Гоша сел на скамью и огляделся. Скамья стояла в чудесной липовой аллее, и липы уже выпустили клейкие ярко-зеленые листочки, и трава покрыла зеленью газоны, и день сегодня прекрасный, солнечный. Гоша любил это время — начало лета, когда жара еще не наступила, а деревья только-только начинали одеваться листвой и можно было ходить в рубашке и легких брюках. В это время года он всегда старался больше бывать на воздухе, гулять по городу или вот так сидеть на скамье и думать о том, что жизнь прекрасна, и что вон идет в его сторону красивая девушка с длинными волосами, в зеленом воздушном платье и туфлях с высокими каблуками. И девушка подошла, взглянула на него и села поодаль на ту же скамью, положив черную сумочку на колени, а Гоша с тоской подумал, что хорошо бы побороть свою проклятую застенчивость и заговорить с ней, и познакомиться, и пригласить ее куда-нибудь, и потом продолжить знакомство… Только как заговорить, с чего начать? В голову лезут одни банальности вроде "Девушка, вам не кажется, что мы с вами где-то встречались?" или "Вы не скажете, который час?". И он представил, как он скажет одну из этих фраз фальшиво бодрым голосом и его передернуло.

Он искоса поглядывал на девушку, сразу отводя глаза, как только замечал, что ее взгляд двигается в его сторону. Понаглее надо быть, вот что. А где ее взять, наглость-то, если всю жизнь он терялся в присутствии незнакомых девушек, и язык всегда становился деревянным, а в голове всегда делалось пусто, как в трубе.

Вблизи девушка не показалась ему столь красивой, пожалуй, очень красивой ее назвать было нельзя, но все равно она была чертовски привлекательна и нравилась Гоше все больше и больше. И тут вдали показался парень, высокий, плечистый, уверенный, и пошел в их сторону, и Гоша сразу потух и съежился. Конечно, она ждет этого парня, сейчас вскочит, подбежит, возьмет его за руку и они уйдут вместе, а Гоша останется один и долго еще будет остывать от этой нечаянной встречи, и проклинать себя за робость. Но парень проходит мимо, а девушка не обращает на него никакого внимания, а парень замедляет шаг, разглядывая ее, и Гоша снова холодеет — вот сейчас он остановится, и заговорит с ней, и будет знакомиться у него на глазах и сыпать теми самыми банальностями, от которых его тошнит, а эти самые банальности действуют почему-то на девушек, особенно если они исходят из уст таких плечистых и уверенных. Но девушка по-прежнему не обращает на плечистого никакого внимания и плечистый с позором уходит, а Гоша радуется его молчаливому поражению, и краем глаза замечает, что девушка поглядывает на него и словно чего-то ждет. Ну что же ты? — думает Гоша. — Подойди к ней, скажи хоть что-нибудь, не сиди как истукан, она же ждет чего-то, может быть именно того и ждет, чтобы ты подошел и заговорил, а не подойдешь, она посидит, посидит и уйдет и ты больше никогда ее не увидишь. Ну, давай же! Гоша напрягся, начиная вставать, и набрал в грудь воздуху, и уже оторвался было от скамьи, и вдруг снова сел. Ну, что же ты? Вставай, вставай, подойди к ней! И снова Гоша приподнялся, чувствуя, как желание познакомиться наполняет его неизъяснимой тяжестью, и сердце начинает биться толчками, и лицо деревенеет, и язык отнимается… И Гоша опять упал на скамью. Нет! Невозможно подойти к ней с таким отвердевшим лицом, на подкашивающихся ногах, и начать лепетать что-то. А что, собственно, он собирается лепетать? Неизвестно. Гоша тупо уставился перед собой, и вдруг увидел, что газон начинает размазываться, уплывать куда-то, и голова вдруг закружилась, и деревья поплыли, искажаясь, и раздался чей-то протяжный голос:

— Желания должны исполняться. Добро пожаловать в Город Желаний, господа!

И исчезла липовая аллея, и вместо нее началась какая-то свистопляска образов, как в видеоклипе, запущенном на большой скорости. Гоша зажмурился, а когда решился открыть глаза, свистопляска кончилась, и перед глазами оказалась городская дорога, по которой нескончаемым плотным потоком шли автомобили — в основном черные "Волги" и высокозадые черные "Мерседесы", и в лицо ударил бензиновый угар.

Скамья стояла на самом краю проезжей части, а за нею были высокие каменные дома, отделанные гранитом, с аляповатыми вычурными балконами, стрельчатыми окнами и черепичными крышами. Гоша оглянулся. Сзади по тротуару в одну сторону двигались нескончаемым потоком люди — дамы в вечерних туалетах с россыпями бриллиантов в ушах, на шеях, на грудях и на руках, импозантные мужчины во фраках, малиновых пиджаках, холеные, откормленные, надменные. Какой-то бесконечный театральный разъезд. Вот прошествовала старуха, увешанная драгоценностями, недовольно посмотрела на скамью, прошамкала что-то беззубым ртом.

— Гоша, — послышался слабый испуганный голос, и Гоша взглянул налево. Там сидела та самая девушка, и Гоша почему-то знал, что ее зовут Арина, и он посмотрел на нее обалдело и отвел взгляд.

— Гоша, — повторила Арина. — Где мы? Я боюсь.

Гоша прокашлялся и сказал солидно, не узнавая голоса:

— Это Город Желаний.

— Я знаю, — отозвалась Арина и придвинулась ближе. — Я боюсь.

— Не бойся, — успокоил Гоша, оглядываясь. — Разберемся.

Толпа на тротуаре немного поредела, но продолжала молча, с достоинством, двигаться в том же направлении. И тут к скамье подошел детина, затянутый в черную кожу с ног до головы, уляпанный заклепками в самых неожиданных местах. На правую руку у него была намотана тяжелая дюймовая цепь. Рожа у детины была ублюдочная — длинная, с вытянутыми кривыми губами, нагло ухмыляющаяся; глазки, рыскающие по сторонам, оглядели Арину и остановились на Гоше.

— Вы чего это тут расселись? — гнусаво спросил детина, поигрывая цепью.

— А тебе какое дело? — отозвался Гоша.

Детина недобро усмехнулся и выпустил край цепи.

— Проваливайте отсюда, — сказал он.

Гоша встал, обошел скамью и остановился в трех шагах от него. Арина спряталась у него за спиной. Детина поигрывал цепью, продолжая недобро улыбаться.

— Проваливайте отсюда, — повторил он.

— Тебе не помешало бы поучиться вежливости, — сказал Гоша. — Если ты через пять секунд уйдешь, тебе ничего не будет. Сгинь. Я так хочу.

В глазах детины загорелась радость. Он взмахнул цепью и нанес удар. Гоша выставил руку и цепь намоталась на нее. Гоша рванул цепь на себя, детина дернулся следом, с хрустом наткнулся на Гошин кулак, выпустил цепь и рухнул на асфальт, зацокав заклепками. Гоша отступил на два шага, поднял голову. Место действия обступили зеваки. Они стояли молча, с туповатыми выражениями на лицах. Поверженный детина завозился, всхлипнул, сплюнул кровь.

— Пошли, — сказал Гоша Арине.

Они прошли сквозь расступившуюся толпу, тут же сомкнувшуюся за ними.

— Эй, — послышался плаксивый голос, и Гоша обернулся. Детина протискивался через толпу. — Отдай цепь, а?

— Пошли, — повторил Гоша.

Арина покорно следовала за ним.

— Отдай цепь, а, — канючил детина. — Отдай. Кент убьет меня. Отдай, а? Ну зачем она тебе, а?

Не оборачиваясь, Гоша разжал руку и цепь звякнула об асфальт. Сзади удовлетворенно хрюкнули. Гоша прошел несколько шагов, посмотрел назад. Детина понуро брел к скамье, толпа медленно расходилась.

— А ну, — вдруг заорал детина, — стойте-ка!

Люди послушно остановились, боязливо косясь на цепь.

— Ну-ка, раз, два, взяли!

Мужчины облепили тяжелую скамью со всех сторон, подхватили и понесли в ближайшую подворотню.

— Давай, давай! — покрикивал детина, размахивая цепью.

Гоша болезненно скривился, посмотрел на руку. Рука болела от удара, костяшки пальцев были ободраны. Он поднял голову, посмотрел на испуганное лицо Арины, ободряюще улыбнулся.

