Книга: Аристотель
Назад: Введение
Дальше: Послесловие

Жизнь и труды Аристотеля

На мысе у деревни Стагира в Северной Греции стоит не слишком талантливый современный памятник Аристотелю. Его невыразительное лицо таращится поверх неровных, заросших лесом холмов на синеющее вдали Эгейское море. Фигура из девственно-белого мрамора, сияющего в солнечных лучах, одета в гиматий, перекинутый через левое плечо, и сандалии, в руке – свиток с отколотым уголком. (Говорят, что урон ему нанес один профессор философии из Аргентины, помешанный на сувенирах.) На постаменте надпись по-гречески – «Аристотель Стагирит».
Аристотель действительно родился в Стагире, но отнюдь не в современной деревне, где поставлена статуя. Древний город Стагира находился примерно в восьми километрах отсюда. Его развалины видны до сих пор. Разочарованно оглядев памятник, я отправился искать эти руины. «Они там, дальше по дороге», – сказал мне юный Бэтмен, возвращавшийся из школы. Сверкнув на солнце черными пластиковыми часами, он махнул в сторону берега.
Через час ходьбы по длинной, извилистой дороге, изнывая от жары, под грозное эхо в скалах над моей головой, я наконец поднялся в Стратони – унылую помесь опустевшего морского курорта с шахтерским поселком. Древняя Стагира лежит в стороне от старой дороги, чуть севернее, уточнил плотник, занятый ремонтом закрытого кафе на безлюдном берегу. Как я скоро обнаружил, машин на этой дороге в октябре мало. А если тут разразится осенняя буря, добра не жди! Целый час я прятался под узким каменным выступом – страшный ливень хлестал по голым скалам, в грохочущей, разрываемой молниями мгле ни развалин, ни автомобиля было не различить. Промокнув до костей, я проклинал статую Аристотеля, приведшую меня в Стагиру – не ту Стагиру! Что за обман! Современная Стагира не имеет никакого отношения к родине Аристотеля – разве что носит то же имя. По такому принципу можно было бы поставить памятник Жанне д’ Арк в Новом Орлеане…
Аристотель родился в 384 г. до н. э. в древней Стагире, в греческой Македонии. В IV в. до н. э. греки смотрели на Македонию примерно так, как современные французы смотрят на Великобританию или США. Однако Стагира вовсе не находилась за пределами цивилизации. Это была маленькая греческая колония, основанная жителями эгейского острова Андрос.
Отец Аристотеля Никомах был лекарем македонского царя Аминты III, деда Александра Великого. Благодаря этому знакомству, переросшему в дружбу, Никомах разбогател и сумел приобрести земли около Стагиры и по всей Греции. Аристотель рос в атмосфере медицинской учености, но отец умер, когда юноше было всего пятнадцать лет. Тогда Аристотель оказался в Атарнее – греческом городе на побережье Малой Азии. Его опекуном стал Проксен, двоюродный брат будущего философа.
Подобно многим наследникам больших состояний, Аристотель скоро начал швыряться деньгами. Если верить одному источнику, он потратил все на вино, женщин, скандалы и, разорившись, был вынужден временно стать солдатом. Потом он вернулся в Стагиру, где занялся медициной. В тридцать лет Аристотель оставил это ремесло и отправился в Афины – учиться в Академии Платона. Здесь он провел восемь лет. Позже средневековые агиографы, стремясь превратить Аристотеля в святого, старались либо не замечать, либо опровергать подобную – немыслимую! – клевету. И вот появилась другая версия его молодости. Согласно этой довольно скучной (хотя, пожалуй, более вероятной) истории, Аристотель уже в семнадцать лет пришел прямо в Академию. Впрочем, некоторые источники и в данном случае намекают на плейбойскую прелюдию.
Как бы то ни было, Аристотель старательно принялся за учебу в Академии и быстро стал одним из лучших мыслителей своего поколения. Ученику скоро предложили стать одним из коллег Платона. Очевидно, Аристотель боготворил Платона. Во всяком случае, он полностью впитал платоновское учение, которое преподавали в Академии, и его собственная философия твердо опиралась на принципы афинского мыслителя.
