-9-

6 часов 05 минут 13 августа 2007 г.

Громкоговорители на стене у КПП истошно подвывали голосом популярной новорасеянецкой певички: «Гули-гули, шакала-ладненький мой, сладень-деньки-и-и-й… Чмок-чмок! А-а-а! У-у-у!». Впрочем, этот звуковой фон здесь был едва слышен и не раздражал, а, скорее, выполнял полезную функцию маяка – помогал приближающимся к Черново ориентироваться на слух.

Старик сидел на завалинке домик номер четыре и старательно наматывал чистые портянки. Он недавно вернулся из душа, где провёл под горячими струями почти полчаса, измылив огромный пук подорожника. Из-за угла вынырнул Тихоня в полном походном снаряжении.

– Ребята подтягиваются к мостику. -сообщил он. -Пора, вроде бы…

Старик кивнул, натянул новые кирзовые сапоги на основе из керамосиликетовой ткани (доставлены в недавнем «подарке» из-за стены лично от майора Махдиева), встал и притопнул. Совка недовольно ухнула, сорвалась с его плеча и влетела в открытый зёв чердака.

– Что ж, пойдём. -согласился он. -Будь другом, подкинь рюкзак. А то шея что-то ноет. Думал, пройдёт, когда под душем прогреюсь, так нет же…

Застёгивая на ходу пряжки рюкзака и забрасывая «драгунку» за плечо, он последовал за Тихоней.

– Вещмешок-то ощутимо тянет. -заметил Старик.

– Понятное дело. -ответил, не оборачиваясь, парень. -У каждого – большие запасы. Продовольствие, вода, патроны. Некоторые взяли гранаты.

– Лишнее. Лучше бы йода с бинтами да лекарств побольше брали.

– Этого тоже хватает. Ничего не забыл? -в сотый раз поинтересовался Тихоня.

– Вместе же собирались.

Вторая половина вчерашнего дня ушла на самые тщательные сборы, проверку и подгонку снаряжения, чистку и смазку оружия. Оставшиеся вещи по настоянию Тихони нарочно оставили в беспорядке на матрацах: убираться перед походом – недобрая примета, можешь не вернуться.

У столовой им приветственно махнул рукой Пельмень, который растапливал печь. Бармалей, возвращавшийся из душа с серым полотенцем на шее, изобразил скорбно-похоронную мину на небритой физиономии, смахнул несуществующую слезу перекрестился и прошёл мимо, демонстративно не поздоровавшись.

– Ой, дурак… -вздохнул Тихоня.

– Плотик у нас маленький, -сказал Баклажан. По нерушимой традиции «курорта» он выстроил уходивших и придирчиво проверил их готовность к рейду. -Поэтому переправляться через Норку будете в два или три приёма.

– КПК есть у каждого. -сумрачно напомнил Боров. Он был непривычно и неумело внимателен к каждому, куда-то делись его напористые хамоватость и угловатость. -Поэтому на связь выходите как можно чаще. Со мной, с Хрычом, с Баклажаном – кто менее противен. Сообщайте всё, что стряслось. Помочь ничем, понятно, не сможем, но хотя бы будем в курсе событий… Себя берегите, в самоубийцы не записывайтесь. Ладно, бывайте. Ни пуха вам, ни пера, мужики!

– К черту! -недружно отозвался строй.

– А, чего там… -Боров вяло махнул рукой в беспалой перчатке и захромал прочь.

– Поддерживаю. -согласился Хрыч. -Пишите письма, звоните. Телеграммы шлите с дороги. На рожон не лезьте. Как только поймёте, что еще шаг – и возврата не будет, тут же вертайтесь взад. Живыми вы как-то лучше смотритесь, чем трупарями.

Баклажан в последний раз прошёлся перед строем, дёргая за ремни и пряжки.

– Угу. -одобрил он. -Значится, заводилой и головой у вас – Старик. А голову надо беречь… гм… в первую голову… Поэтому направляющим и замыкающим в колонну его не ставить, даже если сам запросится. От ночных дежурств также старайтесь избавлять. А теперь – рюкзаки надеть! Бобёр, не путай лямки. Хотя, да, нынче ты у нас не Бобёр, а Бабер, простительно… Нале-во! Кастет, поправь нож, сдвинь фляжку. Тихоня, застегнись. Добро, вроде всё осмотрено. С богом, парни!

Старик переправился через речку в последней партии. Когда он ступил на колеблющиеся скользкие бревнышки, Баклажан сунул ему в руку свёрток.

– Сало тут. -буркнул он, глядя в сторону. -С чесноком. Сам коптил.

– Спасибо! -растроганно ответил Старик.

6 часов 15 минут 13 августа 2007 г.

Мимо крематорок, развалин Черновского сельсовета, обрушенной кирпичной заводской трубы прошли спокойно. Эти места считались относительно безопасными предместьями «курорта». Тут даже позволялось нарушать одну из заповедей – запрет проходить между двумя близко расположенными большими металлическими предметами. Когда группа длинной цепочкой шла между двумя покосившимися цилиндрическими бензохранилищами, в недрах левого послышался шорох. Старик было насторожился, но Крест успокоил:

– Бродячие добытчики устроились. Не хотят платить Борову за ночлег на «курорте». Можно их понять: экономия и бережливость – прежде всего.

Группа взобралась на железнодорожную насыпь. Заморосило. Пробившаяся кое-где сквозь гальку чахлая жёсткая травка покрылась росой. На насыпи стояла платформа с неразгруженной галькой, истлевшие шпалы под ней покрывали оранжевые потеки ржавчины. Другую платформу какая-то зверская сила своротила с путей.

