Глава двадцать третья

– Ну, господин рыцарь, – начал герцог, когда мы наконец остались одни, – теперь мы можем вернуться к нашей вчерашней беседе.

– Я так и думал! Да, да, ваше высочество, я так и предполагал, что именно для этого вы меня сюда пригласили. Хотя, должен признаться, ваше гостеприимство несколько навязчиво. Я с удовольствием заехал бы к вам, стоило только прислать мне приглашение. А что за фарс вы здесь устроили? Для комедии слишком нарочито, для трагедии – слишком смешно. – Я попытался выдавить из себя соответствующую случаю улыбку, но без особого успеха.

– Правда? Вы действительно сочли это спектаклем? Напрасно. Я далек от мысли становиться комедиантом. Вас действительно ожидают ордалии. – Герцог встал и прошелся по зале. – Надеюсь, вы понимаете, что от того, договоримся мы сейчас с вами или нет, зависит, будем ли мы беспокоить Всевышнего по такому ничтожному поводу, как суд над вами, или оставим беседу с ним до лучших времен.

Я принял суровую позу воплощенного внимания. Оттон продолжал:

– Буду откровенен, как можно быть откровенным только с приговоренным к смерти. В этом, полагаю, вы не сомневаетесь?

Сомневаться не приходилось.

– Я знаю, господин рыцарь, повторяю: знаю, а не предполагаю, что именно вы и ваши люди захватили замок Ройхенбах. Вы можете говорить что угодно, я не нуждаюсь в ваших объяснениях и доказательствах. Они меня просто не интересуют. Комендант Лютца доложил мне об этом прискорбном факте. Право, жаль. Особенно жаль Норгаузена. Вот действительно превосходный рыцарь! Да, царствие ему небесное.

Герцог помолчал, глядя на меня холодным, немигающим взглядом дракона.

– Вы понимаете, что это была ловушка?

– Понимаю, – ответил я, прикидывая, что дальнейшее запирательство не имеет смысла. – Но, как вы знаете, она не сработала.

– Знаю. Однако вместо Ричарда вы нашли его дуболома оруженосца. Кстати, там был еще один человек. Куда вы его подевали? Его супруга прибыла в Трифель, чтобы молить о его свободе, а я не знаю, что ей говорить.

– Когда я вошел в подземелье Ройхенбаха, он был уже мертв, – медленно произнес я.

«А информация у них поставлена все-таки хуже, чем я думал. Это нам на руку».

– Я не знаю, что с ним сталось дальше, – продолжил я откровенничать через секундную паузу.

– Предположим. Давайте говорить начистоту. Вам нужен Ричард?

– А почему не вы?

– Вальдар Камдил! Прекратите ломать комедию. Конечно, если вы желаете, можно занести в протокол ваше намерение покуситься на мою особу. Не думаю, чтобы это пошло вам на пользу.

Я прикусил язык.

– Итак, вам нужен король Ричард.

– Хорошо, предположим, что так.

– Можете мне не верить, но здесь я ваш союзник.

– Почему?

– Это очень просто. Я не склонен к людоедству, и если что-то интересует меня в данной ситуации, то это – государственные интересы. Что получит империя от того, что король Ричард будет мертв, как того желают мой племянник и принц Джон? Гвельфы лишатся одного из своих лидеров? На это место всегда найдется кто-нибудь другой. Ну и что? На этом все выгоды заканчиваются.

А теперь предположим, что Ричард будет жив и, более того, вернет свой престол. Выгоден ли нам король Англии, обязанный всем: жизнью, свободой, могуществом – нашему союзу? Безусловно, выгоден.

Я кивнул головой. Логика в рассуждениях Лейтонбурга, несомненно, присутствовала.

– Продолжим. Вы, конечно, помните, что владения Ричарда не ограничиваются островами. Во Франции ему принадлежат Нормандия, Аквитания, Гасконь, Мен, Анжу, Пуату, Бретань и Тулуза. Согласитесь, немалый кусок.

Спорить с этим было глупо.

