28
К шести утра в моем комлоге появилось два новых сообщения — две новости, плохая и хорошая. Хорошей новостью было то, что Фиш ознакомился с моим письмом и принял его к сведению. Он даже поблагодарил меня за предупреждение насчет О’Брайена. Плохая новость выглядела так:
Вас хотят убить. Всегда имейте при себе оружие.
Вторая фраза звучала несколько мелодраматично. Меня что, вызовут на поединок? Или, увидев, что я вооружен, передумают убивать? Обратный адрес мне ни о чем не говорил.
Предположим, Фиш решил избавиться от шантажиста. Но кто мог узнать об этом так быстро? Среди людей, умеющих быстро находить полезную информацию, у меня не было ни одного доброжелателя — печальный итог трехлетней работы на детективное агентство.
Еще вопрос: где взять оружие? Шахтеры, за приличные деньги, могли бы вынести с шахты лазер, но с горным лазером на плече я привлеку к себе ненужное внимание, и меня, чего доброго, не пустят в столовую, которая располагалась этажом выше, и куда меня тянуло несмотря ни на какие новости. Выкупить собственный бластер у охраны базы? Наверняка спросят, зачем он мне, и не с ними ли я собираюсь воевать.
В итоге, я оставил мысль раздобыть оружие. Позвонил Гроссману.
— А я уже собирался вам звонить, — ответил он бодро и в тоже время чуточку расстроено, поскольку явно замышлял разбудить меня ни свет ни заря.
Я сказал, что за ночь успел разгадать один важный секрет.
— Вы нашли роботов? — заволновался он.
— Нет. Я нашел место, где на Ло-Семь прячут еду. Выйдя из каюты, надо повернуть направо, дойти до перекрестка и свернуть налево. Предпоследняя дверь в этом коридоре будет дверью на лестницу, это кратчайший путь на четвертый этаж, где и находится столовая. Еду дают там. Пароль: «мы хотим есть».
— Лучше бы вы выспались, — вздохнул Гроссман, — ждите через две минуты.
— Кстати, здешние двери снаружи не запираются, поэтому все ценное прихватите с собой. Я, например, забираю бритвенный станок, мыльницу и шампунь…
Черт, ей-богу, я не собирался говорить бестактность. Гроссман понял иначе и бросил трубку.
Я его не разыгрывал, путь в столовую был именно таким, каким я его описал. Только что позавтракала утренняя смена с химического комбината. В вытянутом помещении со скошенным потолком оставались физики, они пили кофе и обсуждали моды какого-то излучения. Устройство из семейства автокормилок предложило омлет из яичного порошка, паштет «мясной», булочки без комментариев, апельсиновый сок и кофе. Гроссман, удерживая под мышкой кейс с планшетом, искал щель для платиновой «Галактик-визы». Я заметил ему, что на необитаемом острове он бы не выжил, и надавил неприметную кнопку рядом с окошечком, в котором после непродолжительного бульканья и чиханья появилась еда. Затем я помог ему решить вторую проблему: как донести ее до стола, не уронив кейс с планшетом.
— Аппетит у меня просто зверский, — признался он, укладывая кейс на колени и придвигаясь к столу.
— После космической болезни это нормально.
— Угу. — Он сосредоточенно мазал паштетом булку. Тем временем я ставил эксперимент по проверке его бдительности.
— Намазали? — спросил я.
— Да, по-моему, хорошо получилось. — Он полюбовался на булку и откусил. — А что?
— Ничего. Что у вас лежит на коленях?
— Пла… черт!!!
Гроссман отскочил от стола вместе со стулом, с его коленей посыпались пустые лотки для еды. От возмущения он потерял дар речи. Физики забыли об излучении и с интересом уставились на нас.
Опасаясь последствий, я вернул ему кейс.
— Сдайте его в администрацию — туда же, куда я сдал бластер. Вам же будет спокойнее.
— Пока вы рядом, — заскрежетал он, — я никогда не буду спокоен.
— Ну, извините. А я-то хотел вас обрадовать…
— И чем же? Очередной сюрприз?
— Не очередной, а главный. — И я дал ему ознакомиться с перепиской с Фишем.
— Изящные у вас методы. Сначала наврали полиции, теперь шантаж… Куда это нас заведет?
— Поешьте, а то на голодный желудок вы становитесь моралистом. На Лагуне, между прочим, вы не были столь щепетильны, врали как на первое апреля. Забыли?
