Глава пятая

Дункан скакал вместе со своей армией, звук сотен лошадей гремел у него в ушах. Он вел их на юг через ночь, подальше от Аргоса. Его доверенные командиры скакали рядом с ним: Энвин с одной стороны и Артфаэль с другой. Только Видар остался дома, чтобы защищать Волис, в то время как несколько сотен мужчин выстроились позади них и двигались все вместе. В отличие от других военачальников, Дункан любил скакать бок о бок со своими людьми – он не считал их своими подданными, скорее они были для него братьями по оружию.

Они скакали в ночи, холодный ветер трепал их волосы, снег хрустел у них под ногами. Было приятно снова оказаться в движении, отправиться в сражение, больше не ежиться за стенами Волиса, как Дункан поступал половину своей жизни. Оглянувшись, Дункан заметил двух своих сыновей Брэндона и Брэкстона, которые скакали вместе с его людьми. Он гордился тем, что они вместе с ним, и не волновался о них так, как о своей дочери. Не в силах бороться с самим собой, даже несмотря на то, что Дункан велел себе не волноваться, он мысленно так или иначе обращался к Кире час за часом.

Дункан задавался вопросом, где сейчас Кира. Он думал о ее пересечении Эскалона в одиночестве, в компании одних только Диердре, Андора и Лео, и его сердце екнуло. Он знал, что путешествие, в которое он отправил свою дочь, может подвергнуть опасности даже некоторых закаленных воинов. Если она выживет, то вернется лучшим воином, чем любой из мужчин, которые скакали вместе с ним сегодня. Если же нет, он никогда не сможет с этим жить. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер, и Дункан как никогда нуждался в том, чтобы Кира завершила свои поиски.

Они достигли вершины одного холма и спустились с другого. Когда поднялся ветер, Дункан взглянул на покатые равнины, растянувшиеся перед ним внизу в лунном свете, и подумал об их месте назначения: крепость в море, город, построенный в гавани, перекресток северо-востока и первый крупный порт для всех кораблей. Этот город граничил с Морем Слез с одной стороны и с гаванью – с другой. Говорили, что тот, кто управляет Эсефусом, управляет лучшей половиной Эскалона. Дункан знал, что Эсефус, будучи ближайшим фортом к Аргосу и жизненно важной крепостью, должен стать его первой остановкой, если он хочет получить какую-либо возможность начать восстание. Некогда великий город должен быть освобожден. Гавань, которая когда-то гордилась огромным количеством кораблей с флагами Эскалона, теперь была полна пандезианских кораблей и представляла собой пережиток того, чем когда-то была.

Дункан и Сивиг, военачальник Эсефуса, когда-то были близки. Бессчетное количество раз они вместе отправлялись на битву как братья по оружию, и Дункан несколько раз выходил с ним в море. Но после вторжения они утратили связь. Сивиг, некогда гордый военачальник, теперь был скромным солдатом, неспособным отплывать в море, неспособным управлять своим городом или посещать другие крепости, как все военачальники. Должно быть, они арестовали и назвали его тем, кем он на самом деле был – узником, как и все остальные военачальники Эскалона.

Дункан скакал сквозь ночь, холмы были освещены только факелами его людей, сотни искр света направлялись на юг. Пока они скакали, снега прибавилось, а ветер рассвирепел так, что факелам трудно стало оставаться зажженными, в то время как луна старалась прорваться сквозь тучи. Тем не менее, армия Дункана двигалась вперед, эти люди отправились бы ради него и на край земли. Дункан знал, что атаковать ночью, не говоря уже о снеге, непросто, но, как настоящий воин, он никогда не искал легких путей. Именно это позволяло ему получать повышение, стать командиром старого короля, именно это привело его к получению своего собственного форта. И именно это сделало его одним из наиболее уважаемых из всех рассредоточенных военачальников. Дункан никогда не делал того, что делали другие. Таким был девиз, согласно которому он старался жить: делай то, чего другие ожидают меньше всего.

Пандезианцы не ожидают нападению, поскольку слухи о восстании Дункана не могли так быстро дойти до юга, особенно если Дункан доберется до них вовремя. И, разумеется, они не станут ожидать нападения ночью, не говоря уже о снеге. Им известен риск путешествия на лошадях в ночное время, когда лошади легко могут поломать ноги, и об огромном количестве других проблем. Дункан знал, что в войнах часто помогает одержать победу элемент неожиданности и скорость, а не сила.

