Мири
Любой “СОС”, раздавшийся в пространстве, тут же привлекает внимание, но по весьма веской причине именно этот вызвал особый интерес на командном мостике “Энтерпрайза”. Прежде всего потому, что установить источник сигнала не составило труда, он шел не с корабля, терпящего бедствие, а с планеты, и распространялся в межзвездном пространстве на волне двадцать один сантиметр генераторами гораздо более мощными, чем были в распоряжении даже крупного звездолета.
Вся планета терпит бедствие? Но предстояли еще большие сюрпризы. Предполагаемая планета входила в состав звездной системы 70 Офиуки, светила, находившегося менее чем в пятнадцати световых годах от Земли, так что теоретически сигнал бедствия можно было бы засечь через десять с небольшим дней после того, как он был послан, если бы не одна деталь. С Земли 70 Офиуки видна на фоне Млечного Пути, чьи массивные облака ионизированного водорода излучают радиоволны на волне двадцать один сантиметр с интенсивностью, примерно в сорок раз превосходящей интенсивность излучения остальной части звездного неба. И даже мощные планетарные генераторы не могли пробить брешь в этой звездной структуре каким-то понятным сигналом, даже столь простым, как “СОС”. Лейтенант Ухура, офицер связи “Энтерпрайза”, приняла сигнал только потому, что звездолет в этот момент приближался к “местной группе” — условной сфере диаметром около 100 световых лет с Землей в центре — почти перпендикулярно плоскости эклиптики Галактики.
Все это, тем не менее, бледнело в сравнении со сведениями об этом районе, выуженными библиотечным компьютером. Потому что четвертая планета системы 70 Офиуки, как сообщил компьютер, была первой планетой вне солнечной системы, колонизированной человеком. Эта колония была основана небольшой, но хорошо оснащенной группой беженцев — жертв политических беспорядков, известных как “Холодный Мир”, происшедших более пятисот лет тому назад. С тех пор эту планету посетили только однажды. Колонисты, не забывшие своих прошлых ошибок, открыли огонь по посетителям, и намек был понят. Кроме того, Галактика была полна мест гораздо более интересных, чем захолустье вроде 70 Офиуки, которую первая гигантская волна настоящей колонизации давно уже обошла. И беженцев оставили в покое — радоваться их угрюмому одиночеству.
Но теперь они взывали о помощи.
Вблизи стало понятно, почему колонисты, несмотря на спешку, расположились на мире, казалось, находившемся в опасной близости от дома. Планета очень напоминала Землю; огромные океаны, покрыли большую часть ее поверхности, скрытой и затененной облаками. В одном полушарии располагался большой, покрытый зеленью, гористый континент, напоминающий очертаниями ромб. Другие — поменьше, похожие на два треугольника, — соединялись длинным архипелагом островов, некоторые из них превосходили Борнео. При большом увеличении на корабельном экране удалось разглядеть бесчисленные города, и на удивление — едва заметными казались возделанные поля.
Но на ночной стороне не было ни одного огонька, и радио не смогло засечь ни одной передачи, даже энергетического шума высокоразвитой цивилизации, находящейся в расцвете сил. Попытки связи, когда “Энтерпрайз” вышел на околопланетную орбиту, не привели к успеху — только постоянно повторяемый “СОС”, который теперь начал звучать подозрительно механически.
— Чтобы там не происходило, — решил мистер Спок, — ясно, что мы опоздали.
— Похоже, что так, — согласился капитан Кирк. — Но мы спустимся вниз и посмотрим. Доктор Мак-Кой, старшина Рэнд и два человека из службы безопасности — подготовить снаряжение и доложить мне в телепортационный отсек.
Исследовательская группа избрала для материализации центральную площадь самого большого города, который они разглядели на экранах, — но там никого не оказалось. Ничуть не удивленный Кирк огляделся.
Архитектура примерно соответствовала стилю начала двадцать второго века, когда с Земли бежали первые колонисты, и в зданиях явно довольно давно никто не жил. Свидетельства разрушений, причиненные временем, были заметны везде: разбитые тротуары, затянувшие почти вес лианы, пустые окна, слой грязи и пыли. Там и тут на площади виднелись полуразвалившиеся приземистые скульптуры, покрытые слоем ржавчины, которые, наверное, когда-то были машинами.
— Никаких следов войны, — произнес Спок.
— Эпидемия? — Предположил Мак-Кой. Словно сговорившись, они переговаривались шепотом.
У покрытого пылью фонтана, рядом с которым стоял Кирк, на боку лежал еще один антикварный объект — детский трехколесный велосипед. Он тоже был проржавевшим, но все еще работоспособным, словно большую часть времени, так изуродовавшего большие машины, этот велосипед провел внутри здания, а не снаружи. К рулю был прикреплен колокольчик и, движимый каким-то странным импульсом, Кирк нажал пальцем на рычажок.
В неподвижном воздухе он прозвенел с каким-то тупым звуком. И на этот жалобный звон тут же последовал отклик — почти нечеловеческий визг гнева и досады, раздался позади них.
— Мой! Мой!
Кирк резко обернулся, чтобы рассмотреть источник ужасного звука. Человекообразное существо бросилось к ним из укрытия в здании по соседству, размахивая руками и угрожающе вопя. Оно двигалось столь быстро, что Кирку трудно было различить детали. Единственное, что он запомнил: грязь, лохмотья и внушительный рост, и еще то, как существо прыгнуло на Мак-Коя, сбив его с ног.
Все бросились на помощь врачу, но существо обладало огромной силой. На миг Кирк оказался лицом к его старческому лицу, — в зловонном рту не было ни одного зуба, черты были искривлены дикостью и ненавистью, из глаз текли слезы. И Кирк ударил, почти наугад.
Удар, казалось, не достиг цели, но существо всхлипнуло и упало на полуразрушенный тротуар. Это действительно был старик, одетый лишь в шорты, носки и грязную полуразорванную рубашку. Кожа его была покрыта разноцветными прыщами. И еще что-то странное было в нем, что-то — но что?
Все еще всхлипывая, он повернулся и посмотрел на велосипед, и его старческая рука потянулась к нему.
— Починить, — произнесло существо, всхлипывая. — Кто-нибудь, починить.
— Конечно, — произнес Кирк, внимательно наблюдая за ним. — Мы его починим.
Существо хихикнуло.
— Лихорадка, — произнесло оно. И его голос снова поднялся до уровня визга, старческого гнева. — Вы сломали его! Лихорадка, лихорадка!
Рука с длинными ногтями сжала велосипед, словно существо хотело использовать его как оружие, — но в этот миг, казалось, заметило прыщи у себя на руке. И визг перешел в хныканье. — Исправьте это — пожалуйста, исправьте…
Затем его глаза расширились, грудь опала и существо рухнуло навзничь, на тротуар. Оно было мертво.
Мак-Кой нагнулся над ним, провел над телом трикордером.
— Невозможно, — пробормотал он.
— То, что оно мертво? — спросил Кирк.
— Нет, то, что оно вообще могло жить. Температура его тела свыше полутораста градусов. Оно, наверное, сгорало заживо. Никто не может жить при такой температуре.
Неожиданно Кирк резко повернул голову. Из какой-то аллеи слева раздался звук.
— Еще один? — напряженно прошептал он. — Кто-то следит за нами… вон там. Попробуем его поймать и получить еще какую-нибудь информацию… Давай!
Они бросились в аллею и смогли разглядеть бегущую фигурку.
Аллея оканчивалась тупиком позади того, что, похоже, было когда-то небольшим коттеджем. Другого места для укрытия у беглеца нигде не было. Они вошли в дом со всеми предосторожностями, с фазерами наизготовку.
В конце концов, поиски привели в комнату, некогда бывшую гостиной. В центре ее стояло покрытое пылью пианино, на пюпитре стоял детский сборник упражнений. На полуистлевшей странице было написано: “Упражняться, упражняться, упражняться!” Кроме шкафа, спрятаться было негде. Стоя у двери и прислушиваясь, Кирк вроде бы услышал учащенное дыхание, а затем — явственный скрип. Он махнул рукой, и Спок с двумя сотрудниками службы безопасности тихо подкрались к нему.
— Выходи, — громко произнес он. — Мы не причиним тебе вреда. Выходи оттуда.
Ответа не последовало, но дыхание стало более шумным.
Неожиданно резким движением Кирк распахнул дверь шкафа.
Свернувшись среди полуистлевшего тряпья, старых туфель и зонтов, сидела темноволосая девочка, не старше четырнадцати лет — а может, и младше. Она была ужасно напугана.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Не надо, не делайте мне больно. Почему вы вернулись?
— Мы не причиним тебе вреда, — сказал Кирк. — Мы хотим помочь. — Он протянул ей руку, но она только забилась вглубь шкафа. Кирк растерянно оглянулся на старшину Рэнд, та вышла вперед и присела у открытой двери.
— Все в порядке, — мягко произнесла она. — Никто не причинит тебе вреда. Мы обещаем.
— Я помню, что вы делали, — произнесла девочка, не двигаясь. — Кричали, жгли, делали людям больно.
— Это были не мы, — сказала Дженис Рэнд. — Выходи и расскажи нам об этом поподробнее.
Девочка с подозрением посмотрела, но все же позволила Дженис подвести себя к стулу. Когда она села, со стула поднялось облако пыли, и она по-прежнему была готова вскочить и удрать.
— У вас есть дурашка, — сказала она. — Но я не могу играть. Я не знаю правил.
— И мы тоже, — сказал Кирк. — Что случилось с людьми? Была война? Эпидемия? А может, все они просто куда-то ушли и случайно оставили тебя здесь?
— Вы должны знать. Вы все это сделали, вы и другие старшие.
— Старшие? Какие старшие?
Девочка удивленно посмотрела на Кирка.
— Вы — старшие. Все, кто старые.
— Взрослые, — сказала Дженис Рэнд. — Она имеет ввиду взрослых, капитан.
Спок, который все это время обследовал комнату трикордером, подошел к Кирку, в полном недоумении.
— Она не могла здесь жить, капитан, — сказал он. — Пыль здесь не трогали уже лет триста, а то и больше. Никакой радиоактивности, никаких химических соединений — просто очень старая пыль.
Кирк повернулся к девочке.
— Барышня, а как вас зовут?
— Мири.
— Хорошо, Мири, ты сказала, что старшие что-то сделали. Все сжигали, делали людям больно. Почему?
— Они стали это делать, когда начали болеть. Нам пришлось прятаться. — Она с надеждой посмотрела на Кирка. — Я все делаю правильно? Это правильная дурашка?
— Все просто замечательно. Ты сказала, что старшие начали болеть. Они умирали?
— Старшие всегда умирают. — Конечно, это было верно, но не слишком проясняло ситуацию.
— А дети?
— Конечно, остались. Мы ведь здесь, не так ли?
— И сколько же их? — вставил Мак-Кой. — Сколько их осталось?
— Все, кто есть.
— Мистер Спок, — сказал Кирк, — возьмите кого-нибудь из сотрудников службы безопасности и посмотрите, не найдется ли еще кого-нибудь живой… Так значит, все старшие умерли?
— Ну, они не умирают, пока это с ними не случается, — Да вы знаете. А когда с кем! Либо из оставшихся это происходит, он становится похожим на них. Ему хочется делать людям плохо, как это делали они.
— Мири, — сказал Мак-Кой, — кто-то набросился на нас там, снаружи. Ты видела? Это был старший?