— Идем, идем, — сказал он. — Нам не следует здесь задерживаться.

Арина слабо улыбнулась в ответ и последовала за ним. "Театральный разъезд" закончился и улица почти опустела. Поток машин на дороге тоже значительно поредел. И тут раздался вой сирены и визг шин. Возле того места, где была скамья лихо затормозили два желтых милицейских "Уазика", из них посыпались омоновцы в бронежилетах и круглых шлемах и открыли стрельбу из автоматов. Гоша схватил Арину за руку и втащил в ближайшую дверь магазинчика, на вывеске которого значилось: "Подарки". Вбегая в магазин, Гоша успел заметить, как какой-то зазевавшийся прохожий невдалеке дернулся, взмахнул руками и упал на землю.

— Однако, здесь слишком оживленно — пробормотал Гоша.

Они остановились в нерешительности посреди маленького магазинчика. Прямо перед ними на стене висел огромный гобелен с изображением Георгия Победоносца, прокалывающего змия копьем. Победоносец смотрел почему-то не на змия, а в лицо входящим. Под гобеленом, опираясь руками о широкий застекленный прилавок в виде буквы П, стоял продавец — маленький старичок, одетый в белую рубашку с черной бабочкой и черные брюки, волосы у старичка тоже были черные, с проседью. Продавец напоминал крупье в казино и ласково улыбался.

— Молодые люди желают что-нибудь приобрести? — осведомился он.

Гоша пожал плечами, указал на окно.

— Стреляют, — сообщил он.

Старичок прислушался. На улице протрещала автоматная очередь.

— Да, — согласился старичок. — Они часто стреляют, чтоб вы знали. Настолько часто, что оказалось дешевле заказать бронированное стекло, чем семь раз в неделю ставить простое. Здесь вы в безопасности, чтоб вы знали. Пуля из "Калашникова" не пробивает. — Он приосанился и продолжал: — Стекло обошлось мне дорого, очень дорого, — он зажмурился, чтоб вы знали. Зато теперь я не знаю хлопот. Ну-с, раз уж вы здесь, не соблаговолите ли взглянуть на товар?

Гоша подошел к прилавку, посмотрел. Под стеклом на красных бархатных подушечках лежали ордена и медали.

— Здесь у меня дореволюционные награды, чтоб вы знали, — пояснил продавец. — Орден святого Георгия, — он махнул большим пальцем через плечо, на гобелен, — орден святой Анны, солдатские медали. А тут — советские ордена. Орден Ленина, золотые звезды героев, красные звезды и так далее. Здесь — современные российские ордена и медали, герой России, чтоб вы знали, за заслуги перед Отечеством. А на этой витрине, взгляните, взгляните, иностранные ордена — Почетного Легиона и Подвязки. Награды на любой вкус, чтоб вы знали.

Гоша смотрел не на награды, а на ценники. Самое маленькое число стояло под медалью за спасание на водах — 1000, другие цены были более внушительные, под орденом Ленина, например, было написано: 50000. А под звездой героя России — 200000.

— Цифры, как вы сами понимаете, в долларах, — продолжал старичок и вздохнул. — Что делать? Инфляция.

— Однако, цены у вас… — протянул Гоша.

— О, цены самые умеренные, — оживился старичок. — Самые умеренные, уверяю вас. У моих конкурентов цены гораздо выше, я торгую почти в убыток, но надо же как-то выживать в этом мире. Вот, например, герой России. Вы полагаете, что двести тысяч долларов за него — большая цена. Вы ошибаетесь, молодой человек. Тут ведь нужен указ президента, он поднял палец, — чтоб вы знали. Причем не какая-нибудь липовая бумажка, а настоящий, подлинный указ, чтоб вы знали. Нет, молодой человек, двести тысяч долларов совершенно божеская цена, совершенно божеская. Да вы загляните к конкурентам, загляните. У меня уж были с ними стычки на почве цен, чтоб вы знали. Да-с, были стычки. Но у меня хорошая "крыша", чтоб вы знали, и они отступились.

— И что, — подала голос Арина, — покупают?

— О да. Покупают, барышня, покупают, чтоб вы знали. Одно время был застой в торговле, а теперь опять оживление. Да вот перед вашим приходом, еще до стрельбы, заходили два господина, купили дворянский титул… Ах! Я и не сказал, у меня и титулы есть, чтоб вы знали. И недорого совсем! А почему недорого, спросите вы? А потому что без поместий, без поместий. Но пользуются спросом.

— Простите, — сказала Арина, — но ведь ваш магазин называется, кажется, "Подарки"?

— А как же! Как же ему еще называться, барышня?

Арина не нашла, что ответить. Действительно, как же ему еще называться? Старичок прислушался.

— Стихло, — сообщил он. — Они растратили весь боезапас и теперь отдыхают. Можете смело выходить, вас не тронут.

Гоша двинулся к выходу, постоял у двери, послушал. На улице, действительно, было тихо.

— Пойдем, — сказал он Арине и повернулся к старичку. — До свидания.

— До свидания, молодые люди, до свидания. Заходите еще. С деньгами, — он лукаво улыбнулся.

— Прощайте, — сказала Арина.

Гоша осторожно выглянул наружу, огляделся. "Уазики" стояли там же, возле них сидели усталые омоновцы и курили, вяло перебрасываясь словами. На тротуаре вповалку лежало несколько окровавленных трупов.

— Что там? — испуганно спросила Арина.

— Постреляли и отдыхают, — ответил Гоша. — Идем. Не смотри туда.

Они вышли из магазина. Омоновцы проводили их равнодушными взглядами.

— Я есть хочу, — виновато сказала Арина. — Я, когда понервничаю, всегда хочу есть.

Гоша кивнул. Он и сам был не прочь перекусить.

— Давай найдем что-нибудь, — сказал он.

Они пошли по улице. На город медленно опускались сумерки. Фонарь над головой вдруг замигал вполнакала и вспыхнул ядовитым ртутным светом. Послышались команды, ругань — омоновцы отдохнули и стали сгружать трупы в одну из машин, потом быстро погрузились сами и с визгом шин рванули с места, развернулись, включили сирену и понеслись по опустевшей дороге.

— Банду они брали, что ли? — пробормотал Гоша. Арина не услышала.

Они прошли мимо огромного гастронома, зажигающего огни, посмотрели на витрины и им еще больше захотелось есть.

— Ну где же тут что-нибудь? — сказал Гоша. — Ага. Вот.

Над небольшой дверью висела неоновая вывеска: "Забегаловка". В ней не горели буквы "г" и "о".

— Зайдем?

Арина пожала плечами и Гоша толкнул дверь. "Знаю я эти забегаловки" — подумал он. — "В них дерут три шкуры"… За дверью оказалось небольшое помещение, уставленное в два ряда маленькими столиками полированного дерева с одноногими табуретами, в глубине виднелась стойка бара, за которой возвышалась батарея разнокалиберных и разноцветных бутылок. Не очень чисто и не очень хорошо пахнет. Над стойкой с потолка свисал отставший пласт штукатурки. Посетителей не было.

— Хм, — сказал Гоша. — Забегаловка — она забегаловка и есть.

Они сели на неудобные вертящиеся табуреты и стали ждать. Гоша уже открыл было рот, чтобы позвать официанта, как тут открылась боковая дверь за стойкой и в зал вышел сам официант, одетый точно также, как продавец в магазине подарков и еще больше похожий на крупье, поскольку был не старше двадцати лет. На его широкое как лопата лицо была надета предупредительная застывшая улыбка. Он схватил со стойки книжечку меню и не совсем свежую салфетку, которую перебросил через руку, приблизился к посетителям и согнулся в полупоклоне, протягивая книжечку Арине. Арина взяла меню, подозрительно посмотрела на него — меню было помятое и потертое, и стала изучать. Гоша чувствовал себя неуютно на табурете, хотелось закинуть руку за спинку и посмотреть на официанта значительно и с достоинством. Пришлось упереть локти в столик и подбородок положить в ладони.

— Бифштексы натуральные, — прочитала Арина. — Будешь?

Гоша кивнул, не глядя.

— Первое будешь?

— Нет. Хватит бифштекса.

— Омары, — прочитала Арина.

— О! — встрепенулся Гоша. — Никогда не ел омаров.

— Значит так, — строго сказала Арина и официант еще более согнулся. — Два бифштекса и два омара.

