58. Роман Савельев, капитан, Homo, крейсер Ушедших «Волга»
Едва я вернулся в капитанскую рубку и блаженно откинулся в кресле, примчались Мишка Зислис и Веригин.
— Рома! Леший тебя дери, как тебе это удалось?
Я попытался устало улыбнуться, как и полагалось справившемуся с трудностями бравому капитану.
Боюсь только, что улыбка вышла скорее жалкой, чем усталой.
— Вы без потерь продержались?
— Почти, — ответил Зислис. — Хаецкого ранили, Купцевича и Макса Клочкова подстрелили… А у Фломастера половину положили, гады… Валеру Яковца, Семилета… Ну, доберемся мы до Шадрона и Плотного!
— Сначала нужно добраться вот до них, — вздохнул я, указывая на экран.
Вдали медленно перемещалось громадное созвездие. Армада чужих. Кажется, в созвездии все прибавлялось и прибавлялось звезд. Периодически армада прекращала свечение и погружалась во тьму, и тогда ненадолго начинало казаться, что «Волга» пребывает в безопасности.
Но я-то знал, что это не так.
— Когда на вахты?
Я пожал плечами. Интерфейсник я запрограммировал на немедленное информирование. Он и мертвого поднимет… да так, что никто ничего не услышит, не заподозрит. Кроме меня, разумеется.
— Кстати, — поинтересовался я. — Ты понимаешь пилотский код?
— Нет, — признался Зислис. — И Лелик не понимает. Но с нами были Хаецкие. Здорово это ты придумал с дохлыми коммуникаторами!
Я в смешанных чувствах покачал головой.
— Н-да… Только никому не говорите, насколько все это было авантюрой… Фломастер, вон, вообще не обратил внимания на вызовы.
— Ладно тебе, капитан! — Зислис ободряюще хлопнул меня по плечу. — В конце концов, победителей не судят.
— Да какие мы победители, — я поморщился. — Мошки под прессом. Вот, корабль оживет, тогда и поглядим кто победитель…
— Ну, добре! — Зислис многозначительно подмигнул и потянул Веригина за рукав. — Пошли Лелик! Нам предстоит ночлег на рабочих местах.
— Да, кстати, — сказал я им в спины. — Вы не знаете, откуда в ремзоне взялись велосипеды?
Зислис отрицательно покачал головой.
По-моему, этого никто теперь не узнает.
Я успел некоторое время подремать, похоже — часа два или три; очнулся когда Юлька принесла кофе и бутерброды.
— Эй, кэп… Ты когда ел в последний раз?
— Не помню, — признался я и с подозрением поглядел на нее. — Чего это ты? Не нашлось никого из сервисников, что ли? Тоже мне, старший пилот…
— Ага, дозовешься их, сервисников, как же! — Юлька опустила поднос на безжизненный пульт. — Они в жилых секторах все. Гордяевская охрана в рукавах костьми лежит, никого не пускает. Даже шадроновских амбалов завернула с миром. Не знаю, что ты им посулил, Рома… но если что-нибудь сорвется я нам не завидую.
— Если что-нибудь сорвется, ты и им не позавидуешь — пообещал я тоном провидца и с удовольствием втянул дразнящий аромат кофе. Проняло, кажется, до самого дна легких. — Кстати. Это из чьих запасов?
— Из моих. Хорошо, успели наделать килограмм десять, не понадеялись на сервисников…
— М-да. А Мустяца и Прокудин сейчас с ними. Расхлебывают, поди, кашку…
В дверь вежливо, и вместе с тем настойчиво постучали.
«Риггельд небось, — подумал я. — Вот неймется ему…»
Можно подумать, мы здесь трахаемся.
Но это оказался не Риггельд, а Костя Чистяков. Примчался он явно прямо из информаторской.
— Кэп! Ты уже заметил? — спросил он, настороженно глядя на меня.
Я опустил чашечку, из которой даже отхлебнуть ни разу не успел, назад на поднос.
— Что заметил?
Вместо ответа Костя протянул мне обычный волновой бинокль «Беркут» и указал в уголок экрана обзорника.