Дункан планировал скакать всю ночь, пока они не доберутся до Эсефуса, попытаться подавить огромные силы Пандезии и отбить этот великий город вместе с его несколькими сотнями людей. И если они возьмут Эсефус, тогда, может быть – всего лишь, может быть – они смогут получить преимущество и начать войну, чтобы вернуть весь Эскалон.

«Внизу!» – крикнул Энвин, указывая в снег.

Дункан посмотрел на долину внизу и сквозь снег и туман заметил несколько небольших деревень, разбросанных на территории. Дункан знал, что эти деревни населены храбрыми воинами, преданными Эскалону. В каждой из них находится всего горстка мужчин, но это может оказаться существенным дополнением. Он сможет получить преимущество и пополнить ряды своей армии.

Дункан закричал сквозь ветер и звуки лошадей, чтобы солдаты услышали его.

«Трубите в рога!»

Его люди затрубили серию коротких звуков из рогов. Это был старый клич объединения Эскалона, звук, который согревал его сердце, звук, который никто не слышал в Эскалоне уже много лет. Этот звук был знаком его соотечественникам, он сообщит им все то, что они должны знать. Если в тех деревнях живут хорошие люди, то этот звук разбудит их.

Рога трубили снова и снова и, когда они приблизились, в деревнях постепенно начали зажигаться факелы. Жители деревень, встревоженные их присутствием, начали выходить на улицы, их факелы мерцали сквозь снег, мужчины в спешке одевались, хватали свое оружие и надевали грубую броню, которая у них была. Они все посмотрели на холм и увидели приближающихся Дункана и его людей. Они казались удивленными. Дункан мог только представить, какое впечатление производили его люди, скачущие галопом темной ночью, в снежную бурю, вниз с холма, подняв сотни факелов, подобно легиону огня, сражающемуся со снегом.

Дункан и его люди въехали в первую деревню и остановились, сотни факелов осветили пораженные лица. Дункан посмотрел на полные надежды лица своих соотечественников и напустил на свое лицо свое самое свирепое боевое выражение, собираясь вдохновить людей, как никогда прежде.

«Люди Эскалона!» – прогремел он, придерживая своего коня, повернувшись и сделав круг, пытаясь обратиться к жителям деревни, которые собирались вокруг него.

«Мы страдали под гнетом Пандезии слишком долго! Вы можете остаться здесь, проживать свои жизни в этой деревне и вспоминать Эскалон таким, каким он был когда-то. Или вы можете восстать как свободные люди и помочь нам начать великую войну за свободу!»

Поднялся радостный крик местных жителей, когда они единогласно бросились вперед.

«Теперь пандезианцы забирают наших девушек!» – крикнул один человек. – «Если это свобода, тогда я не знаю, что такое свобода!»

Жители деревни радостно заголосили.

«Мы с тобой, Дункан!» – крикнул другой мужчина. – «Мы отправимся с тобой, рискуя жизнями!»

Послышался очередной взрыв одобрительных криков, и сельские жители бросились седлать своих лошадей, чтобы присоединиться к его людям. Довольный тем, что его ряды растут, Дункан пнул своего коня и поскакал из деревни, начиная осознавать, как долго Эскалон откладывал восстание.

Вскоре они подъехали к другой деревне, жители которой уже повыходили из своих домов и ждали его с факелами в руках после того, как они услышали звуки рогов и крики, увидели растущую армию и, очевидно, поняли, что происходит. Местные жители кричали друг другу, узнавая лица вокруг себя, осознавая, что происходит, и не нуждаясь ни в каких речах. Дункан проскакал через эту деревню и ему не нужно было убеждать людей, которые слишком жаждали свободы, мечтали восстановить свое достоинство, оседлать своих лошадей, схватить оружие и присоединиться к рядам Дункана, куда бы он их ни повел.

