Глава 17. Зеленый дом
Ламбо сидел на траве. Перед ним лежала сумка и мешок, который он смастерил из тряпья Гая. Они были наполнены яйцами. Бывший носильщик ел их и с любопытством наблюдал за бывшим господином.
От волнения Гая бросило в жар, и капля пота сразу же повисла у него на носу. Безумная радость, сумасшедший восторг потряс его с головы до ног: жизнь! Он едва не пустился в пляс тут же на пне. Потом Гай подтянулся несколько раз на руках, с видом опытного гимнаста. Посвистывая, посмотрел на смеющееся небо. И только потом энергично зашагал по воде к новой жизни, к Ламбо, к свежим яйцам!
Ламбо знал три французских слова — муа, туа и люи, местное слово бвама (господин) и франко-негритянское выражение и-я-бон (хорошо). Почему он запомнил именно их — неизвестно. Три слова — этого немного, но оказалось, что и такого запаса слов достаточно, чтобы разговаривать с утра до вечера в течение нескольких дней. Ламбо от природы был жизнерадостен и болтлив, а Гай чувствовал, что в этих условиях говорить надо, чтобы не сойти с ума. Вначале разговор не ладился — не хватало жестов. Однако дело быстро пошло на лад: у них возникло множество условных движений, развилась богатая техника условных гримас. Через день они строили друг другу рожи, вертели руками, трещали без умолку — смеялись, ссорились, рассказывали, спрашивали и отвечали. Разговор пошел как по маслу, когда и Гай перешел на эти три слова.
— И-я-бон! — засмеялся Гай, указывая пальцем на яйца и изображая на лице радость и одобрение. Сдержанно улыбаясь, Ламбо кивнул головой и продолжал пить яйцо за яйцом, бросая скорлупу за спину.
— Муа? — спросил Гай деланно равнодушным тоном и протянул руку за мешком.
— Муа! — возразил сурово Ламбо и поближе придвинул к себе сумку и мешок.
Гай оторопел. «Как, он будет есть яйца, а я смотреть?!» Он опять протянул руку. Ламбо спокойно отвел ее. Потом выгреб добычу на траву и стал делить. Яйца были разные и по цвету и по величине. Он сложил их в две кучи — большую и маленькую. По привычке белого начальника Гай потянулся к большой, но Ламбо в третий раз отвел его руку, проговорил: «Туа», — и отодвинул ему маленькую кучу, а себе взял большую, вызывающе гаркнув при этом: «Муа!». Гай стал глотать яйца в горькой обиде.
Потом оба блаженно напились из лужи, невдалеке от места, где лежал мертвый носильщик. Гай прилег было отдохнуть после столь сильных переживаний. Ламбо вынул из сумки то, чего ее хозяин на радостях не заметил, — надерганный из спелых плодовых коробочек пух с семенами, сухую щепку и палочку. Полчаса он ловко крутил меж ладонями палочку, конец которой приставлял к щепке. Потом подложил туда пуха и из тлеющего дымка раздул огонь.
— Туа! — кивнул он головой на сухой валежник. Гай принес хворост, и у них загорелся костер.
— Туа! — выразительными движениями Ламбо показал, что Гай должен поддерживать огонь, а сам лег на спину, закрыл глаза, сказал на прощание «и-я-бон!» и мгновенно уснул.
Гай сидел, смотрел на сладко спавшего негра и думал.
Многое ему стало теперь ясным. Ламбо был самым диким из носильщиков, еще не потерявшим навыков лесного жителя. На базе лесной концессии он не зря так охотно первым вышел из рядов: путешествие в лес было для него возвращением домой, на лоно природы. Неловкий, тупой и медлительный там, он здесь расправил крылья. Зеленые листья рвали все, но только он один разбирался в растениях и рвал по выбору, а не наудачу. Вероятно, он потихоньку находил и яйца. Как? Когда? Гай не видел. Надо думать — по вечерам, до сна и прихода зверей. При такой уйме птиц набрать пару десятков яиц — это дело недолгое. Незаметно выскользнул, поел и так же незаметно вернулся. Вот отсюда у него и силы. Так почему же Ламбо не убежал? Потому, что верит белому человеку, его всезнанию и всемогуществу. Теперь Гаю вспомнилось, что именно он один из всех носильщиков всегда подходил ближе и наблюдал за определением местоположения отряда. Стоило Гаю поднять компас, висящий у него на шее, как Ламбо уже смотрел внимательно и серьезно. Каждый негр носит на шее свои талисманы, и Ламбо считал, вероятно, что компас — это талисман Гая, и верил в его силу… Раз он не ушел раньше, то и теперь не уйдет! В этом можно быть уверенным.