– Пользуясь отсутствием Ричарда, король Филипп II Август понемногу начинает прибирать к рукам его владения. Это неминуемо ведет к усилению Франции, что, как вы сами понимаете, вовсе не в интересах империи. Принц Джон не желает, да и не имеет возможности, заниматься судьбой французских владений, и лишь один Ричард способен отстоять их. Разве это не так?

Я согласно кивнул.

– Как видите, мне вовсе незачем желать смерти Ричарда, и здесь мы с вами несомненные союзники.

– Хорошо. И что же вам нужно от меня?

Лейтонбург замолчал, думая, кажется, о чем-то своем.

– Мне нужен от вас подвиг. Подвиг, которого жду от вас не только я, ждет большинство князей империи.

– Я тронут таким доверием, но если вам не сложно, объясните все-таки, что я должен делать?

Герцог посмотрел на меня испытующе:

– Вы должны будете поразить императора Генриха Шестого.

– Простите, что?!!

– Вы не ослышались. Вам надлежит бросить вызов его величеству и сразить его в честном бою. Полагаю, вам это под силу.

– Думаю, да. Однако неужели это единственный способ?

– Конечно, нет. Безусловно, не единственный. Всего лишь лучший. Подумайте сами. Недовольство политикой императора среди населения достигло неслыханных размеров. Пока что мне удается как-то сдерживать его, но кто знает, чего это стоит?! Возмущение поразило не только чернь и лавочников, все дворянство ропщет против тирана. Неудивительно, что в стране родился заговор. В нем участвуют большинство имперских князей, я уж не говорю обо всех других дворянах. Встать во главе заговорщиков было предложено мне.

«В этом я не сомневаюсь ни минуты. Хотя, вернее всего, происходило все в обратном направлении: не ты возглавил заговор, а заговор возник вокруг тебя и благодаря тебе», – мелькнуло у меня в голове.

– Может, вы думаете, что мне это было легко? Отнюдь. Я прекрасно помню, что Генрих – сын моего брата, чья нелепая смерть так больно поразила всех нас.

«О, в этом я не сомневаюсь. Насчет памяти в этой голове все в порядке. А вот следствие по нелепой смерти императора Фридриха Барбароссы я бы пока не считал закрытым. Зная твою манеру вести дела».

– Я долго думал, ища пути оставить его в живых, если недовольство народа вырвется наружу. Но, увы, живой – он в любом случае знамя войны. Пока он жив, мир в империи невозможен.

«Пока он жив, ты будешь считаться мятежником и узурпатором, а это не лучший титул для нового императора».

– Поэтому единственное, что я могу дать ему, – это возможность погибнуть как подобает настоящему рыцарю.

«Ах, какие нежности. Какие церемонии! Я весь изрыдался от умиления. Смерть в бою во время честного поединка разом снимает все вопросы. Как говорится, дешево и сердито».

– Вы, как ни прискорбно мне это говорить, всецело подходите для такого дела. Вы иностранец, поэтому ни одно семейство империи не пострадает от неминуемого в противном случае возмездия. Вы принадлежите к роду Лоннеров, а следовательно, имеете право бросить такой вызов, и, наконец, вы – непревзойденный боец!

«Браво! – мысленно поаплодировал я уму его высочества. – Ну конечно же. Сбор знати под предлогом турнира, непомерная гвардия из лучших рыцарей империи и столь пристальное внимание ко мне – все было подчинено единой заветной цели: заграбастать корону своего племянника. Я, что называется, оказался в нужное время в нужном месте. О лучшем исполнителе его высочество и мечтать не мог».

– И что же послужит мне наградой за это убийство?

Лейтонбург поморщился.

– Я вовсе не такой негодяй, каким вы хотите меня представить. Все мои действия продиктованы интересами империи.

«Можно подумать, что они как-то отличаются от твоих собственных», – усмехнулся я.

– Подумайте сами, – продолжил он, – скольких людей вы спасете от неминуемой гибели своим, как вы выразились, убийством? Сколько достойных и доблестных рыцарей, чья смерть предрешена в случае восстания, будут жить только благодаря вашему удару? Вы говорите о награде. Будь я тот ужасный злодей, которого вы из меня хотите сделать, я сказал бы вам: «Ваша жизнь!» Но я высоко ценю ваше мужество и не сомневаюсь, что вы скорее предпочтете смерть, чем согласитесь действовать под ее угрозой. Поэтому я говорю иначе: свобода короля Ричарда и… ваша жизнь.