— Помню, — он потупился в омлет, — ладно, мы друг друга стоим. А Фиш оказался не прост… Надо бы сообщить Чандлеру, ему будет интересно узнать, что рынок его продукции скоро расширится.
Я громко прокашлялся. Гроссман опустил комлог.
— Вы против?
— Я понимаю, что, дав вам прочитать письмо Фишу, я сделал глупость. Впредь я не стану знакомить вас с деталями своих операций. Станете получать все в готовом виде, согласны?
— Могли бы выразиться и покороче.
Гроссман сделал вид, что омлет для него сейчас важнее моих угроз. До кофе мы не разговаривали, потом он спросил:
— Когда по вашим расчетам прибудет Фиш?
— Надеюсь, еще до обеда он выйдет на орбиту Ло.
— О’Брайен не мог перехватить ваше письмо?
— Фиш сам дал мне этот адрес и с него же ответил, следовательно, он не боится, что его связь контролируют.
— Кстати, его ответ подозрительно вежлив. Вас это не настораживает?
— Он меня не знает и, пока находится на корабле, не может меня контролировать. Поэтому он постарался меня успокоить. Мало ли, что я выкину, если не получу положительного ответа.
— Резонно. А мы? Будем сидеть и ждать?
— А есть другие предложения?
Других предложений не поступило. Мы выбросили отходы от пиршества в мусоросборник и направились к выходу. Гроссман не смог удержаться от того, чтобы не почудить. Он подошел к физикам и, запинаясь от смущения, заговорил:
— Эээ, прошу извинить меня, что прерываю… мы тут позавтракали, но с нас не взяли денег… нам, право, неловко… вы не подскажете, кому мы можем, так сказать, заплатить…
Физики (их было трое) переглянулись.
— Командировочных кормят бесплатно, — ответил самый старший из них (самый длиннобородый, если быть точнее).
Я подкрался к Гроссману и прошептал ему, что хватит строить из себя богача. Покормили — скажи спасибо и уходи.
— Мы не командировочные, — гордо заявил он, не обращая на меня никакого внимания.
— А кто вы? — осведомился длиннобородый.
— Мы… мы гости.
— Гости, в смысле, в гости или по делам?
— Скорее, по делам.
— Тогда обратитесь в администрацию. Наверное, с вас потом за все возьмут.
— Так и есть, — кивнул другой физик, — для деловых питание включено в стоимость каюты. Вы не волнуйтесь, это у администрации голова должна болеть, а не у вас.
— У всех гости, — пробормотал третий физик, — у деловых гости, у нас тоже гости…
— А у вас кто? — спросил его длиннобородый.
— Уфологи какие-то… ночью заявились к нам в отдел, хотят осмотреть радиотелескоп.
Услышав это, я замер, как вкопанный. Боялся шелохнуться — не дай бог, они сменят тему. Гроссман, еще не понимая, что привлекло мое внимание, молча стоял в дверях. Физики, меж тем, продолжали небрежно обмениваться фразами:
— Наверное, из-за того всплеска на частоте водорода.
— Как они узнали-то? Я только три дня назад закончил обработку.
— У уфологов на это дело нюх. Или проболтался кто-то из наших. Всплеск-то серьезный?
— Да брось ты… ерунда сплошная, шум и не более того. Не люблю я этих деятелей. Сначала уфологи, потом ДАГАР… Тошнит от них.
— Зато зарплату прибавят.
— А я на зарплату не жалуюсь. Я работать хочу спокойно. Кстати, как там с отзывом на мою статью?
— Хорошо, что напомнил. У тебя в описании эксперимента отсутствуют…
Все-таки, они сменили тему. Я сделал круг около их столика и, когда они меня заметили, сказал:
— Прошу прощения, я невольно услышал, что к вам в гости приехали уфологи. Нельзя ли…
— Подслушивать нехорошо, — заявил длиннобородый.
— Но вы сами подслушиваете сапиенсов.
— Подслушивать молчание не запрещено, — парировал он.
— А я сейчас представил себе, — заговорил второй физик, обращаясь к коллеге, принимавшему ночью уфологов, — как ты тихонько подкрадываешься к сапиенсу и говоришь, дескать, извините, нечаянно подслушал ваш разговор, и, судя по акценту, вы из Туманности Андромеды, а он тебе отвечает…
— Отстань, — отмахнулся от него коллега. — Простите, мы вас перебили.
