Глава 5
Поскольку я уже успел неплохо выспаться в кутузке, то проснулся довольно рано. Вспомнив свой конфуз, я решил потренироваться с улыбками. Мысленно связавшись с тем деревом, внутри которого я оставил свои вещи, я попросил его переслать мне книгу из сумки. Через несколько секунд передо мной уже лежала книга в невзрачной обложке. Я аккуратно раскрыл ее и подошел к зеркалу. Посмотрел на фотографию в книге и попытался скопировать улыбку. Взглянул на отражение. Хм, вроде неплохо получилось. Я еще раз посмотрел на фотографию и повторил улыбку. На этот раз вышло хуже. Я вздохнул и принялся отрабатывать улыбки. За этим занятием время пролетело совершенно незаметно.
– Ты чего это рожи себе корчишь?
Я обернулся. Альена, приподнявшись на локтях в постели, с недоумением посматривала на меня.
– Ничего ты не понимаешь, – обиженно буркнул я. – Скажешь тоже – рожи.
Девочка вылезла из-под одеяла и оглядела себя.
– Слушай, ты бы вернул мне мою одежду, – попросила она. – В пижаме как-то неудобно ходить.
Не оборачиваясь, я хлопнул в ладоши.
– Отлично. Так ты расскажешь, что делаешь? – Альена встала рядом со мной и попыталась заглянуть мне через плечо.
– Улыбки отрабатываю. По совету из книги.
– Чего?! Улыбки отрабатываешь? – Альена недоуменно уставилась на меня. – По совету из книги? Какой?
– Вот этой. Серия ЖЗЧ. В смысле книга серии «Жизнь замечательных чертей». Это о Мефистофеле.
Альена с любопытством уставилась на книгу.
– А-а, твой идеал. Ты как-то говорил. А зачем улыбки отрабатывать?
– Ты ничего не понимаешь, – отмахнулся я. – Улыбка для черта – это все. Она как визитная карточка. С ее помощью черт должен уметь управлять своим собеседником.
– Ух ты. – Альена вытащила у меня из руки книгу и взглянула на фотографии черта в ней. Просмотрела несколько видов улыбок. Прочитала подписи. – Ужасно, – оттолкнула она книгу. – Я всегда считала, что улыбка прежде всего должна быть искренней, а все остальное – чушь. А управлять с ее помощью… это подло просто.
– Ничего подобного! Это ужасно чертово.
– Я и говорю, подло. Эзергиль, зачем тебе это? У тебя такая хорошая улыбка. Но когда ты следуешь советам из этой книги, меня тошнить тянет от твоего вида. Как я понимаю теперь, все твои гримасы были из нее.
Я с сомнением взглянул на книгу. Потом на Альену.
– Тебе правда моя улыбка нравится?
– Конечно. Она у тебя очень милая. Такая задорная. А то, что ты изображаешь из книги… жуть.
Я улыбнулся. Альена обошла меня кругом. Потом быстро достала из кармана зеркало и протянула мне.
– Правда здорово?
– Наверное, – пожал я плечами, рассматривая себя. Потом повернулся к большому настенному зеркалу. Улыбнулся так, как показано в книге. – Хм. Ты знаешь, а ты права. Я понял, главное – искренность в чувствах. Если поверить в то, что хочешь показать, то и улыбка получается такой, какой нужно. Главное – понять, какие чувства ты хочешь внушить собеседнику, и внутренне настроиться.
– Эзергиль!!! – Альена гневно топнула ногой. – Я вовсе не это хотела тебе объяснить! Я хотела сказать, что искренность гораздо лучше любого обмана!
– Я понял, – кивнул я. – Я же говорю, спасибо. Если искренне поверишь в те чувства, которые показываешь, то и улыбка будет искренней. Теперь надо только потренироваться.
– С тобой невозможно общаться, Эзергиль! – Альена гневно отвернулась, махнув своим «хвостом» едва мне не по лицу. – И ты ничуть не лучше остальных чертей, о которых нам рассказывали в школе! Даже хуже!!!
Девчонка выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Я проводил ее растерянным взглядом. Я вовсе не хотел ее обидеть. Честное слово, не хотел. И что на нее нашло?
– Вижу, вы встали? – В комнату заглянул Федор Иванович.
Я посмотрел на книгу в руке. Щелчком пальцев отправил ее обратно в дерево.
– Встали, – буркнул я.
Священник задумчиво оглядел меня. Я, стараясь не обращать ни на кого внимания, прошел в ванную. Дверь оказалась заперта. Я подергал ее. Потом навострил уши. Из ванной раздавались подозрительные всхлипывания. Я покосился на замершего рядом священника и постучал.
– Уйди! – донеслось из-за закрытой двери.
– Альена.
– Уйди, я сказала! Я не желаю больше тебя знать!!! Видеть тебя не могу!
Я растерянно посмотрел на Федора Ивановича и пожал плечами.
– Девчонки, – произнес я так, словно это все объясняло.
– Ага, – согласно кивнул он. – Но мне кажется, что тебе стоит извиниться.
– Это еще за что?!! – взвился я.
– Не знаю. Но просто так люди не плачут. Мне кажется, ты чем-то ее обидел.
Я опять покосился на дверь. Постучал. На этот раз ответа не было. Федор Иванович лишь пожал плечами.
– Я в отношениях ангелов и чертей, конечно, не разбираюсь, но мне кажется, что тебе эта девочка небезразлична. Как и ты ей. Но сейчас вы оба близки к тому, чтобы потерять друг друга.
«Целитель душ, – чуть ли не выплюнул я. – Все-то вы понимаете. Ладно, сам разберусь».
Я сердито насупился. Поправил одежду и прошел сквозь дверь в ванную. Позади охнул священник. Я на него не обратил никакого внимания.
Альена сидела на краешке ванны и всхлипывала. При виде меня поспешно отвернулась.
– Уйди, я тебе сказала!!! Ты всегда входишь без спроса туда, куда тебе запрещают входить?