Герцог говорил правду. Действовать под страхом смерти я бы не стал. Хотя, конечно, геройская гибель тоже не была венцом моих мечтаний. Что ж, предложение его высочества, пожалуй, можно было считать дельным. Во всяком случае, в моем положении. Никаких нежных чувств к императору я, честно говоря, не питал. Мерзавец он был первостатейный. Сразить его в честном рыцарском поединке, в общем-то, дело не самое сложное. По головке за это, конечно, не погладят, но, в конце концов, задача у меня сформулирована четко: «Вытащить Ричарда», а остальное – полная свобода творчества. Так что вертись как можешь. Почему же не так?

– Однако мы должны спешить. Посол принца Джона уже в Трифеле. Он требует смерти Ричарда, ссылаясь на договоренность с императором.

«Стоп-стоп-стоп, дружище Оттон. Здесь ты передергиваешь. Дело Ричарда всецело под твоим контролем. Никакой предварительной договоренности с императором быть не могло. Иначе все бы шло официально, а не так, втихаря».

– Хорошо, – медленно начал я, подводя итог нашему разговору, – если я правильно вас понял, ваше высочество, вы возвращаете мне оружие, возвращаете свободу и, если на то будет воля Божья, когда я сражу в поединке вашего любезного племянника, возвращаете свободу королю Ричарду?

На лице принца появилась досадливая гримаса. Он прошелся по зале и вернулся на свой трон. Помолчав немного, он произнес, обращаясь ко мне:

– Видите ли, господин рыцарь. По всем канонам рыцарской чести оружие, утерянное вами во время битвы…

Меня передернуло. В глазах поплыл кровавый туман, в котором вырисовалось смеющееся лицо мага в коричневом капюшоне…

– Капитан, держись, Капитан. – Лис положил меня на траву возле могучего дуба, раскинувшего свою зеленую крону над небольшой полянкой. – Эк тебя угораздило ведьму не заметить!..

– Кто ж знал, что она из шатра колдовать будет, – прошептал я.

– Ну ничего. Главное – ты жив. Потерпи. Недолго осталось. Драккар скоро придет. Ты же знаешь, Накт не тот мужик, чтобы такой шторм помешал ему подойти к берегу. А там Эйле быстро тебя на ноги поставит. У нее всяких трав знаешь сколько? Полежи тут. Я схожу на берег, зажгу костер. Не скучай, я недолго.

– Как там Шнек?

– Будь спокоен, Капитан. Я всадил в него стрелу, как в мишень. Он не жилец.

– Спасибо, Лис.

– Ерунда. Сочтемся. Ладно, я пошел, не скучай. – Мой верный напарник достал из коробочки тетиву и поставил ее на лук. – Я скоро вернусь.

Он нырнул в густые заросли, окружавшие нашу поляну, и растворился в зеленом безмолвии.

Я лежал на подстилке из сухой травы, сооруженной Лисом, и понемногу приходил в себя. Укол, сделанный им, начинал действовать. Боль уходила, тупо пульсируя в боку. Кровь еще сочилась, окрашивая в бурый цвет повязку из грубой холстины, но все же поток ее значительно ослаб. Рот обжигало сухостью. От слабости я закрыл глаза.

Неясный звон разлился по природе. «Помираю, что ли?» – подумал я.

Однако нет. Я не умирал. Звон рос и ширился, и это было не похоже ни на что.

Легкие пальчики ласково коснулись моего лба.

– Горячий, – произнес легкий нежный голос. Я застонал и открыл глаза. Она была неописуемой красоты. Вот только не совсем была. Сквозь ее прекрасное лицо мне явственно виднелась крона дуба, все эти колышимые ветром листья, темные ветки и связки желудей.

«Это не смерть, это всего лишь бред. Обычная горячечная галлюцинация, – успокаиваясь, подумал я. – Не страшно, пройдет!»

– Это ты тот, кого величают Эстольдом Беорном?

– Я.

– Ты ранен? Впрочем, что за глупый вопрос, я сама вижу это. Подожди немного. Я сейчас все исправлю.