– Вот продумать бы, как разбирать рельсы, пилить их и доставлять железо в Гремячье. -пропыхтел Ушастый. -Это ж сколько тонн всякого добра можно изготовить-то из железа, матерь божья коровка!

Старик флегматично покивал, оглянулся. Черново лежало перед ними, как на ладони. За ним в сизой дымке виднелись КПП и участок бетонной стены с башнями по обе стороны ворот.

– Прямо по сэру Толкиену. -сказал Старик Тихоне. -«Две башни».

– Хорошо бы ещё «Возвращение Короля» состоялось. -глубокомысленно заметил тот.

– Чем чёрт не шутит, пока бог спит.

В виде компенсации переход через вторую железнодорожную ветку оказался куда более хлопотным. Идущий впереди Хоботяра услышал едва различимый металлический звон, замер и предостерегающе помахал над головой указательным пальцем: «Тревога!». Вслед за этим маленькая причудливо разветвлённая молния впилась в рельсы. Громыхнуло. Запахло окалиной и озоном. Хоботяра уставился на часы. Оказалось, что разряды бьют с интервалом приблизительно в минуту и можно в этот промежуток перебегать пути по одному. Что и было сделано.

Впереди виднелась Лебедевка. На привале Тихоня кратко пересказал историю, приключившуюся там с Самоваром.

– Бывал я в Лебедевке. – задумчиво сказал Выхухоль. -Станем проходить мимо – покажу кирпичный заводик, куда нас Носорог водил. Помните такого? Забрались, значит, в один тамошний цех. Устроили, стало быть, осторожный обход. Пошли по этим индустриальным развалинам кругом. Носорог – впереди, мы прикрываем… Что интересно – детекторы у всех полную чушь порют: мол, не то что монстров и аномалий вокруг, а и самих нас в природе нет.

Вокруг пылища, паутины какой-то серебристой, вроде как алюмииевой – вообще под крышу. Вдруг – ляпс! Конструкции там трубчатые, здоровенные такие, железные, под потолком, так одна срывается – и вниз! Ну, ясный фиг, ржавые они, но не до такой же степени, чтоб ни с того, ни с сего! Как Носорог увернулся, сам не знает, а эта хрень в древний асфальт на полметра врезалась. Прям в аккурат, где он стоял. Носорог упал, откатился, да и давай так лёжа палить! Остальные тоже перетрусили и пошли себе садить в белый свет, как в копеечку. Тут Гладиатор начал орать что-то про гадину в углу. Гляжу – никакой гадины в упор не вижу. В общем, психушка помешалась, дурдом спятил, концерт самодеятельности шизофреников в разгаре.

Ага, успокоили друг друга. Двигались четверть часа осторожненько так, чтоб под конструкциями этими больше не оказаться. И бред, ну бред полный: то одному, то другому чего-то привидится, так сразу давай очередями в пол- магазина хлестать по пустому месту. А Лопуху с Коромыслом вообще не повезло. Один шёл по гладкому полу, вдруг в яму с вонючей грязью по колено провалился, другому дверь на пружине со всего маху по заднице заехала. Ну, тут все вообще рассвирепели – ясно ж ведь, что монстрятина какая-то развлекается! Замерли, дожидаемся, кто появится, пальцы на спусковых крючках затекают. Ждём-ждём…

А монстрюга, летучая была, что ли… Пока мы внизу сплочённым коллективом дурака валяли, сидела себе тихонько на потолке и веселилась, стерва! Дошло это до нас поздно, да и то почти случайно. Тварь эта расшатала ещё пару железяк, чуть не полкрыши прямо на нас и навернулось. Все в синяках, кровоподтёках, чудом не полегли! Эх, как тут Носорог услышал шебуршание наверху, так, не раздумывая, и дал очередь. Полезнейший, скажу вам, рефлекс! Мы тоже, ясно, подскочили, да как жахнули из всех стволов. Ну, визгу же было, когда её достали! Монстрятина с такими воплями сверху сиганула, что уши закладывало. Ну, тут уж мы душеньки отвели: кто прикладом бил, кто просто ногами прохаживался. Гладиатор, так тот нож достал, чтоб ей побольнее потроха вывалить… Носорог, понятно, всех с трудом, но угомонил, а то вообще от гадины одно повидло бы осталось.

– Ах! Как романтично! -жеманно прокурлыкал Ушастый.

12 часов 05 минут 13 августа 2007 г.

К северу от Лебедевки находится, как убеждены многие, самый гиблый участок Зоны: болота, дачное товарищество «Сибиряк» и уроевские пустоши. Там не бывал, кажется, никто, да особенно к этому и не стремятся.

Легенды «курорта» гласят, что в семидесятые годы некоторые фермеры хотели разведать «Сибиряк» на предмет удачно мутировавших растений, которые можно перенести и выращивать в Черново. Но надежды на ценные источники пищевого сырья, на обилие и разнообразие растительных форм пришлось оставить. Раз на раз не приходится: совершенно одинаковые овощи в «Сибиряке» могут быть то абсолютно безвредными и даже необычайно вкусными, то ядовитыми. Во втором случае гарантировано пищевое отравление, либо (что куда хуже!) временное умопомешательство. Съевшему токсичный, плод начинают мерещиться дичайшие вещи, причём пострадавший становится опасен для окружающих. Для животных-эндогенов с их врождённым чутьём отличить опасную зелень от съедобной или даже целебной – не проблема, а вот фермерам пришлось отказаться от затеи поживиться за счёт бывшего садоводства.

