– Уже почти шесть, – шепнул я, взглянув на свои серебряные часы-луковицу. – Почему эта проклятая толпа до сих пор не на месте?

– Едва ли можно ожидать, что народный мятеж будет столь же пунктуален, как гости, приглашенные к обеду, – с некоторым сарказмом заметил Холмс. Он удобно устроился в углу на груде мешков с зерном и покуривал трубку. – Церинг – надежный малый. Мы должны дать ему время, и он непременно появится.

Я выглянул в маленькое, грубо вырубленное окошко. Темнело, и на противоположной стороне узкой улочки смутно виднелись очертания стен посольства Китайской империи. Мы с мистером Холмсом прятались в маленькой складской комнатке в задней части трактира при Кашгар-серае, в южной части Лхасы, где завершали свое путешествие караваны верблюдов из Туркестана. Это были косматые двугорбые верблюды – Camelus bactrianus. Столь удобное убежище, от которого было рукой подать до задворков китайского посольства, нашел для нас Кинтуп. Тунгану, державшему трактир, он сказал, что мы с мистером Холмсом – ладакские купцы, ждем каравана в Яркенд.

Нашу комнатенку с трудом можно было назвать жилой – при ближайшем рассмотрении она оказалась грязна, изобиловала паразитами, а царивший в ней запах оскорблял обоняние. Но лучшей отправной точки для нашей авантюры было не найти.

Впрочем, эту удачу свело на нет известие о том, что агент ламы Йонтена не сможет прийти и нарисовать для нас план посольства. С прибытием Нечистого у слуг стало в два раза больше обязанностей, и агент опасался, что его отсутствие будет замечено. Однако он согласился встретить нас у задней стены посольства, как только начнется демонстрация, и провести через черный ход, который обычно крепко заперт на засов.

Итак, мы ждали. Я прислонился к стене и наблюдал за мерцающим в темноте тусклым огоньком трубки мистера Холмса. Когда сумрак в комнате сгустился, этот огонек стал похож на одинокую неяркую звезду в необозримой пустоте бескрайнего космического пространства.

Вдруг, безо всяких на то причин, я почувствовал себя ужасно одиноким, а вслед за одиночеством пришел и страх. И тогда бразды правления взяла в свои руки разумная и осмотрительная часть моей души, всегда призывавшая меня к миру, постоянству и здравому смыслу (до сих пор ее подавляла другая часть моей души, вечно вовлекающая меня во всяческие переделки).

Один Герберт Спенсер ведает, о чем я, уважаемый ученый, думал, встряв в эту безумную преступную авантюру! И вот я вновь в когтях смерти, из которых еле вырвался в прошлый свой приезд в Тибет. Конечно же, я от всей души сочувствовал попавшему в беду далай-ламе. Но ведь в конечном счете Китайская империя – это Китайская империя, и тому, кто осмелится бросить вызов столь подлой и злопамятной державе, не остаться безнаказанным, особенно когда на службе у нее состоят зловещие убийцы, которым достаточно лишь щелкнуть пальцами, чтобы насквозь пронзить доброго человека летающим ножом. И чем я, скромный служащий второстепенного ведомства правительства Индии, могу помочь несчастным тибетцам, если сам Шерлок Холмс, величайший сыщик мира и главный поборник справедливости, еще вчера молил, чтобы его избавили от этой задачи? Ведь молил же, молил? Хотя… минуточку… какого дьявола он тогда изменил свое решение и ни с того ни с сего встал на защиту далай-ламы? И откуда, черт возьми, он узнал прошлой ночью, что далай-ламе понадобится его помощь, да еще и в тот самый миг, когда далай-лама нуждался в ней как никогда? Ох, шайтан…

Вот такие вопросы не давали мне покоя, а за ними тянулись все новые и новые. И вскоре я понял, что не способен ответить ни на один из них. Тогда я решился задать их мистеру Холмсу – понятное дело, ex tacito. Прежде чем ответить, он долго дымил своей ярко разгоревшейся трубкой. Огонек трубки высветил его лицо, на котором я прочел заметную тревогу.

– Хари, меня ведь нельзя назвать нерациональным человеком, правда?

– Ну что вы, сэр. Напротив, я бы сказал, что я до сих пор не имел чести быть знакомым с человеком, который был столь же рационален и обладал столь же научным складом ума, как вы.