— Я только хотел спросить, не было ли среди уфологов женщины по имени Изида?
— Была, — оправдал он мои предчувствия, — вы ее знаете?
— Встречались на одной вечеринке по случаю годовщины заселения Млечного Пути.
— Среди них были женщины?! — заволновался второй физик. — Что ж ты молчал! И как она вообще?
— Вообще она ничего, но девушка мне понравилась больше. Правда, ее опекал один тип, которого я уже где-то видел. Знаешь, чуть ли, не в кино!
— Девушка… — произнес второй физик мечтательно и провел рукой по бороде, — не сходить ли побриться…
— …и накатать пару статей для «Астрофизических анналов», — съязвил длиннобородый, — чтобы было чем произвести на нее впечатление.
Я понял, что сбить их с этой темы мне не удастся. Прощаясь, я спросил:
— Вы не знаете, где они остановились?
— Жилой сектор, второй этаж.
Когда я выходил из столовой, тому, кто это сказал, делали выговор за разглашение чрезвычайно важной информации.
Наши с Гроссманом каюты находились на третьем этаже жилого сектора. Изида, Барайт и Гретта поселились под нами. Полночи я провел по соседству с конкурентами и не принял никаких мер. И откуда у них такая прыть? Чья это работа? Ни Изида, ни Брайт не способны вычислить меня с такой скоростью. Значит, Гретта. Но на кого она работает? Если она шла по моему следу, то это еще полбеды, но если она нашла робота, то плохи наши дела.
— О чем вы с ними разговаривали? — спросил Гроссман, с тревогой заглядывая мне в глаза.
— О перемене в мировоззрении.
— А конкретно?
— Доктор, отныне я встаю на вашу точку зрения. Платите за омлет и впредь — узнбете много полезного. Помните, вы говорили мне, что после того, как нас увезли с «Деметры», туда приехали Борисова, Брайт и еще какая-то девица?
— Вы хотите сказать, что они здесь?
— Прямо под нами.
Гроссман раздвинул колени и посмотрел на пол.
— Не нервничайте, я не имел виду, что их каюты находятся в точности под нашими. Возможно, что они в другом углу.
— Слабое утешение. Зачем они здесь, как вы думаете?
— Физикам они наплели, что прилетели взглянуть на НЛО.
Конечно, я был убежден, что до НЛО им нет никакого дела, что главная их цель совпадает с нашей, но мне не хотелось, чтобы Гроссман разделил мое убеждение раньше времени.
— У меня дурные предчувствия, — заявил он. — Как бы то ни было, Фиш не должен сюда приезжать. Надо сообщить ему, чтобы он назначил встречу где-нибудь в другом месте, и пусть это место находится поближе к его роботам.
— Иначе говоря, вы считаете, что они охотятся за роботами?
— А вы верите в совпадения? Сначала они заявляются в «Деметру», теперь прилетают сюда. Признайтесь, что когда вы ходили наниматься к Борисовой, вы о чем-то ей проболтались.
Сказать, что тогда, на Лагуне, я ему солгал? Что Изида годится в клиенты только психиатрам? Нет, время для признаний либо уже прошло, либо еще не наступило. Признаваться мы будем все одновременно: когда последний робот будет найден, Шеф устроит вечер покаяний, он любит такого сорта представленья.
— Изида тут не при чем, — сказал я, — мне кажется, что, на самом деле, командует ими Гретта.
— Вы что-то о ней знаете?
— В данный момент — еще меньше, чем тогда, когда познакомился с ней на пути к Лагуне. Она представилась мне как журналист, но я выяснил, что это ложь, — она такой же журналист, как и я. Вы даете гарантию, что ваш босс Чандлер не послал кого-нибудь, в частности, Гретту Вайнберг, чтобы проконтролировать нас с вами?
— Это исключено, — ответил он убежденно. — Чандлер не сделал бы ничего подобного.
— Можно подумать, я спросил вас о сыне… Ладно, пойду, присмотрюсь ко второму этажу.
— Идите, но будьте осторожны.
В его голосе слышалось искреннее беспокойство. Прибытие конкурентов нас сплотило.
Встреча сторон состоялась за ланчем, в 11.48 местного времени, в присутствии двенадцати инженеров, семь из которых не спускали глаз с Гретты, трое — с Изиды, одиннадцатый, молодой, пялился на Брайта, двенадцатый — на одиннадцатого. Все двенадцать инженеров увидели во мне врага, ибо, подходя к столу гостей, я раскрыл объятия оптового покупателя. Лишь обеденный стол верно понял мой жест и сделал ставку на те четыре болта, которыми его привинтили к полу.