Дункан скакал от деревни к деревни, охватывая территорию. Каждая из них была освещена ночью, несмотря на ветер, несмотря на снег, несмотря на мрак ночи. Дункан осознал, что их жажда свободы была слишком сильной, они готовы были сделать что угодно, чтобы засиять даже в самую темную ночь, взять в руки оружие и отвоевать свои жизни.

Дункан скакал всю ночь, возглавляя свою растущую армию на юг, его руки огрубели и занемели от холода, потому что он не выпускал из них поводья. Чем дальше на юг они продвигались, тем больше местность начала меняться, на смену сухому холоду Волиса пришел влажный холод Эсефуса, чей воздух был тяжелым из-за моря и запаха соли, насколько помнил Дункан. Кроме того, деревья здесь были ниже, открытые всем ветрам. Казалось, что все они клонятся из-за восточных ветров, которые никогда не прекращались.

Они преодолевали один холм за другим. Тучи расступились, несмотря на снег, и в небе появилась луна, осветив их путь достаточно для того, чтобы они обрели видимость. Они продолжали скакать, воины посреди ночи, и Дункан знал, что он запомнит эту ночь на всю жизнь. Если он выживет, это будет сражение, от которого зависит все. Дункан думал о Кире, о своей семье, о доме, не желая терять их. На кону стояла его жизнь и жизни всех тех, кого он знал и любил, и он рискнет всем этим сегодняшней ночью.

Дункан оглянулся через плечо и с радостью увидел, что к ним присоединились еще несколько сотен людей, которые представляли собой единую силу, объединенную общей целью. Он знал, что даже с таким количеством людей силы противника значительно превосходят их, и что им предстоит выступить против профессиональной армии. В Эсефусе располагаются тысячи пандезианцев. Дункан знал, что в распоряжении Сивига, разумеется, все еще находятся сотни его собственных людей, но не знал, станет ли тот рисковать всем, присоединившись к нему. Дункан вынужден был предположить, что не станет.

Вскоре они добрались до очередного холма и остановились. Там, внизу, раскинулось Море Слез, чьи волны бились о берег, а рядом с ним возвышался древний город Эсефус, большая гавань. Город выглядел так, словно был построен в море и волны разбивались о его каменные стены. Город был построен задней частью к суше, словно смотрел на море, его ворота и опускные решетки погружались в воду, как будто их больше волновало размещение кораблей, чем лошадей.

Дункан рассматривал гавань, в которой выстроились бесконечные корабли. Он огорчился, увидев развивающиеся флаги Пандезии – желто-голубые флаги, которые развевались, словно нанося оскорбление его сердцу. На ветру трепыхалась эмблема Пандезии – череп во рту орла – от которой Дункану стало дурно. Образ такого великого города в плену Пандезии был источником позора для Дункана, и даже в такой кромешной ночной тьме его щеки залились краской. Корабли стояли самодовольно, безопасно бросив якори, потому что никто не ожидал нападения. Разумеется. Кто осмелится их атаковать? Особенно во мраке ночи в снежную бурю?

Дункан почувствовал, что глаза всех его людей устремлены на него, и понял, что момент истины настал. Они все ждали его судьбоносного приказа, который изменит судьбу Эскалона, и он сидел верхом на своем коне, пока завывал ветер, чувствуя, как отправляется навстречу своей судьбе. Дункан понимал, что это был один из тех моментов, которые определяют его жизнь и жизни всех этих людей.

«ВПЕРЕД!» – прогремел он.

Его люди закричали в знак одобрения, и единым строем поскакали вниз со склона, бросившись в гавань, которая находилась в нескольких сотнях ярдов. Они высоко подняли свои факелы, и Дункан почувствовал, как его сердце бешено заколотилось в груди, когда в лицо ему ударил ветер. Он знал, что это самоубийство, но вместе с тем понимал, что это достаточно безумно для того, чтобы сработать.

Они ворвались на местность, их лошади скакали так быстро, что от холодного воздуха замирало дыхание. Когда они приблизились к гавани, ее каменные стены находились всего в сотне ярдов перед ними, и Дункан приготовился к сражению.

«ЛУЧНИКИ!» – крикнул он.

Его лучники, скачущие ровными рядами позади него, приготовили стрелы, подожгли их наконечники и стали ждать его приказа. Они продолжали скакать, их лошади гремели, а пандезианцы внизу по-прежнему не подозревали о надвигающейся атаке.