– Однако ни разум, ни наука не имеют никакого отношения к тому, что мне пришлось пережить прошлой ночью.

– Это как?

– Я просто знал. За миг до этого я собирался лечь спать и докуривал свою последнюю трубку, размышляя о нашей встрече с ламой Йонтеном, а в следующий миг я уже знал наверняка, что в летний дворец далай-ламы вот-вот проникнет опасный убийца.

– Что-то вроде предчувствия, сэр?

– Но мне было ясно как день, что все так и случится. Больше всего меня удивила та полнейшая уверенность, с которой я воспринял сие поразительное откровение. Однако с точки зрения логики это необъяснимо. Право, переживание было более чем необычное.

– Однако последующие события доказали, что вы были правы, мистер Холмс.

– Так-то оно так, но именно это и беспокоит меня больше всего.

– Но ведь это побудило вас переменить решение и все-таки встать на защиту далай-ламы?

– Что же делать, Хари, если гордость не позволяет мне оставлять после себя неразгаданные загадки. Казалось бы, пустяк, но он задел меня за живое. Эй! Послушайте-ка! Что это там?

Он вскочил с набитого зерном мешка, быстро пересек комнату и подошел к окну. Я тоже услышал вдали крики людей.

– Если слух меня не обманывает, Церинг собрал внушительную толпу. Дверца на фонаре закрыта?

– Да, мистер Холмс.

– Хорошо. Что ж, Хари, прежде чем мы отсюда уйдем, я хотел сказать вам вот что: я очень рад, что сегодня вечером вы рядом со мной. Когда задача не из легких, так важно чувствовать рядом плечо друга.

Слова мистера Холмса о его приязни и доверии ко мне тронули меня до глубины души.

На мгновение он крепко сжал мою руку в своей, однако тотчас же повернулся и вышел из комнаты. Я последовал за ним.

В главном зале трактира, где обычно подавался обед, никого не было, на кухне тоже. Все выскочили на улицу посмотреть, что там за шум, а шум тем временем становился все громче и грознее. Из темной закоптелой кухни мы выбрались через черный ход на улочку за китайским посольством. В ноздри ударил сильный запах верблюжьего навоза и мочи, напомнив, что мы рядом с караван-сараем. В восточном конце улочки, там, где она упиралась в улицу Седельников, мы увидели большую шумную вереницу тибетцев с горящими факелами. Они миновали нашу улочку и, выкрикивая угрозы и оскорбления, направились прямо к китайскому посольству. Мы же с мистером Холмсом прижались к задней стене посольства и прятались в ее тени до тех пор, пока толпа не прошла мимо. Когда последний из тибетцев исчез из виду, мы украдкой проскользнули вдоль стены к другому концу улочки и огляделись. Агента не было. Мы затаились.

Демонстранты же, судя по доносящимся звукам, входили в раж. Толпа с вожделением выкрикивала проклятия и обличала бесчинства, которые творит собака-амбань. В любой момент толпа была готова окончательно разбушеваться и пустить в ход горящие факелы и прочее оружие, но я все же надеялся, что Церингу удастся ее удержать. Вдруг мистер Холмс застыл.

– Ни звука, – прошептал он. – За углом кто-то есть. Возможно, это за нами.

Клянусь жизнью, сам я не разглядел во мраке ровным счетом ничего, однако, как я уже замечал, мистер Холмс обладал совершенно выдающейся способностью видеть в темноте. Он мягко и безмолвно двинулся вперед, я на цыпочках последовал за ним. И тут раздался чей-то тревожный шепот, который буквально пригвоздил нас к месту.

– Сюда, за мной. – Из тени, отбрасываемой стеной, выступила темная фигура человека. Он поманил нас к себе.

Когда мы приблизились к нему, я заметил в стене посольства низкую дверцу. Она была открыта. Подле нее стоял человечек в темно-синем хлопчатом костюме китайского покроя и в черной шапочке. Он нервно осматривался, словно испуганный заяц, а его выступающие вперед зубы только подчеркивали сходство.

– Вы от ламы Йонтена? – хрипло шепнул он.

– Да.

– Тогда за мной, скорее. Я должен закрыть дверь, пока никто не заметил, что она открыта.