Но Аристотель был слишком яркой личностью, чтобы стать простым последователем кого бы то ни было, пусть даже и Платона! Когда он обнаруживал в работах своего учителя даже подобие противоречия (или, прости Господи, изъяна!), то считал своим интеллектуальным долгом указать на это. Такая привычка скоро стала раздражать Платона, и, хотя они, похоже, открыто не ссорились, свидетель намекает на то, что два величайших мыслителя своего времени сочли за благо соблюдать некоторую дистанцию. Известно, что Платон называл Аристотеля «ходячим разумом», а его дом – «книжной лавкой», намекая на знаменитую коллекцию древних свитков, которой гордился Аристотель. Тот имел обыкновение покупать за раз столько свитков древних авторов, сколько мог унести в руках. Так что Аристотель стал владельцем одной из первых частных библиотек.
Молодой академик, естественно, получал значительный доход от своих наследственных землевладений и вскоре прославился в Афинах изысканными манерами и благожелательностью (пусть и несколько нарочитой). Говорят, он был тощим и длинноногим, к тому же шепелявил. Возможно, чтобы скрасить эти недостатки, он изящно одевался, выбирая самые модные гиматии и сандалии, и с большим вкусом украшал пальцы драгоценными перстнями. Даже Платон, человек отнюдь не бедный, завидовал библиотеке Аристотеля. Несмотря на благоустроенный и утонченный образ жизни, ранними работами Стагирита были недошедшие до нас диалоги о бренности бытия и сокровищах мира иного.
Аристотеля влекло ко всему практическому и научному. Поэтому идеи Платона он все больше рассматривал с реалистической точки зрения. Платон считал, что наблюдаемый индивидуумом окружающий мир состоит из видимостей, конечная же реальность лежит в мире идей, напоминающих модели или абстрактные описания. Все предметы воспринимаемого мира черпают свою конкретность в этом абсолютном мире идей. Вот эта черная кошка, лежащая передо мной в кресле, является кошкой, потому что причастна конечной идее (или модели) кошачести, а черна она постольку, поскольку причастна идее (описанию) черноты. Единственно подлинная реальность находится по ту сторону воспринимаемого мира, в царстве абсолютных идей.
Если платоновский взгляд на мир был по сути религиозным, то Аристотеля увлекал научный подход. В результате он отказался считать окружающий нас мир нереальным, но по-прежнему выделял первичные и вторичные субстанции. Однако первичными для Аристотеля были вещи чувственного мира, а вторичными – идеи или формы. Поначалу он колебался, какую из данных субстанций считать действительно конечной реальностью – отчасти из уважения к Платону (ведь именно эту концепцию старый учитель внушил ему в первую очередь). Но постепенно Аристотель все больше приходил к выводу, что живет в реальном мире, и отошел от платоновского учения.
С годами Аристотель перевернул философию Платона с ног на голову. И все же в его метафизических теориях можно легко увидеть переделанные платоновские мысли. Платон наделял формы, или идеи, самостоятельным бытием, Аристотель же рассматривал формы (или, в его терминологии, универсалии) скорее как субстанции, встроенные в бытие мира и не имеющие самостоятельного бытия. Аристотель был готов выдвинуть множество сокрушительных аргументов против платоновской теории идей, но, судя по всему, не осознавал, что подобная критика разрушительна и для его собственной теории универсалий. Однако никто, казалось, не замечал этого. Таким образом, теории Платона, трансформированные Аристотелем, стали господствующей философией средневекового мира.
К счастью, в трудах Аристотеля хватало темных мест и видимых противоречий, что дало средневековым схоластам пищу для бесконечных споров и различных интерпретаций. Благодаря их рассуждениям об ошибках, ересях, раскольнических заблуждениях и сатанинских толкованиях, понятие «философия» оставалось живым, тогда как сама она умерла (или, точнее, надолго погрузилась в летаргический сон). Кстати, уже давно выяснилось, что многие из этих споров возникли из-за простых ошибок: средневековые переписчики вместо стертых от времени слов в изъеденных червями рукописях по собственному разумению вставляли другие.