Дункан ждал, пока они не приблизились – сорок ярдов, затем тридцать, потом двадцать – и он не понял, что время пришло.

«ОГОНЬ!»

Черная ночь вдруг осветилась тысячами пылающих стрел, которые полетели высокими арками в воздухе, через снег, к десятками пандезианских кораблей, бросивших якори в гавани. Одна за одной, подобно светлячкам, стрелы нашли свои мишени, приземлившись на длинные, развивающиеся паруса пандезианских кораблей.

Понадобилось всего несколько секунд на то, чтобы поджечь корабли, и вскоре они все были охвачены пламенем, когда огонь быстро распространился в ветряной гавани.

«ЕЩЕ!» – крикнул Дункан.

Долина за долиной стрелы с подожженными наконечниками полетели подобно каплям дождя на пандезианский флот.

Сначала флот был спокоен в глухой ночи, солдаты крепко спали, ничего не подозревая. Дункан осознал, что пандезианцы стали слишком самонадеянными, слишком самодовольными, не рассчитывая на подобное нападение.

Дункан не дал им время для того, чтобы собраться. Взбодрившись, он поскакал вперед, наступая на гавань. Он направился прямо к каменной стене, граничащей с гаванью.

«ФАКЕЛЫ!» – крикнул Дункан.

Его люди бросились прямо к береговой линии, высоко подняв свои факелы и, издав громкий крик, они последовали примеру Дункана и швырнули факелы в ближайшие к ним корабли. Их тяжелые факелы приземлились на палубу как дубинки, воздух наполнился стуком древесины, после чего пламя охватило еще несколько десятков кораблей.

Несколько пандезианских солдат, которые были на дежурстве, слишком поздно заметили, что происходит, оказавшись загнанными в волну пламени, закричав и выпрыгнув за борт.

Дункан понимал, что это только вопрос времени, когда проснутся остальные пандезианцы.

«РОГ!» – закричал он.

Вверх и вниз по рядам затрубили в рог, издав старый клич Эскалона – короткие звуки, которые, как он знал, узнает Сивиг. Дункан надеялся на то, что это расшевелит старого друга.

Дункан спешился, вынул свой меч и бросился к стене гавани. Не колеблясь, он перепрыгнул через низкую каменную стену на пылающий корабль и бросился вперед. Он должен покончить с пандезианцами до того, как им удастся собраться.

Энвин и Артфаэль бросились в атаку рядом с ним, и все люди Дункана присоединились к нему, издав громкий боевой клич, когда они бросили свои жизни на ветер. После стольких лет подавления для них наступил день мести.

Наконец, пандезианцы проснулись. Солдаты начали выходить из нижней палубы, ринувшись вперед подобно муравьям, кашляя от дыма, потрясенные и озадаченные. Дункан и его люди застали их врасплох, они вынули свои мечи и бросились в атаку. Дункан оказался в борьбе с потоком людей, но он не дрогнул. Наоборот, он атаковал.

Дункан бросился вперед и пригнулся, когда первый солдат замахнулся на его голову, после чего подошел ближе и пронзил того в живот. Солдат полоснул его по спине, но Дункан развернулся и отразил удар, после чего развернул меч противника и нанес ему удар в грудь.

Дункан героически отбивался, когда его атаковали со всех сторон, вспоминая прежние дни, когда он оказывался вовлеченным в сражение, отражая удары и слева, и справа. Когда солдаты подобрались слишком близко, чтобы он смог наносить удары мечом, он развернулся и нанес удар локтем, сражаясь врукопашную, когда оказался в тесноте. Мужчины вокруг него падали, и ни один не мог подобраться ближе.

Вскоре к Дункану присоединились Энвин и Артфаэль, когда десятки его людей бросились вперед на помощь. Когда к нему присоединился Энвин, он отразил удар солдата, бросившегося на Дункана сзади, спасая его от ранения. В это же время Артфаэль вышел вперед, поднял свой меч и отразил топор, опускающийся на лицо Дункана. Дункан же одновременно сделал шаг вперед и пронзил солдата в живот, он и Артфаэль вместе сбили его с ног.