Мы ступили на большой двор, заполненный обтянутыми кожей сундуками, в каких из Китая в Тибет привозили плиточный чай. Должно быть, амбань считал свое жалованье слишком скудным и приторговывал плиточным чаем, который в Тибете почитался за особое лакомство. Во дворе было несколько домов, а за ними виднелось двухэтажное главное здание посольства. На крыше этого здания и на его фасадной стене мы увидели темные силуэты вооруженных солдат. Наш тщедушный провожатый спрятался за грудой сундуков и подал нам сигнал, чтобы мы последовали его примеру.

– А теперь слушайте. У меня совсем нет времени. Все солдаты амбаня сейчас у передней стены, их задача не дать толпе вломиться в ворота. Остальные перебрались в главное здание посольства, там безопаснее.

– А где комнаты особо важного гостя амбаня? Того, что прибыл неделю назад?

– Милостивая Гуань-Инь! – взволнованно шепнул человечек. – Держитесь от него подальше.

– И все-таки, где они? – настойчиво повторил Шерлок Холмс, крепко ухватив человечка за плечи.

– Вот в том большом доме… слева… в доме, который ближе всех к стене. Но мне пора, другие слуги могут заметить мое отсутствие.

– Вы очень нам помогли, – сказал Холмс, отпуская нашего пугливого провожатого.

– Будьте осторожны и не приближайтесь к нему, – прохрипел он, прежде чем стремительно пересечь двор и исчезнуть в тени одного из домов.

Признаться, меня напугали его зловещие предостережения и страх, которого он даже не пытался скрыть. Однако мистера Холмса все эти ужасы, похоже, отнюдь не вывели из равновесия. Безмолвно, но решительно направился он к дому, где находились комнаты Нечистого. Я последовал за ним. В доме, судя по всему, никого не было: ни в одном из окон не горел свет, изнутри не доносилось ни звука. Как только мы подобрались к дому, мистер Холмс попытался открыть окно. Воспользовавшись позаимствованным у Кинтупа складным ножом и кусочком проволоки, он быстро отодвинул защелку и открыл раму. Холмс проделывал все эти операции с такой сноровкой, что, будь это другой человек, он не смог бы избежать самых черных подозрений с моей стороны. Оказавшись в комнате, он завесил окно тяжелой шерстяной шторой.

– А теперь, Хари, давайте-ка посветим.

Я открыл дверцу фонаря. Мы были в маленькой прихожей, где не было никакой мебели, если не считать нескольких английских кресел без подлокотников, стоявших вдоль стен. Одна из дверей выходила в короткий коридор, ведущий к парадному входу. Отворив другую, я увидел большой роскошный кабинет. Его освещали два масляных китайских фонаря в форме драконов: один из них был подвешен на медных цепях к потолку, другой стоял на маленьком приставном столике. Плотные шторы из камчатного полотна не пропускали внутрь ни единого луча света. Обстановка кабинета являла собой странную смесь восточного и европейского стилей. Стены были завешаны дорогими парчовыми портьерами, на которых висели тяжелые золоченые рамы с портретами маньчжурских сановников в придворных нарядах. Кабинет украшали стенные шкафы, полки, стулья и столы тончайшей работы из черного эбенового дерева. Однако самое сильное впечатление производил большой стол с ножками в форме львиных лап и с множеством выдвижных ящиков, ручки которых были сделаны из нефрита.

– Мне здесь не нравится, – шепнул мне Холмс прямо в ухо, – что-то здесь не так. Однако нам нельзя терять ни минуты. Давайте-ка начнем вот отсюда, – указал он на стол.

Когда мы открыли третий ящик, моей шеи коснулось дуновение сквозняка, и я обернулся. В обрамлении тускло освещенного дверного проема я увидел сгорбленного человека, держащего что-то в руке.

– Не это ли вы ищете? – тихо прошипел он, и мне показалось, что я уже где-то слышал этот голос.

Из-за его спины показались двое китайских солдат в черной форме и в черных же головных повязках. С ружьями наготове они вошли в комнату. Сгорбленный человек прошаркал вслед за ними, приволакивая левую ногу. Луч нашего фонаря высветил зловещее, похожее на мертвеца существо со скрюченным и искалеченным телом и с увечной правой ногой. Вошедший был облачен в шелковые одеяния высокопоставленного мандарина, не вполне сообразные его облику. Лицо его было ужасающим образом перекошено, особенно рот, из которого тонкой струйкой стекала слюна. На этом болезненно бледном лице страстно горели глубоко запавшие глаза. Однако прежде всего привлекал внимание большой выпуклый лоб, который начинал двигаться и подергиваться всякий раз, когда его обладатель, по всей видимости, приходил в волнение.