«А вот дележка яиц — это уже нечестно, — думал Гай, — большей части мне не нужно, но нужно все делить поровну. Не хочу подбирать чужие объедки, черт побери! Он взял большую кучку, даже не спрашивая меня… Что же делать? Трижды отвел мою руку. Кстати, он ни разу не произнес слово «бвана». Это много значит. Я перестал быть для него господином…» Гай дежурил, а Ламбо спал. Поздно ночью Гаю несколько раз показалось, что он засыпает. Это было опасно. Он растолкал Ламбо.
— Муа? — спросил тот, зевая и потягиваясь.
— Туа!
И, не дожидаясь ответа, Гай упал на бок и заснул.
Перемена в их положении обозначилась сразу, но оформлялась постепенно: условия существования с железной последовательностью выдвигали Ламбо вперед, на место руководителя.
Несколько дней назад покойный Мулай уронил и разбил пластинку, которая находилась в конверте под крышкой. Это было уже после того, как погиб граммофон. Гай не жалел: пластинка уже надоела ему, да и лишний груз тащить становилось тяжело. Утром Гай с удивлением увидел, что капрал повесил себе на шею граммофонную пружину и зубчатое колесо вместо талисмана. Теперь колесо и пружинка висели на шее у Ламбо.
Африка есть Африка, и Гай не знал, что этот талисман спасет им жизнь… В первую же ночь случайно открылось странное свойство пружины и колеса — отпугивать зверей. Гай и Ламбо заночевали в очень влажной местности, к их костер еле-еле тлел. Едва Гай начал клевать носом, как следившее за ними зверье пододвинулось ближе и расположилось за кустами плотным кольцом. Сквозь дрему Гай видел хищное свечение глаз. Напрасно Гай несколько раз кричал, вставал и размахивал веткой: хищники на шаг отступали, а потом придвигались на два. Когда он лег и приготовился заснуть, Ламбо от скуки стал играть со своим талисманом, и едва пружина и колесо звякнули в тиши ночи, как зеленые огоньки за кустами вдруг исчезли: звери пустились наутек. Перед рассветом Ламбо разбудил Гая, потому что их враги опять наседали и щелкали зубами совсем близко. Гай в один миг оценил опасность и понял рассказ Ламбо: он снял с его шеи колесо и резко провел по зубцам стальной пружиной. Зверье ринулось бежать, да так, что кругом все только хрустело! Гай объяснил это тем, что все привычные звуки воспринимались хищниками как понятные и нестрашные, особенно если учесть рост и сложение двух людей: они выглядели слабосильными обезьянами, и от расправы с ними зверей удерживал только огонь. Но треск металла оказался совершенно непонятным и поэтому страшным.
Иначе понял Ламбо: теперь он убедился в могуществе талисмана, имевшего какую-то связь с маленьким человеком, который раньше жил в ящике и потом улетел, когда ящик разбился. Теперь жизнь и благополучие обоих путников явно зависели от этих предметов, оставленных маленьким человеком. Утром Ламбо нашел свежую лиану, тщательно укрепил пружину и колесо на обруче, который собственноручно, выпучив глаза от благоговейного почтения, надел Гаю на шею. Поэтому все следующие дни Гай шел впереди, нес запас продовольствия в сумках и время от времени пускал в ход свою трещотку. Оба знали, что от четвероногих они защищены и на марше, и на привале, и пресмыкающиеся остались их единственными врагами. Ламбо рвал листья и плоды, а Гай укладывал добычу в сумки. Кроме того, Ламбо время от времени палкой откапывал съедобные корни. Он не искал и не выбирал, просто подходил, копал и вынимал нужные клубни. Спутники продвигались теперь быстрее и не так уставали. Шли от зари до зари. На полянах Ламбо начинал охоту за яйцами, и Гая поражало, что он никогда не поднимал головы и не вглядывался в густые кроны деревьев. Да в таких дебрях это было бы бесполезно. Напротив, он бегал взад и вперед, глядя в землю. Потом подходил к какому-нибудь дереву, лез вверх и неизменно возвращался с яйцами или птенцами. Последних оба с аппетитом ели в слегка запеченном виде. С каждым днем Ламбо становился грубее, и Гай с ужасом предвидел день, когда он в сердцах даст своему бывшему господину пинок или ударит его палкой.
Надвигалась драма. По мере того как Ламбо наглел, в Гае росло сознание необходимости немедленно начать борьбу за свое освобождение. «Или я поставлю себя в равное положение, или неизбежно погибну… Это главная задача на данный момент!»