— Мне еще чаю, — сказал Гоша. — Покрепче.

— Чай и апельсиновый сок, — закончила Арина.

— Что будете пить-с? — спросил официант.

— Я же сказала.

— Я имею в виду спиртное-с.

— Сухое мартини, — подумав, сказала Арина.

— Я очень извиняюсь, — ответил официант, — мартини нет.

— Тогда Алиготе.

— Я опять извиняюсь, — официант немного втянул голову в плечи. Алиготе тоже нет-с.

— Водки принесите, — бухнул Гоша.

— Водки нет-с, — официант еще больше втянул голову.

— А что есть? Коньяк? Виски? Ликеры?

С каждым словом официант съеживался все больше и отрицательно качал головой.

— Спиртного нет-с, — наконец сказал он. — Сухой закон-с.

— Зачем же спрашивать? — возмутилась Арина.

— Виноват-с, порядок такой.

— А это? — Гоша кивнул в сторону бутылочной батареи. — Бутафория?

— Именно-с! — обрадовался официант. — Как вы точно изволили заметить! Бутафория-с!

— Ладно, — Гоша махнул рукой. — Выполняйте заказ.

Но официант не уходил, а делал какие-то намекающие гримасы.

— Ну? — спросил Гоша.

— Могу из-под полы-с, — доверительно шепнул официант, — только это будет дороже.

— Иди, иди, — сказал Гоша. — Обойдемся.

Официант наконец удалился в боковую дверь.

— Гоша, а у тебя деньги есть?

— Есть. Триста рублей.

Арина порылась в сумочке, достала маленький кошелек.

— Ты что, — сказал Гоша. — Думаешь трехсот рублей не хватит? Убери.

— Омары, наверное, дорогие. Я не посмотрела на цену, но они, наверное, дорогие. Как ты думаешь?

— Посмотрим.

— Гоша, — Арина наклонилась к нему. — Что это за город такой?

— Город? А что, город как город. Странный город, конечно, несуразный какой-то. Вот я, например хочу есть. Имею такое желание. Почему оно не исполняется?

Арина пожала плечами.

— Сейчас исполнится. Потерпи.

— Потерпи, — ворчливо отозвался Гоша. — А я не хочу терпеть. Я есть хочу.

— Я тоже, — примирительно сказала Арина. — Да черт с ним, с городом. Как мы попали-то сюда, вот что интересно. Я вот сидела на скамье и думала, подойдешь ты ко мне или нет…

— Ну?! — оживился Гоша. — Ты об этом думала?

— Да, — Арина слегка покраснела. — Думала. — Она совсем смутилась и замолчала.

Гоша пришел ей на помощь:

— Я тоже думал. О том, как подойти к тебе и что сказать.

— Да? — Арина радостно улыбнулась.

— Да. И я уже начал вставать… и готов был… и тут…

— А я, — подхватила Арина. Она замялась было, но потом решилась: А я уже думала, что если ты не подойдешь, я сама с тобой заговорю. Вот. Я сильно испорчена, да?

— Ну что ты! Это я олух, пока насмелился, пока собрался… Тут мы и оказались в городе. А уж как — не спрашивай.

— Так ведь мы с тобой теперь знакомы!

— Да. И мне кажется — тысячу лет уже.

— Значит, наше желание исполнилось.

— Точно. Только почему другие не исполняются? Мы ведь хотим есть? Хотим. И что?

— А может быть это как в сказке — исполнение одного-единственного желания.

Гоша задумался. Одного-единственного… Это ему не понравилось, но он ничего не сказал. Как же так? Предупреждать надо, что желание может быть только одно. Он нахмурился, посмотрел на Арину, она радостно улыбалась. Гоша улыбнулся в ответ. Ладно, забудем про тех, кто не предупредил. Или про того?

— Слушай, — Гоша посмотрел на часы. — Жрать хочется — сил нет. Где этот чертов официант?

— Да уж. Ну, потерпи. Готовят, наверное.

Они посидели еще несколько минут, и терпение Гоши лопнуло.

— Пойду, взгляну.

Он обошел стойку, открыл дверь. За дверью оказалось небольшая подсобная комната, заставленная до потолка коробками. В противоположной стене виднелась еще одна дверь, за ней лилась вода, грохотали кастрюли и слышались мерные тяжелые удары. Посередине подсобки, на шатком стуле, сложив руки на груди, сидел официант и спал. Гоша с минуту разглядывал его, раздражаясь, потом подошел и постучал по плечу.

— А? Что? — встрепенулся официант. — Ты чего?

— Чего, чего, — ответил Гоша. — Вставай пришел, вот чего. Ты заказ принял? Где бифштексы? Где омары?

С каждым словом Гоша наступал на официанта, тот отстранялся, отстранялся, и вдруг ножка у стула подломилась, и он полетел на пол, ударившись головой в стену из коробок. Верхняя коробка покачнулась и упала на него, и судя по звуку, в ней были консервы. Гоша усмехнулся было, но тут же посерьезнел, потому что увидел наставленное на него дуло маленького пистолета.

— Иди в зал и не рыпайся, — прошипел официант, не поднимаясь. — Будет тебе твой заказ. Понял?

Гоша приподнял ладони, начал пятиться к двери, не отрывая взгляд от черного отверстия в стволе. Он так и вышел в зал, спиной вперед. Тихо притворил дверь, вернулся к столику.

— Ну, что там? — поинтересовалась Арина.

— Так, — неопределенно ответил Гоша. — Поговорили. Сейчас будет.

Официант явился через две минуты с подносом, с салфеткой, перекинутой через руку, с угодливой улыбочкой, будто ничего и не было.

— Ваш заказ, ваш заказ, — запел он, вывалил на стол ножи и вилки, выставил тарелки и стаканы. — Приятного аппетита-с.

— А омары? — спросила Арина.

— Прошу извинить-с, прошу извинить-с, — пел официант, кланяясь. Омары протухли-с. Не станете же вы есть протухшие омары, извините-с.

Гоша посмотрел в тарелку и увидел там большую плоскую котлету престранного вида, обрамленную обугленной картошкой и листьями салата. Где уж тут натуральный бифштекс…

— Гоша, — жалобно позвала Арина. — Он рыбный. Бифштекс рыбный.

Гоша страдальчески сморщился, откусил кусочек котлеты, пожевал. Котлета оказалась действительно рыбная, мало того, в ней вполне ощутимо присутствовали рыбьи кости.

— Официант! — строго позвала Арина и ткнула вилкой в котлету. — Что это такое?

— Э-э, бифштекс. Как вы заказывали-с.

— Это вот не бифштекс. Это… это… Вы хоть знаете, как бифштекс переводится?

— Я французского не изучал-с.

— Это не с французского! Это с английского! "Биф" — говядина, "штек" — кусок, чтоб вы знали. Понимаете? Кусок говядины, понимаете? Кусок мяса! Мяса! Кусок! А это вот не мясо. Это рыба! И не кусок! Понимаете? — Арина рассердилась не на шутку, и Гоша начал опасаться, как бы официант не выхватил свой пистолет из заднего кармана. Но тот опускал голову все ниже и ниже и стоял в позе провинившегося школьника.

— Виноват-с, — сказал он обиженно. — Мяса нет. Не завезли-с. Зато рыбы сколько угодно.

Арина обреченно махнула рукой и официант отошел к стойке, остановившись прямо под свисающим пластом штукатурки. "Отвались!" — мысленно приказал Гоша пласту. — "Отвались!" Пласт отвалился. Конечно, это было просто совпадение, но совпадение приятное. Официанта пласт задел только краем, рухнув на стойку, расколовшись и обсыпав все вокруг. Официант невозмутимо выдержал удар и не пошевелился. Арина прыснула, Гоша довольно улыбнулся. Официант даже не попытался отряхнуться, продолжая стоять как ни в чем не бывало. В конце концов Гоше надоело на него смотреть и он принялся с отвращением поглощать котлету. Арина вяло поковыряла в тарелке, отложила вилку, отпила глоток сока.

— Растворимый, — прошептала она. — "Юпи" или "Инвайт". От них потом привкус во рту.

Она посмотрела как Гоша ест, поморщилась. А Гоше приходилось есть и не такое, поэтому он не особо расстраивался. Он подчистил тарелку, запил остывшим жиденьким чаем без сахара и сказал:

— Ну что, пойдем?