— Полюбопытствуй.
Я полюбопытствовал. К «Волге» неспешно тянули три корабля: два знакомых больших штурмовика, каких мы видели над степями предостаточно, и еще один ярко раскрашенный кораблик, похожий на вытянутую восьмигранную призму. Штурмовики шли с боков от призмы, и освещали ее; троица эта постепенно выравнивалась с плоскостью нашего корабля. Похоже, намеренно.
Они шли очень медленно, и кроме всего прочего штурмовики мигали белыми огнями — я бы назвал огни габаритными. Три вспышки, пауза, четыре вспышки. Три вспышки, пауза, четыре вспышки. И так цикл за циклом.
Я глядел на это довольно долго, сознавая, что все равно не в силах что-либо изменить. Они идут к нам, и мы их нипочем не остановим.
Немедля заявились Зислис, Суваев и Фломастер. У Фломастера тоже был с собой бинокль, но не «Беркут», а патрульный «Ф-8». Весьма мощная штука…
— Паша, — спросил я, не отрываясь от созерцания. — Ты у нас аналитик. Прокомментируй, пожалуйста.
Суваев пожал плечами:
— По-моему, это парламентеры. Окраска, освещение, демонстративно медленное приближение… Вон, вишь с какой помпой плывут?
— Значит, все-таки переговоры, — заключил я. — Решили не сразу гвоздить, а сначала попробовать договориться.
— Надеюсь… — не очень уверенно сказал Суваев. Мне показалось, что уверенности в его реплике не очень много.
Суваев попросил у Фломастера бинокль и некоторое время разглядывал непрошенных гостей. Признаться, мне было странно сидеть в рубке, которая успела стать привычной, и пялиться на экраны в бинокль. Притерся я к возможностям корабля, к его послушной и удобной технике… Но сейчас техника бездействовала.
— Это чьи корабли, не скажешь? Свайгов? — уточнил я у всезнайки-Суваева.
— Нет, — покачал головой Паша. — Это корабли цоофт. Все три. Два средних штурмовика и дипломатический бот.
— Ого! — я присвистнул. — У них даже дипломатические корабли бывают?
— У них до хрена чего бывает, — скорбно вздохнул Суваев.
Юлька нашла время, чтобы побеспокоиться о драгоценном капитане:
— Рома, ты ешь, ешь. Никуда твои парламентеры не денутся…
— Ага…
И действительно. Куда им деваться?
Пока я жевал свои бутерброды и запивал остывающим кофе, народ вполголоса переговаривался. Все уселись прямо на прозрачный пол перед пультом. Это было замечательное зрелище: несколько человек в одинаковых комбинезонах, подобрав под себя ноги, сидят словно бы в пустоте, над и под звездами, и глядят в сторону яркой-яркой тройной звезды.
— Да, — тихо и мечтательно прошептал Фломастер. — Шарахнуть бы сейчас по ним чем-нибудь фазово-импульсным… мокрого места не осталось бы.
— Лейтенант, окстись! — фыркнула Юлька. — Это ж парламентеры, послы! И отчего вы, мужчины, все до единого такие милитаристы?
— Кто б говорил, — хихикнул Суваев. — А Гордяеву сегодня голову не ты случайно прострелила, а отчаянная?
Юлька отмахнулась. Правильно, потому что стреляла не только она. Тот же Суваев тоже стрелял. И попал, между прочим.
Народ все прибывал: появились Яна и Смагин. Конечно же, Яна первый вопрос задала одновременно с появлением:
— Рома! Летят! Что мы им говорить-то будем?
— Это будет зависеть от того, что они нам скажут, — заметил я философски. — Не мы же к ним сунулись, они к нам. Вот выслушаем, а там поглядим.
— Думаешь, они не сообразят, что корабль мертв?
— Если не пускать их далеко — не сообразят. Принять в нулевой шлюз, столы туда притаранить… Штуки три. Авось, не догадаются.
— Нулевой вручную открывается? — Яна обернулась к Зислису. Вероятно, она полагала, что подобные вопросы старший навигатор обязан знать даже в отрыве от вахты, в отрыве от корабля.