Она приложила руку к моей ране, и я явственно почувствовал, как кровь прекратила сочиться из нее. На какое-то мгновение я стал травой, растущей на этой поляне, стал корнями дуба, что, словно одеревеневшие змеи, тянулись через нее, превратился в сырую черную землю, полную неведомой, неизъяснимой животворной силы. Через миг все было кончено.

Я очнулся. О давешней ране напоминала только окровавленная повязка, абсолютно ненужная с этой минуты. Отдохнув восемь часов, я не мог бы чувствовать себя лучше. О боли не было и воспоминаний.

– Кто вы, моя прекрасная спасительница?

– Я хозяйка этого леса. Фея Сольнар.

– Благодарю вас за чудесное излечение. Чем я могу отплатить вам за такую заботу обо мне?

– Ты уже сделал это, рыцарь. Ведь это ты убил Шнека.

– Если быть точным, его убил мой друг Ларе, однако командовал этим делом действительно я.

– Это главное. Ты сделал доброе дело, рыцарь. Мы все помним это.

– Кто все?

– Ах, мой рыцарь, ты слишком любопытен. Поверьте, знание не всегда приносит радость, но всегда сокращает жизнь. Я сама скажу тебе все, что ты должны знать.

– Вот как? А что я должен знать?

– Что тебе еще предстоит совершить множество подвигов, мой рыцарь.

– Почему-то я так и подумал.

– Однако как ты намерен совершать их без оружия?

– Это так, увы, так. Мой меч остался где-то в лагере скоттов. Когда Ларе тащил меня, я был без чувств.

– Я знаю и хочу предложить тебе другое оружие взамен вашего.

– Новый меч?!

– Да. Вот он.

Серебристое сияние залило поляну, и знакомый уже мне звон вновь зазвучал над ней. Ствол дуба, который с трудом могли бы обхватить четверо могучих воинов, распался пополам, будто его поразила молния. В самой сердцевине ствола, как молодой росток из старого пня, возник меч. Он появлялся все больше и больше, сверкая голубовато-серебряным клинком и алыми каплями рубинов в рукояти.

Что и говорить, он был хорош. Он был нестерпимо хорош. Сердце мое застучало как тамтам, собирающий дикарей на охоту.

– Вот он. Хорош?

Я ошалело молчал.

– Вижу, что хорош. До сего дня он был в руках Шнека. Он не мог им пользоваться. Меч не слушался его. Это понятно, ведь клинок не принадлежал ему по праву. Его с помощью яда и колдовства раздобыла для мужа Лэндис, могущественнейшая из здешних ведьм. Душа героя, которого своим коварством погубила эта женщина, живет в мече. И души всех, кому это оружие принадлежало по праву, обитают в нем.

Это меч Тюра – Катгабайл. Он откован гномами из истинного серебра, добытого в сердце земли. Лунный ветер и лунные лучи закалили его для последнего боя. Для Рагнарека! До этого дня он служит героям, которые будут составлять войско великого аса в час сражения. Ты можешь принять его, а можешь отказаться. Но знай: если ты примешь его, твой путь будет предначертан и ты станешь одним из воинов Тюра. Подумай об этом!

В зарослях послышались тихие шаги и разговор.

– Это Ларе возвращается, – попытался успокоить я свою спасительницу.

Она исчезла. Меч как ни в чем не бывало парил над распавшимся на части дубом. Никаких иных следов пребывания феи около меня не было.

Я подошел к дереву и протянул левую руку к эфесу. Он влился в ладонь, как будто специально был откован для меня. Ствол вновь начал смыкаться.

Лис и четверо моих викингов выскочили на поляну.

– О-ля-ля! Эстольд, я вижу, для умирающего ты неплохо выглядишь. Очень неплохо. Что это за меч у тебя? Отличная штуковина! Великий Один, конунг, что ты сделал с деревом? Ну что это такое? Ни на минуту тебя нельзя оставить без присмотра. Ты сам идти можешь?

– Идти, бегать, скакать на лошади, ворочать веслом, работать мечом – все, что угодно.