«Штук», судя по всему, там тоже не много, зато чудищами и зверьём округа нафарширована под завязку. Почти доказано, что именно там и происходят загадочные процессы, в результате которых нечаянно угодившие туда люди превращаются в умопомрачительных монстров. «Кузница кадров» Зоны, цитируя товарища Сталина… Садоводство «Сибиряк» сейчас представляет собой непроходимые заросли одичавших яблонь, вишен, смородины – идеальная кормовая база для травоядных. А они – прекрасная кормовая база для хищников. Кроме всего, для гнездовий и лежбищ монстров и животных не найти лучше мест, чем полуразрушенные дачные домики. В общем, еще те местечки!

Поэтому экспедиция повернула и, от греха подальше, обходила Лебедевку с юга.

На очередной двадцатиминутной остановке Старик порезал на ароматные ломтики и раздал сало, подаренное Баклажаном. Неторопливо жуя, Хоботяра говорил:

– Вот тот самый кирпичный завод, о каком Крест толковал. «Заря» называется. Всё точно, маленький, да мрачный, ребята, заводик. Сколько новичков там полегло – просто слов нет. Тут порой кажется, что обстановка сама собой меняется. Вроде бы час назад тут валялись гнилые доски, а теперь пусто, либо вода течет из старой канализации. А порой кажется, будто забор сам собой подступил ближе. Вот, вроде бы, ты проложил дорожку, прошёл удачно, а дорожка замкнулась сама на себя, либо увела от нужного места, вместо того чтобы привести к нему. А еще метки и вешки твои остаются на месте, пока на них смотришь, но, стоит отвернуться, так сразу исчезают. И кровососы, гады, там оседают, а ночами выползают. А они, как известно, становятся сильнее, когда крови напьются. Но, говорят, что-то важное на этом заводе припрятано, что-то просто жизненно необходимое… Не помню, кто рассказывал, будто сунулись из туда фанатики из Красного, да так все и сгинули. Только вопли и стоны целый день слышались. Нечего ходить туда, пусть они там все сгниют, кровососы эти проклятые.

– Пусть сгниют. -согласился Тихоня. -Мы – мимо, с опаской.

Обогнули гигантскую яблоню-мутанта, крона которой кишела пернатыми, вышли к идеально сохранившейся церквушке. Тихоня хихикнул в нос, заметив, как Водила украдкой перекрестился на купол.

В глиняном карьере семья кабанов, утробно хрюкая, копошилась над ворохом подозрительного тряпья.

– Много мяса. -с сожалением сказал Стиляга. -Эх, Пельмень не видит…

– Мимо, мимо! -повторил Тихоня. -Не на охоте.

Было жарковато. Духота особенно донимала Старика, Тихоню, Ушастого и Бобра в их плотных комбинезонах. Они сняли и откинули назад шлемы с респираторами, Старик поминутно вытирал струйки пота, стекавшие по пятнистой лысине.

– Отдыхаем? -неуверенно спросил Бобёр.

– Полчаса. -разрешил Старик. -К вечеру надо дойти до Блохино. Не ночевать же в открытом поле.

– В Блохино не многим лучше. -проворчал Гоблин. -Бывали раз, видали. Бревенчатые избушки и сарайчики россыпью. Может быть, еще придётся нечисть выкуривать перед ночлегом.

– А куда деваться? -резонно заметил Кастет. -Придётся, так и выкурим, нас много.

– Молодцы, как на подбор. -поддержал Ушастый. -С нами – дядька Черномор.

14 часов 12 минут 13 августа 2007 г.

Метров двести. Не больше. Очень не хотелось проходить эти метры по лесной тропе, но выбора не было. Обходить с севера – прижиматься вплотную к «Сибиряку». А южнее кружной путь был, кажется, раз в пятнадцать длиннее.

– Становимся по двое. -велел Мохнатый. -Один в паре держит ствол влево, другой – направо. Бьём по любому шуму после предупреждения.

Когда колонна преодолела почти половину расстояния по зелёному коридору, стало слышно, как кто-то медленно, но упорно пробивался через густой кустарник. Прошло несколько минут. В лесном сумраке обрисовался слабо светящийся человеческий силуэт.

– Бред! -прошипел Ушастый. -Кому тут шастать в одиночку?

Фигура приближалась, смутно виднеясь на фоне обомшелых стволов крупных вязов.

– Эй! -тихо окликнул Выхухоль, подняв автомат, -А ну, замри, мужик. Кто таков? Откуда?

Похоже, его не слышали. Неизвестный, заплетаясь ногами в ползучих растениях, обвивающих прутья подлеска, неторопливо приближался к ним. Возникало впечатление, что не было коряги, о которую тот не споткнулся бы, промоины, куда не ступил бы. В очередной раз оступившись, диковинное существо задело колючие ветки цветущего не по сезону шиповника. Ветки колыхнулись, осыпав его кружащимися белыми лепестками, отчего происходящее еще больше стало напоминать кошмарный сон. Всем стала заметна и неестественность его поступи: он несуразно ковылял, покосившись и мелко подскакивая при каждом шаге, словно коленные суставы у него не сгибались. Руки незнакомца болтались плетьми. Вывернув из-за здоровенного куста шиповника, диковинное существо оказалось на таком расстоянии, что его можно было разглядеть как следует.

