47. Леонид Шадрин, оператор систем внутреннего транспорта, Homo, крейсер Ушедших «Волга»
Шадрин нежился в бассейне с подогретой водой, когда в его логово впустили Шкворня. Шадрин сделал вид, что ничего не замечает, хотя следил за бойцом сквозь прикрытые веки.
Шкворень был мелкой сошкой из когорты Пузана, но он часто приносил вести. Отовсюду. Сейчас он мялся на краю бассейна, не решаясь потревожить Большого Босса.
— Босс! — послышался голос Жженого. — Тут Шкворень приперся.
Пришлось открыть глаза. На поверхности бассейна колыхались пышные клочья пахучей пены.
— Ну?
— В «Бастарде» драка была, — немедленно затараторил Шкворень. — Клыся со своими на Пузана наехать пытался. Постреляли.
— Ну и что?
— Пузана примочили. И еще двоих. Клысю тоже.
— Ну и что?
— Головастики захватили наши бласты… Четыре штуки.
Шадрин прикрыл глаза. Вот это плохо, наверное. Собственно, самому Шадрину было плевать, бластов на свои мелкие группы он мог накупить предостаточно, благо Гордяев сдержал обещание и наладил их выпуск. Не расстроила его и новость о смерти Пузана. Дурак Пузан был редкостный, давно на импульс напрашивался.
Плохо другое: капитан теперь узнает, что бласты больше на корабле не дефицит. Гордяев, небось взвоет, как свинья под ножом.
Ну и пусть себе воет. Что теперь — ребят безоружными, что ли, держать, если бласты уже есть?
— Ладно. Проваливай, — велел он Шкворню. — Кто там у вас вместо Пузана встанет? Пусть приходит послезавтра на сходку.
Шкворень кивнул и исчез.
Еще с полминуты Шадрин пролежал в теплой воде без движения, потом встал. Пена щекотно заструилась по коже, стекая. У бассейна мгновенно, будто по волшебству, появилась Аленка с халатом.
Леонид Шадрин по прозвищу «Шадрон» любил удобства. И стремился создавать их по максимуму. Для себя.
— Аленка, кофе, — скомандовал он.
Покачивая бедрами, Аленка скользнула в сторону кухни. На ней был только купальник — очень символический. Шадрин провел ее взглядом, запахнулся, завязал пояс и воткнул ноги в мягкие шлепки.
Рядом с бассейном стоял низкий столик и три кресла. Жженый, едва Шадрин уселся, поднес сигару и огонек.
Шадрин кивнул, затянулся, выпустил клуб сизого дыма.
Хорошо, так его через это самое! Если бы еще не Шкворень со своими паршивыми новостями, да не придурок-Сава, которого Шадрин не любил еще со времен своего подъема в «Меркурии»… Совсем бы — рай.
— Давай, Жженый, водовки тяпнем, — предложил Шадрин расслаблено.
Спан, или как Жженого называли в директорате, торпеда потянулся к холодильничку, тут же, рядом с бассейном.
Шадрин только успел втащить соточку и захрустеть ее малосольным крепышом — на столе запиликал вызов. Жженый протянул ему коммуникатор.
— Мля! — вздохнул Шадрин сокрушенно. — В такой момент может звонить только один человек: этот поц из директората…
Он нажал на кнопку стопора и трубка разложилась надвое.
— Леонид? — загремел у уха голос Гордяева. — Что там твои уроды творят? Ты соображаешь? Двухнедельная работа — насмарку! Сава теперь знает, что мы вооружены!
— Ладно, не ори, — сухо сказал Шадрин. — Я ради твоих бредней не собираюсь своих ребят сдерживать. И безоружными им ходить не позволю.
Гордяев задохнулся от гнева. Но он нуждался в Шадрине и его людях, и Шадрин это прекрасно знал.
— Черт возьми, но можешь же ты быть осторожнее?
— Я осторожен, Горец. Я очень осторожен. Я вообще из логова не выхожу.
Аленка поставила перед Шадриным чашечку кофе и нахально уселась к столу, рядом со Жженым. Тот смерил ее на удивление равнодушным взглядом — раньше Жженый глядел на Аленку голодно, как зимний волчара. Совсем еще недавно.
«Похоже, он ее трахает», — подумал Шадрин совершенно не к месту.
— …сли партнер так себя ведет, начинаешь задумываться о целесообразности партнерства! — пыхтел в трубке Гордяев. Он бы еще долго пыхтел, но Шадрин его прервал:
— Слушай, Горец, не полощи мне мозги. Говори чего нужно и катись со своей ругней куда подальше.