— Это был Флойд, — ответила она, поежившись. — Это произошло с ним. Он превратился в старшего. И со мной тоже это происходит. Поэтому я больше не могу общаться со своими друзьями. Когда один из нас начинает изменяться, остальные так боятся… Мне не нравится ваша дурашка. Это неинтересно.
— А чего они пугаются? — настаивал Кирк.
— Вы видели Флойда. Они пытаются всем причинить вред. Сперва у вас на коже появляются эти страшные болячки. Затем вы превращаетесь в старшего, и скоро вы уже хотите причинять боль людям, убивать их.
— Нам это не нравится, — сказал Кирк. — Мы прибыли издалека, с самых звезд. Мы знаем много хорошего. Может быть, мы сможем помочь тебе, если ты нам поможешь.
— Старшие не помогают, — ответила Мири. — Это ведь они сделали.
Дженис провела рукой по ее личику и сказала:
— Ну, пожалуйста?
И спустя мгновение, Мири впервые осмелилась робко улыбнуться.
Но, прежде, чем она смогла сказать хотя бы слово, снаружи раздался долгий звенящий грохот, словно кто-то кинул пустой бак из-под мусора на крышу дома.
Вдалеке тонюсенький — похоже, детский голос выкрикнул:
— Не, не, не, не, не, не!
— Охрана! — раздался голос Спока.
Ему ответило множество голосов со всех сторон:
— Не, не, не, не, не, не!
Затем воцарилась тишина, осталось лишь эхо.
— Похоже, — сказал Кирк, — твои друзья не хотят чтобы их нашли.
— А может быть, это все-таки первый шаг, Джим, — сказал Мак-Кой. — Что бы здесь ни произошло, должны быть документы. Если мы собираемся что-то предпринять, сначала нужно найти причины. Я думаю, больше всего подходит местный центр здравоохранения. Как, Мири? Есть такое место, где обычно работали доктора? Может быть, большой офис?
— Я знаю такое место, — с отвращением ответила девочка. — Они и их иголки. Это плохое место. Никто из нас туда не ходит.
— Как раз туда нам и придется пойти, — сказал Кирк. — Это очень важно, если мы сможем тебе помочь. Пожалуйста, отведи нас.
Кирк протянул ей руку, и, помедлив, она взяла ее, посмотрев на него снизу вверх так, словно ее что-то поразило.
— Джим — хорошее имя, — сказала она. — Мне оно нравится.
— И мне твое нравится тоже. И ты мне нравишься.
— Я знаю. Ты не можешь быть по-настоящему старшим. Ты — другой. Она улыбнулась и грациозно встала. Затем она взглянула вниз, и Кирк почувствовал, как сжалась ее ладошка. Она осторожно высвободила руку.
— О! — глухо воскликнула она. — Уже!
Он тоже посмотрел вниз, уже наверняка зная, что увидит там. На тыльной стороне его ладони рос синий прыщ, величиной примерно с яйцо малиновки.
Лаборатория оказалась хорошо оснащена, она была заперта, не имела окон. На столах и приборах там оказалось гораздо меньше пыли. Ее размеры и отсутствие окон придавали ей весьма неприятный вид, словно ты оказывался внутри огромной могилы, но никто не жаловался на это. Кирк был доволен тем, что ее содержимое оказалось непривлекательным для вероятных грабителей, которые могли бы сюда ворваться.
К этому моменту синие прыщики появились у всех, хотя на мистере Споке их было меньше, да и распространялись они, похоже, медленнее. И неудивительно: ведь он происходил из совершенно другого племени, чем остальная команда или, скажем, колонисты. Его неземные корни не дали ему иммунитета, но немного усилили его сопротивляемость.
Мак-Кой сделал биопсию ранок. Из одного образца он получил взвесь, а остальные высеял на различных культурах. Посев крови на агаре выявил сверкающую, сморщенную голубую колонию, состоявшую из активных плодовитых бактерий, весьма напоминавших спирохеты. Тем не менее, Мак-Кой был убежден, что они были не причиной болезни, а лишь вторичными поселенцами.
— Во всяком случае, они никак не хотят приживаться на тех лабораторных животных, что мне прислали с корабля, — сказал он, — а значит, не отвечают закону Коха. Во-вторых, число митозных клеток в срезах ненормально высокое, и общее впечатление таково, словно это чешуйчатая метаплазма пополам с обычной неоплазмой. В третьих, таблица хромосом показывает множество изменений…
— Охо-хо, хорошо, ты меня убедил, — запротестовал Кирк. — Но, суммируя все сказанное, к чему это ведет?
— Я думаю, что сама болезнь вызвана вирусом, — ответил Мак-Кой. — Конечно же, спирохеты в чем-то могут способствовать ее развитию. На земле есть болезнь, называемая ангиной Винсента, которая вызывается совместными действиями двух микроорганизмов.
— А спирохета заразна?
— Очень, при контакте. Вы и старшина Рэнд заразились от Мири, а мы — от вас.
— Что ж, тогда мне лучше бы позаботиться о том, чтобы это больше ни с кем не случилось, — сказал Кирк и вытащил передатчик.
— Кирк “Энтерпрайзу”. Никто, повторяю, никто, ни при каких обстоятельствах, не должен телепортироваться сюда, на планету, до следующего приказа. Планета сильно заражена. Подготовьте полные обеззараживающие процедуры для тех из нас, кто вернется.
— Компьютер, — напомнил Мак-Кой.
— Да, конечно. Кроме этого, пришлите нам сюда самый сильный портативный биокомпьютер — универсальный. Помимо прочего, это поможет подготовить лекарство прежде, чем мы вернемся назад.
— Капитан, — позвал Спок. Он просматривал многочисленные ящики для документов, занимавшие большую часть одной из стен. Сейчас он держал в руке папку. — Мне кажется, кое-что здесь есть.
Все подошли к нему, за исключением Мак-Коя, склонившегося над микроскопом. Спок передал папку Кирку и начал вытаскивать остальные.
— Тут их полно. Похоже, этим занимались сотни людей. Никакой портативный биокомпьютер не сможет обработать эту массу данных даже за год.
— Тогда мы передадим все это на корабельный компьютер по линии связи, — сказал Кирк. Затем он посмотрел на папку.
Она была озаглавлена:
Доклад о ходе исследований
ПРОЕКТ УВЕЛИЧЕНИЯ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ
ЖИЗНИ
Генетическая группа
— Так вот что это было, — сказала Дженис Рэнд.
— Пока мы еще не знаем, — сказал Кирк. — Но если это так, должно быть, это самая большая неудача в Галактике, приведшая к совершенно обратным результатам. Впрочем, пора приниматься за работу. Мири, ты тоже можешь помочь — разложи все эти папки на том большом столе по разделам: один — генетика, другой — вирусология, третий — иммунология или что там еще. Не обращай внимания на значение слов, просто старайся подобрать одинаковые.
Общая картина возникала раздражающе медленно. Общий принцип стал ясен почти с самого начала: попытка приостановить процесс старения с помощью избирательного изменения мутировавших клеток тела. Процесс старения — в основном аккумуляция в теле клеток, чьи нормальные функции частично приведены в негодность мутациями, которые, в свою очередь, вызваны появлением свободных радикалов в ядре клетки, своим присутствием нарушающих генокод. Ученые колонии прекрасно понимали что невозможно блокировать свободные радикалы, которые создавались практически повсеместно в природе: фоновой радиацией, солнечным светом, двигателями внутреннего сгорания, даже пищеварением. Вместо этого они предложили создать самовосстанавливающуюся вирусоподобную субстанцию, которая должна была оставаться в крови пассивной до тех пор, пока не происходило повреждение клетки. Тогда вирус должен был проникнуть в клетку и заменить поврежденный элемент. Инъекцию намечалось делать при рождении, прежде, чем включится иммунный механизм ребенка, чтобы вирус стал “своим” — так сказать, был отмечен, как естественный “жилец” организма, а не захватчик, с которым надо бороться. Но он должен был оставаться пассивным вплоть до активизации половыми гормонами в период созревания чтобы не нарушать нормальный процесс развития.
— Самый смелый проект о котором мне когда-либо приходилось слышать, — объявил Мак-Кой. — Если бы это получилось, мы бы могли иметь прекрасную защиту от рака. Ведь по сути своей рак — всего лишь местный взрыв процесса старения в особенно тяжелой форме.
— Но это не сработало, — заметил Спок. — Их субстанция оказалась слишком похожей на вирус — и вырвалась из-под контроля. О, она, действительно, продлевает жизнь, но только детям. Когда же начинается созревание, она их убивает.
— И как долго? — спросила Дженис Рэнд.
— Ты спрашиваешь, насколько она продлевает жизнь? Мы не знаем, потому что эксперимент продолжался не так уж долго. Мы знаем только уровень: инъецированный организм стареет примерно на месяц своего биологического времени за каждую сотню лет объективного времени. Для детей, совершенно очевидно, это вот так и срабатывает.
Дженис уставилась на Мири.
— Месяц за сто лет! — воскликнула она. — И эксперимент был проведен три века назад! Вечное детство… Это словно сон.
— И очень плохой, старшина, — сказал Кирк. — Мы учимся на примерах и обязанностях. Мири и ее друзья были лишены и того, и другого. Это тупик.
— С особо уродливой смертью в конце, — согласился Мак-Кой. — Просто поразительно, что такому количеству детей удалось выжить. Мири, как ты жила после того, как умерли все старшие?
— У нас были дурашки, — ответила Мири. — И нам было весело. Не было никого, кто бы нам что-то запрещал. И когда мы хотели есть, мы просто брали что-нибудь. В банках сохранилось множество всяких вещей, и у нас было много момми.
— Момми?
— Ну, вы знаете. — Мири помахала рукой в воздухе, имитируя действия открывателя банок. Дженис Рэнд всхлипнула и отвернулась.
— Джим… теперь, когда ты нашел то, что искал… ты уйдешь?
— О, нет, — ответил Кирк. — У нас еще осталось много дел. Ваши старшие похоже, проводили свои эксперименты в определенной последовательности, что-то вроде расписания. Не нашли ничего такого, мистер Спок?
— Нет, сэр. Скорее всего, это хранилось где-то в другом месте. Будь это мой собственный проект, я бы сохранил это где-нибудь в сейфе — это ключ ко всему делу.
— Боюсь, мне придется согласиться. И если только мы не сможем разобраться в этом, Мири, мы не сможем идентифицировать вирус, синтезировать его и изготовить вакцину.
— Так это хорошо, — воскликнула Мири. — Значит, вы не уйдете! Мы можем поиграть — пока э т о не случится.
— Все-таки, быть может, нам и удастся остановить это. Мистер Спок, как я понял, вам не удалось подобраться к остальным детям?
— Никакого шанса. Они слишком хорошо знают местность. Как мыши.
— Ладно. Попробуем иной подход. Мири, ты не поможешь нам найти кого-нибудь из них?
— Вы никого не найдете, — уверенно ответила Мири. — Они боятся. Вы им не понравитесь. А теперь, они и меня боятся, с тех пор, как… — она замолчала.
— Мы постараемся, чтобы они нас поняли.
— Оставшиеся? — спросила девочка. — У вас это не получится. Оставшимся лучше всего. Никто не ждет от тебя, что ты что-то поймешь.
— Но ты же понимаешь.
Неожиданно глаза Мири наполнились слезами.
— Я уже больше не оставшаяся, — прошептала она и выбежала из комнаты.