Арина кивнула, Гоша махнул официанту, тот приблизился со своей угодливой улыбкой, рассыпая известку.

— Счет, пожалуйста.

Официант с готовностью выхватил из кармана бумажку, положил на столик. Гоша заглянул в бумажку и выпучил глаза.

— Что?! — вскричал он. — За паршивые рыбные котлеты триста двадцать пять рублей?! Ты что, офонарел?!

Официант отскочил к выходу и рука его нырнула в задний карман. Гоша бросился вперед, и, когда рука с пистолетом только поднималась, ногой вышиб оружие, подхватил его и приставил к горлу официанта.

— Кирилл! — слабо позвал тот, но на кухне, конечно, не услышали.

— Молчи! — приказал Гоша и официант покорно замолчал, отворачивая лицо от пистолета. — Сейчас мы уйдем, и если будет погоня, считай себя покойником. Понял?

— Понял, — жалко отозвался официант.

— Выходи, — сказал Гоша Арине, у которой были большие глаза.

Арина послушно вышла.

— Прощевай, — сказал Гоша официанту и ткнул его кулаком под ребра. — И помни, что я сказал.

Официант кивнул и безумными глазами проводил его. Гоша вышел на улицу, взял Арину за руку и потащил.

— Быстрее, — сказал он. — Надо сматываться.

Они пошли быстрым шагом, свернули за угол и оказались на широченном проспекте. Уже было совсем темно и проспект оказался пустынным, только светофоры перемигивались желтыми глазами.

— Быстрее, быстрее, — торопил Гоша, стараясь не сорваться на бег. Надо найти ночлег.

Он оглянулся. Погони не было.

— Ловко ты, — сказала Арина, восхищенно глядя на него. — Как в кино.

— Да-да, ловко, — отозвался Гоша, а про себя подумал, что не единственное его желание исполнилось. Вот никогда же он так не дрался, более того, раньше один вид пистолета или цепи привел бы его к столбняку и дрожанию в коленках, а сейчас — надо же! Он увидел на другой стороне проспекта гигантскую неоновую вывеску "Гостиница" и повел Арину через дорогу. У входа снова оглянулся. Проспект был пуст. Гоша почувствовал в руке браунинг и сунул его в карман. Стеклянные двери уже предупредительно распахивались швейцаром в синем мундире и в фуражке с золотыми галунами. "Надо бы дать ему на чай", — подумал Гоша. Но некогда, некогда, и швейцар обойдется — вон он какой раскормленный и благообразный, как и все швейцары на свете. Они вошли в вестибюль и подбежали к стойке. За стойкой сидела размалеванная дежурная с высоченной прической из желтых крашеных волос. Она подняла голову и неприязненно посмотрела на вошедших.

— Мест нет, — сказала она заученным голосом.

— Девушка, — проникновенно сказал Гоша, сладко улыбаясь. — А вы посмотрите, посмотрите у себя там.

Он послал Арине извиняющийся взгляд, та сделала равнодушное лицо и отошла в сторону.

— Мест нет, — повторила дежурная, но уже мягче.

— Девушка, — сказал Гоша и обольстительно улыбнулся, — ну не может же у такой красивой и привлекательной не быть мест. Нам нужно два одноместных номера, — доверительно сообщил он.

Дежурная совсем смягчилась, даже попыталась улыбнуться.

— Ну что с вами делать? — вздохнула она. — Я посмотрю.

И она принялась листать толстую разбухшую тетрадь. Гоша продолжал обольстительно улыбаться, дежурная благожелательно поглядывала на него.

— Я знаю, — задушевно говорил Гоша, удивляясь сам себе, — я знаю, что вы найдете два номера.

— Да, — сказала дежурная, — есть. — Она понизила голос: — только для вас. — И посмотрела на Гошу восторженно.

"О, господи!" — подумал Гоша, — "Она еще подумает, что я ее соблазняю".

— Ваши паспорта, пожалуйста, — попросила дежурная.

— Арина, — позвал Гоша, — у тебя есть паспорт?

— Нет.

У Гоши паспорта тоже не было. Он опять нацепил обольстительную улыбку и сказал:

— А у нас паспортов, к сожалению, нет. Потеряли.

— О, это ничего, — грудным голосом ответила дежурная, влюбленно глядя на него. — Заполните карточки.

Они заполнили карточки, Гоша передал их в окошечко.

— Вам на одну ночь? — Слово "ночь" дежурная произнесла с придыханием. — С вас триста рублей.

Гоша расплатился.

— Номера семнадцать и восемнадцать, третий этаж, — почти прошептала дежурная. — Ключи у портье.

Поднимаясь по лестнице, Гоша с тоской подумал, что эта дура дежурная вообразила Бог знает что, и еще, чего доброго, припрется к нему в номер за продолжением. Они разбудили портье, помятую всклокоченную женщину, которая спала сидя за столом, получили ключи и пошли по коридору, устланному мягкой дорожкой. Гоша открыл дверь семнадцатого номера, вошел, осмотрел. В номере были деревянная кровать, телевизор на тумбочке, два стула и кресло. На окне висели тяжелые портьеры, Гоша пошевелил их, проверяя, не спрятался ли кто за ними. В небольшом коридорчике стоял покосившийся шкаф и была дверь в ванную, Гоша вошел в ванную, включил свет, осмотрел.

— Располагайся, — сказал он.

Потом достал из кармана браунинг, проверил патроны. Обойма была полна. Он протянул браунинг Арине.

— Возьми.

— Зачем? — испуганно прошептала Арина.

— Бери. Пригодится. Умеешь обращаться?

Арина покачала головой. Гоша показал, как снять пистолет с предохранителя, как стрелять. Арина с опаской взяла оружие.

— Я не смогу выстрелить.

— Стрелять не надо. Только припугни.

— Кого?

Гоша пожал плечами.

— Мало ли что может случиться. Ладно, я пошел. Если что, стучи в стену. Дверь запри.

Он открыл свой номер, оказавшийся зеркальным отражением первого, запер дверь, зашел в ванную, умылся, хмуро посмотрел на себя в зеркало, поморщился, потом вдруг подмигнул отражению и засмеялся. Вышел в комнату, хотел было раздеться, но передумал, снял только туфли и упал на кровать. Нащупал на тумбочке пульт управления телевизором, включил, закрыл глаза. Телевизор зашумел, Гоша уменьшил громкость. Рукоплескания. Нескончаемые рукоплескания. Он открыл глаза. Показывали восторженных людей, с остервенением бьющих в ладоши. Театр? Хлопают стоя, на лицах счастье. Камера сдвигается. На сцене — длинный стол, покрытый красным сукном, за столом стоят люди, тоже хлопают. Молотов, Хрущев… Камера сдвигается влево. Там трибуна, а за ней — Сталин. Улыбается, лицо у него доброе. Отрывок из хроники? Странно, изображение цветное. Фильм какой-то? Сталин поднимает руку и аплодисменты разом стихают, слышится шум — люди садятся. Сталин продолжает говорить. Он говорит что-то об успехах, о достижениях советского народа, о временных трудностях, о врагах, об империализме, говорит долго и нудно. Нет, это не отрывок из хроники и не фильм, это трансляция. Гоше вдруг стало жутко и он быстро переключил канал. Тоже аплодисменты. Это дворец съездов, Гоша узнал. Лица более современные и менее восторженные, но аплодисменты — бурные и продолжительные. На трибуне — Брежнев. Покачивает рукой. Слышатся крики: "Слава! Слава! Слава!" Гоша опять переключил канал. Андропов. И снова аплодисменты и овации. На следующем канале будет Черненко, — подумал Гоша и не угадал. На следующем канале показывали порнографический фильм. Гоша вспомнил полемику в прессе — что считать эротикой, а что — порнографией и засмеялся. Здесь была самая черная порнография, сомневаться не приходилось, Стало противно и Гоша переключился. "Лебединое озеро". Чудесный балет, волшебная музыка, но "Лебединое озеро" всегда показывали когда умирал кто-то из советской верхушки, и Гоше не захотелось его смотреть и он выключил телевизор. Надо поспать.

Он уснул и во сне пошел по какому-то бесконечному коридору, и слышал голос, скучно читающий что-то:

— Комплекс неполноценности. Робость. Стесненность в общении. Скованность. Отсутствие решительности, склонность к колебаниям в самых незначительных вопросах. Сомнения.

