18
Кейси понимал, что самой влиятельной фигурой в администрации после президента является государственный секретарь Джордж Шульц, человек с трезвым умом и умеренными взглядами, который четко и продуманно излагает свою точку зрения. По наблюдениям Кейси, в поведении Шульца этой весной произошли изменения, которые не были неожиданными. На совещаниях в Белом доме, скрестив руки как на молитве, он преодолел барьер в своем отношении к использованию американцами силы — открыто или скрытно — в ответ на действия террористов.
Дипломатические усилия в Ливане провалились, пришло время действовать. Терроризм вынудил США уйти оттуда. Дипломатическим путем решить проблему казалось невозможно. По мере развития дискуссии о терроризме Шульц все решительнее выступал за активную реакцию. Ответный или упреждающий удар — единственное, что могут понять террористы и практикующие терроризм государства.
Кейси относился к Шульцу терпимо. Будучи экономистом и бизнесменом, Шульц придерживался твердой позиции и все более ужесточал ее. Когда на заседаниях Группы планирования по вопросам национальной безопасности Шульц поворачивался к президенту и говорил ему низким голосом: «Господин президент…» — все прислушивались. «Авторитет и внешняя политика США зависят от того, что мы можем предпринять против этих новоявленных палачей, — говорил Шульц. — Наш престиж на Среднем Востоке покоится как раз на этом».
Согласно директиве по вопросам национальной безопасности № 30, которую Рейган подписал в 1982 г., государственному департаменту поручалось проведение политики противодействия терроризму. Шульц давал понять, что он хотел бы в этом деле шире использовать возможности ЦРУ и Пентагона. Кому-то нужно было заниматься и грязной работой.
Эта инициатива государственного секретаря привела к образованию ряда рабочих групп и к проведению совещаний, работа которых координировалась Белым домом и аппаратом Совета национальной безопасности. Подполковник Норт подготовил для президента проект решения. Норт считал, что пришло время покончить с этими обнаглевшими террористами. В подготовленной им директиве по вопросам национальной безопасности Норт выступал за использование обученных и находящихся на содержании ЦРУ групп из числа иностранцев для нейтрализации террористов, которые известны своими действиями против американцев и планами совершить подобные акции.
Копию проекта Норта Макмагон получил в своем кабинете, но только после полуночи. Он дозвонился до Норта домой.
«Сукин сын», — кричал Макмагон. Разве в голове Норта ничего не осталось от 70-х гг.? Он что, не помнит указания Рейгана, запрещавшего любое соучастие в убийствах? Что он собирается сделать с ЦРУ? Каковы, по его мнению, шансы на то, что у нас будет достаточно надежная информация, на основании которой можно планировать нанесение упреждающих ударов?
«Хорошо, сэр», — сказал Норт и повесил трубку. Каждый раз, когда у них что-то появлялось, Макмагон вмешивался. «У Макмагона расшатались нервы, — сказал Норт одному из своих друзей, — возможно, он был когда-то и хорош, но сейчас бесполезен для Кейси».
Кейси выступал за решительные действия, поэтому он обратился к своему юрисконсульту Споркину. Как обычно, он хотел получить ответ немедленно.
По заключению Споркина, действия против террористов не могут рассматриваться в качестве убийств. Запрет президента относился к политическим убийствам, к давнишним заговорам против Кастро. Если у ЦРУ надежная и достоверная информация, то риск для гражданских лиц сведен к минимуму. А если президент подпишет официальное решение и будут проинформированы соответствующие комитеты конгресса, тогда вообще не будет никаких проблем. «Когда есть достоверные разведданные, что террористы готовятся нанести удар, — сказал Споркин, — американцы не задумываясь могут воспользоваться правом на самооборону».
Меньшего успеха Кейси добился в Пентагоне. Уайнбергер сдержанно отнесся к идее использования боевых кораблей для борьбы с террористами, как это было в Ливане. Пентагон уклончиво высказался в отношении планов нанесения упреждающих ударов по террористам. Но министерство обороны не отвергло идею Кейси частично потому, что грязная работа выпадала на долю ЦРУ, как и ответственность в случае провала.
Макфарлейн знал, что, пока между советниками президента нет единой точки зрения, вряд ли что-либо произойдет. Он предложил провести тщательное изучение вопроса, и поэтому, когда президент Рейган 3 апреля подписал секретную директиву № 138 по контртерроризму, она представляла в основном указание по вопросам планирования, в которой двадцати шести федеральным ведомствам рекомендовалось внести предложения по вопросам борьбы с терроризмом. В принципе, в ней поддерживалась идея нанесения упреждающих ударов и проведения рейдов возмездия. В тот же вечер, выступая на обеде в Вашингтоне, Шульц призвал к «активной обороне», ратовал за необходимость принятия «упреждающих» шагов. Он говорил долго и с мрачной убежденностью. Эти идеи Шульц развивал в течение большей части следующего месяца.
Кейси рассматривал проблему под другим углом. Хотя Кейси считал, что за большей частью террористических актов стоят Иран и Сирия, он не располагал доказательствами, которых требует американский закон или диктует здравый смысл.
Поскольку Кейси сделал упор на Ливии, об этой стране шел наиболее обширный поток разведывательной информации. Поступили, например, данные о том, что Ливия подписала с Грецией соглашение об обмене информацией по военно-морским вопросам. Поскольку Греция оставалась в составе НАТО, это ставило под угрозу секреты самого важного союза Запада.