Дженис с жалостью посмотрела ей вслед и произнесла:
— Эта маленькая девочка…
— …на триста лет старше чем вы, старшина, — закончил за нее Кирк. — Не делайте скоропалительных заключений. Все же какое-то отличие в ней должно образоваться, независимо от того, сможем мы этр заметить или нет.
Но спустя минуту, Мири вернулась, ее горе испарилось, будто бы его и не было, и она была готова заняться чем-нибудь. Мистер Спок засадил ее за заточку карандашей, которых здесь, в древней лаборатории имелось множество. Она с радостью занялась делом — но тем не менее, ее глаза неотрывно следили за Кирком. И он старался ничем не выдать, что все время чувствует на себе этот взгляд.
— Капитан? Это Фаррел, с “Энтерпрайза”. Мы готовы к обработке информации.
— Хорошо, сейчас начнем. Мистер Спок, что вам необходимо?
Мири протянула пригоршню карандашей.
— Этого достаточно?
— А? О, нам бы неплохо еще больше, если ты не возражаешь.
— О, нет, Джим, — ответила она. — Почему я должна возражать?
— Этот парень, — заметил Спок, раскладывая листы бумаги на столе, — составил свои записи в последние недели жизни — уже после начала катастрофы. Я отбросил самые последние записи, где он пишет, что процесс уже далеко зашел в нем самом, и он слишком болен, и не уверен, что его не лихорадит. Тут я с ним согласен. Но вот эти, более ранние записи, показывают, сколько времени у нас осталось. Ясно, что конечная стадия, которую мы здесь наблюдали, однозначна. Мания убийства.
— И ничего, хотя бы намекающего на штамм вируса или его химический состав? — спросил Мак-Кой.
— Ничего, — ответил Спок. — Он считал, что кто-то другой пишет аналогичный доклад. Может быть, кто-то и занимался этим, но мы пока не нашли ничего подобного. А может быть, это была одна из первых его галлюцинаций. Это первая стадия сильной лихорадки… боль в суставах… затуманивание зрения. А затем все захватывает мания. Кстати, доктор Мак-Кой, вы были правы насчет спирохет, они вносят свой вклад. Это они создают манию, а не вирус. И в нашем случае все будет гораздо быстрее, потому что, в отличие от Мири, мы не несли в себе спящую болезнь так долго.
— А она? — тихо спросил Кирк.
— Необходимо свериться с компьютером. Но примерно могу предположить, что она переживет нас на пять — шесть недель — если только один из нас не убьет ее…
— А теперь хватит? — одновременно с этими словами спросила Мири, показывая большую кучу заточенных карандашей.
— Нет! — яростно заорал Кирк.
Уголки ее рта опустились и нижняя губа задрожала.
— Ну, ладно, Джим, — прошептала она. — Я не хотела тебя разозлить.
— Прости, Мири. Я разговаривал не с тобой. И я не сержусь.
Он снова повернулся к Споку.
— Ладно. Мы все еще не знаем, с чем боремся. Передавайте все данные Фаррелу, тогда хотя бы мы будем знать точное значение временного фактора. Проклятье! Если бы только получить этот вирус в руки, на корабле можно было бы создать вакцину за двадцать четыре часа. Но мы не знаем, с чего начать.
— А может быть есть с чего начать, — медленно произнес Мак-Кой. — Это, конечно, исключительно крепкий орешек, но мне кажется, это может сработать. Джим, ты же знаешь, как работает ум, если его хозяин постоянно сидит за столом. Если эта лаборатория похожа на любой другой правительственный проект, с которыми мне приходилось сталкиваться, здесь должны быть бланки заказов на все, что им могло потребоваться. Где-то здесь, в бухгалтерских архивах должны храниться копии этих заказов. Из них мы узнаем все о потреблении определенных реагентов на различных стадиях. И я, наверное, смогу заметить такие простые вещи, как среды для разведения культур, или что-то вроде этого — но нам придется проанализировать все, что хоть мало-мальски покажется важным. Во всяком случае, есть шанс, что анализ поможет реконструировать недостающее расписание.
— Очень изящная идея, — заметил мистер Спок. — Весь вопрос в том…
Его прервал зуммер передатчика Кирка.
— Кирк на связи.
— Фаррел — наземной группе. Расписание мистера Спока дает конечный срок через семь дней.
Долгое время не было слышно ни звука, кроме шуршания затачиваемых карандашей. Затем Спок спокойно произнес:
— Именно этот вопрос я и собирался задать. Несмотря на то, что я с большим уважением отношусь к схеме доктора Мак-Коя, несомненно, что на нее потребуется гораздо больше времени, чем у нас осталось.
— Необязательно, — возразил Мак-Кой. — Если спирохета действительно создает манию, мы могли бы подавить их антибиотиками и держать наше сознание ясным немного дольше…
Что-то ударилось об пол и разбилось. Кирк резко обернулся. Дженис Рэнд очищала несколько слайдов Мак-Коя в сосуде с хромовой кислотой. Едкий желтый состав разлился по всему полу. Часть его попала на ноги Дженис. Схватив кусок хлопчатобумажной ткани, Кирк бросился на колени, чтобы стереть жидкость.
— Нет, нет, — всхлипнула Дженис. — Ты не можешь мне помочь — ты не можешь мне помочь!
Спотыкаясь, она пробежала мимо Спока и Мак-Коя, и, все еще всхлипывая, выскочила из лаборатории. Кирк бросился вслед за ней.
— Оставайтесь здесь, — приказал он. — Продолжайте работать. Не теряйте ни минуты.
Он нашел Дженис в коридоре. Уткнувшись лицом в стену, она рыдала, содрогаясь всем телом. Кирк вновь стал протирать ее ноги, пытаясь не обращать внимания на покрывающие их, уродливые синие прыщи. Наконец, слезы иссякли, и спустя некоторое время она сказала:
— А там, на корабле, ты никогда не обращал внимания на мои ноги.
Кирк через силу усмехнулся.
— Тяжесть командирства, старшина: я обязан видеть только то, что указано в уставе… Вот так уже лучше, но все же еще надо помыть мылом и водой.
Он встал.
Она выглядела осунувшейся, но истерика уже прошла. Затем Дженис сказала:
— Капитан, я не хотела этого, правда, не хотела.
— Я знаю, — ответил Кирк. — Забудь об этом.
— Все это так глупо, так бесполезно… Сэр, знаете, я теперь могу думать только об одном. Я все понимаю, конечно, но продолжаю думать — ведь мне всего лишь двадцать четыре года, и я боюсь.
— Я ненамного старше вас. Но я тоже боюсь.
— Вы?
— Ну конечно. Я хочу превратиться в одно из этих существ ничуть не больше, чем вы. Я даже еще больше боюсь. Вы — моя команда. Я привел вас сюда. И я в ответе за всех вас.
— Вы не должны показывать этого, — прошептала она. — Вы никогда этого не показывали. Вы, казалось, всегда были храбрее, чем десятеро таких, как мы.
— Чепуха, — резко ответил он. — Только идиот не боится, когда есть чего бояться. Человек, не чувствующий страха, вовсе не храбрец. Это глупец. А храбрость состоит в том, чтобы идти вперед и бороться с опасностью, а не быть парализованным страхом. И особенно — не позволять себе паниковать из-за кого-то другого.
— Я поняла мораль, — ответила Дженис, стараясь выпрямиться. Но слезы вдруг снова тихо потекли по ее щекам. — Жаль, — продолжила она сдавленным голосом. — Когда мы вернемся назад, сэр, вам придется заменить меня старшиной, у которого глаза не все время на мокром месте.
— Ваша просьба о переводе не удовлетворена. — Он мягко обнял ее, и она попыталась улыбнуться ему. Неожиданно, какое-то движение заставило их обернуться ко входу в лабораторию.
Там стояла Мири, и, закусив кулачок, глядела на них. Глаза ее были широко раскрыты, и в них можно было прочесть неопределенную смесь эмоций — удивление, протест, даже ненависть. Впрочем, в последнем Кирк не был уверен. Только он собрался что-то сказать, как Мири резко развернулась и убежала. Он слышал удаляющийся звук ее шагов. Затем наступила тишина.
— Ну вот, неприятности никогда не приходят в одиночку, — устало вздохнул Кирк. — Нам бы лучше вернуться.
— А куда это Мири направилась? — с интересом спросил его Мак-Кой, когда они снова вошли в лабораторию. — Похоже, она куда-то очень торопилась.
— Не знаю. Может быть, решила попробовать найти других оставшихся. Или мы ей просто надоели. У нас нет времени беспокоиться о ней. Что у нас дальше?
— Дальше мы должны предотвратить случайности, — сказал Мак-Кой. — Я должен был подумать об этом раньше, но инцидент с Дженис лишний раз напомнил мне об этом. Здесь полно сильных растворителей, а если нам повезет, то скоро мы будем работать с опасным инфекционным материалом. Я хочу, чтобы мы все переоделись в лабораторную одежду, какую нам только удастся найти. Вон там ее полный шкаф. А наша собственная — должна быть сложена вне лаборатории, в прихожей, либо нам просто придется ее сжечь, когда будем возвращаться на корабль.
— Хорошо. Значит, таков и будет приказ. А как насчет снаряжения — фазеров и прочего?
— Оставим один фазер здесь, на всякий случай, если вы готовы выбросить его, когда будем возвращаться, — сказал Мак-Кой. — Все остальное — вон.
— Хорошо. Дальше?
— Меданализ я провел, насколько это возможно в таких условиях, — сказал Мак-Кой. — И теперь все будет зависеть от статистики, и хотя идея и принадлежала мне, боюсь, что мистеру Споку придется принять ее реализацию на себя. Статистика просто сводит меня с ума.
Кирк усмехнулся.
— Хорошо. Мистер Спок — принимайте руководство.
— Да, сэр. Прежде всего, нам необходимо найти эти копии заказов. То есть еще раз просмотреть архивные ящики.
Проблема решалась достаточно просто: нужно было изобрести болезнь.
Нашлись бланки бухгалтерских счетов, почти полные и достаточно детальные. Предположение Мак-Коя оказалось правильным. Ум бюрократа совершенно не изменился от того, что его переместили более чем на дюжину световых лет с родной планеты. Все, что когда-либо заказывалось лабораторией, сопровождалось, по меньшей, мере тремя копиями документов.
Мак-Кою удалось приблизительно рассортировать все это по категориям, числом с десяток (от 0 — очевидной чепухи до 10 — очевидно необходимого), и биокомпьютер закодировал все категории индексом выше “5” так, чтобы как можно быстрее передать на компьютер находящегося на орбите “Энтерпрайза”. Кодирование было произведено очень быстро. Но определение соотношения кодируемых элементов, (что также было необходимо закодировать), оставалось на совести человека. И, несмотря на возражения, Мак-Кой оказался единственным, кто мог сделать это хоть с какой-то уверенностью. При статически достоверном количестве данных Спок был способен точно утверждать. Но только Мак-Кой мог предположить, носят ли данные статические группы медицинский, финансовый или просто случайный характер.
На все это ушло двое суток непрерывной работы, и на утро третьего дня, Спок смог заявить:
— Вот на этих картах содержится все, что биокомпьютер может для нас сделать. — Он повернулся к Мири, которая вернулась днем раньше без всяких объяснений, но и без заметной перемены в настроении, и горя желанием работать ничуть не меньше, чем ранее. — Мири, если ты сложишь их вот так и опустишь сюда, в этот паз, мы передадим их на “Энтерпрайз”, и там их сможет прочесть и ввести в компьютер Фаррел. Должен признаться, что все еще не вижу во всем этом ни малейшего намека на какую-то закономерность.
