ГЛАВА III
РАБ С КАФФЫ
Тишину корабельного пространства разорвал визг сирены.
Рип вскочил со своего места, ничего не соображая спросонок. Что это было? Почему во время полета включили сигнал опасности, может, учебная тревога?
Он быстро накинул на себя халат и вылетел в коридор, там уже толпилось немалое количество недоумевающих пассажиров.
Люди выскакивали кто в чем: кого сирена застала в одежде, кого в банном халате, а кого и в трусах. В общей толпе притягивали взор дамы в тонких полупрозрачных пеньюарах, многообещающе обтягивающих некоторые, обычно прикрытые, части тела. Такие пассажирки особенно громко кричали и норовили упасть в обморок, как ни странно, это прискорбное происшествие всегда случалось рядом с каким-нибудь мужчиной. Рип подозревал, что их одеяние в отличие от облачения остальных не оказалось спонтанным.
Как бы там ни было, но сирена протяжно выла, не замолкая, вытягивая своим действующим на нервы звуком все большие и большие порции пассажиров из кают.
Люди удивленно поглядывали друг на друга, пожимали плечами, по толпе ходили самые разнообразные версии:
— Это что?
— Землетрясени-и-ие!!!
Начало. Самое начало, ибо 17 квннтилиса пять лет назад — это ровно через месяц после аварии на корабле Сэма. Аварии, после которой бесследно исчез куда-то в небытие кусок его жизни.
— Пуим, — повернулся к нему Рип. — Как, как я оказался на невольничьем рынке?
Старик испуганно смотрел; на расширенные глаза Рипа.
— Я, я не знаю. Когда корабль, на котором я летел, захватили пираты, вы уже сидели в камере. Нас там было довольно много. Всех мужчин согнали в одно помещение, там мы и познакомились. Вы еще все время кричали во сне, бредили, имя, вы говорили женское имя Надя.
— Надя!
— Да, Надя. Иногда плакали. Вы были тогда совсем мальчик, самый молодой из нас, Я успокаивал как мог, но откуда, кто, как оказался там, я не спрашивал, а вы не рассказывали.
— А что случилось потом?
— Потом нас продали на базаре. Меня купил наш покойный хозяин, муж госпожи Нивелин, а вас и еще нескольких молодых и крепких парней приобрел Фаддах. Я точно помню это. Поэтому я и удивился, увидев вас здесь. Наверное, мистер Фаддах уступил вас госпоже.
— Нет, старик, — задумчиво произнес Рип, — если бы ты знал, но… спасибо тебе.
— За что, господин? — Пуим был крайне удивлен.
— Ты подарил мне крупицу моего прошлого, я обязательно договорюсь за тебя, можешь не волноваться. Однако старик не уходил, переминаясь с ноги на ногу.
— Что еще?
— Господин, вы такой хороший человек, будет обидно, если Шаула…
— Какая Шаула? — Рип ничего не понял в бормотании Пуима.
— Шаула, — принялся объяснять конюх, — это бывшая… ну, словом, она ублажала госпожу до вас.
— Любовница Нивелин?
— Да. Когда появились вы, госпожа совсем перестала обращать внимание на нее. А девушка очень любит госпожу, она ревнует, и однажды я слышал, как она молилась своему богу. Шаула поклялась отомстить вам. Словом, поберегитесь, господин.
— Спасибо за предупреждение. — До сих пор Рип и не подозревал, что перешел кому-то дорогу, оказывается, в среде рабов тоже есть свои интриги и заговоры.
Теперь Рйп вспомнил, что он уже не раз натыкался на кинутый в его сторону колючий взгляд одной красивой молодой рабыни.
— Спасибо, я буду осторожен.
— Да хранит вас бог, господин, — ответил Пуим, пятясь задом, — да хранит вас бог.
Итак, душа Рипа ликовала. Не зря, ох не зря забросила его злодейка-судьба на Каффу! Он был здесь, был пять лет назад, в самом начале. Отсюда начались его скитания, которые в конечном итоге привели на Силен, и отсюда следовало начать распутывать этот клубок, пока есть возможность. Как там звали того человека Фаддах. Что же, Фаддах, купец с Каффы, в скором времени ты дождешься гостей. Готовь угощение.
Что-то темное мелькнуло за дальней колонной. Мелькнуло и исчезло. Однако цепкий взгляд Рипа уже заметил это — силуэт девушки, и, кажется, он знал, как ее зовут.
Рип встал со своего места, лениво потянулся и неторопливой походкой с подчеркнутым безразличием, казалось, без особой цели поплелся в противоположный конец беседки.
Поравнявшись с колонной, откуда за ним наблюдала девушка, он одним стремительным движением кинул свое тело к каменному столбу. Притаившаяся рабыня не ожидала такого броска. Секунда, и руки Рипа крепко держали молодое упругое тело барахтающейся девушки.
Она стонала и силилась вырваться из его медвежьих объятий. Она попыталась даже лягнуть его в пах, однако Рип автоматически поставил блок согнутой ногой, так что коленка девушки больно ударилась о твердое колено Рипа.
Она взвыла. Не столько от боли, сколько от обиды.
Рип смотрел на это вырывающееся озлобленное существо в своих руках. А девушка была действительно прекрасна. Невысокая, по грудь Рипу, грациозная, смуглая кожа, круглое лицо, черные распущенные прямые волосы, большие темные блестящие глаза в окружении густых пушистых ресниц и маленькие ярко-красные губки, которые она сейчас кусала в бессильной ярости.
— Почему ты следишь за мной, Шаула?
Девушку ничуть не удивило то, что он знает ее имя. Она еще раз попыталась вырваться, но Винклер держал ее стальной хваткой.