Эхо моей поступи нарушило ход лучей в радиотелескопе: ecce homo sui juris (расшифровали спустя неделю).
Изида действительно не ожидала меня увидеть. Бумажный стакан замер у ее губ, по поверхности кока-колы бежала рябь, обнаружившая себя волнообразными искажениями в отражении изидиного носа. Гретта, быстро дожевав стрелку лука, сыграла на опережение:
— Снова станете говорить, что оказались здесь из-за меня?
С Брайтом было сложнее — он актер, а о чем думает актер, говоря тебе «принесла нелегкая», догадаться не реально. Кто знает, может, в глубине души, он с нетерпением ждал моего появления?
— Местная научная общественность взбудоражена, — сказал я, — для ваших шляпок (я обращался к дамам) уже приготовлено место на доске почетных трофеев.
— Олли нас защитит. — Гретта нежно взглянула на Брайта. От этого взгляда у восьмерых инженеров пропал аппетит, один, напротив, вздохнул с облегчением.
— А вас, Брайт, посмей вы вмешаться, привяжут без скафандра к муравейнику. Самая страшная смерть в этих краях.
— Вижу здесь только одного муравья, — злобно отчеканил он.
— Господа, не ссорьтесь, — попросила Изида жалостливым голосом.
Я обещал больше не наезжать и спросил, каким ветром их сюда занесло. Разумеется, им всем давно хотелось взглянуть на крупнейший в галактике планетарный радиотелескоп. Говорят, он способен обнаружить сапиенскую тарелку за миллион парсеков, причем, не обязательно, чтобы все эти парсеки приходились на наши три измерения. Расписав достоинства телескопа, они стали звать меня с собой за компанию. Гретта усердствовала больше всех. Хочет выманить с базы или проверяет насколько существенно для меня находиться «здесь и сейчас»?
От телескопа я отказался, обозвав здешних астрономов шарлатанами. Ну что ж, они пойдут без меня, кому передать привет? Никому, сам передам, будет надо.
Посоветовав не брать на десерт пирожки с вишней, я отправился, по ответному совету Брайта, «искать муравейник». Спустя час или больше, будучи уже полностью уверенным, что уфологи раскачивают в этот момент какую-нибудь антенну (все туристы делают это в первую очередь), я вдруг узнаю, что Гретта неожиданно подвернула не то ногу, не то голову, и они никуда не пошли. Наверное, во всем жилом секторе я был последним, до кого дошел слух о ее болезни.
— Это просто эпидемия! — всплеснул руками Гроссман. — Я еще не успел досимулировать свою космическую болезнь, как заболевает эта девица. Так, пожалуй, нам перестанут верить.
— За это не бойтесь, мы живем в гуманный век. А, в общем, вы правы, симуляция стала бичом судопроизводства.
— Судопроизводство меня волнует меньше всего, — угрюмо возразил он.
И совсем неожиданным был звонок от Изиды. Полунамеками она давала понять мне, что неплохо было бы навестить больную. Дескать, Гретте неловко звонить мне, и девушка ни о чем таком Изиду не просила, но на то она и владычица слов, чтобы понимать все без них.
К Греттиной каюте тянулась вереница свободных от смены шахтеров, кто-то нес коробку конфет, кто-то апельсины, кто-то цветы, сорванные вопреки запрету в местной оранжерее. Шахтеры во весь голос клеймили физиков, которые «ни себе, ни людям».
Дождавшись своей очереди (как я избежал драки — разговор отдельный), я вошел к ней в каюту. Укрытая светло-голубым покрывалом, Гретта, вытянувшись, лежала на кровати. Знакомый спец из Отдела Информационной Безопасности как-то сказал, что «нет ничего захватывающей, чем дешифровка шелковых складок, модулированных линиями тела». Шифровальщики любят выражаться витиевато.
— Это опять вы! — бархатистые ресницы затрепетали, как крылья мотылька, опасно приблизившегося к свече, глаза — черно-серо-белые мишени моего взора — закатились так, что хоть иди за стамеской, которой, кстати, я однажды вылечил одну механическую куклу, игравшую с моей племянницей в «красавицу и офтальмолога» на интерес, обернувшийся для куклы западением глазного яблока.
— Где болит, показывайте.
