Глава шестнадцатая
Пора добраться до картечи!
Из речей, слышимых повсюду
И был день, и была ночь. И снова день, и снова ночь. И наступило утро.
Минут десять я лежал не открывая глаз, обреченно слушая беспорядочный городской шум. Вскоре я уже знал, что и почем в окрестностях моей гостиницы, все местные новости и обращения кандидатов в будущие святые.
Вчерашний вечер вспоминался с трудом. Заскучав в ожидании начала славных дел, я махнул рукой на запреты и внес в Европу страшную заразу – игру в карты. Полная, красочная колода обошлась мне всего в два динария, а к тому моменту, который я еще помнил, на столе передо мной громоздилась груда блестящих солидов и еще одна груда чуть менее блестящих динариев.
Увы, в покер для меня тут соперников не нашлось, однако наиболее одаренные уже вовсю резались во французскую игру шевалье де Берца, а уж «очко» и «девятка» шли хитом сезона. Судя по звукам, доносившимся снизу, художник, рисовавший мою колоду карт, к концу турнира должен был стать вполне обеспеченным человеком. Рыцари и бароны, во множестве съехавшиеся на турнир, с такой детской радостью и непосредственностью расставались с деньгами, что ставки неуклонно повышались, а с ними начали ползти вверх цены на все. Благосостояние честных граждан, согласно закону природы, что ничто никуда не исчезает бесследно, росло как на дрожжах.
Гостиница, в которой я остановился, была невелика, но вполне прилична. Честно говоря, меня подкупило ее название – «Жареный петух». Скромно, но со вкусом. Похоже, я не ошибся. Здесь собралась отменная публика, жаждавшая вина сегодня и славы на завтрашнем турнире. Хозяин, сам бывший когда-то латником на службе ее высочества, воинственно топорщил седые усы и щедро расточал содержимое своего винного погреба в бойко подставленные кубки.
Впрочем, учитывая цену, которую отставной латник ломил за комнаты, он явно не был внакладе. Только хмурая физиономия де Меркадье, намертво расстроенного потерей своей пышной шевелюры, заставила бывшего фельдфебеля опустить цену с солида в день до десяти динариев. Окстергаген – так, кажется, звали сего достойного труженика ножа и поварешки. Лис, правда, переиначил его имя в Фольксваген, ссылаясь на то, что подобные матерные выражения труднопроизносимы для языка честного христианина.
Все эти дни мой друг занимался последовательным и непрестанным охмурежем Бертрана Лоншана со товарищи. Конечно, Сереже не хватало шарма и обходительности покойного «родственника», но его преподобие уже не раз имел случай убедиться, что административные способности Рейнара выше всяких похвал, а веселый нрав и ловкость, с которой он управлялся со всеми поручениями, снискали ему всеобщее уважение.
Он доставал коней и в мановение ока сколачивал бригаду ремонтников для починки обвалившегося моста; он обложил экстренным продовольственным налогом какое-то селение и тут же собрал свою щедрую жатву так весело, с такими шутками и фокусами, что обалдевшие крестьяне приглашали его приезжать еще. Он заставил паромщиков, заломивших несусветную цену за переправу, плавать через реку вслед за паромом от берега к берегу, покуда последний человек, последняя повозка его преподобия не оказались на другом берегу, потом, поторговавшись, он продал паром обратно его бывшим хозяевам за сходную цену, а деньги прогулял с рыцарями эскорта в ближайшем кабаке. Одним словом – Рейнар Л’Арсо д’Орбиньяк был незаменимым человеком в любом путешествии.
Так вот, вчера голос Лиса возник в моем мозгу и радостно изрек:
– Капитан! У меня есть мысль!
– Это не страшно. Может еще рассосаться.
– Да ну тебя! Я знаю, как вытащить Ричарда.
– Да? И как же?
– Надо захватить Лейтонбурга и сдать его императору. Я вот только пока не решил, как лучше сделать: то ли просто махнуть голову на голову, то ли сопроводить его высочество ящиком компромата?
– Превосходно, мой друг! Превосходно. Похоже, здоровый сон, хорошая пища и свежий воздух не прошли для тебя даром. Единственное – ответь мне на пару вопросов. Вопрос первый: как ты это намерен проделать практически?
– Во время первого же официального приема. – Сергей входил в раж. – Рывком преодолеть протокольную дистанцию. Сколько там? Метра четыре-пять? Ну а дальше по сценарию: «Всем лежать, или я отрежу ему голову!»