Голос знакомый, очень знакомый, Гоша силился вспомнить, где и когда он слышал этот голос, и не мог. А коридор неожиданно кончился, и в стене оказалась тяжелая дверь, Гоша с трудом открыл ее и отпустил. Дверь захлопнулась со страшным грохотом и Гоша проснулся, сел. За стеной бубнил мужской голос. Это же у Арины! Гоша впрыгнул в туфли и выскочил в коридор.

Дверь номера Арины была распахнута и в коридор падала полоса света. Мужской голос произнес:

— Одевайтесь. Живо!

Гоша подкрался к двери, осторожно заглянул. В коридорчике спиной к нему стоял рослый омоновец в камуфляжной форме, в бронежилете и черной шерстяной маске. Второй точно такой же находился в комнате. В опущенной руке первого был тяжелый пистолет. Гоша подошел, резко выхватил из свисающей руки пистолет, с силой толкнул омоновца, тот налетел на второго.

— Руки! — приказал Гоша, и омоновцы послушно подняли руки, глядя в черное отверстие ствола наведенного на них пистолета. Глаза у них были круглые. — Оружие на пол! Медленно!

Омоновцы медленно разоружились, отстегнули резиновые дубинки, ножи, сложили.

— Ногой толкни ко мне!

Один из омоновцев подтолкнул оружие, Гоша отшвырнул дубинки в коридор, подхватил второй пистолет, засунул за пояс.

— Арина, простыни!

Арина сначала не поняла, потом быстро сорвала простыни с постели, протянула Гоше. Он покачал головой.

— Ему. Ты! Вяжи приятеля! Быстро! За спину вяжи, за спину! Да потуже!

Омоновец подчинился.

— Пошевеливайся! Арина, одевайся!

Арина быстро оделась. Первый омоновец кончил связывать второго и выпрямился.

— На пол! — приказал ему Гоша. — Лицом вниз, руки за спину. Арина, свяжи ему руки.

Арина трясущимися пуками кое как связала второму руки.

— А теперь — встать! — Омоновцы неуклюже поднялись. — Лицом к стене!

Гоша подошел к одному, размахнулся и с силой ударил по затылку рукоятью пистолета. Омоновец рухнул.

— Не надо, — жалобно попросил второй, кося глазами в съехавшей на бок маске.

— Заткнись! — процедил Гоша и оглушил его. Проверил узлы, подтянул, снял с них ремни, взял нож и располосовал у обоих штаны. Вдруг у одного затрещала рация, заговорила что-то неразборчиво. Гоша вытащил рацию из кармана, положил на пол, с силой стукнул ногой. Рация умолкла. Гоша засунул второй пистолет за пояс, выпустил рубашку из брюк, прикрыл. Рубашка под брюками оказалась мятой.

— Зачем ты их… бил? — спросила Арина. Она стояла, прижав ладони к щекам и с ужасом смотрела на Гошу.

— А как иначе? Они через две минуты развязались бы. Идем, быстро!

Он выглянул в коридор, там было пусто. Он взял Арину за руку, повел. Портье за столом не оказалось. Они спустились в вестибюль. Возле двери на диване спал швейцар. Дверь оказалась заперта — металлические плоские ручки схвачены скобой, скоба закрыта висячим замком. Гоша растолкал швейцара.

— Откройте дверь.

— Не положено, — ответил швейцар, протирая глаза.

— Откройте дверь! — Гоша повысил голос, вытащил пистолет. Швейцар скосил глаза, охнул и побежал открывать. Он мучительно долго возился, руки у него тряслись. Наконец он совладал с замком и Гоша и Арина выскочили на улицу. Возле гостиницы стоял желтый "Уазик" с потушенными фарами, водитель спал, положив голову на рулевое колесо.

— Пошли, — шепотом сказал Гоша, а когда они, крадучись, свернули за угол, скомандовал: — Бежим!

Они побежали, Арина на высоких каблуках отставала.

— Быстрее, быстрее! — торопил Гоша. Они свернули в подворотню, побежали по грязному двору, уставленному мусорными баками. Под ногами шуршала бумага. Выскочили на улицу, пробежали несколько кварталов, остановились.

— Эй, — послышалось вдруг из ближайшей подворотни. — Идите сюда.

Гоша вытащил пистолет, спрятал за спину, заглянул в темный проем.

— Да идите, идите, не бойтесь.

От стены отлепилась темная фигура. В призрачном свете далекого фонаря Гоша разглядел высокого и тощего парня, одетого в джинсовый костюм и бейсбольную кепочку с длинным козырьком. Вдали послышалось завывание сирены и Гоша решился. Они подошли к парню.

— Идите за мной, — сказал парень. — Вас повсюду ищут. Я вас спрячу. Он повел их задними дворами, сквозь какие-то лазы, калитки, два раза им пришлось перелезать через забор, пробираться среди гор рухляди, петлять по мерзким запущенным закоулкам, и все это в неясном свете занимающегося утра. Наконец парень остановился.

— Передохнем, — сказал он. Он дышал хрипло, в груди у него булькало, он закашлялся, кашлял долго, мучительно. Потом сплюнул, повернул к ним потемневшее лицо. — Зараза, — выругался он, стукнув себя в грудь. — Дыхалки совсем нет. Надо бросать курить.

Он вытащил пачку сигарет, сунул в рот одну, предложил им. Гоша отказался, а Арина неожиданно взяла дрожащими пальцами. Парень чиркнул спичкой, дал ей прикурить, прикурил сам, и Гоша успел разглядеть его лицо. На вид ему было не больше двадцати, лицо покрыто юношеским пушком, на подбородке — родинка величиной с копеечную монету.

— Меня зовут Кит, — сообщил парень, глубоко затягиваясь и выпуская дым тонкой струей. — Вообще-то мое имя Костя, но вы зовите меня Кит. Меня все так зовут.

— Слушай, Кит, — сказал Гоша, — а почему ты решил, что нас ищут?

— А как же? Ведь это вы отобрали у официанта в "Забегаловке" пистолет? И в гостинице шухер учинили тоже вы. Ваши приметы передали по радио. Вот, — он отцепил от пояса милицейскую рацию, щелкнул тумблером и рация заговорила злым мужским голосом что-то непонятное. Кит выключил рацию, прицепил на место. — Вы ребята крутые, да? Люблю крутых ребят, ух! Официанта этого, его же все ненавидят, сволочь он, вот что. Я же говорю. Здорово ты его, так и надо. И в гостинице тоже. Двоих омоновцев уделал. Это ж надо, а?

— Значит, они быстро очухались, — пробормотал Гоша.

— Что? Ну да, они живучие, мозгов-то в башке нету. Теперь вас будет брать целый взвод, а то и вся рота. Не люблю я их. Да их никто не любит. Как же это можно — любить их? Они… Вот вчера, например, на соседней улице — слыхали? — подлетают это на "воронках", высыпаются и ну палить. А в кого? А в прохожих. Это у них называется — операция. Банду это они берут, называется. А какая банда, где? Никакой банды и нету. Кольку нашего так и шлепнули. И концов не сыщешь. Да вы не бойтесь, пересидите у нас денек, а к вечеру ваше дело объявят закрытым и можете идти на все четыре, хоть в Думу, это, как его, баллотироваться. Ха-ха-ха! Ладно. Отдышались? А теперь — тихо-тихо пойдем. Чтоб не разбудить соседей. За мной.

Он увлек их в темный, провонявший кошками подъезд, по лестнице на второй этаж, остановился перед обитой дермантином дверью, достал ключ, открыл, приложил палец к губам. За дверью было совершенно темно, они постояли немного, и Кит потянул Гошу за руку. Долго шли по коридору.

— Сюда. Только не наступите на спящих.

Они вошли в душную комнату, остановились за порогом, пригляделись. Через грязное окно в противоположной стене пробивался слабый утренний свет. Мебели никакой в комнате не было, если не считать единственного стула в углу, заваленного одеждой, а на полу на матрацах вповалку лежали… совершенно голые мужчины и женщины. Кто-то завозился, застонал спросонья, что-то пробормотал.

— Пристраивайтесь вот здесь, в уголке, — прошептал Кит.

Они сели. Кит вышел, тихо притворив дверь.

— Гоша, — шепнула Арина. — Что это?

— Люди.

— Вижу, что люди. Почему они голые?