— Я не виноват, что Нивелин предпочитает меня. Я не хочу наживать врагов. Кто знает, может, когда-нибудь она вновь вернется к тебе.
Девушка только презрительно посмотрела на Рипа и попыталась плюнуть ему в лицо, Винклер предусмотрительно зажал ладонью ее рот. Когда он убрал ладонь, она тяжело дышала.
— Ты околдовал се, ты забрал ее сердце! Но я отомщу. Ты еще заплатишь мне за нашу растоптанную любовь!
— О чем ты говоришь? Я такой же раб, как и все остальные, делаю, что прикажут, не по своей же воле я попал в этот дом.
Шаула с презрением посмотрела на него.
— Уста твои лживы, из них сочится яд, как с жала скорпиона. Ты оправдываешься, но нет тебе оправдания. Если бы ты не появился, то госпожа до сих пор была бы со мной.
— Я так не думаю, не забывай, это по приказу твоей обожаемой госпожи меня купили, и купили отнюдь не для работы по дому.
— Гнусный Кутруб! — прошипела Шаула.
Нет, на эту ослепленную ревностью Геру голос рассудка и трезвые доводы явно не действовали. Винклер понял: что бы он сейчас ни говорил, это будет расценено как попытка оправдаться, а следовательно, в понимании черноокой горячей рабыни как признание своей (и без того доказанной) вины.
— Ну что ж, не хочешь по-хорошему… — Рип почувствовал, как волна озорства поднимается в нем. — Что ты скажешь на это…
Девушка открыла было рот для очередного язвительного замечания, но тут губы Рипа впились в ее бархатные губки в страстном поцелуе. Шаула сначала завизжала, затем попыталась вырваться. Кулачки девушки колотили по широким плечам Винклера, но потом… Рип почувствовал, как тело ее обмякло, губы уже не были такими упругими, они стали мягкими и податливыми. Он с трудом оторвался от этого цветка.
— Итак, что ты скажешь теперь.
Взгляд девушки был затуманен, рот полуоткрыт, дыхание учащено. Эта любительница женских прелестей слишком долго обходилась без ласк, без поцелуев, но через секунду Шаула уже взяла себя в руки. Глаза зло блеснули из-под пушистых ресниц, щеки надулись.
— Пусти меня! — процедила она.
Рип послушно разжал руки, и девушка с покрытыми пунцовым румянцем щеками с быстротой лани побежала в дом.
«Кого я приобрел в ее лице, — подумал Рип, — друга или врага…»
Молодая черноокая Шаула, дочь гимканских степей, красная от стыда и возбуждения, стремглав неслась по длинным коридорам дворца, принадлежащего ее любимой госпоже Нивелин.
Как он мог, как он посмел прикоснуться к ней! Она до сих пор ощущала на себе силу его объятий, свежесть его дыхания, страсть поцелуя… Да кто он такой? Если бы Шаула могла, она бы прямо сейчас убила его! Но она не могла, и это было не единственное, что не могла девушка. Она — дочь степей, чье имя в переводе означает жало, не могла признаться себе, что ей понравилось, ее возбудил поцелуй чужака. Его объятия, его дыхание, ах, какая у нею могучая грудь, какие красивые глаза. Нет! Девушка зло мотнула головой. Это он, он разлучил ее с госпожой, это он один во всем виноват, и она, маленькая Шаула, найдет способ отомстить за себя, вернуть любовь своей дорогой Нивелин. Она его уже нашла.
В прошлый поход в город к ней подошел высокий худой человек, от него несло перегаром и табаком, совсем не так, как от… Рипа. Он сделал ей предложение. Шаула усмехнулись. Ничего, она потерпит, еще совсем немного потерпит, а потом, потом Рип Винклер исчезнет навсегда, а она… Когда его не станет, госпожа вспомнит о своей несчастной и верной маленькой Шауле. Они снова будут вместе, как раньше. Девушка мечтательно закрыла глаза… Скоро…
На следующий день, как только он встал с кровати, Рип направился в городо Пора было получать ответы на вопросы.
Купца Фаддаха найти довольно легко. Его многие знали. В поисках помогла и богатая одежда Рипа, и более чем внушительное сопровождение (здоровяк курмширц).
Забредя в деловой квартал, Винклер подошел к солидному зданию из стекла и пенобетона, среди многочисленных вывесок у входа сверкала и неоновая реклама: «Фаддах — посреднические операции, юридическая консультация, ссуды под залог и скупка драгоценностей».
«И зачем же этому деляге понадобился я пять лет назад, сопливый, молодой мальчишка; куда он меня отправил, что я стал таким…»
Рип решительно толкнул дверь.
В офисе Фаддаха было прохладно и хорошо. Молодая секретарша с клеймом рабыни на руке, изображавшем витиевато выписанную букву «Ф», подняла на вошедших свои три глаза.
— Я бы хотел видеть твоего хозяина, — с порога бросил Рип.
Девушка испуганно смотрела на вошедшего вслед за Винклером волосатого гиганта.
— Я, я не знаю, сейчас я свяжусь с ним, если он сможет, — произнесла она заплетающимся языком и испуганно покосилась в сторону двери, оббитой пятнистой шкурой с длинным мехом — наверняка очень дорогой штукой.
Рип все понял без слов. Махнув молчаливо стоящему курмширцу, он направился: к двери и рывком распахнул ее.