В 347 г. до н. э. Платон умер, и освободилось место главы Академии. Полдюжины самых видных его учеников считали, что только один человек достоин занять этот высокий пост. К сожалению, все они имели в виду разных людей (большинство – самих себя). Аристотель не стал исключением. К его неудовольствию, в конце концов Академию возглавил Спевсипп, племянник Платона. Спевсипп славился раздражительностью: однажды он бросил в колодец собственную собаку, которая залаяла во время его лекции. Кончилось тем, что он покончил с собой, когда его публично высмеяли на диспуте с киником Диогеном. Вряд ли Спевсиппа можно признать равным по уму человеку, учение которого заложило основы философской мысли на две тысячи лет вперед. После его назначения Аристотель в негодовании покинул Афины, компанию ему составил его друг (тоже обиженный кандидат) Ксенократ.
Аристотель пересек Эгейское море, чтобы попасть в Атарней, где он провел юность. Городом тогда правил евнух Гермий, бывший раб, сумевший подчинить себе этот клочок Малой Азии. Когда он был в Афинах, Академия произвела на Гермия большое впечатление, и он встретил Аристотеля с распростертыми объятиями. Тиран намеревался превратить Атарней в центр греческой культуры, и Аристотель стал его советником в этой сфере.
В своей политической философии Аристотель главным образом рассматривал разные типы государств и то, как ими лучше управлять. Он глубоко понимал политику. Это привело Стагирита к прагматизму, прямо противоположному идеалистическим воззрениям Платона. В диалоге «Государство» Платон описал царя-философа, управляющего утопическим полисом (эта утопия, как любая другая, мало чем отличалась от банальной тирании). А вот Аристотель писал, как управлять реальным государством, наметив эффективные способы действия, зачастую предвосхищавшие Макиавелли.
Аристотель знал, как функционирует политика, и понимал, что если она хочет приносить пользу, то должна быть эффективной. Это не значит, что он был свободен от идеализации. В целом Аристотель полагал, что цель государства – создавать и поддерживать класс образованных благородных людей, подобных ему самому, хотя и понимал, что это не всегда возможно. Например, чтобы тирания функционировала успешно, правитель должен вести себя как тиран. В подобном «полицейском» государстве не остается места для аристотелевской культурной элиты. Впрочем, в одном месте Аристотель говорит, что для тиранического государства есть и другой путь: тиран может быть религиозным и проводить умеренную политику.
Некоторые считают, что такой умеренный вариант мог появиться в связи с опекой Аристотелем тирана Гермия. Но, по-моему, это маловероятно. Я не утверждаю, что Аристотель одобрял меры, предложенные им самим для поддержания зрелой тирании, которую он описал с ужасающими подробностями. По мнению Аристотеля, тирания может нормально функционировать только в условиях жесткой дисциплины. Свободную культурную деятельность следует запретить, а население до́лжно держать в страхе и бедности, занимая строительством крупных общественных сооружений с перерывами на войну, чтобы оно не теряло боеготовности и ощущало необходимость в сильном лидере. (Аристотелевский анализ актуален и для платоновского царя-философа, и для Саддама Хусейна.)
К концу жизни Аристотеля его политическая философия претерпела изменения. В ту пору, когда он опекал Гермия, философ, возможно, придерживался идей, высказанных в платоновском «Государстве». Но и при этом он тактично скорректировал представление о царе-философе. Евнуху-тирану незачем было самому становиться философом; достаточно было довериться советам практикующего мыслителя.
Аристотель приближался к среднему возрасту. При всем своем дендизме он считался типичным занудой ученым. И вдруг, к удивлению всех, кто его знал, Аристотель влюбился. Объектом его страсти стала девушка из дома Гермия по имени Пифиада. По одним данным, она была сестрой Гермия, по другим – его приемной дочерью. Некоторые заслуживающие доверия источники называют ее наложницей Гермия (что, учитывая физические особенности тирана, было явной синекурой). Эти противоречивые сведения наводят на мысль, что Пифиада была дворцовой куртизанкой. Ранний пример учителя, потерявшего голову от своего Голубого ангела?