Я пожал плечами.
– Если бы ты не хотела меня видеть, то вполне могла ДЕЙСТВИТЕЛЬНО запретить мне войти.
– Ах так?!! – Альена вскочила с места. Ее глаза гневно сверкнули. – А ты еще мне умным казался!!! А на самом деле дурак!!! Ой, дурак!!! А ну вон отсюда!!! Вон!!! – Сияние, разлившееся вокруг Альены, нестерпимо обжигало меня, выталкивая из ванны.
– Альена, – попытался заговорить я. – Ну, давай поговорим! Давай без этого! Ну, прошу прощения, если в чем виноват.
– Вон! – Меня как пробку из шампанского вышвырнуло сквозь дверь прямо под ноги священнику. Тот, ухмыляясь, смотрел на меня.
– И правда дурак, – признал он.
Я разозлился. Вскочил с места, рванул к двери ванны и словно на бетонную стену налетел.
– Она ведь для того и оставила возможность тебе войти, чтобы ты вошел. Она надеялась, что ты придешь к ней. А ты повел себя как чурбан. – Федор Иванович с грустной улыбкой смотрел на меня.
– А подслушивать нехорошо, – буркнул я, только сейчас поняв, какого дурака свалял. Во идиот!!!
– Кто бы говорил.
Я гневно вскинулся, но тут же потух.
– Федор Иванович… отец Федор… что же мне делать? – жалобно спросил я. – Я ведь не смогу без нее! Если она сейчас уйдет… Я ж не смогу…
– Уже хорошо, что ты сам это понимаешь. А что делать… извиняйся. Извиняйся до тех пор, пока тебя не простят. Это все, что я могу сказать. Ладно, пойду я чай приготовлю.
Я посмотрел вслед священнику. Вот целитель душ хренов. Легко ему говорить. А я, между прочим, черт! А черти не извиняются. Не извиняются! Совсем! Ни перед кем. Я отвернулся от двери и сделал шаг в сторону кухни. Вот уйду сейчас и забуду обо всем! Пусть без меня пытается помочь Алеше. Вот только практику тогда я не сдам. Только из-за практики я сейчас и останусь. А еще из-за пятисот монет. Точно!!! Как я об этом не подумал! Пятьсот монет. Если я сейчас расстанусь с Альеной, то их проиграю. А значит, из-за них можно и извиниться. Черти не извиняются. Но из-за пятисот монет стоит. И из-за практики. Именно так. Из-за монет и из-за практики. А эта упрямая и глупая девчонка мне совсем даже не нужна. Вот еще. Нужна она мне. Не шибко и красивая она. И вредная к тому же. Значит, из-за монет и из-за практики, а вовсе не из-за нее.
Я осторожно подошел к двери и постучал.
– Альена, я идиот.
В ответ тишина.
– Я знаю, что ты меня слышишь. Понимаешь, я ведь часто говорю не то, что думаю. Но ведь я же черт. А ты ангел. Самый лучший ангел из тех, кого я знал. Неужели ты не простишь меня? Неужели у тебя в сердце нет ни грамма жалости к такому большому тупице, как я? Ну да, кретин я, но не убивать же меня?
– Стоило бы, – донеслось из-за двери. Ура!!! Она заговорила! А если так, то я уговорю сейчас. Заговорю зубы и уговорю… Эй, стоп!!! Я уже заговорил ей зубы сегодня. Хватит! Как она говорила? Главное – искренность.
– Альена, – чуть ли не простонал я. – Ну, прости меня, пожалуйста! Я не могу, когда ты так сердишься на меня. Ну, болван я.
– Еще какой!
Я почувствовал, что барьера больше нет, и поспешно вошел в ванную. И тут же был схвачен за ворот.
– Ты никогда не будешь использовать то, что я тебе говорю, для своих чертовых шуток!!! Пообещай мне это!
О! Так вот что ее рассердило. Я действительно болван. Я ведь должен был понять, что ангел мои шуточки по поводу ее уроков воспримет несколько болезненно. А тем более когда она действительно открывала мне свои чувства. А я так над ней поиздевался.
– Обещаю.
Меня тут же отпустили.
– Эзергиль, ты самый несносный тип из всех, кого я знаю!
– У каждого свои недостатки, – пожал я плечами. – Только пообещай и мне.
– Что?
– Что не будешь меня ничему учить, чтобы я смог сдержать свое слово. – Ох, кто ж меня за язык тянет!
– Эзергиль!!! – Альена секунду гневно смотрела на меня. Я испуганно замер. Но тут же девочка расхохоталась. – Ты неисправим, Эзергиль.
– Ага, – облегченно вздохнул я. – Но ведь если бы я был исправим, то я был бы не я.
– Это точно. Мир?
Я пожал протянутую руку.
– Мир. Давай относиться терпимо к недостаткам друг друга?
– Давай. Но я иду тебе навстречу только из-за Алеши! Ясно тебе это?
– Совершенно, – серьезно кивнул я. – Я тоже иду навстречу тебе только из-за зачета по практике.
– Вот и здорово, что мы так хорошо друг друга понимаем.
– Ага, – кивнул я, решив не заострять внимание на подобном понимании. Мы и в самом деле поняли друг друга. Даже оправдание для примирения одно и то же подобрали. – Пойдем. Нас там чай ждет. Не знаю уж, из чего его заваривает отец Федор, но чай бесподобен. Надо бы у него рецепт спросить.
Священник довольно уверенно вел нас куда-то в сторону окраин города. Мы с Альеной вынужденно плелись следом, хотя я не совсем понимал, куда мы идем и что нам там делать. Однако Федор Иванович уверил меня, что ему просто необходимо встретиться с одним человеком. И что он отправился бы к нему еще вчера, если бы тот был на месте.
– И что это за человек? – поинтересовалась Альена.
– Так. Очень хороший человек. Мой бывший командир по Афгану.