— А я — вижу, — удивленно произнес Мак-Кой. — Несомненно, активный реагент не может быть просто вирусом, иначе без самовоспроизводства он был бы выведен из тела в период между инъекцией и созреванием. А настоящие вирусы не могут воспроизводиться без вторжения в клетки тела, что этой штуке запрещено делать в течение примерно десяти или двенадцати лет, в зависимости от пола организма, в котором она обитает. Так что должно существовать что-то, более похожее на риккетсии, с какими-то незатронутыми энзимными механизмами, чтобы эта штука могла питаться и размножаться за счет материала, который абсорбирует из жидкостей тела, вне клеток. И когда на нее начинают воздействовать половые гормоны, она сбрасывает эту часть своей конструкции и становится настоящим вирусом. Эрго, отработавший механизм должен растворяться стероидами. И на него могут воздействовать только половые стероиды. Так что все эти условия неминуемо подводят нас к решению, шаг за шагом.
— И достаточно близко, чтобы назвать это? — напряженно потребовал Кирк.
— Никоим образом, — ответил Мак-Кой. — Я даже не знаю, на правильном ли я пути. Но в этом есть смысл. Я думаю, нечто похожее выдаст и корабельный компьютер, когда обработает все наши коды. Кто-нибудь хочет побиться об заклад?
— Мы давно уже побились об заклад своими жизнями, нравится нам это или нет, — произнес Кирк. — Но мы должны через час получить ответ. Мистер Спок, вызовите Фаррела.
Спок кивнул и вышел в прихожую, теперь отгороженную от остальной части лаборатории. Через мгновение он вернулся. Хотя на его лице не заметно было и тени эмоций, что-то в его взгляде заставило Кирка тут же вскочить на ноги.
— В чем дело?
— Передатчики исчезли, капитан. Там ничего нет, кроме пустых карманов.
Дженис вскрикнула. Кирк резко повернулся к Мири, чувствуя, как сходятся его брови. Девочка немного отступила от него, но в то же время глядела вызывающе.
— Ты знаешь что-нибудь об этом, Мири?
— Я думаю, оставшиеся забрали их, — ответила она. — Им нравится воровать вещи. Это дурашка.
— А куда они их утащили?
Она пожала плечами.
— Я не знаю. Это тоже дурашка. Когда ты что-нибудь утаскиваешь, то прячешь это где-нибудь в новом месте.
В два шага он подскочил к ней и схватил ее за плечи.
— Это не дурашка. Это — катастрофа. Нам очень нужны передатчики, иначе мы никогда не справимся с этой болезнью.
Она неожиданно хихикнула.
— Тогда вам не нужно будет уходить, — сказала она.
— Нет, мы просто умрем. А теперь прекрати. Скажи нам, где передатчики.
Девочка собралась с духом и попыталась изобразить из себя взрослую. Учитывая, что она впервые после катастрофы увидела взрослого человека меньше недели назад, это была, пожалуй, неплохая имитация.
— Пожалуйста, капитан, вы мне делаете больно, — проговорила она, запинаясь. — В чем дело? Как я могу знать?
К сожалению, концовка представления была испорчена еще одним смешком, что Кирку совершенно не понравилось, учитывая недостаток времени.
— Это что, шантаж? — спросил Кирк, уже не в силах сердиться. Он больше не в силах был ощущать ничего, кроме тяжелого чувства потери. — Ведь это и твоя жизнь под вопросом, Мири.
— О, нет, — сладко протянула Мири. — Мистер Спок сказал, что я проживу примерно на пять-шесть недель дольше, чем вы. Может, кое-кто из вас умрет раньше, чем другие. А я все еще буду здесь. — И она рванулась к двери. При других обстоятельствах она могла бы быть хорошенькой, пожалуй, даже очаровательной. В последний момент она обернулась, и помахала рукой. — Конечно, я не знаю, что заставляет вас думать, будто мне все известно. Но, быть может, если вы будете со мной хорошо обращаться, я задам своим друзьям кое-какие вопросы. А пока, капитан, прощайте.
Послышались сдержанные рыдания и удаляющиеся шаги.
— Что ж, — произнес Мак-Кой, — теперь можно заключить, что на этой планете, во всяком случае при жизни Мири, существовало телевидение.
Угрюмая шутка отчасти сняла напряжение.
— Что мы можем сделать без корабля? — спросил Кирк.
— Очень немного, капитан. Биокомпьютер совершенно не подходит для подобного рода работ. Уйдут часы на то, что у корабельного компьютера займет секунды.
— Человеческий мозг существовал задолго до появления компьютеров. Боунс, а как насчет твоей интуиции?
— Конечно, я постараюсь ее использовать, — устало ответил Мак-Кой. — Но время — вот та ценность, которую компьютер помог бы нам сэкономить и это единственное, чего нам не хватает. Когда я думаю об этом огромном корабле там наверху, крутящемся вокруг планеты как бесполезная груда металла…
— Простые жалобы тоже попусту расходуют время, — рявкнул Кирк. Мак-Кой удивленно уставился на него. — Извини, Боунс. Мне кажется, это начинает действовать и на меня тоже.
— А я жаловался, — ответил Мак-Кой. — Так что извинения за мной. Что ж, пусть снова будет человеческий мозг. Ведь помог же он Пастеру… хотя он был немножко поумнее меня. Мистер Спок, выньте карты из этого тупого котенка и давайте-ка их переберем. Прежде всего, я хочу получить анализ ДНК. Если при этом возникнет какая-то стройная картина, достаточная, чтобы подобрать подходящие штаммы, мы снова попытаемся разобраться с ними и, быть может, подобрать что-нибудь для разведения культуры.
— Я вас не понимаю, — признался Спок.
— Вот что, я буду просто давать вам коды, так как времени на объяснения нет. Сперва отберите все с кодом ЛТС-426. Затем мы попросим нашу кису рассортировать эти карточки на простые некодируемые элементы. Возможно, таковых и не окажется, но это единственное обещающее начало, которое пришло мне в голову.
— Хорошо.
Кирк чувствовал это даже лучше, чем Спок. У него не было ни медицинского образования, ни знания статистики, чтобы понять, что происходит. Он просто стоял и автоматически делал ту механическую часть работы, которая ему оставалась.
Часы сложились еще в одни сутки. Несмотря на стимулирующие таблетки, выданные Мак-Коем, все чувствовали себя заторможенно, словно двигались под водой. Все это походило на падение из какого-то кошмарного сна.
Где-то днем вернулась Мири, чтобы понаблюдать за ними; при этом она старалась казаться умиротворенной. На нее никто не обратил внимания. Мири нахмурилась, потом стала постукивать ногой.
— Прекрати, — произнес Кирк, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на нее, — или я сверну твою детскую шейку.
Постукивание прекратилось. Мак-Кой произнес:
— Еще раз введем это в кису, мистер Спок. А теперь отделим все Т, являющиеся функциями Д2. Если останется больше трех — мы пропали.
Биокомп пошумел, поплевался, переваривая двадцать две карточки, скормленные ему Споком и выкинул лишь одну. Мак-Кой откинулся в кресле с возгласом удовлетворения.
— Это то, что нужно? — спросил Кирк.
— О, нет, Джим. Возможно, это сам вирус. Но это лишь возможность — не больше.
— И несущественная, — произнес Спок. — Если бы это был тест нового продукта или что-то подобное, я бы выбросил его не медля ни секунды. Но при данных обстоятельствах…
— При данных обстоятельствах нам придется синтезировать сам вирус, — сказал Мак-Кой, — а затем изготовить убивающую его вакцину. Нет, нет, не так, что это я? Не вакцину. Антитоксин. Гораздо сильнее. Джим, разбуди-ка этих двоих охранников — они уже столько для нас сделали! Нам понадобится намного больше бутылок в следующие сорок восемь часов.
Кирк вытер вспотевший лоб.
— Боунс, я чувствую себя совершенно отвратительно, и уверен, что и ты тоже. Официально у нас осталось сорок восемь часов, но будем ли мы еще соображать что-то через двадцать четыре часа?
— Либо мы поймаем рыбешку, либо она сорвет наживку, — холодно ответил Мак-Кой. — Так, все за дело. Настоящие курсы по обучению стряпне объявляю открытыми.
— Как жаль, — сказал Спок, — что вирусы нельзя так же легко выводить, как метафоры.
И в этот момент Кирк понял, что находится на грани истерики. Почему-то у него создалось четкое ощущение, что мистер Спок только что пошутил. А следующем этапе он поверит в существование портативного компьютера с мозгом котенка.
— Кто-нибудь, передайте мне бутылку, — сказал он, — прежде чем я засну стоя.
К исходу первых двадцати часов у Дженис Рэнд начались конвульсии; ее пришлось привязать и ввести колоссальную дозу транквилизаторов, прежде, чем она прекратила биться. Через час с один из охранников случилось тоже самое. Они оба были почти полностью покрыты синими отметинами, расстройство психики явно прогрессировало, в то время как отдельные прыщи сливались друг с другом и постепенно покрывали всю кожу.
Мири то появлялась, то исчезала, но и в том, и в другом случае была в лаборатории. Наверное, она пыталась выглядеть все понимающей, или знающей, а может быть — удивленной. Кирк не мог сказать точно. Он уже настолько ослаб, что даже мелкие работы, поручаемые ему старшим офицером и корабельным врачом, занимали все его внимание и не оставляли места ни на что иное.
Где-то в пространстве голос Мак-Коя произнес:
— Так, теперь у нас все под покрытием СПФ. На следующей ступени мы получим живую. Кирк, когда я сниму крышку с чашки Петри, туда надо ввести два кубика формалина. Не пропусти.
— Не пропущу.
Каким-то образом это ему удалось. А затем, после долгой паузы, в которую он словно провалился, Кирк увидел окантованную резиной стеклянную ампулу, с прозрачной жидкостью, в которую Мак-Кой вставлял иглу инъектора. Туннельное зрение — только это, и ничего больше: ампула, инъектор, руки.
— Вот, либо это — антитоксин, голос Мак-Коя доносился откуда-то издалека, — либо не антитоксин. Быть может, это — чистый яд. Лишь компьютер мог бы сказать точно.
— Первой — Дженис, — услышал Кирк свой хрип. — Затем — охраннику. Они ближе всех к смертельной грани.
— Я отказываюсь подчиниться, капитан, — ответил голос Мак-Коя. — Я — единственное экспериментальное животное в этой группе.
Игла выдернулась из резиновой нашлепки. Каким-то образом Кирку все же удалось перехватить единственную видимую им руку Мак-Коя. Это движение принесло боль. Суставы болели ужасно и, не меньше — голова.
— Подожди минуту, — сказал он. — Одна минута роли не играет.
Он поворачивал свою звенящую голову, пока в туннеле зрения не очутилась Мири. Почему-то она вся расплылась по краям. Кирк подошел к ней, осторожно переставляя ноги на медленно покачивающемся полу.
— Мири, — сказал он. — Послушай меня. Ты должна меня выслушать.
Она отвернулась. Он протянул руку и схватил ее за подбородок — гораздо более грубо, чем ему хотелось, — и заставил ее посмотреть на себя. Он едва соображал, что выглядит далеко не лучшим образом — обросший, покрытый потом и грязью, с запавшими красными глазами, с трудом выдавливающий из себя слова, которые никак не хотели складываться во фразы.