Когда Аристотель взял Пифиаду в жены, она не была девственницей, судя по его высказыванию: «С тех пор как они на деле заключили брак и стали звать друг друга мужем и женой, изменять неправильно как для мужчины, так и для женщины» – следовательно, до того можно. Это высказывание взято из мыслей Аристотеля относительно прелюбодеяния, а, похоже, в подобных вещах он имел обыкновение обобщать свой скромный личный опыт. Стагирит утверждает, что наилучший возраст для заключения брака – тридцать семь лет для мужчины и восемнадцать для женщины: именно столько было Аристотелю и Пифиаде, когда они поженились. При всей гениальности философа воображение никогда не было его сильной стороной.
Но по иронии судьбы именно прозаичный Аристотель в своей «Поэтике» дал самое авторитетное определение литературы, в то время как Платон, обладавший ярчайшим среди философов поэтическим дарованием, предписал запрет на поэтическое творчество. (Интересно, а что собирался скрывать Платон?) Аристотель высоко ценил поэзию, ставя ее выше истории за бо́льшую философичность. История имеет дело лишь с частностями, а поэзия ближе ко всеобщему. Кажется, что здесь он противоречит сам себе, вторя Платону. Но знаменитое утверждение Аристотеля, что трагедия есть «подражание действию… посредством действия, а не рассказа, совершающее путем сострадания и страха очищение подобных аффектов», остается глубочайшим проникновением в самую суть трагической драмы.
Человек глубокий и чрезвычайно серьезный, Аристотель теряет глубину, когда он касается комедии. По его мнению, комедия – это воспроизведение худших людей, а смешное – нечто безобразное и искаженное, но без страдания. Эстетика может лишь пытаться распутать путаницу, созданную искусством; теоретики комедии обычно не идут дальше банановой кожуры. Аристотель – не исключение; недаром он говорит, что сначала на комедию не обращали внимания.
Вскоре после женитьбы Аристотель основал школу в Ассосе. Через три года он перебрался в Митилины на Лесбосе, где основал еще одну школу. К тому времени он получил известность благодаря его подлинной страсти к классификации растений и животных. Одним из его любимых мест охоты за видами стали берега залива Гера, синие воды которого у подножия местной горы Олимп сегодня выглядят так же идиллично, как в древности. Весной склоны покрыты разноцветным цветочным ковром; только во времена Аристотеля на горах обитали волки, вепри, рыси и даже медведи. Настоящий рай для первого в истории натуралиста! В своих трудах о природе Аристотель попытался установить иерархию классов и видов, но был раздавлен колоссальным объемом своих исследований. Он был убежден, что у природы есть цель и любая особенность животных связана с какой-то функцией. «Природа ничего не делает зря», – говорил он. Понадобилось больше двух тысяч лет, чтобы биология реально продвинулась в понимании этого: Дарвин создал свою теорию эволюции.
К тому времени Аристотель приобрел репутацию ведущего греческого мыслителя. Грецию недавно завоевал Филипп Македонский. Впервые он объединил вечно враждующие города-государства в одну суверенную страну. Филипп пригласил Аристотеля воспитывать своего юного буйного сына Александра. Поскольку отец Аристотеля был личным врачом и другом отца Филиппа, философ был своим в этом семействе и счел себя обязанным принять царское предложение. С неохотой он отправился в македонскую столицу Пеллу.
Сегодня Пелла – каменистое поле с несколькими колоннами и мозаиками в стороне от шоссе, ведущего из Салоник в Западную Грецию. Место на удивление невзрачное, учитывая, что здесь была первая столица Древней Греции, а позже, когда Александр Великий приступил к завоеванию мира, и первая (впрочем, и последняя) столица огромной империи.
В 343 г. до н. э. здесь один из лучших умов всех времен и народов приступил к воспитанию человека, страдавшего непомерной манией величия. Аристотелю было сорок два года, Александру – тринадцать, однако Александр легко одержал верх, что неудивительно. За три года их союза своевольный юнец ничему не научился у своего наставника. Во всяком случае, так гласит легенда. Аристотель был убежден в превосходстве греков над остальными народами. В его глазах лучшим вождем был бы герой гомеровского типа наподобие Ахилла, который усвоил бы новейшие достижения греческой цивилизации. А еще философ верил, что человеческий разум способен покорить целый мир. Нельзя отрицать, что Александр непостижимым образом напоминал гомеровский образец, хотя вырос не совсем таким, каким его хотел видеть Аристотель. Впрочем, мы можем лишь гадать о взаимодействии этих личностей – как ни странно, известно об этом очень мало.
