Глава 28
Автопортрет
Я ставлю в духовку любимое печенье Тайла и иду в отцовский кабинет поискать номер маминого сотового. Я набираю его и сразу попадаю на голосовую почту. Нажимаю звездочку, но пароль у меня не спрашивают. Решетку — тот же эффект. Может быть, ее голосовую почту нельзя проверить с другого телефона? Неожиданно я понимаю, что так лихорадочно пытаюсь добраться до сообщения, что не обращаю внимания на мамин голос. Я набираю номер еще раз и где-то посередине понимаю, что мне не по себе. Но ее голос всегда меня успокаивал. Мама редко повышала его, и обычно он звучал тихо и мягко. Когда она говорила, казалось, что ее слова окутывают меня, как теплый плед.
Я нахожу в старом папином блокноте номер курьерской службы и вызываю курьера. Собираясь уходить, я еще раз окидываю взглядом его кабинет, увешанный снимками, сделанными на мой первый фотоаппарат. Я смотрю, есть ли среди них какие-нибудь, которые мне стоило бы включить в портфолио. В углу замечаю свой автопортрет. Наверное, я держала камеру в вытянутой руке. На мне пушистый белый свитер, румянец на щеках. Свободной рукой я держусь за юбку маминого розового платья, под которым все еще могу спрятаться. Кажется, я тут счастлива. Я аккуратно снимаю фото со стены.
На запрос, состоящий из имени моей матери и даты несчастного случая, «Гугл» выдает только слово «не одна», не уточняя, с кем она была. Ни слова о Коуле. В некоторых из статей цитируется ее книга. Маме бы понравилось. В других ее называют «анти пин-ап» и «девушка не для постеров». Все пишут, что произошла трагедия и мама была красива. Кое-что опубликовано и на форумах, где можно оставлять комментарии. Некоторые писали откровенные гадости: что она добралась до верха через постель, что ее книга полное убожество, и так далее. Но я замечаю ответ на эти комментарии: «Она была больше, чем моделью и писателем. У нее было доброе сердце и открытый ум — то, чего вам всем, очевидно, и не хватает». При виде подписи я вздрагиваю: «Cole Train».
В комнате Оливера опять нет света. Больше никакой виолончели, никаких силуэтов на фоне окна. Я в очередной раз перебираю в голове события тех дней, что мы провели вместе, и пытаюсь понять, что же сделала не так и почему он пошел на попятную. Я вспоминаю, с какой решимостью Оливер позвонил Коулу, и делаю вывод, что мне надо вести себя также. Я быстро набираю номер, и он отвечает почти сразу.
— Послушайте, — слова произносятся сами по себе, — я не хочу вас доставать. Понимаю, предполагается, что я должна вас ненавидеть или что-то в этом роде, но это не так. Я просто хочу знать больше о том вечере. Вы сказали, что он был «совершенно убит».
— Почему тебе не спросить у него?
— Он очень вовремя уехал.
— Я тоже как раз иду на посадку. Думаю, будет лучше, если ты услышишь все от него.
— Скажите мне тогда только одно… — Я чувствую, как у меня сначала щиплет глаза, а потом льются слезы. — Вы ее любили?
Молчание. Такое впечатление, что у него тоже перехватило горло.
— Да.
— Почему она пошла прямо под машину?
— Она спешила.
— Почему?
Я слышу какое-то объявление на заднем плане.
— Слушай, мне пора идти. Можешь перезвонить через несколько часов.
— Уже не важно, — говорю я и кладу трубку, чувствуя себя разбитой.
Потом я пересматриваю клип, который сделали мы с Тайлом, и успокаиваюсь. Я перематываю его снова и снова, подмечая моменты, где свет делает маму похожей на ангела, будто солнечные лучи — это руки, которые могли прикоснуться к ней, поднять и унести в небо.
