Глава 45
Битломания
Я убираюсь на кухне и останавливаюсь как вкопанная, услышав стук в стеклянную дверь. Подойдя ближе, я вижу девушку — мою ровесницу, может быть, чуть старше. У нее светлые волосы с двумя темно-красными прядями, за ухом татуировка в виде звезды.
— Господи, как здорово, что ты тут, — говорит она, заходя прямо в кухню и открывая холодильник, — нам тут очень не хватает молодых. Этот городок переполнен алкоголиками и стариками. Я Беатрис, но все зовут меня Битл. Не спрашивай.
Прежде чем я успеваю открыть рот, она продолжает:
— Божмой, ты пробовала чизкейк Джулиана?
Она берет лимонад из холодильника и, наливая его в кофейную кружку, проливает немного на стол.
— Погоди, а кто ты? — И тут я понимаю. Должно быть, она дочь Изабеллы. Я помню, она говорила, что мне надо с ней познакомиться. — Ты дочь Иза…
— Да. Но сразу не догадаешься. Она ведет себя со мной так, будто мы подруги. Странно, правда. Я думаю, она просто не хочет признавать, что уже в том возрасте, когда у нее может быть шестнадцатилетняя дочь. Кроме того, обычно я живу в Гонконге с отцом. Там все мои друзья. Сюда я приехала на похороны… маминой кошки, если ты в состоянии в это поверить. Похороны кошки! В любом случае она сказала, что ты здесь, так что я решила заскочить.
Беатрис заражает меня своей уверенностью. Я достаю из кармана визитку и показываю ей.
— Ты знаешь, где это?
— Совсем рядом. Километров десять.
Я чувствую себя полной дурой, потому что не понимаю, сколько это. Она замечает это и уточняет:
— Около шести миль. А что?
— Мне надо с ним поговорить.
— Чего мы тогда ждем? Поехали.
С этими словами Беатрис выходит из дома и запрыгивает в одну из этих маленьких европейских машинок. Я быстро пишу записку Ричарду и следую за ней. Я в Европе, и все возможно.
По дороге она расспрашивает меня, кто такой Коул, и я ей все рассказываю. Приятно поговорить с человеком, не имеющим ко мне никакого отношения, который не станет меня осуждать или склоняться в пользу той или иной стороны.
— Ясно, — говорит Битл, — но что, если твой отец действительно имеет к этому отношение. Что ты будешь делать с этим?
— Не знаю, но я чувствую, что разговор с Коулом — недостающее звено. Если я поговорю с ним, то почувствую, как все кончилось.
— Иногда лучше не знать. Ты уверена, что хочешь этого?
— Да.
— Ну ладно, только помни, что случилось, то случилось. Прощать трудно, еще труднее получить прощение, но всем нам оно нужно.
— Я просто чувствую, что зашла слишком далеко, чтобы поворачивать назад.
Битл рассказывает о своей матери и ее любовницах, и о своем чокнутом отце (это не тот человек, который сейчас встречается с ее матерью), и о своей бабушке, которая вышла замуж в четвертый раз. С каждой новой историей у меня все сильнее отпадает челюсть.
Вилла Коула напоминает современную бревенчатую хижину и стоит в глуши. На прощание Битл говорит мне:
— Если он попытается что-то сделать, кричи, я приду и надеру ему задницу.
Я улыбаюсь, делаю глубокий вдох и выхожу из машины. Его скорее всего нет дома, но попытаться стоит. Собравшись с мыслями, нажимаю на старомодный звонок. В тот момент, когда я уже готова повернуться и уйти, Коул в спортивных брюках и футболке открывает дверь. Он впускает меня так, будто ждал этого визита.
— Ну что ж, привет, — говорит он, — должно быть, ты гостишь у Ричарда?
Я киваю, и он делает приглашающий жест. Коул наливает мне апельсинового сока. Странно, но чем-то он напоминает мне отца. Загорелыми пальцами и тем, как сидит у края барной стойки.
— Как вы знаете, я много выяснила. И знаю, что на самом деле вы тут не виноваты. Я думаю, на самом деле тут вообще никто не виноват, понимаете? Но мне нужно кое в чем убедиться. В тот вечер, когда умерла мама, вы занимались с ней сексом в ее квартире?
— Разумеется, нет.
Я рассказываю ему про запонки.
— Она иногда разрешала мне подремать там днем. В благодарность я платил за коммунальные услуги.
— А почему вы не отключили их?
— Я ждал, пока твой отец продаст квартиру.
— Понятно. Но мне надо знать еще кое-что. Что произошло тогда за ужином?
Он выглядывает в окно, и на какое-то мгновение кажется, что мой вопрос его разозлил. Однако он, почесывая голову, отвечает:
— Откровенно говоря, это был очень печальный ужин. Для нас обоих. Она больше не могла так поступать с Жюлем. И не хотела. Как и я. Надо сказать, что мне никогда не хотелось так с ним поступать. Мы были прекрасными друзьями, давали друг другу то, чего нам не хватало. Но несколько раз мы зашли дальше, чем следовало бы друзьям. Но в тот вечер в ресторане все должно было закончиться.
— Но отец решил, что ваш роман возобновился.
— Да, он так постоянно думал. Честно говоря, твоя мама флиртовала со всеми, я тут не сильно выделялся. Можешь мне не верить, но с самого начала я был на стороне твоего отца. Он всегда был так добр к ней, всегда был таким джентльменом.
— На его стороне? И вы доказывали это тем, что спали с его женой?
Он молчит, как будто это был риторический вопрос.
— Это он толкнул ее на дорогу?
— Нет. Разумеется, нет. Они спорили, но он и пальцем до нее не дотронулся.
— Хорошо.
Из кладовки выходит бульдог, и я от страха спрыгиваю со стула. Коул смеется:
— Это Крошка, я за ним присматриваю.
— Не такой уж он крошка.
Я смотрю в окно: Битл сидит в машине и кивает головой в такт музыке. Толстые деревья в редкой рощице у дома гордо подпирают небо. Тяжело дышит Крошка, что-то напевает Коул, пахнет подгоревшим кофе. Это конец и начало.
— Я знаю, что в отце ей чего-то не хватало. Я знаю, что она сделала ему больно, но не от того, что была плохим человеком. Несправедливо, что она умерла. Несправедливо.
Теперь я вижу слезы и в его глазах.
— Да, несправедливо, — шепчет он.
Я встаю, собираясь уходить, и он протягивает ко мне руки. Я позволяю ему обнять себя, потому что все делают ошибки, и иногда люди нужны друг другу, какой бы дурдом вокруг них ни творился.