Мы точно знаем, что за свою службу Аристотель попросил Филиппа заново отстроить его родной город Стагиру, который был превращен в руины во время одного из недавних походов македонского царя на полуостров Халкидика. Известно, что в разгар своей великой завоевательной кампании Александр послал на родину неизвестные грекам растения и экзотических животных, чтобы его наставник мог их классифицировать. Однако Аристотель не слишком хорошо разобрался в природе этих видов: не случайно рододендрон по-гречески означает «розовое дерево».
В 336 г. до н. э. Филипп Македонский был убит, и на трон взошел двадцатилетний Александр. Быстро расправившись с другими потенциальными претендентами и проведя несколько предварительных молниеносных кампаний в Македонии, Албании, Болгарии, за Дунаем и в Греции (по дороге превратив Фивы в дымящиеся развалины), Александр отправился на завоевание известного мира. По сути, этот мир включал Северную Африку и Азию вплоть до нынешнего Ташкента и Северной Индии. К счастью, из аристотелевских уроков географии он не узнал о Китае, о котором на Западе в то время еще не слышали.
Тем временем Аристотель вернулся в Стагиру. Но до того как покинуть Пеллу, он рекомендовал Александру своего двоюродного брата Каллисфена в качестве придворного интеллектуала. Этот щедрый жест Аристотеля обернулся трагедией. Каллисфен был несколько болтлив, и Аристотель перед отъездом посоветовал ему не говорить при дворе лишнего. Когда Александр отправился завоевывать мир, он взял с собой Каллисфена как официального историка. Во время персидского похода Каллисфен так заболтался, что навлек на себя обвинение в измене. Александр посадил его в перевозную клетку. Трясясь в этой клетке рядом с войском в знойной пустыне, он покрылся язвами и насекомыми. Его вид настолько раздражал Александра, что он скормил Каллисфена льву. Но, как всякий честолюбец, пораженный мегаломанией, Александр заодно страдал паранойей: в измене Каллисфена он обвинил Аристотеля. По слухам, он едва не отдал приказ казнить Аристотеля, но передумал и отправился покорять Индию.
Проведя в Стагире пять лет, Аристотель вернулся в Афины. В 335 г. до н. э. умер Стевсипп, и пост главы Академии снова освободился. На сей раз он достался старому другу Аристотеля Ксенократу, который считался человеком весьма строгим и благородным несмотря на то, что удостоился золотого венка «за мастерство винопития на празднике кувшинов». (Через двадцать лет Ксенократ умрет на своем посту, заблудившись ночью и упав в воду.)
Аристотель был так задет новой неудачей, что решил открыть собственную школу. Он основал ее в большом гимнасии за городом, под горой Ликабет. Гимнасий находился у храма Аполлона Ликейского (Аполлона Волчьего), поэтому школа Аристотеля стала называться Ликеем. Это слово дожило до наших дней (в русском языке в форме «лицей»), хотя не всегда понятно, какое отношение великая аристотелевская школа имеет к какому-нибудь театру или третьесортной музыкальной группе. Конечно, в первоначальном Ликее Аристотеля изучали самые разные предметы, но до ХХ в. театрам не присваивали академического статуса.
Ликей куда больше напоминал современный университет, чем Академия. Ликей осуществлял исследования в разных научных областях, сообщая свои открытия студентам. Академия старалась дать своим ученикам знания скорее в сфере политики и законодательства, чтобы подготовить будущих правителей полиса. Ликей был чем-то вроде Технологического института (или даже Института перспективных исследований) своего времени, в то время как Академия больше напоминала Оксфорд или Сорбонну XIX в.