– Матерь божья коровка! -сдавленно прошептал Стиляга.

Создание только издали создавало впечатление человека. Теперь же было очевидно, что перед ними не человек, не мутант и не животное, а, неискусно вылепленная из сырой пористой мякоти карикатура на человека. Но эта карикатура светилась и двигалась!

– Кто? Что? -бормотал Тихоня…

– Гриб. -ответил Старик, поднимая к плечу винтовку. У него в сознании с необычайной ясностью всплыл фрагмент из лекций Штайермана. -Гриб-людоед.

И тут на мерцающем слабом зеленоватым светом губчатом лице жуткого существа распахнулся провал рта. Послышался протяжный глухой голос:

– Не надо… стрелять… помогите…

Тихоня нерешительно повел стволом винтовки и замер, не заставив себя спустить курок. А отвратительное создание внезапно, точно выброшенное катапультой, метнулось в сторону «курортников», в то же время выбрасывая в их направлении пульсирующую тучку белой пыли.

Уже в прыжке тварь встретилась с пулей-зудой из «драгунки» Старика. Белое облачко рассеянных незнакомцем преследователем пылинок унесло прочь, а самого монстра с коротким гулким буханьем разнесло в мельчайшие брызги.

– Зачем он подходил к нам? Кто это? -повторил Тихоня.

Старик вытер потную лысину: -Как знать… какой-то бедолага. Пораженный грибом-людоедом. Когда услышал наши шаги, инстинктивно направился наперерез. На самом деле, не сам шёл – то, во что он преобразился, тащило несчастного сюда, чтобы и нас заразить. Так гриб распространяется по лесу.

– Он… соображал что-нибудь?

– То-то и оно! Это и есть самое страшное. -мрачно сказал Старик. -Учёные считают, что мозг поражается в последнюю очередь. Но преображённый уже не способен отличить чего желает сам, а чего хочется поселившемуся в его теле паразиту. Несчастному-то казалось, что он спешит к нам за помощью. На самом же деле его вёл гриб, которым он стал, – направлял за новой добычей.

– Вот дрянь! -сплюнул Стиляга.

Когда группа покинула лес и, достигнув открытого холмика, с которого хорошо просматривалась округа, решила пообедать, Старик продолжил:

– Кое-что о грибе мне довелось услышать еще до прихода сюда. Вообще-то это жуткий секрет, но я… случайно сподобился. Впервые об этой гадости узнали в Якутской Зоне. Начали было изучать, но гриб, слава богу, погиб при транспортировке, а других экземпляров не обнаружили. В Канаде подобных мутантов вовсе не образовалось. А вот у нас их, похоже, не так уж мало.

– А подробнее можешь? -жадно спросил Тихоня.

– Пожалуйста. -согласился Старик.

– Однако мы наглядно убедились, что это не так. -закончил Старик импровизированную лекцию и с удивлением убедился, что его внимательно слушали.

– Где-то я читал, -сказал Редька, прихлёбывая из фляжки, -что авиаконструкторы по всем их формулам доказали, что майский жук летать не может. Но он с их выводами не знаком и потому летает.

– Американский Фонд научных исследований аномальных зон обещал вознаграждение в пять миллионов долларов тому, кто передаст им образцы тканей гриба-людоеда.

– Ну, и на хрена мне здесь их доллары? -удивился Выхухоль.

– Отчего же, они согласны заплатить товаром. -хмыкнул Старик. -Представляешь, переправляют тебе пять вагонов жевательной резинки, поп-корна и кока-колы. Или других общечеловеческих демократических ценностей, каких душа пожелает. Только, думаю, что ни Боров, ни даже лукьяновские отморозки на такое даже за горы золотые не пойдут. И дело тут ни в риске, что там риск, когда жизнь – копейка. Представить страшно, что америкосы сотворят, если грибок получат.

– Оружие? -быстро спросил Крест. -Во гады, а! А фиг им! Любой у нас в Зоне скорее сам в крематорку прыгнет, чем такое сотворит.

– Так то у нас. -Тихоня с хрустом разгрыз незрелое яблоко и сморщился. -А вот в Канаде в шестьдесят седьмом какой-то орёл-сталкер таки выволок из Зоны банку с ведьминым студнем. Так там потом целый Карригановский институт медным тазом накрылся. Открыли манипуляторами фарфоровый контейнер, а студень хлынул наружу. Всё, с чем он соприкасался, тоже превращалось в студень. Образовалось несколько тонн, эта масса проломила пол и провалилась в подвалы. Людей угробили – без счёта. В общем, развалины лаборатории залили крепчайшим бетоном и облицевали фарфоровой плиткой так, что получился огромный куб. Ну, саркофаг вроде чернобыльского… Повесили бронзовые мемориальные доски с именами павших во имя науки и скорбят каждую годовщину. Молитвы, флаги матрасно-полосатые…

– Говорю же – гады! -подтвердил Крест. -Так и надо проклятым.

21 час 05 минут 13 августа 2007 г.

Вопреки ожиданиям крайняя изба в Блохино оказалась в сносном состоянии и даже сохранились засовы на двери. Выгонять из неё также не пришлось никого, кроме непонятно что делавшей там семьи тушканцев. Возмущённо запищавшие грызуны проворно выскочили и унеслись прочь, но матёрый самец успел-таки на прощание дать знатного пинка замешкавшемуся Тихоне. Парень сгоряча поклялся зажарить обидчика, но того, разумеется, и след простыл под дружный хохот и аплодисменты всех «курортников».

