Невеста наследника

Екатерина не потратила даром ни одной минуты с тех пор, как оказалась в России. То, что она успела проделать за полтора года, до официального бракосочетания с Петром, человек со средними способностями осилил бы лет за десять, если не за пятнадцать. При этом она постоянно находилась в центре внимания окружающих, далеко не всегда доброжелательного, и должна была просчитывать наперед каждый свой поступок или слово.

С невероятным для столь юной девушки упорством София начала усиленно осваивать русский язык. Вставала по ночам и, расхаживая по комнате, твердила странные, почти непроизносимые для немки слова: «борщ», «щи», «извозчик». Еще более основательно девушка принялась изучать каноны православной религии и особенно различия между православием и лютеранством.

Она прекрасно поняла уже через месяц после приезда в Россию, что без обращения в православие ей не победить и она так и останется немецкой принцессой, чужой для русских людей. А это в ее планы никоим образом не входило.

Хотя отец, напутствуя ее, запретил категорически даже думать о смене веры и сослался на пример супруги царевича Алексея, старшего сына Петра Великого, через некоторое время София преспокойно заявила, что видит слишком мало различий между религиозными правилами для того, чтобы это могло препятствовать принятию ею православия. Это сразу расположило к ней и императрицу, и большинство придворных.

К тому же юная принцесса уже тогда искренне считала, что может принести России много пользы. Но для этого ей надлежало «сделаться более русской, чем сами русские» – и она с пылом и упорством, а также чисто немецкой педантичностью продолжала осваивать русский язык и православные каноны. Она так усердствовала, что едва не умерла: сильно простудилась, сидя за учебниками по ночам на свирепых дворцовых сквозняках босая и в неглиже.

Но когда речь зашла о том, что пора приглашать духовника и что надобно как можно скорее сыскать лютеранского пастора, больная с трудом прошептала:

– Не надо пастора… Я уже считаю себя православной… зовите батюшку.

Будучи практически при смерти, София сумела использовать ситуацию, зная, что о ее необычной просьбе тут же доложат императрице. Так и произошло. Елизавета умилилась, прослезилась и приказала придворным медикам вылечить невесту наследника во что бы то ни стало, под страхом жесточайшего наказания. И ее вылечили!

Елизавета по достоинству оценила рвение будущей невестки, и через полгода после прибытия в «страну медведей» София приняла православие, навсегда превратившись в Екатерину (имя было выбрано в честь Екатерины Первой, матери императрицы) и продемонстрировав пристально наблюдавшему за ней двору и дипломатическому корпусу «исключительное благочестие»: она аккуратно исполняла обряды, выказывала познания в православии и духовный восторг от силы религии.

Выстрел оказался на редкость метким. Во-первых, умница Екатерина расположила к себе не только императрицу и двор, но и значительную часть народных масс. А во-вторых, она ловко противопоставила себя будущему супругу, который, кстати, прибыл в Россию лишь годом ранее ее самой и должен был проникнуться как минимум уважением к народу, которым собирался управлять.

Пожалуй, ничто так не поражало дипломатов и высокопоставленных чиновников в характере великой княгини, как ее железная воля. Благодаря ей девушка проглатывала бесчисленные книги, рекомендованные ей для чтения: большую часть изданий ей любезно предоставляла Академия наук, а остальные присылались из-за границы.

Обладая привлекательной внешностью, Екатерина быстро расположила в свою пользу и Елизавету, и двор. Равнодушным к ее чарам остался лишь… жених, великий князь Петр Федорович, почему-то невзлюбивший свою невесту-кузину с первого взгляда. Впрочем, и сама Екатерина, нужно отдать ей должное, в своих записках откровенно признавалась, что российская корона ей нравилась много больше жениха.

Воля руководила ее рассудком, держа его холодным и заставляя не реагировать на злобные безумные замечания Петра. Последний, казалось, задался целью извести невесту еще до свадьбы. То он сообщал ей, что влюблен в какую-то фрейлину, а ее не любит; то объявлял, что желал бы расстаться с нею; то мучил холодностью и сумасшедшим пристрастием к «увеселениям» и игре в солдатики.

Родной внук Петра Великого и двоюродный внук шведского короля Карла XII так и не сумел полюбить русский народ; он относился к России легкомысленно, с долей едкой иронии, на что страна отвечала ему еще более откровенной неприязнью. Зная о небрежности Петра к религиозным обрядам и потому подчеркнуто демонстрируя свое благоговение перед православной верой, Екатерина забила первый серьезный клин между Петром и политической элитой России, которая всегда влияла на выбор монарха в беспокойное время.

На следующий день после перехода Екатерины в православие состоялось ее обручение с будущим императором. И почти сразу после церемонии великий князь заболел черной оспой – бичом Европы того времени. Надежд на выздоровление было так мало, что родственники уже начали подыскивать Екатерине другого мужа.

Но ей уже не нужен был другой: не было ни малейшего желания спускаться с достигнутых высот в привычное болото. Почувствовавшая свою силу Екатерина просто приказала матери замолчать и не докучать ей рассуждениями о новом браке. Это, разумеется, тоже стало известно императрице и послужило еще более теплому отношению к будущей невестке.

К всеобщей великой радости, жених выздоровел, и Екатерине даже удалось весьма умело скрыть ужас и отвращение при виде сильно изуродованного лица юноши. Хотя, оставаясь в одиночестве и Екатерине убедившись, что за ней не следят, порой давала волю горьким слезам. Жизнь с уродом и дураком представлялась ей кошмаром, но все же стоила российской короны.

К свадьбе готовились долго и старательно, день торжества несколько раз откладывали, потому что императрица Елизавета хотела устроить по-настоящему великолепный праздник.

Польский историк Валишевский писал: «В России не бывало еще церемонии подобного рода. Брак царевича Алексея, сына Петра I, совершился в Торгау, в Саксонии, а до него наследники московского престола не были будущими императорами. Написали во Францию, где только что отпраздновали свадьбу дофина; справились и в Саксонии. Как из Версаля, так и из Дрездена пришли самые точные описания, даже рисунки, изображающие малейшие подробности торжества; их надлежало не только повторить, но и превзойти. Как только вскрылась Нева, стали приходить немецкие и английские пароходы, привозя экипажи, мебели, материи, ливреи, заказанные во всей Европе. Тогда носили узорчатые шелка с золотыми и серебряными цветами на светлом фоне…»

Английский посланник лорд Джон Гиндфорд отмечал в своих депешах, что он «…никогда не видывал кортежа более великолепного, чем тот, что сопровождал Екатерину в Казанский собор. Церковный обряд начался в десять часов утра и кончился лишь в четыре часа пополудни. Православная церковь, по-видимому, добросовестно отправила свои обязанности. В продолжение последующих десяти дней празднества шли непрерывной чередой. Балы, маскарады, обеды, ужины, итальянская опера, французская комедия, иллюминации, фейерверки – программа была полная».

Герцогиня Ангальт-Цербстская оставила нам любопытное описание самого интересного дня – дня бракосочетания: «Бал продолжался всего полтора часа. Затем ее императорское величество направилась в брачные покои, предшествуемая церемониймейстерами, обер-гофмейстером ее двора, обер-гофмаршалом и обер-камергером двора великого князя; за ней шли новобрачные, держась за руку… Когда великая княгиня была готова, ее императорское величество прошла к великому князю и привела его к нам. Ее императорское величество преподала им свое благословение; они приняли его, стоя на коленях. Она их нежно поцеловала и оставила…»