Дальше что-либо священник рассказывать отказался. Впрочем, мне большего и не надо было. Я тут же слегка приотстал и достал свой замечательный блокнот. Конечно, читать на ходу было не совсем удобно, но возможно. Альена пристроилась рядом и заглядывала мне через плечо. Я неодобрительно косился на нее, но говорить о том, что у нее есть свой блокнот, поостерегся. В конце концов, мы только недавно помирились. И ссориться вновь у меня не было никакого желания. Так что если ей так нравится, то пусть читает.
В этот момент священник остановил проезжающую машину и что-то спросил у водителя. Потом махнул нам рукой.
– Быстрее. Садитесь.
Мы с Альеной переглянулись. Я, пожав плечами, залез на заднее сиденье. Альена пристроилась рядом. Отец Федор сел на переднее сиденье. Машина тут же рванула с места. Альена как-то по-особому взглянула на водителя и хмыкнула.
– Ваши дети? – осведомился водитель, глядя на нас в зеркало над головой.
– Наши-наши, – отозвался я. – А что, разве не похожи?
– Шустрый мальчик, – хмыкнул водитель. Альена фыркнула, едва сдержавшись, чтобы не расхохотаться. Я же гордо взглянул на нее.
– Вот даже люди со стороны согласны с этим. – Я повернулся к водителю. – А еще я умный, смелый и скромный.
Теперь уже хмыкнул священник. Водитель же откровенно забавлялся.
– Весело вы живете.
– Вы не представляете насколько, – отозвался отец Федор. – С этой парочкой соскучиться трудно.
Наконец машина остановилась на какой-то улице, где тянулись старые пятиэтажные дома, называемые в народе хрущевками. Священник расплатился и вылез из машины. Зашагал в ближайший двор.
– Вы мне вот что объясните, – поинтересовался он, не поворачиваясь. – Как я понимаю, весь план по обращению Алеши в сторону веры был разработан именно Эзергилем. Я могу понять тот трюк с продажей души и договором. Могу понять, зачем вы вовлекли во все это душу матери Алеши. Понимаю, почему вы втащили в это дело отца Алеши. Те мелковозрастные грабители – тоже понятно. Но я никак не могу понять, зачем вы вплели сюда настоящих бандитов. Эти ведь не шутят.
– Вы слышали о непредвиденных проблемах? – поинтересовался я.
– Хотите сказать, что это все непредвиденные проблемы? Не слишком ли они серьезные?
– Скажем так, я вовсе не рассчитывал, что отец Алеши побежит рассказывать о найденных миллионах в ближайший кабак.
– Ты вроде говорил о ресторане?
– А в чем разница?
– Хм, действительно. Ладно. Значит, непредвиденные трудности. И какие у вас планы? Что вы намерены предпринять дальше?
– Ничего.
– То есть? – Священник остановился и повернулся к нам.
Я вздохнул.
– Мы не можем напрямую воздействовать на события. Только опосредованно. Неужели это непонятно? Мы не можем нарушать свободу воли людей.
– Даже если свобода воли грозит смертью?
Теперь уже мы вздохнули вместе с Альеной.
– Вы поймите, – попыталась объяснить Альена. – Для вас ваша смерть – это все. Конец всему. А для нас – это всего лишь пройденный этап для души. Конечно, мы вовсе не стремимся ускорять чью-то смерть. Каждый должен сделать на этой Земле то, что должен. И убийство – это тоже свобода воли человека. Тут вы правы. Нельзя дать свободу в творении добра и ограничить ее в творении зла. И если мы помешаем совершиться преступлению здесь и сейчас, то где-то произойдет еще более страшное преступление. Я понятно объясняю?
Священник задумался. Обошел лужу на дороге.
– Не совсем, – признался он.
– Потому что вы смотрите с точки зрения человека. Для вас, например, норма, увидев где-то зло, попытаться его исправить. Это хорошо. Исправленное зло порождает где-то добро. Но если исправить его попытаемся я или тем более Альена, то мы породим только большее зло. Ибо вмешаемся в основу миропорядка – Свободу Воли Человека.
– Ясно. Проблему придется решать нам без вашего участия.
– А вы и делаете это. Хорошо или плохо, но делаете.
– Гм… – Священник хмыкнул и стал насвистывать какую-то песенку. Подошел к подъезду и вдруг замер. – Вот что, ребята, подождите меня здесь. Если уж помочь вы не в силах, то предоставьте человеческие дела людям. Тоже мне ангел и черт.
Мы с Альеной остановились. Отец Федор скрылся в подъезде. Я пожал плечами и опустился на скамейку перед подъездом. Стал наблюдать за играющей детворой во дворе. Рядом пристроилась Альена.
– По-моему, он обиделся.
– Он тоже человек, – заметил я. – Хоть и лучше других. Узнав, кто мы, он ожидал чуда, а оказалось, что чудес не будет. И проблемы никто за них тоже разрешать не собирается.
– Напрасно ты так. – Альена обняла себя за плечи и повернулась ко мне.
– Я неправ?
– Все равно напрасно. Может, он и хотел помощи от нас…
– Не помощи. Не помощи, а решения проблемы. Помощь в решении мы окажем. Но вот решать проблему придется им.
– Все равно ты неправ.
– Угу. Разговор на уровне «сам дурак».
– Сам дурак.
Я хмыкнул.
– Закурить не найдется?
Я оглядел с ног до головы задавшего вопрос. Верзила. Лет шестнадцати. Рядом еще один такой же. Чуть позади топтался парень помладше. Возможно, лет четырнадцати. Вся троица посматривала на нас выжидательно. И сигареты им явно требовались в последнюю очередь. Я залез в карман и достал сигарету. Потом зажигалку. Такого от «интеллигентного сморчка», за которого меня, очевидно, и приняли, троица явно не ожидала. Именно от растерянности главарь сигарету взял и раскурил ее от услужливо протянутой зажигалки. Конечно, заезженно и примитивно, но выдумывать для этого типа нечто оригинальное совершенно не хотелось. Еще не хватало на разных идиотов что-то сложное сочинять. И так сойдет.