Гордяев моментально заткнулся. Он всегда был таким: много болтал, прежде чем удавалось вытянуть из него суть. Суть обыкновенно умещалась в две-три фразы, но времени на весь разговор уходило редко когда меньше десяти минут.
— В общем… Сегодня сбор. В четыре. В «Пальмире». Не опоздай.
— Не опоздаю.
— И этих своих… коллег позови. Я на них взглянуть хочу.
— А чего на них глядеть? — уныло протянул Шадрин. — Чай, не бабы. Да и видел ты их сто раз.
— Ничего-ничего, здесь еще не видел. Дотошность еще никому не вредила.
— Вредила, — возразил Шадрин. — Жигана вспомни.
Но Гордяев не оценил.
— Ладно, увидимся… — буркнул он и отключился.
— Увидимся, — передразнил Шадрин. — Нужен ты мне… если б не пушечки.
Жженый глядел на него с восхищением — не то, что на Аленку.
— Ловко вы его, босс! Мордой по столу!
— Подумаешь, подвиг! — отмахнулся Шадрин. — Фрайера отшить…
Он быстро набрал номер Тазика. Дождался ответа.
— Тазик? Мое. Как оно? Ну и ладно. Горец в четыре потрещать собирает. В «Пальмире». Будет и Плотный, как без него. Ну, пока…
Столь же лаконичным получился разговор и с Плотным.
Обитатели «Меркурия» не любили без толку чесать языками.
— Сколько там натикало? — справился он у Жженого.
— Полтретьего, босс!
— Ну, давай еще по соточке, и двинем, пожалуй…
— Легко, босс!
Аленка тут же умчалась наряжаться, а Шадрин со Жженым накатили еще дважды, прежде чем идти.
У дверей своей комнаты Шадрин обернулся.
— Килограмму тоже налей, Жженый. И чтоб не окосели, ясно?
— Мы ж не лурмахи, босс! Не окосеем.
— И пушечки проверьте!
Жженый поспешно кивнул.
В «Пальмиру» они вошли в полчетвертого. Сначала Килограмм, потом Шадрин с Аленкой и последним — Жженый. Глазки у Жженого маслянисто поблескивали, но держался он прямо. Как всегда.
Они пришли вторыми — Тазик с тройкой своих ребят уже тянул «Слезку» из пузатого штофа. Сутер со здоровенным камнем на среднем пальце левой руки Тазика было видно аж со входа. При виде Шадрина Тазик подобрался, привстал, и раскинул руки в стороны. Тройка его тотчас пересела за соседний столик.
Шадрин подошел. Официант торопливо накрывал на двоих напротив Тазика.
Жженый и Килограмм уселись за столик к спанам Тазика. Закончив с сервировкой, официант убежал к ним.
— Потянем? — спросил Тазик, весело поведя бровью в сторону штофа.
— Валяй, — согласился Шадрин. — Но по одной, а то наш папочка опять расхнычется!
Тазик улыбнулся и наполнил тонкие рюмки. Он прекрасно знал, как серьезно относится Горец к совместным переговорам.
— Подумаешь, по поллитре на рыло! — протянул он с легким презрением.
— Пусть его, — вздохнул Шадрин. — Ну, будь, Тазик!
Аленке налили чего-то липкого и сладкого.
С Тазиком у Шадрина сложились неплохие отношения. То ли схожие характеры повлияли, то ли еще что — но когда-то они заключили договор о территориях, сферах влияния и направлениях деятельности. Договор на словах, конечно, какие бумажки у вольных людей? И ни разу договор этот не нарушался. Были, конечно, мелкие непонятки из-за непомерной инициативы пешек, но виновные мгновенно выдавались пострадавшей стороне, выплачивалась компенсация, и дело затихало само собой. Короче, Тазик И Шадрон мирно существовали бок о бок, не мешая друг другу.
Другое дело — Плотный. Этот всегда был необуздан и своенравен, плевал на правила и авторитеты, слишком полагался на силу и недооценивал ум… В общем, Плотный Шадрина частенько заставлял хмуриться и вполголоса материться. Но не считаться с Плотным тоже было нельзя — он сплотил вокруг себя когорту таких же неуправляемых психов и представлял из себя серьезную силу на Волге. На «Волге» — тоже.
Слово за слово, пролетели полчаса. В «Пальмиру» втек прилизанный хлыщ из директората, эдакий холуй-распорядитель. Пострелял глазками, нашарил Тазика с Шадроном и засеменил к их столику.
— Начинаем, господа! — торжественно прошептал он. — Прошу за мной!
Шадрин недоуменно оглядел зал — он не видел никого из директората, только веселящиеся компании за столиками. Хлыщ всем своим видом показывал, что предстоит выйти наружу.