ФБР получило данные, что комитет ливийских студентов, находящийся в одном из пригородов Вашингтона, занимается шпионской и террористической деятельностью. Высказывались предложения о закрытии в США этого комитета и высылке ливийских студентов из страны. Однако ФБР воспротивилось этому, утверждая, что эта группа дает ему возможность следить за деятельностью ливийцев. Особая озабоченность высказывалась в связи с предстоящими съездами демократической и республиканской партий и летними Олимпийскими играми в Лос-Анджелесе. Они могли предоставить прекрасную возможность для осуществления какого-то сенсационного террористического акта.
Рабочая группа Совета национальной безопасности по борьбе с терроризмом, составленная из сотрудников среднего звена основных департаментов и агентств, не упускала Каддафи из виду. Кейси подталкивал Шульца к проявлению инициативы: без поддержки государственного департамента администрация вряд ли многое сделает. Заместитель и старый друг Шульца Кеннет У. Дэм предложил пересмотреть политику в отношении Ливии.
18 мая Дэм получил из Управления разведки и исследований государственного департамента секретный документ на 10 страницах, озаглавленный «Борьба с ливийским терроризмом». В нем воедино сводились различные аспекты подхода администрации к этому вопросу.
Возможные варианты излагались на страницах 6 и 7. Они колебались от «не предпринимать никаких действий» до более активного варианта № 8: «разработать схему прямой реакции на терроризм Ливии путем нанесения ударов по тщательно отобранным ливийским объектам…» и до варианта № 9: «разработать программу проведения тайных операций, направленных на предупреждение и срыв планов Ливии» и, наконец, до варианта № 10: «добиваться смещения режима».
На следующий день, в субботу, Дэм провел в своем кабинете узкое совещание высших должностных лиц. Обсуждалось четыре варианта: вариант № 4 предусматривал резкое расширение существующих политических мер, например возможность осуществления тайных операций.
13 июня Боб Гейтс получил от начальника Управления разведки и исследований госдепартамента Хью Монтгомери запрос. В связи с секретным анализом политики, который Кен Дэм в настоящее время проводит, он просил дать межведомственную оценку угрозы, которую создает Ливия для интересов США. Был изложен примерный список подлежащих освещению вопросов. Другими словами, Гейтс должен был дать оценку конкретной угрозы, которую создает Каддафи в международном масштабе. Является ли он архитеррористом, которому США должны дать отпор? Или же он просто раздражитель, который следует терпеть, как считают европейцы? Госдепартамент просил дать ответ в течение трех недель. «Просим подчеркнуть деликатность этого вопроса и необходимость ограничить круг осведомленных лиц», — говорилось в заключение запроса.
Руководитель информационно-аналитической службы ЦРУ по странам Ближнего Востока и Южной Азии провел совершенно секретное исследование об уязвимости Каддафи. Представители РУМО, госдепартамента и АНБ тоже засели за работу.
В отличие от настоятельных требований решительных действий со стороны политиков госдепартамента сотрудники Управления разведки и исследований весьма скептически относились к информации о наличии серьезных волнений в Ливии. Ливия представляла собой своеобразную «черную дыру» в дипломатическом плане, и государственный департамент более скептически, чем ЦРУ, относился к материалам радиоперехвата и сообщениям агентов.
В конце концов все согласились, что американская политика торговых ограничений до смешного неэффективна, хотя внезапный отъезд американских и английских специалистов в ближайшее время может вызвать падение добычи нефти в Ливии на 25–50 процентов.
Поступала разведывательная информация и о том, что объявленная Каддафи пятилетняя кампания по привитию ливийцам нового, революционного духа приводит порой к обратным результатам. Члены племени бедуинов, из которого вышел Каддафи, призывали его отказаться от тоталитарной политики, предупреждая, что он сам и его племя окажутся в изоляции, если не будет проводиться более умеренный курс.
Группа сотрудников информационно-аналитического управления ЦРУ пришла к выводу, что подозрительность Каддафи является его психологически уязвимым местом, хотя и представляет одну из форм защиты. Имевшиеся разведывательные данные свидетельствовали о том, что Каддафи носит пуленепробиваемый жилет, а отборное, специально оснащенное и обученное воинское подразделение охраняет его штаб-квартиру в Триполи, где размещены основные коммуникационные линии и городская радиостанция.
Согласно секретным донесениям, дешифрованным сообщениям и данным дружественных спецслужб, антикаддафовское движение в эмиграции пользуется поддержкой в ряде стран арабского востока.
Египет и в меньшей степени Алжир могли служить основными рычагами оказания военного и иного давления на Ливию. И все же представители разведывательных ведомств дали такую формулировку оценки Египта и Алжира: «Оба государства, очевидно, с большими оговорками отнеслись бы к сотрудничеству с Соединенными Штатами при проведении тайных операций, направленных на свержение Каддафи. Такая позиция проистекает из их понимания нежелания Соединенных Штатов принять активное участие в таких мероприятиях, а также из-за неспособности США сохранить их в тайне».
Представители ЦРУ, РУМО и АНБ пришли к выводу о наличии серьезного недовольства среди ливийских военных. Несмотря на возражения со стороны представителей государственного департамента, они записали: «Успешные внутренние операции, осуществленные на достаточно высоком уровне и с определенной периодичностью, в сочетании с нажимом извне, могли бы вызвать антикаддафовские действия со стороны некоторых недовольных элементов в армии. Заместитель Каддафи майор Салам Джеллуд, командующий вооруженными силами и его заместитель, возможно, имеют для этого самые обоснованные мотивы».