– Теперь ты обесчещен. -трагическим голосом объявил ему Бобёр. -Такие оскорбления смывают кровью, не иначе. Ищи его и пока не вызовешь на дуэль, не возвращайся.

– Заткнись, Бабер! -огрызнулся Тихоня, делая ударение на первый слог.

– Хватит вам. -оборвал их Выхухоль. -Чтоб не цапались, будете дежурить первыми. А вот зажарить никого, кроме себя, не получится: печь совсем развалилась, такую топить – только избу спалить.

– Значит, без чая. -печально подытожил Водила. -Опять сухомятка…

– Что-то сна ни в одном глазу. -сказал Старик. -Давайте, я первую смену посижу. А Тихоня с Бобром лучше пусть сейчас свяжутся с Хрычом и Боровом и расскажут, как у нас дела. Обещали отчитываться – будем выполнять.

– Баклажан велел тебя не напрягать дежурствами.

– Э, какой там напряг – всего два часа.

– Я посижу со Стариком. -вызвался Гоблин. -До одиннадцати.

– Ну, хорошо… – с сомнением согласился Выхухоль. -Все остальные – быстро закусывайте, выходите тройками и четверками «до ветру», потом размещайтесь дрыхнуть вон там на полу, головами к стене.

– Аминь! -встрял неугомонный Ушастый.

Экспедиция крепко устала и не заставила себя долго уговаривать. Уже через полчаса в тесноватом доме вообще ступить было некуда: все лежали бок о бок, с головами на рюкзаках и автоматами под правой рукой.

– Сапоги бы снять. -сонно помечтал Ниндзя.

– Ага, чтоб мы тут задохнулись. -не менее сонно парировал Ушастый. -Спи давай, ловец наслаждений…

Послышалось хоровое сопение.

Старик и Гоблин сидели у разбитых окон и молча смотрели на темнеющее небо, поросшую мелкими кустиками дорогу, темнеющую стену ельника, в котором произошла встреча с несчастной жертвой гриба.

– Ты здесь недавно, Старик, и, наверное, не замечал, -вдруг тихо сказал Гоблин, -какие красивые места есть в Зоне? Бардзо добже! Вот, кажется, ничего кроме смерти, там нет, а глаз оторвать не можешь… Погляди, какое небо! А вон те кусты сразу за электрой! Да взять хотя бы глиняную пустошь с синей колючкой на подходе к Блохино – ведь это ж чудо, надо только разглядеть.

– Поэт…

– Ну тебя, я ж серьёзно. Вот вспоминаю, что до Зоны было и, не поверишь, ничего доброго в памяти вовсе не возникает… как там по школьной программе, в «Ревизоре»-то… одни рыла, рыла, рыла кругом. Мне вот ровно тридцать. Первые десять лет – вроде ничего, а потом – только дерьмо кругом, по макушку в нём сидишь, захлёбываешься. Одноклассники – малолетние пивные алкоголики, одноклассницы – сопливые шлюшки. телевизор тебе тоже сплошь о дерьме – о банкирах, киллерах, проститутках, президенте. Чистого ничего не осталось. То есть вообще. А вот тебе «Двенадцатый канал»! А вот тебе реклама! А вот тебе мультики для дебилов! Учительница, идиотка старая, повесила в классе матрас полосатый, ну флажок то есть. Прицепила, когда велели, портрет с крысиной президентской харей. Курицу чернобыльскую, мутанта с двумя головами в рамочке поместила, текст гимна вывесила. И давай патриотизьм воспитывать, пся крев. А зачем ей? Сама ведь во всю эту лабуду не верит. И хоть бы из-за денег, так нет – ни хрена ж не платят, сосиски из генетически модифицированной макулатуры жрёт, в китайских пластмассовых лаптях ходит. А вздумаешь ей что сказать, так сразу включается, словно магнитфон и начинает, и начинает… Зудит: такие, как ты, мол, против наконец наступивших порядка и стабильности, тебе, мол, плохо, когда демократической и процветающей родине хорошо… Ну дура и дура! Какая, на фиг у меня родина? Что у меня в этой родине? Всё разворовано, а что украсть нельзя, то обгажено сволочью этой, хозяйчиками жизни…

С ума сойти: стукнуло двадцать, а показалось, что первых десяти детских лет не было вовсе. А что потом было – как в тюремную зону попал, а из неё – в аномальную… Этого даже вспоминать не желаю заостатне… напоследок…

– Что значит «напоследок»? -насторожился Старик.

– Погибать мне скоро. -буднично ответил Гоблин.

– Эй! -опешил Старик. -Эй! Ты чего? Брось себя на такое настраивать.

– Да не настраиваю я. Тут, в Зоне, понимаешь, во мне что-то вроде будильника образовалось. На циферблате последние деления пошли, скоро зазвонит.

– Типун на язык! -от чистого сердца пожелал Старик. -Несешь черт-те что.

– Замнём. -равнодушно согласился Гоблин. -То вшистко едно, панове… Подымлю-ка лучше…

Они замолчали. Гоблин выпускал в окно синие струи табачного дыма. Когда сигарета была докурена до фильтра, он привстал, щелчком отправил ее в разбитую форточку, да так и замер.

– «Кошачий глаз» рядом? -шёпотом спросил он.

Старик проворно вынул цифровой бинокль ночного видения.

– А ну, глянь вон туда.