– А у тебя ниче сигары.
– Угу, – хмыкнул я, поворачиваясь к сидящей рядом со мной девочке. – Альена, заткни уши.
Альена уже успела узнать меня достаточно хорошо и просьбе совершенно не удивилась. Молча зажала руками уши и зажмурилась. Я последовал ее примеру.
– Вы че? – удивился курильщик. Больше он ничего спросить не успел. Раздавшийся грохот ударил даже сквозь ладони. Курильщик с совершенно черным от копоти лицом стоял перед нами и растерянно хлопал глазами. Остальные двое от неожиданного взрыва подскочили на месте и сиганули в стороны.
– Хулиганье!!! – раздалось из окна. Из гаража выскочил мужчина с монтировкой. На игровой площадке испуганно обернулись дети. А вот взрослая часть двора смотрела на нашего курильщика ну совсем неодобрительно. Кто-то уже шагал к нему с очень легко читаемыми намерениями.
Вся троица заметалась. Я ехидно улыбнулся и помахал им рукой.
– А ты другого ничего придумать не мог?! – сердито поинтересовалась Альена. – Всех детей напугал.
Я пожал плечами.
– Придумала бы сама.
– Обязательно. – Альена наблюдала, как вся троица старательно удирает от взрослых и как взрослые бегают за ними, чем-то там им угрожая. Убегающие же, постоянно оборачиваясь, показывали в нашу сторону и пытались оправдаться. Но поскольку никто, кроме них, нас не видел, то эта попытка только сильнее злила окружающих.
– Что тут за цирк? – поинтересовался вышедший из подъезда отец Федор, наблюдая за погоней.
– Да недоумки те чего-то там взорвали. Перепугали всех. Вот им и пытаются объяснить, что они были не правы.
Священник подозрительно посмотрел на меня.
– А ты тут совершенно ни при чем?
– А они первые начали.
– А как же свобода воли?
– Соблюдена. Я только выполнил просьбу. Меня попросили – я дал. Конечно, немного не то, что просили. Но ведь и они хотели получить не то, что просили…
– Ладно. – Священник махнул рукой. – Некогда мне решать твои ребусы. Идемте.
– Куда? – поинтересовалась Альена.
– Как куда? Понятно, что к вашему художнику. Раз уж вы не хотите нам помогать, то будем решать сами.
Спорить и доказывать, что под помощью мы понимаем совершенно разные вещи, я не стал. Бесполезно. Даже такой умный человек не понимал сложность нашего с Альеной положения в мире людей.
Священник снова поймал машину. На этот раз водитель попался неразговорчивый, и мы всю дорогу молчали, хотя ехали значительно дольше. До дома Рогожева. Я равнодушно смотрел в окно. Вдруг дернулся и схватил водителя за плечо.
– Остановите!!!
Машины взвизгнула тормозами.
– Ты с ума сошел?!!! – повернулся ко мне водитель. Но, увидав мой вид, замолк. Я даже не повернулся на этот эмоциональный окрик, наблюдая, как по улице шел милиционер Ленчик с загипсованной рукой. Но вовсе не это привлекло мое внимание. С ним шагал главарь мелковозрастной шайки, от которого, как я думал, избавился надолго. Ох идиот! А ведь мог догадаться, что как совершеннолетний, он попадет в обычное отделение. А ближайшим и было как раз то, где служил Ленчик. И он вполне мог услышать показания этого карикатурного «крестного папы» о некоем типе по имени Игрок. Конечно, Ленчик не знал меня под этим именем, но ведь этот главарь мог дать описания, а уж запомнил меня Ленчик, думаю, крепко. Да и Алеша для нашего грозы киосков связан со мной. А значит, он и его обязательно упомянул бы. А уж сложить два и два Ленчик сумел. Да и не мог он не помнить событий на той улице, где нашел Алешу. И найти адрес художника, что заступился перед шпаной за ребенка, ему тоже было нетрудно.
Альена узнала Ленчика и «крестного сына» одновременно со мной и нахмурилась. А вот священник не знал ни того, ни другого и теперь раздраженно смотрел на меня.
Я молча сунул водителю десять долларов.
– Медленно езжайте вдоль улицы, – велел я. – Только медленно.
Водитель вмиг оборвал поток ругани в мой адрес и выполнил просьбу. Священник развернулся в кресле почти полностью, но никаких вопросов задать не решился.
– Остановите, – снова велел я. Машина замерла как раз напротив дома художника. Отсюда нам прекрасно было видно все, что происходит перед калиткой.
Ленчик остановился. Сверился с какой-то бумажкой и решительно надавил на звонок. Некоторое время ничего не происходило. Но вот из калитки выглянул Григорий Иванович. Увидев человека в форме, он раскрыл калитку и замер в ней, загораживая проход. Что-то спросил. Ленчик ответил. Показал на парня, стоявшего рядом. Григорий Иванович пожал плечами. Милиционер стал что-то объяснять, попеременно тыкая пальцем то в планшет, висящий на поясе, то в своего спутника. Художник посторонился, пропуская милиционера в дом. Я выругался сквозь зубы.
Священник, похоже, сообразил, что происходит что-то непонятное и неприятное. Но молчал, не задавая никаких вопросов. Альена тоже молчала, хмуря брови. Прошло минут десять, когда калитка раскрылась снова, и из нее вышли Ленчик и наш главарь шайки. Милиционер что-то говорил. Вот он пожал художнику руку и зашагал по улице. Обернулся. Убедившись, что художник ему вслед не смотрит, он прибавил шаг и скрылся за поворотом.
Я сунул водителю еще десять баксов за беспокойство и выскочил из машины.
– Ты собираешься что-то объяснить? – поинтересовался священник.
– Нет, – отрезал я. – Сами все узнаете у Алеши. Думаю, он видел милиционера и его спутника.