У нее болело все, включая совесть. Физики были так любезны, согласившись устроить для них экскурсию, а она всех подвела — и физиков и друзей. Приходил доктор, нашел, что у нее растяжение. И зачем ей только взбрело в голову прыгать чрез два пролета, слабая гравитация не помешала ей угодить ступней между стоек лестничных перил.
Она опустила глаза. Чтобы увидеть кончики пальцев на ногах, ей нужно было положить под голову еще одну подушку. Так я ей и сказал.
— Ах, это комплимент! — догадалась она прежде, чем я пустился в объяснения, касающиеся топографии складок и выпуклостей на ее покрывале, в которых, как опытный топограф и диагност, я разобрался без труда.
Откинув покрывало, она поднялась и опустила ноги на пол. Честно говоря, я надеялся на большее — в смысле, на меньшее, — если говорить об одежде. Черное трико, разделенное на две части загорелой полоской живота с @-образным пупком, позволило мне сверить воображаемое с действительным, утвердив преимущество за последним, и вызвав легкую ностальгию по первому.
— Почти прошла, — она ступила на «больную» ногу. Чтобы не перепутать, которая из ног больная, левая щиколотка была забинтована. Отстранив меня, она сделала два шага, ойкнула и вернулась на койку.
— Дайте мне… там, на столике…
Ее указательный палец почему-то трясся — так, словно она хотела вытрясти из него позабытые названия предметов. На столике у изголовья лежали кучкой бинты, мазь, бутылочка с каким-то маслом и обезболивающий спрей. Я сгреб все это и дал ей в руки. Сидя на кровати, Гретта наклонилась и подергала бинт на ноге.
— Туго очень. Вы не могли бы его снять? Я хочу положить мазь и снова замотать.
Натурально, я припал на колено и занялся ее ногой. Узкая ступня с высоким подъемом целиком уместилась в моей ладони. Я в известном смысле занервничал, а Гретта, положив руки мне на плечи, это дело усугубила. Прикосновение ее ладоней разделило мое тело на два полюса, левый и правый, между ними помчались электрические заряды, задевая сердце, легкие и, наконец, голосовые связки, отчего мой голос вдруг сделался простуженным.
— Если вы задумали все это, чтобы добраться до моего горла, то считаю своим долгом предупредить, что ваша пятка у меня под рукой.
— Я не боюсь щекотки… ой!!!
Острое колено пронеслось в сантиметре от подбородка. Попади она точно, ей бы не пришлось больше симулировать: о мой подбородок чего только не ломали, список нанесенных им травм составил бы медицинскую карту среднестатистического покойника.
— Вы надавили на больное место!
Место, названное больным, было красноватым и припухлым. На контрольной, правой ступне был надет носок, поэтому я бы не стал гарантировать, что красноватая припухлость на щиколотках не является семейным признаком Вайнбергов.
— Извините, я нечаянно. Что вы там делаете?
Греттины руки, почти сомкнувшись у меня на шее, производили за моей спиной какие-то манипуляции. Я почувствовал запах цветочного масла. Голова пошла кругом. Встал вопрос, чего бы еще ей разбинтовать. Варианты ответа маячили перед глазами в легкой дымке.
— Не беспокойтесь, это масло…
— Что именно у вас не скользит?
— Фу, не ожидала от вас… — Она оттолкнула меня локтями, потому что руки были заняты медикаментами. — Дальше я сама.
Сама так сама. Не меняя, в целом, позы, я отодвинулся. Кто-то постучал в дверь.
— Войдите! — громко сказала она.
В дверь просунулась шахтерская голова, смерила нас взглядом, оценила ситуацию и спросила:
— Помощь нужна?
— Нет, — сказали мы хором. Состроив мерзкую гримасу, голова исчезла.
Я поднялся с колен и отошел к двери. Никуда не торопясь, Гретта занималась самолечением. Запищал комлог. Убавив звук, я поднес комлог к уху и ответил, что слушаю. Мой собеседник явно не оставлял надежды вернуться в детский хор.
— Это Фиш, — произнес тоненький голосок. — С кем я говорю?
— Вы где?
— На орбите. С кем я…
— Секундочку.
Гретта изо всех сил делала вид, что ей не интересно, с кем я разговариваю. В таком случае, она не будет возражать, если я выйду? Да ради бога! (В этом коротком диалоге мы обошлись жестами.)
В коридоре было пусто. Я отошел от двери на несколько метров.