– Ладно. Комментарии опускаем. Будем считать, что понял. Вопрос второй. Допустим, ты его захватил. Что дальше?
– Ну, дальше переговоры с императором. То-се, колись, мол, иначе хуже будет. Не боись, расколем…
– Понятно. Диагноз ясен. Лис, общение с английскими рыцарями за рейнским вином пагубно сказывается на молодом, еще не вполне окрепшем организме и деформирует мозги. Скажу тебе честно – я удивлен. Ты же не юнец желторотый. У тебя вылетов больше, чем у меня. Правильно?
– Больше.
– Сколько из них неудачных?
– Один. Маршалом к императрице в Эстербо. Но, между прочим, меня туда кинули вместо тебя. Пока ты очередных новобранцев строил.
– Я помню. Ты хочешь, чтобы этот вылет был вторым провалом?
– Почему вдруг? – Мой друг потух, и в голосе его зазвучали обиженные нотки. Дитя, да и только!
– По многим причинам, как любит отвечать наш драгоценный шеф. Давай по пунктам. Пункт номер раз. Лис, ты что, не встречал людей, похожих нравом на Лейтонбурга? Они отнюдь не трусы, но подозрительны, как хорьки. Могу биться об заклад, что во время приема через потайные бойницы на нас будет направлен не один десяток арбалетов. Стоит тебе высморкаться во время, не указанное в протоколе, как они утыкают тебя болтами с ног до головы. А кроме того, не забывай, это не Ройхенбах. Где-то поблизости от его высочества наверняка будет держаться маг.
– М-да, – обреченно вздохнул Лис. – Эти маги – самая что ни на есть расподлючая порода.
– Это не ко мне. Это в священную инквизицию.
– Подумаешь. Ты же там тоже работал.
– Работал, но мне бы не хотелось об этом вспоминать. Однако я о другом. Пункт второй. Куда как более смешной. Допустим, что я даже представляю себе, как тебе удастся захватить его. Но вот тут-то и начинается кино. Во-первых, Оттон фон Гогенштауфен, хотя и немолод, но все еще очень крепок и славится как умелый воин. Удерживать такого заложника – все равно что пытаться словить волка за уши.
Но допустим также и это. Представим себе на миг, что принц, почувствовав всю богатырскую мощь твоей десницы, вдруг смирится и станет покорным, как ягненок из пасторали. С императором ты как, по спутниковому телефону связываться будешь? Или ты полагаешь, что он наш человек и у него есть код закрытой связи?
Считаем вместе, мой юный друг. Гонцом – дней десять туда, дней десять – обратно. Как ты его все это время удерживать собираешься? Но это еще не все! Если уж мы взялись играть в допускалки, то, так и быть, представим, что внезапно присмиревшая свита Лейтонбурга выделила тебе отдельные покои и исправно снабжает тебя и твоего пленника провизией. Допустим также, что армия телохранителей принца, возглавляемая Брайбернау, которому ты на ушко точно прошепчешь, что смерть есть сон, немедленно взовьется в седла и пустится по следам Метерлинка на поиски Синей Птицы, предположим, что сам принц будет тихо, на цыпочках, прогуливаться по вашим покоям, оберегая твой сон и отгоняя не в меру ретивых слуг, но, мой друг, но!.. Скажи мне, о великий и ужасный, знаешь ли ты, что начнется за стенами замка? Если нет, могу рассказать.
Первым делом обезумевшая толпа разорвет в клочья английское посольство, что неминуемо приведет к крупному вооруженному конфликту. Возможно, к глобальной войне. Но это еще не все. Наиболее проницательные из числа посвященных в тайну заговора угадают в тебе тайного императорского агента и сочтут, что их планы раскрыты. Думаешь, они побегут к государю с повинной?
– Не уверен. – Сергей совсем скис и отвечал мне нехотя, как школьник, не выучивший урок.
– Я тоже. Скорее всего все полыхнет тут же, в один момент, и твоего разлюбезного Лейтонбурга, возможно, придется менять на самого императора.
– Да, печальная картина. Жаль, право, жаль. Я себе все уже так красиво представил…
– Как там у тебя вообще дела?
– Нормально. Бервуд, считай, уже наш, он за мной в огонь и в воду. Остальные рыцари тоже против Ричарда ничего не имеют, а ко мне, после нескольких убедительных демонстраций, относятся с большим пиететом. Думаю, их энергию направить в нужное русло будет несложно.