Посередине роскошного кабинета за большим письменным столом восседал сухонький мужчина с жиденькой козлиной бородкой, в дорогом костюме и… оогромной, намотанной никак не меньше из ста метров ткани полосатой чалме, гордо венчавшей небольшую головку хозяина кабинета. Создавалось впечатление, что сей головной убор вот-вот сползет на глаза своего владельца; однако всяческие поползновения оного в вышеуказанном направлении пресекали непомерно большие оттопыренные уши обладателя чалмы, на коих, как на постаменте, она и покоилась.
— Фаддах? — коротко спросил Рип, едва войдя.
— Да, но кто вы… — заметив богатую одежду вошедшего, человечек заткнулся на полуслове. — О, какой гость, благородный господин, — заговорил он совсем другим тоном, — прошу простить мне мою бестактность. — Он, суетясь, поднялся со своего места и засеменил навстречу. — Я полностью в вашем… — Тут глаза человечка округлились, а редкие брови поползли куда-то под чалму, потому что вслед за Рипом в кабинет входил его сопровождающий. — Простите, но сюда с охраной…
Рип решил сразу брать быка за рога, он подал знак курмширцу, и тот, сделав один огромный шаг, сомкнул свою волосатую лапу на шее у человечка и легко, так и держа за голову, оторвал его от земли.
Чалма Фаддаха заколыхалась и, сойдя со своего ушного пьедестала, налезла на глаза.
— Я ничего не знаю! — захрипел насмерть перепуганный Фаддах, — берите что хотите: деньги, бумаги — только не убивайте.
Рип подошел к нему.
— Достаточно, — сказал он курмшириу. Его телохранитель с явной неохотой отпустил белого как мел купца.
— Надеюсь, ты понял, насколько серьезны наши намерения? — Купец только дико замотал головой, отчего его полосатый головной убор смешно задергался. Рип подступил еще ближе. — Ты узнаешь меня?
Фаддах поднял глаза.
— Н-нет, мой господин, — произнес он заикающимся голосом, — ранее я не имел чести иметь дело с вами, но если вы освежите мою недостойную память…
— Да уж, освежим. — Рип недобро улыбнулся. — Эй. — Он помахал рукой курмширцу.
— Нет! — закричал маленький человечек. — Не надо! Я сам! — Он, как мог, пристальнее уставился на лицо Рила. На его физиономии была написана такая мука, несчастный изо всех сил своего маленького мозга силился отыскать нужное воспоминание, что Рипу стало даже не-моного жаль коммерсанта.
— Пять лет назад ты купил на рынке рабов, здесь, в Каффе, меня и еще нескольких молодых людей. В глазах человечка зажглась надежда.
— Я много раз покупал рабов для различных клиентов, может и вы были среди них, но… — добавил он поспешно, — у меня все записано.
— Ты хочешь сказать, что покупаешь людей не для себя! — рявкнул Рип.
Фаддах сжался в комок:
— Откуда у бедного купца такие деньги. Я имею всего одну рабыню. А благородные господа, они часто обращаются ко мне, если сами по тем или иным причинам не склонны появляться в торговых рядах. Они заказывают. Я делаю это для них.
— Я хочу знать, для кого ты делал покупку пять лет назад 17 квинтилиса. Ты купил тогда нескольких молодых мужчин.
Фаддах задом попятился к столу.
— Да, да, господа. Я все скажу. — Он достал один из пыльных фолиантов с книжной полки и начал листать его. — Так, так, 17 квинтилиса, ага, вот! — объявил он обрадованно. — Я же говорил, что все записано. Пятеро молодых рабов, гуманоиды, пол мужской…
Рип развернул к себе книгу. В главе имена вторым в списке стояло: «Винклер Рип, альмиец». Итак, еще одна закрытая страница биографии открыла свое содержимое.
— Кто заказал покупку? — повернулся к купцу Рип.
— Сейчас, сейчас, — тот опять зашуршал страницами, — вот… о нет.
— Что там?
— Дело в том, — извиняющимся тоном начал купец, — некоторые клиенты не хотят, чтобы имена фигурировали где-либо, поэтому…
— Что ты мелешь?
— Я, я не знаю, кто ваш покупатель, господин.
— Ты лжешь! — вышел из себя Рип и сделал знак обрадовавшемуся курмширцу.
— Нет, нет! — закричал Фаддах, испуганно отступая. — Я не посмею, вот, можете посмотреть сами. Но я помню его, этот человек раньше довольно часто обращался ко мне, он всегда заказывал молодых парней гуманоидного типа, иногда, но очень редко — девушек. Он требовал, чтобы товар был крепкий. — Купец заплакал. — Я ничего не знаю.
Рип и сам видел, что человечек до смерти напуган.
— Ладно, куда ты потом девал людей… гм… товар?
— Он лично все время приезжал, давал деньги, а потом забирал рабов. Больше я ничего не знаю. Он не рассказывал, что делал с ними, а я не спрашивал.
— И много он покупал?
— Да, довольно часто и всегда партиями. Парней, реже девушек, обязательно здоровый товар.
— Когда последний раз ты видел этого человека?
— Он давно, давно уже не появлялся, года три, а может, и четыре.
— Опиши мне его.
— Такой высокий, примерно вашего роста и тоже сильный, волосы темные, короткие, кожа смуглая. Всегда чисто выбрит и одет, как принц какой.
— Возраст.
— На вид лет сорок пять, а так, кто его знает, да, — обрадованно вскрикнул Фалдах, — однажды он потянулся, и я увидел у него небольшой шрам, вот здесь. Купец указал на внутреннюю часть запястья правой руки. — Такой совсем маленький, в форме буквы «V».
— И это все?
— Все, что я знаю. Клянусь здоровьем родителей.
— У тебя есть какие-нибудь соображения, откуда мог быть этот незнакомец.