Оценка приобретала свою окончательную форму. По иронии судьбы, в этом процессе не участвовал представитель государственного департамента, возражавший против выводов в пользу проведения тайной операции, направленной на свержение или на подрыв позиций Каддафи. Представители других ведомств продолжали работать и практически пошли еще дальше, выступая за решительные действия со стороны Соединенных Штатов:
«Мы считаем, что при достаточной поддержке эмигрантские группы могут развернуть кампанию саботажа и насилия, которая могла бы содействовать активизации других форм вызова режиму Каддафи. Если деятельность эмиграции будет подкрепляться другими мерами — усиленной пропагандой, широким экономическим нажимом, ухудшением отношений с иностранными государствами, — недовольные элементы в армии могут решиться предпринять попытки убийства Каддафи или сотрудничества с враждебной ему эмиграцией. Однако крупномасштабный военный мятеж маловероятен».
Это был почти призыв к убийству Каддафи, несмотря на указ президента, запрещающий любое участие, прямое или косвенное, в осуществлении или поддержке убийств. (В указе Рейгана № 1233 от 1981 г. говорилось: «Запрет на убийство. Ни одно лицо, работающее или действующее от имени правительства Соединенных Штатов, не должно участвовать или входить в сговор с целью участия в убийствах».) Оценка представляла собой по меньшей мере провокационный документ, фактически призывающий к скоординированным действиям и предостерегающий от половинчатых мер. В нем говорилось:
«Авторы документа считают, что действия, которые не будут содействовать падению Каддафи, не приведут к какому-либо значительному и стабильному изменению политики Ливии. Главный вывод заключается в том, что у Ливии есть весьма уязвимые места, которые, однако, могут быть успешно использованы только в рамках широкой программы, при сотрудничестве с занимающими ключевое положение странами и при сочетании политических, экономических и полувоенных действий. Изолированные полувоенные, экономические и политические акции, вероятно, не принесут никакого результата».
Это был прямой призыв к проведению крупной тайной операции, и представитель Управления разведки и исследований госдепартамента поставил под сомнение обоснованность такого вывода, а заодно и всю разведывательную информацию, на основе которой он был сделан.
На первой странице госдепартамент зафиксировал свое резкое возражение: «Документ составлен на основе фрагментарных и неподтвержденных сообщений и в должной мере не учитывает сохраняющуюся популярность Каддафи. В области безопасности Каддафи осуществляет такой жесткий контроль, что любой переворот едва возможен».
Документ имел гриф «Совершенно секретно» и такие условные обозначения: «УМБРА» (содержит информацию из расшифрованных закодированных сообщений), «НОФОРН» (не подлежат ознакомлению иностранцы), «НОКОНТРАКТ» (не подлежат ознакомлению лица, работающие неполный рабочий день или по контракту), «ПРОПИН» (содержит информацию, принадлежащую промышленным фирмам), «ОРКОН» (составитель контролирует ее распространение. Все копии пронумерованы).
Документ был разослан 18 июня. Он вызвал разногласия у небольшой группы должностных лиц, которые были допущены к ознакомлению с ним. Многих шокировало, что его страницы изобиловали ссылками и призывами к проведению «полувоенных операций», а также предложениями подталкивать ливийских военных к покушению на Каддафи.
4 июля ЦРУ разослал еще один совершенно секретный документ по Ливии. В нем была сделана оценка исходящей от Ливии угрозы. В документе констатировалось, что Каддафи продолжает подрывать американские интересы, но непосредственную озабоченность должны вызвать возможные действия Каддафи в Судане.
Кроме того, в документе говорилось: «Террористический акт Ливии в США возможен, но мы считаем, что провести какую-либо крупную операцию Ливии не так просто. Несомненно, у Ливии есть несколько агентов в числе полутора тысяч ливийских студентов, обучающихся в США, включая около 200 фанатичных сторонников Каддафи».
Рассматривая опасность получения Каддафи ядерного оружия, на 13 странице оценки отмечалось: «Мы полагаем, что в течение ближайших десяти лет Ливия не будет располагать ядерным взрывным устройством».
Межведомственная группа Белого дома начала разработку планов оказания секретной поддержки ливийским эмигрантам и осуществления тайных операций, которые могут повлечь человеческие жертвы. Полемика между США и Ливией достигла таких масштабов, что должностные лица решили рассмотреть такой необычный вопрос: «А какова будет реакция, если мы ничего предпринимать не будем?»
Все больше оказывалось давление в пользу решительных действий. Росло число жестких высказываний. Никто не хотел выглядеть мягкотелым. Разрабатывались и распространялись различные варианты действий.
Кейси не было в городе, когда эти варианты достигли ЦРУ. Макмагон получил их и растерялся — это было безумием. Он стал вспоминать прошлые действия ЦРУ в отношении Ливии. После прихода Каддафи к власти в 1969 г. в течение нескольких лет обсуждался вопрос о возможности его свержения, но этому воспротивился госдепартамент. Директор ЦРУ Хелмс согласился с мнением госдепартамента, считавшего, что это невозможно.
Во времена администрации Картера Тэрнер однажды спросил, можно ли что-либо предпринять в отношении Каддафи. Макмагон, бывший тогда начальником оперативного управления, ответил: «Немногое».
Макмагон знал, что разработавшая эти варианты группа не располагала контролем над ливийскими эмигрантскими организациями. По сообщениям, они представлялись чем-то вроде бойскаутов. Они не способны высадиться на надувных плотах на ливийское побережье, не говоря уже о том, чтобы свергнуть правительство, взять в свои руки власть в Ливии и руководить страной. Каддафи, имея свою агентуру в эмигрантском движении, следил за каждым ее шагом и убрал бы любого потенциально сильного лидера этого движения.