— У нас осталось… всего лишь несколько часов. У нас и у всех вас… у тебя… и твоих друзей. И… мы можем ошибиться. После этого не будет больше никаких старших, никаких оставшихся… никого… навсегда. Верни мне одну из этих… машин, передатчиков. Или ты хочешь, чтобы на твоих руках оказалась кровь всего этого мира? Подумай, Мири, подумай хотя бы раз в своей жизни!
Она отвела взгляд. Теперь она смотрела на Дженис. Он снова заставил ее посмотреть себе в глаза. — Сейчас же, Мири. Сейчас. Сейчас!
Она судорожно глотнула воздух.
— Я попытаюсь достать тебе одну машинку, — сказала она. Затем вырвалась из его рук и исчезла.
— Мы больше не можем ждать, — услышал он холодный голос Мак-Коя. — Даже если бы у нас и имелось заключение компьютера, оно ничем бы нам не помогло.
— Я могу побиться об заклад на всю вашу годовую зарплату, — сказал Спок, что — этот антитоксин — смертоносен.
Сквозь туман боли Кирк смог разглядеть, что Мак-Кой усмехнулся.
— Принято, — сказал он. — Болезнь смертельна — это-то уж точно. Но если я и проиграю, мистер Спок, то как вы получите выигрыш?
Он поднял руку.
— Стой! — Прохрипел Кирк. Но он опоздал — если даже предположить, что Мак-Кой в этот последний момент мог послушаться своего капитана. Этот миг принадлежал Мак-Кою, это была его вселенная, неподвластная никому. Раздалось шипение инъектора, приставленного к покрытой синими прыщами руке врача.
Мак-Кой спокойно положил инъектор на стол и сел.
— Сделано, — сказал он. — Я ничего не чувствую.
Вдруг глаза его закатились, и он судорожно ухватился за стол. — Как видите… джентльмены… все в полном… И упал головой на стол.
— Помоги мне его перенести, — мертвым голосом произнес Кирк.
Вместе со Споком он перенес тело врача на ближайшую кушетку. Лицо Мак-Коя, за исключением прыщей, было совершенно восковым. И впервые за последние несколько дней он выглядел умиротворенно. Кирк присел на край кушетки рядом с ним и пощупал пульс. Он был частым и неравномерным, но все же был.
— Я… не понимаю, как антитоксин мог так быстро подействовать, — произнес Спок. Его голос прозвучал, как шепот из могилы.
— Быть может, он лишь потерял сознание. Я уже сам почти готов. Черт бы побрал упрямство этого человека.
— Знание, — откуда-то издалека сказал Спок, — имеет свои привилегии.
Кирк ничего не понял. Спок был напичкан подобными многозначительными сентенциями. Очевидно, это были вулканианские афоризмы. В ушах Кирка стоял странный шум, словно его слух готов был составить компанию пропавшему зрению.
Затем Спок заметил:
— Похоже, что я тоже на грани — быстрее, чем я думал. Начались галлюцинации.
С огромным трудом Кирк оглянулся. Затем попытался усмехнуться. Если у Спока начались галлюцинации, то значит, они начались и у Кирка.
В комнату входила целая процессия детей, возглавляемая Мири. Они были различного роста и возраста — от почти грудных, до подростков лет двенадцати. И выглядели они так, словно провели жизнь в магазине. Кое-кто из мальчишек постарше был одет в костюмы, некоторые — в военную форму или в ушитые костюмы звездолетчиков, в неимоверно большие спортивные костюмы. Девочки выглядели получше, так как почти все были одеты в вечерние платья; у некоторых платья были, словно у оперных певиц, многие увешаны драгоценностями. Но заправлял всеми высокий рыжий мальчуган — или нет, это были не волосы, а парик, с ценником, все еще свисавшим на нити. Позади него подпрыгивал толстенький мальчишка, несший на бархатной подушечке нечто, похожее на корону.
Это смахивало на сумасшедшее видение Детского Крестового Похода. Но, самым идиотским было то, что все дети были нагружены оборудованием — оборудованием их группы. Здесь были три передатчика: Дженис и охранники свои не привезли. Были также два пропавших трикордера — свой Мак-Кой держал в лаборатории. И, наконец, на бедре у парня в рыжем парике был, болтался фазер. В каком же изнеможении они были, если даже не заметили исчезновения одного смертоносного предмета! Кирк попытался прикинуть, не пользовался ли им этот парень, и если да — то не причинил ли он кому-нибудь вреда.
Мальчуган заметил его взгляд и каким-то образом догадался, о чем подумал Кирк.
— Я использовал его на Луизе, — угрюмо произнес он. — Мне пришлось. Она вдруг стала старшей — совершенно неожиданно — когда мы играли в школу. Она была чуть постарше меня.
Он протянул оружие Кирку и тот отрешенно взял фазер. А другие дети подошли к длинному столу и начали молча складывать на него оборудование. Мири осторожно приблизилась к Кирку.
— Мне жаль, — сказала она. — Все это было неправильно, и я не должна была этого делать. Мне было довольно трудно убедить Яна, что это уже больше не дурашка. — Она оглянулась на восковую фигуру Мак-Коя. — Неужели слишком поздно?
— Может быть, — прошептал Кирк. У него хватило сил лишь на это. — Мистер Спок, как вы думаете, вы могли бы передать данные Фаррелу?
— Я попытаюсь, сэр.
Возмущенный Фаррел, несколько успокоившись, потребовал объяснений. Спок оборвал его и передал цифры. Затем оставалось только ждать, пока материал обработают. Кирк снова подошел к Мак-Кою, чтобы посмотреть на него, и к нему присоединилась Мири. Теперь он как-то отстраненно понимал, что она, несмотря на все неприятности, причиненные ею, сделала гигантский шаг к взрослой жизни, решив вернуть оборудование. Было бы обидно потерять сейчас все это — и больше всего Мири, вступившую в весну своих обещаний, которую она ждала три убогих века. Он обнял ее, и она с благодарностью взглянула на него.
Но что это, неужели опять ухудшилось зрение, или прыщи все же начали пропадать с тела Мак-Коя? Нет, действительно, они стали меньше и почти потеряли цвет.
— Мистер Спок, — произнес Кирк, — подойдите, проверьте меня.
Спок посмотрел и кивнул головой.
— Отступают, — сказал он. — А теперь, если не будет серьезных побочных эффектов… — Зуммер передатчика прервал его. — Спок на связи.
— Фаррел — планетной группе. Идентификация верна, повторяю, верна. Поздравляю. Объясните мне, как вы переварили всю эту массу кусочков и осколков не имея ничего, кроме биокомпа?
Кирк и Спок обменялись усталыми усмешками.
— Нет, — ответил Спок, — мы все это проделали в уме доктора Мак-Коя. Конец связи.
— А все же биокомп помог, — заметил Кирк. Он протянул руку и погладил приземистую машину. — Хорошая киса.
Мак-Кой пошевелился. Затем попытался сесть, но выражение его лица все еще было словно затуманенное.
— Прошу прощения, доктор, — сказал Кирк. — Если вы уже достаточно отдохнули, то проведение инъекций, по моему, является вашей прерогативой.
— Сработало? — хрипло произнес Мак-Кой.
— Все отлично сработало, и корабельный компьютер сообщил, что это то, что надо. И вы — герой этого часа, безмозглый вы идиот.
Они покинули систему неделей позже, оставив на планете все запасы антитоксина, которые только смогли произвести корабельные машины. Вся группа, побывавшая на планете, стояла вместе с Фаррелом на командном мостике “Энтерпрайза”, глядя на удаляющуюся планету.
— А все же мне как-то не по себе, — сказала Дженис Рэнд. — Как бы не были они стары хронологически, они все еще только дети. И оставить их там одних, с одной лишь медгруппой в качестве помощи…
— Они не прожили бесцельно все эти годы, — сказал Кирк. — Только погляди, что сделала Мири. Они схватывают все очень быстро, их нужно лишь чуть-чуть направить. Кроме того, я уже приказал лейтенанту Уху ре передать сообщение на Землю… Если бы на этой планете было субпространственное радио, не произошло бы такой длительной агонии. Но, когда улетели первые колонисты, его еще не изобрели… Космоцентр пошлет туда учителей, техников, администраторов…. — наверное… и воспитателей, — добавил Мак-Кой.
— Без сомнения. С детишками все будет в порядке.
Затем Дженис Рэнд медленно, как бы в задумчивости, произнесла:
— Мири… она… действительно была в вас влюблена, капитан. Вы это знаете? Вот почему она сыграла с вами эту шутку.
— Знаю, — ответил Кирк. — И, разумеется, польщен. Но скажу вам по секрету, старшина. Я принял за правило, никогда не связываться с женщинами старше себя.
Совесть Короля
— Любопытное зрелище, — сказал Кирк. — В каких только костюмах не приходилось мне видеть “Макбет”, — от звериных шкур до военных униформ, но в арктурианском платье еще не доводилось. Наверное, актерам приходится приспосабливаться к аудиториям самого разного рода.
— Это точно, — ответил доктор Лейтон. Он обменялся взглядами с Мартой Лейтон; в его голосе чувствовались интонации, которые Кирк никак не мог определить. Казалось, не было никаких оснований для тревоги. Сад Лейтона, освещенный яркими лучами Арктура, был теплым и приятным; их гостеприимство, включая пьесу, сыгранную прошлым вечером, было отменным. Но время шло; старые друзья — старыми друзьями, но Кирку пора было возвращаться к своим обязанностям.
— У Каридана отличная репутация, — сказал он, — он ее заслужил. Но теперь, Том, пожалуй, пора перейти к делу. Мне сообщили, что твой новый синтетик — как раз то, в чем мы очень нуждаемся.
— Нет никакого синтетика, — тяжко вздохнул Лейтон. Помнишь Каридана? Какой голос! Ты должен его помнить; ты там был.
— Где был? — удивленно спросил Кирк. — На представлении?
— Нет, — ответил Лейтон, и его изуродованное, скрюченное тело беспокойно вздрогнуло в кресле. — На Тарсе IV, во время Мятежа. Конечно, это было двадцать лет назад, но ты не мог забыть. Вся моя семья была уничтожена, погибли многие твои друзья. И ты видел Кодоса — и слышал его.
— Ты хочешь сказать, — медленно произнес Кирк, — что заставил меня сделать крюк в три световых года только потому, что обвиняешь актера в том, что он якобы является Кодосом-Палачом? И что же я запишу в свой бортовой журнал? Что ты солгал? Что ты изменил курс звездолета на основании фальшивой информации?
— Она не фальшивая. Каридан — это Кодос.
— Я не об этом. А о твоей сказке про синтетическую пищу. Кроме того, Кодос ведь мертв.
— Неужели? — спросил Лейтон. — Тело, обожженное до неузнаваемости — разве это свидетельство? И осталось так мало свидетелей, Джим; ты, я, да, может быть, еще шестеро или семеро тех, кто действительно видел Кодоса и слышал его голос. Может ты и забыл, но я никогда не смогу забыть это.
Кирк повернулся к Марте, но она лишь мягко произнесла:
— Я ничего не могу ему сказать, Джим. Как только он услышал голос Каридана, все сразу же вновь нахлынуло на него. И едва ли я могу обвинять его в этом. Потому, что до нас дошло — это была кровавая бойня… и Том не был просто свидетелем. Он был жертвой.
— Нет, это я знаю, — произнес Кирк. — Но месть тоже не поможет, — и я не могу позволить всему “Энтерпрайзу” участвовать в личной вендетте, что бы я сам при этом не испытывал.
— А как насчет справедливости? — спросил Лейтон. — Если Кодос жив, не должен ли он заплатить? Или, по крайней мере, быть лишенным права общаться с людьми пока он не устроил побоище? Четыре тысячи людей, Джим!
