Книга: Чекисты рассказывают. Книга 4-я
Назад: ГЛАВА 4 300 000 + 300 НА МЕЛКИЕ РАСХОДЫ
Дальше: ГЛАВА 6 ИГРА НА ПОВЫШЕНИЕ

ГЛАВА 5
БАЗЕЛЬСКИЙ РОМАН ПРОКОНСУЛА МОНАЛЬДИ

Уже второй месяц жила Маргарита-Виктория Равенсбург-Равенау в лучшем базельском отеле «Кайзергоф», и нельзя сказать, чтобы это время прошло даром. К ней успели привыкнуть, завязалось несколько тех приятных, необременительных, ни к чему не обязывающих знакомств, которые возможны разве лишь на трансатлантическом пароходе, на курорте да а гостинице. Одно дело, когда людей соединяет многолетнее оседлое соседство — тут часто отношения поддерживаются просто в силу необходимости, и эти отношения порою больше напоминают необъявленную войну. Своих соседей люди, узы, выбирать не могут. И совсем другое дело — временное сообщество, образованное чистой случайностью и распадающееся с окончанием пути.
Маргарита подружилась с хозяином отеля. Ему было изрядно за пятьдесят, но он просил называть его Иоганном, без всяких почтительных приставок. По его распоряжению цветы в номере Маргариты менялись дважды в день.
Музыканты из ресторанного оркестра прониклись к ней такой симпатией, что однажды их руководитель, трубач, попросил Маргариту назвать любимые вещи, и с тех пор джаз каждый вечер встречал ее появление в зале исполнением блюза. А ударник, толстый добродушный мулат из Алжира, подарил ей свой талисман — выточенную из черного дерева обезьянку, которая висела у него на стойке для тарелок.
За нею пробовали ухаживать, правда не очень настойчиво, два джентльмена, оба из Англии, с одним из них она несколько раз танцевала. Но вскоре приехали их жены, и флирт с джентльменами сразу потерял с их стороны всякую домогательскую окраску, чему она была только рада.
Вся прислуга в отеле полюбила ее, хотя Маргарита, как это делают некоторые, совсем не играла в демократизм.
Она вообще никогда ни под кого не подлаживалась ради достижения мелких житейских благ или каких бы то ни было корыстных целей. Именно поэтому роль, которую поручил ей сыграть этот обаятельный, непонятный, но внушающий беспредельное доверие Ганри Манинг, долго пугала ее необходимостью притворяться. Она не представляла себе, как это можно — рассчитанно лгать незнакомому солидному человеку, чтобы добиться его расположения, а потом употребить это расположение ему во вред. Правда, у нее лично никаких интересов в данном случае нет, а Ганри, когда они говорили на эту тему при ее отъезде, иронически заметил, что еще не известно, кто тут сколько потеряет и сколько приобретет. А насчет рассчитанной игры он дал один совет: ей надо вообразить, что она попала на затянувшийся бал-маскарад. Ведь когда все в масках, принято друг друга дурачить и разыгрывать.
Как ни странно, прожив в Базеле две недели и не видя своего «объекта», Маргарита начала испытывать нетерпение. Ей хотелось испытать себя, представлялось страшно заманчивым выступить в роли соблазнительницы и играть эту роль в твердой уверенности, что границы, ею же намеченные, никогда не будут переступлены.
И вот настал, как говорили в старину, этот долгожданный день…
Все, что произошло на протяжении тринадцати часов того дня, от одиннадцати утра до двенадцати ночи, сильно смахивало на шикарный роман в почти великосветском духе, то есть выглядело довольно пошло. И это не удивительно, ибо главный герой, несмотря на свою солидность и респектабельность, оказался отменным пошляком.
С Бернского шоссе в Базеле к гостинице «Кайзергоф» свернула огромная машина итальянского армейского цвета — темно-оливковая, покрытая пылью и грязью. Военный водитель и охранник остались сидеть, а задняя дверца открылась, и из машины выбрался высокий красивый мужчина с черными аккуратными усиками и седыми висками. Он, разминая ноги, подошел к владельцу гостиницы, стоявшему в широком портале массивного здания.
— Здравствуй, Иоганн! — сказал приезжий по-итальянски и раскрыл объятия.
— Привет, Гаэтано, старый друг! Со счастливым прибытием!
Они обнялись.
— Ложись спать, Гаэтано, а к вечеру я тебя жду в баре.
— Эх, Иоганн, как безмерно я устал! Позади пыль и чад городов и бесконечных автострад, и вот теперь, через полчаса, наконец буду в ванне…
Он заметил прогуливавшуюся неподалеку молодую даму.
— Не дурна, а? Кто это?
— Наша немецкая графиня из Берлина. Появилась две недели назад, отдыхает после болезни.
Послышался голос дамы:
— Коко! Коко!
К мужчинам в ноги подкатилась шустрая крохотная собачка, похожая на белый шарик. Проконсул Гаэтано Мональди молодцевато подкрутил черные усы и ловко подхватил собачку на руки: он уже забыл об усталости. Иоганн понимающе вздохнул и удалился.
— Негодная собачонка! — подходя, сказала Маргарита. — Извините, пожалуйста.
— Ну что вы, я счастлив! — проконсул говорил по-немецки с мягким приятным акцентом.
Маргарита протянула руки, чтобы взять Коко, но Мональди так прижал его к груди, что он завизжал.
— Простите, синьора, это от избытка чувств, — проконсул совершенно растерялся под взглядом молодой красивой женщины и уже сам не ведал, что говорил.
Она все-таки отобрала у него собачку и, поклонившись ему с легкой улыбкой, повернулась, чтобы продолжить свою прогулку. Но Мональди решил завязать знакомство прямо на улице.
— Осмелюсь вас задержать, синьора, — сказал он Маргарите в спину. Она обернулась. — Разрешите представиться: Гаэтано Мональди, проконсул первого легиона итальянской милиции безопасности. Я знаю, что вы немка, и это великолепно!