И он стал исподтишка следить за Ламбо. Из его запасов сделал себе коллекцию съедобных листьев, плодов и клубней, запомнил их вид, подметил внешние особенности трав, кустов и деревьев, на которых они растут. На третий день он уже издали узнавал полезное растение, незаметно проверял его листья по своим образцам и сравнивал вкус. Одновременно внимательно наблюдал за методами поисков дерева, где могли быть гнезда. Каким чудом Ламбо их угадывал? Чудо оказалось белыми пятнами помета на траве, коре и листьях. По голому стволу лезть наверх было невозможно, но здесь голые стволы попадаются редко, обычно они густо опутаны лианами и снизу доверху утыканы пучками зелени эпифитов. Поэтому в гилее можно залезть почти на любое дерево, и хотя гнезда не видны в пышной листве и густой сети лиан, белые брызги помета безошибочно выдают их присутствие.
В этот торжественный день Гай с утра начал на ходу щипать листья и фрукты и совать их в сумку. Ламбо предостерегающе крикнул и полез туда рукой, чтобы выбросить. Вынул, посмотрел и изумился.
— Туа?
— Муа!
— И-я-бон!
Гай сдал первый экзамен.
Они стали производить заготовки вдвоем, и нужно было видеть выражение лица Ламбо, когда Гай вдруг резко сворачивал, шел к отдаленному кусту и уверенно начинал обрывать листья или плоды или копал клубни.
К полудню Гай дал знак остановиться.
— В чем дело? — знаком спросил Ламбо и показал на солнце: еще рано, нужно спешить до начала дождя.
Но Гай хорошо выбрал дерево: оно было раскидистым и невысоким, лохматым от лиан и эпифитов. Точки и запятые помета явственно выделялись тут и там. Он молча вынул запасы и с пустой сумкой полез на дерево. И вернулся с дюжиной яиц!
— Туа? — удивился житель лесов. — Муа! — гордо подтвердил житель городов. Гай разделил добычу поровну и объявил:
— Туа — муа!
Эффект был весьма наглядный.
Так незаметно для самого себя Гай начал открывать многочисленные тайны лесной жизни и быстро приспособился к ней.
Светлые поляны и перелески в непроходимых черных дебрях являются местом коллективной кормежки лесных обитателей. Высокая трава, кусты и раскидистые невысокие деревья хорошо защищают крупных птиц от пернатых хищников: удалось счастливо перелететь из леса под кусты и в траву поляны— значит, спокойная и обильная кормежка обеспечена. На полянах солнечно и сухо, тонкие ветви кустов буквально ломятся от зрелых плодов и семян — ешь досыта, только не прозевай времени отлета, иначе ночью здесь сам попадешь кому-нибудь на ужин. Сколько бы раз в день спутники ни пересекали такие поляны, всегда в кустах кудахтали жирные птицы и их головы торчали из травы. И Гай решил:
— Вот здесь-то я и дам Ламбо генеральное сражение! Еще с вечера он незаметно заготовил три длинных тонких лианы и сделал из них скользящие петли. Потихоньку набрал семян и дождался полудня, когда Ламбо знаками объяснил, что идет за яйцами. Желанный момент! Гай подобрался к стае птиц, насыпал три кучки семян в центре трех петель и улегся за кустом, держа концы лиан в руках. Пернатое стадо продвигалось медленно — слишком много пищи кругом, чтобы спешить, а Гай боялся, что Ламбо вернется. Но первая индюшка показалась, увидела кучки и издала призывный крик. Сейчас же появились другие прожорливые птицы, жадно бросились на приманку и в один миг разбросали корм. Гай дернул все три лианы и не поймал ни одной птицы — петли оказались слишком тугими, и кучки семян он слишком близко расположил друг к Другу: птицы толклись все вместе, мешая друг другу, и не дали правильно рассчитать движения. Обливаясь потом, он осторожно выполз из засады и вновь расставил петли. Петли на этот раз были поменьше, скользили легко и были положены на видном месте. Глупые птицы стояли поодаль и смотрели на человека из травы. И едва он отошел, как они опять бросились к зерну. Гай дернул все три лианы и поймал одну большую толстую птицу, которая легла на землю и, лежа на брюхе, продолжала клевать. Так Гай и схватил ее — как раз перед приходом Ламбо! Его спесь уже была немного сбита, и он отдавал свою добычу не с таким гордым видом, как раньше, а когда Гай поднял за ноги индюшку, то негр сразу обмяк и притих.