Макмагон знал, как можно расстроить тайную операцию путем постановки вопросов и уточнения деталей, которые никому не известны. Он захотел узнать — внедрило ли ЦРУ своих людей? Сколько людей охраняют Каддафи? Лояльны ли они? Каковы шансы на успех?
Ответы, как и ожидал, были неопределенными. Макмагон заявил, что даже если были бы хоть какие-то шансы на успех, следовало бы хорошо подумать, прежде чем что-то предпринимать, но ведь и таких не было. Если нет ни инструментов, ни людей, то зачем суетиться? А как быть с запретом на убийства? Операция направлена не против режима, а против отдельного человека. Трудно или почти невозможно представить себе, что, приведя все в движение, потом можно было бы попросить эмигрантов: «Не убивайте Каддафи!»
Когда Кейси вернулся, он поддержал точку зрения Макмагона. Во-первых, союзники США, особенно в Европе, вряд ли согласятся с такими действиями. Кейси приводил в ярость тот факт, что Каддафи не столько теряет, сколько завоевывает авторитет в Европе, о чем свидетельствует секретное ливийско-греческое соглашение. Без скоординированной поддержки западного союза тайная операция или давление не сработают. Если ЦРУ все же будет действовать в этом направлении, Соединенные Штаты окажутся в изоляции. Во-вторых, в самой администрации не все поддерживают эту идею. Как показала попытка переворота, предпринятая 8 мая, возможность отстранить Каддафи от власти имелась, но поводов к этому он не дал. И все осталось как было.
Поскольку никарагуанская операция все еще не нашла решения в конгрессе, Кейси не был настроен на новую битву. Да и до президентских выборов 1984 г. осталось всего несколько месяцев. Кейси не хотел неприятностей, хотя был убежден, что проведение операции против Каддафи найдет благоприятный отклик у двух важнейших для него избирательных аудиторий — у общественности и у Рейгана.
22 июня Кейси обнаружил в своей входящей почте совершенно секретное письмо от министра юстиции Уильяма Френча Смита. Это была неприятность. Смит в своем письме кратко излагал результаты проведенного ФБР почти два года тому назад расследования об утечке информации. 13 июля 1982 г. АНБ перехватило направленное в Японию коммерческое сообщение из представительства компании «Мицубиси» в Вашингтоне. Наличие у «Мицубиси» подробной факсимильной информации из совершенно секретных национальных разведывательных сводок от 7 и 9 июля вызвало у ФБР большую тревогу. В сообщении «Мицубиси» излагались данные о перемещении иранских и иракских военных подразделений, в том числе о сосредоточении на одном из участков фронта 120 тысяч иранских солдат для отражения атак 80 тысяч иракцев. В нем также сообщались секретные разведданные о том, что условием для начала мирных переговоров является смещение иракского лидера. В качестве источника этой информации «Мицубиси» указала сотрудника одной из разведывательных служб США, не назвав его по имени, который сообщил эти сведения одной вашингтонской консультативной фирме, работавшей по контракту на японцев. В перехваченном АНБ 29 июля 1982 г. втором сообщении японской компании давались обширные цитаты из национальной разведывательной сводки от 26 июля. Директор АНБ Линкольн Фауэр попросил провести расследование для выяснения источника утечки секретной информации.
В ходе расследования ФБР вышло на одного из старших аналитиков ЦРУ Чарлза Уотермена, заместителя председателя Совета национальной разведки. Бывший оперативный работник с двадцатилетним стажем, Уотермен, худой, лысеющий, нервный человек, поддерживал санкционированный руководством контакт с вашингтонской консультативной фирмой, издававшей один раз в два месяца информационный бюллетень, нередко содержащий интересные материалы по Ближнему Востоку. От этой консультативной фирмы Уотермен получал неплохие разведывательные данные.
В 1983 г. Уотермен не прошел проверку на детекторе лжи в ФБР и ЦРУ, и Кейси хорошо помнил этот весьма запутанный случай. Служба безопасности ЦРУ рекомендовала уволить Уотермена, хотя он был неплохим работником. Он отрицал допущенную им утечку информации. Кейси считал, что почти все сотрудники ЦРУ, работавшие в городе по сбору информации, говорят больше, чем положено. Цифровые данные о численности иранских и иракских войск какой-либо ценности не представляли — это была малозначащая информация из ежедневной разведывательной сводки. Увольнение Уотермена было бы неправильно воспринято в Лэнгли. Поэтому Кейси с согласия Макмагона не прислушался к рекомендации своей собственной службы безопасности: Уотермена наказали — отправили в двухнедельный отпуск без содержания.
Однако ФБР не прекратило расследование и завело уголовное дело о шпионаже.
Теперь, спустя семь месяцев, министр юстиции говорит, что не может преследовать Уотермена в судебном порядке, так как на суде пришлось бы раскрыть секретные источники и методы работы. Расследование, по его словам, достигло такой стадии, когда ЦРУ необходимо предпринять какие-то действия: увольнение и публичное заявление о его причинах явилось бы для других определенным сдерживающим фактором. Кроме того, министр юстиции хотел знать, какие меры в конечном счете будут приняты.
— Черт бы побрал этого Билла Смита, — вскипел Кейси. Письмо, очевидно, было подготовлено сотрудниками министерства юстиции или ФБР, которые стремились прикрыть себя. Им не удалось установить источник утечки секретной информации, поэтому они пытаются заставить Кейси выгнать Уотермена, как будто он был, по их данным, именно тем человеком. А Смит, не глядя, подписал письмо. Копии письма были направлены во многие ведомства и организации города.
— Эта чертова история должна была бы остаться в тайне, — заявил Кейси. Однако директор ЦРУ понимал, что о письме Смита, из которого вытекало, что он проявил снисходительность к главному виновнику утечки информации, станет известно.
