыхе просто путешествует инкогнито ради своего удовольствия, то скорее всего – да.

– С Лейтонбургом?

– Несомненно. С императором бы он встречался открыто и с большой помпой. Лоншан любит пышность, как и всякий выскочка.

– Их благородных? – Сергей вновь воззрился на сановника.

– Да. Всем, что он имеет, он обязан своей хитрости и изворотливости. Ну и умению красиво писать. Мессир Бертран, конечно, возводит свой род к младшей ветви нормандских Л’Аншенов, но всякий знает, что начинал новоиспеченный граф Херефорд писцом у королевы-матери. Как бы то ни было, Лис, ты должен приклеиться к нему и не оставлять его ни на минуту. Стань ему родным отцом, а если придется, то и родной матерью.

– О! Уматерить его – это всегда пожалуйста.

– Не перебивай, ради бога! Помни об этом де Вердамоне. Насколько я понимаю – он человек Оттона.

– Ну, это к гадалке не ходить!

– Вот и не ходи. Этот Талбот, или уж как там его, – второй твой пациент.

– Ясно. Понял. Ну, я пошел?

– Ступай. Мы сойдем на берег попозже, когда шум-гам уляжется, и в городе останавливаться не будем. Действуй по обстановке.

– Это, положим, ты мог и не говорить.

Ровно через час мой славный напарник открыл ногой дверь таверны «Крест и якорь» и, непринужденно бросив поводья в руки подскочившему слуге, крикнув на ходу: «Жареной телятины с артишоками и кубок гасконского!», насвистывая, прошел на белую половину. За единственным столом, стоявшим здесь, восседала веселая компания, жадно поглощавшая заливного поросенка. Судя по груде костей, валявшихся вокруг, это была далеко не первая перемена блюд.

– Добрый день, господа! Доброй вам пищи! – вежливо поприветствовал собравшихся Лис.

Взгляды сидевших обратились к моему другу. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы определить, что мясо благородное общество запивало отнюдь не водой.

– Жонглер? – после минутного молчания произнес один из сидевших, вперив мутный взгляд в мандолу на плече Лиса. – Какого черта! Чтобы я, рыцарь Девид Бервуд, обедал за одним столом с каким-то жонглером! А ну пошел вон! – Рыцарственной рукой Девид Бервуд сгреб тунику на груди нахала и грозно начал подниматься.

Лис печально вздохнул, выпустил посох и, перехватив одной рукой запястья противника, другой резко повернул его локоть. Ошеломленный рыцарь шумно врезался лицом в блюдо, сокрушая бренные останки поросенка и взметая вокруг себя брызги соуса.

В ту же секунду подброшенный отточенным долгими тренировками движением посох вновь влетел в руку и, совершив полный круг, встал на прежнее место.

– Я Рейнар Л’Арсо д’Орбиньяк, – спокойно глядя на разъяренного рыцаря, проговорил Лис. – Гасконский дворянин и такой же добрый подданный короля Ричарда, как и вы. Я не жонглер, как вы изволили выразиться, а менестрель. Если вы не чувствуете разницы – это выставляет вас дураком, невеждой и деревенщиной. Скажу только, что дед нашего славного короля вовсе не стыдился подобного титула.

– Да по мне, будь ты хоть царь Давид, я расшибу тебе голову, – все больше свирепел рыцарь.

– Ерунда! Забудь! Это тебе не удастся, сколько бы ты слюной здесь ни брызгал!

– Что здесь происходит? – раздался откуда-то сверху спокойный мягкий баритон человека, патологически уверенного в себе.

Лис взглянул туда, откуда доносился голос, и хищно улыбнулся про себя.

«Высок, худ, носит длинные волосы – Фридрих фон Норгаузен явно не был ценителем мужской красоты».

Вышедший на шум перебранки мужчина действительно был высок, скорее худощав, чем худ, и носил длинные волосы, светлой волной стекавшие по его плечам. Его лицо, являвшее прекрасный образчик гордой мужественности, было странно освещено большими серыми глазами, опушенными длинными ресницами. Взгляд этих глаз струил мягкий и почти печальный свет, и можно только пожалеть тех дам, которым суждено было встретить этот взгляд.

– Что здесь происходит? – негромко спросил он, и взоры всех присутствующих невольно обратились к нему.

– Да вот, ваша милость, Девид повздорил с этим достойным господином, – отозвался на вопрос один из сидевших за столом рыцарей. – Он менестрель и гасконский дворянин.

– Гасконский дворянин? Да мы с вами земляки, друг мой, – улыбаясь, обратился к Лису тот, кого рыцарь именовал «милость». – Я Роберт Льюис Барентон, видам его преподобия аббата Сен-Тибальда оф Брокстона. Хотя я англичанин, но родился в Пюжаси, что в трех лье от Нерака. Как там дома, господин…

– Д’Орбиньяк. Рейнар Л’Арсо д’Орбиньяк.