Зислис без колебаний подтвердил:
— Да.
— Так, — я звонко шлепнул по подлокотникам и распорядился: — Отошлите кого-нибудь принести столы из отдыхаловки. И кресла. Насколько я помню, что цоофт, что свайги в состоянии втиснуть свои задницы в человеческие кресла.
— Свайги хвостатые, — заметил Суваев. — Впрочем, кресла все равно с дырками.
— Это не дырки, — поправила его аккуратистка-Яна. — Это у кресел спинки такие… Фигурные.
Фломастер вышел поднимать своих канониров.
— И охрану можешь припахать — посоветовал вдогонку Зислис.
— Их припашешь, — пробурчал Фломастер. Но двинулся сначала к лифтам, а значит — ко входам в транспортники, где дежурила бывшая охрана директората.
— Знаете, — сказала вдруг Юлька. — А я совсем не волнуюсь. Привыкла, что ли? Или разучилась за последний месяц?
Офицерство зашумело, комментируя, соглашаясь и возражая; а я подумал, что тоже не испытываю перед аудиенцией с галактами особого трепета. Впрочем, когда жжешь пачками их корабли можно позволить себе некоторую расслабленность.
Вот только бы не разубедить чужих, что мы в любой момент можем жечь их пачками. Даже сейчас.
Троица кораблей, похожая в фас на гантелю, приближалась.
— Тебе витаминчиков дать? — спросила Юлька.
— Чего это ты обо мне так заботишься? — поинтересовался я подозрительно. — С Риггельдом поругалась, что ли?
— Да ну тебя, — Юлька отмахнулась. — Спит Риггельд. Без задних ног. И без передних тоже. Бутербродов нажрался и упал прямо в рубке, между шкафами. И правильно, по-моему, это мы тут трясемся, зубами стучим…
— Кто стучит, — заметил Зислис, — а кто и нет. Кстати, витаминчиков я бы тоже проглотил. Глаза слипаются.
«Еще бы, — подумал я. — По внутреннему сейчас глубокая ночь… А поволновались мы накануне изрядно. Хорошо, что я подремать хоть пару часов успел. Но витаминчиков принять и мне не повредит.»
«Витаминчиками» мы назвали стимулирующие таблетки. Порой во времена старательства по двое суток сидели в шахтах на чистом нейродопинге, и ничего…
Выносливый все-таки народ старатели. Даже бывшие старатели. Бывшие старатели и бывшие звездолетчики.
Вслед за Фломастером ушла Яна. Смагин остался.
Минут через тридцать-тридцать пять Фломастер снова заглянул в рубку.
— Кэп? Столы на месте, и кресла тоже. Хлам мы с площадки вынесли, Янка там каких-то тряпок на стенах поразвесила. Говорит, для солидности.
— Пошли, — вздохнул я и встал. Потом подумал, что надо бы провести какой-нибудь беглый инструктаж. Все таки переговоры с галактами, исторический момент, то-се…
Я мысленно фыркнул и дал себе подзатыльник. Тоже мысленно.
Дипломат, е-мое. Уинстон Черчилль. Шадор Сайвали. Николай Шабейко, е-мое… Проще будь, дядя Рома.
— Значит, так. За стол садимся вшестером, старшие и я. Остальным лучше не маячить. В каждой рубке оставить дежурного… На всякий случай, пусть это и бессмысленно. Плюс одного на посылки, вдруг чего еще в бинокли разглядят. Оружие при себе иметь. Клювом не щелкать. Буде возникнут гениальные мысли, прошу сначала посоветоваться со мной. На чужих глядеть мирно, хрен знает, что у них на уме. И… не оставь нас удача.
Старшие офицеры быстренько разбежались по своим рубкам на предмет назначения дежурных. Я спустился в нижний холл; трое высоких и плечистых охранников со здоровенными прикладными «Байкалами» стволами на локтевых сгибах пристроились у меня за спиной. По-моему, они тоже решили не ударить в грязь лицом перед зелененькими и выделили мне самых бравых парней из бывшей полиции директората.