— Почему бы и нет? — Гоша пожал плечами. — Жарко здесь, вот и голые. Их тут человек десять, не меньше. Жарко. А окно закрыто.

— А почему они его не откроют?

— Не знаю. Может быть оно не открывается.

Сидеть было неудобно, живот резали рубчатые рукояти пистолетов. Рядом кто-то заворочался, к ним приблизилось женское лицо, не женское даже, а девчоночье, обрамленное белесыми волосами.

— Новенькие? — спросило лицо мятым голосом.

Они промолчали. Лицо скривило губы.

— А ты мне нравишься, — заявила девчонка, глядя на Гошу. — Иди ко мне.

Она развернулась, показывая все свои не очень пышные прелести. На вид ей было лет пятнадцать, не больше.

— Ну, что же ты? Иди.

Гоша не двигался, тупо глядя на нее.

— Ну? — она выгнула спину, призывно протянула руки.

— Я… — Гоша замялся. — Я с малолетками дела не имею.

— Обидеть хочешь. А зачем? А может ты импотент?

— Сама ты импотент!

— Я импотентом быть не могу, — радостно сказала девчонка. — Конструкция не та.

— Обида за обиду, — сказал Гоша. — Слушай, отстань, а? Мы не новенькие. Мы здесь случайно.

— А-а, — протянула девчонка. — Так бы и сказал. Тебя Кит привел, да? Вот ведь не спится ему, шляется по ночам. Он у нас спит всего два часа в сутки, и только вечером. Приляжет, вздремнет и — как огурец. Эй, Ник, — она толкнула соседа локтем. — просыпайся, займемся делом. Ник что-то промычал. — Спит, — презрительно сказала девчонка. — Мужчины нынче хлипкие стали, больше спят, чем любят. — Она картинно потянулась, поглядывая на Гошу. Потом сделала вид, что только сейчас заметила Арину: — Ба! Да ты не один, с подружкой. Может ты подружки стесняешься? Так пойдем в ванну, помоемся вместе. Ха-ха! Если горячая вода есть. А зачем нам вода? Мы и без воды справимся. — Она оскалила зубы и показала язык. — Ладно, не буду.

Гоша покосился на Арину, та не отрываясь смотрела на девчонку и в глазах ее была паника. Тут дверь открылась и вошел Кит, присел рядом.

— Нате вот, — протянул краюху хлеба. — Выпросил у соседа. Вы, наверное, жрать хотите. Берите, берите.

— Слушай, Кит, — сказала девчонка. — Кого это ты привел?

— А, Белка, — добродушно сказал Кит. — Проснулась уже?

— Угу. Разглядываю вот их. Между прочим, этот, — она указала пальцем на Гошу, — не поддается на мои чары.

— Да ты что? — Кит сделал круглые глаза, растопырил пальцы, жестикулируя. — Какие чары? Знаешь, кто они? Это те крутые ребята, которые отобрали у Киселя пистолет.

— Ну?! — Белка вскочила на четвереньки, уставилась на Гошу.

— Вот тебе и ну! Они еще в гостинице двух жлобов-омоновцев уделали.

— Ну?!

— Ну. Я же говорю. Их теперь вся милиция ищет.

— Так им, гадам, и надо! — зло сказала Белка. — Кольку моего убили… гады! Она всхлипнула. — Я на карате хожу, — сообщила она. — Уже кое-что знаю. Вот научусь как следует, тогда пусть только попадется мне кто. Уделаю! Ты каратист? — спросила она Гошу.

— Нет.

— Как же ты тогда их?

Гоша пожал плечами.

— Да так. Сподобился как-то.

— Молоток! — кивнула Белка. — Это ты молоток. Без карате. Надо же, а. А эта сволочь — Кисель, ты его побил?

— Времени не было.

— Жаль. Ну ничего. Я сама с ним разберусь. — Она сжала маленькие кулачки. — Я ему портрет разукрашу, я ему тыкву так уделаю, он долго на нее шапку не натянет.

— Этот Кисель, — сказал Кит, — был раньше нашим, а потом нас продал. Спасибо, добрые люди предупредили, насилу улизнули.

— А что будет, если вас поймают? — поинтересовался Гоша.

— Не знаю, — Кит пожал плечами, — расстреляют, наверное.

— За что? — ахнула Арина.

— Мы — сексуалисты, — сказал Кит. — Только не путайте с гомосексуалистами, этих мы сами не любим. Да. Свободная любовь. Слыхали?

Арина кивнула.

— Ну вот. Нас никто не любит, ну и мы платим тем же. Я же говорю.

— Неужели вот за это можно расстрелять? — поразилась Арина.

— Да ты что, с луны упала, что ли? Они безвинных стреляют, а для нас устроят показательную казнь, с помпой, с рекламой. В назидание другим, значит. Я же говорю.

— А соседи? — спросил Гоша. — Тоже сексуалисты?

— Соседи? — Кит улыбнулся. — Нет. Соседи — добропорядочные граждане. Нас они не выдадут, потому что у нас они вот тут — Кит показал жилистый кулак. — Они все тут побывали и у нас есть фотографии. Соседи не выдадут, им еще жить не надоело. Я же говорю. Белка, да ты накинь что-нибудь, неудобно, гости, все-таки.

Белка послушалась, прикрылась простынью. Между тем совсем рассвело и в комнату пробрался пыльный солнечный луч, осветил выбеленную стену. Сексуалисты начали просыпаться, ворочаться, переговариваться. Кит посмотрел на часы.

— Пол шестого, — сообщил он. — Сейчас мы все уйдем, вы останетесь одни. Можете отсыпаться.

А Белка сказала:

— Жалко, что мне на работу. Я бы тебя соблазнила, крутой парень она встала, отбросила простыню, подошла к Гоше вплотную, и у Гоши захватило дух.

— Белка, — укоризненно, сказал Кит. — Я же говорю.

— Ладно, ладно, — усмехнулась Белка. — Я бы прогуляла, но у меня начальник — сволочь, уволит сразу же. Я же говорю, — передразнила она Кита и показала ему язык.

Кит улыбнулся.

— Не обращайте на нее внимания.

— Как это? — возмутилась Белка. — Как это не обращайте внимания? А ну, извинись!

Кит обнял ее за талию и чмокнул в живот.

— То-то, — сказала Белка. Она подошла к стулу и стала искать свою одежду. Сексуалисты все были молодыми, среди них оказалось много подростков. Они одевались, перебрасываясь шуточками и не обращали внимания на посторонних. Парни шлепали девушек по задам, кто-то спрашивал: "Кто взял мой лифчик?", другой гудел: "Сойди с моих штанов, вертихвостка!"

— Дурдом, — тихо сказал Гоша.

Арина кивнула.

— А? — спросил Кит.

— Да это я так, — отмахнулся Гоша.

— Ну. Мне придется вас закрыть. В коридор вам выходить не стоит, соседи могут донести, я же говорю, так что насчет туалета… Во! Я принесу вам ведро. Он убежал, а Гоша подумал, что скорее он лопнет, чем будет делать в ведро при Арине. Сексуалисты, гомоня, разошлись. Белка, уходившая последней, послала Гоше воздушный поцелуй. Гоша отвернулся, Белка хихикнула.

— Дурдом, — повторил Гоша.

Пришел Кит, поставил помятое жестяное ведро в углу, виновато улыбнулся. Арина вздохнула.

— Я пошел, — сказал Кит. — Будьте как дома. Так я вас запру?

Гоша кивнул и Кит удалился. Щелкнул замок. Гоша поднялся, размял ноги, сделал из матрацев два ложа и пригласил Арину лечь. Они легли. Гоша подумал о Белке, и со стыдом признался себе, что не будь рядом Арины, Белка его соблазнила бы. Он мысленно плюнул, обругал себя последними словами. Но он просто не мог не думать о Белке, это было выше его сил. Он открыл глаза, встряхнул головой. Бесполезно. И тогда он сдался, и стал думать о Белке, и перед глазами стояла она, обнаженная, зовущая, насмешливая. Как она подошла к нему вплотную… И какие у нее красивые ноги… О! Уснуть бы скорее. И сон пришел, и во сне они с Белкой шли по бесконечному светлому коридору, взявшись за руки, и она была в восхитительном белом платье, и счастливо улыбалась. Все было бы чудесно, если бы над ухом не бубнил назойливый голос: "Робость — девятнадцать процентов. Стесненность в общении — двадцать семь процентов. Скованность — двадцать восемь процентов. Отсутствие решительности, склонность к колебаниям в самых незначительных вопросах — двадцать процентов. Сомнения — двадцать два процента." Они подходили уже к торцовой двери, и Гоша уже взялся за ручку, как голос замолчал на минуту и добавил: "Эффективность — двадцать три целых, две десятых процента", и умолк окончательно. Гоша с трудом открыл дверь и Белка проскользнула в проем, и дверь захлопнулась. Гоша навалился на нее, но тщетно. Он стучал кулаками, пинал ногами, бросался всем телом…

— Гоша! Гоша, что с тобой? Гоша…

Он открыл глаза. Над ним склонилась Арина.