Священник больше не стал задавать никаких вопросов. Он только несколько раздраженно посмотрел на меня и зашагал к дому. Альена чуть отстала и придержала меня.
– Тебе что, трудно было ответить? – поинтересовалась она.
– Не трудно. Но видишь ли, в чем дело, я вовсе не хочу, чтобы люди за всеми ответами бежали ко мне или к тебе. Ответы они должны искать сами. А то привыкнут ко всему готовенькому.
– Порой я тебя не понимаю, – призналась Альена, вздохнув.
– Ха. Нашла чем удивить. Я порой сам себя не понимаю. В частности, вот совсем не понимаю, что все же заставило меня принять предложение дяди и заняться всем этим.
Альена фыркнула и прибавила шаг, догоняя священника. Отвечать, видимо, она сочла ниже своего достоинства. Я догнал ее и пристроился рядом.
У калитки нас встретил кто бы вы думали? Конечно, Ксефон. Его тут только и не хватало. Ночевал, что ли, здесь? Я недружелюбно посмотрел на него. Тот окинул меня таким же взглядом, в котором, правда, промелькнула растерянность. В этот момент от крыльца дома донеслась ругань священника. Хм, святому отцу не подобает так выражаться. Я с интересом заглянул во двор. Священник стоял перед дверью и отряхивал с себя воду. Рядом валялся пустой бидон. Я хмыкнул и покосился на Ксефона. Тот выглядел слегка недовольным. Конечно, он ведь ожидал, что я по привычке войду первым. Так бы и случилось, если бы Альена меня не придержала.
Из дома выглянул Григорий Иванович. С недоумением уставился на мокрого священника, посмотрел на валяющийся тут же бидон. Перевел взгляд на хихикающего меня и на злого Ксефона. Психологом художник оказался хорошим. Он молча спустился с крыльца и ухватил Ксефона за ухо. Тот завизжал, а я расхохотался. Видеть, как человек таскает черта за ухо… это надо видеть. Конечно, чертова солидарность должна бы заставить меня испытать симпатию к Ксефону… Не дождетесь. Ксефон – последний черт, к кому я буду испытывать симпатию.
В этот момент Ксефон попытался скрыться за мороком. Бедолага. Нет, скрыться ему удалось… только вот ухо от этого менее материальным не стало, и художник продолжал крепко его сжимать, пусть и невидимое. Сначала он растерялся, но быстро пришел в себя. Видно, вечер с нами уже изрядно закалил его психику. Он молча протащил невидимого и сопротивляющегося Ксефона и окунул его прямо в бочку с дождевой водой, стоящую у угла дома под стоком. Ксефон возмущенно забулькал. Вода потоком стекала с чего-то невидимого. Я хохотал вовсю. В окно выглядывал злорадствующий Алеша. Подозреваю, что если бы подобной процедуре подвергли меня, то он был бы вообще счастлив. А вот не дождется. Я не мелкий пакостник. Я если пакощу, то не так примитивно. Я это делаю со вкусом. Весело. Прежде всего для себя весело.
– Я надеюсь, ты все понял? – сухо осведомился Григорий Иванович. – Я не знаю, как там у вас в Аду принято, но пока мы на Земле, я попрошу вести вас по-человечески! – Григорий Иванович обернулся ко мне. – Тебя это тоже касается!
Я невинно улыбнулся в ответ.
– Меня вам будет поймать не так легко.
Художник наградил меня сердитым взглядом и направился к священнику.
– Проходите в дом, отец Федор. Сейчас я найду, во что вас переодеть.
Священник махнул рукой.
– Некогда. Кто тут у вас только что был?
– Да милиционер. Разыскивали каких-то грабителей квартир, насколько я понял. А что?
Священник вместо ответа резко повернулся к раскрытому окну, из которого выглядывал Алеша.
– Ты знаешь того милиционера и его спутника?
Алеша смутился. Потом опустил глаза.
– Знаю. Поэтому и спрятался. Они меня не видели.
– Э-э… – Григорий Иванович недоуменно посмотрел на мальчика. Потом на священника. – А что такого? Кто этот милиционер?
Алеша набычился и посмотрел на меня. Я пожал плечами.
– Неделю я тебя защищаю. Она истекает через два дня. Я говорил правду.
Мальчик кивнул на меня.
– Вот он сказал, что этот милиционер плохой. Что он работает на тех, кто ищет чемодан с деньгами. А с ним был Вобла. Это кличка такая. Он главный у одной шайки.
Надо же. Вобла. Эх, раньше не знал эту кличку. Вот бы я позабавился… Ладно, чего теперь жалеть? А теперь эта Вобла мелковата. Да-с, мелковата.
– И что? – недоуменно поинтересовался художник.
Я вздохнул. Люди порой бывают так глупы.
– А то, – отозвался я, – что милиционер приходил сюда вовсе не в поисках каких-то там грабителей. Он мальчишку искал. А навел его тот самый Вобла. Не думаю, что была большая проблема узнать адрес художника, что защитил мальчика от хулиганов. У-у-у, Григорий Иванович, но ведь вы-то видели этого Воблу! Он же главный у той шайки был! Помните?! Вы еще нож у него выбили.
Григорий Иванович хлопнул себя по лбу. Ага, постучи, постучи. Может, чего и прибавится.
– Я осел! – Конечно. – А я все думал, где же я его раньше видел! У меня же отличная память на лица. Профессиональная. Я должен был вспомнить, но после всего произошедшего просто растерялся.
– И… что нам делать? – В окне рядом с Алешей появилось растерянное лицо Ненашева Виктора Николаевича.
«Сматываться!!!» – захотелось рявкнуть мне. Ну что за идиотские вопросы? Нет, я промолчу. Пусть набивают шишки сами. А если не догадаются удрать, то кто виноват? Дураков учат.
Но тут вмешался священник. Совсем забыл, что он бывший военный. И теперь он сразу взял власть в свои руки.