— Это Ильинский. Это я вам писал по поводу роботов. Говорите.
— Ильинский ваше настоящее имя?
— Не знаю. Надо будет спросить у родителей.
— Вы написали, что встречу следует перенести с Ло-Семь куда-нибудь в другое место.
— Сначала избавьтесь от О’Брайена. Он ждет вас в Ло-Один. Ордера на обыск у него нет, тем не менее, он настроен воинственно. Рекомендую не сопротивляться.
— Я понял вас. Следующий звонок сделаю с базы.
— Продумайте, где организовать встречу. Предупреждаю: если место мне не понравится, я сам его выберу.
— Условия диктуете вы, — смиренно пропищал Фиш и вздохнул.
— Не вздыхайте, все обойдется. До встречи.
Мимо пробежала девушка, невысокая и кругленькая. Пробегая, она сказала:
— Забавная курточка, — хихикнула и убежала.
Вот уж не ожидал, что кому-то есть дело до моей одежды. Ничего забавного я в своей куртке не находил: темно-серая, с кучей карманов, длиной как раз чтобы спрятать «ремингтон» без приклада, из перелицованного скафандра, но об этом знают всего три человека… нет, теперь уже только два, включая меня.
Гретта стояла в дверях, опираясь о косяк, свежеперебинтованную ногу она подогнула, как цапля. Взгляд у нее был угрюмым.
— Мне зайти? — спросил я, сделав два шага в ее сторону.
— Зачем?
— Поговорим о том, как вы выдаете себя то за журналистку, то за рослого блондина, то за любительницу уфологии.
— Тсс! — Она приложила палец к губам. — Не сейчас. Вечером. Я вам позвоню. — Ее лицо подобрело, и она послала мне воздушный поцелуй. Я подставил ему щеку.
До вечера что-то должно было случиться… Знает ли она о Фише? Если да, то она ждет нашей с ним встречи. Ждет, чтобы ее испортить.
Фиш позвонил в четверть шестого. Звонок застал меня у Изиды, от которой я не добился ничего путного. Брайт наотрез отказался со мной разговаривать.
— О’Брайен улетел десять минут назад, — сказал Фиш.
— Как вы его отшили?
— Он вскрыл мои контейнеры без ордера. У него был список каких-то роботов, якобы украденных. Ничего не найдя, он сказал, что кое-кому придется плохо. Мне почему-то кажется, что вам. Я выдвинул ультиматум: либо он сейчас же убирается с Ло, либо я подаю официальный иск за незаконный обыск. О’Брайен давно ходит по грани, и, выдвини я этот иск, капитана тут же вышвырнут из полиции. Он фанатик, а фанатики никому не нравятся, сейчас не их время. В полицию нравов его перевели из таможни — не сработался, так сказать, с коллективом.
— Вы из-за него сделали крюк, полетев на Ло через Терминал?
— Да из-за кого же еще! Мне доложили, что он туда подался. У капитана хватило бы глупости задержать погрузку контейнеров на корабль.
— Когда и где вас ждать?
— Сейчас пять пятнадцать, я уже вылетаю, значит, где-то около шести я буду у вас. Давайте, ровно в шесть на нижнем уровне стартового стола, у платформы. Знаете, где это?
— Найду. Вы будете один?
— Один. А вы?
— Тоже. Но в принципе у меня есть напарник, поэтому если вы вздумаете…
— Не объясняйте, я все понимаю.
Кроме робота, потребую у Фиша немного понятливости для моего напарника. В течение второй половины дня Гроссман раз в пятнадцать минут спрашивал меня, не звонил ли Фиш. Не верил, если я говорил «нет». Когда же я сказал «да» и передал содержание разговора, Гроссман заявил, что пойдет со мной.
— Нет, вы останетесь в жилом секторе. Во-первых, идти вдвоем небезопасно. За себя-то я не боюсь, но защитить, и себя и вас мне будет труднее. Сидя здесь, вы меня подстрахуете. Я скажу Фишу, что должен звонить вам, ну, к примеру, раз в десять минут. Если он не дурак, — а дураком-то он мне не показался, — то будет вести себя смирно. Это во-первых. Во-вторых, вы присмотрите за Греттой. Если она покинет этаж, вы дадите мне знать и как-нибудь ее задержите.
— Как я смогу ее задержать?
— Подставьте ей подножку. Цельтесь в левую, она уже забинтована.
— Дьявольщина! — выругался он, — это последний раз, когда я вас слушаю.