Проблема «он — я» была решена. Обретя внутреннюю уверенность в свои силы и в благополучный исход перехода, Гай принялся за решение второй проблемы, более глубокой и сложной: «.природа и я».
Как изменился для Гая лес! Он слушал бесконечно разнообразные звуки леса и знал, кто их производит и почему. Вот крикнул тукан: это сигнал самке, чтобы не потеряться в зеленом мраке. Теперь они нашли друг друга и ползут по дереву рядом. Тррр — отодрали кору! Туку-тук-тук — дружно работают в два носа!
Черные дебри. Неразбериха лиан и корней.
— Стой, Ламбо, дай пройти!
Они отдыхали, пока большая змея переползала путь. Зачем волноваться? Змеи кусают только при самообороне, не тронь ее — она не тронет тебя. Змея идет по своим делам, они — по своим. У каждого свои заботы.
На поляне слышится хруст. Оба вытянули шеи. Среди зелени плывут, покачиваясь, серые морщинистые спины слонов. Вот поднимается хобот, держащий ветку, и раздраженно трясет ею в воздухе: жарко, скоро будет дождь, и насекомые сейчас особенно назойливы и злы. Сколько шуму вызвала бы раньше такая встреча! Крики, ругательства, беготня… Выстрелы… Теперь Гай сидел под деревом и ел фрукты. Он был спокоен. Он счастлив. Да, если счастье — это удовлетворение желаний! Ему хочется отдохнуть в тени, съесть фрукты и посмотреть на стадо слонов — и судьба удовлетворяет эти желания.
Больше ему пока ничего не надо, все остальное у него есть.
Болото среди невысоких гор. Сейчас грянет гроза. Ну и что? И горы, и болота — это разные залы дома, в котором сейчас живет Гай, он всюду свой и у себя дома. Они выбирают дерево с множеством воздушных корней, устраивают в безопасности головешку с огнем и самодельный мешок с продуктами и спокойно ждут. Сидя на лианах и корнях, они смотрели на фиолетовые вспышки и сверкающие зигзаги, на тоненькую пальму перед ними — она извивалась в этой дикой буре и яростно хлестала небо связкой лиан. Небо пыталось переломить ее, но пальма выстояла, выдержала и все замахивалась на небо,
Потом нестерпимо сверкнуло где-то рядом, и Гай увидел, как мощное течение поднесло к его дереву огромного крокодила; бронированное чудовище уцепилось за воздушные корни, как они жмурились от брызг и смотрели друг другу в глаза и царь рек и болот как будто улыбался снисходительно, по-приятельски.
Раньше на марше Гай сотни раз подавал своему отряду сигнал: «Внимание! Муравьи!» Носильщики начинали снимать тюки с головы. Пока проходили муравьи, Гай советовался с капралом о дальнейшем пути или осматривал веревки тюков. Невидимая стена стояла между ним и природой, и спроси его потом: «Что такое муравьи в гилее?» — он бы не смог дать вразумительного ответа. Но теперь эта стена рухнула. Гай больше не командир отряда, а животное в лесу, живое существо, которое припало к груди матери-природы. Ему некого ругать и не нужно понукать, он, по правде говоря, не очень спешит. Справа какой-то шум… Треск… На всякий случай Гай производит несколько резких металлических звуков. Но прямо перед ним из кустов выбегает какое-то низенькое животное и с хрюканьем и фырканьем пересекает их путь. Сигнал не действует! За ним несутся мыши и толстая крыса. Быстро ползут две змеи. Спугнутые тревожным шорохом, проносятся птички и бабочки. Да что там такое? Ну, конечно: красные муравьи! Направо кустики и трава уже стали ржаво-красными и словно завяли; листочки и веточки повисли книзу. Они покрыты сотнями тысяч красных муравьев. Это — солдаты-разведчики, которые осматривают путь прохождения муравьиного народа. Основная масса движется по земле тремя струями — широкой посредине и узкими по бокам. Вся эта красная река достигает полуметра в ширину и метров пятьдесят — сто в длину. По краям красных ручейков бегут рослые солдаты. Они останавливаются и ровняют ряды рабочих, так что те идут точно в желаемом направлении и в полнейшем порядке.