До шахты нулевого шлюза топать было минут десять, и я прошел эти минуты в полном молчании. Следом пружинисто вышагивали парни с «Байкалами», чуть поодаль — человек двадцать любопытствующих.
В шахту спустились только мы.
Спуск тоже занял минут десять. Нулевой шлюз — огромная полость под головными рубками — был пуст, как рудный капонир старателя после визита в факторию. Сюда можно было без хлопот загнать весь флот Волги, Офелии и Пояса Ванадия, и смотрелся бы он вроде горошины в багажнике вездехода «Урал». Уж и не знаю, кого сюда рассчитывал принимать корабль-фагоцит.
Верхний отсек-предбанник был ненамного меньше шлюза. В каждом из четырех верхних его углов крепились небольшие площадки (метров двадцать на метров тридцать примерно), огороженные ажурными решетчатыми перильцами. К каждой площадке примыкала причальная тяга, к которой с легкостью можно было пристыковать мой «Саргасс» или юлькин «бумеранг». Насколько я понял, корабельная гравитация действовала только на площадках, в предбаннике же царила невесомость. И я готов поспорить на что угодно, что искусственная гравитация причаливших кораблей совершенно не ощущается в пределах площадок.
Сейчас на одной из площадок, самой ближней к головным рубкам, стоял круглый стол из отдыхаловки и десяток кресел вокруг него. Еще два стола поменьше поставили в стороне, ближе к стене предбанника. Стены и перильца были наспех, но очень даже мило задрапированы цветными полотнищами — кажется, древними земными флагами. Боже мой, где Янка их откопала? Это же не людской корабль! Сама Янка, подбоченясь, прохаживалась вокруг стола и критически разглядывала результаты своей работы. Освещение над площадкой было включено на полную, видимо — вручную; я подумал, что если зелененькие привычны к свету иного спектра — тем хуже для них.
— Ну как, кэп? — спросила она с некоторой ревностью.
— Ты чудо, Янка, — пробормотал я. — Что бы я без тебя делал? Иди сюда, чмокну в нос…
Янка укоризненно покачала головой:
— И этот человек сейчас будет решать судьбу целой расы!
— С чего это ты взяла, что целой расы? — насторожился я.
Янка поглядела на меня, словно на слабоумного.
— Рома… Ты что, недоспал? Чужие будут от нас просить позволения приобщиться к техническим секретам корабля. Надеюсь ты понимаешь, что они это получат только в обмен на равноправное принятие Земли в союз пяти рас? Все равно долго мы на этой коварной посудине не задержимся… Так хоть свободу себе выторговать!
Я поморщился. В общем, она, конечно права. Но только станут ли чужие соблюдать соглашения, когда поймут — ЧТО есть этот корабль? Что это всего-навсего совершенный паразит?
А, впрочем, есть ли иной выход? Ты снова пришел ко все тому же выбору, Рома Савельев. Ты можешь бестолково умереть в чреве фагоцита, и имя твое не вспомнит никто во всей вселенной. А можешь стать первым человеком, с которым будет считаться могучий межзвездный союз. Можешь купить равноправие Земле и земным колониям. Можешь взбудоражить то болото, в которое превратилось человечество за последние триста лет… И если этот в общем-то маловероятный шанс все же выпадет тебе, Рома Савельев, тебя будут помнить… ну, скажем так: еще некоторое время.
Смерть или слава. Заведомая смерть… или маленький шанс.
Как всегда. Как обычно.
Умным все-таки человеком был мой отец! Хотя, подозреваю: все, что он мне говорил, он и сам услышал от деда.
Впрочем, так ли это важно — знать, кому первому пришлось выбирать между смертью и славой? Мне кажется, что даже волосатый пращур, обладатель мощных надбровных дуг и тяжеленной дубины, когда вставал на пороге родной пещеры, а вокруг улюлюкали враги — даже он не слишком задумывался о собственной смерти. Потому что верил: его ждет слава. И благодарность спасенного племени.
И я не стану задумываться. О смерти.
Но и на благодарность я тоже не особенно рассчитываю.