— Я, я не знаю, но иногда в его разговоре проскакивали странные слова и небольшой акцент. Обычные люди его не слышат, но у меня слух наметан…
— Ну! — нетерпеливо прикрикнул Рип.
— Я думаю, что он не из наших, не с окраинных миров, — торопливо затараторил Фаддах. — Только в одном месте так говорят.
— Где?
— В Империи…
— Ты что-то путаешь, старик. В Империи нет рабства, наоборот, она всячески борется с работорговцами. Зачем кому-то в Империи за большие деньги покупать рабов, а потом их еще куда-то везти.
— Н-не знаю ну, может быть, мне это просто показалось. Я человек маленький.
— Ладно, и на том спасибо, живи пока, но о нашем разговоре никому ни слова.
Фаддах наконец понял, что никто его лишать жизни не собирается, даже, более того, и грабить не будут, поэтому уже радостно закивал головой.
— Конечно, конечно, благородные господа, я буду нем как рыба.
Покидал офис Рип в мрачном настроении. Посещение Фаддаха, вопреки ожиданиям, не разрешило, а, наоборот, прибавило вопросов к тайне, окружавшей его, но по крайней мере хоть что-то выяснилось…
Человек со шрамом на правом запястье. Среди прошлых знакомых Винклера такого не было. Во что бы то ни стало его необходимо найти, но где… в Империи…
По ночному городу шли трое людей. Мало ли кто бродит по тротуарам ночной Каффы. С наступлением темноты жизнь не прекращается, и очередная тройка, как и тысячи других, также могла следовать по своим неотложным делам.
Казалось, ничто не выделяло этих людей из общей спешащей, кричащей, гуляющей и делающей покупки массы. Разве только суровое выражение трех обветренных, видавших многие миры лиц да странно топорщившиеся одежды впереди, ближе к поясу. Если бы не, запрет на ношение оружия после наступления, темноты, то можно было бы подумать, что это выпирают заткнутые за пояс, на пиратский манер, рукоятки бластеров. Однако никто такого не подумал. А если и подумал, то благоразумно промолчал. Чего зря возводить напраслину на законопослушных и тихих граждан, один взгляд на прекрасные одухотворенные лица которых с тяжелыми нижними челюстями, шрамами, полученными явно не во время бритья, и злобно блестевшими в темноте глазами вызывал в любом прохожем умиление и наводил на самые радужные мысли. А их — во всяком случае, двоих из них — массивные фигуры с бугрящимися мускулами и олаками размером с мяч для игры в баскетбол лишь подчеркивали общее приятное впечатление.
Даже то, как они шли, совсем легонько расталкивая своими нежными руками попадающихся на пути столь благородных господ — различных подозрительных типов, при этом бормоча что-то сквозь зубы, наверняка извинения, — поднимало авторитет троицы в глазах случайного, наблюдателя, буде такой нашелся бы.
Троица свернула с оживленной улицы в тихий кваро тал, где жили наиболее зажиточные люди города да и всей планеты. Наверняка благородные господа, утомленные толчеей, решили в тиши и спокойствии полюбоваться архитектурными тонкостями раскинувшихся дворцов.
Путники подошли к высокой каменной ограде одного из особняков и замерли чуть в отдалении, наслаждаясь открывающимся с их места прекрасным видом архитектурного комплекса, принадлежащего графине Нивелин.
— Эй, капитан, ну долго нам еще торчать здесь на сквозняке? Моя задница того и гляди покроется ледяной коркой, — сказал один из здоровяков, обращаясь к высокому человеку, третьему в их команде.
— Заткнись, Мэт, — ответил тот, которого звали капитан, — будешь стоять столько, сколько потребуется, а задница у тебя достаточно жирная, чтобы выдержать холод снежного Бергиона.
Второй здоровяк только что-то неопределенно хмыкнул, так же как и два его дружка, напряженно всматриваясь в направлении дома.
— А куда хоть глядеть-то, — не унимался тот, которогозвали Мэт. — Тут окон, как зубов у Волькского кашалота. Может, оно вообще с другой стороны мигать будет, а мы только зря замерзнем, глаза выпяливши.
Но тут в верхнем окне одной из башен что-то слабо сверкнуло. Точка света. Она мигнула, погасла, затем еще раз, посветив подольше, а после еще два коротких.
— Это нам, — сказал капитан, — пошли.
Троица дружно двинулась вокруг забора. Пройдя довольно приличное расстояние, ночные любители заглядывать в чужие окна замерли у небольшой, едва заметной с улицы, к тому же скрытой зарослями кустарника металлической дверцы.
Ждать пришлось недолго. С той стороны что-то скрипнуло, за этим послышался звук открываемого замка, и тяжелая дверь сдвинулась в сторону. Без лишних слов все трое юркнули в образовавшийся проход.
За дверью их ждал, сверкая в темноте перепуганными глазами, невысокий человек.
— Куда? — спросил у человека капитан, тот, молча махнув рукой, направился вглубь, увлекая за собой ночных гостей.
Человек с той стороны забора двигался на редкость плавно и грациозно в отличие от грубой размашистой поступи своих сопровождающих.
Шли молча, стараясь не шуметь.
Четверка уже миновала раскидистый платан, как от него послышался грозный рык. Мэт отпрянул в сторону, схватившись за рукоять лазера.
— Что это было? Сопровождающий обернулся.
— Львы, любимые звери хозяйки, не бойтесь, они сейчас спят, одурманены корой Минного дерева. Но это продлится недолго — час, может, полтора. — Голос у проводника был низкий и тонкий. Он вполне мог бы принадлежать молодому мальчику или… девушке.
— Мы успеем, — твердо сказал капитан.