– Нам надо покинуть этот дом. И как можно быстрее. Так, Григорий Иванович, вам лучше пойти с нами. Как я понимаю, два миллиона долларов – достаточно большая сумма, чтобы эти типы, что вскоре прибудут сюда, не очень выслушивали ваши оправдания.
– Но… моя мастерская!!! Мои картины!!!
– Выбирайте. Либо мастерская и картины, либо ваша жизнь, – жестко велел священник. – А вы что встали?! А ну быстро собрать вещи! Выход через пять минут. Живо!
Алеша мигом исчез в доме. Скрылся и Ненашев. Только художник растерянно топтался во дворе. Федор Иванович чуть ли не силком затащил его в дом. Что там происходило, я не видел, но уже через пять минут наш художник выносил из дома чемодан с вещами, на ходу запихивая в карман документы.
– Не слишком ли много людей вынуждены расплачиваться за твои ошибки? – услышал я шепот Альены, обращенный к Алеше. Мальчик стоял перед ней, опустив голову и прижимая к себе подаренного котенка.
– Я же не знал, что так получится. Я же не хотел…
– Не знал, не хотел. Ты маленький, безответственный, самовлюбленный тип, замкнутый на собственном страдании и мести!
Ого! Впервые вижу Альену в таком состоянии. Кажется, у нее много чего накипело на душе.
– Но я не хотел!!!
– Еще бы ты хотел! Если бы хотел, то меня бы тут не было.
– Вот-вот! Если ты ангел, то помоги мне! Ты же обязана мне помогать!
– А задницу тебе подтирать я не обязана?! – рявкнула Альена на весь сад. На ней скрестились ошарашенные взгляды всех присутствующих. Я захлопал в ладоши.
– Так его! Так!
– Он меня уже достал своим нытьем, – смущенно попыталась оправдаться Альена. – Ему, оказывается, все должны. И вообще мне кажется, я тут лишняя! У вас тут компания хоть куда. Два черта, ненавидящих друг друга. Священник, который убивал и сейчас сам не поймет, во что он верит, хотя и святой. Художник, для которого его картины важнее жизни всех окружающих. Надоело! Разбирайтесь сами!
На этот раз пристыженно опустили глаза все остальные. Кроме меня. Ну и Ксефона.
– Но ты обещала, – робко возразил Алеша.
Альена наградила его хмурым взглядом.
– Помочь – да. Делать за тебя твою работу – нет. Думай и решай сам.
– Но… но я ведь еще маленький…
Алеша совсем смутился под уничижительным взглядом Альены.
– Когда договор заключал с чертом, был не маленький. Когда грозился убить отца, тоже был взрослым. А когда пришла пора отвечать за поступки, оказался маленьким? Вот что, парень, либо ты научишься отвечать за все свои поступки, либо смирись с тем, что произошло. Прекрати сражаться с чертом, прими от него помощь. И все будет легко и просто. И будут у тебя и деньги, и власть. А те бандиты, что охотятся сейчас за тобой, сами будут служить тебе. Выбор все еще за тобой! Решай!
Я из-за спины отца Алеши показал Альене большой палец, но девчонка только свирепо нахмурилась.
– Эй, ты же не послушаешь совета этого так называемого ангела?!! – вылез Ксефон. – Ведь ясно же, что она сговорилась с этим… этим… козлом хвостатым.
– Сговорились ангел и черт? – усмехнулся священник.
– И что? – Ксефон уставился на него. – Ведь были случаи, когда ангелы переходили в черти, а черти – в ангелы. А тут и особо глазастым быть не надо! Видно же, что она втрескалась в этого Эзергиля…
Треск. Шлеп.
– А-а-а-а!!!! – Ксефон рухнул от удара увесистой метлы прямо на воткнутые в землю углом кирпичи, огораживающие тропинки. Альена занесла метлу еще для одного удара, но не успела – мой пинок под зад Ксефону опередил. Ксефон подскочил в воздух, продолжая что-то вопить, но благоразумно не стал качать права, а попятился к калитке перед нашим сдвоенным натиском. Альена отбросила метлу, и вокруг ее головы образовалось свечение. За моей же спиной словно тьма сгустилась. Ксефон, похоже, струхнул. Он вдруг прервал свою ругань и икнул. Постарался отодвинуться от нас как можно дальше.
– Вы сумасшедшие, – прошептал он. – Вы совсем рехнулись!!! Эзергиль, я все доложу господину Викентию!!! Тебя накажут!!! Тебя выгонят из школы!!!
Я молча нагнулся и вырвал из дорожки кирпич. Ксефон опрометью бросился со двора. Только калитка хлопнула. Я откинул кирпич в сторону и усмехнулся.
– Как он мне надоел! Придурок, – добавил я чуть погодя.
Только сейчас мы с Альеной оглянулись и заметили, что все остальные смотрят на нас с немым ужасом. Мы переглянулись. Вот еще проблема. А нам ведь бежать надо. Причем срочно. К счастью, священник все-таки не растерял свои мозги. Был ли он испуган, как остальные, или нет, но взял себя в руки он довольно быстро. Вскоре мы покидали дом.
– Подожди, – попросила вдруг Альена. Она метнулась к мастерской. Я ощутил ток силы. Потом Альена вышла.
– Хм, ты уверена, что это хорошая идея? – поинтересовался я.
Альена пожала плечами.
– Он действительно хороший художник. И работал над теми картинами почти всю жизнь. Как представлю, что тут сделает та орава, которая заявится после нас… бр-р-р.
Хм. Кто я такой, чтобы осуждать? У нее свои наставники есть. Пусть дядя объясняет ей о невмешательстве.
Успели уйти из дома мы в самый последний момент. Слишком шикарные для этой улицы машины показались из-за поворота как раз тогда, когда мы нырнули в узкий проход между домами. Я чуть задержался и видел, как четверка машин замерла перед домом художника, и из них стали выходить люди. Некоторые были в достаточно элегантных костюмах, другие – в брюках непонятного происхождения и майках. Но у всех я ощущал наличие оружия. Вот они огляделись и уверенно направились к калитке.