С тихим жужжанием бинокль сфокусировался и в зеленом поле чуть левее сухих сосен Старик увидел копошившийся комок.

– Кто там?

– Не разобрать. -ответил Старик. -Ох ты!

И без бинокля было видно, как вспыхнул живой факел. Черный комок на мгновение замер, объятый огнём, затем, растопырив длинные конечности, задёргался и издал самый страшный вопль, который Старику приходилось слышать в жизни. Безысходный, тягучий вой эхом пронесся над пустошью, завершился диким взвизгом, а рухнувший наземь комок продолжал пылать.

– А? Чего? -Стиляга с закрытыми глазами сел на полу. -Кого?

– Спи-спи, всё в порядке. До смены далеко.

06 час 25 минут 14 августа 2007 г.

– Доброго ранку вельможному панству! -пожелал Гоблин.

– И вам того же, пан Гоблин. -ответил за всех Тихоня. -Как после дежурства спалося-почивалося?

– Дзенькую, пан Тихоня, бардзо добже. Однако, пся крев, дворецкий сызнова поутру ужрался шампанским и не выгулял мою любимую борзую…

– В колодец не лезьте. -наставлял Выхухоль. -Бог весть что там, не нравится он мне. Умываться топайте к канаве, там чистая дождевая вода, проверено. Эй, вы трое, идите оба сюда, я тебе говорю! Автоматы снимите с предохранителей, разгильдяи!

– Фляжки не заполняйте, -предостерёг Старик, с отвращением потирая небритые щёки, -впереди должен быть хороший пруд с ключами на берегу.

– Откуда знаешь? -поразился Водила.

– Наитие у него. -пояснил зевающий Тихоня. -Знаешь, что это такое? Предупреждаю, с интимом не имеет ничего общего.

Через четверть часа в избе появился встревоженный Крест. Он забыл пригнуться, стукнулся теменем о косяк, но даже не заметил этого. Тыкая пальцем в сторону каждого из присутствующих и шевеля губами, пересчитал всех.

– Чего ты? -спросил Выхухоль.

Крест, не отвечая, вышел, за полуоткрытой дверью послышался его озабоченный голос. Потом он вновь протиснулся из сеней, отодвинув замешкавшегося Стилягу.

– Сопля исчез. -объявил он.

– То есть как «исчез»? -спросил Редька.

– Незаметно. Всё время с подъёма толкался то с одними, то с другими. А сейчас нет его.

Выхухоль злобно сплюнул.

– Старик, Редька и Тихоня остаются здесь на связи с включёнными КПК. -рявкнул он. – Я, Ушастый, Гоблин, Стиляга, Хоботяра, Крест – от избы налево и по часовой стрелке. Остальным – направо. Предохранители – в положение стрельба очередями. Ищем Соплю в радиусе ста пятидесяти метров. Не зевать, в аномалии не прыгать.

«Курортники» с топотом выскочили наружу.

– Что могло произойти? -спросил Старик.

– Поди знай… Быть может, умелый мозгоед зацепил? Тогда – каюк… -сказал Тихоня.

– Подождём сообщений от ребят. -оборвал Редька.

Стукнул выстрел. Два выстрела подряд. Вновь одиночный.

– Верно, умница Выхухоль! -одобрил Редька, -Сигналит.

Все трое замерли. Прислушались. Ответа не было.

09 час 50 минут 14 августа 2007 г.

Старик сидел за ветхим столом под выцветшим настенным календарём с изображением мудро курящего трубку Сталина. Рядом шумно дышал и облизывал запёкшиеся губы Ушастый.

Больше трёх часов, почти не разговаривая друг с другом, вздрагивая и озираясь на малейший шорох, его группа обыскивала разбросанные беспорядочной россыпью убогие усадьбы Блохино. Без толку – обнаруживали на сырой земле только отпечатки подошв собственных сапог, оставленные ранее. Осторожно, чтобы не привлечь мутантов и монстров, звали Соплю. Тот не отзывался. Тратить патроны на сигнальные выстрелы было непозволительной роскошью. Пару-другую раз «курортникам» чудились зов о помощи или стоны, все устремлялись туда. Но каждый раз оказывалось, что надежды были напрасными. Если бы Сопля погиб при всех, в аномалии или при нападении монстра или зверя, если бы «курортники» обнаружили хотя бы мёртвое тело или останки, было бы легче.

Водила исхитрился с обезьяньей ловкостью взобраться на сгнивший конёк крыши одной из изб, чтобы осмотреть Блохино. Остальные устало стояли внизу. Потом, когда Водила слез, обломив несколько досок, все молча ждали, что он скажет. Чуда не произошло. Водила произнёс лишь: -В лесу, который мы вчера прошли, что-то блестит…

Было жарко, комбинезоны сначала промокли от пота, затем от короткого ливня, который не только никого не освежил, но и превратил Блохино в парную. Когда, поскользнувшись, Стиляга повалился в мокрый куст смородины, а Водила, протянув ему руку и попытавшись поднять, сам рухнул в сырые душистые листья, Ушастый покачал головой и тускло сказал:

– Всё, мужики, назад…

Сейчас он механически вытирал руками мокрый шлем. Старик посмотрел на него и тяжело вздохнул:

– Что будем делать?

– Ты начальник. -сказал Хоботяра. -Решай. Только не забудь, что припасов у нас немного. На лишний день задержки мы не можем рассчитывать.