— Мать честна, — воскликнул все тот же Мэт, косясь на злосчастное дерево, под которым в сладкой дреме развалилась огромная туша диковинного животного. Уж лучше успеть, а то я здесь и минуты лишней не задержусь. А ежели такая зверюга раньше проснется. Да против него наши бластеры, что рогатки…
— Если не будешь орать на весь дом, — зло цыкнул на него капитан, — то не проснется, а если она и сяопает тебя, невелика потеря. Одним придурком меньше.
— Но, но, ты того, — обиженно ответил Мэт, но благоразумно замолчал. Всю дорогу он еще несколько раз останавливался и настороженно прислушивался.
— Минное дерево, оно, конечно, хорошо, — бормотал он себе под нос во время таких остановок, — но кто ж знает, что творится в голове у эдакого страшилища. Может, из них кто и голоден не был, или мало коры этой сожрал. А береженого бог бережет. — Мэт водил раструбом снятого с предохранителя лазера по близлежащим кустам, чернеющим у тропинки.
Наконец четверка подошла к дому.
— Это здесь, — прошептал их сопровождающий и открыл небольшую дверь в левом крыле здания.
Они молча поднялись по темной мраморной лестнице на второй этаж, лестница заканчивалась в широком тускло освещенном коридоре.
— Трать-тарарать, а добра то сколько, — опять не выдержал Мэт.
— Мы сюда не за этим пришли, — остудил его капитан.
— Дык пропадает же, бери не хочу. — Мэт потянулся здоровенной волосатой рукой к небольшой шкатулке с тонкой резьбой, стоявшей на постаменте.
Капитан молча показал ему кулак.
— А я че, — обиженно ответил Мэт, отдергивая руку, — я ж просто на память, заради красоты, у них безделушек этих, никто и не заметит.
Они подошли к высокой двустворчатой двери в конце коридора, украшенной витиеватой лепкой с позолотой… Рядом с дверью мирно спали два здоровенных мохнатых курмширца.
При взгляде на них глаза любителя прекрасного Мэта округлились от ужаса.
— Если вы с ума сошли, то я еще нет, а вдруг они очнутся, уж лучше эти, как их — львы.
— Усыпляющий газ, — тихо бросил им проводник. — Но времени у нас мало.
Они открыли огромные двери и проскользнули внутрь. Храброму Мэту оставалось или стоять в тускло освещенном коридоре рядом с похрапывающими и совсем не страшными во сне курмшириами, либо последовать за своими товарищами. Без малейших колебаний Мэт выбрал последнее.
За дверью, после небольшого коридора, находилась просторная комната с большими окнами на всю стену и огромной кроватью в центре.
Крадучись, ночные гости подошли к постели, на которой лежали двое мужчина и женщина. Они мирно спали, развалившись чуть ли не на все ложе.
Тот, которого называли капитан, указал третьему, всю дорогу молчавшему взломщику, на мужчину. Не говоря ни слова, здоровяк подошел к голове спящего. Сам капитан занял позицию у его рук, а насмерть перепуганный Мэт стал у ног парня.
Капитан вытянул из складок своего одеяния шприц-тюбик, наполненный мутным содержимым, и, сняв колпачок, резким движением вогнал иглу в обнаженное предплечье Рипа.
Мужчина на кровати неожиданно дернулся, глаза его открылись, он хотел закричать, но стальные тиски рук пресекали всяческие шевеления. Секунда, и содержимое шприц-тюбика оказалось в руке несчастного. Почти сразу же взор его затуманился, глаза закрылись, он обмяк под руками ночных посетителей.
— Берите его, — тихо распорядился капитан.
Молчаливый здоровяк поднял расслабленное тело с постели и взвалил его на плечо, согнувшись под: своей ношей. Похищенный был не из худых. Они направились из спальни вслед за капитаном и Мэтом.
Лишь маленький проводник на секунду задержался в комнате. Он тихо подошел к краю кровати, где спала женщина, несколько секунд смотрел на ее спокойное во сне лицо, а затем поднял руку и нежно провел ею, по волосам спящей; после чего, опомнившись, побежал к выходу.
Уже у забора, стоя на пороге дома, тот, которого звали капитан, обернулся к проводнику. Он вытащил из складок одеяния кошелек, в котором что-то позвякивало.
— Бери, Шаула, как и договаривались, тысяча динариев. Ты честно отработала эти децьги.
— Нет, — мотнула головой молодая девушка, — забери. Мне их не надо. Я бы сделала это и даром.
В проеме показалась взлохмаченная голова Мэта.
— Гарри, ну ты идешь, того и гляди на ночной дозор наткнемся.
Однако его перепуганные глаза были направлены отнюдь не в сторону улицы возможного появления якобы страшного ночного дозора, состоящего в основной массе из необстрелянных новобранцев городской полиции. Глаза смотрели за спины стоящих, в глубину парка, где спали загадочные животные.
— Да, сейчас, — обернулся к нему капитан, которого все знали под именем Грязный Гарри. Он посмотрел на девушку.
— Ну как знаешь, Шаула, бывай, может, свидимся. Высокая худая фигура скрылась вместе со своими попутчиками со своей ношей.
Рип с трудом разлепил отяжелевшие веки. Где он, что с ним? Он попробовал протереть глаза — руки не слушались, и не только руки — ноги, туловище. Рип посмотрел на себя. Он сидел на деревянном стуле, привязанный к нему тонкой белой веревкой; единственной подвижной частью тела оставалась голова.
Он смутно помнил сильные руки, прижимающие его к постели, и боль иглы, впившейся в тело. Его похитили. Украли прямо Из дома Нивелин, да что там из дома, прямо из ее постели, несмотряна всю охрану и дорогих телохранителей.