Дальше я смотреть не стал и побежал догонять остальных.
Художник вывел нас на небольшой пустырь за домами и провел вдоль кромки леса. Потом мы поднялись на небольшой холмик, покрытый кустарником. Сначала я не понял, чем это место привлекло внимание Григория Ивановича. Потом сообразил. Отсюда был отлично виден двор его дома. При этом увидеть нас сквозь густые заросли не представлялось возможным. Священник тоже сообразил это. Он открыл было рот, чтобы что-то высказать художнику, посмотрел на него и промолчал. Видно, понял, что тому сейчас не очень хорошо. Дело даже не в доме, в котором ходят чужые и враждебные люди. А в картинах, в которые художник вкладывал свою душу и которые сейчас был бессилен спасти. Я посмотрел на немую муку Григория Ивановича. Сказать, что ли? Покосился на Альену. Та, плотно сжав губы, внимательно смотрела на художника. Вздрогнула, словно почувствовав мой взгляд, и обернулась ко мне. Покачала головой. Я пожал плечами. Она все это затеяла, пусть сама и разбирается.
– Вы могли бы спасти картины, – заговорил вдруг со мной священник. – Вы же видите, как они важны для него.
Я молча плюхнулся на землю. Устроился поудобнее в кустах и только тогда ответил:
– Насчет спасти не знаю. В конце концов, я черт, а не армия спасения. По этому поводу разговаривайте с Альеной.
Священник хмыкнул и отошел. Я же остался наблюдать за домом. Интересного ничего не было. Бандиты по-хозяйски прохаживались по саду, заглядывали в мастерскую, обыскивали дом. В общем, вели себя крайне нахально.
– Вы не совсем верно понимаете это, – услышал я за спиной голос Альены. Оглянулся. Оказалось, что, воспользовавшись остановкой, Виктор Николаевич попытался расспросить Альену о Нем. О Рае и Аде. Короче, завел философскую беседу. К разговору стали прислушиваться и остальные. Даже Григорий Иванович отвлекся от наблюдения за собственным домом. Прислушался и я.
В общем-то Альена честно пыталась растолковать что к чему. И не ее вина, что ее просто не понимали. Люди! Они так привыкли верить во что-то общеизвестное, что просто не хотели подумать сами.
– То есть Бог создал Землю? – поинтересовался Алеша.
Н-да. Ну ладно, мальчишке простительно.
– Нет, – терпеливо ответила Альена. – Он создал законы, по которым смогло возникнуть все сущее. Вы же знаете! Как у вас написано? Сначала было Слово! А что такое Закон? Это и есть Слово. Он дал свое Слово и определил, как все будет происходить. А потом дал Слово, по которому смог появиться разум.
Тут же последовали другие вопросы. Я некоторое время слушал, как Альена честно пытается отвечать. Но ее не понимали. Наконец я не выдержал. Перекатившись по земле, я повернулся к ним и приподнялся на локтях.
– Ребята, могу сразу ответить на все ваши вопросы, что вы сейчас задаете. Так сказать, универсальный ответ на все, что вы спросили. Вы пытаетесь узнать ответы на свои вопросы у кого-то. Ищете их непонятно где. И все равно не верите тому, что находите, и тому, что говорят. Так не ищите ваши ответы вовне. Ищите их внутри себя. И те, что вы найдете, и будут верными.
Я молча отвернулся и продолжил наблюдение за домом, не обращая внимания на озадаченные взгляды окружающих. Только священник был задумчив.
– А как тогда быть с Раем и изгнанием из него? – едко поинтересовался Ненашев.
Комплекс, что ли, у него какой развился? Чего он прицепился? Похоже, что, убедившись в реальности чертей и ангелов, он искал способ каким-то образом опровергнуть наши рассказы.
– Ага. С Раем и изгнанием из него, – не менее ехидно отозвался я, снова поворачиваясь к собеседникам. – Давайте-ка порассуждаем. С логикой у вас все ведь в порядке?
– Ты о чем? – осведомился Ненашев.
– О логике. Всего лишь о логике. Раз уж представители именно нашего племени поспособствовали, так сказать, изгнанию людей из Рая, то отвечу вам я, а не Альена. Так вот, давайте немного подумаем. Я понимаю, что это трудно, но постарайтесь. – Виктор Николаевич нахмурился, но промолчал. Слушал. – Вот представьте, что вы приходите домой из аптеки. Вы купили какое-то лекарство. Что вы первым делом делаете? Конечно же, ставите его на самое видное и доступное место. Потом берете за руку Алешу, подводите его к этому лекарству и говорите: «Смотри, сын мой. Это лекарство. Оно очень вкусное, но вредное. И тебе его трогать нельзя. Обещай, что не тронешь его!» «Обещаю», – отвечает послушный сын и не трогает. Правильно?
– Ты издеваешься? – не очень вежливо поинтересовался Ненашев.
– Неужели? Мой рассказ вы восприняли как издевательство? Тогда почему же вы так же издеваетесь над Ним? Почему Ему в логике отказываете? Вы, человек, догадываетесь от ребенка спрятать то, что для него может быть опасным, причем прячете как можно дальше, и в то же время полагаете, что Он выставил Плод Познания на самом видном месте, ограничившись запретом. Где логика? Или вы Его полагаете глупее себя?
– И где же логика? – поинтересовался, не выдержав повисшей паузы, Григорий Иванович. Хм, а я и не заметил, что уже все слушали меня затаив дыхание.
– Где логика, где логика, – буркнул я. – А вам не приходило в голову, что Он хотел, чтобы Плод попробовали?
– А зачем тогда запрещать? – поинтересовался священник.