– Можно напоследок попробовать ещё раз. -нерешительно предложил Тихоня. -Выдвинемся и обогнём Блохино слева. Там мы ещё не были. Вдруг…

– Да. -согласился Старик. – У нас нет времени. Выступаем. Обходим деревню с севера, как ты предложил.

Когда группа пересекала уроевское шоссе, Крест внезапно остановил всех громким восклицанием. Ему удалось разглядеть на сырой глине несколько отчётливых свежих следов.

– Сопля. -мрачно сказал он. -Смотрите, левая подошва с краю чуть повреждена. Это он у костра как-то припалил.

Выхухоль откинул капюшон и тяжело вздохнул: -Всё, ребята… Что бы там ни произошло, из Уроевки не возвращаются. Светлая Сопле память.

13 час 30 минут 14 августа 2007 г.

Старик всё время твердит, что в памяти у него – безнадёжно устаревшая карта. Не настолько уж безнадёжно и не такая уж устаревшая. Пруд оказался на месте. Во впадавшем в него ручье вода оказалась кристально чистой и вкусной. Наполнили фляжки, над костром из сухого камыша и собранной под гигантской березой бересты установили котелки. Пообедали и с наслаждением напились настоящего крепко заваренного чая. Вообще местечко тут замечательное, аномалий – мало, все явные, отлично видные. Ни зверя, ни мутанта. Трава – шелковистая, мягкая. Расслабляться, ясное дело никто не собирался, но всё равно – приятно. Посидеть бы тут подольше, да нельзя, надо навёрстывать отставание. Выхухоль и Крест подняли народ, построили и по стариковой наводке направили на северо-восток. Ночевать надо только в Околице, ни одного мало-мальски подходящего места для ночлега не будет, утверждает Старик. Славно было бы, конечно, влезть в машину времени, да они по Зоне очень редки.

В молодом березняке срезали длинные шесты. Шли теперь, словно македонская фаланга с копьями. Умно это придумал Ушастый, между прочим. Впереди идущие кинут камешек прямо по курсу, поводят жердями, словно таракан усами – значит, десятко шагов отмерить вполне можно. Один раз галька пролетела без сучка-задоринки, а когда Бобёр для перестраховки потыкал шестом, конец палки с треском расщепился и над ним заплясал, шевеля туманными лучами звенящий ёж. Несмертельная, в общем. аномалия, однако оторвёт подмётку и хлебнёшь проблем полной пастью, заглотить не сумеешь… Без обуви ты в Зоне не жилец.

Заметили с полдюжины «штук», так мелочёвка: браслеты, белые вертячки, иголки. Подобрали. Хозяйственный Редька рассудил, что, хотя в Околице за них дадут лишь полцены продовольствием, но еда для нас лишней никак не будет. Кроме того удачно нашли полную пустышку. Она неопасна, если, конечно, не лизать её. Для переноски достаточно замотать её обычными тряпками, что Редька не преминул сделать.

Солнце жарило вовсю, тучки куда-то делись. Зигзагами прошли по хилому березнячку. Торчали почти безлистные белые прутики в рост человека, между ними щетинилась жёсткая тёмно-зелёная трава. Вышли на выбитую полвека назад грунтовую дорогу от Уроевки. Ей бы пора сплошь зарасти, до полного исчезновения, а вот поди ж ты – колеи сохранились, вода в них блестит. Старик глаза прикрыл, помолчал, губами пожевал и объявил, что если верить старой…

…если верить старой карте, то дорога ведёт от Уроевки. И не просто от неё, а от тамошнего кладбища. И не просто от погоста, а от лесного кладбища. Ну, от его слов всем сразу похорошело, а тут еще усталый и злой Мохнатый с его чутьём взволновался не на шутку.

– Ребята, -умолял, -не хуже вашего знаю, что торопиться в Зоне только на тот свет можно. Опять же без проводника топаем по нехоженой земле. Но только давайте отсюда побыстрее двигать. Что-то нехорошее оттуда прёт.

И пальцем в сторону Уроевки тычет.

Ну, никого долго уговаривать не стоило. Мохнатого Зона наградила особым талантом: он, стоя на вышке, тревогу поднимал ещё до того, как кабаны на черновский плетень кидались. Мы подтянулись, двинулись с утроенной оглядкой дальше. Слева раскинулась сухая угрюмая равнина. Земля там была бурая и растрескавшаяся. Никакой травы не было и в помине, только местами торчали редкие обугленные еловые стволы. Вились струйки полупрозрачного серо-голубого дыма, сливались в сизое марево. Ой, совсем нехорошо: ведь это же адская духовка. Так называют место, где буйствует подземный пожар. Тут ненадёжная корочка земли предательски маскирует пустоты, ямы, провалы. Адская духовка аномалия номер один по опасности, сюда даже зомби с их гнилыми мозгами не забредают. Слава богу, нам не туда.

То есть не надо было туда, пока всё не началось. Парни зашевелились, биноклями заблестели, когда Мохнатый вообще благим матом завопил. И настроение наше упало ниже возможного. С северо-запада прямо на нас перла крысючья орда…

…крысючья орда. Причём какая! Сколько там их было? Десятки, сотни тысяч? Левый фланг орды налетел на край аномалии, кажется, это была карусель. Сотни серых тушек, разорванных в клочья швырнуло в разные стороны, а зверьё словно и не заметило ничего. Смотрел я на надвигающийся жуткий серый ковер, а в сознании только одна дурацкая мысль билась: «Обидно, если выживу, буду рассказывать – никто ж не поверит!». Похоже, все в таком же состоянии были, кроме Гоблина.