– Мориарти! – воскликнул Холмс.

Услышав его имя, я похолодел.

– Да, это я, Холмс, – ответил он, и губы его искривились в уродливой ухмылке. – Послушайте, почему бы вам не поприветствовать вашего старого врага более сердечно? Вы удивлены, что он до сих пор жив?

Шерлок Холмс отвечал ему с таким самообладанием, что я мог бы и не догадаться, насколько он потрясен неожиданным воскресением своего противника.

– Должен признать, что вы правы, – невозмутимо произнес он. – Тем не менее, если вы не возражаете, позволю себе заметить, что ваши недавние приключения изменили вас не в лучшую сторону.

– Ах, Холмс, вы смеетесь надо мной… Но вы заплатите мне за это… До чего дурно и жестоко вы поступили, сбросив меня в пропасть… да-да, дурно! Однако вы даже не представляете, какую службу вы сослужили мне в тот день. Что, не ожидали? Думаете, я брежу? Тогда послушайте. Когда я рухнул в пропасть… и столкнулся лицом к лицу со смертью, ко мне вдруг вернулась память. Я вспомнил, кто я такой на самом деле… о, да… и о своей великой силе. Еще миг – и было бы уже поздно. Я ударился о скалу… и разбил бедро… ногу… лицо… но потом… о… мои силы вдруг всколыхнулись во мне. И вот я жив… искалечен, измучен болью… но жив. Вы же, Холмс…

– Несомненно, отправлюсь туда, куда полагается отправиться всякой бренной плоти, – философски произнес мой друг, делая шаг вперед. Тотчас же оба солдата направили на него ружья.

– Нет-нет, Холмс. Стойте и не двигайтесь. Вы ведь уже столько раз обвели вокруг пальца полковника Морана. Но сейчас вы имеете дело со мной, его хозяином, и я должен добиться совсем иного результата. Послушайте, вы оба… достаньте свое оружие… не спешите. Положите на пол… а теперь медленно ступайте на ту сторону комнаты. Очень хорошо. Чень Ю, подними их оружие.

Пока один из стражей держал нас под прицелом, второй сделал шаг вперед, поднял с пола наши пистолеты и заткнул их за пояс. Мориарти же, мучительно ковыляя, пересек комнату, уселся за стол эбенового дерева и небрежно бросил на него принесенный с собой свиток.

– Итак, вы ищете Великую Мандалу. Но что вы будете делать с ней, даже если заполучите ее? Глупец. Где уж вам раскрыть ее великую тайну, если вы не сумели раскрыть мою? Вы думали, что я гений, тогда как я был всего лишь человеком с разрушенным разумом… когда я был лишен памяти, а мои психические силы были сведены к простейшим интеллектуальным функциям. Но даже этой ничтожной частички моих прежних сил – и некоторой помощи со стороны моих китайских друзей, которые помогли мне обосноваться в Европе, чтобы отомстить народам, унижавшим Китай, – даже ее оказалось достаточно, чтобы создать величайшую преступную империю мира. Да разве вы способны выступить против меня сейчас? Сейчас, когда мои силы вернулись ко мне.

Он прервался, чтобы взглянуть, какое впечатление его речь произвела на Шерлока Холмса. Однако тот, невозмутимый как всегда, спокойно смотрел прямо перед собой, не теряя чувства собственного достоинства.

– Не верите? Может быть, мне следует показать, на что я способен? Ведь я же перед вами в долгу. Вы сбросили меня в бездну… а я считаю, что долги следует возвращать.

Он поднял руки и особым образом сложил пальцы в мудры – оккультные жесты. Возможно, от переутомления у меня просто разыгралось воображение, но я явственно ощутил, как через комнату проходят волны энергии. Лампы замигали, а под ложечкой у меня возникло странное ощущение, как если бы кто-то ухватил меня рукой за живот. Двое солдат, по всей видимости, тоже ощутили нечто подобное: я отчетливо услышал, как они с шумом втягивают воздух.