Маргарита назвала себя и спросила:
— Но почему вас так вдохновляет моя принадлежность к германскому народу?
— Мои… моя родственница живет в Германий, в Дюссельдорфе, я еду сейчас именно к ней, — объяснил Мональди, постеснявшись сказать, что «родственница» — это его дочь, ровесница Маргариты. Он не хотел показаться старым.
— Я рада за вас, — не находя ничего иного, учтиво заверила его Маргарита. Она с любопытством ожидала, как этот, по всему видно, редко встречавший отказ бонвиван приступит к делу. И он, что называется, не заставил себя ждать.
— Мы с вами уже знакомы, — с игривой улыбкой начал Мональди. — Разрешите на правах старого знакомого сделать вам предложение? — И, не ожидая разрешения, извергнул целый Везувий слов: — Я с дороги, и завтра меня опять ждет дорога, но сегодня… Если вы будете так благосклонны, то мы могли бы чудесно провести вечер. У меня здесь особняк, правда, там идет ремонт, но одно крыло в порядке, и под этим крылышком вы будете чувствовать себя уютно. Мы можем поужинать в «Кайзергофе», Иоганн мой верный друг, он примет нас по-царски, а потом мой дом и мои слуги — в вашем распоряжении. Могу ли я просить вас?
Маргарита инстинктивно уже приготовила подобающую случаю отповедь, но вовремя вспомнила о маскараде.
— Наверное, во всем виновата дорога, — сказала она шутливо.
— В чем, синьора? — не понял Мональди.
— Дорога и автомобиль приучают человека спешить. Быстро, быстрее, еще быстрее!
Теперь он понял:
— О да, вы правы, синьора! И к тому же я как-никак военный.
— Ну что ж, синьор проконсул, — сказала Маргарита по-итальянски, — мы действительно можем поужинать вместе.
— Вы знаете итальянский?! — задохнулся от восторга Мональди.
— Немножко.
— Ваш итальянский звучит как музыка!
Она пожала плечами. Было ясно, что пооригинальнее он придумать не мог.
Но Мональди, воодушевленный согласием на ужин, не замечал ничего. Цель была ясна — оставалось действовать.
— Я иду принять ванну, — сообщил он доверительно, — а затем ищу вас.
— Не торопитесь, — посоветовала Маргарита.
…За ужином проконсул блистал учтивостью, щедростью, веселостью и, разумеется, остроумием — в той мере, в какой оно было ему доступно. Шампанское лилось рекой, и единственное, что омрачало его восторг, заключалось в невозможности напоить беленького Коко, который в рот не брал никаких спиртных напитков, даже таких великолепных, как французское «клико». С тем, что очаровательная хозяйка собачки пила обидно мало, проконсул, предупрежденный ею еще в начале ужина, вынужден был примириться. А так как он не желал пить за ее здоровье и красоту в одиночестве, она посоветовала угостить музыкантов из джаза. Послав им полдюжины бутылок, Мональди мог упиваться со спокойной совестью.
А Маргарита с удивлением обнаружила, что эта маленькая уловка — доставить симпатичным ребятам из оркестра удовольствие за счет веселящегося проконсула — пришла ей в голову сама собой, по ходу дела, была осуществлена с непринужденной легкостью и принесла ей радость. Она как бы сдала первый экзамен для вступления в ту необычную школу, куда вознамерился ее зачислить Ганри Манинг.
Мональди вообще не был жадным человеком. А в тот вечер он готов был угощать весь белый свет. Во всяком случае, его двое слуг — супруги Феррито, шофер и охранник получили от него деньги с условием, что будут пить за прекрасную синьору с синими, как Неаполитанский залив, глазами, — что они а сделали.
К половине двенадцатого Маргарита уже раз пять успела посмотреть на часы, а Коко спал на свободном кресле. Но проконсул считал, что самое главное только начинается. Объявив прекрасной синьоре, что ей нет равных среди всех женщин мира и что на этом основании она может рассчитывать на его вечную любовь, проконсул распорядился отправить к нему в особняк две бутылки самого старого коньяку, какой только найдется в подвале «Кайзергофа».
Дело кончилось тем, что Иоганну пришлось проводить своего друга в его опочивальню в особняке, где проконсул, несмотря на перегруженность, все же нашел время разбудить охранника, спавшего на ковре возле замаскированного под старинный секретер сейфа, и прочесть ему краткое назидание о правилах поведения часового на посту. А затем приказал себя раздеть и захрапел, не дождавшись исполнения приказа.
Маргарита у себя в номере, уставшая, с головной болью, сначала уложила скулившего во сне Коко, а потом выпила порошок снотворного и постаралась уснуть.
Утром она увидела на столиках и подоконниках цветы — обычную порцию, яркое свидетельство немого восхищения владельца «Кайзергофа». Тут были и розы, и нарциссы, и тюльпаны, и гиацинты. Но, повернувшись на бок и опустив глаза, она обнаружила и нечто необычное: у изголовья, прямо на полу, стояло серебряное ведерко с крупными алыми розами, каких она до тех пор еще не получала. В цветах торчал запечатанный голубой конверт.
Надорвав его, Маргарита вынула и прочла написанное по-итальянски письмо. Мональди просил извинить его за вчерашнюю неумеренность с вином, клялся в любви до гроба, а также извещал, что на обратном пути из Дюссельдорфа сумеет пробыть в Базеле подольше, и выражал надежду, что она дождется его.
Через неделю он и вправду явился, под вечер. Без всяких церемоний навестил Маргариту в ее номере и с удрученным видом сообщил, что, к сожалению, вынужден без промедления следовать в Италию, не позволив себе даже побыть с нею хотя бы час — водитель заправит машину и запасные канистры, и тут же в путь.
Он непременно рассчитывал вновь посетить Базель недели через две-три. Не уедет ли она к тому времени? Услышав в ответ, что Маргарита собирается пробыть здесь до сентября, Мональди хотел стать на колени, и обязательно стал бы, если бы Коко не залаял в панике, а Маргарита не удержала бы проконсула за руку.