— Здесь я вынужден с тобой согласиться, — неохотно признал Кирк. — Хорошо, вот что я сделаю; я проверю корабельную библиотеку и по компьютеру посмотрю, что у меня есть по обоим. Если твоя догадка — всего лишь дикое подозрение, это, пожалуй, скорейший вариант все выяснить. Если же нет — я готов выслушать тебя до конца.
— Достаточно честно, — ответил Лейтон.
Кирк вытащил передатчик и вызвал “Энтерпрайз”.
— Библиотечный компьютер… Дайте мне все, что у вас есть по человеку, известному как Кодос-Палач. Потом, проверьте все по актеру по имени Энтон Каридан.
— Работаю, — ответил компьютер. Затем сообщил:
— Кодос-Палач, Глава Военного Совета мятежников, планета Таре IV, двадцать лет тому назад. Население из восьми тысяч землян понесло жестокие потери. Почти все запасы пищи были уничтожены в результате заражения грибком. Кодос использовал ситуацию для проведения в жизнь своей теории евгеники, уничтожив при этом примерно пятьдесят процентов населения колонии. Разыскивался земными силами с момента подавления мятежа. Найдено обожженное тело; дело закрыто. Биографические данные…
— Это пропустить, — прервал Кирк. — Продолжай.
— Каридан, Энтон. Руководитель и ведущий актер бродячей труппы актеров, финансируемой по проекту межзвездного культурного обмена. Последние девять лет в основном гастролирует по официальным приглашениям. Дочь, Ленора, девятнадцати лет, ведущая актриса труппы. Каридан — затворник; нынешний, согласно его заявлению, тур является последним. Отзывы…
— Это тоже пропусти. А данные о его деятельности до того, как он стал актером?
— Ничего нет. Это вся информация. Кирк медленно убрал передатчик.
— Так-так, — произнес он. — Знаешь, я все еще считаю, что это всего лишь предположение, Том… но, думаю, мне тоже стоило бы посетить сегодняшнее представление.
После представления Кирк, обогнув сцену, отправился за кулисы, имевшие вполне традиционный вид, и постучался в дверь с изображением звезды. Спустя мгновение ему открыла Ленора Каридан, столь же прекрасная, хотя и не столь странная, как арктурианская Леди Макбет. Она вопросительно подняла брови.
— Я видел ваш спектакль сегодня вечером, — произнес Кирк. — И прошлым вечером тоже. Я только хотел выразить свое восхищение… вам и Каридану.
— Благодарю вас, — вежливо ответила она. — Мой отец будет очень рад, мистер…?
— Капитан Джеймс Кирк, звездолет “Энтерпрайз”.
Это произвело на нее заметное впечатление — как и то, что он два вечера подряд был на их спектаклях. Она сказала:
— Мы польщены. Я передам ваш отзыв отцу.
— Нельзя ли мне его увидеть?
— Извините, капитан Кирк. Но он ни с кем не видится лично.
— Актер, отворачивающийся от своих поклонников? Это очень необычно.
— Каридан — очень необычный человек.
— Тогда я поговорю с Леди Макбет, — сказал Кирк. — Если у вас нет возражений. Я могу войти?
— Ну… разумеется. Она отступила в сторону. В гримерной была свалена целая груда театральных ящиков, готовых к отправке. — Простите, ничего не могу вам предложить.
Кирк с улыбкой посмотрел на нее.
— Вы очень скромны.
Она улыбнулась в ответ.
— Как видите, все уже упаковано. Следующие два спектакля у нас на Венеции, если “Звездная Королева” нас туда вовремя доставит. Мы уезжаем сегодня вечером.
— Это хороший корабль, — заметил Кирк. — А вам нравится ваша работа?
— В основном. Но играть классику сегодня, когда большинство публики предпочитает смотреть эти абсурдные трехмерные видеопостановки… Это не всегда приносит такое удовольствие, как могло бы.
— Но вы продолжаете, — заметил Кирк.
— О, да, — ответила она с едва заметной горечью. — Отец считает, что это наш долг перед публикой. Но из этого не следует, что публика всегда понимает классику.
— Она сегодня вечером очень хорошо вас принимала. Вы были исключительно убедительны как Леди Макбет.
— Благодарю вас. А как Ленора Каридан?
— Вы произвели на меня впечатление. — Он помедлил мгновение. — Мне хотелось бы увидеться с вами еще раз.
— Как с актрисой?
— Необязательно.
— Я… думаю, я была бы не против, но, сожалению, мы должны придерживаться графика.
— Ну, график не всегда столь жесток, как может показаться на первый взгляд, — сказал Кирк. — Что ж, посмотрим, что будет?
— Хорошо. Будем надеяться на лучшее.
Ответ был обещающим, хотя и несколько неопределенным. Но у Кирка не оказалось возможности продолжить свое исследование. Неожиданно, настойчиво зазвучал сигнал вызова.
— Извините, — сказал он. — Это вызывает мой корабль… Кирк слушает.
— Вызывает Спок, капитан. Я должен немедленно сообщить вам. Доктор Лейтон мертв.
— Мертв? Вы уверены?
— Абсолютно, — произнес Спок. — Мы только что получили сообщение от Кью-Центра. Он был убит — заколот.
Кирк медленно убрал прибор обратно в карман. Ленора наблюдала за ним. На ее лице не было видно ничего, кроме простодушной симпатии.
— Я должен покинуть вас, — сказал он. — Возможно, я свяжусь с вами позднее.
* * *
Кирк направился прямо в дом Лейтонов. Тело все еще находилось там, рядом не было никого, кроме Марты, но это ни о чем ему не говорило: он не был специалистом в подобных еещах. Он мягко взял Марту за руку.
— На самом деле он умер еще в день приезда этих актеров, — очень тихо произнесла она. — Его убила память. Джим… ты думаешь, что кто-нибудь из уцелевших смог хоть на миг забыть об этой трагедии?
— Мне очень жаль, Марта.
— Он был убежден, когда увидел этого человека, — продолжала она. — Двадцать лет прошло с тех ужасных событий, но он был уверен, что Каридан — именно тот человек. Это возможно, Джим? Неужели он все-таки Кодос?
— Я не знаю. Но пытаюсь разузнать.
— Двадцать лет к нему по ночам приходили кошмары. Я будила его, и он говорил, что все еще слышит крики невинных — и молчание казненных. Ему так никогда и не сказали, что произошло с его семьей.
— Боюсь, что в их участи не приходится сомневаться, — сказал Кирк.
— И эта неизвестность, Джим, неизвестность — те, кого ты любил мертвы или живы? Когда ты знаешь, ты их оплакиваешь, но рана затягивается, и ты продолжаешь жить. Но когда ты не знаешь ничего, каждый рассвет для тебя — погребение. Это убило моего мужа, Джим, а вовсе не нож… Я знаю это точно.
Она попыталась улыбнуться, и Кирк порывисто сжал ей Руку.
— Все в порядке, — сказала она, словно это она должна была кого-то успокаивать. — По крайней мере, теперь он успокоится. У него ведь никогда не было спокойствия. Наверное, мы никогда не узнаем, кто убил его.
— Я узнаю, черт бы меня побрал, — заявил Кирк, — узнаю это.
— Это уже не имеет значения. Довольно мстить. Пора это прекратить. Давно пора.
И вдруг слезы все же полились из ее глаз.
— Но я не забуду его. Никогда.
Кирк ворвался на борт корабля в такой неописуемой ярости, что никто даже не осмелился с ним заговорить. По пути в каюту он рявкнул в интерком:
— Ухура!
— Да, капитан, — ответила офицер связи; ее обычно твердый голос, прозвучал чуть ли не как писк.
— Соедините меня с капитаном Дэли, “Звездная Королева”. Она сейчас пристыкована к орбитальной станции. И включите скрэмблер.
— Есть, сэр… Он на связи, сэр.
— Джон, это Джим Кирк. Ты мог бы оказать мне маленькую услугу?
— Я должен тебе, по крайней мере дюжину, — ответил ему Дэли. — И еще дюжины две стаканчиков выпивки. Выкладывай свое убойное.
— Спасибо. Я хочу, чтобы ты передал мне свой груз.
— Ты хочешь заграбастать актеров?
— Именно, — ответил Кирк. — Я повезу их дальше. И если возникнут какие-нибудь сложности, все под мою ответственность.
— Сделаем.
— Я рад. Объясню все позже — надеюсь. Конец связи… Лейтенант Ухура, теперь мне нужен библиотечный компьютер.
— Библиотека.
— Запросите файл Кодоса. Мне сказали, что уцелело восемь или девять человек, бывших живыми свидетелями резни. Я хочу знать их имена и статус.
— Работаю… По порядку возраста: Лейтон Т., покойный. Молсон Е., покойный…
— Минутку, мне нужны оставшиеся в живых.
— Они остались в живых после резни, — четко доложил компьютер. — Покойные — недавние жертвы убийств, все дела еще не закрыты. Инструкции.
Кирк сглотнул. — Продолжай.
— Кирк Дж., капитан, Зт. “Энтерпрайз”. Вейганд Р., покойный. Эймс С, покойный. Дайкен Р., связист, Зт. “Энтерпрайз”…
— Что?
— Дайкен Р., связист, “Энтерпрайз”, возраст во время инцидента с Кодосом — пять лет.
— Хорошо, прервись, — приказал Кирк. — Ухура, соедините меня с мистером Споком… Мистер Спок, проследите чтобы подобрали труппу актеров Каридана и чтобы их занесли в бортовой журнал как отставших. Вероятно, они дадут специальное представление для офицеров и команды. Наш следующий пункт назначения — Эта Венеции. Сообщите мне время прибытия, как только обработаете данные.
— Слушаюсь, сэр. А что насчет образчиков синтетической пищи которые мы должны были забрать у доктора Лейтона?
— Таковых не существует, мистер Спок, — коротко ответил Кирк.
— Это тоже необходимо отметить. Отклонение звездолета с курса…
— Это серьезное дело. Что ж, пятнышко на имени доктора Лейтона уже ничем ему не может повредить. И еще, мистер Спок. Покой труппы Каридана требую соблюдать свято. Они могут свободно передвигаться по кораблю, как предусмотрено правилами, но их каюты — экстерриториальны. Передайте это всем.
— Да, сэр. — В голосе Спока невозможно было уловить никаких эмоций; впрочем, как и всегда.
— И, наконец, последнее, мистер Спок. В отношении лейтенанта Роберта Дайкена, офицера связи. Пожалуйста, переведите его в инженерную секцию.
— Сэр, — сказал Спок, — он только что перешел из инженерной секции.
— Я знаю. Отошлите его назад. Ему нужно поднабраться еще немного опыта.
— Сэр, будут ли какие-нибудь пояснения? Он неминуемо заподозрит, что этот перевод — дисциплинарная мера.
— Ничем не могу помочь, — вежливо ответил Кирк. — Выполняйте. И сообщите мне, когда Кариданы прибудут на борт.
Он помедлил и посмотрел на потолок, не в силах сдержать угрюмую улыбку.
— Я думаю, — сказал он, — мне придется провести с молодой леди экскурсию по кораблю.
Последовала довольно долгая тишина. Наконец, Спок совершенно нейтрально ответил:
— Как прикажете, сэр.
В этот час двигательный отсек был пуст, и в нем было тихо, если не считать тихого пульсирующего гудения огромных двигателей; “Энтерпрайз” шел в пространстве. Ленора огляделась и улыбнулась Кирку.