Кейси вызвал Спорки на, показал ему письмо и рапорт министерства юстиции о проведенном расследовании. Споркин считал Уотермена невиновным. Под присягой Уотермен отрицал причастность к утечке информации, и расписание его рабочих дней не свидетельствовало о встречах с сотрудниками информационного бюллетеня в период утечки информации. Они отрицали, что их источником был Уотермен. Тогда его отправили в административный отпуск. Споркин помог Уотермену найти адвоката. За три месяца до этого, когда Споркин обратился в вашингтонское отделение ФБР, пытаясь внести в дело ясность, сотрудники ФБР расценили это как попытку помешать расследованию.
В отличие от Кейси, Споркин не верил в эффективность проверок на детекторе лжи. В этом процессе нарушался принцип презумпции невиновности, если, по заключению оператора, машина свидетельствует об обмане, доказать обратное невозможно. В результате дело заходит в тупик, и письмо Смита являлось этому доказательством. Они не передавали дело в суд по причине отсутствия доказательств, а совсем не потому, что на суде будут раскрыты секретные источники и методы работы. Министерство юстиции хотело, чтобы Кейси кого-то наказал. Детектор лжи нисколько не лучше средневековой дыбы или тисков для дробления пальцев. По мнению Споркина, разница состояла лишь в том, что то была пытка для тела, а эта — для ума.
Кейси считал, что в шпионском деле и возможных «утечках информации» следует использовать все средства, в том числе и детектор лжи. Он все-таки приносил некоторые впечатляющие результаты: проверка пугала людей, вела к признаниям, помогала ЦРУ не допускать к приему на работу ненадежных людей. Кейси позвонил Уотермену и попросил его зайти на следующий день.
Уотермен с радостью ехал в Лэнгли, считая, что в дело в конце концов внесена ясность. Семь месяцев ожиданий были ужасны, это было худшее время в его жизни. За время работы в ЦРУ он побывал в настоящих дырах, перебираясь, начиная с 1964 г., из одной ближневосточной резидентуры в другую. Работал в Бейруте, Каире, Иордании, вновь в Бейруте и, наконец, резидентом в Саудовской Аравии. Он использовал детектор лжи и сам неоднократно проходил проверки. Но в результаты не верил. По делу о «Мицубиси» он провел почти полных четыре несчастных дня, обмотанный проводами. Однако Уотермен чувствовал, что на результаты повлияло его внутреннее смятение. С одним из сотрудников информационного бюллетеня он разговаривал об ирано-иракской войне, возможно, упоминал известные в ЦРУ данные о численности войск, но эти цифры фактически совпадали с данными из сводок последних известий. Каких-либо секретных сведений он не разглашал. Представлялась вообще абсурдной мысль о том, что он цитировал что-то из разведывательных сводок. Уотермен подозревал, что Макмагон допускал возможность разглашения им информации, однако полагал, что у него есть шанс оправдаться перед Кейси.
Когда Уотермен вошел в кабинет Кейси на седьмом этаже, он с радостью обнаружил, что директор центральной разведки был один. Кейси рассказал Уотермену о письме министра юстиции и вручил ему отчет ФБР.
— Это неправда, — сказал Уотермен настолько убедительно, насколько мог. У него были большие невинные глаза.
— Что мы можем сделать? — спросил Кейси.
— Если вы уволите меня, — ответил Уотермен, — это отрицательно скажется на активном аналитическом обмене мнениями сотрудников ЦРУ с внешним миром.
— Но у меня связаны руки, — сказал Кейси.
— Я не делал этого, — заявил Уотермен, глядя прямо в глаза директору центральной разведки.
Кейси сказал, что он верит ему. Но следует иметь в виду три обстоятельства.
— Ваша репутация и полезность подорваны. Вас загнали в угол, поскольку ФБР пришло к выводу, что именно вы сделали это. Если об этом станет известно, меня обвинят в том, что я нянчусь с человеком, допустившим серьезный проступок.
— Мне кажется, что ФБР все это сделало, чтобы доказать правильность результатов моей проверки на детекторе лжи, — сказал Уотермен. — А настоящего расследования и не было. Настоящий виновник не обнаружен.
— Я подумаю об этом, — сказал Кейси в конце беседы, откладывая принятие окончательного решения.
Уотермен покинул кабинет.
Кейси был на перепутье. Он не хотел нарушать свой собственный принцип — идти на риск. Для того чтобы его сотрудники могли заниматься сбором информации, они должны в обмен что-то сообщать. Таков принцип: давать, чтобы получать. Так устроен мир. При «одностороннем движении» сотрудники информационного бюллетеня не стали бы встречаться с Уотерменом.
Профессионалы, подобные Уотермену, знали, что является действительно секретным. Кейси должен поддерживать своих людей в случае совершения ими ошибок. Если он не будет этого делать, они прекратят работу, уйдут в свою скорлупу, как это случилось при прежней администрации. В 1977 г., в первые месяцы своего пребывания на посту директора ЦРУ, Стэн Тэрнер уволил двух работников только за то, что они поддерживали контакт с провинившимся бывшим сотрудником ЦРУ Эдвином Уилсоном. Кейси знал, что Тэрнер сурово поплатился за этот шаг, — моральный дух в ЦРУ был подорван.
Кейси считал, что из ЦРУ следует увольнять только за явно преднамеренное некомпетентное выполнение своих обязанностей. Случай с Уотерменом не подходил под эти мерки. В тот вечер Кейси спорил сам с собой. Это было одно из самых трудных решений за четыре года, которое ему предстояло принять. Уотермен был как раз преданным своему делу человеком, добросовестно выполнявшим свою работу. Он был воплощением решимости, в которой так нуждался Кейси.
На следующий день Кейси вызвал Уотермена.
— Я пытался найти какой-то выход, — сказал Кейси, — но ничего не мог придумать.
Уотермен судорожно сглотнул и некоторое время не мог промолвить ни слова. Наконец, вымолвив: «Да, сэр», он попрощался и вышел. Уотермен успокаивал себя тем, что все они работали, чтобы выполнять требования директора центральной разведки. Так, очевидно, и должно быть. Увольнение означало конец двадцатилетней службе в ЦРУ. Он помнил, как в 1964 г. в Кувейте проводил свою первую секретную встречу. Делать это пришлось в страшную жару, задание было очень нечетким. Ему было приказано в определенное время и в определенном месте установить контакт с «арабом, с которым будто только что случился припадок». Что это означало, он не знал, но нашел того человека.
В свой первый год пребывания на посту директора центральной разведки Кейси не пошел бы на увольнение Уотермена. А на четвертом году понимал, что у него не было выбора. Утечка секретной информации была более серьезной проблемой, чем моральное состояние сотрудников ЦРУ.
Споры относительно никарагуанской операции поставили в сложное положение оперативное управление. Возникли опасения, что конгресс, средства массовой информации и общественность могут вновь обрушиться с нападками на ЦРУ. Кейси решил, что пришло время заменить заместителя директора ЦРУ Джона Стэйна, с тем чтобы «освежить» климат в оперативном управлении. Стэйн был хорошим, надежным сотрудником, возможно, слитттком осторожным, а Клэра Джорджа необходимо было освободить от обязанностей на Капитолийском холме. Джордж, как и Кейси, сильно пострадал из-за скандала с минированием никарагуанских портов. Но Джордж не потерял своих позиций. Кейси импонировало, как Джордж решал возникавшие перед ним вопросы: выдержанно, откровенно, солидно. Он был способен загораться и охлаждать себя, считал абсурдным вмешательство конгресса в дела разведки.
Для Кейси была значительной разница между Стэйном, пришедшим в управление в 60-х гг., и Джорджем, работавшим в ЦРУ с 50-х гг. Джордж пережил времена «холодной войны», был достаточно осмотрительным, но его оперативный характер складывался как раз в это время. Смелая разведывательная работа — подкупы, обман, внедрение электронной техники — была ему по душе. Он понимал важность тайных операций. Он знал, что это грязная работа, осознавал, что им придется мириться с присущими ей противоречиями.
В конце июня Кейси объявил об этих изменениях. Проводившиеся тогда тайные операции находились на различных стадиях своего развития: по одним — использование финансовых и людских ресурсов быстро расширялось, по другим — пребывало в состоянии застоя.
В июле конгрессмен Чарли Уилсон получил еще 50 миллионов долларов на проведение афганской операции. Если к этому добавить полученные ранее суммы, то вместе с деньгами ЦРУ получалось 120 миллионов. Шли разговоры об удвоении этой суммы в следующем году. С учетом того что Саудовская Аравия добавляла доллар на доллар, в скором времени афганские повстанцы должны были бы получить полмиллиарда. Это радовало Кейси. Однако когда он смотрел на мир глобально, то приходил к выводу о неразумности вкладывать все средства в одну операцию.
Были еще две операции, которые представляли важность не с точки зрения вкладываемых в них средств, а по принципиальным соображениям. Кейси пока удавалось сохранять их в секрете. По одной операции было предоставлено 5 миллионов долларов камбоджийским силам сопротивления. Кейси планировал добавить до конца года еще 12 миллионов долларов, несмотря на то, что это косвенно приносило пользу и красным кхмерам. По другой операции предоставлялась поддержка в размере 500 тысяч долларов в год оппозиционной группировке в Эфиопии. Тайную помощь ей оказывала также Саудовская Аравия. Эта группировка имела левую ориентацию. В обоих случаях Кейси старался играть с огнём очень осторожно. Он рассматривал как единое целое различные антикоммунистические движения сопротивления. А Никарагуа, Афганистан, Анголу, Эфиопию и Камбоджу считал театрами военных действий.
Кейси значительно увеличил тайные ассигнования на пропагандистские операции. Их насчитывалось около десятка. По этим операциям предоставлялись деньги иностранным печатным изданиям, мозговым центрам и различным учреждениям. Как и в отношении тайных акций полувоенного характера, ему приходилось мириться со строгим контролем со стороны конгресса.
В 50—60-е гг. ЦРУ осуществило успешную пропагандистскую акцию в пользу НАТО. Теперь администрация Рейгана пыталась получить поддержку размещению в Европе ракет «Першинг-II». В 1983 г. Кейси пытался выделить несколько миллионов долларов европейской прессе, с тем чтобы она выступала за размещение ракет. Как и ожидалось, комитеты по разведке урезали эти ассигнования. В 1984 г. Кейси вновь пытался убедить комитеты в необходимости выделения на эти цели нескольких миллионов долларов. На закрытых заседаниях комитетов демократы утверждали, что такие действия можно интерпретировать как вмешательство США во внутренние дела своих союзников по НАТО. Размещение ракет «Першинг-II» стало предметом горячих дискуссий в Великобритании, Западной Германии и Италии. Если бы в прессу просочились сведения о том, что ЦРУ занимается пропагандистской деятельностью в рядах своих союзников, это крайне отрицательно сказалось бы и на отношениях в целом, и на размещении ракет. Такая пропаганда могла вызвать неблагоприятный отклик и со стороны американских средств массовой информации.