С тем они расстались.
А через две недели Маргарита, начинавшая понемногу скучать и нервничать из-за отсутствия каких бы то ни было вестей от своего патрона Ганри Манинга, наконец-то увидела его — единственного человека, которому она могла поведать об успехах на новом для нее поприще во всех юмористических подробностях и, главное, без опасения быть дурно понятой. Как Маргарита ни храбрилась, общение с проконсулом она считала столь для себя унизительным, что после ужина в ресторане почти физически ощущала у себя на левом плече пылающее тавро, каким клеймили в старые века падших женщин. Хотя проконсул до нее и пальцем не дотронулся, она испытывала острую потребность оправдаться перед кем-нибудь, словно этот кто-нибудь мог сомневаться в ее чистоте и непорочности. Добропорядочные протестанты обращаются в подобных случаях непосредственно к богу, но отец не старался внушить ей с детства религиозные чувства, Маргарита выросла безбожницей. Поделиться было не с кем, приходилось все переживать в себе. И потому так обрадовала ее встреча с Ганри Манингом, настолько же неожиданная и необычная, насколько и долгожданная.
Встрече этой предшествовало одно событие, микроскопически ничтожное с точки зрения исторической, но очень важное для настоящего момента. В довольно многочисленном штате служащих базельской мясоторговой фирмы произошло изменение: маленький живой испанец Мануэль, развозивший мясо заказчикам на дом, по чьей-то протекции нашел местечко получше — кельнером в одном из ресторанов, — взял расчет и уехал, а на его место поступил красивый высокий югослав родом из Фиуме.
Однажды утром Маргарита во время прогулки отправилась навестить семью шведов, с которой она свела знакомство еще в первые дни пребывания здесь и которая снимала особняк на самом берегу Рейна. У ворот особняка стоял бело-розовый автофургон мясоторговцев: Густавссоны ресторанной еде предпочитали домашние обеды, и продукты им привозили ежедневно. Маргарита уже несколько раз видела этот фургон на этом месте и знала в лицо маленького быстроглазого испанца, развозившего мясо. Коко давно уже перестал облаивать яркую коробку на колесах, издававшую непонятный запах — смесь бензина и свежей крови.
При ее приближении из калитки появился высокий усатый мужчина в белой куртке с голубым клеенчатым фартуком поверх нее и в форменной фуражке. Маргарита прошла бы мимо, но человек этот вдруг заговорил с нею:
— Доброе утро, фрейлен Маргарита-Виктория!
Она даже вздрогнула. Остановилась, подняла глаза — вот уж действительно маскарад: перед нею стоял Ганри Манинг!
Он тут же нахмурил брови, хотя глаза его улыбались.
— Нельзя показывать, что вы знаете меня. Приходите завтра в восемь вечера в кафе «Старый Рейн», я буду ждать. И не смотрите так, пожалуйста.
Униформа мясника, небритый подбородок, фургон, терпкий дух парной крови — какое мерзкое обрамление… Но это он, Ганри Манинг, непонятный, удивительный человек, которого она так ждала и которому так верила.
Он закрыл задние дверцы фургона, сел за руль, развернулся и тихо поехал в переулок, а Маргарита все еще слышала частый стук собственного сердца…
В кафе «Старый Рейн» она пришла в половине восьмого, села за столик в углу.
Когда, распахнув портьеру, на пороге зала возник одетый с иголочки молодой красавец с фатовскими усиками, Маргарита только раз мимолетно взглянула на него и отвернулась к окнам — какое ей дело до всяких ресторанных завсегдатаев! Но этот господин, минуя свободные столы, направился прямо к ней.
— Вы разрешите, мадам?
Перевоплощение из мясника в богатого сноба было столь полным и разительным, что Маргарита сама ощущала, какой у нее глупый и беспомощный был вид в тот момент, когда она подняла глаза в ответ на эти слова. Да, это был человек, которого она в Берлине называла Ганри Манингом, а вчера видела за рулем автофургона, но не подойди он к ней вплотную — Маргарита ни за что бы его не узнала.
— Прошу вас, садитесь, — еще не справившись с растерянностью, сказала она.
— Ну, здравствуй, Грета, — произнес он тем знакомым по Берлину голосом, который мягко напутствовал ее перед поездкой в Базель и звучал потом у нее в ушах всю дорогу.
Пожалуй, тут она окончательно отдала себе ясный отчет в собственных, глубоко затаенных чувствах, которые пустили первый смелый росток в жаркий день на озере Ванзее. Теперь она могла без всякого ложного стеснения признаться самой себе, что на свете для нее нет никого дороже этого Ганри Манинга, или кто бы он там ни был и как бы ни именовался. По-детски облокотившись на стол и подавшись всем телом вперед, она тихо сказала:
— Здравствуй, Ганри.
— Поговорим о деле, — сказал Гай. — Но сначала закажем чего-нибудь.
Он взглядом подозвал ожидавшего в отдалении официанта, заказал вина и фруктов. И попросил Маргариту подробно рассказать обо всем, что произошло за эти полтора месяца. Историей знакомства с проконсулом Мональди он остался доволен, но сказал, что это только начало, что позднее Маргарите придется употребить все свои актерские способности. Дело, в котором он отвел ей главную роль, достаточно серьезно, чтобы на время оставить пустые предрассудки.
Гай с первого взгляда понял состояние Греты, и у него возникло было желание сейчас же рассказать ей о себе все до конца, но он сдержался. Психологически было бы опрометчиво посреди пути давать ей такую эмоциональную нагрузку. Он решил открыться после того, как с проконсулом Мональди все будет ясно.
Из кафе Маргарита ушла с подробными инструкциями на ближайшее будущее.