Рий с невеселой улыбкой подумал: то-то им достанется с утра, хотя… может, это утро уже наступило.
Он огляделся тго сторонам. Стул стоял посередине небольшой, скудно обставленной мебелью комнаты.
Это могло быть что угодно. Чье-то жилище, недорогой отель, заброшенный дом, скорее всего последнее.
Но кто его похитил? Зачем он здесь. Из-за выкупа. Вполне возможно. Этот промысел, как он слышал, полной силой процветает на окраинных мирах. А может… это как-то связано с его прошлым или вконец осерчавший Фаддах нанял людей отомстить, впрочем, вряд ли, уж больно мудреный и дорогой способ.
Дверь сзади Рипа скрипнула, послышались тяжелые шаги. Шаги подошли ближе, на Рипа дыхнуло перегаром вперемешку с запахом давно не мытого тела.
— А-а-а, очухался, красавчик, — произнес противный скрипучий голос у самого уха, — а то Гарри уже заждался, пойду обрадую. — Шаги удалились.
Буквально через минуту дверь хлопнула вновь. Вошедший обошел связанного Рипа и стал перед ним, замерев в круге света, льющегося из лампы.
— Ну здравствуй, Джон, — произнес вошедший, — узнаешь меня?
Рип с интересом посмотрел на субъекта. Перед ним стоял мужчина — высокий, худой, впалые щеки, острый нос, длинные, до плеч, грязные волосы и редкая черная бородка с усами. Что-то знакомое было в его облике, да, они где-то встречались, Винклер попытался вспомнить, и перед глазами встал невольничий рынок, день, когда его продавали, — это он, тот самый мужчина; он размахивал руками, чего-то требовал от Тича, а затем чуть не купил Рипа.
Ну подумаешьо раба не купил, не воровать же его из-за этого в самом деле.
— А я тебя сразу узнал, Красавчик Джон, — процедил человек с бородкой, небось и не чаял встретиться. — Он резко наклонился к Рипу: — А моего брата помнишь, а?
Рип непонимающе уставился на него.
— Конечно, помнишь, ведь это ты его…
— А если не помнит, — в поле зрения показался здоровяк с красной физиономией и всклокоченными волосами, — то мы живо освежим его мозги.
Громила начал радостно закатывать рукава, обнажая огромные руки, покрытые бурой растительностью.
— Подожди, Мэт, — остановил его бородач, — я сам. Мне доставит удовольствие собственноручно расквасить его симпатичную мордашку. — И, широко замахнувшись, длинный влепил Рипу кулаком в челюсть.
От удара голова Винклера откинулась. В глазах на мгновение заплясали разноцветные круги.
— Нравится, Джон? — опять наклонился к нему бородатый. — Это только начало, я лишь разминаюсь перед тем, как как следует гобой заняться. — И он со всей силы ударил Рипа по голове с другой стороны. Еще не успело проясниться зрение, как Рип почувствовал очередной удар под дых. Воздух мгновенно вышел из легких, а послать туда новую порцию он не мог.
Дальше удары сыпались как горох, Рип уже не ощущал каждый.
Все тело превратилось в один сплошной комок боли, которая периодически сильнее вспыхивала то в одном, то в другом месте. Наконец боль прекратилась.
Рип еле разжал вспухшие веки. Перед ним стоял запыхавшийся бородач выходит, он устал, устал бить, что же тогда говорить про избиваемого.
Бородач опять наклонился к Винклеру:
— А ты крепкий парень. Джон, это хорошо. Чем дольше ты проживешь, тем больше удовольствия сможешь доставить мне.
Он подошел к столу и, взяв там какой-то блестящий предмет, поднес его к глазам Рипа.
— Ты помнишь этот нож, красавчик? Я его всегда ношу с собой, с того самого дня, вот уже два года, после смерти брата, и все эти два года он ждал тебя, ждал твоего тела. Сегодня его день. Развяжите его! — приказал он кому-то, и тут же потные руки начали проворно распутывать узлы, стягивающие Винклера.
Пока они делали это, бородач продолжал:
— Подумать только, мы приняли тебя как своего, мы взяли тебя в команду, вместе совершали набеги, и после всего этого ты убил его, убил подло. О, как я ждал, как я молил с той поры всевышнего об этой минуте…
Веревки упали, и сильные руки с двух сторон подняли Рипа и поставили на ноги.
— Ты не подумай, — продолжал говорить бородатый, подходя к нему и поигрывая бликами света, играющими на острие ножа. — Сегодня ты не умрешь и завтра не умрешь. Это только начало. Мне просто не терпелось поиграть с тобой, перед тем как доставить на корабль, а там уж… Но сначала я кое-что вырежу у тебя. — Он хохотнул и подошел еще ближе. — Я сделаю из него сувенир. — Его лицо было почти у лица Рипа, а тело совсем рядом, и это было его ошибкой.
Какая-то часть мозга Винклера снова взяла контроль над движениями. Используя как опору руки поддерживающих его громил, Рип подтянулся, и носок его правой ноги резко врезался в солнечное сплетение пирата. Тот коротко выдохнул и, выронив нож, схватился за живот, оседая на пол, не в силах сделать очередной вдох. Державшие Рипа на секунду опешили, и этой секунды ему хватило. Подняв свою ногу, он ударил ею по отставленной конечности правого громилы, с легким хрустом та тут же выгнулась в обратную сторону. Здоровяк взвыл, руки, поддерживающие Рипа, ослабли. Не дожидаясь, пока совсем отпустят его, Рип стряхнул руку и нанес сильный удар в Челюсть третьего соперника. Винклер почувствовал, как под врезавшимся кулаком крошатся зубы.