– А затем, – буркнул я. – У детей есть период, когда они слепо верят своим родителям. Когда воспринимают каждое их слово как откровение. И сомнение в непогрешимости родителей – первый признак взросления. Беда в том, что этот ваш любимый Адам так и не удосужился повзрослеть. Сколько он там по вашим хроникам жил? Восемьсот лет? И что он за это время сделал, кроме перевода пищи в… э-э… – Я покосился на Альену. – В общем, кроме перевода пищи? Он создал какой-нибудь шедевр? Нарисовал великую картину? – поинтересовался я у художника. – Помог страждущему? – Поворот в сторону священника. – Что-то изобрел? – Я развернулся к Ненашеву. – Нет, ему просто скучно стало. Ну, Отец, понятно, терпелив. Скучно? Пожалуйста, вот Ева. Вдвоем не скучно. Может, она тебя, идиота, вразумит и объяснит, что пора взрослеть. Нет. Она тоже не лучше оказалась. Как вы, люди, все-таки не любите что-то делать!
– Ты настолько уверен в Его мыслях? – поинтересовался священник.
– Уверен, – отрезал я. – Это Он сам говорил нам, когда просил повлиять на своего сынка. Зачем он, по-вашему, создавал Разум? Чтобы запереть его в Эдеме? Он создавал помощников себе! Помощников! Тех, кто разделит с ним его груз. Как вы не поймете. Он терпеливо ждал эти восемьсот лет. Ждал, когда же его сынок повзрослеет. Ждал, когда тот подойдет к нему и скажет: «Прости, Отче наш, не могу больше тут сидеть. Я не пойму, зачем живу. Зачем Ты наделил меня мыслью, если я не пользуюсь ею? Зачем Ты наделил меня свободой воли, если я безволен? Зачем я живу, если не знаю смысл жизни?» И тогда бы обрадованный Отец сказал бы: «Давно Я ждал от тебя, сын Мой, этих слов. С того момента, как появился ты. Подойди к Древу и вкуси Плод Познания. Раз ты задаешь Мне эти вопросы, то теперь ты готов вкусить его. Иди и вкуси». Хм, как бы ваша жизнь изменилась, если бы все произошло так. А что вместо этого? Тьфу.
Я оглядел слегка ошарашенные лица собеседников. Священник беспомощно смотрел на Альену, словно ожидая ее опровержения. Но Альена только кивнула.
– Эзергиль прав. Вы, люди, так ничего и не поняли. Адама наказали не за то, что он в конце концов попробовал плод. А за то, что оправдывался.
– Угу, – вмешался я. – Ух, сколько тогда пришлось поработать нам, чтобы в конце концов заставить Еву и Адама попробовать тот Плод. Жуть. Целая история. Вот еще нелепость. Вы, полагая Его всемогущим, думаете, что от Него можно что-то утаить в Его саду. Змей искушал Еву, а Он не видел? Ага, как же.
– Так что… это Бог просил искусить? – ошарашенно поинтересовался Ненашев.
– Дошло, – хлопнул я в ладоши. – Конечно, Он. Ему просто надоело ждать, когда бестолковому сыну надоест растительное существование без смысла. Вот он и нашел способ заставить сынка сделать то, что надо. И как они отреагировали? Покаялись? Нет. Оправдываться стали. Ева меня искусила… Змей меня искусил… Джентльмен, блин! Умеете вы, люди, оправдать в собственных глазах самые неблаговидные поступки. Сколько крови из-за этого пролили… Именно попытка оправдаться и рассердила Его. Раз дети ничего не поняли, то пусть познают Истину в поте лица своего. Идите и растите. Познавайте добро и зло на собственном опыте.
Священник потряс головой.
– Ты же говорил, что вас создали люди? Как же тогда черти уговаривали Адама? Вас тогда и в проектах не намечалось!
Я поморщился.
– Ну ладно, ладно, поймал. Я только хотел попроще объяснить. Чтоб вопросов лишних не было. Чертей тогда действительно не существовало. А историю о падшем Ангеле вы слышали? Вот своего помощника и просил Он. Самого верного помощника. Вот так. Кстати, неофициально он считается прародителем чертей. Когда мы, то есть черти, появились, он некоторое время возглавлял Ад. И дал ему законы. Так понятней?
– Отчасти, – кивнул священник.
– Отлично. Теперь по поводу Рая… что такое в вашем представлении Рай? – продолжил я.
– Ну… – протянул было священник.
– Вот именно, что «ну»! – перебил я. – Это в вашем представлении вечная халява. Что-то типа неравного договора с Богом. В вашей интерпретации, конечно. Я, мол, так и быть, сделаю тебе одолжение и поживу лет семьдесят—восемьдесят жизнью праведника, а вот ты мне за это потом уже обеспечь, будь добр, вечное блаженство и райские кущи. Вам не кажется, что в этой вашей людской логике что-то неправильно?
– Ты – черт.
– Ага. А ты – человек. А теперь скажи, что люди лгут меньше чертей.
– Эзергиль не врал, – вмешалась Альена. – Но и не говорил правду. Абсолютной истины нет, как вы не понимаете! У каждого своя дорога. И каждый идет по ней самостоятельно. И каждый должен думать сам. Он ведь не призывал вас верить. Он призывал вас ДУМАТЬ!
– А ты меня призывала верить, – вдруг вмешался Алеша. Я посмотрел на мальчишку. Интересно, многое он понял из того, что я говорил? И насколько?
– Вера – как лучик света в ночи. Она дает надежду, когда для надежды, как кажется, нет оснований. Но если ты не будешь думать – вера слепа. – Альена присела перед мальчиком. – Не верь тому, кто утверждает, что познание – грех и достаточно веры. Познавай через веру, а не верь через свою слепоту.
Алеша моргнул. Хотел еще что-то сказать.
– Смотрите! – Возглас Григория Ивановича вывел всех из задумчивого состояния, в которое всех поверг мой рассказ и слова Альены. Мы разом повернулись в сторону дома художника.
– Да-а, – растерянно протянул я. – Такого я не ожидал.