…В Базеле Гаю пришлось существовать в двух сильно разнящихся обличьях, и это делало его жизнь трудной. Маску графа ван Гойена он испытал и обкатал еще в Амстердаме. Влезть в шкуру развозчика мяса в общем было тоже не так уж сложно.
В обоих случаях Гай, как всегда, выступал в качестве иностранца, и это позволяло не опасаться таких вещей, подозрительных для местных жителей и потому нежелательных для занимающегося нелегальными делами, как неизбежный акцент речи и столь же неизбежное поверхностное проникновение в местную этнографию, доскональное знание которой дается только с молоком матери.
Сложность представлял сам момент перемены обличий. Артисты, подвизающиеся на эстраде в жанре трансформации, пользуются для незаметных зрителю переодеваний элегантными ширмочками. Его ширмой по необходимости должна быть как минимум отдельная квартира. Не может же развозчик мяса повсюду таскать с собой изысканные графские костюмы, как графу не пристало носить чемодан с пропитанной запахом крови одеждой мясника.
Югослав из Фиуме снимал комнату в верхнем этаже старого дома на окраине Базеля и, будучи зарегистрирован в полиции и состоя на службе в мясоторговой фирме, имел юридический статут.
Граф ван Гойен существовал в городе только де-факто и являлся на свет очень редко.
Единственным общим признаком у этих двух лиц были темные узкие усики. Но на каждом из лиц они выглядели столь разно и участвовали в мимике так непохоже, что Гай по долгом размышлении перед зеркалом не побоялся их оставить.
Комнату югослава для трансформаций использовать было невозможно: с какой стати вдруг появится в этой конуре щеголь-аристократ?
На квартире, где жили Ганс и Альдона, Гаю просто нельзя было появляться.
Поэтому пришлось Гансу и Альдоне снять на тихой улочке недалеко от центра помещение из трех комнат на втором этаже и открыть заведение медицинско-куафюрного профиля под вывеской: «Гигиенический массаж». Познания Альдоны в этой области были вполне достаточны, а особенного наплыва клиентуры не предвиделось.
Ширма получилась удобная. Под вывеской этого тихого заведения можно было переделывать графа в мясника и обратно без боязни вызвать нездоровое любопытство окрестных обывателей.
Маргарите было сказало, что в случае крайней необходимости она должна прийти или позвонить к Альдоне. Условный язык, простой и надежный, она усвоила в пять минут. А повседневная связь — целиком забота Гая. С помощью Ганса и Альдоны ему не составляло особого труда держать под постоянным наблюдением отель «Кайзергоф» и особняк, который штандартенфюрер СС Раушбергер подарил своему тестю — проконсулу Гаэтано Мональди.

 

С каждым днем хозяин «Кайзергофа» относился к Маргарите все лучше — такая формулировка была бы вполне уместна, если бы не одно соображение. Отношение Иоганна Брандта в данном случае не поддавалось никаким градациям.
Этот много повидавший на своем веку стареющий джентльмен уже по роду занятий должен был сделаться психологом, тонким знатоком человеческих душ. Владелец гостиницы, если он желает своему предприятию процветания, обязан все видеть и слышать, но ничего не замечать и не говорить. Клиент только подошел к портье и еще не успел вымолвить ни слова, а настоящий хозяин уже знает, сколько у клиента наличными в бумажнике и как себя чувствует его печень. Иоганн, сверх того, умел по одному взгляду определять почти безошибочно даже совершенно не поддающиеся прогнозированию вещи: например, в какой день господин Зет начнет страдать бессонницей и попросит снотворного, а господина Игрек, напротив, одолеет сонная болезнь, и он станет опаздывать к завтраку. Ясновидческие способности Иоганна, продемонстрируй он их для публики, могли бы вызвать у впечатлительных людей мистический ужас. Но все объяснялось лишь его многолетним опытом общения с громадным количеством самых разнообразных человеческих особей.
Он, без сомнения, быстро оценил Маргариту по всем возможным статьям и статям. Фамилия Равенсбург-Равенау, конечно же, была ему известна, но он давно понял, что далеко не всегда можно ставить знак равенства между титулом и его носителем. Определяя степень благородства, он больше верил своим глазам и чутью, чем визитным карточкам. Маргарита была камнем чистейшей воды.
Все угадал верно опытный Иоганн и поэтому с первого дня пребывания Маргариты в «Кайзергофе» отдал ей все свои симпатии без всяких оговорок. И именно поэтому неправильно было бы говорить, что он относился к ней день ото дня все лучше. Лучше относиться было просто невозможно.
Маргарита прекрасно это чувствовала. Ей, как всякой молоденькой женщине, льстило молчаливое, бескорыстное поклонение умудренного жизнью седеющего мужчины, у которого такие умные и всезнающие глаза.
И, однако, был один пункт, в котором Иоганн допустил колоссальную ошибку. Как и все остальное, он правильно определил состояние финансов фрейлейн Маргариты-Виктории, но сделал из этого неправильные выводы.
Однажды вечером, вернувшись от Густавссонов, Маргарита заглянула на минутку в бар выпить чего-нибудь холодного и нечаянно сделалась участницей маленького летучего торжества: служащие отеля и ресторана поздравляли своего хозяина с днем рождения — ему исполнилось пятьдесят семь. Маргарита порывалась тут же пойти куда-нибудь, чтобы купить подарок, но Иоганн удержал ее, подал бокал шампанского.
Выпив со всеми вместе и сказав слова благодарности, он взял Маргариту под руку и пригласил пройтись по аллее в гостиничном саду.
— Я надеюсь, вы не осудите меня за навязчивость в такой знаменательный день, — сказал он, когда они ступили на белый песок дорожки.
— По-моему, менее навязчивого человека, чем вы, трудно представить, — искренне возразила Маргарита.
— Рад, что вы так думаете. Это придает мне смелости. — Вероятно, Маргарита сделала какое-то непроизвольное движение, потому что Иоганн тут же воскликнул: — Нет, нет, не беспокойтесь! Я не буду объясняться в любви!