Пират упал и… Рип был свободен. Он огляделся по сторонам, пришедший в себя здоровяк со сломанной ногой торопливо выхватывал из-за пояса портативный бластер. Крутанувшись вокруг своей оси, Рип выбил из его руки оружие, а затем его тело само кинулось вперед, выбрасывая руку и нанося сокрушительный удар в область сердца. Под рукой хрустнули ребра, грудина, здоровяк тихо вскрикнул на выдохе и обмяк. Изо рта у него полилась тоненькая струйка крови. Глаза закатились. Рип знал, что это означает, осколки сломанных ребер вонзились в сердце несчастного. «Один готов», — щелкнул невидимый счетчик в голове Винклера.
Он повернулся ко второму и, не задумываясь, ребром ладони саданул того по шее. Огрубевшие от бесчисленных тренировок, руки Рипа легко сломали шейные позвонки противника. «Второй готов», — отсчитывал счетчик.
Сзади послышался шорох. С присестом развернувшись на месте, Рип увидел, как его бородатый мучитель, нащупав выпавший нож, медленно поднимается с пола.
— Умри-и-и! — кинулся он на Винклера.
«Замахнулся неловко, непрофессионально», — подумал Рип или кто-то внутри Рипа.
Он легко ушел от нападения, перехватил бьющую руку с зажатым в ней оружием и, слегка потянув на себя используя в качестве опоры свое собственное предплечье, вывернул ее под неестественным углом. Именно так, он знал, легче всего ломать кости, которые при прямом приложении силы могли выдерживать максимальные нагрузки. И кость хрустнула, как сухая ветка, Рип надавил сильнее и окровавленный обломок показался из-под кожи.
Нападавший кричал изо всех сил. Перехватив выпавший из ослабевших пальцев нож, Рип легко вонзил его в левую половину груди, ловко попав между ребер и тем самым прервав и крик, и жизнь чернобородого.
А затем, затем он в изумлении огляделся. Он стоял почти голый, весь покрытый кровью — чужой кровью, а на полу, рядом с его босыми ногами, лежало три трупа; трое только что легко убитых им взрослых мужчин, к тому же имеющих оружие…
Не помня себя от отвращения, Рип вылетел из комнаты. Вновь способность соображать пришла к нему только на улице, когда прохладный ночной воздух слегка остудил горячую голову.
Рип бежал по ночной Каффе, бежал потому, что не мог не бежать, бежал не только из той злосчастной комнаты, но и от себя, от человека, совершившего такое. От себя не убежишь.
Ноги сами принесли его к все еще спящему дворцу Нивелин.
Привалившись к воротам, он шо всех сил забарабанил в них.
Послышались крики, топот ног, створки открылись, и он свалился на подставленные руки охранников. Рип представил себе, каково было их удивление лицезреть на своих мониторах любимого раба госпожи всего в синяках И крови, да еще и с той стороны ограды, когда он по всем правилам должен находиться в опочивальне графини. Его аккуратно внесли в дом.
— Мне нужна ванна, — выдавил Рип заплетающимся языком.
— Конечно, сейчас будет сделано, господин, — засуетился начальник ночного караула, такой же раб, как и Рип. — Все что вам угодно. Но как вы оказались… там…
Рип улыбнулся:
— Меня украли.
Лицо раба побледнело. Винклер прекрасно понимал его. Выкрадена любимая игрушка госпожи, да еще и в его дежурство. Нивелин за это по головке не погладит.
— Ванну и чистую одежду, — приказал Рип, — и… еды, быстро. Тогда, может быть, я ничего не скажу графине о ночном инциденте.
— Да, да, спасибо, господин. — Лицо начальника караула опять начало приобретать естественный цвет. — Все будет, как вы пожелаете. — Он побежал отдавать приказы.
Рип с удовольствием растянулся в горячей воде. Она приятно ласкала тело, с него сходили кровь, грязь, возвращались силы.
Ночное похищение что-то перевернуло в голове юноши, он понял, что пришла пора действовать. Больше его ничто не держало на Каффе. То, что мог, он узнал, и даже больше. До вспухшего лица все еще было больно дотрагиваться.
Ну что же, бывший раб, бывший пират, Красавчик Джон и бывший убийца брата чернобородого, предстояло решить, каким способом выбраться отсюда… лучше всего тем самым, каким проникли похитители. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Кто в доме больше всех его ненавидел и кто имел достаточно храбрости и возможностей, дабы излить свою ненависть…
Он позвонил в колокольчик, на пороге возник рослый слуга и молча поклонился.
— Вели, чтобы сюда привели Шаулу, — приказал ему Винклер, — и быстро.
Через десять минут перепуганная маленькая девушка стояла в ванной комнате. Увидев Рипа, она замерла как вкопанная, с широко открытыми глазами.
Винклер вылез из воды и нарочито медленно вытерся.
— Ты предала свою госпожу, — начал он, — ты пустила грабителей в дом, более того, в ее покои.
— Нет! Я этого не делала! — испуганно затараторила Шаула.
— Так уж получилось, что я вычислил тебя. Больше некому. А испуг и удивление в твоих глазах только подтверждают мои догадки.
Рип подошел и остановился невдалеке, возвышаясь над ней.
— Интересно, что будет, если я завтра расскажу об этом графине, как ты думаешь, она простит тебя? В глазах девушки забрезжил неподдельный страх.
— Только не это, я очень прошу, я что хотите для нас сделаю…
— Так говоришь, что хочу. — Рип хмыкнул и окинул ладную фигурку жадным взглядом.