Разница между Ликеем и Академией прекрасно иллюстрирует различия в философии Аристотеля и Платона. Если Платон написал «Государство», то Аристотель предпочитал коллекционировать списки конституций всех греческих городов-государств и выбирать лучшие положения из каждой. К Ликею обращались города-государства, когда хотели получить писаную конституцию. Ни один из них не попытался установить у себя платоновское Государство. К сожалению, напряженные политические искания Аристотеля оказались излишними – причем из-за его худшего ученика Александра. Лицо мира необратимо менялось. Новая империя Александра означала конец городов-государств, как сегодняшний союз европейских стран, возможно, приведет к исчезновению независимых национальных государств. Ни Аристотель, ни другие мыслители, собранные в афинских школах, похоже, не заметили этих великих исторических перемен, подобно тому как интеллектуалы XIX в. от Маркса до Ницше не предвидели возвышения США.
Аристотель преподавал, прогуливаясь вместе с учениками, отчего его последователей стали именовать перипатетиками – «прохаживающимися». По другой версии, это название связано с тенистой аркадой гимнасия (Перипатос), где давал свои уроки Стагирит.
Аристотель считается основателем логики (другой логик подобного масштаба появится только через два тысячелетия). Он был метафизиком, почти равным Платону, и превзошел своего учителя в этике и эпистемологии. (И все же Платон имеет преимущество основателя. Аристотель славится ответами, зато Платон поставил основные вопросы – те, которые следует задать в первую очередь.)
Самые значительные достижения Аристотеля лежат в области логики. Он во всех смыслах открыл ее. Аристотель сумел увидеть в логике основу любого исследования. Платон понял, что к знанию можно прийти с помощью диалектики (доказательство путем вопросов и ответов), но именно Аристотель формализовал и развил этот метод, придумав силлогизм. Согласно Аристотелю, силлогизм показывает, что, «если нечто предположено, то с необходимостью вытекает нечто отличное от положенного в силу того, что положенное есть». Например, если мы выскажем два положения:
Все люди смертны.
Все греки – люди,
то из этого вытекает следующее:
Все греки смертны.
Это логически необходимо и неоспоримо. Аристотель различал разные типы силлогизмов, но у всех у них общая базовая структура. За большой посылкой следует меньшая посылка, что приводит к заключению:

 

Все философы не тупицы.
Некоторые люди – философы.
Следовательно, некоторые люди
не тупицы.
Современному сознанию такой тип аргументации кажется безнадежно громоздким и чреватым путаницей. Но для своего времени это был решительный прорыв в мышлении – величие его остается непревзойденным. Это не значит, что в аристотелевской логике не было слабых мест. Вот, например, силлогизм:
Все лошади – животные.
У всех лошадей есть копыта.
Следовательно, у некоторых
животных есть копыта.
Это построение верно, лишь если есть такие существа, как лошади. Вот для сравнения следующий силлогизм с аналогичной структурой:
Все единороги – лошади.
У всех единорогов есть рог.
Следовательно, у некоторых
лошадей есть рог.
Сам Аристотель называл свою логику «аналитикой», то есть распутыванием, развертыванием. Любая наука или область знания теперь должна начинаться с набора первичных принципов или аксиом. Из них логическим путем (или развертыванием) можно вывести все остальные истины. Эти аксиомы определяют поле применения для некой области, исключая из нее неуместные или несовместимые элементы. Например, биология и поэзия исходят из взаимно исключающих принципов. Мифические чудовища не имеют отношения к биологии, а биологию незачем описывать стихами. Этот логический подход выделил целые поля знаний, снабдив их возможностью открывать комплексы новых истин. Только через два тысячелетия эти определения стали удавкой, сдерживавшей развитие человеческого знания.
Идеи Аристотеля были философией много столетий, но в Средние века к ним стали относиться как к Евангелию, сделав невозможным их дальнейшее развитие. Мысль Аристотеля построила интеллектуальное здание средневекового мира, но вряд ли стоит винить философа в том, что оно стало тюрьмой.