– Не из гайренских ли Орбиньяков, случайно?

– Да. – Лис нервно сглотнул.

– Ба! Да мы с вами родственники! Мой двоюродный дядя со стороны матери был женат на Элоизе д’Орбиньяк.

– Это моя троюродная тетушка, – не краснея, соврал Рейнар.

– Что ж! Родство, конечно, не близкое, но по гасконским законам мы почти братья. Вы давно из Гаскони?

– Давно. Я много странствую, как и подобает менестрелю.

– А сейчас откуда?

– Из Бремена. Возвращаюсь с ежегодного бард-турнира «Бременские музыканты».

– И каков был приз?

– Как обычно. Дочка глупого короля!

– И кто же его выиграл?

– Увы. Все короли, имеющие дочерей, отказались признаться в глупости, а у единственного, который готов был это признать, не оказалось дочери.

Эта незамысловатая шутка Лиса привела к поистине странным последствиям.

Господа рыцари хохотали. Хохотали самозабвенно, утирая слезы рукавом. Лед недоверия был сломлен, и только сэр Девид Бервуд угрюмо смотрел на Рейнара, не желая принимать участие в общем веселье. Как бы там ни было, через несколько минут Лис уже сидел в тесном кругу и, перебирая струны мандолы, напевал:

И скупые мужские слезы орошали давно не бритые лица новых приятелей Лиса.

Насколько я мог судить, Лиса хватало часов на восемь подобных песен. Может быть – больше.

Так или иначе, я никогда не видел, чтобы спасовал знаменитый гайренский менестрель – всегда первыми сдавались слушатели.

Все эти долгие часы, пока длился сольный концерт заезжего шансонье, кони уносили нас все дальше и дальше от Браке. Когда начало смеркаться, мы пустили коней шагом, и я с грустью стал созерцать однообразные лесные пейзажи, расстилавшиеся по обочинам знакомой мне уже дороги римских легионов.

Всего три дня назад мы мчались по этой дороге очертя голову в предвкушении славной драки и быстрой победы. Насчет драки наши ожидания вполне оправдались. А насчет победы?.. Сейчас мы были ничуть не ближе к ней, чем в момент нашего прибытия.

– Мессир Вальдар, – прервал мои горестные раздумья де Меркадье, – правда ли, что вы прибыли сюда, чтобы вернуть свободу королю Ричарду?

Я утвердительно кивнул головой.

– Вдвоем?

– Уже втроем. Ты временно зачисляешься ко мне в штат оруженосцем. Не возражаешь?

– Что вы, милорд!

– Уже хорошо. Найдутся и другие. Кроме того, мы ведь не собираемся вести тотальную войну против империи. Не правда ли?

Эдвар Жильбер не понял, о какой войне идет речь, но слегка погрустнел. Похоже, ему как раз очень хотелось развязать небольшую войну против Гогенштауфенов.

Сумерки начинали сгущаться. Пора было подумать о ночлеге. Когда впереди, на заросшем столетними дубами холме, грозящем небесам перстом, вырисовалась высокая башня какого-то замка, сердце мое забилось чаще в предвкушении ужина, бывшего для нас также обедом и частично завтраком.

– Что это за башня? – спросил я у крестьянина, понуро тащившего на спине вязанку хвороста.

– Шамберг, ваша честь, – почтительно склонясь, ответил он, – владение барона Росселина фон Шамберга.

Я бросил ему какую-то мелкую монету. Он схватил ее на лету, уронив свою вязанку, и вновь начал собирать ее, бормоча имена святых, которым поручал охранять нас в дороге. Проехав еще пол-лиги, мы увидели речушку, петлявшую сквозь лесную чащу, и мост из сколоченных бревен, перекинутый через нее. Возле моста горделиво возвышались две конные фигуры. Одна из них была явно в доспехах.

– Это еще что за дорожная полиция? – пробормотал я. – Не похоже, чтобы нас собирались оштрафовывать за езду без номерных знаков.

Я украдкой кинул взгляд на рукоять меча. Как и всегда в подобных случаях, рубины в рукояти Катгабайла сияли ярче обычного. Избежать схватки было невозможно.

Когда мы приблизились на расстояние ярдов двенадцати, младший из всадников, по виду и по повадке явный оруженосец, направил коня ко мне и произнес с максимальной учтивостью:

– Господин рыцарь, мой брат и господин, властелин здешних мест, барон Росселин фон Шамберг цу Лухсенвальд, рыцарь Атакующей Рыси, во исполнение данного им обета вызывает вас на поединок!

«Дикий край, – с грустью подумал я. – Вместо вечернего моциона переломать пару-другую костей ближнему своему. Хороши игры, на ночь-то глядя».

– Я, Вальдар Камдил сьер де Камварон, с радостью принимаю ваш вызов!

Мы разъехались. Эдвар Жильбер с завидной ловкостью помог пристегнуть шлем и подал мне копье.

– Удачи вам, сэр рыцарь!

– Спасибо, Малыш. Как-нибудь управимся.

Наши кони, ободряемые шпорами, храпя, помчались навстречу друг другу. Глядя, с какой ловкостью мой противник управляется с норовистым конем и каким отточенным движением он посылает вперед копье перед ударом, я отлично понимал, что случай свел меня отнюдь не с провинциальным пуделем, крашенным подо льва. Рыцарь Атакующей Рыси был, безусловно, очень силен, необыкновенно ловок и храбр. Если прибавить к этому полсотни фунтов лишнего веса, то положение мое становилось весьма опасным.

Одного ловкого удара копьем могло бы быть достаточно, чтобы поставить большой крест на нашей экспедиции, а может, и – увы! – на мне самом. Что делать, поединки на тупом оружии в этих краях все еще рассматривались как глупое ребячество. В цене была только настоящая кровь.

Я почувствовал удар такой силы, как будто столкнулся с курьерским поездом. Леопардовый лев на моем щите начисто лишился кисточки на хвосте, впрочем, как я успел заметить, щит фон Шамберга был в подобном же состоянии. К вящей радости моей, наши копья, не выдержав подобного удара, разлетелись на куски. Грозный в своей свирепой мощи барон фон Шамберг, не теряя времени, выхватил меч.

Я улыбнулся. Мой благородный клинок недаром звался Катгабайлом – Ищущим битву. В тот же миг он буквально сам лег мне в руку и вспыхнул в надвигающихся сумерках, разгоняя тьму. Безумная радость боя тугой волной прокатилась по всему моему телу и ударила в голову, подчиняя все естество этому дикому чувству.

Мы снова съехались. Описав дугу, мечи наши столкнулись со звоном, обжигающим душу и вырывающим боевой клич из самой глубокой бездны подсознания. При желании я с легкостью мог перерубить клинок противника, но ограничился тем, что, работая в обратное лезвие, снес клейнод с его шлема. Ответ барона не заставил себя ждать. Я подставил щит под удар и ушел вниз.

Меч Шамберга скользнул по щиту и по инерции пролетел дальше. В тот же миг Катгабайл рассек попону и чиркнул по подпруге.

Видимо, нанося этот коварный удар, я немного не рассчитал. Конь моего противника, задетый лезвием меча, вздыбился и дико заржал. Как я и ожидал, седло немедленно слетело с его спины. Однако закованный в железо рыцарь успел выскользнуть из седла на полмига раньше. Копыта коня еще не коснулись земли, когда всадник уже крепко стоял, изготовившись к бою.

«Вот так так! – невольно восхитился я и спрыгнул с Мавра. – Ай да барон, ай да сукин сын!»

Мы вновь сошлись. Радуясь схватке, запели мечи, и пошло веселье. Что и говорить, для своего времени Шамберг был, безусловно, незаурядным бойцом. Его сильные, хорошо акцентированные удары, густо сыпавшиеся в каждый сектор защиты, давно могли положить конец бою, когда бы не мой богатый опыт в подобного рода переделках.

Несмотря на несколько чувствительных ударов, пропущенных им, барон искренне радовался ловкому противнику и продолжал неустанно наступать, наращивая натиск.

Признаться, я уже изрядно притомился, но славный рыцарь Атакующей Рыси, казалось, не знал усталости.

Вот, имитируя атаку рубящим в голову, он ловко перевел клинок вниз и, отведя щит, ударил снизу вверх. Это был жуткий прием. Я знал это, но относил его появление к более позднему времени. Однако, на беду барона, я знал и продолжение этого приема.

Нанеся скользящий батман по клинку, я проводил руку противника на отлет и, с шагом в сторону с линии атаки, нанес сильный удар ему в бок.

От неожиданности и боли барон сбился с темпа, и в ту же секунду мощное движение вырвало оружие из его рук и отбросило шагов на десять в сторону. Шамберг тут же обнажил кинжал, но удар кромкой щита в голову поверг его на землю. Я встал над ним, занося меч.

– Нет, не убивайте его, господин рыцарь! – Младший брат и оруженосец барона бросился ко мне, пытаясь втиснуться между мной и поверженным телом.

«Какую мизансцену испортил! – тихо выругался я, вытер клинок о попону и с благодарностью вернул его в ножны. – Ох уж эта мне молодежь!»

Поединок был окончен. Шамберг открыл глаза и, все еще оглушенно оглядываясь вокруг, пытался подняться. «А говорят, удача на дороге не валяется. – Я усмехнулся. – Еще как валяется!» Опираясь на протянутую мной руку, барон тяжело поднимался с земли.

Честно сказать, я не слишком опасался за здоровье барона. Люди такой породы пробегают десяток-другой ярдов с отрубленной головой, едят гвозди и спят на снегу, завернувшись в попону. Но о чем я уже точно мог сегодня не волноваться – так это об ужине и ночлеге.