Она рассмеялась. Иоганн тоже.
— Кажется, с вас довольно и одного старичка, — сказал он шутливо.
— Вы имеете в виду вашего друга проконсула Мональди?
— Да. Но он мне друг лишь постольку — поскольку… Приятели — еще куда ни шло, но друг…
— Разве? — удивилась Маргарита. — А он так восторженно о вас отзывается…
— Я тоже ничего плохого о нем не говорю. Но все-таки друг — это слишком сильно сказано. Много ли у вас друзей?
Маргарита задумалась, слушая, как скрипит песок под их шагами. Иоганн явно неспроста затеял этот разговор, но для чего?
— Не считайте, я уверен — их не так уж много. — Голос Иоганна звучал отечески мягко. — Но сколько бы их ни было, вы можете смело причислить к ним еще одного.
— Благодарю вас.
— И уж если мы коснулись этой темы, разрешите дать вам дружеский совет?
— Зачем такие предисловия?
Он коротко откашлялся — видно, тому, что предстояло сказать, Иоганн придавал большое значение. У него даже румянец выступил на щеках.
— Проконсул Мональди немножко не тот человек, за которого он себя выдает, фрейлейн Маргарита. К тому же староват для вас…
Маргарита даже приостановилась:
— Вы хотите сказать…
Но Иоганн, раз решившись, обрел смелость. Он не дал ей договорить, его прямо прорвало:
— Я хочу сказать, он — банкрот, у него кроме жалованья и этого чужого домика, нет ничего. Он просто хочет воспользоваться вашей неопытностью. Он даже мне должен довольно солидную сумму. И вас угощал — вернее, себя — на мои деньги, в кредит.
Маргарита не знала, смеяться ей или обидеться. Она спросила растерянно:
— Господи, зачем вы мне все это говорите?
— Мне больно видеть, как он плетет вокруг вас свои сети. Он не принесет вам ничего — ни комфорта, ни покоя. Вы можете рассчитывать на гораздо более достойную партию.
Ах, вот оно что! Она наконец-то поняла, что Иоганн принимает ее за ловца богатых женихов — за робкого, неумелого, но все-таки ловца! И она рассмеялась.
— Неужели я похожа на тех женщин… на тех… — Маргарита не находила нужного выражения.
— Нет, — горячо, не похоже на себя, возразил Иоганн. — Но он собирается сделать вам предложение, это совершенно точно, и я хотел предупредить…
— Предложение? Так быстро?
— Он совсем обезумел от вас. И потом… Думая о вас, он думает о Берлине. Для его карьеры женитьба на немке, да еще на аристократке, очень выгодна.
— Кое-что я уже поняла, — сказала Маргарита. — Но все равно — спасибо вам.
— Вы на меня не сердитесь?
Маргарита протянула ему руку.
Этот приступ откровенности, неожиданный со стороны всегда невозмутимого Иоганна, навел Маргариту на размышления. Она попыталась оценить все сообщенное хозяином отеля с точки зрения Ганри, но никаких ясных выводов сделать не смогла. Она скорее сердцем, а не головой, понимала, что в общении с проконсулом Мональди должна как-то учитывать новые факты, узнанные от Иоганна. Но как именно? Это мог определить только сам Ганри.
В тот же вечер Маргарита встретилась с ним. И это оказалось своевременно, так как через день, в субботу, у «Кайзергофа» остановился оливкового цвета запыленный автомобиль, и из него бодро выскочил словно бы помолодевший на двадцать лет бравый проконсул.
Забегая немного вперед, стоит отметить, что развитие скоротечного базельского романа проконсула Гаэтано Мональди в последующие три дня превзошло даже самые худшие опасения Иоганна. Ему пришлось испытать чувство горькой обиды из-за того, что прекрасная женщина, наделенная таким обаянием и, без сомнения, умная, столь легкомысленно пренебрегла его предостережениями.
Проконсул Мональди, видимо, решил на этот раз не терять даром ни одного часа. В прошлый свой приезд он только вышел на исходные рубежи. Теперь требовалось осуществить генеральное наступление, окружить высоту и предложить противнику сдаться на милость победителя без всяких предварительных условий. А если не удастся — взять высоту с боя, каких бы жертв это ни стоило. И проконсул сразу после ванны и бритья явился в полном боевом вооружении на поле битвы…
Для начала он пригласил Маргариту покататься в автомобиле по городу и окрестностям. Шофер с помощью слуг и охранника должен был через полчаса привести машину внутри и снаружи в надлежащее состояние.
После катания уже само собой разумелось пообедать в особняке, который, как давно заметила Маргарита, ремонтировался чисто теоретически, но который имел вполне приличную столовую, где к их возвращению кулинары от Иоганна накрыли стол, не посрамивший бы даже римского императора Вителлия, прославившегося непомерным обжорством и самолично учредившего для одного из своих пиров блюдо под названием «щит Минервы градодержицы», куда входили в фантасмагорической смеси печень рыбы скар, фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго, молоки мурен и еще сотни других экзотических компонентов.
Проконсул извлек уроки из предыдущего и на сей раз держался молодцом.
Часам к восьми вечера он созрел для крупных акций и сделал Маргарите предложение. Она отвечала в том смысле, что лучше им отложить решение этого вопроса до утра, на свежую голову, и выдвинула предложение: недурно было бы завтра повторить обед, но не в ресторанном исполнении. Заказать продуктов на дом, а слуги пусть приготовят все по-итальянски…
Эта мысль привела проконсула в восторг.
Перед уходом Маргарита любезно согласилась исполнить последнее желание проконсула — осмотреть его апартаменты, и это был первый за весь день случай, когда он точно угадал ее собственные желания.
Комната супружеской четы слуг, комнатенки шофера и охранника, равно как и прилежащие необходимые помещения, никакого интереса не представляли. Экскурсия свелась к подробному осмотру кабинета и спальни.