– Хорошая новость. А как там Лоншан?
– Лоншан? Это еще тот типчик. Охотно слушает, много говорит, но исключительно на отвлеченные темы. Охота, богословие, последние фасоны платья при дворе… не посол, а турист праздношатающийся.
– Ладно. Не спускай с него глаз. Что еще интересного?
– Я тут вел долгие душеспасительные беседы с Шелленбергом, и вот что он мне рассказал. Его дядюшка, Вальтер фон Шелленберг, недавно вернулся из Магдебурга, где пребывал с тайной миссией и встречался с полномочным представителем герцога Генриха Льва. Знаешь такого?
– Еще бы! Генрих – фигура заметная. Глава оппозиции.
– Да? А по словам Отто, встреча происходила в теплой, дружеской обстановке. Никаких видимых противоречий между представителями сторон отмечено не было. Лейтонбург предлагал Генриху вернуть Саксонию и Баварию, отобранную его братом, Фридрихом Барбароссой, более того, он был бы рад видеть Генриха в своем ближнем окружении. Как тебе такая новость?
– Лис, это не деза?
– Вряд ли. Отто принимает меня за своего. После того, как он услышал фамилии Норгаузена, Брайбернау, его дядюшки, после фон Кетвига, он явно считает меня чином местного абвера, причем никак не ниже майора. Вот он и решил показать, что тоже пальцы веером держать умеет.
– Это сурово! Это очень сурово! Добудь ты подобную информацию у себя на исторической родине – орден тебе был бы обеспечен.
– Что, действительно что-то важное?
– Похоже, что да. Смотри. Генрих Лев, как и король Ричард, главный вождь гвельфов, которые сражаются в Италии с гибеллинами, которые, в свою очередь, держат руку императора, получившего в приданое Сицилийское королевство и теперь никак не могущего решить, где ему провести границы своих владений. Помирившись с Генрихом Львом и продемонстрировав свои дружеские отношения с королем Ричардом, кстати, я уверен, что в этих переговорах дело не обошлось без него, Лейтонбург тем самым автоматически прекращает войну в Италии и одновременно выбивает опору из-под папского престола. Поскольку гвельфы держат сторону Папы.
Таким образом, к моменту свержения императора, от чего вся Европа вздохнет с облегчением, у принца Оттона в Италии будет две, а может быть, даже три армии, что волей-неволей заставит земного наместника святого Петра задуматься о нежной и преданной любви к этому преданнейшему сыну матери нашей – католической церкви. Как тебе комбинация?
– Снимаю шляпу, гражданин начальник!
Да, что и говорить, в который раз, натыкаясь на сети интриг, раскинутые Гогенштауфеном, я вынужден был восхищаться непередаваемой ловкостью, с которой его высочество решал стоящие перед ним глобальные задачи. Вопрос: «Является ли Оттон достойным противником?» – должен был быть сформулирован иначе: «Являемся ли мы достойными противниками ему?»
Удрученный этими мыслями, я даже проиграл десяток солидов, но тут один из людей фон Шамберга, выделенных мне в сопровождение, принес мне новость о приезде своего хозяина и моей прекрасной маркизы. Мои друзья, не заезжая никуда, отправились в замок его высочества. Сегодня я ждал встречи с Россом и подробного доклада о визите в замок. Начиналась завершающая фаза операции. Войска враждующих сторон вошли в соприкосновение, и днем я должен был ознакомиться с первыми донесениями с поля боя. Но это будет потом, а сейчас было утро.
Вставать не хотелось аж ну никак. Город шумел за окнами, и в его повседневной будничной суете можно было уже различить нотки близящегося турнира. То звуки далекой трубы, то ржание благородных боевых животных, то бряцание рыцарского доспеха вклинивались в неумолкающие крики торговцев и завывания проповедников.
Я мучительно зевнул. Просыпаться было необходимо. «Эдак я совсем обленюсь, стану толстым и некрасивым, как фон Кетвиг. И в седло мне тогда не залезть, и девушки меня любить не будут, – проворчал я про себя и с некоторым усилием пошевелил рукой. – Кстати, а это кто?»
Мерное дыхание у меня под ухом сменилось невнятным бормотанием, но руку я все же освободил.