— А? Что? Я, кажется, заснул.

— Ты кричал и метался. Приснилось что-то нехорошее?

— Да, пожалуй. Ффу-у! Который час? Уже три… Ты поспала? Хорошо.

Он откинулся на матрац, закрыл глаза. Белка ушла в какую-то дверь, в которую он никак не может пройти. Почему? Он почувствовал, что никогда больше ее не увидит, и ему сделалось так тоскливо, что захотелось завыть. Он сжал кулаки. Что же это? Он влюбился в проститутку? Стоп, никакая она не проститутка, проститутка получает деньги, а Белка… Для чего же она здесь? Ну, не проститутка, так шлюха. Влюбился в шлюху. Банально. Пошло. Влюбился в шлюху. Интересно, почему мужчин так тянет к падшим женщинам? Почему он не влюбился в Арину, порядочную, правильную Арину, которая делает испуганные глаза, когда видит Белку и ей подобных? Ведь когда-то он так хотел с ней познакомиться, так тянулся к ней, а когда это желание исполнилось, вдруг потерял к ней интерес. Почему? Гоша долго лежал с закрытыми глазами и думал. Останусь здесь, дождусь Белку и уведу ее отсюда. А Арина? Разве я не ответственен за Арину? Она ни за что не захочет остаться, это можно сказать совершенно определенно. Придется идти с ней. А куда? Куда идти? И надо ли идти?

Послышалось шуршание и звяканье ключей. Кто-то открывал дверь. Белка? Но это была не Белка. В комнату вошел Кит.

— Привет. Ну как? Отдохнули? Я тут вам пожрать принес, — он поставил на пол полиэтиленовый пакет с полуголой красоткой. — Налетайте, а я сейчас.

Кит вышел. Гоша взял пакет, посмотрел. Булка хлеба, две банки каких-то консервов. Гоша разломил хлеб, передал Арине. Появился Кит с кухонным ножом и двумя алюминиевыми вилками, присел рядом, стал открывать одну из банок. В банке оказалась говяжья тушенка. Кит открыл вторую, плоскую, со шпротами.

— Лопайте, ребята, — сказал Кит, улыбаясь.

— А ты?

— А я уже. Лопайте. Я же говорю.

Арина крошила хлеб на мелкие кусочки, ела вяло, без аппетита.

— Слушай, Кит, — сказала она. — А есть у вас тут что-нибудь светлое?

— Есть, — Кит повернулся к ней. — Светлый квартал. Там мечтатели живут, чокнутые.

— А где это?

— А я покажу, как дойти. Вот поешьте и идите. Ваше дело закрыли.

— Что-то больно быстро, — хмуро сказал Гоша.

— А ты думал! Тут после вас еще десятка два преступлений совершилось, а милиционеров у нас не хватает. Вот если бы вы убили кого-нибудь, тогда вас дня два-три искали бы, а так — закрыли и все тут. Я же говорю.

— Спасибо тебе, Кит, — сказала Арина.

— Угу, — подтвердил Гоша. — Ты нам здорово помог.

— Пустяки, — Кит махнул рукой. — Почему бы не помочь хорошим людям.

— Гоша, пойдем? — сказала Арина.

— Угу, — Гоша нехотя поднялся.

— Погоди, — остановил его Кит. Он подошел к стулу, на котором оставался небольшой ворох одежды, порылся в нем, вытащил серый в клеточку пиджак. — На-ка вот, надень. А то твои пушки за версту видно. Портупею тебе надо, да нету.

— Спасибо, — Гоша надел пиджак, рассовал пистолеты во внутренние карманы, заправил рубашку в штаны. — Слушай, Кит, — прошептал он, чтобы не услыхала Арина, — а сколько ей лет?

— Кому? — так же шепотом спросил Кит — А, Белке-то. Двадцать два.

— Хм, а выглядит как девчонка.

— Что, приятель, зацепило?

Гоша махнул рукой.

— Ладно, ладно, — Кит подмигнул. — Я же говорю, зацепило. Я ей скажу.

— Не надо.

— Почему?

Гоша не ответил. Действительно, почему?

— Что вы там шепчетесь? — спросила Арина.

— Да так, — ответил Гоша. — Пошли.

Они вышли в коридор, загроможденный ящиками, сундуками, коробками, и Гоша удивился, как они не наткнулись на все это в темноте, когда шли в комнату. Выбрались из подъезда в грязный двор, забросанный бумагой и строительным мусором — битым кирпичом, досками, проволокой, обломками бетонных блоков. Через подворотню попали в запущенный переулок, узкий как труба, долго шли по нему, наконец вышли на улицу. Улица была чистая, выметенная, политая водой, и Гоша вспомнил, как гулял однажды по Арбату, чистенькому, ухоженному, опрятному, а потом завернул в подворотню и оказался в грязном дворике, и увидел обшарпанные стены, ободранные деревья, догнивающий под снегом "Запорожец" без колес, скамью, а на ней двух обкуренных наркоманов и милиционера, который пытался что-то от наркоманов добиться…

Кит остановился.

— Дальше идите сами, — сказал он. — Пойдете туда, выйдете на проспект, дойдете до площади с клумбой, свернете на вторую улицу справа, а дальше — прямо, до самого Светлого квартала.

— Спасибо, — Гоша пожал ему руку.

— Если что, приходите ночевать, — сказал Кит. — Дорогу найдете?

— Найдем, — ответил Гоша. — Пока.

У Гоши было плохое настроение. Вот, надо куда-то идти, в какой-то Светлый квартал. А зачем?

— Ты что такой мрачный? — спросила Арина.

Гоша махнул рукой, не ответил. Арина поняла по-своему.

— Мне тоже не по себе. Групповая любовь… Бррр!

Гоша кивнул, отвернулся. Они вышли на проспект. Где-то, видимо, была пробка, поскольку машины двигались медленно, чадя сизым дымом. Арина закашлялась.

— Пойдем скорее, — сказала она.

Гоша кивнул, они ускорили шаги. Площадь оказалась совсем недалеко — огромная, круглая, обставленная мрачными домами с узкими окнами. На тротуаре толпился народ. Многие стояли на деревянных ящиках, вытягивали шеи, чтобы лучше видеть, что происходит на клумбе. Клумба, слегка выпуклая, обнесенная невысокой живой изгородью, была вовсе не клумбой, потому что цветы на ней не росли, а был на ней ярко-зеленый газон, и на газоне стояло несколько солдат в камуфляжной форме, с автоматами наготове, офицер с фуражкой на затылке, а перед ними — шеренга мужчин в штатском, одетых кто во что, унылых и обреченных. Офицер заглянул в листок, который держал в руке, выкрикнул что-то, от шеренги отделился парень в джинсах, красной рубашке и армейских ботинках, подошел к офицеру и встал на колени. Офицер кивнул одному из солдат, тот вразвалочку подошел к парню, поднял пистолет и выстрелил в затылок. Парень дернулся, повалился на траву. Толпа на тротуаре загудела — не то осуждающе, не то одобрительно.

— Что это, а? — прошептала Арина, кусая губы.

К ним повернулся старик в старомодном легком пальто, обрюзглый, всклокоченный, от него несло луком, сказал:

— Гомосеков расстреливают. — Он насупился и неожиданно заорал: Пра-ально! — Потом тихо добавил: — Так и надо! — и повернул лицо к клумбе.

А офицер уже вызвал второго мужчину, и тот также покорно подошел, встал на колени и получил пулю в затылок. Толпа снова загудела. Старик удовлетворенно хрюкнул, с ненавистью посмотрел на Гошу.

— Плохо видно, — злобно сказал он. — Никаких условий.

— Гоша, — со слезами на глазах умоляюще прошептала Арина. — Пойдем отсюда.