— Вы специально приказываете, в таких случаях притушить свет?
— Хотел бы я сказать “да”, — ответил Кирк. — Но на самом деле, мы просто стремимся как можно точнее имитировать смену дня и ночи. У человеческих существ имеется встроенный цикл чередования сна и бодрствования; и мы стараемся следовать ему.
Он показал на огромные кожухи.
— Вам это интересно?
— О, да… Вся эта энергия — ив полной вашей власти. Вам это нравится, капитан?
— Я надеюсь, что во мне больше от человека, чем от машины, — ответил он.
— Во всяком случае — интригующее сочетание того, и другого. Вся эта сила в вашем распоряжении… Но решения…
— …абсолютно человеческие.
— Вы уверены? — спросила она. — Абсолютно, пожалуй; но человеческие ли?
Кирк мягко произнес:
— Можете быть уверены.
Сзади неожиданно раздались чьи-то шаги. Кирк выжидающе обернулся. Это оказалась старшина Рэнд, выглядящая в этом свете особенно привлекательно, несмотря на свою униформу… и излишне серьезное выражение лица. Она протянула конверт.
— Извините, сэр, — сказала она. — Мистер Спок подумал, что вы должны получить это немедленно.
— Именно так. Благодарю вас, — Кирк убрал конверт в карман. — Это все.
— Да, сэр. — Девушка удалилась, не моргнув и глазом. Ленора наблюдала, как она уходила, и, казалось, ее что-то позабавило.
— Красивая девушка.
— И очень исполнительная.
— А вот и тема, капитан. Расскажите мне о женщинах вашего мира. Изменили ли их машины? Сделали ли они из женщин просто людей?
— Вовсе нет, — ответил Кирк. — На этом корабле у них те же права и обязанности, что и у мужчин. Они совершенно равноправны; соревнуются на равных и не имеют никаких особых привилегий. Но они, по-прежнему, — женщины.
— Я это вижу. Особенно та, которая только что ушла. Такая хорошенькая. Боюсь, я ей не понравилась.
— Чепуха, — воскликнул Кирк несколько более простодушно, чем намеревался. — Вам просто кажется. Старшина Рэнд — исключительно деловой человек.
Ленора опустила взгляд.
— Все же вы мужчина, капитан. Вы, командир звездолета, так мало знаете о женщинах. И все же, я едва ли могу винить ее.
— Человеческая натура не изменилась, — сказал Кирк. — Повзрослела, может быть, стала богаче… но ничуть не изменилась.
— Это меня немного успокаивает. Понимание того, что люди по-прежнему могут чувствовать, мечтать, влюбляться… все это, но и могущество тоже! Словно Цезарь… и Клеопатра.
Она придвигалась все ближе и ближе, но очень медленно. Кирк оценил ситуацию и обнял ее.
Поцелуй был страстным и долгим. Она первая прервала его, посмотрев ему в глаза; выражение ее лица было наполовину умиротворенным, наполовину шутливым.
— Я должна была знать, — сказала она. — Я никогда еще не целовала Цезаря.
— Репетиция, мисс Каридан?
— Представление, капитан.
Они снова поцеловались. Что-то хрустнуло на груди Кирка. Спустя какое-то время он осторожно взял ее за плечи и слегка отстранил, но недалеко.
— Не прерывайтесь.
— Я не прерываюсь, Ленора. Но надо бы посмотреть, что мне переслал Спок, что он счел настолько важным. У него имелся приказ не следить за мной.
— Понятно, — сказала она, посерьезнев.
— Капитаны звездолетов прежде говорят, а уж потом целуются. Что ж, посмотрите, что вам прислали.
Кирк вытащил конверт и разорвал его. Послание было коротким, четким, в духе Спока. Оно гласило:
“Офицер корабля Дайкен отравлен, состояние серьезное. Доктор Мак-Кой выясняет причину и подбирает противоядие. Требует вашего присутствия.
Спок.”
Ленора увидела, как изменилось лицо Кирка. Наконец она сказала:
— Мне кажется, что я вас потеряла. Надеюсь, не навсегда.
— Вряд ли, — ответил Кирк, пытаясь улыбнуться, но это ему не удалось. — Просто я должен был раньше посмотреть эту записку. Извините меня, пожалуйста; и, — доброй ночи Леди Макбет.
Когда Кирк прибыл в госпитальный отсек, Спок и Мак-Кой уже были там. Дайкен лежал на столе, от его покрытого испариной тела тянулись многочисленные провода к контрольному пульту, который, казалось, тихо сходил с ума. Кирк бросил быстрый взгляд на пульт, однако показания этих приборов мало что ему говорили. Он спросил:
— Он выживет? Что произошло?
— Кто-то подложил ему в молоко тетралубизол, — сказал Мак-Кой. — Неуклюжая работа — эта штука весьма ядовита, но почти не растворяется. Так что выделить ее оказалось легко. Он еще плохо себя чувствует, но шансы неплохие. Больше, мне нечего сказать, Джим.
Кирк бросил острый взгляд сперва на врача, затем на Спока. Они оба следили за ним, как коты.
— Прекрасно, — сказал он. — Вижу, что теперь, я следующий. Так почему бы вам не начать свою лекцию, мистер Спок?
— Дайкен был предпоследним свидетелем по делу Кодоса, — ровно проговорил Спок. — Вы — последний. Доктор Мак-Кой и я проверили библиотеку, как и вы, и получили ту же информацию. Мы предполагаем, что вы ухаживаете за мисс Каридан, чтобы получить информацию, — но следующее покушение будет на вас. Совершенно очевидно: вы и Дайкен до сих пор оставались в живых только потому, что находились на борту “Энтерпрайза”. Но если был прав доктор Лейтон, — у вас больше нет такого преимущества, и покушение на Дайкена, похоже, это подтверждает. Короче, вы сами пригласили смерть.
— Я уже делал это прежде, — ответил устало Кирк. — Если Каридан — это Кодос — я хочу его прижать. И все. Установление истины — часть моей работы.
— Вы уверены, что это все? — спросил Мак-Кой.
— Нет, Боунс, совсем не уверен. Помнишь, кем я тогда был на Тарсе — простым механиком, попавшим в гущу революции. Я видел, как женщин и детей загоняли в камеры, из которых не было выхода… и возомнивший себя мессией, полусумасшедший Кодос нажимал клавишу. И затем, внутри никого не оказывалось. Четыре тысячи людей — исчезнувшие, мертвые, — а я должен был стоять и дожидаться своей очереди… Я не могу забыть этого, как не мог забыть Лейтон. Я думал, что забыл, но ошибался.
— И что будет, если ты решишь, что Каридан — это Кодос? — спросил Мак-Кой. — Что тогда? Ты триумфально пронесешь по коридорам его голову? Этим мертвых не вернешь!
— Конечно же, нет, — ответил Кирк. — Но, по крайней мере, они смогут покоиться в мире.
— Мне отмщение, и азм воздам, сказал Господь, — почти прошептал Спок. Оба мужчины испуганно уставились на него.
Наконец Кирк сказал:
— Это правда, мистер Спок, что бы это ни означало для человека другого мира, вроде вас. Я ищу не отмщения. Я ищу справедливости и предотвращения. Кодос убил четыре тысячи человек, и пока он на свободе, он может снова устроить резню. Но еще учтите, Каридан — такое же человеческое существо, как и все мы, и обладает теми же правами. Он заслуживает той же справедливости. И если это возможно, с него необходимо снять все подозрения.
— Я не знаю, что хуже, — произнес Мак-Кой, переводя взгляд со Спока на Кирка, — человек-машина или капитан-мистик. Идите оба к черту и оставьте меня с пациентом.
— С радостью, — ответил Кирк. — Я собираюсь побеседовать с Кариданом, не обращая внимания на его правило не давать интервью. Он может попытаться убить меня, если ему захочется, но при этом ему придется уложить и моих офицеров.
— Короче, — произнес Спок, — вы считаете, что Каридан — это Кодос.
Кирк поднял руки.
— Конечно же, мистер Спок, — сказал он. — Неужели я настолько туп, чтобы так не думать? Но я хочу в этом убедиться. Это единственное определение справедливости, которое мне известно.
— Я, — произнес Спок, — назвал бы это логикой.
Каридан с дочерью не только не спали, когда открыли на стук Кирка, но уже наполовину были одеты в костюмы, готовясь к спектаклю, который они должны были дать перед командой “Энтерпрайза”. Каридан был одет в рубище, которое могло быть одеянием Гамлета, призрака или короля-убийцы; что бы это ни было, выглядел он величественно. Это впечатление он еще усилил, подойдя к высокому резному креслу и усевшись в него, словно на трон. В руках он держал довольно потрепанный томик пьесы, на котором карандашом было написано его имя.
Ленору было легче определить: она была сумасшедшей Офелией… или просто девятнадцатилетней девушкой в ночной рубашке. Каридан взмахом руки отослал ее. Она отступила с осторожным выражением лица, но все же осталась стоять у двери каюты.
Каридан повернул неподвижные, сияющие глаза в сторону Кирка и спросил:
— Что вам угодно, капитан?
— Я хочу прямого ответа на прямой вопрос, — сказал Кирк. — И обещаю: вам не причинят вреда на этом корабле, и с вами поступят по справедливости, когда вы его покинете.
Каридан кивнул, словно и не ожидал ничего другого. Капитан явно раздражал его. Наконец Кирк сказал:
— Я подозреваю вас, мистер Каридан. Вы это знаете. Мне кажется, что лучшую свою роль вы играете вне сцены.
Каридан угрюмо улыбнулся.
— Каждый человек в разное время играет разные роли.
— Но меня интересует только одна. Скажите мне: вы Кодос-Палач?
Каридан посмотрел на свою дочь, но казалось, не видел ее; глаза его были раскрыты, зрачки сужены, как у кошки.
— Это было давно, — сказал он. — Тогда я был еще молодым характерным актером, путешествовавшим по земным колониям… Как видите, я до сих пор этим занимаюсь.
— Это не ответ, — сказал Кирк.
— А что вы ожидали? Будь я Кодос, у меня на руках была бы кровь тысяч. Так признался бы я чужаку двадцать лет спустя, на столь долгий срок избежав более организованного судилища? Кем бы ни был Кодос в те дни, я никогда не слышал, чтобы о нем сказали: он был дураком.
— Я оказал вам услугу, — сказал Кирк. — И я обещал относиться к вам честно. Это не просто слова. Я — капитан этого корабля, и каково бы ни было правосудие — здесь оно в моих руках.
— А я воспринимаю вас иначе. Вы стоите передо мной, как четкий символ нашего технологического общества: механизированного, электронного, обезличенного… и не совсем человеческого. Я ненавижу машины, капитан. Они обездолили человечество, лишили человека стремления достигать величие собственными силами. Вот почему я актер, играющий в живую, а не тень в видеофильме.
— Рычаг — всего лишь орудие, — возразил Кирк. — У нас теперь есть новые орудия, но великие люди выживают и не чувствуют себя обделенными. Злодеи используют, орудия чтобы убивать, как это делал Кодос. Но это не означает, что сами эти орудия — зло. Оружие само не стреляет в людей. Это делают люди.
— Кодос, — сказал Каридан, — кто бы он ни был, должен был решать вопрос жизни и смерти. Некоторые должны были умереть, чтобы остальные остались жить. Это право королей, но это и их крест. И командиров тоже. Иначе зачем бы вы оказались здесь?
— Я что-то не помню, чтобы мне пришлось убить четыре тысячи невинных людей.