«О, как интересно. – Я открыл глаза и уставился на ту, которая лежала рядом со мной. – Что ж, радует тот факт, что это все-таки женщина. Впрочем, сказать правду, она совсем не дурна!»
Моя подружка, не просыпаясь, попыталась снова овладеть моей рукой, но ей это не удалось, и она обиженно шмыгнула носом. Я успокаивающе погладил ее по щеке и с удовольствием ощутил под пальцами бархатистую нежность ее кожи. Сама собой рука скользнула ниже по шее, плечу и вниз – к груди. Грудь была упругая, чуть полноватая, прелестной формы. Я не удержался и слегка сжал ее. Моя красавица блаженно потянулась и повернулась ко мне, пытаясь обнять.
«Стоп, стоп, стоп», – титаническим усилием воли я убрал руку и рывком сел. В комнате царил разгром, развал и переворот света, свидетельствующий о бурно проведенной ночи. «Мрак», – прошептал я и поднялся, ища какое-нибудь подобие фигового листка. Покончив с этим щепетильным делом, я кликнул гостиничного слугу.
Ведро холодной воды несколько прибавило бодрости телу и ясности взгляду, но сон, все же гнездившийся в закоулках моего мозга, давал о себе знать. Почесав в затылке, я велел слуге вскипятить для меня кубок воды и полез в шлем, где под войлочной подушкой в заначке хранилось несколько пакетиков растворимого кофе.
– Что глаза вытаращил, болван? – осадил я слугу, принесшего кипяток и теперь в ожидании заработанного гроттена завороженно наблюдавшего, как растворяется в воде содержимое пакетика. – Не видишь, что ли, лекарство принимаю. Старые раны ноют.
Разминка окончательно привела меня в чувство и, вдоволь поработав формальные комплексы, вдоволь поупражнявшись в фехтовальных каверзах, я с удовольствием ощутил себя в отличной форме. Крикнув хозяину, что можно подавать завтрак, я вернул клинок в исходное положение и только тут заметил, что моя «милая пастушка» при полном параде стоит тихо, как мышонок, у камина и смотрит на меня своими большущими глазами.
– Мне пора, ваша милость, – тихо произнесла она с непробиваемой почтительностью. С восходом солнца сословные различия вновь стали несокрушимы, словно цитадель Трифеля.
Я подошел к ней, обнял, чмокнул в забавно наморщенный нос. Она была очень милой девушкой, и, сказать по правде, по отношению к ней я чувствовал себя крайне неловко.
Вытряхнув из кошелька десяток золотых, я высыпал их ей в передник:
– На, купи себе что-нибудь на память.
Я поступал вполне в духе времени, а на деньги, подаренные мной, вполне можно было купить приличную ферму, но на душе у меня было паршиво, и слезинка, мелькнувшая в ее глазах, ставших еще больше от изумления моей щедростью, окончательно ввергла меня в уныние. Я повернулся спиной к девушке и отошел к небольшому окну, сквозь которое комната наполнялась рассеянным солнечным светом.
Она выскользнула из комнаты, и ее туфельки дробно застучали вниз по крутой лестнице.
За окном бушевало предпраздничное море ярких вымпелов и знамен. Городские дома, щедро изукрашенные гербами остановившихся в них рыцарей, радовали глаз своей свежей чистотой. Нельзя было не отметить, что принц Оттон навел в городе образцовый порядок. В то время как въезд в Париж без противогаза я числил среди рыцарских подвигов, здесь были великолепно замощены дороги, и лужи нечистот не оскверняли воздух своим мерзостным зловонием. Что и говорить, Лейтонбург на славу обустроил свою маленькую столицу.
В дверь ко мне постучали.
– Ваш завтрак, мессир!
– Зовите уж меня просто: ваше величество, – пробормотал я себе под нос и дал знак войти.
Расправившись с едой, я устроился поудобнее и стал раскладывать своеобразный пасьянс.
«Нуте-с, ваше величество, как, сир, прикажете вас вытаскивать? – обратился я к импозантному королю треф, грозно сжимавшему меч, занесенный над головой. – Подкуп? Что вы, сир! Смешная идея! Человек, сидящий на казне империи и делающий деньги едва ли не из воздуха, не нуждался в моей „финансовой помощи“. Король бубен похоронил под своей тушей четыре червонца. „Прекрасная дама?“ – леди Джейн вполне могла бы подойти для такой роли, но, во-первых, Лейтонбург практически не интересовался женщинами вне их политической или какой-то одному ему известной значимости. И если с кем-то и изменял политике, то только с собственной женой.