С мистером Холмсом творилось что-то невообразимое. Глаза его расширились от ужаса. Из открытого рта вырвался резкий крик, завершившийся тихим исступленным бульканьем. Он наклонился вперед и, вытянув руки, принялся размахивать ими так, как если бы перед ним было что-то ужасающее и угрожающее его жизни. Я был убежден, что он пребывает под сильным гипнотическим воздействием, которое заставляет его наяву увидеть и почувствовать все то, что переживает человек, падающий в пропасть. Не сказать, чтобы я был незнаком с подобного рода воздействиями: однажды я имел несчастье подвергнуться этой странной силе во время гипнотического сеанса, устроенного в Симле Ларганом, однако сейчас мне не хотелось бы вдаваться в подробности. Внезапность же и ошеломляющая сила того, что мне приходилось наблюдать здесь и сейчас, превосходила все мыслимые и немыслимые пределы. Мистер Холмс стал медленно терять равновесие и вдруг с громким криком рухнул на пол. Забыв о двух вооруженных солдатах, державших меня под прицелом, я немедля склонился к своему поверженному другу, чтобы помочь ему.

В тот же миг мы услышали резкий звук винтовочного выстрела. Во имя всего святого, что же началось там, снаружи? Неужели китайские солдаты принялись расстреливать толпу? Профессор Мориарти уронил руки и повернул голову туда, откуда послышалась стрельба. Грубо и отрывисто он отдал приказ одному из стражей:

– Ты! Быстро иди к передней стене и выясни у его превосходительства амбаня, что происходит. И немедленно возвращайся с докладом.

Между тем я занялся мистером Холмсом и изо всех сил пытался привести его в чувство. Я с облегчением установил, что он жив и что профессор почти не причинил ему вреда. Дышал он тяжело и время от времени начинал хватать ртом воздух, но, почувствовав, что я положил руки ему на плечи, открыл глаза. На мгновение он показался мне сбитым с толку – я еще не видел его в таком состоянии, – однако воля его была до того несгибаема, что он быстро пришел в себя, и в глазах его я прочел прежнюю бдительность и проницательность. Я помог ему сесть в кресло.

– Ну что, Холмс, отдышались? – злорадно спросил Мориарти. – Хорошо. Очень хорошо. Хотя ваши психические силы – ничто по сравнению с моими, они не перестают удивлять меня. Любой другой человек на вашем месте был бы уже полнейшей развалиной. Но разве я мог ожидать меньшего от великого Шерлока Холмса?

Снаружи послышалось еще несколько ружейных залпов. Мориарти отдернул штору и выглянул в окно.

– Даже не надейтесь, что ваши тибетские друзья, эти грязные псы, придут вам на помощь, – сказал он, вновь повернувшись к нам лицом. – Стоит нашим солдатам добавить еще несколько залпов – и они пустятся наутек. «Запах шрапнели…» Ах!.. «Запах шрапнели»! Бонапарт умел обращаться с чернью, – нависнув над столом, профессор уставился на Холмса безумными глазами, – и знал, что такое власть: пусть его представления о ней были бессердечными, он понимал, что главные ее рычаги – принуждение и безжалостность!

«Кичливый хвастун!» – обозвал я его про себя. Тщеславие этого негодяя было поистине несносно. Мне не оставалось ничего, кроме как попытаться опровергнуть его, хотя я тут же об этом пожалел.

– Если вы простите мне экскурс в историю, – тактично начал я, – напомню, что грозный корсиканец закончил жизнь жалким узником его королевского величества короля Георга Третьего.

– Ты прав, болван, – зарычал он на меня, – но все потому, что его силы сводились к рассудку, военным хитростям и политическим интригам. Пусть олухи вроде тебя считают его великим умом, на самом деле его умственные способности – ничто по сравнению с силой первичного разума. А может быть, то, что я проделал с Холмсом, показалось тебе неубедительным? Может, ты хочешь попробовать сам?

Прежде чем я успел вежливо отказаться, он поднял правую руку и прижал кончик указательного пальца к большому. И хотя от этого ужасного человека до меня было не меньше десяти футов, я отчетливо ощутил, как кто-то ущипнул меня за нос, и, надо сказать, пребольно ущипнул! У меня чуть искры из глаз не посыпались.

– Ну что, мой толстый индийский друг, теперь-то ты убедился? Или, чтобы ты навсегда запомнил этот урок, мне следует сжать посильнее?

– Ой! Ай! – не сумел я сдержать крика. – Довольно! Я вполне убедился. Ой-ой!