– М-да, Капитан, ну, ты даешь. Как это тебя угораздило? Я уж боялся, тебя оплакивать придется, а ты скачешь, как жеребенок. Как ребятам объяснять будешь? – услышал я по закрытой связи. – Ты на них только посмотри. Они уже настроились тризну справлять, а у тебя – поди ж ты – шрама не осталось.

Мои верные комиты смотрели на меня совершенно обалдевшим взглядом.

– Нашим объясним. Что тут непонятного? Обычнейшее чудо. А остальным – по обстоятельствам. В крайнем случае назовусь твоим братом-близнецом. Как тебе нравится: Торвальд Пламенный Меч?

– Для дам из сельской местности сойдет.

– Ладно, друзья, не время тут задерживаться, неровен час – скотты нагрянут. Пора возвращаться на корабль, – во весь голос произнес я.

– Ну, насчет скоттов ты можешь не беспокоиться. У них развлечение до самого вечера. Им Эйле презентовала немного ненастоящего дракона, они там с ним всем табором разбираются. А на корабль действительно пора.

– Прощай, мой рыцарь, – услышал я голос, звучавший, как шорох ветра в листве. – Мне грустно расставаться с тобой, но ты выбрал свой путь и никогда уже не свернешь с него. Поезжай на Лох-Туд. Там ты найдешь сына Шнека, присвоившего себе корону скоттов. Ты должен вернуть ее тому, кому она должна принадлежать: молодому сыну Утера Пендрагона – Артуру. Прощай навсегда…

– …По всем канонам рыцарской чести оружие, – сквозь это давнее воспоминание услышал я голос его высочества, – утерянное во время битвы, принадлежит воину, подобравшему его в качестве боевого трофея. Не скрою от вас, воин, которому выпала такая удача, преподнес мне этот меч в качестве дара. Поверьте, для меня это действительно драгоценный дар. Думаю, это один из тех великих мечей, о которых столько горланят наши менестрели. Не так ли?

Я молчал, угрюмо уставившись на Лейтонбурга. Во мне клокотало что-то нехорошее, что-то очень смертоносное.

– Впрочем, я и сам это вижу. Можете не отвечать. Я понимаю, как вам больно. Но утешьтесь, ваш меч попал в хорошие руки, и я лично позабочусь, чтобы вас обеспечили отличным, достойным такого доблестного рыцаря, как вы, оружием.

У меня аж скулы свело от такой наглости. В голове набатом звучал вопль Лиса:

Это было напрасно. Все это было напрасно. Я был в ярости. Сейчас мне можно было говорить все, что угодно. Я не слышал ничего, кроме ненависти, разрывавшей мою грудь.

– Слушай меня, Оттон! – прорычал я, подступая к герцогу, звеня своими цепями. – Слушай меня, маньяк хренов! Я буду с тобой откровенен, как можно быть откровенным с приговоренным к смерти. Возьми свой меч, засунь его себе в дырку пониже спины и поверни там пятьдесят два раза до характерного щелчка!

Я предлагаю тебе другой план. Ты возвращаешь Катгабайл, возвращаешь свободу этому самому королю, черти б его разорвали, и мы уезжаем отсюда. Уезжаем навсегда. Если же нет – я не дам за твою паршивую жизнь и фальшивого гроттена. Клянусь всеми святыми небожителями, тебе недолго осталось смердеть в своем вонючем гадючнике!

– Итак, меч зовут Катгабайл, – негромко произнес принц, звоня в колокольчик. Две дюжины гвардейцев толпой бросились на меня. Я успел положить троих, но силы были слишком неравны. Меня сбили с ног и стали пинать, как мешок с песком.

– Хватит, он нужен мне живым, – досадливо бросил герцог. Избиение прекратилось.

– Скажи, высочество, – выкрикнул я, вытирая кровь с разбитых губ, – ты не боишься, что тебе придется ответить за это перед владыкой Вестфольда?

– Ничуть, – Оттон был бледен, но держался спокойно, – полагаю, у меня не будет трудностей из-за какого-то колдуна, принявшего обличье доблестного рыцаря Вальдара Камдила.

Это был ловкий ход. Я оценил его.

– Вели трубить начало ордалии. – Лейтонбург повернулся к слуге, замершему у его кресла. Тот поклонился и побежал выполнять приказ.