– У кого гранаты? -громко, но совершенно спокойно спросил он. -Живо мне!

Мы будто проснулись, ссыпали ему пять «лимонок». Он отдал свой рюкзак Кастету, сунул автомат Водиле, рассовал гранаты по карманам и вразвалочку шагнул навстречу орде.

– Куда, псих?! -заорал Крест. А Гоблин повернулся и с жуткой улыбкой по-прежнему спокойно ответил:

– Идите по краю духовки, туда орда не сунется, а у вас будет шанс. Иначе не одному не выжить. Мой срок сегодня вышел. Прощайте, братишки, не поминайте лихом.

Выхухоль сглотнул, выхватил бухту нейлонового шнура, принялся лихорадочно резать.

– Пойдем тройками в связках. Пропускайте канат под ремни. -говорит. -Первая тройка: я, Ушастый, Старик. Остальным смотреть на нас, делать, как мы.

Связываясь с ним, я краем глаза заметил, как Гоблин широко и словно бы лениво замахнулся. Рвануло, послышался злобный многоголосый визг. Второй взрыв, визг перешел в истерическое завывание.

Травяной покров резко оборвался, будто обрубленный топором. Я ступил на сожженную землю, та рассыпалась в бурую пыль. Выхухоль опасливо, с силой втыкая шест в бурую почву, прокладывал дорогу к ближайшей кочке. Молодчага, верно, бугорки – это метки, которыми Зона обозначила единственно безопасное место духовки, где можно полминуты передохнуть. Позади послышались третий и четвертый взрывы. Пятый под упавшим на гранату телом прозвучал глухо. Эх, Гоблин, Гоблин… Если выживем – не забудем!

…не забудем! Вошли в пелену дыма. Первую тройку было плохо видно, темнела только фигура Старика, но следы неплохо просматривались, двигались по ним. Серо-голубые струи гадюками пробирались под комбинезон, опутывали тело, прошмыгивали в легкие. Первый раз в жизни схватило сердце. Никогда раньше не болело. Наверное, то же чувствует деталь, которую Рашпиль у себя в мастерской зажимает в тиски. Солнце жжёт без пощады. По-моему я уже не потею – нечем, всё испарилось. Невыносимо хочется пить. Нервы натянуты, как нейлоновая веревка нашей связки. Еще немного – и разорвутся. Тихоня позади зашёлся в хриплом кашле, сплюнул серый сгусток, но приступ не прошёл. Продвигались от кочки до кочки. Мысленно считали до тридцати, отдых заканчивался и мы шли вновь в бесконечном ожидании, что твердая земля под ногами исчезнет. Шестом ощупывали бурую истрескавшуюся почву и несчётное число раз шест уходил в пустоту. Когда выдергивали его, конец берёзового кола горел. Пришлось попетлять. Нашей тройке довелось провалиться, только чудом успели вымахнуть из полыхающей ямы. Мокрые от пота волосы в шлеме встали дыбом До заветного края духовки оставалось всего несколько метров. Выхухоль, старик и Ушастый уже валялись в полном изнеможении там, на траве. Пытаются подняться, но ноги не слушаются. Задул горячий ветер. Пыль свилась в тонкие трепещущие вихри. Небо над духовкой потемнело. И тут мы выбрались на милую нашу мутировавшую травушку. Колени сами собой подкосились, мы со стоном рухнули рядом с первой связкой.

…рухнули рядом с первой связкой. Молодцы, парни дошли! Наверное, от радости за ребят я на миг ослабил внимание. Так бывает, когда до заветного конца смертоносного участка остается совсем немного. Напряжение спадает, инстинкт самосохранения прекращает свою работу. Как бы то ни было, я, ведущий, ошибся: недостаточно тщательно протыкал шестом путь, и повёл тройку на подозрительно прочный с виду пятачок. Спёкшаяся земляная корка рассыпалась мгновенно, без предварительного потрескивания. Уже на лету я почувствовал, что под нами – пустота. Конец! Но нас спасли шесты, лёгшие на края ямы. Тройка повисла на них, словно на шашлычных шампурах. Удушливый голубой дым поднимался завитками вверх. Края ямы неумолимо осыпались, и скоро мы должны были рухнуть в пурпурно пылающие угли. Пальцы судорожно вцепились в березовые стволики. Тело отяжелело, словно штанга. Сколько-то времени мы висели, собираясь с силами. Потом по одному стали сдвигаться к краю, подтягиваться и осторожнейшим образом выползать из западни. Господи милостивый, неужто целы?! Обернулся на секунду и увидел, как под следующей тройкой разошлась земля. Треск, грохот, ужасный вопль. Динамит, Ниндзя, Стиляга исчезли. Я сбросил рюкзак и крабьим манером, на четвереньках, добрался до провала, настраиваясь на то, что увижу в огненной пропасти. Кашляя и вытирая слезы, выступившие из-за дыма, заглянул в провал и вскрикнул: вцепившись в уступ оплавленной стены, висит Стиляга. Протянул ему шест, а дальше ничего не помню… Сколько тащил эту проклятую палку? Пока над краем провала не возникла лиловая, с черными губами и остекленевшими глазами, физиономия Стиляги. Я выволок его и, уже не связываясь, мы на четвереньках потащились к краю духовки. Всё! Мы споткнулись о кого-то, упали, и тут прямо на нашу группу, истерзанную и обессилевшую, обрушился ливень. Адская духовка отрыгнула гейзеры шипящего смрадного пара.