Профессор, будь он проклят, отпустил мой нос отнюдь не сразу. Напротив, сперва он сжал его посильнее и, продержав так несколько мгновений, отпустил, дернув напоследок изо всех сил.

– Ой-ой!

Я принялся растирать свой бедный нос, а Мориарти откинулся в кресле и продолжил надменно вещать:

– Сколь бы устрашающей ни была сила, с которой я вас только что познакомил, она, тем не менее, подчиняется законам природы и космоса, а следовательно, внутренне ограничена. Подобной силой обладаю не только я, хотя нас, ее обладателей, не так уж и много. Но есть способ увеличить ее в сотню, нет, в тысячу раз – и я наконец открыл этот способ!

Он поднял палец, и свиток на столе, как по команде, развернулся прямо перед ним.

– Вот он, мой путь к ней. – Профессор указал на круглый геометрический узор, цвета которого переливались под его мертвенно-бледными пальцами, подобно радуге. – И лишь я один буду ею обладать. На сей раз ни один из этих слабоумных лам с их утомительным благочестием не сумеет встать между мной и моей судьбой.

Когда Мориарти завершил свою безумную речь, крики толпы стали заметно громче. И вдруг сбоку от него, за спиной у стража, вдребезги разбилось окно и в комнату влетел камень. Клянусь Юпитером, в ответ на выстрелы мятежники принялись забрасывать посольство снарядами! Страж удивленно повернулся к окну.

Мистер Холмс немедля воспользовался этой оплошностью: он прыгнул вперед и изо всех сил ударил солдата кулаком по голове. Вот это был удар! Точный и сильный, он тут же вывел стража из строя, – право слово, Шерлок Холмс весьма поднаторел в боксерском искусстве.

Мои рефлексы тоже не подвели меня, и я принялся за дело почти одновременно с мистером Холмсом. Поскольку мне не раз доводилось бывать в весьма щекотливых ситуациях, мои реакции отточены до совершенства, а тут меня подстегнул еще и страх. До чего же велика гальваническая сила человеческих рефлексов! Прежде чем мысль об атаке пришла мне в голову, мои пальцы уже вцепились в подставку горящей лампы, стоявшей на столике рядом со мной. Мориарти и глазом не успел моргнуть, как я швырнул лампу прямо в него.

Увы, я промахнулся. Лампа пролетела в добрых трех футах от цели и ударилась о стену за спиной негодяя. Осколки дождем посыпались на пол. Мориарти даже не вздрогнул, но просто уставился на меня леденящим душу взглядом. Признаюсь, подобный ход событий привел меня в некоторое замешательство.

– Надеюсь, она не представляла особой ценности… – робко проговорил я.

– Заткнись, болван! – прорычал он, и жилы на его выпуклом лбу отталкивающим образом искривились и задергались. – Неужели этим дурацким трюком ты рассчитывал спасти свою жалкую шкуру?

Он поднял руки, как если бы собираясь совершить еще один из своих ужасных пассов. Я стоял перед ним в полнейшей беспомощности, словно лягушка перед коброй. Но вдруг я заметил за его спиной мерцающее свечение, и в тот же миг профессор закричал и запрыгал, как помешанный. Свечение становилось все ярче, и наконец мы увидели языки пламени. На наших глазах пламя охватило края его одежды и ковры на полу, куда из разбившейся лампы выплеснулось горящее масло.

– Быстрее, Хари! – крикнул Холмс. – Бежим!

Я немедля направился к двери, а Шерлок Холмс за мной. Выскочив в прихожую, я побежал было по коридору к парадному входу – навстречу бог знает каким опасностям, – но Холмс крепкой рукой вовремя ухватил меня за плечо и подтолкнул к окну, через которое мы сюда проникли. Мы быстро выбрались из дома, и я, не теряя ни минуты и даже не оглядевшись по сторонам, понесся через двор, по пути врезавшись в груду коробок, которые тут же рассыпались по земле, и наконец добежал до задней стены, где принялся исступленно искать маленькую дверцу.

– Сюда, Хари, – шепнул Холмс, отворяя засов. Я вздохнул с облегчением.

Дальше все шло гладко. Выбравшись наружу, мы побежали вверх по улочке к входу в трактир, где нас поджидал Кинтуп, держа под уздцы наших пони. Мы живо поскакали прочь от этого ужасного места, пока наконец стук копыт не заглушил затихающие крики и протесты толпы.