Кейси утверждал, что несколько миллионов долларов было бы достаточно, чтобы держать в активном состоянии пропагандистскую армию журналистов и других лиц. Комитеты выдвигали доводы, которые, по мнению Кейси, носили традиционный характер: за несколько миллионов цели не добьешься, так зачем начинать дело? Деньги из бюджета были изъяты, а ЦРУ было рекомендовано использовать средства из фонда материально-технического обеспечения, чтобы держать наготове нескольких европейских журналистов. Как считал Кейси, ЦРУ говорили: «Будьте наготове, но ничего не делайте». Строчку за строчкой комитеты проверяли кипы секретных бюджетных документов. А некоторые, вроде сенатора от штата Висконсин Уильяма Проксмайера, который всегда выискивал неоправданные расходы, проверяли разведывательные операции.
На одном заокеанском объекте армии США, который с инспекционными целями регулярно посещали советские военнослужащие, имелось помещение для принятия горячих ванн после дежурства. Армейская разведка установила там сложную подслушивающую аппаратуру и занималась работами по ее усовершенствованию. Затраты на это были «похоронены» в военном бюджете. Запись в нем гласила, что средства ассигнованы на «совершенствование горячих ванн». Наверное, Проксмайер рассчитывал по крайней мере на «Орден золотого руна» за то, что вскрыл и предотвратил напрасную трату денег налогоплательщиков. Пришлось вмешаться начальнику разведывательного управления министерства обороны генерал-лейтенанту Уильяму Одому, который объяснил, что под угрозу поставлена важная и деликатная операция по сбору разведывательных данных.
Американские разведывательные агентства располагали помещениями в районе Нью-Йорка, за которые приходилось платить высокую арендную плату. И это тоже привлекло внимание сенатора Проксмайера. В конце концов, разведке пришлось создать фиктивную компанию, до которой не могли добраться ищейки Проксмайера.
В то лето Кейси беспокоили и другие проблемы. В Никарагуа наиболее влиятельной силой, противостоящей сандинистам, оказалась католическая церковь. Архиепископ Браво, который осуществлял руководство девятью епископами и был главой всех католиков страны, в своих проповедях предостерегал население от марксизма-ленинизма. Официальная газета сандинистов «Ла Баррикада» обвинила его в «политической деятельности, направленной на свержение сандинистского режима». В статье его изобразили как собутыльника Сомосы. На карикатуре было показано, как Браво переделывает крест в нацистскую свастику.
В соответствии с решением президента о пропаганде в Центральной Америке ЦРУ получило дополнительные средства. Кто-то в оперативном управлении ЦРУ принял решение о выделении 25 тысяч долларов, которые через частный американский фонд предполагалось передать католической церкви Никарагуа. Это был опасный шаг.
Сенатор Мойнихэн решил вначале, что это шутка. Когда выяснилось, что это не так, он вызвал к себе одного из руководителей ЦРУ и у камина в своем служебном кабинете сделал ему выговор.
— Не делайте этого. Архиепископ является в Никарагуа моральной силой, и его ни в коем случае нельзя компрометировать.
Кейси согласился с Мойнихэном, и решение о выделении 25 тысяч долларов было аннулировано.
Расходование средств, выделенных на пропагандистские цели, требовало различных подходов. Когда деньги поступали частным организациям, ЦРУ теряло контроль над их использованием. Мойнихэн имел в виду не просто контроль, он заботился о возможной реакции. Эти 25 тысяч долларов могли стать «каплей яда». Где осторожность? Кто оценил связанный с этим риск? Где нравственный аспект? Именно такие действия способствовали созданию образа «гадкого американца». Разве дело в том, чтобы потратить выделенные средства? Может быть, конгресс ассигновал слишком много денег на нужды разведки? Изучал ли кто-нибудь эти вопросы?
Кейси ответил, что архиепископ никогда бы не узнал об источнике этих ассигнований, так как они затерялись бы среди других статей. Его главные усилия направлены на недопущение утечки информации об этом. В противном случае все будет неправильно истолковано. В худшем варианте это могло быть расценено в том смысле, что, не получив денег для «контрас», ЦРУ попыталось направить деньги повстанцам через церковные каналы. Это не так, но Кейси не считал, что можно будет доказать правду.
История все же получила огласку, и Кейси позвонил в редакцию газеты «Вашингтон пост». Он сказал, что если об этом будет опубликовано в газете, то Браво как архиепископ «погиб». Статья не была напечатана.
Была начата проверка других фондов, выделенных на цели пропаганды. Ввиду политического риска пришлось закрыть тайный канал, по которому ЦРУ ежегодно передавало 20–30 тысяч долларов католической церкви в поддержку «Солидарности» в Польше.
Кейси не принимал участия в избирательной кампании 1984 г. Директор центральной разведки не имел возможности присутствовать на мероприятиях, на которых разрабатывалась стратегическая линия ведения этой кампании. Во время своих частых визитов в Белый дом Кейси со стороны наблюдал за развертыванием этого мероприятия. Иногда он заходил к Эдварду Дж. Роллингсу, прямолинейному калифорнийцу, представлявшему правое крыло партии, который был главным стратегом партии по переизбранию Рейгана. Он считал, что Рейган победит.
В трех портфелях, которые Кейси обычно брал после работы домой, были кипы газет, журналов, различных вырезок. Он следил за прессой с вниманием аналитика разведывательной службы. Общественная информация из открытых источников могла дать определенные намеки, позволявшие разгадать суть ведущегося администрацией маневрирования. 30 августа его внимание привлекла статья в «Вашингтон тайме», имевшая заголовок: «Пять кандидатур рассматриваются на место Кейси в ЦРУ».