В кабинете Маргарита сейфа не увидела и потому подумала, что он, скорее всего, спрятан где-нибудь в стене и замаскирован. Она уже мысленно подбирала подходящие слова, чтобы выудить из сильно нетрезвого проконсула необходимые сведения, но он увлек ее в спальню, где в глаза ей сразу бросился старинный секретер, выглядевший в окружении новейших и моднейших предметов спального гарнитура довольно нелепо. Сразу было ясно, что секретер поставлен сюда не меблировки ради.
Маргарита громко выразила горячее одобрение вкусу Мональди и робко подивилась присутствию дисгармонирующего предмета, на что полковник хитро осклабился и, подведя ее к секретеру, показал фокус: откинул вертикальную крышку, под которой обнаружилась муарово переливающаяся стальная дверца с тремя небольшими, круглыми, как у карманных часов, циферблатами, расположенными один под другим. Маргарита удивилась еще больше, и тогда полковник установил имевшуюся на каждом из циферблатов стрелку на определенную цифру — получилось число 377, затем потянул за ручку, и сейф раскрылся. Он был пуст, если не считать маленького черного портфеля свиной кожи, сиротливо лежавшего в стальной пещере. Проконсул попросил Маргариту отвернуться на секунду, что она и исполнила, — а когда он разрешил снова взглянуть, сейф был уже заперт. Вероятно, будь Мональди трезвым, он сделал бы наоборот: повернул бы Маргариту, когда открывал сейф, а не когда закрывал. Но, к счастью, он все-таки был пьян…
В предвкушении завтрашних приятных хлопот проконсул лег спать, а Маргарита отправилась на свидание с Ганри. Они разговаривали долго, и Маргарита уходила с этого свидания очень озабоченная. Заснула она поздно и спала неспокойно.
Муж и жена Феррито, слуги Мональди, отлично знали итальянскую кухню. Получив от хозяина задание приготовить обед, они взялись за дело с воодушевлением, и с самого раннего утра в особняке началась бурная деятельность. Работы хватило всем — и шоферу, и охраннику, и самому проконсулу.
С зеленщиками и с мясниками договорились о доставке на дом, а все остальное — рыбу, специи, сласти, фрукты и прочее — надо было покупать в городе. Общее руководство осуществляла Маргарита, которой проконсул и отдал полторы тысячи франков, занятые им у Иоганна.
Гаэтано Мональди рассматривал предстоящий обед как помолвку. Юная красота Маргариты обострила его мужское тщеславие, он жаждал гласности и потому хотел бы созвать побольше гостей, но тут мешало одно обстоятельство: у него не было в Базеле знакомств. Он мог пригласить только Иоганна и директора небольшого банка, в котором Мональди уже взял, опять-таки под поручительство Иоганна, солидную ссуду на выгодных условиях — из четырех процентов годовых — на ремонт особняка и собирался взять еще больше. Кстати, по его расчетам, присутствие директора на обеде должно было повысить его кредитоспособность. Со стороны Маргариты ожидалось участие Густавссонов. А пригласить их должен был лично проконсул Мональди. Охранник был послан на такси в оранжерею за цветами.
Маргарита, отправляя проконсула к Густавссонам, поручила заодно проверить на почтамте, нет ли ей писем до востребования, а также купить в музыкальном магазине граммофонную пластинку с записью нового блюза в исполнении Армстронга: хозяин магазина просил ее наведаться — в конце недели он ждал получения новинок.
Маргарита выпроводила проконсула без десяти минут десять, а ровно в десять к служебному входу особняка, выходившему в переулок, подъехал бело-розовый автофургон. Заглушив мотор, веселый, с черной сумкой через плечо, разносчик мяса выпрыгнул из кабины, раскрыл дверцы кузова, взял большой клеенчатый мешок, из которого торчала культя бараньей ноги, и, насвистывая, вошел в особняк.
Супруги Феррито хлопотали на кухне у разделочного оцинкованного стола. Огромная плита, облицованная белым кафелем, вся в никеле и бронзе, издавала напряженное гудение, как чрево океанского лайнера, — в топке бушевал огонь. Кастрюли, как трубы, изрыгали курчавый пар. Казалось, сейчас прозвучат отвальные гудки, и плита снимется со швартовых, чтобы уйти в далекий рейс.
Разносчик приветствовал заказчиков по-итальянски и громким голосом, иначе бы они не услышали. Мясо — и говядина, и баранина — им понравилось. Феррито-муж восхищенно закатил глаза, нервически бросил в воздух двумя руками какую-то замысловатую фигуру и тут же забыл о существовании разносчика, которому ничего более не оставалось, как исчезнуть.
Плотно прикрыв за собою дверь кухни, Гай в три шага преодолел коридор, открыл дверь, ведущую в буфетную, и увидел Маргариту, ожидавшую его на пороге столовой.
— Он уехал десять минут назад и будет примерно через час, — сказала она шепотом, когда они шли через столовую. Гай кивнул.
Маргарита проводила его в спальню и вернулась в столовую, чтобы следить из окон за дорогой.
Гай снял с плеча черную кожаную сумку, достал из нее фотоаппарат и металлический штатив, привинтил аппарат, установил треножник перед столом, затем достал из сумки и надел тонкие резиновые хирургические перчатки.
В спальне было полутемно из-за спущенных штор. Гай нашел выключатель, зажег люстру.
Освещения должно хватить. Теперь надо проверить сейф.
Он тщательно осмотрел секретер, и не напрасно: одна из инкрустированных перламутром накладных плашек на правой стенке оказалась подвижной. Она поворачивалась на оси на сто восемьдесят градусов, не нарушая орнамента. Повернув ее на девяносто, Гай увидел контакты: металлическая кнопка на изнанке плашки и такая же в пазу на стенке. Значит, Маргарита не за всем уследила, когда полковник показывал ей свой фокус…
Откинув крышку, он перевел стоявшие на ноле стрелки трех циферблатов… 377… Потянул за ручку. Сейф не открывался.