— И я этого не помню. Но зато я помню, что остальные четыре тысячи были спасены. Если бы я ставил пьесу о Кодосе, первым делом я бы вспомнил об этом.
— Это была не пьеса, — сказал Кирк. — Я был там. Я видел, как это произошло. И с тех пор все оставшиеся в живых свидетели систематически убивались… кроме двоих или троих. Один из моих офицеров был отравлен. Я могу быть следующим. И вот вы здесь, — человек, о котором у нас никакой информации, больше чем девятилетней давности — и определенно опознанный, не важно ошибочно или нет ныне покойным доктором Лейтоном. Думаете, я могу все это игнорировать?
— Нет, конечно же, нет, — ответил Каридан. — Но это ваша роль. У меня своя. Я сыграл много ролей. — Он посмотрел на свои старческие руки.
— Рано или поздно, кровь холодеет, тело старится, и, наконец, человек начинает радоваться, что его память слабеет. Я больше уже не ценю жизнь, даже свою собственную. Смерть для меня — всего лишь освобождение от ритуала. Я стар и устал, и прошлое для меня — туман.
— И это все, что вы можете ответить?
— Боюсь, что так, капитан. Разве вы всегда получали то, что хотели? Нет, ни у кого так не получается. Но если вам так везло, что ж, — остается только пожалеть вас.
Кирк пожал плечами и отвернулся. Он заметил, что Ленора пристально смотрит на него, но ему было нечего ей сказать. Он вышел.
Она проследовала за ним. В коридоре, напротив двери, она произнесла ледяным шепотом:
— Вы — машина. С огромным кровавым пятном жестокости на металлической шкуре. Вы могли пощадить его.
— Если он Кодос, — ответил также тихо Кирк, — тогда я уже и так проявил к нему неслыханное снисхождение. Больше, чем он заслуживает. Если же он не Кодос, тогда мы доставим вас на Эту Венеции без всякого вреда.
— А кто вы такой, — угрожающе произнесла Ленора, — чтобы говорить о причиненном зле!?
— А кем я должен для этого быть?
Она, казалось, собралась ответить, в глазах ее металось яростное холодное пламя. Но тут открылась дверь, и показался Каридан, уже не казавшийся таким высоким и величественным, как прежде. По ее щекам побежали слезы; она протянула руки к его плечам, голова ее опустилась.
— Отец… отец…
— Пустяки, — мягко сказал Каридан, придав себе чуть-чуть былого величия. — Это давно прошло. Я всего лишь дух твоего отца, приговоренный являться в назначенный час ночи…
— Успокойся!
Чувствуя себя полудюжиной злобных чудовищ, Кирк оставил их наедине.
Для спектакля зал заседаний переоборудовали в небольшой театр; там и тут виднелись камеры, чтобы постановку по трансляции могли наблюдать те члены экипажа, которые должны были оставаться на своих постах. Свет уже погасили, и Кирк, конечно, снова опоздал. Он как раз опускался в свое кресло — как капитану, ему полагалось кресло в переднем ряду, и он, не мешкая уселся в него, — когда занавес раздвинулся и появилась Ленора в белом костюме Офелии и гриме.
Она произнесла чистым, почти веселым голосом:
— Сегодня Каридан представляет “Гамлета” — еще одну пьесу из цикла живых пьес пространства, посвященную традициям классического театра, которые, как мы верим, никогда не умрут. “Гамлет” — жестокая пьеса о жестоком времени, когда жизнь не стоила почти ничего, а честолюбие было всем. Это пьеса вне времени; она о личной вине, сомнениях, нерешительности и незаметной грани между Правосудием и Местью.
Она исчезла, оставив Кирка в задумчивости. Никому не нужно было представлять “Гамлета”, этот монолог предназначался только для него. Ему тоже не надо было напоминать, но послание, содержавшееся в прологе, он уловил.
Раздвинулся занавес, и пьеса началась. Но Кирк упустил большую часть начала, поскольку именно в эту минуту появился Мак-Кой и уселся рядом с Кирком, и довольно долго при этом устраивавшийся.
— А вот и мы, вот и мы, — пробормотал он. — За всю долгую историю медицины ни один доктор не поспевал к поднятию занавеса.
— Заткнись, — сказал ему вполголоса Кирк. — Тебя предупреждали заранее.
— Да, но никто не говорил мне, что в последнюю минуту я потеряю пациента.
— Кто-нибудь умер?
— Нет, нет. Просто лейтенант Дайкен удрал из госпитального отсека, вот и все. Мне кажется, он тоже хотел посмотреть пьесу.
— Но она транслируется в госпитальный отсек!.
— Я знаю это. Да успокойся ты, а? Как я могу что-то расслышать, если ты постоянно что-то бубнишь.
Ругаясь про себя, Кирк встал и вышел. Как только он очутился в коридоре, он подошел к ближайшему интеркому и приказал начать поиск. Но, по распоряжению Мак-Коя, он уже шел.
Но обычный поиск, решил Кирк, явно недостаточен. Вся семья Дайкена была уничтожена на Тарсе… и кто-то пытался убить его самого. На этот раз нельзя было допустить и малейшей случайности; во время спектакля не только Каридан, но и весь корабль мог оказаться во власти эмоций… или мести.
— Службе безопасности — тревога высшей степени, — приказал Кирк. — Обыскать каждый дюйм, включая груз.
Постепенно стала поступать информация, и он вернулся назад в преображенный зал заседаний. Он был все так же встревожен, но сейчас больше ничего не мог сделать.
До его ушей донесся звук барабана. Сцена была окутана мглой, рассеиваемой лишь красным светом прожектора, и актеры, игравшие Марцелла и Горацио, сейчас покидали ее. Очевидно, что шла уже пятая сцена первого акта. В красном луче материализовалась фигура призрака и подняла руку, приглашая Гамлета, но Гамлет отказался последовать за ней. Призрак — Каридан, снова поманил его, и гром барабана несколько усилился.
Кирк не мог сейчас думать больше ни о чем, креме того, что Каридан — отличная цель. Он быстро обогнул захваченную действием публику, направляясь за кулисы.
— Говори, — произнес Гамлет. — Я дале не пойду.
— Внемли мне, — гулко произнес Каридан.
— Слушаю тебя.
— Близится тот час, когда я снова должен покориться мучительному пламени…
И вдруг Кирк увидел Дайкена, притаившегося сбоку. Он уже нацелил фазер на Каридана.
— …и суждено тебе найти отмщенье…
— Дайкен! — воскликнул Кирк. Он ничего больше не мог сделать; ему пришлось кричать через всю сцену. Диалог оборвался.
— Я дух твоего отца, приговоренный является в назначенный в ночи…
— Он убил моего отца, — сказал Дайкен. — И мою мать.
— …и днем горю я в адском пламени, пока те злодеяния, что совершились в дни моего правления…
— Вернись в госпитальный отсек!
— Я знаю. Я видел. Он убил их.
— …не будут сожжены и очшценье…
Зрители стали переговариваться между собой; они слышали каждое слово. Слышал и Каридан. Он посмотрел в сторону Дайкена, но свет был слишком слаб, чтобы можно было что-то рассмотреть. Ослабевшим голосом он попытался продолжать.
— Я… я мог бы рассказать тебе…
— Ты можешь ошибаться. Не трать свою жизнь на ошибку.
— …историю, что душу надорвет, и кровь младую заморозит в жилах…
— Дайкен, отдай мне оружие.
— Нет.
Несколько человек из зала встали. Кирк смог увидеть, как сбоку осторожно продвигалось несколько сотрудников службы безопасности. Но они опоздают. Дайкен в упор нацелился на Каридана.
Но тут задник декорации вдруг распахнулся, и появилась Ленора. Ее глаза были светлы и лихорадочны, в руке она держала несуразно длинный кинжал.
— Все кончено! — сказала она звонким, театральным голосом. — Все это не важно, отец. Я сильна! Придите же, о вы, духи огня и воздуха, позвольте плоть покинуть! Услышьте же меня…
— Дитя, дитя!
Она не слышала его. Она была сумасшедшей Офелией; но строки принадлежали Леди Макбет.
— Все призраки мертвы. Кто мог подумать, что в них столько крови? Я освободила тебя, отец. Я сняла с тебя кровь. Если бы он не напоминал мне так моего отца, когда он спал, разве я когда-нибудь сделала бы это…
— Нет! — воскликнул Каридан голосом, полным ужаса. — Ты мне ничего не должна! Тебя не коснулось то, что я сделал, ты еще даже не родилась тогда! Я хотел, чтобы ты осталась чистой…
— Бальзам! Я дам тебе его! Ты в безопасности, никто не сможет тронуть тебя! Видишь, Банко здесь, видишь, Цезарь — даже он не может тебя тронуть. В этом замке прекрасные кресла.
Кирк вышел на сцену, краем глаза наблюдая за сотрудниками службы безопасности. Дайкена, казалось, заворожило действо в дымке, но его оружие все также было направлено в цель.
— Хватит, — сказал Кирк. — Оба идемте со мной.
Каридан повернулся к нему, разведя руками.
— Капитан, — сказал он. — Постарайтесь понять. Я был солдатом великой цели. Были вещи, которые оказалось необходимо сделать — тяжелые вещи, ужасные вещи. Вы знаете цену этому; ведь вы тоже капитан.
— Прекрати, отец, — сказала Ленора до странности рассудительным голосом. — Здесь нечего объяснять.
— Есть что. Убийство. Побег. Самоубийство. Сумасшествие. И цена все равно недостаточна; погибла и моя дочь.
— Для тебя! Для тебя! Я спасла тебя!
— Ценой семи невинных людей, — сказал Кирк.
— Невинных? — Ленора громко и театрально рассмеялась, словно сейчас она стала Медеей. — Невинных! Они видели! Они были виновны!
— Хватит, Ленора, — сказал Кирк. — Пьеса закончена. Все это уже произошло двадцать лет назад. Ты идешь со мной, или мне придется тебя тащить?
— Лучше уйдите, — произнес Дайкен, появляясь сбоку. Он вышел к рампе, все еще держа оружие, нацеленным. — Я не был бы таким милосердным, но у нас уже хватает сумасшествия. Спасибо, капитан.
Ленора резко повернулась к нему. Мгновенным движением, — словно зарница полыхнула — она выхватила у него оружие.
— Все назад! — закричала она. — Отойдите назад, все! Пьеса продолжается!
— Нет! — хрипло вскричал Каридан. — Во имя Бога, дитя…
— Цезарь, повелитель! Вы могли получить весь Египет! Бойтесь мартовских ид!
Она нацелила оружие на Кирка и нажала спуск. Но как ни быстра была она в своем сумасшествии, Каридан оказался быстрее. Луч ударил ему прямо в грудь.
Ленора взвыла, как брошенный котенок, и рухнула на колени рядом с ним. Охранники ворвались на сцену, но Кирк отмахнулся от них.
— Отец! — причитала Ленора. — О, гордая смерть, ты радуешься в своей вечной келье, что такой великий принц кроваво убит! — Она снова начала смеяться.
— Суть, отец, суть! Нет времени на сон! Игра! Игра — вот тот удел, которым мы закабалим совесть короля…
Мягкие руки отстранили ее от тела. А в ухо Кирку прошептал голос Мак-Коя:
— В конце концов, ей даже не удалось правильно процитировать строки.
— Позаботьтесь о ней, — бесстрастно сказал Кирк. — Кодос мертв… но мне кажется, что она имеет привычку гулять во сне.