«Что за ерунда», — подумал Кейси.
Основанная главой организации «Унификационная церковь» преподобным Сан Муном газета «Вашингтон тайме» отражала взгляды консервативного Вашингтона. Некоторые из сотрудников ее редакции ранее работали в Совете национальной безопасности. «Таймс» обязательно следовало читать, чтобы быть в курсе дел.
С тревогой и гневом Кейси прочитал о том, что он «дал знать о своих намерениях уйти после выборов с государственной службы», независимо от их исхода.
Одно время Кейси серьезно думал о том, чтобы просить Рейгана повторно не назначать его на этот пост. Однако Макмагон и другие руководители ЦРУ убедили Кейси в том, что только он может поддержать заданный разведке темп, обеспечить постоянную поддержку со стороны президента, необходимое финансирование и хорошие отношения с иностранными разведывательными службами. Их доводы тронули Кейси. Если ЦРУ и он сам подвергались серьезной критике в прессе, его руководство работой разведки продемонстрировало, что ЦРУ сохранило свой авторитет у правительства и у самого президента. Этот авторитет и доверие имели большое значение для успешной работы разведки в будущем. Кейси согласился остаться на своем посту.
В статье делалась ссылка на «высокопоставленных сотрудников администрации», «представителей Белого дома», а один из ее авторов, Джеремия О'Лири, ранее работал в Совете национальной безопасности. В публикации указывалось, что Белый дом начал составлять списки возможных преемников. Во главе списка стоял Джим А. Бейкер — начальник аппарата Белого дома.
У Кейси отвисала челюсть в такие моменты. Он погружался в раздумья. Газетная статья была подобна непроверенному источнику. Требовались подтверждения.
Через пять дней его внимание привлекла колонка в газете «Нью-Йорк пост»: «Босс ЦРУ Кейси отбрасывает в сторону свой плащ, и кинжал». В статье Кейси был представлен инициатором ухода. Он якобы проинформировал Белый дом о своем желании вернуться к частной жизни. И вновь Джим Бейкер был во главе списка его возможных преемников.
Создалось деликатное положение. Опросы общественного мнения говорили о том, что Рейган обгоняет кандидата демократов Уолтера Ф. Мондейла примерно на десять пунктов, и этот разрыв растет. В чем же суть игры? Уход любого члена кабинета или ведущего штатного сотрудника Белого дома вызвал бы цепную реакцию. Ключевой фигурой был Джордж Шульц. Уайнбергер, Джин Киркпатрик, Джим Бейкер и сам Кейси хотели бы занять его место. Но казалось очевидным, что Шульц собирается остаться на своем посту. Это означало, что Уайнбергер, очевидно, останется министром обороны. Лишь государственный департамент и министерство обороны интересовали Кейси. Сейчас ему работать в ЦРУ нравилось больше, чем когда-либо раньше. Кейси считал, что в течение второго срока политика Белого дома будет играть менее значительную роль в процессе принятия решений, особенно в области внешней политики и деятельности ЦРУ.
В кругах администрации серьезно воспринимались статьи в «Вашингтон тайме» и «Нью-Йорк пост». Кейси начали задавать вопросы, подшучивать над ним.
Бейкер завоевал доверие Рейгана и, возможно, добился обещания от президента. Однако тут было что-то не так. Кейси знал, что Бейкер хотел бы приобрести опыт работы на внешнеполитическом поприще. Амбиции его, вероятно, не имели предела — государственный секретарь в будущей администрации или какая-то выборная должность. ЦРУ, кажется, не входило в его программу.
Кейси считал, что источник утечки информации можно выявить, ответив на вопрос: кому это выгодно? Кто хочет, чтобы эта история всплыла на поверхность? Ответ в данном случае мог быть только таким: за всем этим стоит человек, стремящийся получить этот пост или выступающий за уход Кейси в отставку. Его попытки установить источник успехов не принесли, и Кейси решил прямо спросить об этом своего благодетеля. Кейси называл этот метод «ирландским» или «жестким». Он написал Рейгану письмо, выразив свою озабоченность по поводу статей, которые якобы были подсказаны Белым домом. Как известно президенту, он не обращался с просьбой о возвращении к частной жизни и у него нет таких планов, если, конечно, у президента не будет против этого возражений. Кейси объяснил, что он был бы рад остаться на своем посту до конца второго президентского срока. Он также добавил, что, как известно президенту, в разведывательных агентствах еще предстоит проделать большую и важную работу. К письму он приложил вырезки двух газетных статей, указав, что такие публикации подрывают моральное состояние сотрудников ЦРУ, создают атмосферу неопределенности, подрывают достигнутую в ЦРУ стабильность. Могут быть сведены на нет почти четыре года работы. Появлению этих фальсифицированных сообщений должен быть положен конец.
Кейси так составил свое письмо, чтобы оно затрагивало такие черты характера Рейгана, как его отрицательное отношение к прессе, борьбу с утечками информации и настрой в пользу ЦРУ. Рейган позвонил почти сразу же и выразил свою полную и непоколебимую поддержку кандидатуры Кейси. «Конечно, Билл, я хочу, чтобы ты остался, если будет второй срок. Ты мой человек в ЦРУ, пока я — президент», Кейси был удовлетворен. Это была гарантия, подписанный контракт. Кейси чувствовал, что он готов бежать в Белый дом и расцеловать президента. Черт побери, он восхищался этим человеком. Это был хороший урок для теории управления: сделав выбор, придерживайся его. Подбери своих людей и будь с ними до конца.