Заметив это, Шаула дернулась от отвращения, но выдержала его взгляд.
— Я на все готова! Рип опустил глаза.
— Тогда ты должна сделать вот что. Я хочу, чтобы ты помогла мне бежать отсюда.
Девушка удивленно покосилась на него.
— Не смотри так, хоть мы с тобой и враги, однако от моего побега ты больше выиграешь, нежели потеряешь. Я предлагаю взаимовыгодную сделку. Ты помогаешь мне убраться с этой планеты, а заодно и с глаз Нивелин. Если меня не будет, только от тебя зависит, сможешь ли ты вернуть себе расположение графини.
— Но что я могу сделать? Рип улыбнулся.
— Судя по тому, как ты организовала моеопохищение прямо из спальни госпожи, ты многое можешь. Здесь, в доме, в ангаре стоит звездолет графини. Все, что мне нужно, это чтобы ты отвлекла охрану, пока я буду к нему подбираться! Можешь использовать хоть свои женские чары, хоть еще что, но путь должен быть свободен.
Шаула кивнула:
— Я согласна.
— Тогда иди. Через полчаса встретимся у ангара. У меня здесь остались еще кое-какие дела.
Шаула выскользнула.
Рип снял большую простыню со стоявшей рядом с бассейном кушетки и расстелил ее на полу. Вся принесенная еда была вывалена на импровизированную скатерть. Путь предстоял не близкий. Он выбежал в коридор, набрал там несколько первых попавшихся под руку предметов, на вид достаточно ценных, иначе чего бы они здесь стояли, и добавил это к провизии. Теперь он был готов.
За ранее украденными и спрятанными в саду вещами бежать уже не оставалось времени.
По дороге к ангару Рип обдумывал план побега. Графский катер хоть и дорогой, но для дальних перелетов явно не годился. Оставалось только одно: перебраться на нем на какую-нибудь соседнюю планету, загнать все безделушки, купить документы, а потом старым проверенным способом — на попутных кораблях, но… куда, что у него осталось? Разве осталось место во всей Галактике, куда ему можно было бы бежать.
Впрочем, одно место имелось. Это планета, куда он и боялся лететь, и стремился одновременно, это планета, которая могла ответить на многие его вопросы, а могла и родить новые. Где-то в глубине души ему было страшно возвращаться туда, но вместе с тем он понимал, что это неизбежно. Когда-нибудь он обязательно должен посетить тот мир, и если так сложились обстоятельства, значит, время пришло. Планета называлась Альма. Планета, где он родился, и планета, на которую он летел, тогда, пять лет назад…
У ангара Рипа встретила необычная тишина. Несколько стражников в самых невообразимых позах лежали на полу, рядом валялось их оружие, а над всем этим стояла маленькая Шаула.
— Что с ними? — выдавил Винклер.
— Сонный газ, — пояснила девушка, — я использовала такой же, чтобы усыпить курмширцев у двери госпожи.
— Понятно, молодец, не ожидал. — Он обошел спящих мужчин и подошел к двери ангара. Красавец-звездолет с фамильными гербами на боках, сверкая полировкой, стоял на блестящих опорах.
Рип отыскал центральный пульт гаража и нажал кнопку. Полукруглая крыша помещения начала медленно складываться, обнажая уже начавшее сереть небо.
Рим повернулся к молчаливо стоявшей неподалеку Шауле:
— Спасибо тебе.
В ответ она странно улыбнулась:
— Не за что.
— И прошай, наверное, мы больше никогда не увидимся.
— Да, — девушка кивнула, — прощай.
Рип направился к блестящей громаде звездного катера.
Взбегав по трапу, Рип в последний раз обернулся. Шаула стояла на том самом месте и по-прежнему загадочно улыбалась. Махнув рукой, Винклер нырнул в звездолет.
Маленькая Шаула стояла и смотрела на удаляющуюся спину Рипа.
— Спасибо, прощай, ты думаешь, что, сказав это, можешь просто так отделаться, ты, убивший и растоптавший мою любовь! Неужели ты думал, что я дам тебе уйти. Смогу простить. Нет! Дочери Гимкании не забывают своих обид! Они смывают их кровью, кровью обидчика.
А утром стражи, решат, что это они в беспамятстве застрелили собиравшегося бежать раба. С ними разберется Нивелин.
Ты сказал, мы не увидимся вновь. Ты даже не представлял, раб Рип, насколько правдивы были твои слова в эту минуту. Мы никогда не увидимся. Ты больше никого и никогда не увидишь.
Маленькая ручка Шаулы выудила из складок своей темной одежды совсем крохотный предмет. Это был самострел, каким пользовались охотники ее племени. Точнее, уменьшенная его копия.
В отличие от своих гимканских собратьев он стрелял на небольшое расстояние, как раз хватит до удаляющейся спины, а небольшая сила удара компенсировалась… отравленными стрелами.
Шаула сама сделала его и берегла. Берегла как раз для такого случая.
Медленно она подняла руку и направила оружие на спину Рипа.
— Прощай, раб, — процедила Шаула и…
Тяжелая сильная рука в перчатке легла на маленькую ручку девушки. Очень сильная, властная рука.
Шаула испуганно оглянулась. Позади нее стоял высокий человек. Одет он был в обтягивающий мускулистую фигуру костюм-хамелеон, меняющая цвет маска закрывала лицо и голову незнакомца.
Это не мог быть человек. Это был призрак. Однако призрак, не выпуская ее руки, молча покачал головой, показывая на скрывшегося в люке звездолета Рипа, а затем, бросив тоскливый взгляд в его сторону, отпустил еле живую от страха Шаулу и скрылся в темноте коридора.