Сам Аристотель этого бы явно не принял. В его трудах можно встретить противоречия, которые свидетельствуют о пытливости его ума и постоянном развитии идей. Стагирит предпочитал исследование реального мира спекуляциям о его природе. Даже ошибки Аристотеля часто свидетельствуют об их поэтическом происхождении: «гнев – это кипение крови вокруг сердца», «глаз бывает голубым благодаря небу». Чисто по-гречески он рассматривал образование как путь к человечности, считая, что образованный человек отличается от необразованного, как «живой от мертвого». Хотя в том, какое место он отводит образованию, Аристотель не похож на легкомысленного оптимиста: «в процветании оно служит украшением, в бедствии – прибежищем». Может быть, он отчасти стал педантом, но есть все указания на то, что и ему выпала своя доля страданий. Всю жизнь он оставался учителем и никогда не стремился к официальной должности, но вряд ли в истории найдется другой человек, оказавший на мир столь колоссальное влияние.
И тут нам повезло, потому что Аристотель, кажется, был хорошим человеком. Цель человечества он видел в достижении счастья, которое определял как осуществление лучшего, на что мы способны. Но что это за лучшее, на которое мы способны? По мнению Аристотеля, высший дар человека – это разум, вот почему лучший (и счастливейший) из людей проводит все возможное время за чистейшей деятельностью разума, то есть размышлением. Чрезвычайно невинное профессорское представление о счастье: гедонизм как чисто мыслительная деятельность. Не многие в реальном мире согласились бы с таким взглядом, а те, кто согласен, вряд ли счастливее бездумных мещан, радующихся лотерейному выигрышу.
Подобные возражения требуют уточнения: нам надо пытаться реализовать то, к чему мы более всего способны. Можно утверждать, что знаменитый ученик Аристотеля Александр стремился делать то, к чему был больше всего способен, – нести страдания и смерть тысячам людей. Однако следует заметить, что Аристотель пытался ограничить выход за пределы моральной нормы своим знаменитым учением о золотой середине.
Согласно этой идее, любая добродетель есть середина между двумя крайностями. Здесь вспоминается традиционная греческая концепция умеренности. Она упоминается еще у Гомера, который жил на пять столетий раньше Аристотеля и описал события, происходившие за тысячу лет до рождения философа. Грекам архаической эпохи (да и грекам поздней Античности) концепция умеренности была просто необходима. Девиз «Ничего слишком» быстро стал их главной моральной максимой. Их энергия была настолько избыточной, что если она не направлялась в творческое русло, то нередко била через край. Бешеное, разнузданное поведение, которое связывали с последователями Диониса, темные стороны характера и обрядности, отраженные в греческой трагедии, страхи и предрассудки повседневной жизни – вот темная сторона раннеклассической эпохи. Чтобы из этого хаоса возникли философия, математика и блистательное искусство, требовалась исключительная умеренность.
Не случайно Пифагор даже попытался соединить эту умеренность с математикой, чтобы можно было исчислить добродетель, лежащую между двумя крайностями. Все не имеющее меры или неизмеряемое (как бесконечность) было злом. Точность стала добродетелью. (До сих пор в западной морали сохранились заметные следы такого подхода.)
Платон с его любовью к математике и абстракции пошел в этом направлении еще дальше. С другой стороны, Аристотель был против математического подхода к морали. Невозможно исчислить, что есть благо. Благо нельзя определить чисто абстрактными суждениями; оно ближе к гармонии в произведении искусства. Нравственная добродетель – середина между двумя крайностями, но больше связана с характером человека и ситуацией, в которой он находится. Убить человека на поле боя – не то же самое, что убить его на улице; но и в последнем случае убить того, кто покушается на грабеж, и того, кто просто обидел вас, – разные вещи. Вместе с аристотелевской гармонией пришел и необходимый элемент относительности. И в этом тоже была умеренность.
Сложности начинаются, когда вы пытаетесь детально сформулировать такую мораль. Если в соответствии с идеей золотой середины любая добродетель лежит между двумя крайностями, то что это за крайности? В отсутствие древнегреческого пыла и стремления к опасным перехлестам это учение ведет лишь к посредственности или словесному жонглированию. Призыв говорить правду, которая является серединой между ложью и исправлением обмана, остроумен, но этически бессодержателен. (Аристотель этого не говорил, но пришел бы к чему-то похожему, если бы решил заполнить данный пробел в своих построениях.)
