Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Эта безусловная воля к истине: что она такое? Есть ли это воля не давать себя обманывать? Есть ли это воля самому не обманывать? Как раз на этот последний лад и могла бы толковаться воля к истине: предположив, что обобщение «я не хочу обманывать» включает в себя и частный случай: «я не хочу обманывать себя». Но отчего не обманывать? Но отчего не давать обманывать себя? Заметьте, что доводы в пользу первого суждения лежат совершенно в иной области, чем доводы в пользу второго: не хотят обманываться, предполагая, что быть обманутым вредно, опасно, губительно; в этом смысле наука была бы дотошной смышленостью, осторожностью, пользой, против которой, впрочем, можно было бы по праву возразить: как, действительно ли не-хотеть-давать-себя-обманывать менее вредно, менее опасно, менее губительно? Что знаете вы загодя о характере бытия, чтобы быть в состоянии решать, где больше выгоды: в безусловно ли недоверчивом или в безусловно доверчивом? А в случае, если необходимо и то и другое – большое доверие и большое недоверие, – откуда могла бы наука почерпнуть свою безусловную веру, свое убеждение, на котором она покоится, что истина важнее всякой другой вещи, даже всякого другого убеждения? Этого-то убеждения и не могло возникнуть там, где истина и неистина постоянно обнаруживают свою полезность, как это и имеет место в данном случае. Стало быть, вера в науку, предстающая нынче неоспоримой, не могла произойти из такой калькуляции выгод – скорее вопреки ей, поскольку вере этой постоянно сопутствовали бесполезность и опасность «воли к истине», «истине любой ценой». «Любой ценой»: о, мы понимаем это достаточно хорошо, после того как нам довелось принести на сей алтарь и закласть на нем все веры, одну за другой! Следовательно, «воля к истине» означает: не «я не хочу давать себя обманывать», а – безальтернативно – «я не хочу обманывать, даже самого себя»; и вот мы оказываемся тем самым на почве морали. «Почему ты не хочешь обманывать?», в особенности если видимость такова – а видимость как раз такова! – что жизнь основана на видимости, я разумею – на заблуждении, обмане, притворстве, ослеплении, самоослеплении, и что, с другой стороны, фактически большой канон жизни всегда по большому счету обнаруживался на стороне. Такое намерение, пожалуй, могло бы быть, мягко говоря, неким донкихотством, маленьким мечтательным сумасбродством; но оно могло бы быть и чем-то более скверным, именно, враждебным жизни, разрушительным принципом… «Воля к истине» – это могло бы быть скрытой волей к смерти. Таким образом, вопрос, зачем наука сводится к моральной проблеме, к чему вообще мораль, если жизнь, природа, история «неморальны»? Нет никакого сомнения, что правдивый человек, в том отважном и последнем смысле слова, каким предполагает его вера в науку, утверждает тем самым некий иной мир, нежели мир жизни, природы и истории; и коль скоро он утверждает этот «иной мир» – как? не должен ли он как раз тем самым отрицать его антипод, этот мир – наш мир?.. Теперь уже поймут, на что я намекаю: именно, что наша вера в науку покоится все еще на метафизической вере, – что даже мы, познающие нынче, мы, безбожники и антиметафизики, берем наш огонь все еще из того пожара, который разожгла тысячелетняя вера, та христианская вера, которая была также верою Платона, – вера в то, что Бог есть истина, что истина божественна…Веселая наука
Гибель христианства – от его морали (она неотделима); эта мораль обращается против христианского Бога (чувство правдивости, высоко развитое христианством, начинает испытывать отвращение к фальши и изолганности всех христианских толкований мира и истории. Резкий поворот назад от «Бог есть истина» к фанатической вере «Все ложно».Воля к власти
Что делает героическим? Одновременно идти навстречу своему величайшему страданию и своей величайшей надежде.Во что ты веришь? В то, что все вещи должны быть наново взвешены.Что говорит твоя совесть? «Ты должен стать тем, кто ты есть».В чем твои величайшие опасности? В сострадании.Что ты любишь в других? Мои надежды. Кого называешь ты плохим? Того, кто вечно хочет стыдить.Что для тебя человечнее всего? Уберечь кого-либо от стыда.Какова печать достигнутой свободы? Не стыдиться больше самого себя.Веселая наука
Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью. Пиши кровью – и ты узнаешь, что кровь есть дух.Нелегко понять чужую кровь: я ненавижу читающих бездельников.Кто знает читателя, тот ничего не делает для читателя. Еще одно столетие читателей – и дух сам будет смердеть.То, что каждый имеет право учиться читать, портит надолго не только писание, но и мысль. Некогда дух был Богом, потом стал человеком, а ныне становится он даже чернью.Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть.В горах кратчайший путь – с вершины на вершину; но для этого надо иметь длинные ноги. Притчи должны быть вершинами: и те, к кому говорят они, – большими и рослыми.Воздух разреженный и чистый, опасность близкая и дух, полный радостной злобы, – все это хорошо идет одно к другому.Я хочу, чтобы вокруг меня были кобольды, ибо мужествен я. Мужество гонит призраки, само создает себе кобольдов – мужество хочет смеяться.Я не чувствую больше вместе с вами: эта туча, что я вижу под собой, эта чернота и тяжесть, над которыми я смеюсь, – такова ваша грозовая туча.Вы смотрите вверх, когда вы стремитесь подняться. А я смотрю вниз, ибо я поднялся.Кто из вас может одновременно смеяться и быть высоко?Кто поднимается на высочайшие горы, тот смеется над всякой трагедией сцены и жизни. Беззаботными, насмешливыми, сильными – такими хочет нас мудрость: она – женщина и любит всегда только воина.Так говорил Заратустра
«Человек зол» – так говорили мне в утешение все мудрецы. Ах, если бы это и сегоднябыло еще правдой! Ибо зло есть лучшая сила человека.«Человек должен становиться все лучше и злее» – так учу я. Самое злое нужно для блага сверхчеловека.Могло быть благом для проповедника маленьких людей, что страдал и нес он грехи люде й.Но все это сказано не для длинных ушей. Не всякое слово годится ко всякому рылу. Это тонкие, дальние вещи: копыта овец не должны топтать их!Так говорил Заратустра
Если некогда одним глотком опорожнял я пенящийся кубок с пряною смесью, где хорошо смешаны все вещи;Если некогда рука моя подливала самое дальнее к самому близкому, и огонь к духу, радость к страданию и самое худшее к самому лучшему;Если и сам я крупица той искупительной соли, которая заставляет все вещи хорошо смешиваться в кубковой смеси;О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному кольцу колец – к кольцу возвращения!Никогда еще не встречал я женщины, от которой хотел бы иметь я детей, кроме той женщины, что люблю я: ибо я люблю тебя, о Вечность!Ибо я люблю тебя, о Вечность!Так говорил Заратустра
«Вещь в себе» есть понятие, лишенное смысла. Если я мысленно устраню все отношения, все «свойства», всю «деятельность» какой-нибудь вещи, то вещи не останется: потому что вещественность лишь присочинена нами, под давлением логических потребностей, следовательно, в целях обозначения, понимания друг друга (для связи множественности отношений, свойств, деятельности).Воля к власти
«Истина» – это, с моей точки зрения, не означает необходимо противоположности заблуждению, но в наиболее принципиальных случаях лишь положение различных заблуждений по отношению друг к другу, приблизительно так, что одно заблуждение старше и глубже, чем другое, быть может даже неискоренимо, в том смысле, что без него не могло бы жить органическое существо нашего рода, в то время как другие заблуждения не навязываются нашей волей в качестве жизненных условий с такой силой, а скорее, сопоставленные с этими «тиранами», могут быть устранены и «опровергнуты».Допущение, которое нельзя опровергнуть – почему оно в силу одного этого должно быть и «истинным»? Это положение, быть может, возмутит логиков, которые считают свои границы границами вещей: но этому оптимизму логиков я давно уже объявил войну.Воля к власти
Дальнейшее существование христианского идеала принадлежит к числу самых желательных вещей, какие только существуют; хотя бы ради тех идеалов, которые стремятся добиться своего значения наряду с ним, а может быть, стать выше его, они должны иметь противников, сильных противников, чтобы стать сильными.Воля к власти
Поклонимся сифилитикам, учащим целомудрию.Сол Беллоу. Герцог
Войти с помощью соц. сетей: