Личности

24 октября 1854 г. русские войска предприняли еще одну попытку снять осаду Севастополя в бою близ селения Инкерман. Но и она закончилась провалом. Становилось очевидно, что можно потерять город, а то и весь Крымский полуостров.

Осень выдалась необычно холодной для Крыма, а солдаты – защитники города были одеты слишком легко. Поставщики амуниции и провианта в армию наживали колоссальные капиталы на некачественной военной форме и провизии. Похлебка из черных заплесневевших сухарей стала основной солдатской едой. Вместо полушубков солдаты кутались в рогожу и кули из-под сахара.

Остро не хватало и боеприпасов. Из-за недостатка пороха, бомб, ядер, гранат было сделано секретное распоряжение: на 50 выстрелов неприятеля отвечать пятью. Однажды солдаты по случаю религиозного праздника выпросили разрешение сделать «целых» 150 выстрелов.

Князь Меншиков, совершенно разуверившийся в том, что Севастополь можно отстоять, никак не пытался исправить положение дел. Зато адмирал Нахимов всем сердцем сопереживал солдатам и делал все возможное, чтобы облегчить их положение. Увы, его усилия лишь в слабой степени могли противостоять невероятно распространенному среди интендантов воровству и мошенничеству.

Одним из тех, кто в течение всей войны осуществлял поставки в русскую армию и сколотил на этом огромное состояние, был знаменитый в будущем археолог-любитель Генрих Шлиман, первооткрыватель легендарной Трои. Незадолго до войны приехав в Россию, он переделал свое имя на русский манер (назвавшись Андреем Аристовичем), женился на дочери юриста и стараниями тестя был приписан к купеческому сословию, которое тогда освобождалось от рекрутской повинности и имело особые льготы в налогообложении и организации торговли.

Крымская война стала для свежеиспеченного купца настоящим Клондайком. Благодаря связям в деловом мире, Шлиману удалось сделать свою компанию генеральным подрядчиком русской армии. Под его надзором в Крым отправляли боеприпасы – селитру, серу, порох, свинец, а также одежду и обувь: сапоги с подошвами, которые снашивались за неделю, и мундиры, ткань которых расползалась после недолгой носки. Этот бросовый товар продавался по цене товара высшего качества, что приносило невероятные барыши. О махинациях Шлимана стало известно даже императору Александру II, сменившему на троне Николая I, и, когда после очередного путешествия Шлиман подал прошение о возвращении в Россию, Александр отклонил его довольно своеобразным способом. «Пусть приезжает – повесим», – лаконично высказался царь.

Впоследствии Шлиман уехал в Грецию и Турцию и там, используя нажитый во время Крымской войны капитал, произвел раскопки древних городов и обнаружил уникальные артефакты, ныне известные как «золото Шлимана». Эти находки обессмертили его имя.

Человеком, поведавшим Александру II о чудовищных злоупотреблениях интендантов, был выдающийся врач Николай Иванович Пирогов. Профессор с 26-летнего возраста, автор первого в России анатомического атласа, изобретатель целого ряда щадящих хирургических приемов, Пирогов с самого начала обороны Севастополя отправился в осажденный город, где стал главным хирургом. Именно во время Крымской войны Пирогов ввел целый ряд новшеств, которые с тех пор прочно вошли в арсенал и военной и гражданской медицины.

Самым важным из них стал конечно же эфирный наркоз. Впервые он был применен Пироговым еще во время Кавказской войны, но Крымская стала широким полигоном для отработки его использования. Операция, во время которой пациент не чувствует боли, – это стало величайшим прорывом в медицине!

В Севастополе впервые в истории русской медицины была применена гипсовая повязка. Это значительно сократило число ампутаций, благодаря чему множество солдат не стали калеками.

Во время Крымской войны Пирогов разработал принцип сортировки раненых, который в неизменном виде применяется в военных условиях и по сей день.

К 1-й группе он отнес «отчаянные и безнадежные случаи». Таким больным обеспечивали медсестринский уход, но за лечение не брались из-за травм, несовместимых с жизнью. В Севастополе таких больных отправляли в дом горожанина Гущина, отданный под госпиталь. Если Пирогов при осмотре раненого командовал: «В Гущин дом его», то все понимали: человек обречен. Впрочем, по воспоминаниям медсестры Екатерины Михайловны Бакуниной, благодаря чистоте и надлежащему уходу за больными отдельные случаи выздоровления были и там.

Ко 2-й группе Пирогов причислял тех, чья жизнь находилась под угрозой и кому требовалась неотложная помощь. Эта помощь оказывалась в полевых условиях – там, где обнаружили нуждающегося в ней человека.

Для 3-й группы пациентов медицинская помощь могла быть отсрочена, а затем оказана в качестве подготовки к эвакуации.

К 4-й группе относили легкораненых, помощь которым оказывали лишь после того, как ее получили представители прочих категорий.

Благодаря такому администрированию время и усилия врачей использовались гораздо эффективнее, чем прежде, и спасенных жизней оказывалось больше.

Пирогов лично руководил находящимися в его распоряжении медсестрами и обучал представительниц этой новой профессии всему необходимому. Позже, под впечатлением от того, как блестяще проявили себя сестры милосердия на войне, он писал: «Женщины должны занять место в обществе, более отвечающее их человеческому достоинству и их умственным способностям» [1].

Свидетелем самоотверженной деятельности самого Пирогова был подпоручик артиллерии Лев Николаевич Толстой, прибывший в осажденный город из Дунайской армии в ноябре 1854 г. К тому времени он уже успел заявить о себе как о писателе, но «Севастопольские рассказы» – мрачная, но правдивая хроника осады города, опубликованная в самом читаемом в России журнале – «Современнике», подняла его в глазах публики на новую высоту. Война без героического ореола, но как обыденный кошмар – такими боевые действия еще не изображали.

Можно считать Толстого в какой-то мере военным корреспондентом, но настоящим отцом военной журналистики стал представитель противника России в этой войне, ирландец Уильям Говард Рассел (1820–1907).

Положение в стане союзников, о котором Рассел регулярно извещал газету «Таймс», было незавидным. Необычные для Крыма холода доставили англичанам и французам не меньше мучений, чем русским. По роковой случайности в середине ноября на лагерь под Балаклавой налетела еще и буря, сорвавшая с места палатки, уничтожившая госпиталь и потопившая почти все корабли с их ценным грузом, куда входили зимние шинели, сапоги, теплое белье.

Провизии тоже не хватало. Солдаты покупали у местных жителей рыбу, а для ее чистки использовали часть своей парадной формы – металлические горжетки с номером полка, надеваемые на грудь. В них проделывали дырки, и получалась своеобразная терка, значительно облегчавшая работу.

Зимой шотландские горцы даже вынуждены были отказаться от своей традиционной униформы, включающей юбку (килт) и чулки с подвязками, и надеть вместо них широкие красные клетчатые брюки. По всей Англии женщины вязали обтягивающие шапочки с прорезями для носа и глаз и присылали их мерзнущим солдатам – позже эти шапки назовут «балаклавами». Впрочем, они не спасали людей от обморожений. А лорд Реглан укрывался в теплой палатке и не показывался перед войсками.

В огромном количестве умирали лошади. Вновь начали лютовать малярия и холера, от которых погибало едва ли не больше солдат, чем в боях.

Осенью 1854 г. англичане окружили Севастополь полукольцом редутов, однако лошадей оставалось так мало, что доставлять на эти редуты боеприпасы было невозможно. Артобстрел города прекратился. Армия бездействовала. А смертность от болезней все возрастала.

Все это стало достоянием общественности благодаря статьям Уильяма Рассела, и эти публикации вызвали целый ряд важных перемен. Во-первых, именно тогда в армию и были отправлены сестры милосердия: Флоренс Найтингейл и ее монахини отплыли сначала в Стамбул, а затем – в Крым. Во-вторых, по инициативе и на средства предпринимателя Сэмьюэла Мортона Пето была построена железная дорога от Балаклавского порта до последнего из британских редутов на склонах окружающих Севастополь холмов. Теперь боеприпасы могли доставляться на огневые точки беспрепятственно. И в-третьих, в Англии сменилось правительство: британский премьер-министр Джордж Гамильтон Гордон, герцог Абердинский, обвиненный в бездарном управлении армией, вынужден был подать в отставку. После этого о Расселе открыто стали говорить, что он совершил государственный переворот. Именно Крымская война позволила впервые продемонстрировать обществу сокрушительную силу военной журналистики.

Говоря о неординарных личностях, имеющих непосредственное отношение к Крымской войне, необходимо упомянуть еще об одной. О том человеке, который своим единоличным решением начал эту войну, и о тех последствиях, которые имело для него это решение. Речь идет о Николае I.