Они все сражались единой силой, представляя собой хорошо слаженную машину благодаря большому количеству лет, проведенных вместе. Они все защищали спины друг друга, в то время как звон мечей и брони прорезал ночь.

Дункан видел, что все его люди вокруг него атаковали флот единой силой. Солдаты Пандезии ринулись вперед, окончательно проснувшись, некоторые из них были охвачены пламенем, и воины Эскалона храбро прорывались через пламя, не отступая даже тогда, когда огонь вокруг них заревел. Сам Дункан сражался до тех пор, пока больше не смог поднять руку, вспотев. Дым жег ему глаза, вокруг него звенели мечи. Он сбивал с ног одного солдата за другим, когда те пытались убежать на берег.

Наконец, пламя стало слишком горячим. Солдаты Пандезии в полном обмундировании, загнанные в ловушку пламенем, прыгали со своих кораблей в воду внизу. Дункан увел своих людей с корабля через каменную стену, назад в гавань. Дункан услышал крик и, обернувшись, заметил сотни пандезианских солдат, которые пытались последовать за ними, преследовать их с корабля.

Когда Дункан последним из своих людей ступил на сушу, он повернулся, высоко поднял свой меч и разрубил большие веревки, привязывающие корабли к берегу.

«ВЕРЕВКИ!» – крикнул он.

Его люди в гавани последовали его примеру и разрубили несколько веревок, которые крепили флот к берегу. Когда большая веревка перед ним, наконец, порвалась, Дункан поставил ногу на палубу и сильно оттолкнул корабль от берега. Он застонал от усилий, и Энвин, Артфаэль и десятки других солдат бросились ему на помощь. Они единогласно начали толкать горящие корабли от берега.

Пылающий корабль, наполненный кричащими солдатами, неизбежно поплыл к другому кораблю в гавани и, когда он приблизился к нему, то поджег и его тоже. Сотни солдат начали выпрыгивать с корабля, пронзительно закричав, погружаясь в черные воды.

Дункан стоял, тяжело дыша и наблюдая светящимися глазами за тем, как вскоре вся гавань оказалась охвачена большим огнем. Тысячи пандезианцев, которые теперь окончательно проснулись, повыбегали из нижних палуб других кораблей, но было слишком поздно. Они всплыли на стене пламени и у них не оказалось другого выбора, кроме как сгореть заживо или прыгнуть навстречу смерти, утонув в ледяной воде. Они все выбирали второе. Дункан наблюдал за тем, как вскоре гавань наполнилась сотнями тел, появившимися на поверхности воды, они кричали, пытаясь плыть к берегу.

«ЛУЧНИКИ!» – крикнул Дункан.

Его лучники прицелились и начали стрелять залпом, целясь в размахивающих руками солдат. Одна за другой стрелы нашли свои мишени, и пандезианцы начали тонуть.

Вода заблестела от крови, и вскоре послышались щелканье и крики, когда воды наполнились сверкающими желтыми акулами, пирующими в залитой кровью гавани.

Дункан оглянулся и до него постепенно дошло, что он натворил: весь пандезианский флот, еще несколько часов назад вызывающе располагающийся в гавани, символ завоевания Пандезии, исчез. Сотни его кораблей были уничтожены, все сгорели вместе в победе Дункана. Его скорость и момент неожиданности сработали.

Послышался громкий крик среди его людей и, обернувшись, Дункан увидел, что все его люди радостно закричали, наблюдая за тем, как горят корабли. Их лица почернели от сажи, они были истощены после долгого путешествия, тем не менее, каждый из них был опьянен победой. Это был крик облегчения. Крик свободы. Крик, который они хотели выпустить из своей груди многие годы.

Но не успел прозвучать этот крик, как воздух наполнился другим, более зловещим звуком, от которого волосы на затылке Дункана встали дыбом. Он повернулся и его сердце ушло в пятки, когда он увидел, что огромные ворота в каменные бараки медленно открываются. Когда они открылись, его глазам предстало устрашающее зрелище: тысячи солдат Пандезии в полном обмундировании, в идеальном строю, профессиональная армия, превышающая его армию десять к одному, начала готовиться к сражению. Они издали боевой клич и бросились прямо на людей Дункана.

Зверь проснулся. Теперь начнется настоящая война.