«Надеюсь, недалеко пилить!» — раздраженно подумал Шадрин и встал.
— Килограмм! — велел он. — Останься с Аленкой.
Килограмм тяжеловесно кивнул. Жженый, понятное дело, увязался следом.
Они прошли в соседний бар — маленький и неприметный, без единой вывески. На пороге Шадрин остолбенел.
Зал был разгромлен. Словно толпа крепких ребят с ломиками вволю тут порезвилась. Не осталось ничего целого — только круглый стол посреди разгрома и легкие складные стулья. Стол и стулья явно принесли только что, уже после того как неведомые безумцы прекратили бесчинствовать.
За столом рассаживались бобры из директората — так и не преодолевшие страсть к официальным костюмам и галстукам деятели языка и развесистой лапши.
— Прошу! — пригласил Гордяев, единственный из директоров бывшей горнодобывающей компании «Волжская руда», кто не спешил садиться.
Плотный уже сидел с краешку.
Далеко в стороне устанавливали еще столики — для охранников. Шадрин жестом отослал Жженого; Тазик тоже.
— Поторопимся, господа, — Гордяев светски улыбался, отчего Шадрину невыносимо захотелось плюнуть в эту сияющую сахарную физиономию. — Ремонт уже начался, системы подслушивания могут восстановиться достаточно быстро…
Гордяев оглядел всех — пятерых директоров, нескольких хлыщей-советников и тройку вольных людей — и начал:
— Итак, все мы знаем, что предстоит обсудить. В таком составе мы еще не собирались, но смею заверить, что в этом… гм… некогда уютном зале находятся только те, кто подержал идею смены капитанства на нашем замечательном корабле. Так что собственно об идее говорить не придется. Поговорим о ее реализации. Мой помощник выскажет несколько небезынтересных, на мой взгляд, мыслей.
Встал коренастый малый с красной, как помидор, рожей. Шадрин с минуту мучительно вспоминал его фамилию, которую когда-то слышал, и вскоре вспомнил: Самохвалов. Точно, Самохвалов. Он вечно торчал около Гордяева во время переговоров — во всяком случае во время переговоров Гордяева с Шадриным он неподвижно, как манекен, отсидел в углу на диване.
— Проблема устранения кого-либо из старших офицеров на подобном корабле упирается в несколько довольно неприятных препятствий. К счастью, даже их возможно преодолеть.
В нашем случае все упирается в управление охранными роботами, в информационную службу, которая выведывает и упреждает любые беспорядки, и вообще в то, что старших офицеров корабль слушается охотнее, чем нас, и предоставленные им возможности полнее и шире, нежели предоставленные нам. Несложные размышления приводят нас к печальному выводу, что когда хотя бы один из старших офицеров на вахте, когда он подключен к кораблю, бунт заранее обречен на провал.
Напрашивается вывод: нужно ловить момент, когда все старшие офицеры, а желательно — и их окружение с высокими индексами доступа, будет отключено от корабля. Наши же люди — напротив, будут подключены.
Обычным порядком такую ситуацию не дождаться, но ее можно и нужно создать искусственно. Естественно, потребуется некоторое время на подготовку.
Во-первых, нам придется разжечь недовольство старшим офицерством в массах, в жилых секторах. Различными путями — можно на короткое время повредить сервис-системы связанные, например, с питанием или с производством спиртного. Распустить слухи о полном запрете на вахты, параллельно со слухами, что верхушка пользуется доступом к биоскафандрам и кораблю неограниченно, довести людей до массовых беспорядков, и, в решающий момент потребовать встречи с капитаном и старшими офицерами лично, где-нибудь на территории жилых секторов. Причем требовать встречи в полном составе — если все проделать правильно, они пойдут на это. Вынуждены будут пойти.
Можно попробовать спровоцировать капитана действительно на полный запрет любых вахт — и это осуществимо при правильном подходе. В этом случае охранные роботы вообще не придут на помощь капитану. Есть несколько путей…
Шадрин слушал, едва только не раскрыв рот. Черт возьми! Головастые малые все-таки вьются около директората! Вещи, которые еще полчаса назад представлялсь пустопорожним трепом вдруг начинали казаться реальными и возможными, стоит только немного поднапрячься. Негромкий голос, исполненный уверенности и смутной гипнотической силы, звучал в зале, и дело замены капитана вдруг начало обретать черты реального последовательного плана.
Место совещания за этот вечер меняли трижды, а Самохвалов все излагал и излагал подробности и варианты будущих действий. Шадрин поневоле увлекся.
Всерьез.