— Идите, идите, — вдогонку прошипел старик. — Сексуалисты, небось? До вас тоже доберутся.

Гоша обернулся, глянул на него и плюнул ему под ноги.

— Ах ты… - зашелся старик. — Ах ты…

На него зашикали, он беззвучно зашевелил губами, погрозил волосатым кулаком.

— Пойдем, — стонала Арина. — Пойдем скорей.

Они почти побежали. Гоша оглядывался на клумбу, на которой продолжался расстрел. Когда они сворачивали на нужную улицу, Гоша опять обернулся. Расстрел закончился. Солдаты деловито скидывали трупы в армейский грузовик.

— О Боже, — шептала Арина, — О Боже! Что же это за город такой, а?

А Гоша представил вдруг, как Кит и Белка стоят в шеренге и покорно ждут своей пули и содрогнулся.

— Дурдом, — только и сказал он.

Арина вытирала покрасневшие глаза платочком и жалобно смотрела на него. Они шли мимо магазинов, и Гоша читал вывески: "Оружие", "Секс-шоп", "Порнографические издания", "Порно-видео", и качал головой. И вдруг он весь подобрался и сжал руку Арины — навстречу шли два милиционера и смотрели на них подозрительно.

— Спокойно, — прошептал он. Милиционеры прошли мимо, и Гоша почувствовал, что они остановились и смотрят им вслед. — Спокойно, — повторил он.

Они продолжали идти. Когда Гоша решился оглянуться, милиционеров уже не было видно.

— Гоша, смотри! — сказала Арина, указывая вперед.

Улица обрывалась, перегороженная высокой бетонной стеной с бахромой колючей проволоки. За стеной не было домов. В стене виднелись тяжелые металлические ворота, а над ними — длинный транспарант красного выцветшего кумача. "Добро пожаловать в Светлый квартал!" — прочитал Гоша. Перед воротами, заложив руки за спину, прогуливался полный низенький милиционер. Они подошли и остановились в отдалении. Милиционер благожелательно поглядел на них.

— Что-то мне не нравится все это, — сказал Гоша. — Стена, колючая проволока. Не нравится мне это.

— Гоша, я хочу посмотреть Светлый квартал, — упрямо сказала Арина, и Гоша поморщился. Милиционер подошел к ним.

— Скажите, — обратилась к нему Арина. — А можно туда пройти?

— В Светлый квартал? — улыбнулся милиционер. — Отчего же нельзя? Можно. Только оттуда не возвращаются.

— Как не возвращаются? — тупо спросил Гоша.

— А так. Еще не было случая.

— Но… может быть есть другой выход?

— Нет, — радостно сообщил милиционер. — Выхода оттуда вообще нету.

— А что, — сказала Арина. — Никто не хочет выходить? Или не выпускают?

— И не хотят, и не пускают, всяко бывает. Вчера двое пытались прорваться с боем. Отбили. Двоих наших ранили, сволочи. Легко, правда, но ранили. Так что — милости просим.

— Извините, — Гоша взял Арину за руку и отвел в сторону. — Слыхала? Оттуда не возвращаются.

— Я хочу в Светлый квартал.

Гоша вздохнул и принялся убеждать:

— Ну зачем тебе туда? Что там делать? Мы же не сможем вернуться.

— Пусть. Я хочу в Светлый квартал.

— О, Господи! Да зачем тебе туда?

— Я хочу посмотреть на светлые желания.

— Ну хорошо. Ну посмотришь. Ну. А дальше что? Как ты вернешься домой?

— А как ты вернешься?

— Я? Ну, не знаю. Найду ту скамейку…

— И что?

— Не знаю, что.

— Вот видишь. Идем со мной.

— Нет. Я не пойду. Я не могу.

— Боишься?

— Называй это как хочешь! Я не хочу идти туда, откуда не возвращаются. И тебя не пущу. Арина. Ну, Арина, пойдем отсюда, а? Ну пожалуйста, ну прошу тебя.

Гоша осекся. Арина смотрела на него стеклянными глазами, и Гоша понял, что любые уговоры бесполезны.

— Оставайся, — холодно сказала Арина. — А я пойду.

Она вырвала руку и пошла к милиционеру. Тот широко улыбнулся.

— Решились, значит? Хорошо. Это вы молодец. А молодой человек что же?

— А он остается.

— Вот как? Что же, и это хорошо. Прошу вас.

Милиционер подошел к воротам и с натугой отодвинул створку. Арина остановилась на пороге, бросила взгляд на Гошу, словно спрашивая идешь или нет, и исчезла за створкой, а милиционер затворил ворота, подошел, отряхивая руки и сказал:

— Эх, ты! Упустил такую девушку! — и осуждающе покачал головой.

Гоша не мог оторвать взгляда от ворот. Это что же — она ушла? И не вернется? А он остался здесь? Почему же он не пошел за ней? Как она будет там одна? На душе было мерзко. Он сделал что-то не то. Надо было пойти за ней. Но тогда он не смог бы вернуться! Ну и что? А как он отсюда-то вернется? Права была Арина. Права. А он дурак, полный дурак. Почему же он отпустил ее одну? Иди за ней!

— Послушайте, — обратился он к милиционеру, с удовольствием разглядывающему его. — Я тоже пойду туда.

— Хочешь догнать ее? Не получится.

— Почему?

— Не знаю, — милиционер понизил голос, оглянулся. — Про этот квартал рассказывают черт знает что. Жуть всякую. Врут, наверное. Только ты ее там уже не найдешь. Это точно.

— Почему?

— Почему, почему. Так говорят. Один из наших туда заглянул однажды, так потом целую неделю всякие страсти рассказывал. Врал, конечно. Но если хоть десятая часть — правда, то ты ее не найдешь. И пытаться не советую. Впрочем, — лицо милиционера поскучнело, — если хочешь все же попробовать — пожалуйста. Препятствовать не буду, не имею права.

Гоша стоял как истукан, с застывшим лицом, с потерянным взглядом и все смотрел на ворота.

— Иди домой, приятель, — сказал милиционер. — Иди. А про девушку забудь. Не для тебя она.

Гоша повернулся и механически побрел прочь, чувствуя на спине насмешливый взгляд. И тут картина перед глазами смазалась, поплыла, дома вокруг закружились, съежились, и соткались в плотный узор. Гоша брел по бесконечному коридору, и вот она, торцовая дверь, и он машинально навалился на нее, ожидая сопротивления, а дверь неожиданно легко подалась, и он вылетел в пугающую черноту. Долго стоял, вытянув руки, пытаясь что-то нащупать, и нащупать ничего не мог. И тут раздался знакомый голос:

— Просыпайтесь, молодой человек. Ну, просыпайтесь.

И тьма сменилась ярким светом, и он зажмурился.

— Что, ярко очень? — спросил голос. — Галя, надо будет окно совсем затенить. Ну, черной бумагой обклеить, что ли. Клиентам по глазам бьет.

Гоша открыл глаза. Он лежал на кушетке в небольшой комнате, над ним склонился мужчина в белом халате. За маленьким столиком с компьютером сидела девушка тоже в белом халате и медицинской шапочке. Окно было завешено тяжелой портьерой. И Гоша все вспомнил. Он вспомнил, как он здесь оказался, и зачем он здесь, и кто эти люди. Он почувствовал, что краснеет.

— Ну-ну, — сказал мужчина. — Краснеть не надо, краснеть совсем незачем. Все в порядке, сеанс окончен. Как вы себя чувствуете? Хорошо? Ну и прекрасно. Я провожу вас. — Он предупредительно открыл дверь. Прошу. Вам понравилось? Приходите еще. Только следующие сеансы по сто долларов. В рублевом эквиваленте, естественно. Что-то мне подсказывает, что мы с вами еще увидимся, молодой человек.

Гоша не слушал его, вышел в коридор, спустился по лестнице, прошел гигантский стеклянный вестибюль, отворил дверь. На улице было чудесно. Зеленели липы, солнышко пробивалось сквозь листву, чирикали воробьи, голуби ходили по асфальту, и та самая скамья стояла на своем месте. Гоша, глядя под ноги, подошел к скамье, взглянул на здание, где только что был. "Черт возьми", — подумал он. — "А ведь этот тип прав. Займу, есть не буду, найду эти сто долларов и приду опять".

И он пошел по аллее, заложив руки в карманы.