Посредине средней струи на спинах рабочих движутся личинки. Гут же гонят коров — зеленых козявок, которые от щекотания муравьиными усиками выделяют каплю пахучего сладкого сока. Разведчики не задерживаются в кустах — проверяют и бегут вниз: отставать нельзя! Но вот они обнаружили термитник, построенный в пучке лиан. Умеют ли муравьи говорить? Неизвестно. Несколько солдат случайно наткнулись на твердую, как кирпич, стену термитника, пошевелили усиками, побегали взад и вперед — и уже на помощь им по лианам бегут тысячи солдат, на ходу яростно щелкая челюстями. С разбегу они вгрызаются в стену и быстро проделывают в пей несколько дыр. Оттуда уже торчат страшные челюсти термитов. Они готовы к обороне. Каждый термит одним движением перекусывает одного муравья, а то и двух. Но на одного термита нападают сразу по десятку муравьев и мгновенно дырявят мягкие белые брюшки. Внизу муравьи по чьей-то команде останавливаются и собираются в охваченную яростью толпу. На них сверху летят мертвые термиты. Солдаты уже расчистили входы и устремились в дыры красными потоками. Теперь бой кипит внутри термитника. Муравьи врываются в одни дыры, а через другие беспрерывно выбрасывают тела сраженных врагов. Наконец появляется главное лакомство — личинки. Из-за них-то и началось нападение, и теперь личинки дождем летят вниз, прямо в гущу красного народа, который с явным аппетитом принимается за неистовое пиршество. Покачиваясь на качелях из лиан, Гай наблюдал сцену, которую не увидел бы раньше, когда зеленая книга лесной жизни была для него за семью печатями. В то время, когда он еще оставался прохожим. Когда был чужим.
Тонкий перламутровый свет, голубой и розовый. Над кустами колышится густой туман — горы близки, оттуда плывет по земле холодный воздух. Гай сидит у костра и читает книгу африканской ночи. Хриплое мяуканье — леопард проснулся, потягивается, зевает. Сейчас начнет охоту — вот предупреждающий, низкий рев. Вой — он напал на след, учуял жертву. Торжествующий короткий рык и жалобное блеяние — прыгнул на спину. Ласковое мурлыканье — рвет жертву на части. Тявканье шакалов — они выхватывают у него из-под носа лучшие куски. Злобное ворчание — он их отгоняет. Насмешливый хохот — пока одни отвлекали хищника, другие уже расхватали остатки мяса. Сиплое хрюканье — гиены гложут кости. Гай переворачивает лист зеленой книги. Шаги и ласковый разговор вполголоса. Вдали, в голубом тумане, поляну переходит самка гориллы. У нее на спине повис малыш — обхватил мать руками за шею и спит. Второго детеныша, постарше, мать ведет за руку и, повернув к нему голову, что-то говорит ему негромко и убедительно. Тонкий лунный свет, розовый и голубой…
Заболоченная низина перешла в открытую воду; спутники вышли к реке. Однако переправиться на другой берег оказалось задачей не простой. Единственное подручное средство — деревья, застрявшие в прибрежных зарослях. Но их древесина пропиталась водой и потеряла грузоподъемность, а торчащие ветви сильно затрудняли работу. Особенно тяжело оказалось высвободить деревья из ила и вывести их на глубину. На пять минут работы приходилось десять минут шума, криков и битья палкой по воде: они не хотели оставить свои ноги во рту крокодилов.
Наконец переправились на двух стволах, соединенных лианами в плот. Они сумели бы удержаться и на одном, но круглый ствол мог сбросить людей в воду, а это оказалось бы катастрофой. Кое-как выплыли и сразу вошли в высокий лес. Этот берег был сравнительно сухим. Еще с середины реки они видели вдали цепь невысоких гор.
На следующий день, к вечеру, Гай подробно рассказал Ламбо о двурогой вершине, выбрал одиноко стоящее высокое дерево, подвел к нему и, указывая пальцем на вершину, сказал:
— Туа!
Ламбо посмотрел на здоровенное дерево и стал лениво конаться пальцем в носу. Он явно не спешил.
— Люи? — нехотя спросил, наконец, и показал пальцем на пружину с колесом, висевшую на шее Гая.
Тот выставил вперед подбородок. Минуту оба мерили друг друга глазами. — Муа! — твердо отрезал Гай.
— И-я-бон, бвана!
И покорно полез наверх. Бвама? Значит, «цивилизация» начинается снова…
Итак, двурогая вершина близко. Впереди последний переход. Сегодня они выйдут на дорогу. Гай шел и грустно усмехался: ему было жалко покидать лес. Скоро придется закрыть зеленую книгу. Опять появится бритва и одеколон, последние новости из Европы и…
Гай захохотал от прилива сумасшедшего восторга.
— Туа и-я-бон? — недоуменно улыбнулся Ламбо.
— Муа-туа и-я-бон!
Гай показал на его грудь и свою. Потом порывисто обнял и поцеловал в лоб.