Я уже не говорю о том, что прекрасная маркиза вряд ли удовлетворилась бы подобной ролью. А другие – где ж их взять? Червонная дама и две ее очаровательные подружки бабочками порхнули на стол, смешиваясь с другими лежащими на нем картами. «Интрига?» – помилуй бог. Играть в эти игры с Гогенштауфеном я не мог и надеяться. То есть играть-то мог. Если меня не интересовал результат. Прощай, червонный король! «Магия?» – цену своим возможностям в этой области я отлично знал и, пожалуй, не стал бы на них рассчитывать в подобной игре.
Лис не мог похвастаться и этим. Как ни крути, а порядочного практикующего мага в нашем распоряжении не было. Дама пик таинственно улыбалась с художественной миниатюры неизвестного мастера.
А вот у принца наверняка маг есть, и не профан какой-нибудь, а ас из асов. Да при нем еще целый штат помощников и учеников, на подлете и на подхвате.
Король пик держал в своих руках изукрашенный жезл, который вполне мог сойти за магический.
«Штурм?» – конечно, на сегодняшний день, благодаря нашим с Лисом совместным усилиям, у нас под началом уже состояло небольшое войско. Но для штурма цитадели этого было катастрофически мало.
Мои геройские валеты бесславно полегли под натиском безликих неумолимых тузов.
Пасьянс не складывался, хоть тресни.
В дверь ко мне постучали.
«Ладно. – Я вытащил из колоды пару джокеров. Это был наш официальный талисман, наш позывной, если хотите – наша сущность. Мы могли стать кем угодно – любой из карт колоды, но мы должны были, мы были обязаны побеждать. Побеждать любого, самого невероятного из тузов. Джокеры упали поверх остальных карт. – Что ж, как говорится: так победим!»
В двери постучали снова. Это был малыш Меркадье, вернувшийся от герольдов.
– Вас ждут, милорд.
– Благодарю тебя, дружище. Помоги мне одеться.
Я облекся в праздничное одеяние «от Эмрис» и, пристегнув к поясу длинный кинжал, последовал за своим оруженосцем.
Совета турнирных судей я немного опасался. Ни хулы на Бога, ни оскорбления дамы, ни нарушения слова за мной замечено не было. Не покидал я также в сражении собрата по оружию. С вероломными нападениями тоже все было в порядке. Рекламаций не поступало.
С этой стороны загвоздки быть не могло. Однако проблемы генеалогического плана могли привести к большому конфузу. Но тут я надеялся на свои обширные познания и отдаленность других представителей вестфольдского рода Камдилов. В противном случае дело могло принять самый неприятный оборот.
Герольд Лейтонбург, высокий седовласый старик с худым изможденным лицом аскета, испещренным множеством глубоких морщин, смотрел на мир пронзительным взглядом своих серых, почти бесцветных глаз из-под седых мохнатых бровей, и этот взгляд хранил в себе какой-то неумолимый мрачный огонь.
– Вы – Вальдар Камдил, сьер де Камварон, – осведомился он после долгого придирчивого осмотра моего герба и клейнод, – носящий также сеньяль Верная Рука?
Я поклонился с самым почтительным видом.
– Вы Камдил, следовательно, находитесь в прямом родстве с Лоннерами? – продолжал он после некоторого молчания, пожевав зубами невидимую травинку.
– Прямой потомок, ваша честь. Сайлан, прозванный Камдилом и ставший родоначальником нашей ветви Лоннеров, был вторым сыном конунга Ингвара Лона, прозванного Мудрым, за великие деяния свои при основании Вестфольда. Мой отец – герцог Ингвар Камваронский.
Герольд вновь пожевал зубами и, по-прежнему недоверчиво глядя на меня из-под своих мохнатых бровей, спросил:
– Откуда вы прибыли?
Здесь надо было быть особенно осторожным. Этот вопрос мог скрывать множество ловушек.
– Из Берсака, – произнес я, – родового замка моей матери.
К некоторому моему удивлению, этот ответ вполне удовлетворил зерцало рыцарской чести.
– Да-да… – Казалось, он сразу утратил ко мне всяческий интерес и, сделав знак ботенам принять у меня гербовый щит и баньеру, устремил свой взгляд на следующего рыцаря, терпеливо ожидавшего своей очереди.
Я был признан безупречным.