В последние годы жизни Аристотеля умерла его жена Пифиада. Брак для него был явно важен, поскольку он вскоре сошелся со своей рабыней Герпиллидой, которая, очевидно, стала матерью его первого сына Никомаха. В 323 г. до н. э. в Афины пришла весть о том, что в Вавилоне после долгой попойки со своими военачальниками умер Александр. Афиняне уже давно страдали под властью некультурных македонцев и после смерти Александра дали волю чувствам. Аристотель, родившийся в Македонии и, как всем было известно, воспитывавший благороднейшего из ее сыновей, стал жертвой этих антимакедонских настроений. Его привлекли к суду по ложному обвинению в безбожии. Его обвинитель, жрец Эвримедон, припомнил гимн, сочиненный философом за двадцать лет до того в честь его погибшего благодетеля Гермия Атарнейского:

 

Такою силой
Наполняешь ты наши души,
Силой бессмертной,
Властнее злата,
Властнее предков,
Властнее сна, умягчающего взор.

 

Этот гимн едва ли можно назвать богохульством, но толпа требовала жертв. Явись Аристотель на суд, его наверняка приговорили бы к смерти. Но Аристотель был не похож на Сократа: склонности к мученичеству у него не было. Он благоразумно покинул Афины, чтобы, по его словам, афиняне не совершили еще одного преступления против философии.
Это было непростое решение. Аристотелю пришлось навсегда оставить свой Ликей. Лишившись библиотеки и доступа к своим научным архивам, пожилой философ поселился в Халкиде, в имении, унаследованном им от отца. Этот город лежит в сорока восьми километрах к северу от Афин, на большом острове Эвбея, на берегу узкого пролива Эврип, отделяющего его от материковой Греции. В водах этого пролива существует необъяснимое явление. Хотя в Эгейском море не бывает приливов, через Эврип проходит быстрое течение, которое без видимых причин каждые шесть часов меняет направление. Стойкая местная легенда гласит, что Аристотель много дней напрягал мозги, чтобы объяснить этот феномен, и, когда впервые в жизни признал свое поражение, бросился в воду и утонул.
Более надежные исторические источники утверждают, что Аристотель умер в 322 г. до н. э. в возрасте шестидесяти трех лет, через год после прибытия в Халкиду. По слухам, он скончался от болезни желудка, хотя есть сведения, что философ покончил с собой, выпив ядовитой настойки аконита. В древности аконит иногда использовали как лекарство, что скорее наводит на мысль о передозировке или сознательной эвтаназии, чем о примитивном самоубийстве. Впрочем, потеряв Ликей, он мог утратить и вкус к жизни.
Завещание Аристотеля начинается словами: «Да будет все к лучшему; но ежели что-нибудь случится…» Дальше он указывает, кто должен заботиться о его детях, и предлагает дать свободу его рабам. Своему душеприказчику он сообщает, что если Герпиллида «захочет выйти замуж, то пусть выдадут ее за человека, достойного нас». Автор этого документа выступает человеком чрезвычайно прозаичным и достойным, но трудно увидеть в нем проявление высшего гения. Заканчивает завещание он распоряжением, чтобы часть оставшихся после него денег пошла на создание в Стагире изваяний Зевса и Афины в человеческий рост.
Я не обнаружил следов этих статуй, когда несколько лет назад в злополучный грозовой вечер добрался до разбросанных в беспорядке и поливаемых уже стихшим дождем камней древней Стагиры. Блуждая по забытым богом холмам, я вдруг вспомнил прозрение Аристотеля о природе комедии: смешное есть нечто безобразное, но без страдания. Окоченев от холода и являя собой не слишком приятное зрелище, я понял, что в идеях Аристотеля еще можно что-то найти, по крайней мере в том, что касается комизма.
Оригинальность Аристотеля остается непревзойденной в истории философии. И при этом он страдал древнейшим философским заблуждением, которое живо до сих пор. Вот что пишет Цицерон: «Аристотель осуждал философов прошлого за то, что они полагали, будто усилий их разума достаточно, дабы раз и навсегда завершить философию. Он был убежден, что они были либо очень глупы, либо очень самоуверенны, раз считали такое. Однако, поскольку философия достигла столь многого за считаные годы, он уверился в том, что скоро она придет к успешному завершению».
Назад: Введение
Дальше: Послесловие