Как всегда в трудные минуты, жилка на правом виске запульсировала.
Проконсул, оказывается, не такой уж рохля. Все-таки сменил шифр. Стало быть, и отвернуться он ей велел не просто так…
Но Маргарита совершенно отчетливо зафиксировала, что, отвернувшись от сейфа, она стояла не более пяти секунд. За это время изменить весь шифр целиком пьяному человеку трудно. Одну цифру — пожалуй, а три…
Гай начал быстро менять положение стрелки на верхнем Циферблате, ставя ее поочередно на единицу, двойку, четверку… Дверца не поддавалась.
Значит, не этот циферблат.
Установив стрелку опять на тройке, он начал пробовать средний. И на восьмерке сейф открылся.
Итак — 387… Жилка на виске утихомирилась.
Гай взял портфель.
Снять, не повредив, печати с пакета плотной серой бумаги было делом двух минут — Гай использовал для этого нехитрые приспособления, лежавшие в черной сумке.
В пакете лежала пачка машинописных страниц обычного формата. Бегло просмотрев их, он отобрал содержавшие закодированный текст — они были сплошь усеяны цифрами — и сфотографировал в первую очередь. За ними — остальные.
Подумав, сфотографировал и конверт. Затем сделал снимки с лежавших в сейфе паспорта проконсула, его офицерского билета и командировочного листа, выданного в личной канцелярии Муссолини.
После этого собрал пачку в прежнем порядке, аккуратно налепил печати, положил портфель в сейф и запер его, поставив все три стрелки на ноль.
Когда фотоаппарат и штатив были уложены в сумку, он погасил люстру, снял перчатки и посмотрел на часы. Они показывали двадцать две минуты одиннадцатого. Кажется, быстрее работать было невозможно…
Маргарита, бледнее обычного, с закушенной губой, вздрогнула, обернувшись на тихий скрип двери, когда он вошел в столовую.
— Уже? — шепотом спросила она.
Он громко засмеялся.
— Да, синьора! Заказывайте у нас почаще — не прогадаете. — И добавил вполголоса: — Проводи меня.
Краски вернулись на лицо Маргариты. Она проводила его до кухонной двери. Но эти предосторожности были излишни: супруги Феррито вряд ли могли что-нибудь увидеть и услышать. Из кухни доносился дробный стук ножей и мощное гудение плиты. Тяга в печной системе особняка, несмотря на его ветхость, была великолепная.
…Обед удался на славу. Если он мог бы быть немного и повеселее, то кулинарная часть оказалась выше всяких похвал. Маргарите особенно понравилось фирменное блюдо супругов Феррито — стуффати ди манцо алля пьемонтезе, в просторечии — баранина с тушенным в вине черносливом и острым сыром, к которой подавалось холодное асти.
Не известно, повысилась ли кредитоспособность проконсула Мональди у директора банка, но у Иоганна она явно упала. И сам Мональди узнал об этом очень скоро.
В понедельник он отбыл на Дюссельдорф и дальше на Берлин, заручившись у Маргариты обещанием не забывать и ждать. А ровно через неделю вернулся, чтобы прогостить в Базеле пять дней, которые собирался употребить для окончательного покорения и завоевания сердца графини и совместной поездки в Рим для знакомства с его родителями. Для этого требовались деньги, а кошелек проконсула был пуст.
Он обратился к Иоганну, и между ними произошел неприятный разговор. Иоганн напомнил, что проконсул уже задолжал ему лично без малого четыре тысячи франков, не считая поручительства перед банком, под которое проконсул получил на ремонт особняка и прогулял пять тысяч. Каким образом и из каких доходов он надеется погасить задолженность? Вспыливший Мональди в ответ понес какую-то чепуху насчет того, что солдата обогащает война, что скоро он будет богат, как Ротшильд, и купит отель Иоганна со всеми потрохами, а Ротшильд станет беднее церковной мыши.
Если бы Иоганн жил не в нейтральной Швейцарии, запальчивые речи проконсула могли бы повергнуть его в уныние. Но Иоганн был швейцарцем, и заклинания Гаэтано Мональди не произвели на него никакого впечатления. Денег он не дал.
Первым побуждением Мональди ввиду этого отказа была ревизия принадлежащего ему особняка на предмет определения вещей, годных для продажи или заклада. Таковых не оказалось, за исключением спального гарнитура, купленного в кредит три месяца назад. Но, во-первых, без него обойтись было совершенно невозможно, особенно в предвидении женитьбы, а во-вторых, какой дурак захочет покупать бывшие в употреблении вещи, когда мебельные магазины предлагают богатейший выбор?
От Маргариты не укрылось удрученное состояние его духа, когда он после разговора с Иоганном и лихорадочного обыска в особняке пришел к ней в номер. Она спросила, чем он озабочен.
Непосредственность и спорадические вспышки откровенности, свойственные проконсулу Гаэтано Мональди, при желании можно было считать инфантилизмом, задержкой развития или признаком недалекого ума. Так или иначе, уже через пять минут Маргарита знала все о затруднениях, терзавших душу молодящегося жениха. И тут она сдала последний экзамен на зрелость, который был гораздо серьезнее того первого, когда Маргарита сумела угостить музыкантов из джаза шампанским со стола проконсула Мональди.
Выслушав исповедь, она задумалась, как бы перебирая возможности, и наконец сказала:
— Кажется, я нашла выход. Слушайте. Тут недалеко от Базеля, в Леррахе, работает брат моей подруги по пансиону для благородных девиц. Зовут его Андреас, он швейцарец, дипломированный инженер, принимает от немецких фирм какие-то машины. Весьма состоятельный человек, да к тому же у него всегда есть свободные деньги фирмы для оборота. Если я его попрошу, он даст вам в долг.
Мональди воспрянул духом:
— Но когда мы устроим встречу?
— Я сегодня вечером позвоню ему из отеля, договорюсь на завтра.
Утром следующего дня проконсул принял Маргариту и Гая у себя в кабинете.
Представив их друг другу, Маргарита сказала, что не хочет им мешать, и вышла в сад.
Проконсул испытывал неловкость, не зная, с чего начать разговор о займе, но предупредительный молодой человек все решил очень просто. Раскрыв свой большой деловой портфель, он без лишних слов выложил на стол пачку долларов.
Мональди покраснел и торопливо произнес:
— Сейчас я напишу расписку.
— Не надо, проконсул, — остановил его Гай. — Здесь тысяча долларов. Они ваши, вы их честно заработали.
Мональди не верил собственным ушам. Странные шутки позволяет себе этот дипломированный инженер! С какой стати он хочет подарить незнакомому человеку тысячу долларов?
— Это не подарок, — словно угадав его мысли, сказал по-итальянски Гай. — Вы, правда, их заработали. Взгляните-ка сюда.
И с этими словами Гай разложил веером на столе фотографии шифровок, паспорта, офицерского билета и командировочного листа.
Мональди смотрел и ничего не понимал. Между тем молодой инженер достал из портфеля еще одну пачку долларов, листок чистой бумаги и авторучку и молвил с приятной улыбкой:
— Тут еще тысяча. Ее вы получите, если позволите в следующий раз сфотографировать бумаги, которые повезете в Берлин. А когда вернетесь из Берлина, мы опять сфотографируем, и опять тысяча… Вас устраивает?
Лицо Мональди сделалось багровым.
— Что все это значит? — закричал он.
— Тише, — улыбаясь еще более ласково, посоветовал гость. — Обратите внимание: фотографии вашего паспорта и командировочного удостоверения очень убедительно доказывают, что шифровки получены именно от вас. Даты на командировке сообщают, когда это произошло. Что будет, если об этом узнает гестапо и ваша итальянская ОВРА, вы, надеюсь, хорошо себе представляете. Генрих Гиммлер и Артур Боккини таких вещей не прощают. Следовательно, выхода у вас нет. Надо соглашаться.
Проконсулу стало душно, кровь отхлынула от лица. Он медленно опустился в кресло.
— Но если вы согласитесь на наше предложение, — спокойно объяснял гость, — можете жить в свое удовольствие и ничего не бояться. Как там говорится в вашем лозунге? Лучше прожить день львом, чем год овцой! Так что есть прямой расчет…
— Кто вы такой?
— Это не имеет для вас принципиального значения. Ведь вам важны деньги, не так ли?
— Чего вы от меня хотите?
— Возьмите перо, я вам продиктую.
Мональди повиновался.
— Пишите: «Я, проконсул первого легиона милиции национальной безопасности, Гаэтано Мональди, обязуюсь предоставлять для фотографирования документы личной переписки Гитлера и Муссолини за тысячу долларов в каждую поездку». Подпись. Дата.
Проконсул, белый как мел, написал, поставил точку и сидел, не поднимая головы. Гай спрятал расписку в портфель, оглядел кабинет, увидел лежавшую на свободном кресле стопку итальянских газет, взял одну, оторвал лист, а затем зигзагом разорвал его на две части. Одну положил перед проконсулом.
— Когда приедете из Дюссельдорфа, задерните окно кабинета голубой материей — наш человек будет знать, что вы здесь, — заговорил Гай серьезным тоном, уже без улыбки. — У него будет вторая половина этого листа. Не наделайте глупостей. Повторяю, выхода у вас нет. И прекратите эти безобразные кутежи, они вас к добру не приведут. Не исключено, что рапорты о вашей прошлой пьянке в ресторане уже получены Боккини и Раушбергером. Зачем вам это?
Проконсул молчал.
Гай спрятал обрывок газеты, застегнул портфель и направился к двери.
Мональди наконец поднял голову.
— Да, вот еще что, — сказал Гай. — Маргариту вы больше не увидите.
— Она уезжает?
— Здоровье не позволяет ей оставаться в Базеле.
Проконсул горестно покачал головой.
— Она ничего не знает. Она не имеет к этому никакого отношения, понимаете? — сказал Гай.
— Да, да, понимаю…
— До свидания.
Проконсул не ответил.
Так остался незавершенным скоротечный базельский роман проконсула Гаэтано Мональди.
Гай встретился с Маргаритой в Цюрихе, где она ждала его, чтобы договориться о ближайшем, а может быть, — такая мысль блуждала у нее в голове, — и об отдаленном будущем.
Маргарита не стала задавать ему вопросов насчет исхода переговоров с проконсулом — она по выражению лица увидела, что все в порядке, а в детали вникать ей не хотелось.
На коротком пути из Базеля в Цюрих Гай составил для Маргариты простой план. Сентябрь она должна посвятить настоящему отдыху — скажем, на Ривьере, так как базельское времяпрепровождение стоило ей слишком много нервов, и считать его отдыхом можно только условно. А затем Маргарита вернется в Берлин, где он сам найдет ее и определит, что делать дальше.
Но Маргарита не захотела слушать ни о Ривьере, ни о других курортах. Она хотела в Берлин, потому что смертельно соскучилась по матушке Луизе. А главное, потому, что ей лучше быть не на курорте, а поближе к нему, к человеку, которого она сначала узнала как Ганри Манинга, а теперь как ван Гойена и чье настоящее лицо она так хотела узнать. Но об этом она Гаю не сказала. Просто объявила, что предпочитает сразу ехать в Берлин. Он пробовал возражать, но не очень настойчиво.
Ехать в одном поезде, как рассчитывала — вернее, надеялась — Маргарита, они не могли. Гай сказал, что у него еще есть дела в Цюрихе.
Проводив ее, он дал себе слово при первой же берлинской встрече поговорить с Маргаритой начистоту. Теперь ей можно было довериться до конца.
Назад: ГЛАВА 4 300 000 + 300 НА МЕЛКИЕ РАСХОДЫ
Дальше: ГЛАВА 6 ИГРА НА ПОВЫШЕНИЕ